* * *
Сказать по правде, ты влюбилась в Инадзуму с первого взгляда. Тебе казалось, что никогда в жизни ты не видела природы прекраснее, чем здесь. Ты касалась ярких листьев деревьев, смотрела на сияющие голубые цветы, наблюдала за молниями и трепетно восхищалась. Музыка, культура, одежда — всё казалось тебе необыкновенным. Порой ты даже задумывалась осесть здесь, когда твоё путешествие подойдёт к концу. Да и после отмены Указа об Охоте на Глаза ты могла не переживать за свой Гео Глаз, за свои воспоминания, мечты и надежды. Хотя иногда ты думала, что, даже отними сёгун у тебя Глаз Бога, для тебя бы ничего не изменилось. После того странного случая с помолвкой между Тисато и Камадзи, Камисато Аято стал часто приглашать вас с Люмин на ужин в своё поместье. Аяка обычно присутствовала на таких ужинах, но иногда была слишком занята внутренними делами клана и бесконечно долго извинялась, что не сможет составить компанию. Вы с Люмин всегда принимали приглашение. Аяка была вашим прекрасным другом, а её брат… был вежлив и приятен в общении. Хотя ты понимала, что, вероятно, он имеет какие-то скрытые мотивы. Хочет лично убедиться, что вы не представляете угрозу? Узнать ваши планы? Выведать какую-то информацию о сёгуне? Ты понятия не имела, но улыбалась почти также вежливо, как и он сам. Кормят великолепно, иногда гостеприимно просят остаться на ночь, ведут беседы. Весьма неплохо для путников. Да и в городе к вам с Люмин стали из-за этого странного знакомства относиться как-то иначе. Но тебе не по себе. Ты щурилась и искала причины. Как будто что-то пылало, пылало, пылало, а ты видела только дым. Ты терпеть не могла подобное чувство. — Прекрасный вечер. Камисато Аято стоит рядом с тобой. Позади, в чёрном небе, — взрываются фейерверки. Ты смотришь на господина и вежливо киваешь. Ты не знаешь, куда деть руки. Это не страх, это — сомнение. А ты слишком устала сомневаться, чтобы ещё и смотреть на этого человека и испытывать это чувство. Тысяча масок — под ними усталость и сожаление, в котором даже самой себе стыдно признаться. — С острова Рито вид особенно прекрасный. Ты киваешь. Смотришь в небо. Красиво, но ты ничего не чувствуешь.* * *
— Тебе не нравится брат Аяки. Люмин говорит это утвердительно, Паймон где-то общается с вашими хорошими знакомыми. Ты опираешься о ствол дерева и выдыхаешь сигаретный дым в сторону. Сигарету держишь в руках: здесь, в Инадзуме, они с каким-то особенным вкусом — не то фиалковой дыни, не то яблок. — Это так заметно? — Я просто хорошо знаю тебя. Ты хмыкаешь, делаешь очередную затяжку. Инадзума пылает вечерними огнями. Вода между островами красиво отражает их. — Не хочу проблем, — ты снова смотришь на Люмин. — Ты ведь знаешь, что я хочу вернуться в Инадзуму после того, как мы найдём твоего брата. Мне очень понравилось здесь, но этот человек… не могу понять, что мне не даёт покоя. Люмин кивает, потом начинает качаться с пяток на носочки. Ты слышишь глухой стук её каблуков. — А вы ведь с ним похожи. Едва уловимо. Как туман. Ты в удивлении приподнимаешь брови. Тушишь сигарету, зарываешь её при помощи Гео в землю. Ты ничего не говоришь.* * *
