Дно Антарктиды

Любая вечеринка в присутствии в ней главного гостя — алкоголя, проходила у нас примерно одинаково: всё так же случалась какая-нибудь дичь, то есть, что-то сродни несчастного случая; запоминались на всю жизнь веселые моменты и шутки людей, впрочем, лично я в таком состоянии смеялся даже над небом, находя во всём что-то смешное; Кагеяма с Хинатой заставляли чувствовать стыд за них; больше всех бухал Куроо, но крепче, чем все он и был; слонялись по жилью, вне зависимости от того, съёмным оно было или же своим, незнакомые мне и частенько никому из моих друзей люди. Такой смелостью, как у них, я не обладал и на чужую вечеринку вряд ли бы явился без приглашения, как бы мощно трубы у меня не горели, поэтому понять этих людей не мог и всё же мне с ними было весело, возможно, потому что я знал, что мы увидимся ещё нескоро. Быть может, никогда уже больше. Во всём этом есть какая-то своя особая атмосфера. У каждого из нас в такие моменты своё собственное настроение. В этот раз мы решили собраться у Куроо, учитывая то, что лично я у него был с утра и видел как он заморачивался, покупал выпивку на свои деньги, словно они у него не имели свойства заканчиваться, наводил порядок, даже повесил гирлянды. Когда я посмеялся с него и попытался узнать, для чего всё это, ведь дом этого человека итак шикарный, тот лишь отвечал, что ему «лично» не хватает ощущения праздника. С этим ощущением я едва ли контактировал в этот день. Настроение часто взмывало вверх, разумеется, чтобы упасть снова, грохнуться на мою голову, буквально сбивая с ног. Я пытался тоже чем-то заняться, помочь Тэцуро в его делах, но это только больше выводило меня из себя, в то время как лежать и ничего не делать не приносило ни пользы, ни удовольствия. Под вечер я смотрел сериал про геев, что так и не остались вместе, и, очевидно, расстроился окончательно. Дабы не тухнуть так скучно, я вышел во двор, незаметно стырив пиво, к которому мой друг, уже говорящий с кем-то по телефону, мне запретил раньше времени притрагиваться. На улице был уже поздний вечер. Скоро сюда сольются люди и мне точно станет веселее под давлением вредных привычек, за которые тут никто не осудит, как, впрочем, и не похвалит. Выпивка, курение, наркота, иногда опасный микс всего сразу — всё это просто вошло в нашей возрастной петле в норму, а мы аморфно плыли по её течению и, пожалуй, нам это нравилось, нас всё вполне устраивало. И меня тоже, пока я не начал понимать в какие гребанные дебри такой образ жизни может завести. В другом мне было бы скучно, так на что тут жаловаться? Пора прекращать пить осознанно, это как-то раздражает, вряд ли к чему-то приведет. Я разлегся на широких мягких качелях во дворе. Алкоголь тут же слегка дал в голову, расслабляя меня и успокаивая. Когда я пью, то словно перехожу во власть трёх интересных фаз: сначала расслабляюсь и веселюсь, несу какую-то дичь; после этого накатывает стадия дисфории, потому в таком настроении я стараюсь быть один; и, наконец, в конечном итоге у меня появляется много сил, настолько, что даже страшно, в такой момент я могу вести себя слишком агрессивно или энергично. Третья фаза появляется не всегда и считается самой нелогичной, ведь по идее у меня скорее должны закончиться силы и я, как многие другие, должен уже спать крепким сном младенца, но какие-то неполадки в моей нервной системе плевать хотели на здравую логику, а потому продолжали меня удивлять. В какой-то момент меня начала бесить даже крыша качелей. Действительно, для чего она? О том, что она просто является укрытием от неба, я не додумался, и, злясь на бедные качели, сполз на траву. Видимо, с жуками мне гораздо уютнее, говорят ведь, комфорт — понятие относительное. Я достал сигареты и снова лег, звезды мигали под сигаретным дымом, никак не "над", я ощущал себя уверенно и умиротворенно, наблюдая за ночным небом, его мирными путеводителями и их главным попутчиком, эдаким вождём непослушного племени — луной, что напрасно скрывали облака, похожие на сигаретный дым или заканчивающуюся однослойную вату. Интересно, Ямагучи придёт? Да зачем ему это? Если честно, меня разочарует, если он придет, как и то, что всё же это дерьмо пропустит. Мне ли говорить о том, что кто-то способен меня разочаровать? Такими темпами, не Ямагучи ускользает от меня всё дальше и дальше, а я от него своими тупыми выходками. Но ведь... Не этого ли я хотел, отстраниться и забыть? Забыть... Нереально, когда это веснушчатая морда каждый день мелькает перед глазами. Плевать, что учёба закончилась, и обычно не он на меня смотрит, а именно я. Всё равно, он ведь всегда рядом, как тут можно попытаться забить на него? Мне стыдно. Пиздец, как же мне ужасно стыдно. Почему я всегда всё порчу? Видимо, алкашка настолько разжевала моё подсознание, что я, недолго думая, потушил о кулак только начавшую потухать сигарету и засмотрелся на расплавившийся участок кожи, словно хотел воочию наблюдать, как он трансформируется в волдырь. Можно ли считать это за срыв? Вряд ли. У меня еще достаточно терпения. Думаю, человеческое терпение безгранично в любых условиях, и чаще всего живём мы как дети, которые не понимают, что сроки жизни ограничены. Каждый человек, наверное, просто ребёнок, вся планета — большое дитя с монстрами в бесконечной Вселенной, наделённое взрослым сознанием, которое боится уснуть во враждебной среде. Держать в себе, светить, как лампочка, гореть, как свеча, дарить этому миру самый невероятный свет, делать это так хорошо, чтобы все вокруг не уставали бы тобой восхищаться, выбирали вместо солнца. Завораживать человечество своим тёплым, не слишком горячим свечением, иногда обжигать, просто для разнообразия, ради более крепкой привязанности, откровенной зависимости людей от такого разного, такого якобы приятного и беззлобного тебя, внутри которого не всё так радужно и бескорыстно на самом деле. Потухнуть в один момент, до основания, не оставив после себя ни пылинки, чтобы окружающие тоже морально погасли от удивления и неожиданности. Даже если изнутри ты заживо сгораешь в адском пламени, помни, что об этом никому не хочется знать, в конце концов, всё, что остаётся в танцующих языках пожара — это ты сам. Контролируй свечение, не чувствуй так открыто и стыдно, лучше, вообще, на самом деле не чувствуй. Завораживай и притягивай, будто проживаешь только один день и ещё не успел разочароваться ни в чем. Догорай, дыми и тлей. Внуши себе, что угасаешь не потому что иного выбора не дано, а по своему собственному желанию. На улицу вдруг вышел Куроо с какой-то коробкой. Когда он открыл её и что-то вытащил, я понял, что Тэцуро решил проверить салюты. Я увидел мимолетный огонёк спички, то, как резко он потух от короткого взмаха руки, как спустя несколько секунд ночное небо озарила яркая вспышка, осветив, наверное, целый город. — Порядок, — удовлетворённо произнёс Куроо и вернулся в дом. Когда-нибудь салюты будут взрываться не только в небе, но и у меня в душе. Почему-то сейчас мне в это верится. Это