Меня не нужно спасать!

      Антон так и стоял, оборванный на полуслове, наблюдая за развернувшейся картиной. Его учителя, взрослого мужчину, как ребёнка гоняли по всей квартире ремнём. Невольно вспоминались кадры, когда сам Шастун вот так же убегал, хотя менее успешно, конечно. В отличие от Арсения, его отец не размахивал орудием наказания, пытаясь зарядить по вечно петляющей пятой точке отпрыска. Сергей методично следовал по пятам, намереваясь сперва догнать и схватить. Если бы Арсений Сергеевич придерживался такой же тактики, то, возможно, Антон тоже смог бы продержаться в этих бегах подольше, но тот сразу же подстрелил его одним метким стежком, не давая и шанса.       Шастун не знал, что ему нужно делать. Слова застряли где-то в горле и, как мальчик не пытался, совершенно ничего не получалось сказать, Антон словно занемел. В это время Арсений, совершенно запыхавшийся, будучи не в самой лучшей своей форме, весь красный и растрёпанный, попытался скрыться в ванной, но не успел. Сергей схватил сына за шиворот, чуть нагнул и припечатал лицом к закрытой двери. Поза получилась нелепая, а на выпяченный зад обрушился шквал быстрых обжигающих ударов. Глаза Антона полезли на лоб, пока Арсений Сергеевич беззвучно пыхтел пытаясь выбраться.       — Прекрати, пап! Я уже взрослый мужик. Ты позоришь перед мальчишкой нас обоих! — и отец вправду отпустил, правда ненадолго.       Попов-младший выпрямился, нервно одёрнул вниз задравшуюся рубашку и сжал челюсть так сильно, что казалось сейчас лопнет от напряжения.       — Значит, тебе можно нас позорить, а мне нет? — замах и удар с оттяжкой заставили Арсения отскочить и схватиться руками за пострадавшее место, — Мы не закончили. Сейчас я хочу услышать всю историю полностью, а затем решу, что с Вами делать. Сели оба на диван!       — Где-то я уже слышал это, — пробормотал Антон, — Бить будете в любом случае или чистосердечное является смягчающим обстоятельством? — Сергей помог доковылять Шастуну до дивана, тихо и вкрадчиво произнося:       — Я никого не бью и не собираюсь. А всыпать ремня бесстыжему мальчишке, который является моим сыном, имею полное право! — Арсений недовольно выдохнул, остановившись рядом с диваном, — Садись и не строй из себя обиженного, — учитель было открыл рот, чтобы возразить, но Сергей потряс поясом в руке, гремя пряжкой, — Руки чешутся продолжить, Арсений, лучше молча сядь, пока можешь это сделать. А ты Антон закатывай штанину и снимай носок, будем смотреть твою ногу. Ты вообще выглядишь, мягко говоря, помято. Ладно нога, с лицом что? Нос у тебя как-то странно припух. Он не сломан? — мужчина аккуратно двумя горячими и шершавыми пальцами дотронулся по синеватой переносицы, — Что вообще произошло? Ответ: «поскользнулся — упал, очнулся — гипс», не принимается.       — Споткнулся и упал, — упрямо сказал мальчик, стараясь не смотреть ни на злого, но достаточно сдержанного Сергея, ни на пылающего беззвучной, плохо сдерживаемой, яростью Арсения, который, в свою очередь, тоже отвернулся в другую сторону, в попытке вернуть себе душевное равновесие.       — Ногу случайно прищемил, нос случайно разбил, что ещё у тебя произошло случайно? — мужчина, рассуждая, вернулся с кухни с аптечкой.       — А он у нас, папа, вообще сама случайность. Да, Антон? Случайно курил, случайно хамил, матерился тоже случайно, случайно сбежал с уроков, и конечно же, совершенно случайно работал курьером, разнося наркотики, а потом совершенно случайно оказался в полиции. А вот ремня он получил не случайно и совершенно заслуженно, в отличие от меня! За что ты вообще меня лупишь? Я ничего не сделал!       