Среда, четыре дня до церемонии
Арсений перепрыгнул последние две ступени и влетел в столовую северным антициклоном. Ученики испуганно попятились, освобождая дорогу. Лишь возле стола ведьм Арсений остановился, поправил рубашку и перешёл на обычный человеческий шаг. Диму он приметил с дальнего края стола. Сегодня тот облачился в конопляный свитер земляного цвета, болотные штаны и полное безразличие к жизни. Пока остальные кудесники бурно перешёптывались и стреляли в него глазками, он, подперев подбородок кулаком, неподвижно смотрел сквозь остывающую тарелку манки. — Кровососы отстой, — объявил Арсений, садясь напротив. — Как это выходит постоянно, что я узнаю про твои перформансы последним? Дима сморгнул растерянность, и взгляд приобрёл привычную недовольную сосредоточенность. Он опустил голову и поводил ложкой по ровной каше, оставляя неровные следы. — А чего рассказывать? Рядовой день — все кидалы, а я виноват. Ничего, взрослый мальчик, справлюсь. Арсений не понимал, почему так почётно прикидываться взрослым. Лично он видел в этом неопытность и ребячество. Вот Димка: как ни старался подавить капризную нотку в голосе, Арсений всё равно слышал обиженного мальчика, которому не дали лизнуть батарейку. Гораздо рассудительнее было бы попросить о помощи. — Даже не дашь побыть рыцарем? — Арсений тряхнул челкой. — Я наследный граф румынский и по совместительству будущий партнёр твоего Бога. У меня связи в верхах и верхах верхов. Глупо игнорировать такие ресурсы. — Кстати, как божественная свиданка? — Неплохо поболтали — он угрожал, я отбивался. Не уходи от темы. — Да отвянь. Я уже передумал все варианты, которые приходят в твою мёртвую башку. Властей подключать нельзя, Виктор важная шишка в мире оборотней. Ко мне и так направляется делегация серьезных мужиков из Сената, чтобы перетереть по понятиям. Боюсь-боюсь. А Рогатый ничем не поможет — он Бог лжи, а нужна правда. Остаётся один вариант. Дима вопросительно поглядел на Арсения. Арсений непонятливо приподнял брови. Дима указал пальцем на свою шею и показательно клацнул зубами. — Мы-ышь, — с сочувствием протянул Арсений. — Стать вампиром лишь для того, чтобы безопасно блуждать в тумане? Не пойдёт. —А чё так? Из-за потери памяти, жажды крови или тупорылого бесчувствия? — Просто брезгую. Невезение в твоей крови, заражусь поди. Дима усмехнулся и кинул косой взгляд Арсению за спину. Крайний ряд столов, обычно оккупированный оборотнями, сегодня грустно пустовал. У волков эти дни: что-то связанное с лунным циклом и последующим ночным расстройством. Без их громких свистов, несмешных анекдотов и гогота столовая осиротела, и даже изумрудные стены отливали больше болотом, чем драгоценными камнями. — Арс, а вдруг я по-серьёзке виноват, и ты зря мне доверяешь? — вдруг спросил Дима. Арсений прикрыл глаза и потёр висок двумя пальцами: — Года два назад слышал теорию, что вампиры стали вампирами за грехи прошлой жизни. Так в моём ли положении судить других людей? — он покачал головой. — Я не доверяю тебе, мышь, нисколько. Всегда жду ножа в спину. Но, если выбирать между незнакомым обалдуем и тобой, я предпочту тебя. Дима кивнул без комментариев, однако Арсений успел заметить промелькнувшую на его лице досаду. Впрочем, в колдовское разочарование он больше не верил, ведь в любой момент оно могло обернуться плохим подколом. — Тогда у меня другая просьба, — сухо произнёс Дима.~•~