тревожное пламя догорит, обглодает всё внутри лишь для того, чтобы на этой пустоши появилось больше места для салютов. И, несмотря на всю эту боль, мне всегда хотелось гореть сильнее. Я всегда знал, что моего свечения людям недостаточно. В голове было одно слово — "Отстой", рука горела от боли, и это стало причиной моего досрочного освобождения от моих несуразных мыслей, дисфорический омут медленно откатывался на второй план. Я повернул голову в сторону, отвлеченно оглядывая всё, что мог лицезреть. Двор с какими-то кустарниками и цветами, что Куроо, честное слово, сажал сам и каждый Божий день как одержимый следил за порядком в нём, казался мне произведением искусства, над которым его создатель очень долго и муторно корпел, трудился, шевелил каждой извилиной мозга, терял терпение и самообладание, но всё же продолжал, перманентно сходя с ума, обливаясь слезами, кровью и потом, не зная, что после его труд останется без вознаграждения, так уж легли карты — лето замораживается осенью. Не понимаю тех, кто смотрит на мир каким-то не самым обычным взглядом. Это же трудно. Сам я какой-то невероятной фантазией не обладал. Может, такое было в детстве, до сих пор помню, как каждый весенний особо красивый ручеёк называл каким-то именем, даже делился своей фантазией с Ямагучи, что, на удивление, меня поддерживал, даже сам дарил мне новые иллюзии, зачастую довольно банальные. Я улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям и внезапному осознанию того, что внимания маленького Тадаши узконаправленно стоили почему-то лишь деревья. Было ли ему со мной весело? Отчего-то я только сейчас начал в этом сомневаться. Он редко смеялся до слез в глазах, пока у меня даже живот начинал болеть, от того, как я хохотал, улыбался он тоже редко. Мы берегли внутри себя разные внутренние миры, но находили в них одинаковые элементы. И, однажды услышав в нашу с Ямагучи сторону шутливое «противоположности притягиваются», я настолько в это в поверил, что наша связь стала даже крепче, пока Тадаши комментировал это как: «Мы с тобой отличаемся, но не разные полюса магнитов». Странно, сейчас я даже не понимаю, отличаемся ли мы так сильно. Мой слух вдруг уловил чьи-то голоса, что сразу же стихли, отчего я подумал, что мне показалось, но этими людьми на самом деле оказались Хината с Кагеямой, теперь-то, когда ребята подошли ближе к калитке, я слышал их отчётливо. — Тошнит почему-то... Не к добру это, — бормотал Кагеяма. — А ещё ведь пить не начал, — фыркал в ответ Хината. – Мне всегда интересно, почему Нишиноя такой крепкий, когда выпьет? Ну, то есть, он бесится, конечно, но никогда не блюёт, зато вечно ржёт над нами. Даже брезгливость у него не вызывает рвотных позывов. — Ты не помнишь, как прошлым летом блеванул на него? Он был неимоверно зол, хотел тебя убить, меня в это время тоже вырвало из-за тебя, Асахи ржал, говоря, что его тошнит, но ничего подобного не случилось. Тсукишима уже был в астрале. — Это привычное его состояние. — Так не у меня одного ощущение, что он вечно обкурен? Недавно я с ним поздоровался, а он ответил мне через дохера секунд, смотря на меня как на повседневную хуету. — Ты для него ею и являешься. Иногда он отвечает на моё пожелание доброго утра коротким приветом, иногда шлёт, временами не слышит или так игнорит, а вчера я получил в ответ серьёзное «Спокойной ночи», если честно, как-то не уловил интонации сарказма. Либо этот человек гений сарказма, либо жёстко тормозит. Вообще-то, и то и другое, но им знать не обязательно. Следующим оказался Нишиноя, что приехал в наш городок впервые: — Вспомнишь солнышко… Это же Тсукишима там на травке лежит? Ребята обернулись, выискивая взглядом меня, и Хината, как хищник, обнаруживший жертву первым, с громким победным кличем подбежал ко мне. Я рефлекторно напрягся и приподнялся, ожидая, что это рыжее недоразумение на меня прыгнет, но, к моему счастью, зря, ведь тот нацелился на качели, что, конечно, не помешало ему по пути шлёпнуть меня по колену. — Курятник в сборе, — комментировал это Куроо, вышедший во двор. — Голубятник, — поправил Нишиноя. — А Асахи где? Неполноценные мы с вами без него, — встрял я, лениво отряхиваясь от всего, что на мне скопилось за время лежания на земле, а Хината любезно "помог" отряхнуть мне копчик, безудержно смеясь, когда я сухо благодарил его. — Только ли Асахи тебя волнует? — вдруг усмехнулся Кагеяма, чем нехило заставил меня напрячься, откровенно трухануть. — Ты о чем? — почти спокойно спросил я. — Мицуо тоже придёт. Она сказала, вы общаетесь... И довольно близко. Я обратил внимание на недоумевающий взгляд Куроо, обращённый на меня. Хоть эта девушка и могла стать моим идеальным прикрытием, однако мне отчего-то было это неприятно. Едва ли у меня было желание с ней видеться после случившегося. — Ого, это та милашка? — Хината сделал вид, будто не в курсе, хотя первым об этом и узнал. Впрочем, я сам ему там что-то напиздел. Надеюсь, не запутаюсь в своём вранье, в любом случае, стоит помалкивать и не распространять ложь дальше, учитывая то, что я не знаю, насколько безрассудные байки толковала сама Мицуо. Ощущаю, что вляпался, на этот раз по-крупному. — Она говорила, что мы с ней встречаемся? — всё же решил уточнить я. Брови Кагеямы удивлённо взмыли вверх. — Было похоже на то... Тсукишима, не приноси ей проблем в виде своих необдуманных поступков. — Это как-то подло, — поддержал его Хината, что внезапно стал серьёзным. Я мгновенно вскипел от гнева. Хорошо, обсужу всё с ней. Оба дров наломали, вместе и исправлять будем, не нужно волноваться раньше времени. Помрачневший Куроо предложил пойти внутрь и выпить, и, как только мы зашли, то услышали громкие разговоры на улице, предвещающие о начале праздника. В надежде, что в этом потоке гостей будет и Мицуо, я воздержался от протянутого мне коньяка. Нужно быть трезвым при разговоре с ней, иначе ничего я так и не решу, даже больше испорчу. — Может, ты бухой был? — никак не мог отпустить эту тему Нишиноя. — Мы оба, между прочим, — уже не скрывая раздражения, ответил я. — Тогда она сама хуйню морозит, в твою честность я всё же больше верю. — Возможно, — поддержал Кагеяма, как-то совсем несогласно хмурясь. — Но больше не занимайся этим в пьяном состоянии, к хорошему не приведёт. Ей тоже самое нужно будет сказать. Она неглупая. С этими словами он полностью и без остатка посвятил своё внимание Хинате, что уже взахлёб о чём-то рассказывал, ни на секунду не переставая широко улыбаться. Позвольте спросить, почему я чувствую себя виноватым насильником, вводящим бедных бесхитростных девушек в заблуждение, хотя ничего не сделал? Хорошо, кстати, что до конца дело не было доведено, хотя, к чёрту всю эту справедливость, Мицуо ничего не помешало бы напиздеть о чём-то без моего согласия, более того, даже без предупреждения. Не ожидал от неё. — Тсукишима, можешь помочь? — окликнул меня Куроо. Я удивился вдруг расстроившемуся другу, который уже шел на балкон, и последовал следом, догадываясь, что он тоже меня сейчас