Без обязательств

— Останови здесь. — Нам нельзя опаздывать, — Бан переключил скорость, но машину не остановил. — Мне всё равно, — Чонин показательно начал открывать дверь автомобиля из-за чего Чан резко затормозил.       Младший мафиози отстегнул ремень и вышел из машины, находясь в ожидании, пока его телохранитель загонит машину на траву с шоссе. Чан оставался за рулём, пока в очередной раз не поймал на себе недовольный взгляд чёрных лисьих глаз. Чонин кивком головы пригласил Бана следовать за ним к обрыву. Телохранитель догадывался в чём дело: младший Со хочет поговорить.       Такие разговоры между ними случаются невероятно редко, Чан по пальцам пересчитать может. Чонин никогда не ругал его, но всегда давал понять, если чем-то был недоволен. И хотя разговаривали они на отстраненные темы, вся их речь переполнялась самыми различными намёками. Разговаривать напрямую о том, что беспокоило, они не умели. — Присаживайся, — Чонин похлопал рядом с собой траву, на что Бан развернулся и сел спиной к спине. — Нельзя, чтобы вас пристрелили. В таком положении мне легче наблюдать за вашим тылом, — объяснил телохранитель. — Ты вообще никогда не расслабляешься, — нахмурился Чонин, но от чужой спины не отпрянул.       Начинался четвертый час утра, а они ещё даже не доехали до середины пути. Чану влетит за опоздание и младший Со это знает, но если он не поговорит с телохранителем сейчас, то этого не случится никогда. Чонин думает, как лучше начать разговор и, в конце концов, приходит к выбору сказать всё прямо, хоть никогда этого и не делал. Времени у них оставалось очень мало и перекинуться парой двусмысленных намёков, в попытках прийти к решению, не получится. — Ты ведь всё знаешь, — Чонин старается говорить это без укора, но получается плохо, он обижен за трусость Чана в самый неподходящий момент. — Зачем притворяешься? Думаешь, я был настолько пьян каждый раз, когда происходило подобное, что действительно ничего не помнил на следующее утро? Так сильно боишься последствий? — Такие отношения, — Чан выдерживает паузу, подбирает слова. Он не ожидал, что Чонин выйдет в разговоре на тропу прямолинейности и оказался не готов. — Подобное не должно происходить между заказчиком и подчинённым.       “Подобное”... Бан старательно избегает таких слов как любовь, отношения, страсть, секс. Чонина это выбешивает. Он глубоко вздыхает и поднимает голову вверх, откидывая её на плечо телохранителя. На небе темные облака закрывают луну. В них есть дырки, через которые светят звёзды. Это отвлекает и успокаивает младшего Со. Лишь после этого он продолжает: — Я устал биться за тебя. Устал давать тебе открытые намёки. Устал добиваться твоего внимания. Если ты не можешь принять меня, тогда просто расторгни контракт, потому что я уже не могу находиться рядом с тобой в таком положении, в котором мы оказались сейчас, — Чонин закрывает глаза.       Всё это время Чан внимательно наблюдает за шоссе, машиной и горой с витиеватой дорогой напротив. Слова младшего Со его ошеломляют. Ему опять нужно время, чтобы понять сказанное и проговорить принятое им решение. Выбор у него, конечно, есть, хоть и небольшой. Да и тянуть больше нельзя: Чонин обручен. Беззаботной жизни пришёл конец, время набирает свои обороты как барабан в стиральной машинке, совсем скоро оно будет крутиться так же быстро. Чан принимает единственное, как ему кажется, верное решение: он разворачивается, обнимает Чонина со спины, нависает над ним и целует. — Давай попробуем, — заключает он, прерывая поцелуй, когда младший Со открывает глаза. Чонин, кажется, светится вместо луны этим пасмурным утром и улыбается. — Нам уже нечего терять. Впервые они нарушают договор, как им кажется, вдоль и поперёк. Этим утром они едут не домой, а в отель любви.