Как только Арсений начал говорить, Сергей молча поднялся, дослушал до конца, а потом грубо и сильно схватил сына за шею сзади, дёргая вперёд, на пол, зажимая его голову между ног.       — Я предупреждал! — ремень впился в обтянутый брюками учительский зад, и у в мыслях у Антона пронеслось:       «Это я тоже уже где-то видел!»       Шастун метался глазами с Арсения на Сергея и обратно уже который раз за это утро. Учителя было жаль, но себя всё равно жальче, поэтому отсчитав ещё три стежка, Антон, немного поморщившись, вскочил с дивана и взвизгнул:       — Не нужно больше! Он ни в чём не виноват!       — Помолчи! До тебя очередь скоро тоже дойдёт! — мужчина остановился, смерив Шастуна предупреждающим взглядом.       — Не надо его, бать, не трогай! — кряхтя и тяжело дыша пробубнил всё ещё зажатый между ног Арсений. На что получил ещё раз ремнём по заду.       — Я и не собирался его трогать, я не ты. Мы побеседуем просто. А вот ты получишь сполна! Я ожидал от тебя всего, что угодно. Но спать с малолетками — это уже чересчур, не находишь? Взял бы тебя вот и придушил собственными руками!       — Прекращай, отец. Ты не Тарас Бульба, а я с ним не спал! Что он тебе там наплёл?       — Плетёшь ты, а бедный мальчик был в истерике, плакал и говорил, что ты выгнал его на улицу прямо из кровати, — очередная череда ударов посыпались на уже порядком красный зад, когда Антон всё-таки решил действовать.       Он бросился вперёд, накрывая собой беззащитную пятую точку учителя, сам при этом получая дважды по своему седалищу и болезненно взвизгивая. От неожиданной смены действия Сергей растерялся, отпустил Арсения, и отошёл на два шага назад, наблюдая за тем, как его сын небрежно стряхивает с себя пацанёнка, поднимаясь и отряхиваясь, а Шастун продолжает валяться по полу, трагично хватаясь за вновь взгретые ягодицы.       — Я не так вам сказал! — всё ещё шипя и лежа на полу возмутился мальчик, — Всё вообще не так! Вас тоже что ли Антонина Павловна укусила? Мы не спим с Арсением Сергеевичем, хотя я, конечно, не против, — Попов-младший яростно сверкнул глазами на Шастуна и замахнулся, собираясь отвесить звонкую оплеуху, или может шлёпнуть по выпяченному заду, но в последний момент так и замер с поднятой рукой, — У меня к нему чувства, а он любит, кажется, не меня.       — Я вообще никого не люблю! — зло и остервенело выкрикнул учитель, развернулся и скрылся за дверью своей спальни, не забыв громко хлопнуть дверью.       — Ну вот, видите. Он меня не любит. Он мной не пользовался, ну в том смысле, в каком подумали Вы. Ему видимо просто было скучно, а тут я, и он решил поиграть в заботливого папочку, а потом я ему надоел. И всё, вот и сказочке конец. Я даже не понял, что произошло. Мы хорошо проводили время, он даже шутил, — Сергей понимающе хмыкнул на это замечание, понимая, что это действительно много значит, — А потом я устал и не успевал за ним, и хотел взять его руку, и, кажется, всё испортил. Мне просто хотелось от него немного тепла понимаете? Он словно бы здесь, рядом, но такой холодный. Мне казалось, у меня получилось его растопить, но нет. Арсений Сергеевич не лёд, он каменюка бесчувственная.       — Он алмаз, прочный, но хрупкий. Ты когда-нибудь это поймёшь. Не знаю, стоит ли рассказывать, но в твоём возрасте с Арсением произошла чудовищная ситуация. Он сам мне об этом рассказал намного позже, спустя несколько лет после того случая…       — Не смей! — дверь комнаты распахнулась, и на пороге стоял, кажется, заплаканный Арсений Сергеевич.       — Молчу, — Сергей жестом показал, как закрывает рот на замок.       — Пошёл вон, Антон! Убирайся, пока я не выкинул тебя отсюда за шкирку. И, если ты до сих пор не понял, я объясню тебе ещё раз: ты мне не нравишься, я не хочу с тобой никаких отношений, я тебя просто пожалел тогда, но сейчас ты мне не интересен. Руки в ноги, и уходи. Никаких отношений кроме рабочих у нас с тобой никогда не будет!       — Значит, всё-таки наигрались?       — Да! Наигрался, и ты стал мне не нужен! Всё, что хотел, услышал?       — Вполне… — Антон, не обращая внимания на боль в ноге, помчался в прихожую, и даже не обуваясь, босиком, выскочил за дверь, захлопывая её за собой, сам себе отрезая путь назад.       — Зачем ты так? — удивленно спросил Сергей.       — Потому что я его люблю, потому что я себя за это ненавижу, потому что я боюсь всего того, что со мной твориться, когда он рядом, потому что… — Арсений прислонился к косяку, содрогаясь от рыданий, — Потому что мне страшно, пап. Мне очень страшно. Сергей Александрович притянул сына в крепкие утешающие объятия, успокаивающе гладя того, по дрожащей спине.       — Спасибо тебе, что ты не воспользовался этим мальчиком, — отец сжал Арсения сильнее, — Ты не представляешь, что я пережил в то время, пока думал, что ты повторяешь то же, что произошло с тобой тогда.       — Я бы… Я бы никогда! Он такой светлый и добрый, а я нет. Я чувствую, как мои мысли и желания жгут меня изнутри. Антон не заслужил того, чтобы встретить меня. Ему в жизни столько не нагрешить, чтобы заслужить любые отношения со мной.       — А может быть ты его заслужил? Прекрати себя ненавидеть! Это приказ! — Сергей потрепал сына по взъерошенной макушке, — Я думаю вы сможете помочь друг другу, он тебе нужен, ты же без него или сопьешься или убьешься. Пообещай, что не будешь к нему так жесток и попробуешь подпустить его поближе, — мужчина отодвинул от себя Арсения и серьёзно смотря в глаза отчеканил, — Только после совершеннолетия. Ты меня услышал? И чтобы всё было на взаимном согласии.       Арсений Сергеевич яростно замотал головой из стороны в сторону.       — Я ему не нужен, он просто привязался ко мне за неимением ничего другого. Ему нужен кто-то, кто не будет заложником своих демонов.       — Ты ведь тоже не заложник, клетка открыта, Арсений, выйди наконец на свободу. Позволь себе просто жить.       — Не могу, — слёзы вновь потекли по бледному лицу, — Я не могу!       — Тише, сынок, тише! Ты всё можешь, но просто боишься. Боишься вновь ошибиться, я понимаю, — мужчины вновь обнялись, и Арсений, как в детстве, плакал отцу в воротник, хватаясь за него своими руками не желая отпускать, — Но страх не будет вечно, я надеюсь и верю, что ты сможешь себя перебороть. Антон, он не обманет, не предаст.       — Я боюсь не из-за Антона, я из-за себя. А вдруг это я обману и предам, сломаю его?       — По-твоему лучше вообще не приближаться, если есть риск неудачи?       — Да. Нам лучше не приближаться друг к другу. Он хороший мальчишка, и найдёт кого-то, кто сможет дать ему ту любовь, что он заслуживает.       — А ты не сможешь?       — Нет, — Арсений отклеился от отца и шагнул назад, в свою комнату, — Извини, мне нужно побыть одному, — Сергей не возражал, лишь печально взглянув на подавленного сына.       В дверь позвонили, и мужчина крикнул, что откроет сам, надеясь, что вернулся Антон. На пороге стояла сердитая Антонина Павловна, которая шумно дышала и явно намеревалась много высказать Сергею.       — Что-то случилось? — натянуто улыбнулся мужчина.       — Случилось! Ещё как случилось! Почему у вас ребятёнок без обувки ходит? — женщина напирала на Сергея грудью, заставляя того пятиться назад.       — Как это без обувки? — брови недоумённо поползли вверх, когда мужчина споткнулся обо что-то на полу. Взгляд тут же метнулся вниз и обнаружил разбросанные кроссовки, которые Антон небрежно снял, зайдя в квартиру.       