* * *
Ты приносила старшей госпоже утреннее одеяние, но никогда не одевала её. Ты была рабыней и не смела прикасаться к телу своей госпожи. Зато ты могла обводить взглядом покои госпожи клана Камисато. Первые годы ты находила это занятие увлекательным, теперь же тебе было просто всё равно. Теперь ты считала в эти утренние часы — в уме. Сколько своим трудом ты должна отдать клану Камисато за свою свободу? В Инадзуме рабы стоят довольно дорого, ты знала это. Вычитая еду и проживание. Иных долгов у тебя не было — ты была умной и ничего никогда не ломала и не портила. За сколько лет ты сможешь отдать эту сумму? Учитывая то, как из года в год меняются деньги. По твоим расчётам, тебе на тот момент уже будет около пятидесяти лет. Но у тебя даже тогда не будет необходимого документа, который предоставляется лишь самими хозяевами или Её Превосходительством Наруками Огосё. Богу до тебя нет дела, да и не сделала ты ничего такого и не сделаешь, чтобы сам бог Вечности освободил тебя. А твои хозяева никогда никому не даруют свободу. Ты знаешь это. За фасадом из вежливых улыбок и ярких взглядов кроется беспощадная жадность до власти и величия. Правильно люди говорят, что клан Камисато просто так процветать не может — обязательно за его благополучием кроется чужая кровь и чужие страдания. Ты не знала даже, правда ли госпожа и господин любят друг друга. Сестра и брат. Были ли они таковыми друг для друга? Способны ли такие люди вообще любить? Ты понятия не имела.* * *
Ты никогда ни в кого не была влюблена. Не в кого было просто влюбляться. Ты была слишком умна, чтобы влюбляться в молодого господина, как некоторые служанки. И ты была слишком умна, чтобы влюбляться в конюха, с которым можно было бы от чувств сгоряча сбежать и потом получить сто ударов палкой и умереть, как одна из тех рабынь, которых ты знала с самого детства. Смешно, какой бывает жестокой жизнь. Богатые люди мечтают, чтобы их дети были умными, а ты мечтаешь снять с себя эту ношу разума. В последнее время ты думаешь о том, как сбежать. Ты хочешь жить. Ты хочешь свободы. Ты хочешь свободной жизни так сильно, что убила бы за неё. Безжалостно и быстро — так, как убивают самые настоящие тираны Для побега тебе нужны деньги. Не украшения, нет — когда будешь менять их на деньги в ювелирном, сразу поймут, что ты рабыня. И нужна одежда. Не слишком богатая, но и не слишком бедная. Одежда служанки пятого-шестого ранга подойдёт. И нужно знать, как попасть на остров Рито — оттуда добраться до Ли Юэ не должно быть проблемой: там порт торговый, на судна часто требуются работники да и некоторые служанки в другие страны отправляются по поручениям своих господ. И документы. Самое трудное. Иногда тебе казалось, что убить старшую госпожу Камисато и залезть ей под кожу легче, чем достать эти проклятые документы.* * *
Когда у тебя в руках оказываются документы, ты понимаешь, что больше ждать нельзя. Ты обокрала одну женщину на острове Наруками в городе, когда тебя послали купить грибов. Лицо у этой женщины было такое злое и неприятное. Ты не помнила даже, как тебе удалось завести её в безлюдное место. И ты не помнишь, как ударила её по голове. Ты не убила её, нет — ты всегда подобное откладывала как последнее, что ты можешь совершить ради своих целей. Последнее, но всё же не невозможное. Одежда у женщины была слишком богатой, так что ты надела её изнаночной стороной — более блёклой, но всё же из хорошего материала. Украденные деньги ты всегда носила с собой — ты много лет тяжёло копила, так что даже при смерти не рассталась бы с этим мешочком моры. Украшения этой