Дно Антарктиды

Pov Тсукишима Посреди ночи я проснулся с жуткой болью в груди. Положил руку на это место в попытке успокоить тяжёлое дыхание, задышал по известной схеме, стараясь концентрировать своё внимание именно на ней. Раз, два, три, четыре — вдох. Раз, два, три — задержка дыхания. Нет, нужна ещё секунда... Раз, два... Я отчаянно сорвался в первой попытке и во второй уже не смог проявить терпение, для этого мне слишком отчетливо не хватало воздуха. Тело явно было не в том состоянии чтобы слушать голову, инстинкты обострились, врождённое чувство опасности перешло допустимую черту. Очевидно, я не мог игнорировать факт существования угрозы, что могла привести меня к смерти и ощущал себя ещё более уязвимым из-за стертости границ обыденности. Я обнаружил, что мне абсолютно беспричинно страшно, уже не просто тревожно или тяжело. Сердце болело, видимо, отдаваясь в левую руку, иначе я не знаю, как объяснить ещё и пульсирующую тупую боль в ней, я не мог сглотнуть тревожный ком, застрявший прямо посреди глотки. Мысли путались, чем дольше я думал о страхе, в попытке его свержения путём осознания причины, тем глубже окунался в это жуткое безумие. Ощущая наплыв ещё большей тревоги, я сел, словно вертикальное положение восстановило бы моё дыхание, и коснулся горла уже не просто слегка дрожащей, а как никогда заметно трясущейся рукой, но всё безуспешно, что-то продолжало меня душить, выкачивать из лёгких воздух, складывалось впечатление, будто в меня кислород уже практически не проникал, кто-то волшебным образом перекрывал мне доступ к нему, что-то гораздо более могущественное слишком искреннее и одержимо желало мне самой настоящей смерти. Меня колотило и я не понимал, что сделать, пока паника во мне продолжала расти с непредсказуемой скоростью, безостановочно набирающей какие-то только себе известные обороты, а я, не ведающий, в какую минуту произойдет мой последний отчаянный вдох- выдох, ничего не мог предпринять, даже сопротивляться этой силе. Такое уже было. Это мне знакомо. Я уже пребывал в этом состоянии. Этими словами я пытался убить растерянность, она была не к месту. Если всё благополучно оканчивалось раньше, то и сейчас всё должно быть нормально. С чего я взял? Я потянулся к бутылке с водой, которая лежала между мной и спящим Тадаши, но мышцы рук были в таком напряжении, что я не смог её не то чтобы открыть, а даже удержать, рефлекторно смыкая непослушные ладони в кулаки, словно собрался противостоять какой-то опасности. Но её не следовало. Я был твёрдо убежден, что это только пока, напрягал широко раскрытые глаза, оглядывая все, что меня окружало, не зная на чем именно зафиксировать внимание чтобы спастись от самого главного— от этой удушающей мощной паники, топящей моё сознание, разбивающей мир в моих глазах, как пустой ледяной сосуд. Я думал о том, что наверняка у меня критически повысилось давление, а медикаментов никаких нет, вспомнил о всех возможных последствиях происходящего и потерял последний шанс легко обуздать эмоции. Это действительно казалось чем-то невозможным. Чёрные силуэты темноты, скелеты деревьев, мокрая от дождя трава, устрашающе мигающие мне звезды, низкорослые кустарники, звон в ушах, ощущаемая всем телом кричащая пробоина вместо мозга, безудержный тремор уже не моих охладевших и покалывающих конечностей, а самой почвы, пульсация ядра земли и постепенное замирание моего собственного сердца, что, кажется, пыталось от меня оторваться, воздух, сужающийся с каждым моим вдохом — всё это сливалось в бешеную дисгармонию, табун, безрассудно бегущий сквозь меня, дикий пляс, что окружал меня со всех сторон, вызывая головокружение. Вместе с нехваткой воздуха меня беспокоил ещё и ком тошноты, плотно засевший посреди глотки. Отсутствие контроля. Вот что является главной моей проблемой. Я не принадлежу своему разуму, не способен выдержать этот стресс, я во власти этой неожиданной катастрофы, что пытается от меня избавиться, истребить, как никому не нужный мусор. Мне хотелось зажмуриться, прекратить это всё хоть как-то, но я не мог, при всём своём желании, словно рисковал слишком близко подпустить к себе надвигающийся источник опасности. В столь непредсказуемой картине передо мной, словно в какой-то утешительной иллюзии, вдруг появилось изменение в виде Ямагучи. Он был слишком близко и отвлекал от того что находилось гораздо дальше, возможно, именно по этой причине мне и было сложно сфокусировать на нём взгляд. Но Тадаши упрямо врывался, по-крайней мере пытался проникнуть в моё уязвимое беззащитное подсознание единичным объектом. По шевелению его губ я понял, что он что-то говорит, но не мог точно всё расслышать, ощущая барабанными перепонками только свое дикое дыхание, аритмично грохочущее сердцебиение, какой-то громкий свистящий шёпот и звенящий