Потерянные в тумане

      Вечерние сумерки расплывались по пустынной улице, насквозь проедая ее краски, звуки и… нет, запахи обострились донельзя, против воли проникая в сознание. Как ни старалась, Карен не могла с этим справиться. Встряхнув головой и отбросив с лица непослушный локон, она невольно принюхалась. Мокрый, постаревший асфальт, опавшие листья, гниющие в одинокой луже, оставшейся после недавнего дождя, жженая резина от резкого торможения…       Резко придя в себя, девушка отпрыгнула от проезжей части. Возле нее остановился серебристый кабриолет со сложенной крышей, и пассажирская дверь приглашающе распахнулась. Она опустилась на сидение.       — Привет.       — Привет.       Зачем она попросила его встретиться именно сейчас, в столь поздний час, сорвала с рабочей встречи? Разве она готова к разговору? Можно было подождать еще неделю, пока он не вернется из деловой поездки. Все равно готовилась к расставанию, ничего не изменилось бы… совсем ничего!       — Ты так внезапно позвонила, — Билл опустил ручной тормоз и внимательно посмотрел на подругу. — Что-то случилось?       Действительно, что-то случилось. Что-то случилось… да нет, дорогой, что со мной может случиться? — захотелось крикнуть ей, но она сдержалась. Гормоны, чтоб их…       Несмотря на вполне теплый вечер, Карен порядком знобило и, плотнее запахнув короткую джинсовую курточку, она набрала в легкие воздуха:       — Билл…       Ее голос сорвался, но и она сама словно сорвалась с цепи, выплескивая все, что скопилось внутри за этот непростой день, не размышляя, как разумно оно прозвучит:       — Предупреждаю сразу, мне ничего от тебя не нужно. Ни денег, ни помощи, я ничего не прошу и ни на что не претендую. Со всем справлюсь сама. Я просматривала вакансии, найду работу и стану содержать себя… нас… об аборте не может быть и речи, — она бросила быстрый взгляд на партнера, но тут же снова потупила глаза. — Я бы и вовсе не стала говорить, но подумала, что ты имеешь право знать… о том, что…       Положив руки на руль, Билл безучастно смотрел в темноту за лобовым стеклом. Где-то мелькали посторонние фары, где-то тускло склонялись придорожные фонари, но основные тона захватывала подступающая ночь. Когда Карен, прервавшись, всхлипнула, он медленно повернулся к ней.       — Ты беременна?       — Да, второй месяц. Сегодня была у врача, — новый всхлип девушка подавила.       — От меня?       — Разумеется! — она вспыхнула.       Взревел мотор, слишком громко и неожиданно прерывая беседу.       — Понятно, — произнес Билл, переключая передачу и разгоняя машину.       — Куда ты? — воскликнула Карен, хватая его за руку. — Я же сказала — аборт невозможен. Я хочу этого ребенка! Я не дам своего согласия. Билл… Билл!       Не отвечая, мужчина вывернул руль. Девушка вцепилась в приборную панель и замолчала, понимая, что сейчас не добьется внятного ответа. И все же… он мог хотя бы сказать, что думает. Ведь все вышло случайно! Она не хотела. Они оба не хотели. Предохранялись, но увы…       — Скажи хотя бы, куда мы едем, — более твердым голосом потребовала она, как вдруг кабриолет остановился.       После темноты улиц сияние торгового молла ослепляло, погружая в полное недоумение. Билл вышел из машины, обогнул ее и распахнул пассажирскую дверь, протягивая Карен руку. В растерянности она подала ему свою ладонь.       Павильоны и небольшие магазинчики чередовались один за другим, мелькая в сознании девушки, и без того разворошенном внезапными новостями и неопределенной реакцией партнера. Остановившись возле ювелирного салона, Билл потянул спутницу внутрь. Крепко сжимавший ее руку, он отпустил ее возле одной из витрин.       — Выбирай, — предложил он.       — Что? — Карен в непонимании осматривалась по сторонам.       — Здравствуйте! Добро пожаловать в наш магазин, — медом пролился голос продавца. — Какие украшения вы хотели бы посмотреть?       — Обручальные кольца, — коротко бросил Билл, и Карен задохнулась, впившись в него взглядом, но ничто в его внешнем виде не выражало колебаний.       — Ты… уверен?       — О, у нас есть прекрасные образцы! Посмотрите вот здесь и здесь, — начала продавец, но девушка возвысила голос:       — Ты уверен в этом, Билл?       — Совершенно, — в спокойном взгляде зеленых глаз не читалось ни капли сомнения. — Наш ребенок должен родиться в семье. Я люблю тебя, ты любишь меня. Так становись моей женой, Карен!