женщины ты не надевала — только серьги, остальное, вместе с деньгами, добавила в свой мешочек и поспешила убраться от города куда подальше. Твои грязные волосы совершенно не соответствовали твоему новому образу, так что тебе пришлось вымыться в уединённом месте, потратив на это драгоценное время, и на утро заплести искусную косу, которую иногда заплетала твоя госпожа. Всю ночь же ты шла к острову Рито, используя карту и дорожные факела. Страх сковывал твоё сердце, когда ты слышала рычание монстров, но ты не останавливалась. Тебе уже нечего терять. Если стража вернёт тебя, тебя забьют до смерти. Утром ты оказываешься у пристани. Ты узнаёшь информацию от рыбаков, что можно приобрести билет на корабль, отправляющийся днём в Ли Юэ. Ты заявила, что ты служанка богатой госпожи, которая дала тебе поручение, что можно исполнить только в Ли Юэ. Свободных, но преданных служанок часто отправляли в Ли Юэ за редкими вещицами. Те обычно всегда возвращались, потому что мыслили все одинаково, считая, что хозяева очень и очень дорожат ими. Как глупо. Если бы ты была свободной служанкой, ты бы села на такой корабль и никогда бы не вернулась к своим господам. Впрочем, сейчас ты тоже собираешься сбежать. Когда ты садишься на корабль, ты чувствуешь облегчение. Стража признала в тебе свободного человека. Та женщина, которую ты ограбила, на самом деле не была богата, так что её имя вполне могло показаться стражникам не явно громким и значимым, как и не низким и ничтожным. Ты проходишь внутрь. И спустя какое-то время корабль начинает свой путь. И ты чувствуешь слёзы на своём лице. Ты так счастлива! Да, ты ещё не в Ли Юэ, но твой побег уже дорогого стоит. Ты стоишь здесь, и стража ещё не схватила тебя. Ещё немного — и ты увидишь город свободы — Мондштадт! Ещё немного!.. А потом всё лопается, как стекло в огне. Вы начинаете гореть. В прямом смысле слова. На тебя ужас наваливается с неведомой силой: корабль ведь деревянный. Вы просто-напросто потонете здесь. Из-за какого-то чёртового пожара и глупых стражников, что не заметили его. Ты сжимаешь челюсти и взглядом начинаешь искать шлюпки. Ты должна успеть до того, как все люди сориентируются. Начнется давка, и ты можешь погибнуть, даже не сев в шлюпку. Ты находишь нужную спасательную лодку. Вообще, их несколько, но ты видишь именно ту, которую уже начинают готовить матросы. От Инадзумы вы отплыли недалеко — вернётесь, и ты просто сядешь на другой корабль. Ты идёшь к шлюпке не слишком быстро, а потом вдруг видишь её. Старшую госпожу, Аяку Камисато. Вряд ли она знает тебя в лицо — рабов не считают нужным помнить, однако тебе стоит быть внимательной и осторожной. Однако… тебе уже нечего терять. И ты просто подходишь к госпоже, судорожно держащейся за перила. Из-за шума на корабле она, скорее всего, не слышит тебя. Может, она и хорошо сражается, но и у такого человека могут быть чёрные дни — как и у тебя, вечно умной и расчётливой, могут быть искры порывистости и отчаяния. Ты толкаешь её прямо за борт. Ты слышишь её вскрик, и какое-то тёмное ужасное чувство расползается внутри тебя. Но не успеваешь ты им насладится, как позади тебя раздаётся взрыв. Ты чувствуешь боль, давление и горячую кровь, стекающую по телу. А после ты падаешь в воду. Всплеск. Тяжесть. Страх. Темнота.* * *
Ты открываешь глаза. Боль и тяжесть наполняют твоё тело. Запах трав. Крови. Что было до? Нет, ты помнишь. Вспоминаешь медленно, вернее сказать. Но тебя кто-то вытащил? Ты не знаешь. А твой мешочек с морой? Ты снова чувствуешь резкую боль и шевелишься, желая хоть как-то прогнать это мерзкое ощущение. Заодно и нащупать этот проклятый мешочек. Потом ты слышишь голос: — Спокойнее, госпожа. Всё будет хорошо. Старшая госпожа Камисато велела хорошо заботиться о вас, ведь вы спасли ей жизнь.* * *