шок внутри моего черепа. Да чем Ямагучи мне поможет. Что он такого скажет. Мне не слова нужны и не поддержка. Что, если он только помешает..? Пусть будет рядом, пусть спасает меня своими методами и, пожалуйста, пусть они будут верными, но только не делают мне хуже, я же в шаге от смерти и не в ресурсе опомниться. Находясь в раскрытой пасти безумия, которая уже смыкала свои клыки дабы разжевать и проглотить меня, я только и мог что мучительно ощущать этот страх, пытаться напомнить себе, что он не приведёт к летальному исходу прямо сейчас, и жалеть лишь о том, что он не сделает меня сильнее и, скорее всего, я терплю это напрасно. Ямагучи, приложив усилие, взял мои руки в свои, даже не побоявшись, что я, потерявший последние капли самообладания, могу его ударить. Я отдалённо завидовал тому, что он ничего не боится, а потом понял, что, возможно, крупно ошибаюсь. Какой-то защитно-эгоистичной частью сознания я был бы очень рад, если бы он боялся больше меня. Я посмотрел на свои руки, которые уже стремились закрыть мне уши. Эти конечности словно бы не мои, этому странному ощущению нет разумных доказательств и объяснений, я просто не могу состыковать тот факт, что руки, крепящиеся к моему телу, принадлежат именно мне. Словно ударь я их сейчас, сам я не почувствую боли, за меня это сделает кто-то другой. Теперь это объясняет, почему я не чувствую прикосновений другого человека. Наваждение прекратилось примерно так же неожиданно, как и началось. Кошмары, которые я всё-таки вытерпел, снова спрятались по своим укромным уголкам. Подозреваю, они ещё явятся, снова меня атакуют, но сейчас планы вселенной нарушились, тем не менее, мне не жаль, что я не смог уничтожить это ментальное проявление монстров в этот раз, дабы они испарились навсегда. В эту ночь меня убило осознание того, что их невозможно победить, как и полностью предотвратить их появление. Это моя личная, одна из самых безнадежных в истории борьба с самим собой, которая, к счастью или сожалению, знакома и кому-то другому, тому, кто, наверняка тоже радуется, что он в этом не один, хотя проходит, конечно, самостоятельно. Чьё-то присутствие рядом не сильно помогает, радостного в нем мало, ведь перманентно стыдясь того, что ты напугаешь и побеспокоишь окружающих, ты только усугубляешь панику. Возможно, этот круг не разомкнуть. И, пока я однажды не стану последним ископаемым, трупом, лишённым эмоций и замурованным глубоко под землёй, мне придётся продолжать бороться абсолютно одному. Окончательно придя в здравый рассудок через какое-то время, я обнаружил багряный рассвет —тревожно растекающееся по небу злое солнце и себя, с широко распахнутыми глазами лежащего на коленях Ямагучи, свернувшись так, будто моё тело всё ещё корчится от неясной боли или переживает небольшой шок. Небольшой ли? Мне казалось, я свихнусь окончательно, а потом, как бы бредово ни прозвучало, умру от остановки сердца, а не от слишком поздно материализовавшейся опасности, которой осталось бы только разочарованно лицезреть мой холодный труп. Теперь-то я ощущал прикосновения Тадаши, его руку, которая как-то странно блуждала в моих волосах, не просто утешающе поглаживая, а заинтересовано делая массаж, словно выкапывая путь до мозга, желая понять, что же в моей голове такое происходит, и задумчиво оттягивая пряди, якобы выбирая, где лучше резануть. — Ты как? Сердцебиение пришло в норму... — осторожно спросил парень, будто думал, что я на него накричу. Я отбросил свои "догадки" далеко на второй план, попытался понять, что сейчас чувствует Тадаши через его интонацию, но у меня не вышло, эмпатия и логический мыслительный процесс притупились. Интересно, я его напугал? Он ведь правда боялся и был в шоке. Тогда почему он абсолютно спокоен? Наверное, его психика быстро адаптируется к таким неожиданностям и минует реакцию шока. Постойте, как он ритмы моего сердца чувствует? Тут я понял, что до боли своей собственной руки прижимаю его уже посиневшую ладонь к груди. Видимо, мне казалось, что чем сильнее я буду оказывать давление на болезненный участок в грудной клетке, тем быстрее успокою боль. Кстати, сердце у меня действительно больше не болит, разве что одаривает редкими вспышками покалывания. Осознав это, я ослабил хватку, но не отпустил его, наверное, уже одеревеневшую от сжатия руку. Больше не страшно. Вроде. Но пусть пока сидит рядом. Буду смотреть на его вены, переливающиеся яркой и в то же время нежной палитрой — от голубых до фиолетовых — под бледными созвездиями веснушек. Был бы я художником, то отыскал бы холст такого же молочного цвета, как эта кожа, исписал бы его вдоль и поперек необходимыми оттенками, и в конечном итоге говорил, что на изображении изнаночная сторона северного сияния с рыжими звездами. — Как долго это длилось? — спросил