Вот с Итто было куда проще. Он был таким простым и открытым, что ты могла даже отбросить в сторону большую часть своих масок и просто улыбаться. Смеяться, шутить, смотреть на мир с широко распахнутыми глазами. А когда к вам присоединялся Аято Камисато в простой одежде, это всё сразу пропадало. Ты поджимала губы и часто просто молчала, улыбаясь, когда того требовала ситуация. Это казалось смешной игрой, в которой никто не знает правил. А потом всё снова изменилось. Раз — и перевернулось. В тот вечер тебя пригласили одну, без Люмин. Люмин была обеспокоена, но понимала, что в случае чего ты сможешь постоять за себя. Да и она решила подождать тебя у леса Тиндзю. Ты не знала, чего ожидать. На ужин тебя бы вряд ли пригласили, если бы ты как-то нарушила законы Инадзумы и тебя бы решили арестовать. Возможно, до Камисато дошли слухи о твоём решении вернуться в Инадзуму после завершения путешествия? Или дело в сёгуне: она что-то приказала главе клана? Ты долго думала о причинах этого приглашения, но позже, оказавшись у ворот поместья Камисато, ты отбросила навязчивые мысли в сторону: всё равно всё скоро выяснится. Стражники пропускают тебя после того, как один из слуг что-то уточнил у более высоко стоящего в клане персонала. Тебе предлагают снять верхнюю одежду. Ты снимаешь. Ты всегда стараешься соответствовать здешним обычаям. Ты идёшь в комнату, где вы ужинаете каждый раз. Перед тобой открывают сёдзи. Ты видишь Камисато Аято, он стоит к тебе спиной, но на звук — поворачивается к тебе. Улыбается. Глаза — та же стена. Ты улыбаешься в ответ. Берёшь одну из своих незримых масок и скорее надеваешь на другую — ту, что уже на твоём лице. Вы обмениваетесь приветствиями, пьёте одну — другую пиалы с чаем. — Я хотел с вами поговорить, леди Т/и. Ты киваешь. Отставляешь пиалу в сторону. Впиваешься внимательным взглядом в его глаза. — Я вас люблю. С тебя будто срывают маску. Улыбка трескается. Ты надеешься, что просто ослышалась. Это ведь глупость, верно? Верно ведь? — Простите? Стена в глазах напротив шатается. — Я вас люблю, — слова повторяются, а ты чувствуешь, как сильно у тебя вспотели ладони. — Я слышал, что вы хотели бы остаться в Инадзуме, после того, как окончите своё путешествие. Браки по любви в моем клане весьма редки, но в нынешних обстоятельствах это не пошатнет положения Камисато в стране. У меня достаточно власти. — Мужчина недолго молчит, отводя взгляд в сторону, а после — возвращая его на тебя. — Моя сестра очень трепетно относится к вам и вашей подруге. Камисато сможет обеспечить вас всем необходимым. Равно как и я смогу стать для вас достойным спутником жизни. Как всё ровно, просто и расчётливо. Это не коробит. Это пугает. Любовь? Лю-бовь? Любовь? Ты сама себя понять не можешь, не можешь осознать, что ты за человек. Как кто-то может любить тебя? Ты удерживаешь себя от того, чтобы не рассыпаться на смех. — Что вам нужно? Ты слышишь свой голос как эхо. Камисато Аято смотрит на тебя. — Мы достаточно помогли Инадзуме, чтобы не ввязываться в политические интриги, — продолжаешь ты. Твёрдо и сухо. Так, будто у тебя нет сердца. — Всё иначе, леди Т/и. Мои слова совершенно искренни, я… — Вы не можете любить. Как удар. Ты перебиваешь и видишь, как этот иллюзорный удар касается щеки человека напротив тебя. А всё потому что он задел что-то внутри тебя — что-то, что ты так усердно прятала, так нежно оберегала, чего втайне боялась. А Камисато Аято вытащил это из твоей груди и раздавил. Губы господина поджимаются. Глаза — сужаются. Ещё одна твоя маска трескается под его взглядом. А ты прячешься, прячешься, прячешься. — Вы очень умны, вы смотрите на мир так, как никто другой. В вас много красоты, когда вы решаете идти против общества. Вы любите наблюдать за ночными огнями Инадзумы, вы наслаждаетесь бризом, ваши глаза сияют также ярко, как и ваш образ. Вы… Ты встаёшь и отворачиваешься. Слова должны приносить удовольствие, но ты только хочешь, чтобы этот человек