Спасла жизнь? Ты от ненависти и ярости хотела убить эту женщину. Ну вот что за нелепость. Если ещё за это тебе даруют свободу, ты будешь вечность просто-напросто истерически смеяться.* * *
Госпожа внимательно смотрит на тебя, прикрывая часть лица веером. Ты стоишь на коленях, голова твоя всё ещё сильно кружится. Старшая служанка стоит на коленях рядом с тобой и держит за предплечье, как какую-то пленную. Голова же у тебя будто раскалывается надвое от боли. — Я прощу тебе твою попытку побега. И даже дарую свободу. Отныне ты будешь моей личной служанкой, — наконец говорит госпожа Аяка. Тебе кажется это всё сном. Тебе хочется смеяться. Старшая служанка грубо дёргает тебя, и ты, качаясь, совершаешь глубокий поклон. — Смотри на меня. Чужой голос госпожи кажется тебе вдруг похожим на шипение змеи. Голова гудит-гудит-гудит! Ты подчиняешься. Глаза госпожи Аяки Камисато серо-голубые, точно металл. В них — жестокость и насмешка. Интерес ребёнка, поймавшего красивую букашку. Так, поиграет — и раздавит. — Теперь твоё имя — Т/и. Повтори. Всё это время у тебя не было имени. У рабов нет имён. Родители когда-то давно втайне дали тебе имя, но ты выросла и забыла его. Ты забыла своё собственное имя, а теперь тебе дают другое. — Моё имя — Т/и, — слабо произносят твои губы. Глаза напротив удовлетворённо щурятся. А ты чувствуешь, будто в твоём сердце проворачивают тонкий длинный меч.* * *
После того как ты выздоравливаешь, ты начинаешь лично прислуживать старшей госпоже. Ты одеваешь её каждое утро, снимаешь с неё одежду каждый вечер, делаешь ей причёски, ходишь в город за её поручениями. И ты вся будто в тумане. Будто застыла и совершенно не знаешь, что делать дальше. Жизнь кажется тебе течением реки. То тебя занесло в один ручей, то в другой. То у тебя отняли свободу, то даровали её. Ты смотришь на свои новые документы. Там это имя — Т/и и лёгкая пропись «свободна». Странно: ты свободна, но свободы этой совершенно не чувствуешь.* * *
Госпожа Аяка внимательно смотрит на тебя, когда ты одеваешь её. Ты делаешь всё правильно, и руки у тебя не трясутся. Ты устала и просто рутинно исполняешь все поручения. Как будто ты ещё не выздоровела и твоя голова по-прежнему гудит-гудит-гудит. — Ты хорошо справляешься со своими обязанностями. Старшая служанка сказала, что ты даже умеешь очень хорошо писать и читать. Кто тебя этому научил? — Отец. Ты действительно кажешься себе ужасно незначительной рядом с этой женщиной. Рабов всегда учили так думать о себе, а сейчас ты сама об этом думаешь, склонив голову в поклоне и не смея поднять глаз на старшую госпожу. — Выходит, бог Вечности смилостивился над тобой. Смилостивился? Смилостивился? Ты так не считаешь. И никогда не считала. — Твои новые комнаты нравятся тебе? Теперь ты живёшь в отдельной комнате — рядом с комнатой самой госпожи Камисато. Больше места, простора для гулких мыслей и больше ярости и ненависти от рабов и других служанок. Рабы делили комнаты так, что в них ночью нельзя даже просто повернуться, чтобы рукой или ногой случайно не задеть кого-то. Разумеется, и были другие проблемы, но сейчас ты об этом предпочитала не вспоминать. Ты не хотела лишний раз думать, что таким образом вас лишь обезличивали, как вещи, которые однажды от потехи или раздражения просто-напросто возьмут и выбросят. — Конечно, госпожа. Благодарю за вашу доброту. Металлические глаза госпожи Аяки Камисато довольно щурятся. — Это славно. На этом можешь идти.* * *