я, отчего-то сильно охрипшим голосом. — Всего несколько минут. А потом я попросил тебя поспать, когда ты успокоился, как мне показалось... Ты говорил, что боишься спать, но я убедил, что второй раз за ночь такое вряд ли случится, поэтому через какое-то время ты уснул, хоть я и сам не верил, что ты уснешь после этого стресса. Не помнишь? А ты точно спал? До рассвета около часа оставалось как раз... — Да, спал я. Помню что-то... Действительно, Ямагучи точно пытался уложить меня спать. Но я не мог отрубиться, просто лежал, медленно успокаиваясь, решив, что закрыть глаза не так страшно, если рядом со мной кто-то находится. Только сейчас, полностью придя в себя, я ощутил утомленность, ужасную разбитость и, что важнее, стыд за своё поведение, поэтому не хотел обременять Ямагучи тем фактом, что я не выспался. Просто надеялся, что хотя бы он смог нормально поспать. — У тебя часто такое бывает? — Так сильно и ночью впервые. Это же ещё случится? — Возможно, если будешь столько беспокоиться. Тебе нужно поесть. Если хочешь, спи ещё, я приготовлю. Не сразу переварив сказанное, я неловко поднялся, наконец, оставив Ямагучи в покое. Он встал на ноги и потянулся, громко захрустев косточками позвоночника и шеи. Тяжело ему пришлось, наверное, мне, конечно, тоже не лучше, и всё же... Извиниться что ли? Как только я об этом подумал, Тадаши уже направился по направлению к близлежащему роднику. Нужно покурить, чтобы успокоить нервы... Нет, никотин хоть и угнетает, но, что если он и является одной из причин моих внезапных приступов? Пока не буду этого делать, тем более на голодный желудок. Я тяжело вздохнул и снова развалился на земле, раскинув по сторонам отяжелевшие руки. Взгляд мой недовольно рассматривал небо, под которым я бесстрашно лежал. В моей голове промелькнула очередная больная мысль, что в любую секунду это огромное небо при желании могло бы пронзить меня своим копьём в виде луча солнца насквозь. Я ощущал себя настолько уставшим, будто победил в одном раунде из бесконечности сам космос, сцепившись с ним на всю ночь в неравной схватке, но полного умиротворения так и не постиг потому что не узнал истинную причину его столь горячей ненависти ко мне. Как бы не старался, а навязчивые воспоминания испытанного мной сегодняшнего ужаса всё ещё мелькали в моём подсознании, в котором итак было достаточно всякого дерьма. Стоило занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься, поэтому я пошёл помогать своему напарнику, который пытался меня отогнать обидным: «Ты сейчас только мешать мне будешь». Но разве мог я прямым текстом объяснить этому парню, что мне как раз-таки и нужно сейчас что-то делать? Почему он сам понять не может, черт его побери? Раздраженно фыркнув на него, мол, сам тогда и трудись, я все-таки прекратил путаться у него под ногами и ушёл к роднику, чтобы не терять времени понапрасну и умыться. Неуклюже свесившись над водной гладью, я попытался увидеть в её стеклянной поверхности своё лицо. Ну и видок у меня, даже так я могу созерцать свои синяки под глазами. Значит, в реальной жизни в разы хуже. Вода была обжигающе ледяная, но я всё же ополоснул ею лицо. Неплохо было бы окунуться, но точно не в это время. Погода сегодня хорошая, вполне вероятно, что в середине дня даже жарко будет. Умывшись, я наконец позволил себе подумать о более важных вещах. Дела у нас обстояли плохо: еды осталось на один раз, что Тадаши сейчас и осуществляет, он ещё и подхватил простуду, которая с каждым часом без подлежащего лечения забирала у него всё больше и больше сил. Пожалуй, выбора у нас не было никакого, кроме как всё же пойти в это поселение. Но каковы шансы, что нас не узнают, как преступников? В конце концов, не на другой ведь планете эти люди обитают, телевизоры у них, как минимум, точно имеются. Однако, может, нам подвернется удача? Можно будет сказать, что мы попали в аварию на пути в город. Неплохая идея, на неё вполне можно повестись. Можно было даже сделать так: отправить туда одного Ямагучи, и, пока он бы там лечился, я сидел бы здесь пару дней и ждал его. В конце концов, лечение нужно именно ему. Со мной все в порядке, к тому же, рядом вода, пару дней можно на ней прожить. Только вот согласится ли Тадаши? Навряд ли. В последнее время он стал меньше меня слушаться, а после того, как мы неожиданно набрели на эту деревеньку, казалось бы, потерявшись, хотя я не был уверен даже в том, что мы так уж серьезно сбились с пути, этот парень и вовсе потерял ко мне доверие. Лично я так бы и поступил, так что не исключено, что Тадаши больше мне не верит. Нужно решать всё обоюдными усилиями. — Ты ещё долго? — он боялся повысить здесь голос, а потому сам подошёл ко мне, чтобы позвать поесть. Пока мы ели, я думал о том как обсудить мой план с этим парнем, отмечая, что выглядит он