достанет своими вопросами. Как только я закрыл за собой дверь, дабы никто в пределах дома, где, кстати, уже во всю грохотала музыка, меня не услышал, то сказал, не дав другу даже рта открыть в очередном бессмысленном вопросе, ведь: — Ничего не было. Тэцуро вздохнул с облегчением, значит, больше не поднимет данную тему. Вот за что я его уважаю, так именно за это умение понимать настроение окружающих. Эгоистично я ещё и смею надеяться, что для него я занимаю место незаменимых лучших друзей, что, наверное, напрасно. У таких людей как Куроо множество друзей, ведь они особо не разбирают кого и зачем делать другом, в то время люди наподобие меня строят любые близкие отношения на полном доверии и, если быстро людям и откроются, то в друзья так сразу вряд ли запишут. Вместо осуждения и конструктивного «Ты ебанат», Куроо давал мне иные наставления: — Когда Ямагучи придёт, будь, пожалуйста, в себе, просто пообщайтесь по-человечески. Да ни-ху-я мне уже не надо, как Куроо не догнал очевидного? Хочу прекратить всё это, все тупые мысли и чувства, упрямыми червями копошащиеся у меня в голове, заставляя тормозить и тревожиться по ерунде. — Ладно, — всё же сказал я, зная, что после этих слов пойду и набухаюсь в самое говно. — У тебя всё получится. Всегда это слышу перед очередной неудачей. Предполагая, что Куроо будет за мной следить, я решил незаметно забрать бутылку чего-нибудь особо крепкого. Цель пала на виски. И на подвернувшуюся под руку Мицуо с вишневым соком в руках. Идеальный «выход», в дверях которого сразу можно всё и решить, чтобы продвинуться дальше. Мицуо, почти сразу заметив меня, радостно улыбнулась и приветливо помахала рукой. Я взглядом указал ей на бутылку, что стояла с ней рядом, и махнул головой в сторону выхода. Она сразу поняла что мне нужно и энергично кивнула. Не дожидаясь её, я вышел во двор, заняв место около кустов, которые логично и к месту толпились прямо у ворот. На улице было много людей, великого столпотворения, конечно, не наблюдалось, но меня посетила недовольная догадка о том, что оно ещё впереди и к нему нужно быть «готовым». Надеюсь, всё сегодня у нас с этой девушкой придёт в норму, и моё хорошее настроение ещё вернётся, бухло, так сказать, в безотказную помощь. — Тсукки, давно не виделись! – она подбежала ко мне и села рядом, но не слишком близко, указав на отсутствие навязчивости со своей стороны. Нормальная ведь она, что тогда не так, какие у нас могут быть проблемы? — Привет, — улыбнулся я в ответ. — И не называй меня так, пожалуйста... Мне непривычно. — Ох, хорошо, просто так было удобнее. Тоже не люблю когда моё имя сокращают. Мицуо снова охнула, сожалея о том, что не принесла стакан для выпивки. Я постарался убедить её в том, что всё в порядке, но она уже резво вскочила, направившись прямо к сомнительной компании парней, дабы "одолжить" у них стаканчик. Те, судя по всему, уже достаточно укуреные, отдали ей его, но этим девушка вдруг не ограничилась, что-то шепнув самому грозному на вид мужику. Я напрягся, в любой момент готовый защитить эту ебанутую на голову, матеря её всеми возможными словами за безрассудство. Чем она думает, почему так спокойно себя ощущает с этими обкурышами? Впрочем, на то они и нарики, что имеют с собой арсенал веществ, и потому, не слишком волнуясь о скрытности, дали взвинченной дружелюбной незнакомке, как я понял, пакетик с чем-то. Громила даже отдал ей косяк, что сам уже раскуривал. Мицуо кивнула им в знак благодарности и вернулась ко мне с самым своим беззаботным видом. — У нас же алкашка есть, — напомнил я, когда она вернулась. — И что? Ой, получается нельзя смешивать? — Не всегда, но сейчас можно под моим контролем. Мицуо хохотнула, и я тоже улыбнулся своим внезапным словам. — Хорошо, учту. Тогда мне, вообще, не наливай. — Договорились. Зачем ей запоминать эту информацию, пусть просто не связывается с этой дичью. У меня стойкое ощущение, что она уже под чем-то, что меня, между прочим, тревожит. Я забрал у неё косяк, сделав медленную, но длинную тягу. — Слушай, Кагеяма тут говорил... – начал было я, хотя желание копаться во всём этом у меня уже пропало. Уверен, это Кагеяма всё напутал. Я о том, что мы с Мицуо не встречаемся, ведь по «факту» просто по-обоюдному перепихнулись. Точно, там ведь ещё её подруги были, наверняка они и распространили всю эту дезинформацию. — О чем? — голос её стал более расслабленным, а потому уже не таким веселым, что мне как-то не нравилось и очень нравилось одновременно. — Забей. Мне бы хотелось её успокоить, ведь я вдруг понял одну до черта очевидную и простую вещь — эта девушка и сама не полноценно рада от того, как кто-то думает, что у неё есть парень. Она уже перебесилась, отчаяние постепенно угасало, принося безысходность приятия, поэтому сейчас ей тоже было некомфортно и грустно. Ей хотелось бы не меня, а мне не её, так что всё у нас нормально, если можно так выразиться. И всё, мне было больше не о чем с ней говорить, как не о наших ебанутых проблемах, и по этой странной причине, безмолвно повисшей между нами, мы молчали, отрешенно наблюдая за весельем совсем рядом с нами. Доза эйфории вскоре настигла и нас, на время позволив пожить в удовольствии. Жизнь без удовольствия — всё равно что смерть. Может, я так оправдываюсь, но вдруг дельные вещи говорю? В чем смысл того, чтобы не проебывать жизнь? Сдохнуть более менее здоровым вряд ли получится. Всё равно ведь всё потеряем, и жизнь не вернётся к нам, как сад Куроо, что всё же обновлялся каждый год, терпеливо проходя сквозь все стадии угасания. — Мицуо. — М? — Как дела? — Охуенно впервые за долгое время и поэтому — ещё круче. — Тоже самое. Знаешь, не понимаю тех, кто копит деньги. Они же для того, чтобы тратить. Жить нужно одним днём. — На место на кладбище копят, наверное, — немного помедлив, предположила моя собеседница, не слишком серьёзно об этом задумываясь. — А в чем проблема, пошёл туда с табличкой "занято" и устроил её где-нибудь. — За этим следят похоже, ты чего… — Тогда в любом поле. Да хоть в лесу. Для чего обязательные кладбища? — Это для родных наших. — Сами тогда пусть и заморачиваются с этим, — подвёл итог я, хотя думал о том, что было бы неплохо помочь маме и самому дать ей денег на наши могилы. — Они и заморачиваются... Волновало бы меня, если бы мой брат покоился где-нибудь подальше от кладбища? — Да нет, думаю, в этом есть что-то. Я бы так и хотел. Интересно, в какой он уже стадии разложения, — я поздно понял, что сказал это вслух, ведь Мицуо никак не отреагировала. Я хотел на неё посмотреть и вдруг обнаружил, что девушка уже лежит на моём плече. Она подняла голову, будто я её позвал, хотя я практически точно ничего в эту секунду не говорил. Однако, я совершенно точно не понял, кто из нас стал виновником того, что наши губы столкнулись в лениво-увлечённом поцелуе. Может, виноваты были и не мы вовсе, а кто-то нас подтолкнул, может, несправедливая случайность во всём была виновна и обещала мне раскрыть всю свою жестокость, достать её из самых