Тома, в отличии от тебя, всегда был свободным. Его положение выше твоего — ты узнала об этом от старшей служанки. Раньше ты всегда думала, что он личный слуга молодого господина, однако он занимает должность управляющего клана Камисато. Многие служанки и рабы считали, что Тома очень добрый и искренний человек. Однако ты была осторожна с ним, потому что не знала, каков он на самом деле. Да и ты понимала, что его связи с нужными людьми в Инадзуме образовывались не сами собой. Что-то в этом было. Однако твой разум велел тебе не слишком интересоваться всем этим. Некоторые вещи лучше просто не знать — избежишь клинка у шеи. Поэтому ты говорила с Томой только тогда, когда это было необходимо. Ты была уважительна, в меру почтительна. И ты опускала голову. Теперь ты была личной служанкой Аяки Камисато. Ты не была рабыней. Ты имела право смотреть на Тому не как на господина. Он был выше тебя по положению, однако разница в ваших нынешних статусах позволяла даже дружбу. Но ты не могла не опускать голову. На твои плечи будто что-то давило и гнуло-гнуло-гнуло к земле. И в этом повинны то ли это огромное поместье, в котором ты провела так много несчастливых тяжёлых лет, то ли все эти господа и госпожи, обесценивающие человеческую жизнь, то ли ты сама. Ты сама, чья свобода — просто росчерк на бумаге. Ты помнишь то ощущение, когда ты была на корабле и чувствовала сильные порывы ветра. Тебе казалось, что теперь для тебя будет возможно всё, о чём ты мечтала. Да только вот все твои надежды сгорели в один момент. И ты до сих пор оплакиваешь их. А ещё ты злишься. Медленно. И осознанно. И ты не знаешь, что страшнее: твоё горе по сгоревшим надеждам или твоя медленно разгорающаяся злоба.* * *
— У тебя новая служанка, сестра? Ты аккуратно разливаешь чай для молодого господина и старшей госпожи. Ты смотришь только на пиалы для чая, чайник и тёмно-зелёную горячую жидкость. — Да. Я писала тебе о ней. Раньше она была рабыней, но я освободила её. И после этой фразы, брошенной будто ветром — сухие листья на землю, ты хочешь сомкнуть руки на тонкой светлой шее госпожи Аяки Камисато и душить-душить-душить её. А после — освободить и, слушая её задыхающийся кашель, небрежно бросить: «Теперь я освободила тебя». Аято Камисато задумывается, чуть хмурясь, а потом согласно кивает. — Т/и. Я вспомнил, верно. Закончив с чаем, ты становишься позади старшей госпожи, склоняешь голову и нужным образом смыкаешь пальцы рук. Старшая госпожа же и молодой господин играют после чаепития в Го. Несколько партий — все выигрывает Аято Камисато. Ты всё это время стоишь также позади Аяки Камисато, которой ты можешь понадобиться в любой момент. Ты ненавидишь это. — Т/и, прочти нам вот этот отрывок из нового популярного лёгкого романа. Ты кланяешься и берёшь из рук старшей госпожи книгу, открытую на второй главе. — С самого начала второй главы. Встань вот здесь. Аяка Камисато указывает тебе закрытым веером на центр комнаты. Ты становишься туда и начинаешь читать. История, которую ты читаешь вслух, весьма нереалистична. Ты сама всегда любила читать по большей части исторические и научные книги; что-то удавалось прочесть, когда ты прибиралась в библиотеке — библиотеку тебе доверяли прибирать, потому что ты была самой послушной среди рабов — что-то ты могла живо прочесть и на улице, и на прилавках или же в публичной библиотеке, которая открыла рабам доступ лишь к некоторым своим книгам только несколько лет назад. Здесь же всё надуманно и странно, но ты читаешь. Роман повествует о богатой женщине, жившей в