После завтрака вампиры перешли в подземную аудиторию для семинара по танатологии — основам реабилитационной медицины для обращённых. Для практики им выделили просторный класс с широкими чёрными стульями и медицинскими передвижными столиками, пока что совершенно пустыми. Сокурсники, как всегда, излучали океан радостного дружелюбия — вошли в угрюмом молчании и заныкались друг от друга по углам. Иногда Арсений размышлял, как выглядят похороны детей Лилит. Возможно ли быть ещё унылее и апатичнее, чем обычно? Он присел на свободное место, достал из сумки чернильницу и два листа плотной алой бумаги: один для конверта, второй для письма. Несмотря на слова Димки, он намерился связаться с Браном и подёргать за ниточки: была на примете одна дама, которая вела лекции по дизайну гробов. Красивая, статная, влиятельная — ни одного изъяна, кроме слабости к привлекательным красноречивым юношам. Начав выводить имя адресата, Арсений цокнул языком: вовремя вспомнил, что писать необходимо на румынском. Собеседников в Бране было маловато, поэтому он подтянул язык с помощью старых литературных произведений, в связи с чем течение его иностранной речи постоянно спотыкалось об архаизмы и прочие странности.Академия Бран, Руководителю 2-й вампирской группы Виолетте Мазилеску
Доамна Мазилеску! Жалуюсь, моя доамна! Беседовать со здешними девицами, часто сравнивать их с вами и находить удручающе невоспитанными. Вы быть правы: только смерть прививать манеры. Я скучать по нашим беседам за чашечкой крови и по вашим неоценимым жизненным советам. К слову, некогда вы изволить сказать, что я могу поворачиваться к вам за помощью. Дерзнуть воспользоваться вашим предложением. МоегоВ горести ваш,
Арсений Попов, наследный граф румынский.
— Класс, встали — неожиданно раздался низкий голос, и в проходе появилась доамна Габор. Вампиры поднялись с мест. — Разделиться на пары, убрать лишнее. Вперёд. Габор гордилась своей тёмной стрижкой «под горшок» и длинным орлиным носом, поскольку считала, что именно эти детали подчеркивают её строгость, аккуратность и «лёгкую хищность». Она входила в число тех немногих преподавателей, кто покинул Бран вместе со страшим курсом — она и парочка молодых практикантов, ведущих не самые важные исторические лекции. Арсения изумляло нежелание педагогов путешествовать. Казалось бы, одинокие люди без прошлого должны быть легки на подъём, однако большинство вампиров с отчаянием цеплялись за насиженные места, как птицы за свежесвеянное гнездо. Габор же ко всему относилась с истинным вампирским равнодушием — ей было фиолетово, где ворчать на студентов. Пока Арсений убирал письмо, которое позже отправит первой же летучей мышью, сбоку раздалось тихое шевеление. К нему подсел близнец Николеску, и по скромно опущенной голове Арсений определил, что это Алин. Николеску почти всегда работали в паре, быстро и слаженно, как колеса велосипеда. Но даже они не могли избежать мелких ссор: иногда братья безмолвно ругались и демонстративно разделялись. Длилось это не больше полудня, а после всё возвращалось на круги своя. Поэтому Арсений лишь кивнул своему временному коллеге и продолжил складываться и переодеваться в стерильный медицинский комплект. Несколько крепких мальчиков отправили по неопределённому маршруту вон из аудитории. Они вернулись, прикатив семь кушеток с телами, деликатно прикрытыми белой тканью. — Вы поработали над теорией, и учебный план предписывает переходить к практике. Хотя лично я не считаю, что вы готовы к ответственной работе, — строго произнесла Габор, и голос её резанул по единодушной тишине. — Сегодня мы будем рождать на тьму Лилит новых вампиров. Перед вами человеческие тела разной степени разложения. Необходимо провести полную экспертизу и подготовить новобранцев к обращению — карточка пациента и инструкция прикреплены к простыням. Будете вести себя неподобающим образом — ляжете вместе с ними. Надеюсь, вопросов нет? — Прошу прощения, а откуда привезли этих людей, госпожа Габор? — громко спросил Арсений. Вампиры резко пригнули головы, опасаясь взрыва. Габор впила взгляд смотрителя зоопарка в его лоб и сжала губы. — Прощу прощения, а откуда столь дерзкий интерес, господин Попов? — сухо спросила она. Арсений