~•~
Они вышли из кабинета и пошли туда, куда на автомате повели их ноги. Пока Дима не осознавал опасность своего положения, предпочитая сосредоточиться на возмущении. Злоба накатывала в три волны: его одурачили, ему не поверили, его опозорили. Чем больше он погружался в пучины бесячества, тем больше был уверен, что Виктор жив. Бакланит небось в недрах леса, упивается кровью невинных кроликов и смеётся противным клоунским смехом. Гадина. Антон держался немногим лучше. Он замёрз и завял гербарием, словно подхватил чахотку. Как шальная пуля зацепила его, Дима не понял. Однако ему начало казаться, что это всё он, наглая страшная сирена, утягивает Антона на илистое дно и перекрывает ему кислород. Из-за него одного столько проблем. Дима пытался скрыть запах собственной вины и поэтому шагал чуть поодаль. Через несколько пролётов оба поняли, что следуют друг за другом, не зная, куда идут. Пришлось разворачиваться и вспоминать дорогу в жилое крыло, которое, казалось, находится в параллельной Вселенной. Добравшись до общей гостиной, они обнаружили скучающих папарацци: вся волчья стая сидела на диванах, его подлокотниках и спинках, разложив «дурака» на небольшом столике. Стоило Антону войти, они уставились на него жадными до информации взглядами. — Ну? — в унисон вопросили они. На лице Антона промелькнуло выражение, которого Дима в его исполнении ещё не видел. Сродни тому, как хмурится Ира, когда на завтрак подают овсянку. — Кажется, я говорил идти на занятия, а не сидеть и хуи пинать, — как будто бы удивлённо произнёс Антон. — В чём дело? — Ага, чтобы мы всё пропустили? Вяляй рассказывай, — заныли они. Дима не волк, но и ему кристально ясно, что реплика дурацкая. Пока Антон собирался с мыслями, он решил перевести внимание на себя, вышел вперёд и театрально кашлянул. Как по команде оборотни повернули хищные морды к нему и затихли. — Кого я ви-ижу, — произнёс парень, тасующий колоду по Шарлье. Он прыгуче поднялся с места, в два шага оказываясь рядом с Димой. — Старый милый корнепускатель! И ведь не боится в одиночку ходить, а, парни? У него были маленькие хитрющие глаза, кожаная куртка и собранные в хвост чёрные волосы. (Волчий тренд на длинные прически вызывал в Диме первозданный ужас — вдруг он однажды проснётся, а Антон отрастил свои аккуратные красивые кудряхи в сальные патлы?) Эмир назвал бы сей архетип «пружиной от матраса» — гибкое тело, железный привкус и, стоит тебе расслабиться, больно впивается в бок. — Надеюсь, тебя посадят, — выкрикнул кто-то. Дима тоже надеялся, что его всего лишь посадят. Но их маленькое герметичное сообщество не могло позволить себе такую роскошь, как содержание преступника. Равно как и не могло простить убийство немногочисленных членов группы, потому что каждый мог оказаться на вес золота в борьбе с пугающе большим внешним миром. Хотя, Виктор не очень походил на золото. Скорее, на кусок алюминия, оставленного предком Масы, но это уже, наверное, частное восприятие. — Кажется, местью мне вы озадачены больше, чем возвращением Виктора, — Дима выступил вперёд и задрал подбородок, почувствовав живительный прилив адреналина. — Что-то я всё больше думаю, что виновник оказал вам большую услугу. Все поднапряглись и набычились, только что не дымили как паровозы. Но опять никто не двинулся с места, не пытался напасть или ударить. Дима исследовал границы их терпения и никак не мог найти, где они кончаются — это пугало больше, чем открытая конфронтация. Они были готовы, до последнего нейрона готовы к нападению, но сидели на месте, словно их удерживала сила вдвое больше всякого человеческого самообладания. — Малыш, Виктор не принцесса, чтобы его спасать, — парень-пружина притворно улыбнулся. — Он вернётся, уж поверь. И будет рад, что я оставил добычу нетронутой. Дима прикинул в уме, сделал скидку на слабоумие и дал его реплике шесть остроумий из десяти. — Шива, отстань от него, — глухо произнёс Антон. — А, да! Про тебя совсем забыл, — хлопнул себя по лбу Шива. — Вопросец маленький возник: а хера ли ты раскомандовался? Без папеньки важной шишкой себя почувствовал? Так настрой свои огромные эхолокаторы и внимай мудрость, которой я