Genshin x Reader

      Холодно. Было холодно.       Ты лежишь в ванной, положив голову на бортик и прикрыв веки. Ты почти ни о чём не думаешь.       Окна в комнате везде открыты. Морозный ветер вместе с маленькими хрупкими снежинками мягко, нежно обволакивают помещение.       Ты вводишь пальцами по своей коже. Смотришь на капельки постепенно остывающей воды. Ты вспоминаешь.       Красота может дарить покой и наслаждение, а может и медленно, тонко губить. Царица красива. Высокая, бледная-бледная — голубовато-бирюзовые вены просвечивают через её кожу и образуют немыслимо прекрасные узоры. Статная, властная — каждое её движение пронизано острой и строгой, будто хрустальный осколок, силой. Её волосы — снежная вуаль, её голос — ледяное кружево, её глаза — сияющий на солнце лёд… Ты бы могла думать об этой красоте вечность. А ты и думала — в один день тебя призвали во Дворец Снежной и сказали написать портрет твоего архонта.       Ты была жутко взволнованна, краски и палитра чуть ли не валились из твоих влажных рук в тот день. Ты не была самым известным или талантливым художником Тейвата. Да, ты была ученицей придворного художника Снежной, но видеть архонта, смотреть на архонта, творить её образ… Ты ведь человек. Разве ты сможешь выразить всё то величие, всю ту силу и красоту, которыми обладал твой бог?       Царице понравилось. Она отдала приказ сделать тебя новым придворным художником — твой учитель умер от старости несколько недель назад.       Это был титул, это была честь, это было восхищение до холодных мурашек.       Ты стала чаще видеть её. В твоей дворцовой комнате было так много её портретов, её набросков, что тебе порой становилось страшно: не святотатство ли всё это? Не грех — так любоваться своим богом?       Ты рисовала по её приказу моменты переговоров. Это были своеобразные летописи, которые она намеревалась увековечить. Ты рисовала балы, приёмы, вечно стоя где-то невыносимо далеко от этого всего и от неё — тоже.       Ты была человеком. Ты была художником.       Она говорила с тобой нечасто, но ты всегда дрожала. От волнения, от неловкости, от стыда за свою несовершенность и от невозможности коснуться своего бога.       А потом она снова позвала тебя. Ты снова должна была написать её портрет, и ты беспокоилась, что первый на самом деле не понравился ей. Хотя — ты ведь человек. Конечно, то, что ты сделаешь, всегда будет несовершенным, недостойным твоего бога.       А Царица вдруг посмотрела на тебя, когда ты уже приготовила всё необходимое для своей работы, и скинула с себя все царские одеяния.       Ты судорожно вдохнула и тут же отвела взгляд. Твоё сердце запылало и, казалось, могло своим страстным пламенем спалить весь этот ледяной дворец, в котором так непросто было жить смертным, привыкшим к теплу. — Пиши, — приказала Царица, смотря прямо на тебя.       И ты действительно писала. Одну картину за другой, месяц за месяцем, пламенея и сгорая в собственном пламени.       Царица не говорила, нравится ли ей. Она просто звала тебя — каждый день — и смотрела на тебя, при тебе же раздеваясь, не испытывая никакого стыда, никакой неловскости — она была… совершенна. А потом, в один из таких вечеров, она подошла к тебе совсем близко, отодвинула в сторону палитру, за которой ты потянулась, схватила тебя за плечи своими красивыми длинными тонкими пальцами и глубоко, мокро поцеловала тебя.       Ты застыла. Как лёд, как снег, как хрусталь. А она всё продолжала целовать, целовать, снимая с тебя тёплую тяжёлую одежду, ведя куда-то к камину, который она приказывала разжигать всякий раз, когда ты приходила.       Её губы были такими холодными. Но тебе было всё равно, ведь твоё тепло, идущее прямо из твоего нежного любящего сердца, наверняка смогло бы согреть их.       Ты касалась её длинных серебристо-белых мягких волос, легко проводила пальцами по её ключицам, губам, когда она, чуть отстраняясь, смотрела тебе в глаза. — Т/и… — её шёпот, такой тихий и нежный, был красивым.       Ты тогда вдруг подумала, что подобная красота действительно однажды погубит тебя.       И ты потянулась к её губам — уже более тёплым, чем когда-либо.       Ты улыбаешься сейчас. А потом чувствуешь чужое прикосновение к руке. Открываешь глаза и видишь её перед собой. — Я приказала создать особое зелье. Выпила его. Теперь тебе не будет так холодно, Т/и, — говорит Царица, смотря тебе в глаза.       А потом она плавно снимает с себя это бесконечно прекрасное платье с хрустальными украшениями и опускается к тебе в ванную.       Это могло бы показаться странным: как в таком холодном архонте так много горячих и нежных страстей. Однако ты наслаждаешься этим.       Ты мнёшь её нежную большую грудь, с нетерпением ласкаешь её мокрую от воды кожу и почти не чувствуешь того колкого холода, который ощущаешь всегда, стоит лишь коснуться Царицы. А она же, как и тогда, в первый раз, целует тебя с горячей страстью и нежностью, будто поглощая. Сжимает твою талию, твои плечи, чуть раздвигает в стороны твои ягодицы и мягко проникает в тебя. Мокро, горячо, быстро, властно и сладко.       Ты тихо нежно выдыхаешь, держась за неё, и смотришь, смотришь в её глаза. Водишь пальцами по её крупным соскам и прижимаешь её всё ближе к себе. — Знаешь, что ты сделаешь? Ты нарисуешь ещё один портрет — наш портрет. А я прикажу поставить его там, где смогут увидеть все. Все, слышишь, Т/и? — Ровно шепчет она, губами касаясь твоей шеи, всей покрытой холодными мурашками.       Ты кривишь рот в громком сладком стоне наслаждения и на самом его пике всхлипываешь: — Да, мой бог!