For A.

И я звонила. Первый раз я позвонила через день после нашей встречи. Ответа не последовало. Телефон был выключен. Естественно, чего я ожидала. Наверняка он проводил время со знакомыми, они ведь не виделись несколько лет. Да и его день рождения на носу. Боже, как же все это глупо. Что может заинтересовать взрослого состоявшегося мужчину в молоденькой девчонке? Тело — возможно. Любовь — сомневаюсь. Но сердце, чистое и открытое, противилось разумным доводам. И я убеждала себя, что он занят. Как прекрасно жить в неведении. И я в нем жила, пока из темного угла не выпрыгнула жизнь, набросившись и полоснув в районе сердца третьим непринятым звонком. Я сдалась. Он одурачил меня, как ребенка. Конечно, у него было миллион таких визиток, которые он раздавал навязчивым фанаткам, чтоб те отвязались. Позор мне и позор моим мыслям. Гребанный фильм, гребанная песня, гребанный Крема! Я обошла этот город вдоль и поперек, просто чтоб не находиться в номере отеля, протирая взглядом дыру в стене и в его визитке. Как я могла на это повестись? Я ходила и ходила. Счетчик на моем телефоне, вероятно, очень удивился, впервые насчитав такое количество пройденных за день шагов. И действительно, в номер я возвращалась только принять душ и поспать. Это было так странно в первые дни — не находиться в четырех стенах большую часть дня. Даже в жаркие летние дни в России я всегда сидела дома. Мне нравилось ощущение маленького мирка моей комнаты, где каждая вещь хранила какое-то особое воспоминание. А сейчас этот номер и этот отель словно давили на меня. А визитка просто резала глаза. «Как я выдержу еще несколько дней?» — спрашивала я себя, просыпаясь каждое утро. Мне нравилась Италия. Я долгое время хотела сюда попасть. И вот, когда удача улыбнулась мне, я думаю, как бы поскорее сбежать отсюда. Зачем ты сделал это со мной? Я ненавижу тебя. Шли дни. Поездка подходила к концу. Я собирала вещи за день до отъезда, хотя вещей было совсем немного. Мне казалось, если я сложу все пораньше, я отстраню себя от этого номера и от города, который сделал мне так больно. Будто я больше не принадлежу всему, что здесь произошло. Я здесь чужая. Я уеду, и кровать застелют чистыми простынями. Поставят новые флакончики с шампунем и сотрут мои отпечатки на ручке двери. Будто меня здесь никогда и не было. Когда все было уложено в чемоданы, я решила еще раз проверить все шкафчики. Открыв прикроватную тумбочку, я увидела злосчастную визитку. И номер, который разбил все мои надежды. Меня охватила злость. Я хотела разорвать ее на мелкие кусочки. Чтобы даже цифры разобрать невозможно было. Но визитка будто не желала убираться со своего места. Я цепляла ее ногтями снова и снова, трясла тумбочку, стучала по ней, а визитке хоть бы что. В конце концов, я плюнула на это. Сфотографировала номер и с грохотом захлопнула тумбочку. «Не хочешь убираться отсюда, так и оставайся. Я сама уйду!"-общаться с предметами мебели было для меня не впервой, и мне было все равно, что про меня подумают в соседней комнате. Я была на взводе. Выбежала на балкон и разревелась. Солнце садилось, освещая своими теплыми лучами вечерний город, а я все плакала и плакала. Словно Алиса в Стране Чудес, мне казалось, я затоплю этот балкон, а затем и Крема своими слезами. Но пришлось успокоиться. Все в прошлом. Если так случилось, значит так тому и быть. И я оставлю свою безутешную грусть Италии. Она затеряется здесь, в шелестящих листьях персиковых деревьев, утонет в голубых водах океана, растворится в горячем липком воздухе улиц. Отсюда все началось, здесь и кончится. А на следующий день были автобусы и перелеты. Долгая дорога домой. Приняв таблетку снотворного перед вылетом в Москву, я благополучно проспала весь полет. Перелет от Москвы проспать не удалось. Сотни раз прокручивая тот самый вечер, я все больше убеждалась в абсурдности ситуации. «Приеду домой и забуду его», — говорила я себе. Но так и не забыла. Осень наступила незаметно. После поездки нашей группе дали небольшой отпуск, дабы всем собраться с новыми силами, передохнуть перед очередным рабочим годом. Неделя тянулась для меня, как год. Ближе к Новому году планировались гастроли в Нью-Йорк. Мне даже казалось подозрительным, что нас так часто приглашают играть за границу. Но все можно было списать на многочисленные победы в международных конкурсах. Сейчас мне было совершенно все равно, когда и куда мы едем. Не хотелось ничего. В конце отпускной недели наш руководитель собрал нас, чтобы обсудить предполагаемый репертуар для рождественских гастролей. Все ребята были очень инициативные, и это не заняло много времени. Мне вновь поручили подготовить какую-нибудь песню, все были под впечатлением от последнего выступления. Я знала, что больше никогда не смогу спеть так, как спела в Крема. Но отказаться было буквально невозможно. «У тебя есть талант, — говорили мне все, — ты можешь на нем разбогатеть». Но пение никогда не было для меня возможностью заработать. Я просто хотела это делать, только через пение я могла по-настоящему выразить свои эмоции. Прячась за чужие слова и мелодию, я обнажала свою душу. Не нужно было