***

      Чан оплачивает номер и смазку с презервативами, пока Чонин пытается скрыть своё лицо за маской и совершенно безвкусной шляпой, которую когда-то подарил ему отец и та валялась на спинке заднего сидения машины.       Номер не был люкс. Не потому что финансы Чана не позволяли, а скорее потому, что он не любит всякие вычурности в виде кроватей-сердечком, розовое постельное бельё и обои, безвкусную подсветку и дешевые розовые розы. Номер был больше похож на обычный, без изысков: белое постельное бельё, приятно пахнущее порошком, старенький выпуклый телевизор с антеннкой-усиками, кровать, которая занимала почти всё пространство, матовые прозрачные дверцы в ванную…       Это не напоминало Чонину дом, но давало ощущение покоя. Не долго думая, он направился в ванную, оставляя Чана следующим в очереди. Бан времени тоже зря не терял, подготовил и смазку и презервативы, чтобы всё было под рукой в нужный момент. Приглушил свет и включил на фон тихое шипение телевизора, каналы тот уже давно никакие не ловил.       Чонин вышел из душа в длинном белом махровом халате, позволяя Чану пройти. Он сел на кровать и достал телефон из своего костюма. На экране красовались кучи пропущенных от мамы и примерно столько же сообщений в разных мессенджерах. “Я сегодня остаюсь в казино, не беспокой меня.” Короткое и лаконичное сообщение было послано через смс, после чего Чонин перевёл телефон в авиарежим. Ему хотелось, чтобы ничего их не отвлекало.       Младший Со блаженно растянулся на кровати, лёжа на спине, не осознавая, что начинает понемногу засыпать. Но что-то большое нависло над ним. Пара холодных капель упали ему на лицо и открытую грудь из-под халата. По бедру по-хозяйски медленно прошлась чужая мокрая и большая ладонь. — Рановато для сна, — голос Бана был тихим и низким. Чонин распахнул глаза и глубоко вдохнул, когда увидел нависшего над ним Чана с мокрыми волосами и одним полотенцем на бёдрах. В голове младшего яркой вывеской загорелась фраза “Наконец-то!”       Другой рукой Чан потянул за хвостик ремня халата, развязав его. Чонин, недолго думая, провёл своей рукой по груди Чана, слегка кусая его за шею, оставляя новые засосы. Бан распахнул полы халата — на Чонине ничего не было, даже намёка на нижнее бельё. Это срывало последние тормоза телохранителя. Малыш-подросток, которого он охранял, когда тому было тринадцать, окончательно вырос и Чан это осознавал как никогда раньше. Преград не осталось, путь свободен.       Они целуются. Но не как в те разы, когда Чонин был пьян и провоцировал Чана. Теперь они целуются по-настоящему, как люди, которые оба готовы принять друг друга и вместе расхлёбывать последствия. Чан больше не сдерживается и прижимает Чонина к себе, закидывая его ноги себе за пояс. Он мнет чужие ягодицы, вызывая стон в поцелуй. Он исследует тело Чонина руками, выясняет как тому нравится.       Вдруг в руку ему пихают тюбик лубриканта. Такой намёк нельзя игнорировать. Выдавливая прохладный гель себе на пальцы, Чан обводит ими пульсирующее колечко мышц, дразня. Чонин кусает его за плечо, давая понять, что играть здесь может только он. Бан улыбается такой реакции, думая, что всё же что-то ещё осталось в его мафиози детского. Он толкает средний палец на одну фалангу, выдавливая ещё больше смазки на оставшиеся. Средний палец входит до конца, не вызывая проблем, а вот два пальца заставляют Чонина шипеть. Чан старается растягивать аккуратно. Он целует солнечное сплетение, прикусывает правый сосок, а потом посасывает левый, рукой водит по члену Чонина, а тот зарывается пятерней в его кудри.       Прелюдия затягивается и младший мафиози решает взять процесс под свой контроль: он вытаскивает пальцы Чана из себя, притягивая его ногами за пояс. Телохранитель не сопротивляется. Их позиции меняются, теперь Чонин сверху. Чан видит уже не тёмно-карие лисьи глаза, а чёрные голодные бусины. Значит, Чонин отпускает внутреннего контролера и выпускает собственного зверя. Руками он гладит торс Чана и спускается ниже. Член упирается в живот младшего Со и он решает обхватить его двумя ладонями, медленно водя ими вниз и вверх. Но когда Чонин проводит по головке кончиком языка, а потом по всей длине, Чан откидывает голову и низко стонет.       Нет уж, он не отдаст бразды правления Чонину, потому что теперь все замки сорвало уже у него. Их позиции снова меняются. Собирая последние остатки разума, Чан бешено шарит рукой по тумбочке в поисках презерватива. С таким же бешенством он пытается его вскрыть. Чонин хочет ему помочь, тянет руки, но в ответ слышит низкое и властное “Лежать!”       Прелюдия кончается и Чан пристраивается головкой ко входу, размазывая по пленке презерватива лубрикант. Он старается входить так медленно, как это позволяют его последние капли терпения. Чонин жмурится и глубоко дышит. Пока что ему этот процесс не принес ничего кроме дискомфорта и боли. Он хватается за предплечья Чана, оставляя на них синяки от пальцев. Бан выжидает. Лишь когда Чонин кивает, он начинает медленно двигаться. Чонин кусает его везде, куда может только дотянуться. Чан принимает и понимает, не кусается в ответ, лишь продолжает двигаться медленно, меняя разные углы проникновения. Одна из попыток венчается успехом, когда Чонин не кусается, а громко ахает. Тогда Чан понимает, что нашёл то самое и его темп начинает нарастать.       Чем больше он попадает по нужной точке, тем больше Чонин просит добавки. Последний выгибается и бесстыдно стонет во весь голос, цепляется то за простыни, то за плечи напротив. Чан чувствует, что через пару толчков он будет на пределе. Рукой он помогает Чонину. Телевизор на фоне продолжает шипеть, хоть его никто и не замечает. Электричество внезапно выключается и наступает полнейшая темнота и тишина, которую нарушают лишь стоны младшего мафиози и рычание его телохранителя. Через пару минут Чонин изливается себе на живот, а Бан, выйдя из него, снимая резинку, на простыни между ног Чонина.       Довольные и уставшие, они нащупывают одеяло, укрываются как попало, обнимаются, целуются и засыпают. Тяжелые длинные шторы закрывают окно их номера, а за ним лишь шум ливня. Дома их будут ждать семейные нотации.