***

      Острый кисловатый запах постепенно рассеивался, оседая в пыли и растворяясь в затхлом, неподвижном воздухе помещения. С какой высоты падал лифт, если его колодки так нагрелись? Со второго этажа… со второго ли?       Голова отчаянно кружилась, предметы двоились и расплывались. Меня тошнило, а во рту надолго поселился навязчивый вкус крови, который никак не получалось проглотить. Прошло немало времени, прежде чем я нашла в себе силы подняться и осторожно, по стеночке, выползла в холл. Битая плитка и осколки стекол на полу отдавались ленивым скрежетом, далеко разносившимся по приемному покою, но простые звуки казались сладкой мелодией после грохота и рычания минувшей тьмы. Остатки паутины в кабине почти растаяли и сочились погасающим, едва заметным дымком. Нам ничего не грозило… во всяком случае, пока. Доковыляв до стойки регистрации, Руфус тяжело оперся о нее скрещенными руками. Он мерно и глубоко дышал. Приблизившись, я схватилась за соседнюю стену и привалилась к ней плечом.       — Ты действительно уверена, что Лара здесь? — напарник поднял голову и кивнул в сторону лестницы. — Потому что мне не хотелось бы снова туда возвращаться.       — На обложке, которую я нашла, были ее имя и рисунок здания, — пошатнувшись, я достала из кармана потрепанную медицинскую карту, — той самой, где потом появилась схема этажа.       Прежние надписи и невинный детский рисунок опять покрывали картон, но меня это почти не удивило. Взглянув на обложку, напарник озадаченно произнес:       — Все верно. Вот только карта не из этой больницы.       — А из какой? — удивилась я.       — Из госпиталя Алхемилла, а это, — он обвел ладонью застывшие руины, — психиатрическая клиника Брукхэвен.       — Откуда мне знать, что в Сайлент Хилле две больницы? — я пожала плечами.       В ответ мужчина выпрямился, покосился на гору переломанной мебели в главном коридоре и повернулся в сторону светлеющего проема входной двери.       — Ничего страшного, но теперь я точно знаю, где ее искать — на том берегу озера Толука, в северной части города.       — Пойдешь туда один? — не то, чтобы мне хотелось навязываться в попутчики, но перспектива вновь остаться в одиночестве совсем не прельщала.       — Мне без разницы, но… — он с сомнением оглядел меня, — можешь пойти со мной.       Против воли я почувствовала облегчение.       — Отлично, но позволь немного прийти в себя, — покачав сигаретной пачкой, я кивнула на нее. — Будешь?       — Меня они не успокаивают, — протянул Руфус и обернулся в невольном порыве. Бутылка абсента со стойки регистрации куда-то пропала.       Покинув госпиталь, мы присели на широкие потрескавшиеся ступени. Влажные камни крошились под пальцами и приятно холодили кожу, туман опускался лохматым покрывалом, окутывал и баюкал, осторожно целуя мертвыми губами. Серое небо казалось неизмеримо высоким, а терпкий сигаретный дым ласкал обоняние знакомым, привычным, прежним ароматом, постепенно возвращая вкус к жизни. Свесив руки между колен, Руфус безучастно смотрел вдаль. Стряхнув образ озлобленного дикаря в стенах Лариного дома, развеяв алкогольный дурман «Райской ночи», он предстал передо мной обычным человеком. Резкие, грубоватые, но не лишенные привлекательности черты, вскинутые брови, выраженные складки возле носа и плотно сжатые губы. И опущенные плечи, придавленные нелегкой ношей повседневных забот. Скорби по потерянной жене? Непонимания с дочерью? Или он сам — причина своих проблем?       Сигарета дотлела до фильтра и осыпалась невесомым пеплом.       — Хочешь отыскать Лару, чтобы помириться с ней? — поинтересовалась я, чтобы не оставаться надолго в тишине.       — Она — последнее, что осталось от Кэрри. Не могу и ее потерять, — вздохнул горе-папаша.       — Как планируешь это сделать? — поразмыслив, я спрятала сигаретную пачку и зажигалку в карман.       — Пока что не знаю, — он покачал головой. — Разберусь, когда ее найду.       — Найдешь и снова выплеснешь поток бессвязных эмоций как в «Райской ночи». И она снова от тебя сбежит.       — Она не… что? — Руфуса точно холодной водой окатило. Он пристально уставился на меня. — Этого не было! Мне все приснилось в пьяном бреду.       — Верно, ты был в пьяном бреду. Но тебе не приснилось. Мы с Ларой пришли в клуб, она все выслушала… и лучше бы ты оказался не в состоянии говорить.       Напарник какое-то время переваривал сказанное, а потом нахмурился.       — У тебя давно проблемы с алкоголем? — негромко спросила я.       — У меня нет… — начал он и осекся, встретившись с моим взглядом. Спорить было бессмысленно. Оставалось или принять очевидное, или продолжать прятаться от себя самого. — Все не так просто. Понимаешь, когда умерла Кэролайн, на меня разом свалилось все, с чем раньше справлялась она, и… мне стало не хватать времени. Не знаю, можешь ли ты вообразить, каково это, когда вымотанный возвращаешься с работы и весь вечер не можешь продохнуть. Дома дел невпроворот: нужно собирать вещи в прачечную, следить за тем, чтобы Лара делала уроки, и иногда что-то готовить, ведь не может ребенок есть одну пиццу. Когда отдыхаешь, только когда спишь или смотришь на закипающую для лапши воду. Мне… мне требовалось хоть как-то расслабиться, выпустить пар и успокоиться после тяжелого дня. А потом вошло в привычку, в ежедневный вечерний ритуал — прийти с работы и залить усталую душу порцией вина, пива или чего-нибудь еще…       Неожиданный всплеск откровенности не нашел поддержки.       — Все это тебя не оправдывает, — я покачала головой.       — Конечно, не оправдывает, — он презрительно усмехнулся. — А как же ты расслабляешься, возвращаясь домой? Как давно ты ощущала себя по-настоящему уставшей?       Вопрос был неоднозначен, сильно неоднозначен. От чего люди в принципе могут уставать? От быта, как незадачливый Ларин папаша или… от жизни? От однообразия вечеров, проводимых с успешным, но давно не любимым мужем, от пустых разговоров и скучных тем, от секса, растерявшего былую остроту и привлекательность… Откровенно говоря, на работе в компании, которая принадлежала Биллу, я почти не уставала, а все бытовые заботы лежали на технике и приходящей раз в неделю домработнице. Но как давно я чувствовала себя по-настоящему бодрой? О… очень давно! Разумеется, постороннему человеку этого не объяснишь.       — Как расслабляюсь? — эхом отозвалась я, вытаскивая и демонстративно закуривая новую сигарету. Светлый дым завис небольшим облачком, постепенно слившимся с туманом. — И кстати, не столь вредно, в отличие от твоей привычки.       — По мозгам не так бьет, а потому не помогает, — парировал папаша.       — Зато сохраняет разум и трезвость мыслей. Лара много рассказывала о том, как вы жили последнее время.       — Только плохое? — напрягся Руфус.       — Не только, — постаралась успокоить я. — Но для нее все хорошее закончилось, поэтому она и сбежала.       Собеседник не стал отвечать. Он молча отвернулся, всем видом показывая, что разговор окончен. Кажется, на этот раз его действительно сильно задело.       Кэрролл-стрит показалась особенно короткой, когда я проходила по ней в четвертый раз. Старые кирпичные дома стыдливо отводили немытые взгляды, огороженные подворотни прятались за туманной ширмой и больше не скалились клыками строительных обломков. Даже непроглядное марево виделось обычной непогодой, опустившейся на мирно спящий городок. Мнимая иллюзия безопасности, которую навевал спутник — безоружный, потерявший трубу где-то в лабиринтах госпиталя. Однако по пути он надеялся подыскать ей замену.       Странное чувство — страх. Порой оно сближает быстрее, чем симпатия, любовь и страсть, вместе взятые. Всего несколько часов назад мужчина намеревался разбить мою голову о комнатную перегородку, а я пожелала ему захлебнуться дешевым пойлом в дешевом баре, а теперь мы вместе шли по пустынной улице в неизвестность.       Покрытый слежавшейся пылью и редкими пожухлыми листьями асфальт легко ложился под ноги. Проходя мимо заправки Тексона, я невольно схватилась за карман, в котором лежал брелок «Шевроле» — не пропал ли, не оказался фантомом? Но гладкий веский крест отозвался приятной тяжестью, принося непонятное, ничем не подкрепленное успокоение.       