продолжал смотреть на педагога в упор. Габор отвернулась первой, и аудитория пришла в движение: группы разобрали своих подопечных и приступили к осмотру. Вампиры этого курса ни разу не занимались подготовкой к обращению, хотя несколько раз видели, как это делают преподаватели. Обычно трупы были совсем молодыми и, что называется, первой свежести — их находили на главном крыльце замка ещё тёплыми. Поговаривали, что их привозят специальные отряды колдунов: они находят одиноких умерших детей и отдают на попечение Брана. Никто никому, естественно, не объяснял, почему колдуны занимаются поисками. Однако в запрещённой книге, которую они откопали с Димкой, Арсений нашёл интереснейшую пометку: колдуны могут видеть и слышать призраков мертвецов. А призраки ребятишек, говорят колдуны, всегда издают весёлый смех. Итак, обращение для Арсения внове, но в остальных процедурах — аутопсия, анализ, бальзамирование — он уже набил руку. Лет пять назад его знатно выворачивало при виде мёртвого тела, а сейчас ничего, будто косметическую процедуру делаешь. И клиент никогда не жалуется, сплошные плюсы. Он оттянул простыню и обнаружил, что имеет дело со взрослым усатым дяденькой, никогда не слышавшем о понятии «спорт». Взрослый? Занятно. Прежде всего, думал Арсений, необходимо дать имя покойнику — как-то сближает, что ли. Пусть будет Альберт. Альберт неудачно поплавал, судя по изящному оттенку кожи из «Аватара». Надев перчатки, Алин сморщил нос и приподнял мёртвую голову, чтобы показать яркий след на шее, характерный для натянутой веревки. Может быть, Альберт тупица, который пытался повеситься в воде, но, скорее всего, веревка нужна была для закрепления мешка с камнями. Очередное самоубийство. Интересно, что сподвигло человека на такую тяжёлую — во всех смыслах — смерть? Алин ещё не нарастил бесчувственный панцирь профессионального судмедэксперта, поэтому занялся изучением биографии, родословной и состоянием крови пациента. Арсений же принялся за интимный осмотр, чтобы исключить признаки насилия. Он ушёл в работу с головой и скальпелем, когда Алин наклонился над его ухом и тихонько спросил: — Ты ведь участвуешь в том ведьмовском конкурсе? Арсений дёрнулся всем телом и выронил скальпель, который Алин мигом поймал в нескольких сантиметрах от пола. От резкого движения у Арсения заклинило левое плечо, и сердце стукнуло аж два раза — попахивало нечестивым инфарктом. Вампиры не общаются без экстренной необходимости — правило номер один в Бране! Но запаха гари не чувствовалось, наводнения не наблюдалось, никого осиновым колом не проткнули. Обстановка мертвецки спокойная! Что ещё, ну что ещё катастрофического могло произойти? Только не говорите, что Рогатый забрал все его атласные рубашки! — Лилит, извини, пожалуйста, — зашептал Алин, положил скальпель на столик и виновато сложил брови домиком. — Учусь заводить диалог. — У тебя не выходит, — поморщился Арсений, пытаясь расслабить мышцы в руке. — Ещё раз извини… Алин замолчал и уткнулся в аналитическую таблицу. Арсений задержал на нём взгляд, но вскоре вернулся к изучению трупа. Вот видишь, что бывает, Альберт? Даже мёртвые заговорили, а ты как бревно — ни одного подозрительного синяка, ни одной чешуйки под ногтями. Чего утопился-то? Арсению стало до жути интересно, что Алин хотел узнать, однако гордость не позволяла спросить первым. На его счастье, Алина прорвало первым: — Просто мне показалось это таким удивительным, — сказал он так, чтобы услышал только Арсений. Остальные продолжали работать, не обращая на них внимания. Только Габор ходила между столов и фыркала, если работа казалась ей недостаточно старательной. — Что именно? — произнёс Арсений, практически не шевеля губами. — Что ты… хочешь. Не пойми неправильно, я имею в виду, это круто. Сначала я думал, что ты, знаешь, как