действительно недостаточно здоровым, чтобы пройти еще неизвестно сколько километров, держась лишь на воде. Его веснушки на синяках под глазами выглядели забавно. Как я раньше этого не замечал? От чая его щеки покраснели, и Ямагучи дул на него, чтобы напиток быстрее остыл, но всё равно пил его быстро, а потому обжигался. — Не спеши, пей спокойно, — посоветовал ему я. Ямагучи, уйдя слишком уж далеко в свои раздумья, будто бы меня не услышал, но чай действительно стал пить медленнее. Надеюсь, его не лихорадит снова. Только я подумал об этом, как моя рука потянулась ко лбу парня, и его же предупреждающим взглядом, вдруг обратившим на меня внимание, была остановлена. — Ты как? Жара нет? — привыкнув к подобному отсутствию тактильности с его стороны, я просто постарался как можно более непринуждённо объяснить своё необдуманное действие. Тадаши потрогал лоб тыльной стороной своей ладони, а потом просто сказал: — Не знаю, сам проверь. Я подавил усталый вздох. Как с ним сложно и незабываемо, конечно. Проще говоря, точно не соскучишься. Хотя, иногда и скучно, когда он меня не замечает и всеми силами делает вид, что мы не находимся близко друг к другу, словно в его голове он мог запросто строить между нами безграничные Китайские стены, через которые мне не перелезть, иначе попаду под обстрел. — Вроде всё нормально, — хмыкнул я, убирая руку. Этот парень тем временем, зашелся жутким кашлем, что вчера точно был более мягким, и продолжил молча допивать свой чай, слегка морщась от дискомфорта в горле, затрудняющего глотание. — Ямагучи, послушай... — смело начал я, вспомнив, что являюсь в нашей несчастной компании главарём-путеводителем, пусть свою изначальную значимость уже и утратил. — Что, если нам переночевать в этом посёлке? Вернее, ты пойдешь туда, а я подожду здесь. Тебе нужно подлечиться, еды заодно добудешь. И узнаешь что-нибудь... Постарайся. Ямагучи смотрел в кружку, более детально обдумывал сказанное мной. — У нас всё равно нет выбора...—напомнил я. Парень помолчал еще пол минуты, а потом, когда я уже устал его ждать, коротко произнёс: — Без тебя не пойду. — Это больший риск. — Без разницы. Как ты и отметил, у нас нет иного выбора. Придётся рискнуть. Дальше разберёмся. Чтобы Ямагучи и сказал «дальше разберёмся» и не узнал весь мой план, разобрав его «от» и «до» на плюсы и минусы и в итоге не взвесил все это, выбрав одну из сторон «за» и «против»? Что это с ним? С каких пор простуда способна так поменять человека? О чем он думает, принимая такие решения? И почему я недоволен тем, что мой спутник, являющийся для меня разумным советчиком с невероятной ценностью, согласился с моим планом, но выбрал более жёсткий его вариант, который я даже и не выдвигал? Снова глянув на кашляющего Тадаши, я понял, что пути назад нет. — Будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. В типичном отстраненном взгляде Ямагучи я обнаружил лёгкое недоумение. — Что это значит? — вдруг спросил он. — Я никогда не понимал, что значит надеяться... И зачем, надеясь на лучшее, готовится к худшему, как это сочетается? — Надеяться — это... — я задумался, не зная, как правильно и доступно объяснить. — Вот, представь: я дома, ты возвращаешься поздно с учёбы, голодный, замерзший и уставший. Чего бы ты хотел в такой момент? Очевидно, поесть. Вот и получается, что морально ты надеешься, что я что-то приготовил. — А готовиться к худшему — это одновременно подозревать, что ты не накормишь и будешь бездельничать? — Ну, знаешь... Да. Не подозревать, а просто предполагать, скорее... — Значит, подводя итог, надежда— это пустые ожидания. Чем-то схожа с обещаниями. Надежда — это обещание самому себе? Насколько же это глупо… — этими словами Тадаши словно поставил точку, мол, всё ему уже понятно. — Это скорее тебя подвёл твой неутешительный итог, — хмыкнул я. — Может, эти ожидания и пустые, но я бы не сказал, что такие уж бессмысленные. Нам нужно на что-то надеяться, иначе совсем от уныния подохнем. — По-твоему, планета, где можно быстро заказать готовую еду, не ожидая чьей-то близкой помощи, нуждается в надежде? — Да, именно так. Это не ограничивается только материальным, а связано с душевным. Разве в нашем положении нет места надежде? Пусть сам я и был согласен с Ямагучи, но всё же мне не нравилось, что и он так думает, сейчас такой упадок моральных сил нам лишь помешает. Мне показалось, что Тадаши всё понял. А если нет, то не думаю, что мне стоит ему продолжать объяснять. Уверен, он сам однажды к этому придёт. Наконец, после быстрого разговора, мы спрятали в кустах ненужные вещи, коими теперь являлись рюкзаки с какими-то вещами. — Не думаю, что нам не повезет, — вдруг произнёс Ямагучи, чья челка, обычно заправляемая за уши, в нынешний момент падала на глаза назойливыми локонами, которые он недовольно