замолчал. — Прекратите. — Вы любите фиолетовый цвет, вы испытываете нечеловеческое милосердие к Её Превосходительству Наруками Огосё, вы ненавидите слишком сладкий чай, вы считаете, что листва, сияющая на солнце, — одно из самых прекрасных явлений в природе… — Хватит! — Вам не нравится играть в го, вы любите читать, вам нравятся сигареты с приторным вкусом. Вы восхищаетесь молниями, вы любите читать стихи… Ты понимаешь, что этот человек месяцами так пристально следил за тобой, что забрался тебе под кожу. Он говорит о вещах, которые можно заметить со стороны, но не говорит о выводах, основанных на этих вещах. Однако маски всё равно будто рвутся в клочья, а ты просто стоишь и дрожишь. Что, если не останется ни одной? Что тогда? — Замолчите. Твой голос срывается на шёпот. Аято Камисато замолкает. Обугленное нутро сжимается, трясётся от злобы, от страха. — Забудьте всё. В этом нет смысла. Ты хочешь сбежать. Не было ничего ведь ужасного, а ты всё равно носила эти маски.А теперь — тебе так страшно оказаться в мире без них. А потом ты чувствуешь прикосновение тёплой руки к твоей ладони. Тепло обжигает. Ты отбрасываешь руку Камисато Аято и уходишь прочь.* * *
Ты никогда не была холодным человеком. Ты любила красоту, тебе хотелось чужого тепла, но ты очень боялась обжечься. Ты знала, что способна на высокие искренние чувства. Ты бы могла приложить много усилий, чтобы твой партнёр был счастлив, не унижая при этом ни его, ни себя. Могла бы — но боялась. Ты не представляла, каково сейчас этому человеку, если он действительно питает к тебе какие-то чувства. Ты стояла около какого-то дерева и смотрела в пустоту. Что ты могла ему дать? Те усилия — для тебя они много стоят. А для других людей? А что делать потом, когда ты станешь не нужна? Собирать себя по частям? Или ты не права и саму себя загоняешь в пропасть? И почему же так больно? Одиночество душит-душит-душит! Тебе нужно вернуться к Люмин. Тебе нужно развернуться и снова переступить порог поместья Камисато. Ты должна бежать. Ты должна остаться. Ты поднимаешь голову к небу. Тебе хочется закричать, но ты не можешь даже заплакать.* * *
Люмин ты лжёшь. Это несложно. Говоришь что-то о делах, что-то о том, что ты вернёшься в Инадзуму после завершения вашего путешествия. Получается весьма складно и правдоподобно. Момент утекает, как вода сквозь пальцы, и вы погружаетесь в дни, жутко похожие друг на друга. В поместье вас больше не приглашают.* * *
— Слушай, я, может, в чём-то и не разбираюсь, но в последнее время ты какая-то другая. Итто смотрит на тебя внимательно. Кажется, он уже и позабыл о своём третьем проигрыше тебе в боях жуков за этот вечер. Ты долго не отвечаешь, сидя на небольшом булыжнике и глядя на вечерние огни Инадзумы. «— Вы любите наблюдать за ночными огнями Инадзумы, вы наслаждаетесь бризом, ваши глаза сияют также ярко, как и ваш образ. Вы…» — Мне признались в любви. Слова срываются, как последние осенние листья деревьев. Ты обнимаешь себя руками. — Вау! Это здорово. Мне кажется, ты будешь очень счастлива… — Я отвергла этого человека. — О… — Итто глаза округляет, а потом хмурится. И продолжает: — Ну, на то ведь есть свои причины. Он — или она — не нравится тебе? — Я не знаю. — Чувства очень сложны, Т/и. Очень непросто довериться другому человеку. Это как в дружбе, но чуточку глубже. Сомневаться — это нормально. Итто легко касается твоего плеча, чуть похлопывая по нему своей большой тёплой ладонью. Доверие. Сомнение. Страх. Тебе страшно. — Иногда мне кажется, что у меня нет сердца, Итто. Только