потаённых глубин, доказать, что я пожалею об этом поцелуе даже больше, чем рассчитывал. Инициатором не могла быть лишь судьба, ведь мы с этой девушкой друг другу не нужны, а первопричина в том, что в судьбу я, вообще, не особо верю. Это никак не влияло на нас, поэтому мы продолжали увлечённо сосаться во дворе под чьи-то улюлюканья и гогот, закрыв глаза, чтобы ни за что друг друга не видеть. Кажется, игра под названием «Представляй необходимого себе человека» началась снова. Не могу не принять этот вызов. Всё в моём подсознании смешалось в какую-то кашу, я уже не понимал, у кого из нас такие сухие губы, скорее всего у меня, ведь я приобрел привычку их кусать, словно бы соревнуясь с Ямагучи, губы которого абсолютно и раздражающе всегда были в крови или микротрещинах. Губы которого, по всей видимости, были настолько желанными, что я целовал какую-то девушку, делая вид, или даже отчаянно пытаясь доказать себе, что это не она. И сейчас, с внешней помощью, дарующей благословение и забытие, у меня отлично получалось. Даже усилий прилагать не пришлось. Но я знал, что это Мицуо. Потому что он... Я отстранился от девушки настолько резко, что случайно ударился о её верхнюю губу зубами, и пораженно уставился на Ямагучи, стоящего в воротах. Наши взгляды столкнулись и я, словно бы услышав в его глазах своё имя, что он вряд ли бы мог произнести сейчас по причине своего безразличия конкретно ко мне, поднялся, уже не замечая сидящую рядом Мицуо, и направился к нему. — Ямагучи, ты что тут... — не поспевая за тем, что сам несу, начал я. — Пошли отсюда, тут музыка громкая, бляди укуреные, атмосфера, вообще, ужас, нечего тебе тут шататься. Ямагучи, явно шокированный моим бредом настолько, что даже рот от удивления раскрыл, не успел и слова вставить, как я уже вцепился в его руку и вышел за калитку, так ее и не закрыв, просто зачем-то остановившись за воротами. Тадаши хлопал глазами, не понимая, что я от него требую и схватился за мое запястье своей свободной рукой только для того, чтобы освободиться. Я сунул руки в карманы, доказав, что больше его не трону, и предложил: — Давай тут посидим? Подумал, наверное, какой я ебанутый, но всё равно согласно сел следом за мной на землю. Я прислушался к звукам, доносящимся за воротами, запоздало начав волноваться о том, что кто-то мог нас заметить, но ничего такого страшного, как я понял, не случилось: по-прежнему кто-то громко смеялся, разговаривал, музыка слышалась даже на улице, Мицуо... Я уже не знал, что с ней, да и не особо хотел, если честно, узнать. Думаю, она всё поняла. Сто процентов, она всё правильно поняла. В конце концов, шанс потеряли мы с ней вместе, однако же именно я совершенно до неприличия не умею сдаваться. Сдаваться иногда очень важно, даже необходимо, но именно этому, к сожалению, никто не учит. Ямагучи явно чувствовал себя не очень уютно в моей компании, но понимал, что внутри будет только хуже. Мне хотелось закрыть калитку, словно это спасло бы нас от шума, оградило от мира, существовавшего внутри, но мне было лень встать, к тому же, я переживал, что Тадаши уйдет, снова ускользнет из моих рук, как рассыпчатый песок, который я будто пытался собрать с какого-то необъятного берега, соединить в единое целое и эгоистично им только и обладать, поставить рядом табличку со словом «мое» и остаться рядом до конца, не нуждаясь уже ни в какой стереотипной человеческой могиле. — И почему ты здесь? — спросил я, действительно интересуясь столь странным поступком со стороны этого парня. Тадаши, конечно же, честно ответил: — Это был колоссальный шаг за границы зоны комфорта. Я думал, он пойдёт мне на пользу. — Необязательно делать такой шаг, если так сильно не хочется. — Тогда мне стоит уйти… — Нет, погоди. Ты вернёшься домой с ощущением незавершённости. Это будет полный провал, если ты не попытаешься. Пошли со мной, укромное место найдем. Не то что бы я пытался его удержать, скорее просто проникся ситуацией. Очевидные вещи ведь говорил. Тадаши вряд ли был со мной согласен. — Ладно, только недолго, — несмотря на свои сомнения, ответил он. Меня напугала его наивность. Что, если бы с ним сидел озабоченный манипулятор и вот так бы увёл? О чем только этот парень думает, что и кому пытается своими нелогичными поступками доказать? Чего он хочет? Возможный ответ лежал на поверхности, обрушился на наш берег подобно непредсказуемым волнам. Тадаши хотел бы с кем-то дружить — вот как я подумал, вспомнив себя, что держался рядом с людьми, не желая терпеть вечное одиночество. В таком случае, надеюсь, он найдёт хорошего друга, действительно адекватного и нормального. Но это будет явно не здесь. Как бы то ни было, я хочу его поддержать в этом его "шаге", что наверняка дался ему с трудом. После каждого шага появляется уверенность, а смелость у Ямагучи уже есть, в конце концов, он ведь не просто мечтает о чем-то, а действует решающим фактором на свою жизнь. Не знаю, что за война у него происходит с самим с собой, но исходы её явно плачевны, сейчас он выглядит так, будто считает свои потери, совершенно забив на выигрыши. Ямагучи сильный, но, кажется, и сам ни разу не в курсе. Таким образом, мы и зашли в дом. Тадаши цеплялся пальцами за рукав моей кофты, а я, который знал жилище Куроо как свои пять пальцев, последовал в его комнату, куда мой друг точно никого бы не впустил, сначала перепутав её с соседней, в которой, к слову, уже кто-то трахался, причём это были два парня, благо, не заметившие меня. Незамедлительно закрыв дверь, я обернулся на Тадаши, который уже включал свет. — Ну, что? — Мне не очень хочется проходить сквозь это снова, — ответил парень, а потом в каком-то беспокойстве прикусил губу. Ему точно тут не нравилось. — А ощущение победы? — Слишком смутное, чтобы быть им удовлетворенным. Как победить в войне, потеряв всё, что на самом деле нужно. — Война, вообще, напрасная потеря. Возможно, ты только сейчас так чувствуешь. — Ты же сказал две противоположные вещи, — вздохнул Ямагучи, садясь на пол рядом с дверью, проигнорировав кровать и небольшой диванчик, находящиеся в этой комнате. Я последовал его примеру. Передо мной, словно бы осуждая меня, стояла огромная кровать. В моей комнате такая же, засыпая на ней, я чувствую слишком много лишнего мне, пустого места. У меня зачесался нос, я потянулся к нему, намереваясь унять зуд, как вдруг обнаружил, что в руке у меня всё ещё находился уже потухший косяк. Начал поспешно рыться в карманах и, к своей удаче, отыскал зажигалку, благодаря которой снова смог закурить. — Будешь? — предложил я Ямагучи, которого смутно видел из-за клубов дыма, на долю секунды забыв, что это именно Ямагучи, а не кто-то другой, и хотел было одернуть руку, как парень вдруг выхватил эту вещицу из моих пальцев. Мне только и осталось, что удивлённо наблюдать за тем, как Тадаши коротко и не очень правильно затягивается, видимо, неумело повторяя за мной. Водоворот этот странного дня затянул меня в свою власть, не желая впускать в него адекватные мысли, не желая, чтобы