в «В джазе только девушки», решил мимикрировать под ведьму и скрыться от врагов детей ночи… — Алин вдохновился своим поэтичным сравнением и на секунду потерял мысль. — Э-э, но вроде как у тебя не то. Ты просто хочешь — чего-то хочешь. Это совсем не похоже на вампира. Обычно мы хотим лишь одного — прошлого, а ты двигаешься в будущее. Для нас забытые воспоминания — балласт, а для тебя трамплин. — Как прошлое может держать, если ты его не помнишь? Алин нахмурился, пытаясь правильно сформулировать мысль, потом что-то придумал и потянулся к рюкзаку. На полпути он резко поменял направление и вытянул нос, чтобы посмотреть в табличку — доамна Габор бросила очередной подозрительный взгляд в их сторону. Арсений немедленно взял в руки инструкцию с простынёй и сделал заинтересованный вид. Альберт тоже старался лежать смирно, только пах приторно-удушливым запахом, который даже у спортсменов вызвал бы желание сделать пару никотиновых затяжек. У Арсения его аромат почему-то пробуждал кровавый аппетит. — Достань ножницы, пожалуйста. Хочу оторвать инструкцию, — сказал Арсений. Алин благодарно кивнул, снял перчатку и наконец потянулся за рюкзаком. Вместе с ножницами он достал из внутреннего кармашка тонкую зелёную тетрадь, какие обычно продаются в канцелярских магазинах за минимальную цену. Открыв её, он обнажил листы, сверху донизу разрисованные схемами устройств. Каждый чертёжик сопровождала пометка на инженерно-эльфийском языке с украшением в виде цифр и цифр после запятой, а также названий, доселе неизвестных дилетантам. Арсений различил только «Боинг» и «А380». Алин захлопнул тетрадь, чтобы убрать в сумку. Вовремя — когда профессор обернулась, он уже деловито рассматривал ногти покойника. — Иногда бывает задумываешься, и рука сама выводит рисунки, — шептал он. — У меня выводит части самолётов. Причём я понимаю, как они устроены. Знаю, как работает мотор, двигатель и чёрный ящик. Но я понятия не имею, откуда у меня эта информация. Учился ли я на инженера, или мой отец-механик заставлял запоминать строение, или я насмотрелся «Мимино», — Алин перешёл к манжетам. — Возможно, я позабыл своё истинное предназначение, и теперь вот разглядываю трупы. — А что по этому поводу говорит Бесник? — Бесник меня не понимает. Он скорее руку себе откусит, чем возьмёт в руки карандаш и начнёт чертить, — покачал головой Алин. — Но уверен, из него вышел бы отличный пилот. Русый затылок Бесника мелькал вдалеке, как маяк в тёмном море. Арсений вдруг понял, что близнецы, даже находясь на расстоянии друг от друга, совершают одинаковые движения: хмурятся, пишут, качают головой. Им невероятно повезло умереть и обратиться вдвоём. Они бы чувствовали себя паршиво, если бы забыли друг друга. Как логотип надкушенного яблока на «Айфонах» — всегда ощущали бы свою неполноценность. — В общем, я надеюсь, что у тебя получится, не знаю, быть больше, чем вампиром? — спросил Алин риторически и кивнул сам себе. — Да, быть больше, чем вампиром. Арсений не стал приставать к нему с дальнейшими расспросами — судьбу не испытывают дважды. Но крошка откровенности уже подарила ему невероятное облегчение. Значит, вампиры не бесчувственные чурбаны. Они ощущают боль и сожаление. Это хорошо. Это лучше, чем ничего. Проделав всю предварительную работу, Арсений наконец приступил к неизведанному — подготовке. Подготовка состояла в следующем: промывание шеи, обозначение лучших мест для укуса, описание резус-фактора, нанесение внешнего анестетика. После процедуры тела увезут, чтобы опытный вампир сделал три укуса, смешивающих его кровь с кровью пациента. Но в начале необходимо выяснить причины смерти и прошлую жизнь. — Что с биографией? — бодро спросил Арсений. — Входил в румынскую династию, один из последних потомков Цепеша, — зачитал Алин и брезгливо посмотрел на