То, что это была обувь именно мальчика, Сергей не сомневался. Все остальные вещи в квартире его сына всегда аккуратно, словно по линеечке, стояли на своих местах, а эта пара обуви являла собой полную противоположность всей этой лаконичной строгости вокруг.       — Как же это так? — выкрик вышел раздосадованный, а мужчина, обогнув тучную женщину, занявшую практически всё место в коридоре, всё ещё не выпуская ремень из рук, быстро натянул свои туфли и выскочил в подъезд, не забыв схватить и обувь мальчишки.       Вылетев из подъезда, Сергей обнаружил лишь кучку голубей, снующих около лавочки. Мальчика и след простыл.       — Антон! — громогласный и молящий зов не дал никаких результатов, поэтому мужчине не оставалось ничего кроме как вернуться обратно в квартиру, где уже не было Антонины.       Ремень наконец отправился на своё законное место, и пока Сергей вдевал его обратно в штаны, он прислушивался к тому, что происходило за закрытой дверью спальни.       Тишина была пугающей, а мужчина всё никак не мог решиться ни зайти внутрь, ни хотя бы заглянуть. Вся произошедшая ситуация была до нелепости глупой. Этот звонок от Антонины Павловны, бессонная ночь, самолёт, несчастный мальчишка-наркоман.       Красная лампочка замигала в голове у Сергея, стоило ему ещё раз прокрутить в голове все события сегодняшнего утра. Антон работал курьером, доставляя эту дрянь? Тут уже всю неловкость, которая не позволяла отцу ворваться к сыну, как рукой сняло.       — Арсений! — тот лежал на кровати, спиной к двери, не спя, уже не плача, кажется просто окоченев, застыв, — Так что там за история с наркотиками?       — Я же тебе уже всё рассказал, — вялое и еле слышное бормотание, — Антон вляпался в историю, попал в полицию, я его оттуда забрал и отлупил сгоряча. Всё!       — Что за история? — от этого вопроса Арсений простонал в подушку.       — Я не знаю. Я сам ничего не понял. Ему предложили работу, он накосячил, позвонил мне его дружок и сказал, что его убили из-за этого, я перепугался, потом нашёл его живым у Сережи в отделении. Нечего больше рассказывать.       — Того, кто дал ему эти наркотики задержали? Что там он переносил? Героин? — Сергея не на шутку встревожила вся эта ситуация.       — Нет, пап. Какой героин? Кто бы ему доверил? Таблетки там были. Адрес их притона я скинул Серому, он разберётся.       — Таблетки? Почему он тогда прятал вены на левой руке? Ты его проверял? Он сам не употребляет? — бесконечные вопросы от отца заставили Арсения вскочить с кровати и гневно глянуть на родителя.       — Откуда я могу знать? Я ему кто, чтобы следить, что он принял, а что нет? Хочет употреблять — пусть употребляет, только подальше от меня!       — Не нужно говорить слова, о которых потом будешь жалеть, сын. Твой Антошка сейчас убежал босиком в такой холод на улицу, — Сергей потряс обувкой мальчика перед лицом Арсения, — Наркодилеров, которых он, получается, кинул, ещё никто не задержал. А ты, в приступе жалости к себе, совершенно наплевал на того, за кого взял ответственность. Ты же любил раньше Экзюпери. Помню в детстве часто перечитывал «Маленького принца». Неужели ты забыл, что «мы в ответе за тех, кого приручили».       — Он не собака, чтобы его приручать и брать за него ответственность! Он уже взрослый человек, должен сам решать свои проблемы!       — И это мне говорит человек, который десятью минутами ранее рыдал мне о том, что этот мальчик заслуживает того, кто будет его любить и заботиться о нём, потому что ты не в силах этого сделать? А ты хоть попытался? — кулак Арсения врезался в стену, за раз сбивая костяшки в кровь.       — Да как ты не поймёшь! Я разрушу ему жизнь!       — Ты рушишь её прямо сейчас, Арсений. И не только ему. Подумай об этом, сынок, Подумай…       Сергей медленно вернулся обратно в коридор, аккуратно убрал кроссовки мальчика в обувницу, снова натянул свои туфли и уже собирался выйти, как был схвачен Арсением за рукав.       — Ты куда?       — Не только тебе иногда нужно побыть одному. Пойду прогуляюсь, проветрюсь и подумаю.       — К ужину придёшь?       — Я-то приду. И надеюсь увидеть здесь ещё одного гостя, — Арсений на это мрачно промолчал. Дверь за отцом громко захлопнулась, оставляя Попова на едине с самим собой.       Весь оставшийся до вечера день на душе у Арсения Сергеевича было неспокойно. Внутри грудной клетки как будто бы скребли кошки, оставляя безобразные рваные кровоточащие царапины. Попов то и дело порывался к двери, но уже открыв её и приготовившись выходить, вновь захлопывал и закрывал на замок.       Воскресенье подходило к концу, лучи закатного солнца прорывались сквозь неплотно задёрнутые шторы в гостиной учителя, пока тот, на пару с кружкой крепкого кофе, всё-таки взял себя в руки и вернулся к работе, которую совершенно забросил в последние несколько дней. Пара стопок непроверенных тетрадей требовали к себе в компанию если не коньяк со льдом, то хотя бы бокальчик красного вина, но Арсений Сергеевич стойко продолжал глотать чёрный, совершенно не бодрящий кофе.       Отец вернулся поздно, бегло оглядел уставшего сына на диване за работой и пошёл готовить ужин. В квартире вновь запахло уютом и простые макароны по-флотски на несколько минут вернули Арсения в детство, где папа часто готовил их по вечерам, если мама задерживалась.       Ужинали молча. Вдвоём. Сказать было нечего. Зад немного саднило при соприкосновении с жесткой поверхностью стула, и учитель вдруг подумал, что болит недостаточно. Мысли об уставшем, голодном и замёрзшем Антоне навязчиво лезли в голову, и их хотелось вытеснить мыслями о чём-то другом. Варианта было два: спровоцировать отца или напиться. Попов-младший оценивающе посмотрел на уставшего и явно не желающего даже вступать в диалог Сергея и сразу отмёл этот вариант. Взгляд упал на мини-бар, который манил его весь вечер, но сам факт того, что ему завтра на работу, автоматически не позволял напиться.       Неожиданно возник третий вариант, не решающий разрастающиеся душевные терзания: доесть и лечь спать. Так Арсений и поступил, но сна не было ни в одном глазу. От усталости и тревоги в груди хотелось биться головой об стену, но отец за этой самой стенкой был преградой для этого. Пришлось просто закусить угол подушки и молиться о том, чтобы этот день побыстрее закончился.              Утро было не лучше. Бодрый, собирающийся уезжать отец мозолил красные глаза невыспавшегося Арсения Сергеевича, который, сонно сидя за барной стойкой на кухне, пил кажется уже третью чашку кофе.       — Приеду — отзвонюсь, — отчеканил Сергей, — И в ответ я хочу услышать, как ты провёл день на работе, как себя чувствует Антон, и о чём вы с ним поговорили. И пусть Сережа мне тоже позвонит насчёт этих бандитов. Я переживаю, Арсений. Ты слышишь? — сын молча закивал, надеясь побыстрее отделаться от отца, — Матери тоже позвони, она скучает.       — Позвоню, пап. Ты это… — Арсений Сергеевич замялся.       — Чего? — уже обутый и готовящийся уходить мужчина выглянул из коридора.       — Без предупреждения больше не приезжай, — и через паузу, совсем стушевавшись, — пожалуйста.       — Ещё чего! Специально приеду проверить, как ты, бесстыжий, тут живёшь! — Сергей снова скрылся в коридоре, а Арсений уронил гудящую голову на руки, лежащие на столе, — Всё, сын! Ушёл! Люблю тебя!       Попов-младший устало протёр готовые заплакать глаза и шёпотом ответил отцу:       — И я тебя…