камень, на его месте — ни свободы, ни искренности, ни отчаяния. Итто долго ничего не говорит. Ты слышишь какое-то шуршание позади себя, а затем чувствуешь тепло и что-то ещё у себя на голове. Касаешься рукой макушки — цветы, венок из цветов. Оборачиваешься — Итто надевает себе на голову точно такой же венок, не очень аккуратный и совсем недолговечный, но прекрасный. — Аратаки Итто не дружит с теми, у кого нет сердца. А ты, Т/и, — мой друг, ясно тебе?! Венок чуть спадает вниз, но каким-то немыслимым образом цепляется за рога. Итто своей серьёзности не теряет, стоя и смотря прямо на тебя, уперев ладони в бёдра. Чуть дует на цветок, закрывающий большую часть его доброго лица. Ты улыбаешься. — Ясно, Итто.* * *
Ты долго бродишь в одиночестве на берегу реки, когда дневные поручения выполнены, а Люмин занята своими делами. Аяка, если и видела тебя в городе, то смотрела так, будто невыносимо сильно хотела что-то тебе сказать, но не могла. Ты избегала её. Сейчас ты вновь глядишь на луну, на светящиеся растения, на чуть покачивающуюся от несильного ветра траву. И вдруг ты думаешь. В самом деле, что тебе эти маски? Сгорят — ну и пусть! Что тебе быть всем и никем одновременно? Твоё побуждение так сильно, что ты просто круто разворачиваешься и быстро идёшь в другую сторону, а потом — начинаешь бежать, будто ещё немного — и всё оборвётся, треснется, истлеет. Твои ноги горят, а дышать уже почти невыносимо тяжело, тогда как ты почти видишь в темноте ночи знакомые очертания ворот и поместья. Стража стоит, оглядывает всё на своём пути, а ты и не движешься к ней. Ты создаешь с помощью Гео парочку колонн, тихо взбираешься на них, спрыгиваешь на песок, а потом также тихо пробираешься к одному из знакомых окон первого этажа поместья. Ты понятия не имеешь, как тебе удаётся пройти незамеченной, но ты всё же делаешь это. Дышать уже не можешь. Задыхаешься. Огонь света горит в зашторенном окне напротив. Ты сглатываешь, ищешь какие-нибудь маленькие камешки и начинаешь осторожно кидать их в окно — так, чтобы не разбилось. Внутри всё колотится. Ты стоишь, едва не падая от огня внутри. А когда ставни окон распахиваются — и вовсе из последних сил удерживаешь себя на месте. Камисато Аято поражённо смотрит на тебя. Свет из комнаты причудливым образом освещает его всего, но ты стоишь достаточно близко, чтобы увидеть глаза этого человека. Глаза — сломанная стена, вот-вот окончательно рухнет и погребёт за собой того, кто прячется за ней. — Я… — твой голос сначала тихий, потому что тебе всё ещё страшно, да и отдышаться толком не вышло. — … Я плохо разбираюсь в политике, совершенно не умею готовить, часто делаю то, что делать бы и не следовало… — Ты жмуришься, потому что это так тяжело — О Архонты! — а потом всё же распахиваешь глаза и продолжаешь: — И я совсем не знаю, какой чай вы любите, не знаю… многого о вас. Но хочу узнать. Хочу держать вас за руку и чтобы вы держали меня тоже. Хочу смотреть на небо, лежа рядом с вами на траве, и говорить, какой формы вижу облака. Хочу, чтобы вы были моей опорой, а я — вашей. Ты замолкаешь, дышать всё также тяжело, но теперь от волнения и страха, скручивающих всё внутри. Камисато Аято открывает рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не произносит. Ты видишь в его глазах влагу, и он осторожно тянет к тебе руки, высовываясь из окна, чтобы обнять тебя. Объятие порывистое. Тёплое — холодное, искреннее — тяжёлое, вечное — мимолётное. Ты улыбаешься и обнимаешь в ответ. Маски спали. Потому что они никогда по-настоящему и не были тебе нужны.