нахватался от местной феи Давалки. Ты слушаешь? Слушай. Шишки. Часто. Опадают. — Дьявол, дай мне сил, — Дима потёр виски, подражая Марии Александровне. — Чувак, угомонись, а, — подал голос крупный парень. — Серьёзно, чувак, дай послушать, чё расскажет, — сказал некто в оранжевых очках. — Да пойдите вы к этой их сраной Триединой! — взорвался Шива. — Когда хочу, тогда и базарю, ясно? — Что ты там про Триединую прочирикал? — прищурился Дима. — Молчать. Все вздрогнули и немедленно развернулись к Антону. Тот прокашлялся, распрямил спину и понизил голос: — Для особо одарённых шишководов напомню, что я заместитель Виктора уже херову тучу лет. И пока Саске не в колхозе, Конохой правлю я, — он обвёл взглядом каждого присутствующего. — Виктор хочет вырастить из вас волков. Вдалбливает вам, как гоняться за зайцами и красться между кустиков. В итоге как волки вы волки, это да. А как люди, видимо, истеричное говно. Пиздец стыдно. Если однажды, упаси Велес, мне придётся стать вожаком, я вам такого хвоста накручу, плакать будете. Потому что за подобные выебоны, — он махнул рукой на Шиву, — вас за стенами академий пришьют на месте. Считайте сложившуюся ситуацию пробной подпиской на кадетское. Шива из остатков сарказма ухмылялся, но в целом будто бы утихомирился, по-мазохистки довольствуясь руганью. Дима решил, что пришла пора впервые за столетия сделать полшага назад и поизображать послушную невинность. — Жопу Виктора необходимо притащить до конца недели, — продолжал Антон. — От каждого жду минимум три предложения по решению проблемы. Увижу, что вы конфликтуете с другими кланами, я эти самые шишки вам по гланды затолкаю, — Антон наклонился ближе к Шиве. — Ясно? — Базара ноль, мой повелитель, — Шива глубоко поклонился. — Ясно, как в морозный день у Пушкина. Сурово, как кара ангельская. Но справедливо, справедливо-то как, да, парни? Остальные отозвались невнятным бормотанием. Антон кивнул сторону выхода: — Идите на пары. Немедленно. Было смешно наблюдать, как горстка подкачанных парней, как провинившиеся детсадовцы, спешно покидают насиженные места. Лишь когда стая унеслась, поддавая друг другу пенделей, на гостиную опустилась морозная тишина. Антон позволил себе вернуться в привычное агрегатное состояние, то есть убрать серьёзное выражение лица и спрятать руки в широкий карман худи. Дима прошёлся по нему оценивающим взглядом. — Это было секси, — сказал он. Антон коротко поглядел на него и доверительно прошептал: — Честно говоря, я эту речь ещё в пятом классе заготовил. Виктор тогда ветрянкой заболел… Дима тихо засмеялся, и Антон слабо улыбнулся в ответ. Он посмотрел в окно — погода вновь стала прехорошенькой, будто не истерила последние несколько часов, ураганом заставляя обычных белок превращаться в летяг. — Как думаешь, куда он мог попасть после телепортации? — тихо спросил Дима. — Реально за туман? — Не знаю места угрюмее, чем его собственная башка, — ответил Антон. — Худшее, куда его могли отправить — внутрь себя. Такое возможно? — Чисто теоретически — да. Куда он побежит, чтобы облегчить боль? — В лес, — без раздумий сказал Антон и повернулся к Диме. — Как и мы все. Дима кивнул. Спохватившись, что стоит слишком близко, сделал шаг назад. Только сейчас он подумал, что Антону пришлось принять его невиновность исключительно на веру, и чем дольше они ищут Виктора, тем слабее она становится. Холодок змейкой прополз вдоль позвоночника и добрался до области межбровья, отдаваясь болью по всей задумчивой голове.~•~
Туман начинался у подножья холма и тянулся на километры леса, параболой огибая академию. Чтобы обезопасить детей, возле мглы рассадили колючие вечнозелёные кусты. Однако в Гиблом месте они не прорастали даже с помощью магии, поэтому приходилось ставить гвардейский полк из старост и иже с ними. В нескольких метрах от Гиблого места располагалась пещера, которую большинство влюблённых парочек, считавших, что свидания не могут проходить без толики таинственности, облюбовали как точку рандеву. Ни Антон, ни Виктор о популярности пещеры не догадывались, поэтому оставляли рюкзаки с запасной одеждой здесь. Антон заглянул туда, но нашёл тайник удручающе