Полуразрушенное здание боулинг-клуба ознаменовало окончание городских кварталов. Натан-авеню стремилась вперед широкой гибкой змеей с причудливым рисунком дорожных трещин, обочины поднимались редкими вихрами облетевших кустов. В лицо пахнуло свежестью, и в зоне видимости показался берег. Пожелтевшие травы скрывали воды Толуки, разливавшиеся где-то в бесконечном тумане. Ароматы водорослей и озерной влаги висели над ними, покрывая побережье особенной, умиротворяющей завесой.       Ритмичные звуки шагов, перемежаемые дыханием, составляли единственную звуковую палитру, и я решила снова начать разговор.       — Руфус, что произошло в Сайлент Хилле? Когда мы первый раз приезжали в отпуск, он выглядел процветающим и оживленным курортом.       Напарник неуютно передернул плечами и неторопливо ответил:       — Пару лет назад произошла катастрофа. Тогда никто ничего и понять не успел. В городе случился страшный пожар, спешно провели эвакуацию. Мы были дома и потому смогли быстро собраться и выехать… Не всем так повезло.       — А сейчас? Пожарная сирена, внезапная ночь, существа…       — Хотелось бы и мне знать, — отвлеченно бросил он. — Но город сгорел давно, вы с мужем должны были видеть предупреждающие знаки на въезде, слышать о катастрофе. В конце концов, позвонить и забронировать номер в гостинице, после чего узнать, что ее больше нет.       Незримой плетью хлестнуло по самым пяткам сознания. А ведь верно! Именно этим вопросом я задавалась, когда впервые увидела пустые дома и заброшенные улицы. Что произошло, и почему Билл не знал об этом? Или знал? Он, мать его, все знал!       — Я ничего не видела, — бесцветно произнесла я. — Заснула, пока ехали, а машину вел Билл. Он не захотел бронировать отель заранее.       Шоссе раздвоилось, поворачивая почти под прямым углом. Покой и тишина озерной глади, совсем недавно очаровавшие меня, теперь показались зловещими. Туман обволакивал редкие деревья, каплями свисая с ветвей, и расстилался над озером грязно-белым саваном, а в еле слышном плеске волн чудился похоронный колокольный звон.       — И снова ты все валишь на мужа, — пробормотал Руфус, и я встрепенулась:       — Что ты хочешь этим сказать?       — Пока еще не решил, — мужчина недоверчиво посмотрел на меня. — Давно ты его знаешь — мужа своего?       — Мы женаты девять лет, — я не понимала оснований для подобных вопросов.       — И у вас в отношениях все хорошо?       — Ты думаешь… — я задохнулась, — нет! Между нами все сложно, но ты не можешь его подозревать!       — Ну конечно, — усмехнулся напарник, подчеркнуто осуждающе качнув головой.       Пальцы сами потянулись за сигаретами. Он понимал, чувствовал те же шероховатости, что и я, но мне не хотелось подписывать приговор, не поговорив с самим Биллом. Слишком мало фактов, слишком много предположений. Слишком много… всего. Почему мы поехали в Сайлент Хилл, чего он хотел на самом деле, где он сейчас? Сумел ли выжить? Миновало три пожарных тревоги, три адских ночи, в которых цена смерти — один вздох. С последнего звонка, в котором он просил о помощи, прошло так много времени… Сколько же?       Посмотрев на экран телефона, я ожидаемо увидела неизменные 14:06. А вот батарея понемногу садилась, потеряв около трети своей мощности.       — Руфус, почему в Сайлент Хилле не идут часы?       — Может, потому, что ничего и не происходит на самом деле. Может, мы просто сидим в разбитой полыхающей машине и наблюдаем предсмертный бред. Но пока мир кажется таким реальным, я не хочу этого проверять.       Белесая пелена опускалась рваными слоями. Она размеренно колыхалась подобно биению пульса, приглушая журчание воды, проглатывая неторопливые звуки шагов, погашая дыхание и стук сердца. Мы больше не шли, а плыли в бескрайнем океане вечности, вне времени и пространства, и я действительно начала сомневаться в реальности материального мира, как впрочем, и себя самой.       Высокая темная громада, похожая на скалу, выросла из туманной пропасти, становясь более плотной, обретая форму и истинные размеры.       — Что это? — сооружение вывело меня из задумчивости.       — Кажется, гостиница Лейквью, — откликнулся попутчик. — Отель с видом на озеро.