Шастун, в ординаторскую!

Вечером того же дня Антон уже во всю смеялся с произошедшего (ну как во всю - насколько пережитая травма позволяла). Всё-таки превращать свою жизнь в стендап - великое искусство. А главное, полезное. Следующие две недели пролетели как один день, и вот он уже сидит на чемодане в залитой кроваво-красными лучами восходящего солнца прихожей. Именно таким Антон представлял рассвет перед битвой, описанной в "Слове о полку Игореве". Битвой, которая стала роковой для княжеского воиска. На задворках сознания билась необъяснимая и такая несвоевременная тревога. Пытаясь отогнать от себя неприятные мысли, Антон бездумно пролистывал ленту ВК, подбирал плейлист в дорогу, проверял, всё ли взял с собой и просто бездумно шатался по квартире. Живот противно скрутило, как всегда в минуты сильного волнения, но адекватной причины для этого Антон не находил - его организм сам решал, когда начинать трястись с нихуя, и с мозгом этот процесс взаимосвязан не был явно. Его просто бросало в дрожь, кровь приливала к сердцу, заставляя его колотиться в каком-то нереальном ритме, а конечности - холодеть. Шестое чувство, происки демонов - обьясняйте как хотите. Факт остаётся фактом - жить это мешало страшно. - Антош, всё взял? - аккуратно спросила мать, подсаживаясь рядом на табурет. - Вроде да. - безэмоционально ответил парень. Неожиданно Майя порывисто обняла его, утыкаясь носом в плечо. Антон чувствовал, как содрогаются её плечи от беззвучных рыданий. Он осторожно гладил её, пытаясь успокоить. Даже некое подобие нежности проснулось в нём, несмотря на прохладные отношения с родительницей. - Тоша, глаз с отца не спускай. Я знаю, что он хочет уйти из семьи и нас бросить. Тебя бросить. Как проснулось, так и уснуло, сбственна. Парень отстранился, смеряя мать пустым взглядом. Умеет же масла в огонь подлить, а. Демонстративно отвернувшись, он достал из лежащего в ногах рюкзака кейс с беспроводными наушниками и вставил их в уши. - Тоша! - потеребила его за рукав худи Майя. - Тош, послушай, пожалуйста. - Пора ехать, Антох. - вовремя материализовался перед носом отец, избавляя его от очередного словесного поноса матери. Другим словом назвать это было уже невозможно. Не спустя столько времени. Парень молча поднялся, подхватывая за лямку рюкзак, и не оглядываясь покинул квартиру, несильно хлопнув дверью. - Че с ним? Что ты ему сказала? - Ничего. - пожала плечами женщина, скрещивая руки на груди. - Вот только пиздеть не надо с утра пораньше. Он ещё пол часа назад нормальный был. - Кто тебе дал право со мной так разговаривать? - скривившись прошипела она. - Кто тебе дал право разговаривать в принципе, мне интересно? - парировал Андрей. - Не вылечишь свою шизофрению к нашему возвращению - я подам на развод. - он сделал паузу, и добавил уже спокойнее. - Пока. Успокойся, ради Бога. Я не делаю ничего из того, в чем ты меня подозреваешь. Подумай о том, что ты делаешь. - Подумай о том, - по слогам произнесла Майя. - что ты делаешь! - Ой бляяяяяяя... - Променял меня на какую-то шлюху! У тебя ребёнок, о нем ты думаешь?! - Я смотрю, ты о нём много думаешь! - ЧТО? - Всё, аривидерчи. - ретировался мужчина, быстро запирая дверь на ключ и внутренне торжествуя, но, вспомнив, что чемодан остался внутри, хлопнул себя по лбу. Открыть дверь он решился, только когда вопли с той стороны прекратились. Рассудив, что жена ушла в другую комнату, он молниеносно вытащил чемодан на лестничную клетку и вновь повернул ключ в скважине, прежде, чем та бросилась в прихожую на звук, чтобы высказать всё невысказанное, и, выдохнув, вызвал лифт. *** На улице было прохладно и свежо. Детские площадки, машины, однотипные многоэтажки - всё казалось