я сам, его заложник или, может, преданный раб, что-то мог всецело понять, успеть за стремительно развивающимися событиями, и, тем более, на них полностью влиять. Не знаю, кто был главным героем моей жизни, кажется, эта роль почти всегда пустовала из-за моего легкомысленного и безответственного бездействия. Но сейчас эту роль словно бы решили отменить. Скорее даже, просто заменить чем-то более важным. Кем-то. В этом сценарии я был "никем", наблюдателем со стороны, и даже так играл отвратительно, совершенно не справляясь. Этот вечер зациклился в моей голове. А Ямагучи, на котором сейчас зациклился я сам, был таким... Ненастоящим. Мне стало страшно, что это не он сейчас кашляет, причём так легко, будто периодически курил обычные сигареты. Что, если со мной сейчас Мицуо или кто-то другой? Нет, это точно Ямагучи, его веснушки слишком реальные. Надеюсь, он не подумал ничего такого, когда видел, как мы с Мицуо целовались. Хотя... Этот человек опирался на факты, только на то, что видел своими глазами. Но вдруг мне повезло? Я лёг на пол, почти уткнувшись головой в его колено, и продолжил за ним наблюдать. Тадаши тоже пристально смотрел в мои глаза сверху вниз, будто обнаружил в них что-то интересное. Охуеть, какой он красивый. Я под кайфом, но этот Ямагучи заставляет охуевшую нереальность в моих глазах разрастаться примерно на бесконечность. Примерно любовь. То есть, влюбленность. Вот, что я до сих пор к нему чувствую. Мое состояние сейчас идёт мне в непомерное благо, ведь благодаря ему мне не так тяжело осознавать очевидное. Принять мне это, конечно, гораздо труднее, поэтому, не рискну, не сейчас. Подумаю об этом вчера и ничуть не позже. Сегодня наслаждаюсь, ничто и никто не в силах меня расстроить. Мне хотелось лечь к нему на колени и сделать вид, что так и надо, так и было всегда, это в порядке вещей у нас, давно и правда. Я горячо желал, чтобы и он тоже, хотя бы на этот вечер, сделал вид что это для нас нормально и тоже ощутил уют. Но, зная, что меня стопроцентно оттолкнут, я словно бы в отместку решил просто его смутить, заезженно, неоригинально и глупо, так, что даже самому стыдно стало: — Что, если завтра конец света, а мы ещё даже не поебались? Ямагучи посмотрел на меня типично. Как на отсталого, одним словом. Слово «поебаться» смутило его, но не больше, чем мое глупое, лишённое логики предсказание. В этот раз он выкрутился или же просто не догнал. — Не волнуйся, завтра мы будем в порядке. Иногда я правда не понимаю, издевается он, хорошо просчитывая мой ритм мышления, или всерьёз так невинно уничтожает, будто кровожадный ангел. Он доведет меня до паранойи, а потом до дурки, прямиком в ад. Пожалуй, там мне и место, а потому я отлично впишусь, приживусь так, как нигде в своей жизни. Может, будь я хотя бы немного таким эгоистичным, как сам считал, я бы потащил Тадаши на самое дно вместе с собой. — Точно? Конец света невозможен? Отрицаешь его всеми фибрами души? — Скорее всего. — Жаль. Я минуту помолчал, а, может, гораздо больше, пяля в потолок, словно искал там что-то интересное, хотя мой мозг в этот момент грузился чем-то невероятно важным. — Откуда тебе знать, что будет завтра? — спросил я, продолжая дырявить бедный потолок. Мне почему-то стало страшно, что он действительно разрушится под оглушительным взрывом солнца, что ещё даже не взошло, я словно бы ждал тотального краха, наивно полагая, что моё внимательное наблюдение меня спасёт. Может, конец света принесёт нам оползень с далёких краёв северных континуумов? Что случится? Что-то ведь случится. Действительно, а как спастись от апокалипсиса, что, если это возможно? Что он из себя представляет? Солнце перегорит, как лампочка, или я в конце семестра, или же просто взорвёт всё к чертям вместе с собой? Тогда это лишние жертвы. Полагаю, кто-нибудь усердно трудится над этим важным вопросов, вымирать нам не выгодно. Страждущее человечество должно продолжать бороться. С другой стороны, если все разом вымрут, то ничего страшного не случится. Никакие проблемы это не вызовет. Какие ещё могут быть проблемы у планеты, когда оскверняющих ее людей не станет. Этому миру нужно время без человечества, вдруг он сам уже на грани взрыва, теряет терпение в наглой надежде, что все вымрут без его вмешательства, без очередной колоссальной энергии, потраченной на это гиблое общество. — Я ебу? Это точно не мог сказать Ямагучи. По контексту ясно. А голоса я уже едва ли различаю, у всех они какие-то одинаковые. Кошмар, мы такие одинаковые. Но Ямагучи Тадаши не теряет свою уникальность в моих мыслях, когда я думаю о том, что он тоже человек, значит, я его идеализирую? Нет, вовсе нет. Он такой же обычный, ничем от нас не отличается. Говорящим оказался Куроо, что меня не особо волновал. Без разницы, вообще, на всё, даже на Ямагучи, предателя, что уже куда-то слился мне плевать. — Ну и пошёл ты. Эти слова я адресовал явно не Куроо, но тот, кажется, не особо понял, в чем дело. Мне было лень ему объяснять, а извиняться я не хотел. — Ты как, ебанашка? Не кури больше. Не дыши тут вообще, даже я вставился, хоть и держал себя в руках. Убийственная атмосфера. Больше не буду так много людей приглашать. Ещё сдохнет кто или копы припрут. — Реально… — Мицуо, кстати, уже с девками кувыркается. Двумя, блять. От удивления я поперхнулся слюной, что собирался сглотнуть. — Реально? — Ага. Она сама под кайфом похоже, но я всё же убедился, что всё у них там по согласию. Ебаный стыд… — У неё вискарь только был вроде, — ответил я, хоть и не мог полностью сконцентрироваться на проблеме. Хотя, проблема ли это? Все довольны, значит, порядок. — Ты собираешься в себя приходить? — В процессе. Уже батарейки кончаются. Да, кстати, где Ямагучи? — Как только я зашёл, он сказал посидеть с тобой и ушёл в туалет... Пригляди за ним. За тобой самим, конечно, присмотр нужен. Куроо фыркнул своим словам. Я встал, ощущая, что меня начинает тошнить. Действительно, нужно выйти на свежий воздух, проветриться, Ямагучи до дома проводить. А потом и к себе, неверное, хватит по улицам шататься, как мама говорит: «Своего дома что ли нет». Мы с Куроо вышли из комнаты и разошлись по противоположным направлениям: он следить за порядком, а я за Ямагучи. В этом доме имелись две уборные — одна на первом этаже, вторая здесь, на втором. Разумеется, сначала я решил проверить вторую, наконец-то начиная нормально соображать. Только вот на то, чтобы постучаться, прежде чем зайти, или тупо подождать снаружи мозгов мне явно не хватило, и я легкомысленно зашёл в ванную, которая, к моему удивлению, не была заперта. Только я понял свой косяк и захотел извиниться и выйти, как вдруг заметил совершенно постороннего мужика, который к моменту моего появления что-то медленно говорил моему Ямагучи. Последний стоял как раз около двери, из-за чего мы с ним чуть не столкнулись плечами. Я почувствовал неладное в этой атмосфере и в том, как Тадаши неуверенно приблизился ко мне, то ли намереваясь спрятаться за моей спиной, то ли сбежать отсюда без