сдувал. Я едва ли уловил логику в его словах, вновь начав волноваться. Чёртова деревушка. Она и есть наша надежда. Материальная и духовная одновременно. Посмотрим, какие там люди. Буду полагаться на то, что попадём мы к какому-нибудь старику, что пьёт и никогда не просыхает и телевизор смотрит для того чтобы заснуть, а не вооружиться информацией. Ямагучи, конечно, опровергнул мою затею, наивно предполагая, что лучше попасться к какой-либо доброй старушке, из-за чего я начал перечислять ему ситуации, когда добродушные и рассудительные на вид взрослые на самом деле оказывались совсем не теми, за кого себя выдавали. Мне, если честно, уже отчасти плевать на какие неприятности мы в конечном итоге нарвемся, настолько я заебался от всего этого дерьма, устал бояться. Вселенная, словно услышав моё преждевременное «похуй», подкинула очередной сюрприз — первым человеком, что нам попался, оказалась женщина, у которой мы и воровали клубнику вчера вечером. Только я обнаружил, что она на нас внимательно смотрит, как тут же остановился, поняв, что бежать и игнорировать её сейчас — худшая затея. Всё внутри меня похолодело, несмотря на душную погоду. Да, воздуха сейчас действительно не хватало, словно из-за вчерашнего ливня мир не очистился, а стал лишь более горячим и удушающим, потным и неприятным. Мне не нравилось такое ощущения после дождя. — Добрый день, — невозмутимо поздоровался я в нервной попытке прикинуть как настроена эта тётушка. Злой она не выглядела. Смотрела на нас настороженно, но не с отвращением и презрением. Когда она подошла к нам ближе, я неловко сгорбился и спрятал руки за спину, заметив нашу разницу в росте— эта женщина была ещё ниже Тадаши. — Здравствуйте. Я вас здесь впервые вижу. Вы откуда? — Мы... Мы идём в Токио, но, кажется, заблудились. — Пешком? Через лес? Вы из дому сбежали? — изумлённо засыпала вопросами она. Я нервно сглотнул, хоть слюны у меня и не было, в горле было ужасно сухо и хотелось закашляться. — Понимаете, мы попали в аварию, потом решили сократить путь, идя через лес, и как-то набрели сюда. Я даже покраснел от вранья, к слову, это было для меня не такой редкостью. Женщина испуганно охнула, что заставило меня напрячься. Неужели она нас узнала? И что делать? Я не имею ни малейшего понятия о том, что в таком случае предпринять, почему, черт побери, я ничего не придумал на такой исход событий, да и что разумного можно придумать, кроме побега. — Недавно автобус разбился, вы оттуда? — спросила вдруг она. — Ну, да, именно так, — едва ли сориентировался я, боясь слишком подозрительно и облегченно выдохнуть под конец. — Должно быть, вас занесло вправо, потому как отсюда до пригорода около двух часов на транспорте. — Правда? Ясно, — не зная, что ещё сказать, я повернулся к Ямагучи, словно искал подсказки. Его я попросил молчать, дабы не перепутать всё, ведь я был более гибким во вранье. Бледный Тадаши, обнимающий себя за плечи, которые слегка пробирал озноб, устало стоял рядом со мной, дыша через рот. Губы его были иссохшими, глаза полуприкрытыми, словно передернуты мутной плёнкой, и дышал парень редко. Я замер, анализируя дальнейшие действия, и, так ничего особо и не придумав, просто спросил собеседницу: — Здесь можно где переночевать, не знаете? — Выглядите уставшими, — задумчиво произнесла она, буравя взглядом Ямагучи. — Твоего друга ещё и лихорадит? Боже милостивый, как же вы так! Можете у меня пожить, пока твой приятель не выздоровеет, быть может, и до города добраться кто-нибудь поможет. От изумления и такого лёгкого исхода дела я на время потерял дар речи, а потом, слишком устав даже радоваться, облегченно произнёс: — Правда можно? Спасибо огромное, вы бы очень нас выручили. Я слегка поклонился в благодарственном жесте, ожидая, что Тадаши последует моему примеру, но он всё так же молча стоял с таким видом, словно рисковал потерять сознание в ближайшие секунды. Кажется, его состояние пошло нам на благо, да и вылечиться теперь он сможет. Хорошо, что идти до дома этой нашей спасительницы недолго и никто нам больше не встретился, даже её соседи не обратили на нас никакого внимания, сосредоточено трудясь в своём огороде. Таким образом, мы зашли в тот самый двор с огромным участком, выделенном для клубники, а потом и в дом, построенный в традиционном японском стиле. В таком доме я был впервые, ведь мои знакомые жили либо в более современных домах, либо расселились по квартирам. Могу сказать, что чувствую себя здесь очень уютно. Может, конечно, это просто из-за усталости, любое жильё, даже обшарпанная комнатка в коммуналке с тараканами и громкими соседями-алкашами будет лучше, чем лес. В таком случае нечего и говорить о чистом опрятном доме заботливой добродушной женщины, проживающей, видимо, в одиночестве, не боясь впустить незнакомых