нетронутым. Вылез наружу и покачал головой — Дима понял всё без слов. Тогда они двинулись дальше, гуськом по узенькой тропинке вглубь леса. Дима плыл впереди, демонстративно поправляя шапку, которую нахлобучил на него Антон: всем видом показывал, как ему неудобно и какое одолжение он делает миру, одеваясь аки внук заботливой бабушки. Его следы ложились на снег мягкими, едва заметными мазками — волк не смог бы тише, — однако лес всё равно ощутимо встрепенулся. Ветки приветственно склонялись к его рукам, пузатые снегири садились на плечи и тут же валились, не удержав баланса. Дима не пропустил ни одной деревянной кормушки, везде подкладывая зерно и странные травки. Часто они останавливались, чтобы принюхаться или запустить поисковую мантру. Ничего не находя, медленно двигались дальше. Антон подумывал взять на разведку Макара или Рустама. Они бы ободрили, предложили дельный совет или ещё чего. Но затем он представил, как они пытаются его разболтать или поддержать, и слегка струхнул. Пока он был не в кондиции для душещипательных разговоров с друзьями. Ага. Поэтому он решил провести свой увлекательный досуг в компании человека, который обвиняется в убийстве его вожака. Он не сдержал истерического смешка. Дима, вздрогнув, обернулся. Антон покачал головой: — Дурдом какой-то. Дима согласно покачал головой и продолжил путь. Неуместный смех Антона отзывался эхом в области стыда. — Я не понимаю ваших отношений с вожаком. Вам то по херам, то до потери пульса, — Дима заглянул под вялый лопух, заваленный снегом. Из-под него вдруг выпрыгнул синий цветок с желтой сердцевиной и облегчённо вздохнул на лёгком ветру. — Вот, знакомься, это сон-трава. Нашла где расти, идиотина… — Он как курево, — Антон пожал плечами, наблюдая, как Дима создаёт магический круг вокруг незадачливого растения. — Куришь, куришь. Потом такой пытаешься бросить, просыпаешься, думаешь — курить хочу. И куришь. Понимаешь? — Приблизительно. Дима распрямился. Теперь и лопух, и сон-трава выглядели значительно посвежевшими. Антон давно перестал задаваться вопросом, почему местная зелень растёт зимой — в конце концов, растёт и растёт, ему какое дело. Намотав несколько бесполезных кругов, они вновь вышли к Гиблому месту. Туман сгущался, клубился, пытался запугать. Однако парни созерцали его со странным умиротворением, какое бывает только у людей, болевших изнурительными заболеваниями и наконец чувствующих приближение конца. Туман давал ту определённость, которую не сумели дать ни взрослые, ни знакомые — стал бортиком, от которого следовало отталкиваться и плыть вперёд. — Так, наверное, выглядит жизнь с чистого листа, — преувеличенно беззаботно произнёс Антон и пихнул Диму под бок. — Не кисни, наладим мы всё. Дима неловко дёрнул плечом. — Можешь не быть таким, если захочешь, — сказал он, не поворачиваясь. Его тихий голос снежным полотном ложился наземь. Антон почувствовал себя тупицей. — Что? Дима пожал плечами, не отрывая взгляда от серого полотна перед ними. — Можешь не быть Антоном. Когда мы наедине. Антон растерялся и промолчал. Тетя нарекла его Антоном, потому что считала, что лучшего имени для оборотня и не подберешь. В итоге Антон как мог бежал от предназначения: был дружелюбным, добрым, улыбчивым. Он отточил своё поведение до такого совершенства, что в итоге оно и стало его главным оружием. Что значит «не быть Антоном»? Антон попробовал сосредоточиться. Первым делом с лица исчезло выражение «славного малого», которое он с таким трудом удерживал целый день. Каждая лицевая мышца словно вздохнула с облегчением. Мороз защипал за щеки, призывая выглянуть из-за паранджи и посмотреть правде в глаза — нифига-то у них не наладится. Не было уверенности, что Дима не делал того, в чем его обвиняют. Не было уверенности, что Виктор не подстроил всё назло ему. Он вообще был убеждён только в одном — если они не исправят все в ближайшее время, его сожрут свои же. Он оглянулся. Йоль вдруг показался до смехотворного маленьким, почти игрушечным, а туман таким огромным, до планетарного масштаба явлением, и так страшно стало, что он поспешно натянул добродушие обратно, не замечая внимательного взгляда сбоку.