Альберта. — Делал карьеру в политике, шёл по головам. Любил заказывать молоденьких ведьм для развлечений. Ни одна из них после встречи с ним не вернулась. — Как это понимать? — нахмурился Арсений, медленно отходя от пациента. Алин замялся и опустил голову: — Ну… во время соития… он их душил. А потом обескровливал. В своей посмертной записке он написал, что… эм, что всегда желал стать нечистью, «как его знаменитый предок», — Алин показал пальцами кавычки. — Ведьм он приносил в жертву вампирам, так как считал, что… ну… что колдовской клан — главная проблема всех детей Лилит. Не дождавшись естественной смерти, решил убиться сам. Это было пять лет назад. Его обратили только сейчас, поскольку он попросил оживить его только спустя время. Чтобы возвращение получилось неожиданным для его врагов и конкурентов. Арсений склонился над Альбертом, чтобы разглядеть его незамыленным взглядом. Синюшное лицо, несмотря на выпученные глаза и искаженные черты, выражало скрытое удовлетворение собой. Он считал, что вампиры должны быть ему благодарны. Арсений вдруг рассмеялся холодным смехом, привлекая внимание всех остальных. Алин вжал голову в плечи. — Какое счастье, — улыбнулся Арсений, — что его послали в сердце Йоля прямиком в мои надёжные руки. Расскажу Рогатому — упадёт. А каким способом сохраняли тело? — Ведьмы…они… поставляют зелья в Бран. Арсений покачал головой и любовно поправил трупу волосы: — Прелесть. Жаль, что после воскрешения он забудет свои подвиги. Но я напомню. Алин переставлял инструменты с места на место, а затем обратно, не поднимая глаз. Его то ли тошнило, то ли мутило, но побледнел он больше обычного. — Пойди вымой руки, — вкрадчиво сказал Арсений. — Мой тщательно, не менее пяти минут. Гигиена очень важна. Алин без вопросов оставил в покое медицинский столик и ушёл к дальней раковине. Руки он промывал до локтей, с остервенением смывая плохие предчувствия. Пока мыл, оглянулся на Бесника. Бесник вопросительно кивнул ему. Алин помотал головой. Вытерев насухо ладони, он глубоко вздохнул и пошагал обратно. Арсений уже собирал приборы, насвистывая легкую мелодию. Рядом стояла преподаватель, придирчиво осматривая миллиметр за миллиметром на покойном теле. Тело отвечало ей молчаливым скепсисом. — Ну, резать можно было и ровнее, — скорчила лицо Габор, — но в целом неплохо. Теперь возьмите вон ту ампулу и введите раствор в висок. — Зачем? — поинтересовался Арсений, принимая стеклянную колбочку с плотной янтарной жидкостью. — Наркоз, — сухо ответила Габор. — Чтобы его обращение прошло безболезненно. Поживее, молодой человек. «Поживее» — это не к вампирам, думал Алин. Когда Габор удалилась, Арсений срезал ампулу и набрал жидкости в шприц. Без наркоза обращение, наверное, невыносимо. Просыпаются нейроны, внутренние органы перестраиваются на другой режим работы. Когда Алин встретился взглядом с Арсением, тот заговорщицки подмигнул и выпрыснул содержимое в тазик с отходами. Алин поспешил задвинуть тазик за кушетку.~•~
День тянулся и тянулся, пока не дотянулся до ночи и не упал в грязные лужи. Йоль потихоньку оттаивал, роняя тяжёлые капли на каменный отлив, и в аккомпанемент его недодождю выли оборотни. В сегодняшнее полнолуние они выли с привкусом зубной боли — можно было не сомневаться, завтра встанут без голоса. Арсений оторвался от сочинения по голландским мореплавателям, переставил свечу подальше от края и рассеянно посмотрел в окно, прислушиваясь к стонам из леса. Говорят, оборотням было труднее перебираться в Йоль, ведь за спиной они оставили близких и родных. «Балласт прошлого» — сказал бы Алин. Арсений усмехнулся и макнул перо в чернильницу. Вот у него балласта не было, но безмятежным он себя не чу… — Дитя Лилит. Арсений остолбенел, глядя, как окно отворяется само собой, впуская в спальню прохладный вечерний