меня. — Что такое? — возмутился мужчина. — Не мешай нам, чувак... Он явно был не в себе, говорил нетвёрдо и быстро, глаза его были распахнуты, словно в каком-то ленивом испуге, сеточки лопнувших капилляров в них выглядели болезненно. Он похож на сумасшедшего в припадке, что под эффектом сильных наркотиков запросто может разгромить весь дом, не ощущая ни боли, ни усталости, ни угрызений совести, разумеется. Меня больше пугал его внешний вид, чем он сам, поэтому я бесстрашно нахмурился, всем своим видом показывая, что не намерен отступать. — Хуйню не неси... — я запнулся, опустив глаза на расстёгнутый ремень незнакомца. В то же мгновение меня обдало волной сокрушительной ярости, что и придала мне ещё большей уверенности в своих действиях. —Какого черта тут творится?! Лучше тебе убраться, хотя, тебя, конечно, никто не отпустит... Не успел я закончиться свой гневный список проклятий и угроз, как вдруг мужчина замахнул на меня кулак. От неожиданности и неготовности показать свою ответную реакцию, я шагнул назад. За мной вынужденно повторил Ямагучи, что стоял за моей спиной, в какую-то секунду я услышал, как защёлкнулся замок двери, которую Тадаши, судя по всему, случайно задел рукой. Так мы и заперлись в этом неадекватном пространстве. Не обращая уже ни на что внимания, я оттолкнул незнакомца, чтобы отвоевать больше места для удобства и ударить его в челюсть с такой силой, что боль передалась и моему кулаку, который необдуманно мощно, под влиянием моих собственных, известных лишь мне эмоций, врезался в этого человека. Который, между прочим, разве что слегка покачнулся, будто не почувствовал никакого, даже самого малейшего дискомфорта. Это разозлило меня ещё больше, но я не успел ничего сделать, ведь мне в живот прилетело его собственное колено. Я задохнулся от боли и мне, точнее моему организму, требовалась хоть какая-то пауза, но времени в этой ситуации у меня не было, как и внутреннего желания сейчас тормозить, ведь это значило бы, что я дал слабину, по-настоящему и позорно отступил. И всё же, я даже не успел понять, в какой момент так резко увернулся, выигрывая своему дыханию время. Незнакомец покачнулся, потеряв вместе с противником и своё равновесие, Ямагучи, на которого он чуть не повалился, легонько оттолкнул его в попытке защитить себя. Мужчина сделал неловкий шаг, словно бы внезапно поскользнувшись на гладком полу; упал, не успев даже выставить перед собой руки для более безопасного приземления. От его столкновения об угол ванной, послышался такой грохот, что Тадаши от страха дёрнулся к стене, ещё крепче, чем прежде к ней прилипнув. Я пнул лежащего, не дожидаясь, когда он поднимется, это, кстати, не считалось нормой в моём понимании, а Ямагучи вдруг вскрикнул что-то, кажется, просил меня остановится, но я, запредельно злой, невозможно охуевший от несправедливости, от того, что кто-то, вообще, смеет трогать ни в чем не провинившегося Ямагучи, посягнуть на его спокойную жизнь, что я все школьные годы, как мог, пытался ему как-то обеспечить, хотя бы со стороны себя и своих друзей, уже не мог остановиться. Мне хотелось кричать от переполняющих меня эмоций. От всего, что в моей задолбанной душе творилось, и пинать, пинать, бить кого-то наподобие этого отвратительного урода, мешающего людям своим существованием, способного лишь потреблять кислород, истреблять последние капли нормальности планеты к хуям и даже не осознавать, насколько он токсичный, насколько мерзкими его поступки могут быть, насколько паразитарную жизнь он живёт. Ямагучи кинулся ко мне, с трудом заставив остановиться. Я хотел его подвинуть, чтобы продолжить своё дело, но он вдруг громко сказал мне: — У него кровь! — И что, блять..? Я недовольно посмотрел на человека, являющегося причиной моего яростного припадка. Он всё ещё лежал, не пытался даже защищаться. — Вставай, уебок! Почему-то я решил, что он притворяется, поэтому хотел пнуть его в бок снова, но вовремя заметил кровь, вытекающую у него из головы. Моё собственное сердце вдруг пропустило удар, в этой секундной абсолютнейшей тишине замершего мира я успел уловить взволнованный выдох Тадаши, что всё ещё крепко держал меня за локоть. Он отключился. Просто отключился. Ну не сдох же он тут в действительности, не смешите, я ничего такого не сделал, что бы ему настолько навредило. Дальше моё сердце загрохотало с неимоверной мощью, и я неосторожно присел, скорее из-за своих ног, внезапно ставших ватными, чем ради того, чтобы поближе рассмотреть растекающуюся по белым плиткам лужицу крови. Всё ещё не особо веря в происходящее, я потянулся дрожащей рукой к его шее, чтобы найти пульс. Безуспешно. Мне было слышно лишь своё бесконечное сердцебиение. Ямагучи, что стоял рядом, отстранился, прислонился к двери, будто уже не мог даже нормально стоять, и медленно осел на пол, также не в силах поверить в случившееся. Я машинально рванул к унитазу, открыв его крышку своей окровавленной рукой чуть раньше, чем меня вырвало. Меня колотило, словно в лихорадке, на коже выступил холодный пот, сердце истошно билось в бешеном припадке, как заключённый псих в камере тюремного изолятора. За окном грохотали салюты, нагоняя на нас ещё большую панику. Уже не находя объяснений своим действиям, я, не нажав на смыв, тихо и осторожно закрыл крышку унитаза, и подошёл к раковине, чтобы отмыть свои руки. Я внимательно мылил их ровно пять раз «до скрипа», ровно пять раз смывал по самые локти, капая на пол, тем самым разбавляя кровавую смесь на полу, умывал лицо и даже хотел почистить зубы, старательно делая для себя вид, будто не замечаю растущей лужи крови, и только тогда, когда она приблизилась ко мне почти впритык, настолько, что могла испачкать, я, вдруг отчего-то успокоившись, наверное, наконец словив свою спасительную дозу полнейшего шока, подошёл к двери. — Так, — не слыша свой дрожащий голос, произнёс я. — Сейчас что-нибудь придумаю. Погоди. Ямагучи молча сидел на полу, завороженно смотря на лежащее в паре метров от него тело. Может, можно его откачать? Без скорой не получится... Нет, уже в целом поздно. Мы скажем, что это была самозащита. Что делать? Блять, что мне делать, нам не поверят. Я правда убил человека? Но я не виноват, я же не виноват, он сам упал. Ямагучи подтвердит. Подтвердит ведь? А это точно моя вина? Это ведь всё Ямагучи, точно, только он виноват. Ненавижу, он сломал мне жизнь, окончательно, бесповоротно. — Сиди тут. И дверь закрой, — сухо произнёс я, старательно отгораживаясь от навязчивых кричащих мыслей, и вышел из уборной. На втором этаже никого, кажется, не было, за исключением тех, кто сидел по комнатам. А вдруг они выйдут? Очевидно, сразу же направятся в туалет. Нужно быстрее добыть то, что нам пригодится. Я, едва ли представляя, что мне нужно, спустился на пустую кухню. Людей не было и на первом, видимо, все стеклись во двор. Я нервно зашарил по полкам в поисках мусорного мешка, достаточно большого для трупа, примерно прикидывая какого он роста. Под руку попадались пакеты, которые я тоже