плену своего богатства, и о служанке, которую та полюбила. Зачем тебе приказали читать нечто подобное? Ты не влюблена в Аяку Камисато или в Аято Камисато, поэтому нет нужды таким извращённым и жестоким способом указывать тебе твоё место, унижая твои якобы чувства. Или это так — забавы ради? Тебе всё равно. Ты читаешь с выражением, чётко, но без воодушевления. Слово за словом. Символ за символом. Унижение за унижением. Тебе кажется это похожим на пытку. Наконец тебя останавливают. Ты снова кланяешься и протягиваешь закрытую книгу старшей госпоже, которая после откладывает книгу в сторону и говорит тебе снова подать ей и её брату чай. Аято Камисато долгое время молчит, как и его сестра. Однако потом, выпив уже половину пиалы со свежезаваренным чаем, он вдруг хитро прищуривается, улыбается, смотря прямо на старшую госпожу, и говорит: — Кажется, я понял, почему вы показали мне именно этот отрывок из этой отвратительной книги. Вы довольно забавны, моя дорогая сестрица. Ты, уже закончив доливать чай в пиалу старшей госпожи и отстранившись от господ, вдруг встречаешься взглядом с Аякой Камисато. Старшая госпожа прикрывает часть лица веером. Её металлические глаза в этот короткий момент чуть щурятся, и ты понимаешь — она усмехается. — Прошу прощения, — негромко говоришь ты надломленным голосом. Смотреть прямо в глаза господам и госпожам разрешалось лишь с их ясного и чёткого на то позволения. Ты совершила ошибку. За подобные ошибки полагается пятьдесят ударов палкой. После такого наказания многие умирают, другие — остаются калеками. Ты калекой быть не хочешь быть. Никто не хочет. У тебя трясутся руки. Ты хочешь жить. Все хотят. Тебе страшно. — Оставь. Иди лучше к Томе и выполни то, что я поручила тебе. Ты кланяешься, выходишь из комнаты и закрываешь за собой ставни. Идёшь к комнатам Томы, слыша позади смех госпожи Аяки Камисато и господина Аято Камисато. Ноги у тебя ватные. Внутри всё дрожит. Перед глазами плывёт. Ты не выдерживаешь и опираешься о стену в коридоре поместья. Боком, после обнимая себя руками. И это — твоя свобода? Ты чувствуешь, как что-то рвётся внутри тебя. И так больно. И так больно. Тебе хочется кричать, но ты лишь сглатываешь ком в горле и сильнее пальцами впиваешься в кожу. И стоишь так, пока гул — этот гул-гул-гул! — в голове хоть немного не успокоится, а затем — отстраняешься и идёшь дальше.* * *
Поручений от госпожи Аяки Камисато было всё меньше и меньше. Теперь ты часто просто сидишь в её покоях и держишь дорогие шёлковые нити, которыми старшая госпожа вышивает до сумасшествия красивый и сложный узор на ткани будущего шёлкового женского кимоно. Ткань была фиолетовой. Той, каким иногда бывает небо перед вечерней яростной грозой. Узор — из отцветающей сакуры и журавлей, расправивших свои крылья и улетевших куда-то за горизонт, вышитый серебряными дорогими нитями. Цветы почти облетевшей сакуры же почти полностью были расшиты золотом. Свет настолько красиво играл на этом узоре, что иногда ты просто смотрела на него, ни о чём не думала и не могла отвести потрясённого взгляда. После того как Камисато Аяка закончила с вышивкой, она придала ткани форму. Рукава, пояс — прочее, прочее. Кимоно было безупречным. И очень, очень дорогим. Ты закрывала глаза. Ты не хотела думать, сколько рабов можно купить в обмен на это кимоно. Людей — в обмен на вещь. От Томы ты узнала, что молодой господин скоро женится. Не то чтобы ты специально что-то подобное выспрашивала у Томы или вы прекрасно общались — настолько, чтобы он выдавал тебе тайны своих господ. Просто ты, выполняя очередное поручение