воздух. Пламя свечи от нежного прикосновения ветерка заволновалось, задрожало и вскоре потухло, выпуская лёгкий струйчатый дымок. Из-за створок плавно показалась рука. Изящная, вампирически бледная и определённо человеческая. Только зелёные переплетения вен отдавали напускным колдовством. Арсений резким движением плеч отлепил рубашку от взмокшей спины и привстал. Врезалась мысль: в тумбе хранился клинок, который он — стыдно сказать — с боем оторвал от макета рыцаря, экспоната в историческом музее Брана. Арсению нужнее, он так посчитал. Стоило потянуться к ящику, к руке добавилась вторая. Затем обе вцепились в оконные рамы и оттолкнулись, пропуская внутрь плотную чёрную дымку, постепенно обретающую форму человека с большими рогами. Арсений настолько оторопел, что даже не подумал распрямиться — так и застыл в нелепом полудвижении. Чёрное нечто приземлилось на ноги, позвонок за позвонком выпрямило спину и повернулось передом к Арсению. — Помешал? — насмешливо спросило оно. Арсений медленно выдохнул и встал ровно. Дьявольская маска в этот раз отсутствовала, однако лицо скрывал большой капюшон, увешанный светлыми пёрышками, подрагивающими всякий раз, когда Рогатый шевелил головой. — Ваше богохульство, — недовольным тоном произнёс Арсений, — нетактично залетать к гостям через окно. А если бы я тут голый ходил? — Мы бы быстрее покончили с прелюдиями, — сказал Рогатый, — но ты не так догадлив, так что давай просто пройдёмся. Он протянул руку. Арсений поднял подбородок и смерил Рогатого взглядом, но, выждав несколько поучительных секунд, взялся ладонью за изящные пальцы. Он скорее услышал, чем почувствовал — раздалось шипение невидимого пламени, словно поддали огоньку в мангале, а затем мир завертелся и вытащил ковёр из-под ног. Арсений мгновенно рухнул, успев в последний момент выставить руки для страховки. Он поморгал и поспешно встал, принимая боевую стойку. Обстановка поразилась его появлению не меньше, чем он сам: комната пропала, вместо неё встрепенулся лунный сад, окруженный рядами кустиков и неухоженных деревьев. Странные силуэты птиц взлетели и упорхнули в полную луну, выглядывающую из-за путанных веток. Рогатый не шевелился, терпеливо ожидая, пока Арсений придёт в себя. — Это сон? — он растерянно оглянулся, пытаясь незаметно сглотнуть комок в горле. — Галлюцинация? — Не заковывай в определения всё, что видишь и ощущаешь, — отозвался Рогатый. — Иногда незнание делает мир привлекательнее. — Вы всегда разбрасываетесь афоризмами? Рогатый хмыкнул и поплыл по дорожке, ступая медленно, как древний монах. Разглядывая его, Арсений обнаружил, что у них одинаковый рост: в первую встречу Бог казался значительно выше и крепче. Он оторвался от размышлений, лишь когда расстояние между ними заметно увеличилось, и поспешил следом. Странно, но место казалось Арсению смутно знакомым. Он безошибочно определил, что за поворотом растёт можжевельник, а здесь необходимо поднять ногу повыше, чтобы не споткнуться о штырь. Спустя время растительность перестала буянить и открыла взору луну во всей красе. Белый свет далекого спутника мягко очертил фигуру Рогатого, и он остановился, чтобы с почтением поклониться небесному светилу. Арсений в растерянности поклонился следом. — Луна — единственная моя верная спутница, — сказал Рогатый. Пёрышки капюшона затрепетали на ветру. — В космическом пространстве не существует времени — значит, будущее наблюдает тот же светлый шар, что и прошлое. Эта мысль дарует мне утешение. Рогатый говорил себе и не требовал ответа, однако Арсению стало неловко от собственного бестолкового молчания. — Вам необходим верный соратник в настоящем, — ответил он, сцепив руки за спиной, словно дворецкий. — Кто-то… поближе луны. Рогатый усмехнулся: — Что мне твоя верность при твоей смертности? Однажды ты