сгребал в карман своей толстовки. И тряпка. Нужна тряпка, желательно большая, черт подери, почему таких нет?! В конце концов, взяв хоть что-то, я совсем растерянно замер. Может, взять нож? Можно будет оставить тело, воткнув в него нож с левой руки, хотя, конечно, не всё так однозначно в таком обмане убийства. Я правша, на меня не подумают, Ямагучи тоже работает правой. Но разве мало левшей среди здешнего народа? Да и какая разница, меня точно включат в список свидетелей, дурацкая идея. Только я направился ко второму этажу, как кто-то оттуда начал спускаться. Моё сердце вновь пропустило удар, я обомлел, перестав даже дышать, и с ужасом поднял глаза на человека, вставшего перед мной. Кагеяма. Зачем же так пугать... — Тсукишима, — горящими от счастья глазами проговорил он. — Мы сделали это! Мы с Хинатой! — Ага, ясно... Ты в туалет идешь? — Да, на втором этаже занято, тоже ебутся что ли. Блять, я так счастлив. Пошли выпьем, Хината сейчас тоже спустится, хотя он вроде сказал, что спать собирается. Я двинулся вперёд, надеясь, что не слишком заметно выделяются у меня карманы, забитые пакетами, пусть и шуршат с каждым движением. — Ага. Иди пока салюты посмотри... Кагеяма вцепился в мою руку, которую я интуитивно резко одернул. — Ну, хорошо, — удивившись моей реакции, пробормотал он, одарив подозрительным взглядом. — А ты куда? Второй туалет занят, говорю же. — Там Ям... Девке плохо. — Ты же был с Мицуо. Тсукишима, разве ты... — Твоя Мицуо по девушкам, твою мать, а мне никто не нужен, успокоитесь вы или нет?! — на одном дыхании выпалил я, раздражаясь тому, что кто-то занимает моё время. — Бесконечно рад за вас с Хинатой, но у меня своя жизнь, свои дела, знаешь ли... — Вечно у тебя только свои дела, — мрачно процедил Кагеяма, судя по всему, обидевшись. — Ты и помощи не просишь и сам ничего не решаешь, долбоёб, останешься такими темпами один. Хотя, нет, ты не один, с тобой же твои проблемы... Я уже не слушал его, быстро поднимаясь на второй этаж. Ебучий лицемер, какая тут твоя помощь, будто ты за меня труп захочешь убирать, будто не сдашь, если тебя за яйца прижмут. Я тихо постучал в дверь уборной, сказав короткое «Это я», и, как только Тадаши открыл дверь, шагнул в свою грёбанную реальность, где никакие друзья уже не могли не то, чтобы помочь мне, но и тупо быть рядом и поддержать словами, где словами, вообще, ничего невозможно сделать, где бледный Ямагучи всё так же сидит на своём месте, переваривая тот невероятно сложный к осознанию и, тем более, принятию факт того, что мы в самом деле убили человека. В этой реальности даже не ясно, кто из нас виноват больше. Если бы Ямагучи не толкнул этого человека последний, то виноват был бы абсолютно точно я, ведь тот уже падал... Но теперь мы так сказать "сообщники", как ни крути, и ленивой полиции, пинающей хуи на страже закона, точно будет всё равно кто из нас накосячил больше, нас так и прикроют двоих. — Запри дверь, — снова скомандовал я с хладнокровием самого настоящего убийцы подходя к телу, если не учитывать, что меня продолжало немного потряхивать. Ямагучи, не вставая на ноги, потянулся рукой к замку. — Помогай давай. Я тело спрячу, а ты пол помой. Мой напарник продолжал сидеть, чем привёл меня в очередную истерику. Я подошёл к нему и сел, загораживая собой труп, отчего-то подумав о том, что мне бы тоже хотелось, чтобы кто-то из моего поля зрения этот труп убрал, всё за меня решил и утешил. — Послушай… Мы либо за решётку, либо сейчас дружно поедем закапывать это. Нет, полиции мы не сдадимся, я не верю, что они нам помогут. Лучше подумай, как тело спустить, скоро снова в дом зайдут. Потом разойдутся по домам, скорее всего, хотя бы большая часть так и поступит. За этим окном сад, задняя сторона дома, то есть, никто там находиться, пожалуй, не будет. А дальше... Так... Мой дом недалеко, лучше поехать на машине в лес. Может у Куроо одолжить... Нет, лучше у меня. Задами пойдём, там никто не увидит, у нашего дома окно там только на втором, в ванной. Сложность лишь в том, чтобы через забор Куроо перелезть, а у моего дома есть задняя калитка. Ничего, объединим силы... Ямагучи, ты слушаешь, вообще?! Я нервно встряхнул его за плечи, ожидая, что он меня оттолкнет или хотя бы что-то скажет. Однако, Тадаши лишь медленно кивнул, хотя точно прослушал минимум половину моего бессвязного тихого монолога. Он почти не моргал, сфокусировал на мне завороженный пустой взгляд лишь когда я уже потерял последнюю надежду до него достучаться. От этого взгляда мне, к слову, стало только хуже, я дёрнулся и, хмурясь, приступил к делу. Меня уже тошнило от этих мыслей. Я бросил Тадаши тряпку, что он, к счастью, в этот раз не проигнорировал и вполне согласно начал отмывать кровь, медленно, но верно распространявшуюся по полу. Может, голову трупаку замотать, сколько же крови ещё у него вытечет, проклятый наркоман, это всё он виноват. Не долго думая, мне все же пришлось надеть ему на голову пакет, изнывая от отвращения и страха. Я шмыгнул носом, запрещая слезам вырваться наружу. Не лучшее время истерить. Странно, мне вроде и страшно немного, а вроде и смешно и хочется рыдать в голосину. Почему мне "весело"? Наверное, такая реакция. Я же знаю, что это не смешно. Только сейчас я заметил, что салюты прекратились. В доме снова стало шумно, но не так, как раньше. Музыка уже не играла, что указывало на окончание вечеринки, народ явно собирался по своим жилищам или просто тусить на улице. Я вдруг услышал голос Куроо, поднимающегося на второй этаж, стремительно рванул к двери, убедившись, что она закрыта и отчаянно взмолился, чтобы мой приятель не начал меня искать, ведь ключ от собственной ванной у него, безусловно, имелся. — Ямагучи, быстрее, — взмолил я, вновь обратив на него внимание, и тут же заорал шёпотом в возмущенном припадке.— Что ты творишь?! Ты не смываешь кровь, а только размазываешь! Ты полы мыть не умеешь?! — Я мою... — отрешенно отозвался Ямагучи, продолжая совершать ту же ошибку. Запоздало до меня дошло осознание того, что сначала нужно передвинуть куда-то тело, чтобы кровь прекратила пачкать пол. Эта багровая густая жидкость беспощадно расползалась по кафельным плиткам ванной комнаты, несмотря на мой хило обвязанный пакет, словно бы назло нам, словно бы мы в этом действительно были виноваты. Нет. Нет-нет-нет. Мы не виноваты. Я уж точно не виноват. С каждой секундой теряя здравый рассудок всё больше, я начал разворачивать мешки, в спешке не особо беспокоясь о том, насколько шумно это делаю. С огромным усилием, измазавшись в крови, мы затолкали труп в мусорный мешок, какое счастье, что он был достаточно большим. Я пихнул тормозящего Ямагучи и сам начал энергично смывать кровь, ополаскивая тряпку во включённый душ, поняв, что раковина будет менее удобной. Что с Тадаши, почему он такой тормоз? Спасибо, конечно, что не истерит, наверное, я от него слишком много требую. Наверное, у него шок. Дальше точно последует какая-нибудь ему только известная истерика, появление которой я точно не в