розовым от солнца, сказочным, и в то же время пугающим. На горизонте угрожающе чернели тучи, тьма медленно ползла с востока, оплетая своими щупальцами золотой купол над городом. Антон всматривался в постепенно темнеющий край неба, не думая ни о чем, когда из подъезда вышел отец с чемоданом в руке и ключом зажигания в другой. Едва двери машины разблокировались, Антон юркнул внутрь, первым делом включая радио и бросая рюкзак на заднее сидение. Хотелось расслабиться и выбросить горькие слова матери из головы, как он делал всегда, но каждое из них оседало где-то в душе, распространяя свой яд по венам. Откинув голову насколько позволяло кресло, парень прикрыл глаза - спать хотелось ужасно. Сквозь опущенные веки солнечные лучи пробивались багровой пеленой, но Антон принципиально не опускал козырёк, позволяя золотистому свету согревать бледную кожу шеи и нижней части лица. Они тронулись в путь, и, несмотря на то, что Антона немного укачивало, он не нашёл в себе силы разлепить глаза до самого приезда на вокзал. На улице все ещё было зябко, и парень запахнул, а затем и застегнул на молнию осеннюю куртку. Перед отправкой поезда они с отцом успели сбегать в ближайшую чебуречную, и теперь ароматные жирные беляши грели руки и желудок. Пришло время рассаживаться по вагонам, и Антон с радостью забежал внутрь, в тепло, напоследок с лёгкой тоской посмотрев на белые колонны здания вокзала "Воронеж - 1". "Скоро вернусь." - подумал Антон, не обращаясь в своих мыслях ни к кому конкретно, скорее к месту. Дом есть дом, и как бы он не любил Питер, уезжать всегда было грустно. А может быть, он просто боялся того, что его ждёт, хоть и не признавался в этом, даже себе. Ложиться под нож всегда страшно, хоть в первый раз, хоть в двадцать первый... Почти всю дорогу Антон проспал, изредка прерываясь на поесть, в туалет сходить и в карты с отцом поиграть. Пересадка в Москве, короткая пробежка с Казанского до Ленинградского вокзала, и снова мерный, убаюкивающий стук колёс. После четырнадцати часов пути Шастун был похож на варёную воблу, чувствовал себя также. Из центра Питера пришлось взять такси до Пушкина, где находился стационар и отель, снятый на сутки. Душу грела мысль о тёплой, мягкой постели, тишине и прочих прелестях, недоступных пользователям РЖД. В боковом стекле плыли улочки и парки, некоторые места Антон узнавал, но вникать, где они едут, желания не было. Вскоре машина покинула пределы Питера, а гранит города сменился черным частоколом деревьев по обеим сторонам от дороги. Пушкин был вообще более зелёным, нежели Питер, хотя в это время это было не особо заметно. Сама гостиница и снаружи выглядела симпатично, и внутри была уютной - кругом статуэтки и статуи, выполненные под бронзу, тёплые тона, стены с фотографиями именитых постояльцев (что они все забыли в тихом пригороде, когда до второго города в стране пол часа на машине - вопрос), широкий кожаный диван под лестницей и прочие мелочи. Сам номер - крохотное помещение с двумя односпальными кроватями вдоль стен, телевизором и ванной комнатой - порадовал чуть меньше, но Антону было всё равно - кровать есть кровать, а в сон клонило настолько, что у парня едва хватило сил дотащиться до душа и обратно - дорога всегда ужасно изматывала, так что мозг отключился, едва русая голова коснулась подушки.

Ночь прошла, и кровяные зори Возвещают бедствие с утра. Туча надвигается от моря На четыре княжеских шатра. Чтоб четыре солнца не сверкали, Освещая Игореву рать, Быть сегодня грому на Каяле, Лить дождю и стрелами хлестать! Уж трепещут синие зарницы, Вспыхивают молнии кругом. Вот где копьям русским преломиться, Вот где саблям острым притупиться, Загремев о вражеский шелом!