падёшь, проткнутый осиновым колом, и верность твоя, и весь ты потеряешь всякий толк. А луна светит вечно. — Далеко и однообразно, — возразил Арсений. — Готов поспорить, она не будет ходить голой по вашему желанию. Ваше вторжайшество. Рогатый помолчал и вскоре возобновил променад, слегка сбавив темп, чтобы поравняться с Арсением. Тот успел восстановить дыхание и трезвость ума, чтобы оценить обстановку: создавалось ощущение, что сад разбит в чьём-то воображении — всё вокруг оставалось слегка размытым, сонно-мутным, нелогичным. Вероятно, Рогатый провёл его прямиком в собственное сознание. Он всем подобные экскурсии устраивает, или только Арсению? — Значит, твоё главное оружие — преданность? — спросил Рогатый спустя некоторое время. — Если можно назвать оружием клятву, принесённую во имя любви, то да, — тряхнул чёлкой Арсений. — Во имя любви? — усмехнулся Рогатый. — Верность плохо сочетается с любовью к богу обмана. — Напротив. Только богу обмана можно быть верным, ведь ему невозможно солгать. Рогатый остановился и преградил ему дорогу. Деревья зашевелились, хотя ветра не ощущалось. — Ты ведь обманул, — безэмоционально произнёс Бог, — когда сказал, что твоё сердце отдано лишь мне. — Ваше высочество, когда я дал вам повод усомниться в себе? — нахмурился Арсений. — Когда тебя обеспокоила судьба твоего друга. В его голосе слышались раскаты далёкой грозы. Арсений проглотил упрёк и немного помолчал, чтобы собраться с мыслями. — Он… хороший знакомый и интересный собеседник. И я ему должен. — Запретная книга, — кивнул Рогатый, вызывая у Арсения неприятный холодок в области затылка. — И всё же ты искренне печёшься о нём, иначе не стал бы беспокоить госпожу Мазилеску. И меня. Столько раз ты сегодня подумал вызвать Бога для помощи, что мне пришлось явиться, как мелкому демону. Колдуны никогда не позволили бы себе такого даже в подсознании. Однако… Вот он я. Проси. Капюшон Рогатого смотрел прямо на него, и Арсений мог лишь догадываться, какие эмоции скрывается в темноте одеяний. — Прошу, — тихо сказал он. — Отказываю, — холодно произнёс Рогатый. — Иногда единственный способ спастись — это сдаться. Какое безразличие к собственным аколитам! На голову Арсению упало ньютоновское яблоко — ведьмы невоспитанные, потому что воспитывать некому. Родителей у большинства нет, они давно превратились в барбекю на инквизиторском костре. Преподы либо не успевают следить за всеми, либо им с высокой богохульной колокольни на будущее воспитанников. Дети молятся Богам, а те лишь глаза закатывают. Кругом тотальное игнорирование! — Ведьмы молятся во имя собственной выгоды, — произнёс Рогатый. — В этом проблема любой религии — люди почему-то думают, что Бог им должен. — Читать чужие мысли тоже невежливо, — медленно произнёс Арсений. И поспешно добавил: — ваше высочество. — Но так забавно, — Рогатый смягчил тон и снова двинулся в путь. — Станешь Богом, поймёшь, как нестерпимо скучно бывает править Вселенной. «А я стану?» — хотел уточнить Арсений, но не уточнил. Опасность прошла мимо, и он совсем не хотел окликать её. Они неспешно продвигались по тёмной извилистой тропе, пока на горизонте вдруг не появился проблеск света. Арсений ощутил, как повышается влажность: сухой холодный воздух запах свежескошенной пролитой травой, а вдали послышался шум водопада или фонтана. Дикие деревья постепенно сменились ровными рядами кустиков акаций и вечнозелёных пород, по кругу усыпанных декоративными камнями. Через пару секунд перед ними открылась огромная площадка общественного дендрария. Жаркий полдень. Если задрать голову и присмотреться, то можно было увидеть стеклянный купол, накрывавший всё пространство до забора. В самом дендрарии растения располагались огороженными «островками», между которыми были проложены деревянные дорожки. В метре от изгороди растительный