парней, один из которых болеет невесть чем, а второй выше на добротную часть метра. Только мы переступили порог дома, как в нос мне ударил широкий спектр непонятных мне ароматов, что распространяло множество высушенных и всё ещё свежих трав, висящих на стене кухни, которая была соединена с гостиной. В стоящих в вазе на подоконнике растениях, я узнал благоухающие особо ярко ветви сирени и огромные бутоны лиловых пионов. Я мысленно отметил, что телевизор здесь имелся, однако был накрыт какой-то узорчатой вышивкой, похожей на лёгкие ажурные занавески на окнах. В гостиной на полу стоял небольшой низкий столик, явно не рассчитанный на большое количество гостей, а на одном из двух мягких кресел дремал кот, громко и с удовольствием мурлыча. Здесь было уютно и чисто, и я был максимально рад не столько уже готовящейся еде, сколько обыкновенному ощущению "дома", что хранил и тепло и уют. Это чувство навеяло на меня мысли о маме, что тяготили и даже как-то успокаивали одновременно. Я был рад, что она сейчас дома, в надёжности и покое, огорчался тому, что она, скорее всего, совсем одна и наверняка скучает. Почему бы нам не продать большой дом и не жить вот в таком месте или хотя бы кота завести? Отчего-то здесь не так уж пусто. Ничуть не уныло, я бы даже сказал. Первым делом тётушка спросила не слишком ли мы голодны, дождёмся ли обеда или дать нам перекусить. Я уверил её в том, что мы в порядке, а Ямагучи под её руководством пошёл в комнату спать, предварительно выпив какой-то отвар, который хозяйка объяснила как эффективное жаропонижающее. Я остался сидеть на полу перед столом в гостиной, ожидая её возвращения. Наверное, она о чем-нибудь меня спросит, постараюсь не облажаться и не сболтнуть лишнего. Я буду спать на футоне, как Ямагучи? Когда мне можно будет уже поспать? Этот кот так сладко и беззаботно спит, что я ему завидую. Я провел по дымчато-серой шерстке рукой, ощутив мощные вибрации мурчания кожей. На мою ладонь питомец не обратил особого внимания, лишь тяжело и устало вздохнул, не открыв глаза. — С чего бы тебе устать? — негромко пробормотал я, решив больше животное не тревожить. Иногда у меня складывается стойкое впечатление, будто жизнь — это соревнование о том, кому хуже. Это вытягивание каната начинается с обыденных мелочей и иногда доходит до смешного. Согласен с тем, что те, кто полностью и безвозвратно погружён в такую систему, на самом деле неправильно расценивает суть своего существования. Но не думаю, что жаловаться на какие-либо тяготы в разумных пределах — это что-то за рамками нормального. Понятие «нормальности» в целом частично размыто и субъективно. Как ни крути, как факт того, что кому-то сейчас хуже, чем мне, хоть как-то изменит то, что мне плохо в данную секунду? Всем плохо и хорошо по-своему. Зачем брать на себя столько ответственности, пытаясь убедить человека в том, что ему ещё не так плохо? Или для чего убеждать себя, что хуже быть не может? Откуда кому-то знать как могло бы быть? Некоторые люди действительно бесцельно жалуются окружающим, не желая слушать других в ответ. Впрочем, это что-то вроде инстинктивного базового правила— думать о себе в первую очередь. Так называемая взаимная эмоциональная холодность, случайный ответный эгоизм. Абсолютно бессмысленные разговоры, что ничего не решат, но мы будем слепо упиваться иллюзией заинтересованности. — Коты этой породы спят большую часть своей жизни, — я вздрогнул от неожиданности, и выпрямил спину, увидев хозяйку дома рядом с собой. — Представь, как им скучно. От скуки ведь тоже устают. — Это точно, — одновременно хмыкнул и кивнул я. — Пойди тоже поспи, устал небось похуже моего линяющего бездельника. Душ находится на улице. Температура у твоего приятеля скоро спадет, я прослежу, думаю, ему нужно пару дней хотя бы отлежаться. — Хорошо. Спасибо. — Я могу спросить? — Что? Да, конечно. — Клубнику вчера вы воровали? Я изумлённо моргнул, а потом пристыженно отвёл взгляд, ощущая, как быстро кровь прильнула к моим щекам. — Извините... В следующую секунду я, ожидающий укорительных речей, совсем потерял дар речи, ведь тётушка вдруг искренне расхохоталась, смотря на меня и качая головой. — Почему же сразу не зашли? — спросила она, едва отсмеявшись. — Ночь уже была ведь... Да и мы думали... Мы решили, сами справимся. Извините, знаю, что некрасиво поступили. — Справятся они, — неверяще фыркнула женщина. — Вот уж современная молодёжь, никому не верит, ничего не ждёт, всё знает и умеет, только не просить помощи. Я неопределенно повёл плечом. По коже у меня почему-то пробежались мурашки от того, насколько она права. — У вас разве не так было? Вы же тоже взрослели, понимали, что быть взрослым — это справляться со всем в одиночку. — Какое унылое поколение, — тяжело вздохнула женщина, пока я пытался