Меня не нужно спасать!

      Ноги отказывались идти, в голове была полная каша, а путь до машины показался Антону бесконечным.       «Но зато он переживал за меня!» - пытался подбодрить себя мальчик, садящийся на пассажирское место ещё не успевшего остыть автомобиля.        «Он переживал не за тебя, а за свою шкуру, потому что он, как учитель, ответственен за тебя, а ты сбежал из школы и попал в ментовку!» - Шастун не мог пересилить собственные мысли, которые накатывали на него холодной отрезвляющей волной.       Не решившись трогать что-либо в машине Арсения Антон замер сразу же после того, как сел, стараясь не думать о том, что его ждёт, хотя это оказалось невозможным. Пути дальнейшего развития событий было два: либо Арсений не захочет больше иметь ничего общего с этим «невыносимым чудовищем», как в шутку называл его Попов, либо решит, что мальчику очень не хватило родительского воспитания, и захочет восполнить пробелы.       Антон был уверен, что Попов просто выкинет его из машины, как только довезёт до адреса, где мальчик и жил до появления этого почему-то казавшегося небезразличным учителя в его жизни. Но Шастун знал, что если он не нужен даже своим родителям, то какому-то Арсению Сергеевичу он не нужен и подавно.       Глаза мальчика были на мокром месте, и когда вниз сорвалась первая слезинка, Антон твёрдо решил отделаться от Попова раньше, чем тот сам захочет избавиться от него. У Шастуна было одно простое правило: при неминуемом расставании сделай больно другому, чтобы он не понял как больно тебе. Как сделать больно Арсению мальчишка не знал, было непонятно, куда нужно «ударить», где его слабое место. Этого мужчину вообще было невозможно раскусить: он мог быть заботливым, а через мгновение уже обжечь ледяным безразличием, вперемешку с презрением. Антон, в силу своего возраста и положения, был не способен тогда понять, что единственный человек, кого Арсений презирал, был он сам.       На горизонте показался мужчина. Наскоро вытерев уже успевшие покраснеть глаза грязными рукавами кофты, Антон отвернулся к окну, чтобы не видеть лицо Попова, и не показывать своё.       - Чего ревёшь? Рано начал, - Арсений захлопнул дверь чуть сильнее, чем это было необходимо, но для Антона в тот момент всё имело какой-то скрытый смысл, и в этом действии подросток разглядел разочарование.       «Ну конечно! Как можно быть таким тупым? Он надеялся, что я, как всегда, сбегу, и ему не придётся больше меня видеть, а я остался сидеть тут. Как глупо!»       У Антона всегда в голове было много мыслей. Они, словно рой пчёл, носились туда-сюда, не давая мальчику спокойно жить, но, к сожалению, среди них не было ни одной здравой. Мысль, что Арсений был рад найти его, которого считал уже пропавшим без вести и собирался объявить того в розыск, почему-то никак не хотела посещать подростка.       - Почему печку не включил? Заболеть хочешь? Я тебя лечить не собираюсь! – любую фразу Антон воспринимал в штыки, потому что невозможно быть внимательным, дружелюбным и вежливым, когда знаешь и ждёшь, что тебя вот-вот выкинут на помойку, как надоевшего щенка, которого взяли поиграть и не ожидали, что тот не будет безмолвной игрушкой, которая стоит на полке до тех пор, пока не понадобится.       - Я и не просил! Что вы вообще от меня хотите? Мне не нужно, чтобы вы бегали за мной и спасали! Реализуйте свои психические расстройства на ком-нибудь другом. Я не подхожу для ваших экспериментов, - Антон решил разозлить Попова, чтобы тот был не против, когда мальчик решит сбежать.       - Каждому нужно, чтобы кто-нибудь его спасал, Антон, - Арсений не выглядел злым, скорее уставшим и совершенно разбитым, но с полным осознанием того, что Шастун вдруг стал единственным смыслом в его жизни. И этот мальчишка почему-то решил убиться или сторчаться именно тогда, когда Арсений нашёл его. С этим нужно было что-то делать.       - Тогда кто спасёт вас? – и вот здесь, ударив наугад, Антон попал. Это было словно игра в морской бой: ранил, ранил, убил. Только хватило одного выстрела. Правило Антона дало сбой.              Обычно, когда людям делают больно, обижают, сказав то, что ранит, они стараются либо решить проблему, возникшую в результате недопонимания друг друга, либо сбежать от этой проблемы, не ввязываясь в дальнейший конфликт. На это и был расчёт Шастуна, что учитель захочет, чтобы их пути с Антоном навсегда разошлись, но мальчик не учёл одного просто факта: Арсений не был обычным.       То, что должно было обидеть и принести душевную боль, призывая задуматься, заставило мужчину только разозлится. Это была ярость в чистом виде. Зрачки расширись так, что светлый оттенок глаз перестал был заметен за той чёрной пропастью, которой теперь являлись глаза учителя. Руки сжали руль до скрипа, а машина начала движение так резко, что не успевший приготовиться Антон, отлетел назад, ударившись головой о кожаный, но всё же твёрдый подголовник.       - Полегче можно! – возмущение мальчика можно было понять, так же, как и страх. Арсений Сергеевич казался пьяным, словно что-то вдарило тому в голову и заставляло выжимать педаль газа в пол, разгоняясь до запредельной скорости, - Арсений Сергеевич, мне страшно!       Антон вцепился холодными худыми пальцами в правую руку мужчины, сжимая её, казалось до синяков, и чувствуя то, насколько она напряжена. Это действие словно отрезвило Попова. Он часто заморгал, словно пытаясь избавиться от непрошенных слёз, но эта мысль сразу же показалась Шастуну абсурдной, такие как Попов не будут плакать из-за слов какого-то глупого мальчишки.       Когда Арсений наконец повернулся и посмотрел на Антона, который до сих пор цепко держал мужчину за руку, то мальчик понял, что тот точно не плакал и даже не собирался. Он сбивал злость. Получилось плохо, но Попов по крайней мере сейчас не был похож на сумасшедшего, скорее на сердитого родителя, который едет домой с собрания, на котором ему нажаловались на нерадивого сына.       - Нельзя отвлекать водителя во время движения, Антон! – мужчина перехватил руль левой рукой, отпустив правую и силой выдернув ту из хватки мальчика.       - Вы нас чуть не убили! – Антон сжал руку в кулачок и ударил по так некрасиво отмахнувшейся от него руке.       - Не переживай, у тебя всё ещё впереди, - звучало слишком многообещающе, поэтому Антон решил молча дождаться конца поездки, и надеялся на то, что учитель успокоится и остынет по приезде домой. То, что они едут в квартиру Попова, сомнений не было никаких.       Но Арсений Сергеевич не успокоился. Припарковав машину около подъезда, он силком вытащил сопротивляющегося мальчика из салона, и на буксире потащил того в квартиру.       - Я свободный взрослый человек, вы не имеете права так со мной обращаться! Я буду жаловаться! – Попов шёл быстро и не обращал внимания на то, что Шастун не успевает за ним.       - Да? Кому? – лифт пришлось ждать долго, и всё это время Попов держал Антона за шкирку под одобрительный взгляд консьержки, которая не удержалась от комментария.       - Сынок ваш, да? - Арсений кивнул и тряхнул подростка, который собирался открыть рот, и нахамить пенсионерке, - Так их, обормотов этих, на кого похож, тьфу ты, вот из таких наркоманы и вырастают, потом вечером по улицам страшно ходить!       - Сами вы наркоманка! – бабка ахнула и схватилась за сердце, но Антона это не колыхнуло, потому что его очень задело, что все вокруг пытаются его оценить и прокомментировать на кого он похож, - А я на человека похож, просто уставшего и потрёпанного жизнью.       - Антон! - буквально прошипел мужчина, - Извинись перед Антониной Павловной сейчас же!       - Не буду! Пусть думает, что и кому говорит! – подросток надулся и никак не стал реагировать на то, что рука на шее сжалась сильнее.       - Хорошо, тогда мы об этом дома поговорим, - взгляд, которым Арсений одарил подростка был многообещающим, но это не остановило Антона от комментария, от которого у Арсения перехватило дыхание.       - Обойдёшься, папочка!         - Ах, - пенсионерка наконец опустила руку, которой хваталась за сердце и ей же схватила газету, которую, по-видимому, собиралась читать, и пригрозила ей Антону, который на это закатил глаза, - какой он у вас грубиян. Вы, Арсений Сергеевич, ремешком его, да посильнее.       - А может вас ремешком? Любите БДСМ? Могу одолжить вам своего папочку, он вас так отделает, мать родная не узнает! – Арсений стоял в шоке и не мог подобрать слов в то время, как любопытная пенсионерка не упустила возможности узнать что-нибудь новенькое от «наркомана», чтобы обсудить это потом с «девчонками».       - Что такое эти ваши «бидисими»?       - Это когда вас не только трахают, но и бьют! Могут ещё связать. Красиво. На макраме похоже. Хотя вы, скорее всего, будете на докторскую колбасу в сеточке походить, – радостно сообщил Антон и звонко рассмеялся, а Арсений недовольно сжал челюсть из-за того, насколько этот невозможный мальчишка некрасиво всё перекрутил.       Бабка после слов Шастуна перекрестилась и явно не желала больше продолжать беседу, которую сама же и начала, а Арсений не забыл больно съездить «сыну» по губам.       - Всё не так, Антонина Павловна, не забивайте себе голову и извините нас, до свидания! – быстро выкрикнул Попов, запихивая Антона в только что приехавший лифт.       - Я пожалуюсь на вас в полицию. Вас посадят за похищение и жестокое обращение с детьми, - Шастун рассматривал себя в зеркальную поверхность лифта, отмечая припухлость и покраснение в районе губ. Арсений Сергеевич явно не напоказ шлёпнул его, а действительно наказал за неуместные слова.       - Я тебя не похищал, - Попов тоже рассматривал губы Антона, поражаясь тому, как из такой красоты могут звучать все те выражения, которыми Шастун одаривает окружающих.       - То есть жестокое обращение с детьми не отрицаете? – прищуренные глаза смотрели хитро, словно уже что-то задумали.       Выйдя из лифта, Арсений бодрым шагом дошёл до двери в свою квартиру и, открыв её, сделал приглашающий жест:       - Оно у нас дальше по программе.       - Отпустите! Отпустите меня сейчас же! – глаза Арсения заметно округлились.       - Я тебя не держу.       - Дéржите! Да я не в том смысле. Я имею в виду: выпустите меня. Отпустите! Я не хочу к вам. Неужели вам охота со мной возиться?       - Я разве спрашивал куда ты хочешь? Живо заходи! И мне очень уж хочется повозиться с тобой, – Антон попятился назад, - Я считаю до трёх. Помнишь, чем это закончилось в прошлый раз?       - Что вам нужно-то? – осознание неизбежности чего-то большого и ужасного накрывало с головой.       - Я хочу, чтобы ты вырос человеком, а не наркоманом и преступником! – Арсений говорил тихо, но вкрадчиво, отчего по телу шли мурашки.       - Наркоманы и преступники тоже люди! – Антону хотелось потянуть время, потому что казалось, что что-то неизбежное наступит сразу же, как он переступит порог учительской квартиры.       - Значит, не отрицаешь? Чем ширяешься? Колешься, нюхаешь или таблеточки свои любимые глотаешь? – было видно, как Арсений Сергеевич теряет терпение и снова закипает, злость на мальчишку, которая никуда конечно не уходила, но притупилась за прошедший час, всколыхнулась с новой силой.       - Я не наркоман! Это было не моё! – шансов спастись не было от слова совсем, но попытка не пытка, а настоящие «пытки» хотелось оттянуть.       - А вот об этом мы с тобой и поговорим. Заходи, - Антон не двигался ни вперёд, ни назад, заставляя Арсения непроизвольно сжимать руки в кулаки от несдерживаемой злости, - Заходи, я сказал! – повышенный тон тоже не заставил мальчика совершить поступательные действия в сторону двери, поэтому опять выходящий из себя Попов буквально закинул хрупкого Антона в квартиру.       Захлопнувшаяся за спиной Антона дверь оповещала о том, что конец света близко, путь отступления отрезан и бежать некуда. Стало по-настоящему страшно. Подумать только, Арсений всего час назад забрал его из полиции, где его задержали за хранение и передачу наркотиков, и если бы не Попов с Матвиенко, то его мог ждать реальный срок.       «Что бы сделал отец, если бы он меня забрал?» - эта мысль почему-то расстроила Антона, который сразу же ответил сам себе, - «Отца здесь нет, зато есть Арсений Сергеевич, который явно за это не похвалит!»       Антон машинально снял кроссовки, которые тут же взял Попов и, осмотрев их, вынес вердикт. Кроссовки отправились в мусорку, вместе с толстовкой и джинсами. Антон в одних трусах стоял в прихожей, где с него буквально силой стянули всю остальную одежду, которая было в абсолютно плачевном состоянии после приключений мальчика.       - Ну, пошли, поговорим, курьер, - Попов зашёл к себе в спальню, поманив Антона за собой.       - Я не хочу об этом разговаривать. Я вообще не хочу с вами разговаривать! – Шастун уселся на барный стул на кухне и повернулся лицом к проходу, в котором скрылся Арсений, чтобы не упустить момент, когда мужчина вернется обратно.       - Да? А я вот очень хочу, - Попов вышел из спальни, неся в руках сложенный вдвое тонкий кожаный ремень.       Нельзя было не отметить ту сексуальность, которая исходила от учителя в этот момент, когда рукава рубашки закатаны по локоть, а сильные и изящные руки несли орудие наказание, которые выглядело совсем не дружелюбно. Кусачий ремень больше походил на какой-то провод, он был действительно тонкий и наверняка невероятно жалящий. Антон сглотнул.       - Может не надо?       - Надо, Федя, надо! – Арсений остановился около дивана и кивнул на него, показывая Антону, что хочет видеть его там.       - Я Антон вообще-то, - мальчишка не понял шутки.       - Фильмов что ли не смотришь? Ничего, наверстаем. А сейчас шагом марш ко мне, или я подойду сам, но имей в виду, если через минуту ты не окажешься на диване, то разговаривать я буду по-другому. Я очень зол и хочу получить ответы на свои вопросы, по-хорошему или по-плохому.       - И в чём разница?       - Если решаем по-хорошему, то ты мне всё рассказываешь, а потом я решаю, как сильно я тебя выпорю. А если по-плохому, то…       - Это не честно, если в хорошем раскладе вы меня всё равно бьёте. Я взрослый человек, это преступление и насилие. Я не обязан перед вами объясняться и оправдываться, вы мне не отец, - последняя фраза заставила Арсения сильнее сжать ремень в руке.       - В подъезде ты говорил по-другому.       - Вас вахтёрша что ли укусила? Я говорил папочка, а не отец. Тут уже совсем про другое. Я всё ещё могу вам отсосать, если от этого вы станете добрее, но по глазам вижу, что вы опять откажетесь, хотя очень зря, я бы сделал вам так приятно, что вы бы сразу стали другим человеком. Знаете, как люди меняются, когда испытывают истинное удовольствие? Вот и не узнаете! – быстро спрыгнув со стула Антон пытался рассчитать траекторию, по которой получится убежать от Попова так, чтобы ремень, наперевес с которым тот стремительно надвигался на мальчика, не задел его.       - Всё, Шастун, по-хорошему ты не понимаешь. Я просто не знаю, что я с тобой сейчас сделаю, - ремень просвистел рядом с ногой мальчика и началась погоня.       - Всё вы знаете! Изобьёте, потом изнасилуете, потом убьёте, расчлените и вместе со своей вахтёршей закопаете, - для Антона это всё было какой-то игрой, казалось, что этот сексуальный мужчина, бегущий за ним по шикарной квартире с ремнём – это всё сон, который никак не может быть реальным, но это ощущение покинуло мальчика сразу же, как только Попов попал.       Ноги подкосились и Шастун рухнул на ковёр рядом с диваном, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. На бедре почти сразу же расцвела ярко красная полоска, а следом за ней на ягодицах сразу же вторая. Отдышавшись, Антон попытался уползти из-под огня, но больше ударов не последовало.              «Кончил, скорострел!» - пошутил Шастун у себя в голове, но смеяться почему-то не хотелось, бедро и зад жгло невыносимо, Антон даже аккуратно потрогал места ударов рукой, ожидая увидеть кровь, но там ничего не оказалось, кроме горячей пульсирующей кожи.              Арсений в это время сел на диван, и облокотившись руками на колени, опасно склонился над мальчиком.       - Я жду быстрых и честных ответов на свои вопросы, будешь молчать и мы продолжим. Почему ты сбежал с уроков? Ты решил уйти сам или Выграновский потащил тебя с собой?       - Вы меня так забьёте! Это очень больно! – Антон повернулся в сторону учителя и зло посмотрел на того исподлобья, сверкая своими красными глазами, которые, казалось, еле сдерживаются, чтобы не заплакать.       - Раз… - Арсений сел ровно и закинул нога на ногу.       - Я не собираюсь отвечать на ваши глупые вопросы! Вас это не касается! – мальчик медленно поднялся и хотел направиться к выходу, но почему-то не решился, то ли интерес к тому, что будет дальше пересилил, то ли страх.       - Два… - Попов поднялся и поудобнее перехватил ремень.       Антон осмотрел мужчину с ног до головы, властного, сильного, злого. Хотелось сбить эту спесь самоуверенности с его смазливого лица, и Шастун, не придумав ничего лучше, упал на колени и проворно расстегнул ширинку мужчины, сам удивляясь тому, как быстро работают обычно неуклюжие пальцы. Арсений очнулся только тогда, когда Антон почти добрался до того, к чему рвался с самой их первой встречи, и в тот момент уже было невозможно понять, что именно движет мужчиной: желание наказать мальчишку за то, что он связался с наркотиками, сбежав из школы и заставив Арсения сходить с ума, или за то, что Антон действительно сводил Попова с ума, и не только своим безобразным поведением.       В любом случае исход был один. Что может быть очевиднее, чем разозлённый до чертиков взрослый мужчина с ремнём и подросток, который заслужил хорошей трёпки.       Быстро зажавший между своих ног голову сидящего перед ним на полу мальчика, Арсений не ожидал, что тот будет вырываться с такой силой, но всё же сумел удержать его на месте, замахиваясь в третий раз.       Ремень со свистом опустился на зад мальчика, который находился в ступоре от неожиданной и острой боли, которую даже не с чем было сравнить. Предыдущий раз, когда Попов выпорол его в кабинете Матвиенко, ни шёл ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Там его действительно гладили.       Выгадав момент, когда Антон замер от боли, как олень в свете фар, Арсений дернул вниз его трусы, обнажая ещё белые ягодицы, на которых крест-накрест шли две красные линии.       - Не смейте! Это уже слишком, - Шастун хотел было подтянуть трусы обратно, чтобы оставить при себе хоть немного достоинства, но Арсений пресёк это на корню.       - Руки! – свист, удар, и руки действительно как завороженные исчезли от спущенных трусов, и вцепились в брюки мужчины. Свист, ещё удар.       - Настроен продолжить диалог? – Арсений продолжал наносить размеренные удары, от которых Антон брыкался и замирал, лишь шумно дыша.       - Пошёл ты нахрен, педагог! – выплюнул мальчик сквозь зубы.       - Так значит ты заговорил? – пауза между ударами затянулась, и Антон на мгновенье подумал, что экзекуция окончена, но следующий удар заставил его прийти в чувства, - Хорошо, ты сам так решил, значит поговорим после.       - После чего? – продолжения порки отчаянно не хотелось.       - После того, как я тебя выдеру!       - Не имеете права, вы и так тут же на тюремный срок себе заработали, - Антон в очередной раз дернулся и у него получилось освободиться из тисков, в которые его зажал учитель, правда, запутавшись в спущенных трусах, убежать далеко не получилось, и Арсений поймал его уже летящего вниз и готовящегося разбить нос, и ткнул этим самым носом в сиденье дивана, перегнув парня через подлокотник и прижав поясницу рукой.       - Ты у меня неделю не сядешь! Паразит такой! – ремень загулял по тощему заду мальчика с новой силой, и Антон, сдавшись, заплакал, только Арсения это, наоборот, разозлило, а не разжалобило, - Что ты свои нюни распустил?       - Больно, Арс…ссе, мммммм, аааай- членораздельно сказать что-то у мальчика не получилось, и он зарылся лицом ещё глубже в сиденье, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания.       - Ах, больно тебе, паршивец. Вот пусть тебе будет больно! Раз больно, значит живой! Ты хоть знаешь, что я пережил, когда мне Выграновский позвонил, ладно бы ты просто сбежал, я и не ожидал от тебя другого…       - Ааааааа, Арсеее…       - Молчи! Но сбежать ради наркотиков, где это видано? Ты вообще головой своей соображаешь? Я думал, тебя убили за эти наркотики!       Очередной особенно болючий удар заставил Антона взвизгнуть и дал шанс вывернуться из-под железной хватки мужчины. Мальчик осел на пол, рядом с диваном и выглядел, как мокрый котёнок, заплаканный и взъерошенный. Казалось, что Арсений вот-вот сдастся под этим умоляющим закончить взглядом, но мужчина был неприступен.       - На место, Антон. Ты слышишь? Вернись на место, мы не закончили.       - Пп..пож..жалуй..ста, хх..ватт..тит, - всхлипы мешали говорить, горло пересохло и хрипело.       Зло поджав губы, Арсений дёрнул мальчишку обратно, укладывая на подлокотник, чтобы закончить начатое. Антон на тот момент уже сдался, он понял, что ему не сбежать и не вырваться, поэтому он просто лежал и плакал, и терпел, пока Попов продолжал наносить сильные, иногда размеренные, иногда хаотичные удары по заду мальчика.       Мужчина остановился только тогда, когда не только ягодицы, но и бёдра мальчика стали ярко-малинового цвета, а сам Антон рыдал в обивку дивана.       Всё ещё не выпуская из рук ремень, Попов схватил мальчишку за ухо и подняв с дивана, довёл еле плетущегося Антона до угла.       - Будешь стоять тут, пока я не приду, а потом, быстро и последовательно расскажешь мне, что было после того, как я оставил тебя сегодня в кабинете. Можешь пока готовить речь. И я хочу услышать, где ты был не прав и как бы поступил сейчас. Время пошло.       Пока мужчина копошился в комнате, явно куда-то собираясь, Антон стоял, не двигаясь и только всхлипывал, пытаясь перестать плакать. Зад и задняя поверхность бёдер саднили, причиняя жуткий дискомфорт, но мальчик не решался даже притронуться к ним. Наконец Арсений скрылся в прихожей, а затем хлопнула входная дверь, оповещая о том, что мальчик остался один.       Стоять в углу казалось невозможным, поэтому Антон дошёл обратно до дивана и аккуратно лёг на него животом, медленно опуская холодные руки на пылающие ягодицы. Рыдания накатили с новой силой, и Шастун решил не сдерживаться, всё равно его никто не слышит, а боль и обида причиняли слишком сильный дискомфорт мальчику, который не мог удержать так много эмоций в себе. Жалея себя, Антон и сам не заметил, как заснул.