силах предотвратить. Сейчас главное — увезти тело. Может, в лесу этот парень и начнёт свою панику, где никого не побеспокоит кроме и без того испуганного меня, пытающегося сообразить, как нам действовать дальше. И вот, словно в каком-то моём ожившем кошмаре, я едва ли помнил, как мы спустили тело, уронив его в кусты, которые, конечное, отчасти приглушили звук падения, но, словно бы в отместку, местами разорвали мешок; как я, всё же побоявшись взять машину Куроо, тащился с мёртвым телом, закинутым на плечо, от страха почти не чувствуя тяжести, к себе домой; как следил, чтобы Тадаши не отставал, и иногда помогал мне придерживать ношу. Как я понимал, до холодящего ужаса осознавал, что никогда не забуду угрожающий лай собак в эту ночь, которые будто хотели раскрыть наше преступление. Пока мы ехали в лес, я пытался понять, где мы могли облажаться и оставить следы, не заметила ли нас, копошащихся в гараже, моя мама, которая точно находилась дома. Оставалось лишь надеяться, что она спала. — Езжай медленнее. — Мы не на прогулке, — ответил я своему спутнику, что впервые за долгое время заговорил. — Сбавь скорость. — У тебя заело?! — закричал я. —Почему, когда нужно, ты не затыкаешься, а когда нет... Блять, наоборот! — Не кричи на меня! — Тадаши тоже повысил голос, я мимолётно отметил, что впервые слышу его звенящий от злости крик. — Сбавь скорость! Я назло сделал в точности наоборот, посчитав, что он испугается и заткнется, но этот психованный вдруг сделал то, чего я точно никак не ожидал — дёрнул руль в сторону на себя. Я одновременно пытался и отцепить его руку, и взять вождение под свой единичный более умелый контроль, хоть прав как таковых у меня и не было, ведь я завалил экзамен, но, честное слово, кого сейчас это ебет? Здравый рассудок возымел надо мной вверх, я резко и вовремя нажал на тормоза. От неожиданности и мощности этой моей целенаправленной остановки непристёгнутый Тадаши мог бы даже удариться о лобовое, если бы я не удержал его, рискнув своим собственным благополучием. Моя рука была недостаточно напряжена чтобы выдержать чужого веса, и по этой причине я сильно ударился. — Что ты делаешь?! — Ямагучи закричал, точно не желая меня понимать. Видимо, я единственный осознавал насколько сейчас некстати ругаться. Игнорируя его крики, вперемешку с рыданиями, я поджал губы, и вышел из машины, потирая руку, пульсирующую ярчайшей болью. Открыл багажник, взял лопату и понял, что один всё это не дотащу. Обречённо вздохнул, не осмелившись вернуться в машину. Тадаши громко плакал, словом, вёл себя непривычно громко, словно нервы сдали у него конкретно, он закрывал уши ладонями, безостановочно раскачиваясь вперед-назад. Полагаю, бессмысленно пытаться до него достучаться в момент его истерики. В таком случае, как я всё это дотащу? Почему со мной именно Ямагучи? Я обессилено сел на асфальт, всё ещё тёплый от целого дня нагревания палящим солнцем, больше не выдерживая эмоций, всхлипнул и терпел то, как медленно на меня накатывало осознание того, насколько большой невъебенный пиздец с нами произошёл и продолжает происходить. Насколько мы оба неумелые и ужасно тупые, чтобы знать, как правильно теперь поступить, как вести себя после убийства. Насколько мне жалко этого мужика, почему же мне так его жалко, есть ли смысл пытаться убедить себя в том, что этот человек заслужил смерти? Нет, я просто не буду о нём думать, это правда сводит меня с ума. Слезы капали на асфальт, в темноте я едва ли видел, какие пятна остаются на дороге, но это почему-то действовало на меня, как отвлекающий манёвр, якобы вводило в транс. Я сосредотачивал слух на том, как шмыгаю носом, в попытке делать это периодически, в определённое время. Никогда не пытался настолько упрямо поверить в то, что я в порядке. Пожалуй, теперь всё и вправду под моим контролем, но, честное слово, я очень сильно этого не хочу. Когда угодно, при любых обстоятельствах, но только не сейчас, почему именно в такой ситуации настолько мощный груз ответственности должен обрушиться на меня, почему именно сейчас я не имею права ошибиться, учитывая то, что даже не знаю правильных решений, ведь не был к такому готов? Почему это происходит именно со мной? Никто не может помочь? А Ямагучи чем это заслужил? За что? Как нам поступить, на какие знания опираться, когда мы находимся под влиянием сильнейшего страха? Быть взрослым — значит справляться с трудностями, терпеливо проживать самые ужасные периоды, принимать решения, не всегда верные, не всегда в свою пользу. Тогда почему я так безбожно туплю? Зачем трачу время на слезы? Я не хочу, чтобы мир относился ко мне по-взрослому, чтобы меня осуждали так безжалостно, как осудили бы взрослого. Мы ни в чем не виноваты, никакого намеренного отношения к произошедшему не имеем, мы сами же и пострадали от рук взрослого, в том-то и дело. Хочу чтобы всё это быстрее закончилось. Хочу домой. Спать в своей большой кровати. Видеть грёбаные кошмары, которые никогда не воплотятся в жизнь. Каждое утро есть мамину еду, даже невкусный салат с капустой. Да что угодно, только не быть убийцей, измазанным чужой кровью. Я жалею, что не рискнул позвонить в полицию, может, всё бы уладилось. Стоило обговорить всё это с Куроо. Вообще, к чёрту послать Ямагучи, что так неожиданно и некстати встрял в такую проблему, оставить его одного или просто не лезть в драку. Вряд ли бы я смог оставить его одного, даже если мне представился ещё один шанс, но я бы мог сразу увести его подальше от очага проблемы, тогда и не допустил бы этого пиздеца. Необратимость этого кошмара наяву давила на меня с неимоверной мощью, ломала на части, крошила разум, разбивала сердце на осколки, оставляя лишь послевкусие отчаяния и ужаса, чувств, которые я вряд ли могу описать одними лишь словами. Я вдруг понял, что уже не могу поступить "правильно". В дальнейшем ничего правильного не будет, уже слишком поздно. Поздно о чём-то таком сожалеть. Нужно думать о том, что дальше. Не уверен, что нам даже можно остаться здесь, вдруг кто-нибудь слишком рано догадается, что это были мы? Может, это уже произошло? Там в туалете моя блевотина, отпечатки, свидетель в виде Кагеямы, который точно знает, что не салюты я в эти проклятые два часа ночи смотрел, нам точно конец, если мы вернёмся. Наша тайна постигнет наказания. Заслуженного, наверное, но мне, как существу с психикой, обустроенной под человеческую, неудобно так думать. Мне до безумия страшно. Я хочу, чтобы кто-то решил всё за меня, нашёл более "щадящий" путь, если такой имелся. Наше обоюдное нытьё затянулось на долгое время. Скоро рассвет, а мы ещё даже копать не начали. Собрав все оставшиеся силы в кулак, я взял лопату, быстро нашёл более менее подходящее место, не заходя в самую глубь леса, для того, чтобы вырыть могилу, и начал копать. С каждым движением лопаты, вонзающейся в землю, я ощущал безжалостные вспышки мучительной боли в руке. Но обливался слезами я точно не из-за неё. Эта внешняя боль, ощущаемый телом дискомфорт меня даже спасали.