оправдываться за то, что чувствую: я могла быть той, кем являюсь. Шли недели. Мы упорно готовились к гастролям. Я нагружала себя работой, периодически разбавляя трудовые дни встречами с семьей. Удалила инстаграм, чтоб не видеть Его и не думать о Нем. И это почти спасало. Во сне он почти не приходил ко мне. Бывали сны, где я видела его стоящим на противоположном берегу реки. Он звал меня, но я боялась ступать в холодную черную воду. Когда же я, осмелившись, делала шаг, дно уходило из-под ног, и я начинала тонуть. Последнее, что я видела перед тем, как вынырнуть из кошмара, — его голубые глаза, сияющие сквозь толщу воды. После таких снов у меня всегда болела голова. Иногда он целовал меня во сне, а потом уходил. Я звала его, но он никогда не оборачивался. Так прошли 2 месяца. Где-то в начале декабря, примерно за 2 недели до гастролей, мы с коллективом решили пойти в клуб. Всем хотелось развеяться, отдохнуть после месяцев напряженной работы. Было весело, правда весело. Мы выпивали, смеялись, делились ожиданиями от предстоящей поездки. Многие из нашей группы никогда не были в Америке, я же успела посетить ее, еще учась в университете, так что с удовольствием рассказывала о своих впечатлениях. К середине ночи я так набралась, что решила снова скачать инстаграм. Я убеждала себя, что хочу выставить фотки с сегодняшней вечеринки и посмотреть обновления друзей, но внутренне осознавала, что мне просто нужно взглянуть на Него. Я листала ленту какое-то время пока не наткнулась на его публикацию. Это была какая-то нетипичная для него фотография: фан-арт, нарисованный в честь хэллоуина, где Арми был изображен как зомби, и рядом он сам, пытающийся состроить такое же выражение лица как на портрете. Следующая фотография-селфи, вероятно, с автором рисунка. «Как живой. Спасибо вам за то, что вы делаете. Я всегда готов уделить вам свое время», — гласила подпись. «Ага, как же», — подумала я. И все бы ничего. Я бы продолжила бездумно листать ленту, но его улыбающееся лицо, эти слова, и пару лишних коктейлей уже запустили во мне необратимый процесс. На секунду стало так невероятно обидно. Вспомнилось лето, вспомнился наш разговор, вспомнилась проклятая визитка, застрявшая в тумбочке отеля. И я не выдержала. Быстро найдя ту самую фотографию, которую в ярости сделала в последний день в Италии, я открыла директ и ответила на публикацию. К: Обманщик. К: (прикрепленное изображение) «Ты чего так насупилась? Парень не пишет?»,— со смехом спросила сидящая рядом одногруппница. «Тебе какое дело? Своей личной жизни нет, так ты решила мою обсудить?» — я была в ярости, хотя вопрос явно был задан в шутку. «Катя, ты чего? Я же несерьезно. Да ну тебя», — она встала и, слегка покачиваясь от выпитого, отправилась на густо заполненный танцпол. Музыка гремела так, что мне казалось, стены не выдержат. Люди кричали и двигались, как безумные. Но я как будто не замечала ничего вокруг. Нет более ощутимого одиночества, чем одиночество в толпе. Зачем я здесь? Зачем я нагрубила ей? Зачем написала ему? Вопросы без ответа. Единственное, что я знаю, — мне больно. Выйдя из прострации, я потянулась к телефону. «Хоть бы не прочел, хоть бы не прочел», - крутилось в моей голове. «Instagram: 1 уведомление» «Ну все, Катя, тебе конец",-подумала я, проводя пальцами по экрану. Сердце колотилось как после беговой дистанции. Даже руки задрожали - давний признак надвигающейся истерики. Я открыла приложение и задохнулась. А: Кого я обманул? Обида накатила с новой силой, и я быстро напечатала: К: Одну русскую девушку, с которой у вас состоялся премилый разговор на балконе. А: И в чем же был обман? К: Не надо никому давать ложных надежд. А: Катя, это вы? Тут мне стало совсем не по себе. Он помнил? Помнил меня? Это была какая-то издевка, потому что не может он запомнить человека, с которым перекинулся парой слов. Известный актер помнит какую-то полупианистку - полупевичку. Бред. К: Нет. А: Обвинила в обмане, а сама не лучше. К: Не знаю, о чем вы. А: Ты пела песню с итальянскими словечками, не так ли? К: Повторяю: не знаю, о чем вы. А: Брось, я знаю, что это ты. А: Прости, что тогда не ответил. Был занят. К: Мне все равно, ведь я не знаю, о чем вы. Всего хорошего. А: Не злись, котенок. Еще встретимся. «Котенок?! Да меня так со школы никто не называл. Вот наглец. Встречусь я с ним, как же. Пошел к черту со своим флиртом». Я тут же вызвала такси. Нужно было поскорее уезжать отсюда, иначе я точно на кого-то наору или еще что похуже. Уже садясь в машину, я подумала о том, что нужно бы выключить телефон, чтобы не сорваться и не нагрубить в ответ. Но, к моему счастью, он и так сел. Дома я решила напиться окончательно. Меня не покидали мысли о том, что моя жизнь катится в пропасть снова. Я думала о своем отце. Он смотрел на меня с фотографии на полке, улыбающийся. Ах, если б он был рядом. Он всегда знал, что сказать. Прости, папа, что я такая же слабая, как ты, раз запиваю свои проблемы алкоголем. «Но я хотя бы не разрушаю чужие жизни, ублюдок». Фотография летит на пол, разбиваясь на кусочки, как мое одинокое истерзанное сердце. Небо за окном розовеет. Рассвет.