понять, чему она так тепло улыбается. — В твои годы я всегда знала, что у меня есть люди, на которых я могу положиться. Если нет, то найдутся. Иначе никак, это польза для себя в первую очередь. Странные вы. У вас ведь всё есть, как мне кажется. Для себя? В этом ли радость — думать только лишь о себе? И что подразумевается под этим "всё" в понимании взрослых? Пожалуй, я и правда сейчас в том возрасте, когда ещё не взрослый, но уже и не ребёнок. В конце концов, из сна и того чтобы умыться, меня сильнее заманило первое, потому я скрылся в комнате, где уже спал Тадаши, и, задвинув плотные шторы на огромном низком окне, завалился на чистый футон, в надежде, что по меркам тётушки одежда моя не такая уж не позволительно грязная. Впервые за долгое время я так быстро и беспрепятственно уснул. Во сне мне виделись корабли, я, страдающий морской болезнью, и Тадаши, который без конца горячо и непривычно для него твердил мне, что вокруг нас не замёрзший океан, а кристальная поверхность, и она слишком твёрдая, чтобы плыть дальше, и хрупкая, чтобы по ней идти. Мы самозабвенно спорили, пока тучи над нами расступались, теперь я надеялся на солнце и то, что его мощь способна растопить застывший океан. Глаза Тадаши казались такими же стеклянными в этот момент, а тело, лицо и губы разодранными в клочья, словно парня поранили какие-то осколки. Солнечный жаркий день внезапно потревожил дождь, а где-то на горизонте, раскалывая рассвет на две части, рождался смерч. Ямагучи сказал мне то, что я знал уже давно: «Если кажется, что смерч стоит на месте, это значит, он приближается к тебе». Я расценил это явление за своеобразное предупреждение о том, что мои проблемы на этом не кончаются. Я нахмурился, слишком уж явно ощутив прохладные капли, падающие мне на щеки, и, когда очередная ударилась о мой нос, недовольно открыл глаза. — Скоро обед, иди умойся. В безопасном метре параллельно моему лицу нависало веснушчатое лицо Тадаши. С его влажных волос на меня капала вода, что во сне я принял за настоящий дождь. Я продолжал недоуменно хлопать глазами, вдруг потеряв грань между сном и явью. Я точно сейчас не сплю? Почему тогда чувствую себя выспавшимся? Почему футон такой мягкий, я не думал, что будет так удобно. Ямагучи, пару секунд странно понаблюдав за мной, словно я всё ещё сплю и чем-то его тревожу, отстранился, так ничего и не объяснив, и вдруг выдал: — Меня напрягает чай этой тетушки. — В смысле? — не понял я, наблюдая теперь за белоснежным потолком, в попытке окончательно проснуться. — Думаешь, она туда что-то подмешала? — Нет, он напрягает потому что не нравится, но к твоему предположению я теперь тоже склоняюсь. — Я пошутил... Наверное. Всё-таки не могу полностью ей довериться. — Выпей за меня. — Нет. Соглашусь с тем, что если подыхать, то вместе, но свой чай для простуженных сам пей. Тебе полезно. — И правда. Тогда я скажу ей, чтоб тебе что-то успокаивающее намешала. Я фыркнул, не поняв, мстят мне так или заботятся. Слушая, как Тадаши пьёт свой чай, сидя в метре от меня, я полежал еще немного, а потом повернул голову к нему, желая его о чём-то спросить, как вдруг забыл что мне было нужно, рассеянным взглядом уткнувшись в веснушчатые колени, перемазанные зелёнкой и переклеенные пластырями. Сам Ямагучи беспристрастно поглядывал на кота, который льнул к нему, ожидая заботы, а может, просто хотел есть. Видимо, понимая это животное хуже меня, Тадаши неуверенной рукой коснулся взлохмаченной шерсти и чуть резковато провёл по ней, разглаживая послушный мех. Кот расслабленно выдохнул, будто наконец дождался своего, а я мысленно хмыкнул этой картине. — Выходит, эта женщина одна живёт? — Да, но у неё есть дочь. — Ясно. Я тяжело вздохнул, ощутив, как впились в кожу рёбра и на меня мгновенно накатили навязчивые мысли о еде. Схватив полотенце, которое мне выделили, я скорее вышел на улицу, очень надеясь, что на душ наткнусь быстро и его не придётся муторно искать по всему двору. Благо, я заприметил небольшую уличную кабинку, прикрываемую шаткой дверцей, довольно быстро и мигом скрылся в ней, только там решив раздеться, хотя меня вряд ли бы кто заметил за пышной листвой деревьев, что преданно меня скрывала даже от жуков в огороде. Я включил сразу холодную воду, дабы остудить горящие щеки и, вообще, весь свой пыл. Как здорово снова быть окутанным благами современной цивилизации. Спустя внушительный промежуток времени нахождения под успокаивающей прохладной водой, я вдруг испугался тому, что подозрительно долго тут нахожусь, однако, назло кому-то, скорее всего необоснованному токсичному стыду, постоял под обволакивающими каплями ещё некоторое время, вернувшись в дом лишь тогда, когда понял, что ужасно хочу есть. Во дворе тем временем уже стоял манящий аромат еды, от которого мой живот начал урчать