старшей госпожи, случайно услышала эту новость от него и кого-то из клана Кудзё — ты видела герб Кудзё на одежде того человека. А потом ещё и старшая госпожа принялась лично шить это великолепное женское кимоно с прекрасным узором. Поэтому в правдивости той новости нетрудно было убедиться. Какой будет эта женщина? Разумеется, она никогда не станет выше старшей госпожи по положению в клане Камисато, однако это не помешает ей изменить атмосферу самого поместья. Ты понимаешь, что молодой господин ни за что не женится на ком-то простом и лёгком — это будет женщина из богатой известной семьи, умная, проницательная и где-то даже жестокая. Выверенная годами холодность и отчуждённость вместе с лёгкой праздностью вмиг испарятся из поместья Камисато, стоит только жене молодого господина ступить за порог. Однако старшая госпожа даже весела. Она счастливо улыбается, заканчивая с бесподобным свадебным нарядом. Сама не может то ли им налюбоваться, то ли образом невесты брата в этом кимоно в своей голове. Это беспечность? Или тщательно спрятанная ото всех тревога? Ты не знаешь. Но тебе до этого и нет дела.* * *
Ты давно не думала о побеге снова. Однако, возможно, все эти приготовления к свадьбе молодого господина — твоя возможность наконец выбраться из этого места? У тебя есть свобода, твоё здоровье уже не на грани, равно как и мысли под черепной коробкой. У тебя даже есть деньги — в конце концов, служанкам ведь платят. Немного, но за эти прошедшие два года ты накопила хорошую сумму. Её хватит на то, чтобы добраться до Мондштадта и прожить там, не работая, около недели. Ты думаешь об этом всём, тогда как старшая госпожа почти и не посылает тебя по поручениям. Ты лишь также одеваешь её по утрам, наносишь макияж, делаешь причёску, а ближе к ночи — готовишь ко сну. И иногда тебе кажется, что в эти моменты Аяка Камисато внимательно-внимательно смотрит на тебя. И такие взгляды всегда имеют значение — ты осознаёшь это. Старшая госпожа поняла, что ты тогда вовсе не спасала её? Или она всегда это знала, а сейчас просто играется с тобой перед тем как вытащить из сердца всякую надежду? Ты думаешь, что теперь даже это не важно. Будь что будет. Ты снова думаешь о побеге. У тебя есть цель, твой разум занят продумыванием всех возможных ситуаций. Это как одна очень долгая-долгая партия в шахматы. Ты даже о проигрыше стала думать как об игре. Проиграешь — тебя просто убьют. Твой разум же, каждое мгновение борющийся за любые крошки свободы, будет жить вечно.* * *
Тебе осталось-то выждать пару дней, когда на остров Рито по расписанию прибудет корабль. Да и как раз в это время приготовления к скорой свадьбе молодого господина захватят мысли совершенно всех жителей поместья. Никто твоего побега и не заметит вовсе. А потом старшая госпожа вдруг говорит тебе сесть напротив неё, тогда как молодой господин стоит позади неё, совсем рядом. — На самом деле, это довольно сложно объяснить, — ты видишь странную улыбку старшей госпожи, которая вдруг передёргивает плечами и медленно тянется к тебе, чтобы коснуться твоего плеча. Ты смотришь на её красивые тонкие пальцы. Ты едва не отшатываешься. — Я… мы… — старшая госпожа убирает руку, оборачивается на брата, который тут же бросает на неё внимательный взгляд: — Понимаешь, Т/и, клан Камисато за последние годы особенно выделялся и потому смог получить достаточно влияния, и… — Аяка Камисато вновь прерывается, а потом всё же продолжает: — И теперь мы с братом вольны выбрать себе спутника жизни по любви. И мы выбрали. Ты вдруг почему-то вспоминаешь то фиолетовое кимоно с великолепным узором. Фиолетовый — символ вечной любви в Инадзуме. — Мы выбрали тебя, Т/и. Голос молодого господина доносится как из толщи воды. Ты вдруг вспоминаешь, как стирала эти его белые прекрасные одежды, как твои руки покрывались болючими мозолями и грязью и даже кровью. Это всё сон. Это просто затяжной кошмар, в котором ты потеряла несколько лет своей жизни. Нет, для тебя это всё — слишком. Ты начинаешь смеяться. Смеяться-смеяться-смеяться! Аято Камисато смотрит на тебя в странном изумлении, его лицо представляется тебе непонятной фарфоровой маской. Аяка Камисато же тянется к тебе нежной чистой ладонью, а ты не выдерживаешь и всё же отшатывается. И смотришь на неё. Прямо ей в глаза.* * *
То самое невыносимо дорогое кимоно, сшитое Аякой Камисато, лёгкое и очень нежное. Оно мягко обволакивает твоё тело. Тебя за левую руку держит сама Аяка Камисато, а за правую — её брат, Аято Камисато. Жрицы из храма проводят свой какой-то таинственный обряд, и ты морщишься от всех этих их ужасных благовоний. Свадебная процессия кажется тебе ужасно странной. И как только Её Превосходительство позволила подобному браку быть законным? Клятвы, горящие металлические глаза брата и сестры Камисато, танцы, шелка, красивые наряды, обещания, прикосновения. Ты бы посмеялась ещё, как тогда в личных комнатах старшей госпожи, да только вот ты слишком устала. И ты ничего не говорила, даже когда с тебя снимали это красивейшее кимоно в твоих новых покоях твои муж и жена. Даже когда они шептали о том, что подарят тебе всё, о чем ты мечтаешь, что будут с тобой всегда нежны и трепетны. И что они отдают тебе свои сердца на всю их недолгую вечность. Страшная тень улыбки вдруг наползает на твоё лицо.* * *
Ты сидишь в саду поместья и спокойно вдыхаешь свежий утренний воздух. Забавно, но твой долгий-долгий кошмар порой может и радовать чем-то простым, но по-настоящему прекрасным. Тебе приносит какая-то служанка поднос с чаем и сладостями и ты, не глядя на женщину, просто берёшь печенье и кладёшь его в рот. Ты наслаждаешься. Ветер касается твоих волос, твоего лица. А потом ты чуть оборачиваешься и видишь, как из поместья выходят твои муж и жена, нежно смотрящие на тебя, машущие на прощание, уходя по делам в город. Ты смотришь на них в ответ, чуть склонив голову. Ветер треплет твои волосы и чуть сминает ткань очередного кимоно, сшитого Аякой Камисато. Ты улыбаешься. Уйдёшь ли ты сегодня, останешься ли — ты можешь решить это в любой момент. На тебе дорогие шелка, тебе кланяются едва ли не в ноги, тебя уважают и даже любят те, в глаза кого тебе раньше не дозволялось даже просто посмотреть. У тебя есть всё. Но почему-то тебе даже этого мало. И в тот же момент ты сама себе кажешься лишь ребёнком, потерявшимся в тумане отчаяния, в пучине страха. А потом ты оборачиваешься, чтобы взять пиалу с чаем с подноса, и видишь совсем рядом с этой самой пиалой Глаз Бога. Анемо Глаз Бога. Ты дрожащей рукой касаешься артефакта и, закрыв глаза, чувствуешь странную лёгкую эйфорию, ветер и шум моря. Ты сжимаешь артефакт в ладони, открыв глаза и устремив взгляд на горизонт, за которым скрывались необъятные земли Тейвата, необыкновенные загадки и невыносимо прекрасно-лёгкие порывы ветра. Ты ощущаешь влагу на своём лице. Ты ведь всегда была свободна, верно? Забавно, что у тебя ушло так много времени, чтобы понять это. С росчерком на бумаге или нет, с богатством или бедностью, с умом, клонящим к земле, или без него — ты была, есть и будешь свободной. Глаз Бога холодит ладонь. Порывы ветра продолжают касаться твоей кожи и твоих растрёпанных волос. Ты улыбаешься. Легко и свободно.