требовательнее. Я зашёл в дом, и первое, что увидел — это тетушку, уговаривающую Тадаши выпить лекарство. Кажется, пыталась добиться послушания она довольно долго, это я понял по её тяжёлому вздоху и обречённому взгляду, обращённому на меня. — Ямагучи, помни про пользу, —стараясь не смеяться, произнёс я. — Это ужасно невкусно, конечно, не выше моих сил, хотя, с этим можно поспорить, — кажется, Ямагучи уже сам устал, откровенно раздражался от наставлений незнакомой ему женщины и выглядел как недоверчивый кот. — Откуда ты можешь знать, ты ведь даже не пробовал! — возмутилась в ответ хозяйка дома. Он точно не был согласен. Но, в конце концов, всё же выпил лекарство залпом. Я так и не удержался от смеха, смотря на то, как он жмурится и кривит губы, стесняясь попросить воды. — Кошмар, — коротко и честно прокомментировал он эту процедуру, впрочем, я мысленно отметил, что от подобных комментариев можно было воздержаться. В этот момент я даже испугался, а не чересчур ли он наглый, но тётушка уже смеялась над ним, предлагая малиновую воду, которую Тадаши принял с большой молчаливой благодарностью. Следующий час мы провели за обедом, беспрерывно о чём-то говоря. В основном говорила сама хозяйка дома, рассказывала про эту деревеньку и о том, что её сосед собирается в скором времени в город, даже пообещала попросить его заодно подбросить и нас с Ямагучи. Когда она, смеясь, поведала нам о том, как поняла, что вчерашние воры клубники не местные дети, я наблюдал за всё время молчащим приятелем, что пил тёплую воду, смешанную в некий компот из ягод и лимона. Кажется, ему постепенно становится лучше. Да и не переел он, как я, забывший о том, что не стоит столько есть после долгого недоедания. Хоть меня и окутывала сильная усталость, я тоже немного рассказал о нас с Ямагучи, естественно, упоминая лишь то, что не являлось основным секретом. Оказавшись в покое и уюте, я вдруг снова вспомнил о том, кем мы на самом деле являемся. Теперь мы преступники, однако в нас всё ещё живут прежние странные, но довольно беззлобные мы. Я начал понимать, что во всех людях есть доля зла и добра, и это совершенно обычно. И, возможно, мы — всего лишь случайные жертвы несчастного происшествия. Складывалось впечатление, что Ямагучи тоже об этом думает. Как только он допил напиток, то так же молча встал из-за стола и по пути в комнату вдруг обернулся, тихо поблагодарив хозяйку дома за еду. — Он немного странный, но не грубый, если вам так показалось. Извините, если вас задело, — обратился я к вмиг стихшей женщине. — Моя дочь такая же. Я всё понимаю, — вдруг сказала она непринуждённо улыбнувшись. — Правда? — я удивился и засомневался в том, насколько правильно эта женщина поняла поведение Ямагучи. — Как она сейчас живёт? Не знаю, зачем я это спросил, какого ответа ждал. Может, задал вопрос лишь приличия ради, однако, после того как я, не особо подумав, его озвучил, мне действительно стало интересно. — У неё уже есть собственная семья. Сначала ей было непривычно, тяжело, но она всё же справилась. Я всегда её поддерживала, верила, что она в праве делать всё, что на самом деле хочет. — То есть, она действительно всего этого хотела? — А что такого? Думаешь, им чуждо чувство любви? Я хмыкнул, расценив её улыбку как насмешку надо мной. Наверное, она думает, что я слишком поверхностный, чтобы это всё понять. Но я вполне понимаю и представляю, просто меня это удивляет. Может быть, я просто не хочу верить, что Ямагучи способен полюбить кого-то, но не меня. Меня немного огорчила мысль о том, что, если взаимности с ним не добьюсь я, то он сам найдёт её с другим человеком, что ещё ему остаётся? Надеюсь, мы всё же не будем общаться в будущем. Не уверен, что хочу просто смотреть на его счастье. Хотя, безусловно, я бы хотел, чтобы он был счастлив, не так важно с кем, меня бы это тоже отчасти осчастливило, только вот ещё и убило одновременно. В конечном результате, мне бы просто пришлось смириться. Человек такое существо, что способен адаптироваться ко всему с трудом или лёгкостью. Мы всё равно движемся, ведь иначе не можем. Вот, что нас объединяет. Даже если у кого-то нет стимула жить, то всегда есть стимул справляться. Он существует сам по себе у каждого, он в базовых инстинктах, он в будничной рутине, он в людях, что находятся рядом, он в том, что приходит и уходит, прибавляется и убавляется. Сама жизнь всегда сподвигает на то, чтобы справляться. Нет причин не суметь. Есть вероятность не выдержать и нет определённой мотивации не сломаться. И невозможно сказать, что, если кому-то что-то не дано, то этот человек неправильный. Возможно, он просто сконструированный иначе, однако это не значит, что абсолютно другой, не имеющий общего фундамента. Мы все равные, не так важно — похожие ли в чём-то или совершенно разные.