оазис резко обрывался незаконченным романом. После Йольских ландшафтов подобная красота выглядела утрированной детской иллюстрацией. Колдуны боготворят свирепое буйство природы, обожают, когда зелёные клинья вонзаются в снег, оставляя ягодно-красные следы. Здесь же, на островке Дарвинии, прелестная фауна сложила руки на колени и скромно вздыхала ветерком кондиционеров. Рогатый вытянул руку, приглашая Арсения идти первым. Арсений собрался с духом и прошёл вперёд, стараясь не подключать здравый смысл. В центре дендрария он обнаружил искусственное озерцо с фонтаном и утками. По кругу озерца расположились футуристичные скамейки, между каждой второй стояли новенькие автоматы с газировками. Дендрарий был немногословен: прогуливалась женщина с детской коляской, копали гортензии два садовода и загорал парень в зелёном поло. Подойдя к нему поближе, Арсений онемел от страха. Это его затылок! Этот затылок Арсений причёсывал и укладывал каждый день! Арсений смотрел в спину самому себе, только вот… Эта его версия была загорелой, пышущей здоровьем и довольством. Зелёное поло с эмблемой явно считалось частью униформы — частью настоящего увлечения, любимой или нелюбимой работы. Он жив. Живой Арсений. Мёртвый Арсений испуганно оглянулся на Рогатого, но тот прижал указательный палец к месту, где предполагались губы. Арсений повернулся обратно, стараясь не дышать. Живой Арсений загорал на сидячем шезлонге, прикрыв глаза. Недалеко от него появился парень в чёрной футболке и кепке, долго наблюдал издалека, но всё же подошёл и сел на ближайшую скамейку, тяжело вздохнув. — Серёжка, — произнёс живой Арсений, не открывая глаз. — Я тебя в последнее время только по грустным вздохам узнаю. Ты вообще знаешь, что такое «жизнерадостность»? — Забыл, когда тебя встретил, — любезно произнёс Серёжа и оглядел его с ног до головы. — Что это за маскарад? Опять в секту записался? Арсений открыл глаза и посмотрел на свою одежду с искренним любопытством. — Мой новый кружок по интересам, защищает права магических существ, — Арс любовно погладил эмблему и искоса поглядел на собеседника. — Я назвал его «Гринвич». Как Green и peace, только Green и Witch, понял? Как тебе униформа? — Говно. — Значит, хорошая, — довольно улыбнулся Арсений и отклонился на спинку обратно. Серёжа снял кепку. Загорелое грустное лицо с мешками под глазами в обрамлении чёрной шевелюры. Он был значительно старше Арсения, но не по возрасту, а по несоразмерной усталости или унынию. — Арс… Мёртвый Арсений резко выдохнул. Арсений. Он не придумывал имя, он вспомнил кусочек прошлого. Маленький, но значимый кусочек. — Держи хлебушек, покорми птичек в фонтане, — перебил живой Арсений, доставая из рюкзака булку и всучивая Серёже. — Каждый раз, когда ты заменяешь брань крошкой хлеба, ты спасаешь жизнь одной утке. — Арс, — повторил Серёжа, откладывая булку. — Я знаю, что тебе нравится нечисть и лозунги, с которыми они выступают. Но они собираются остаться здесь до упора. Не кинешь же ты семью ради левых людей? Арсений молчал, пространным взглядом одаряя деревья и зелёно-красные гибриды. — Почему нечисть? — Что? — Почему нечистью называют магических существ, а не обычных людей? Обычные люди оставляют куда больше грязи, чем ведьмы и оборотни. — Они ставят Природу превыше нас, — твёрдо сказал Серёжа. — Ты слышал женщину-Горыныча: «Одно дерево порой стоит жизни многих людей». — Во-первых, не Горыныча, а Триединую. У неё не три головы, а три личности. Во-вторых, она говорила про преступников и переработку останков. Серёжа опустил голову и снова вздохнул. Ему не хотелось произносить следующую новость, но выбора не оставалось: — Я видел твои справки. Анализ крови для придурков, которые хотят стать упырями. Я надеялся, что после удара башкой об ограничитель в аквапарке у тебя ничего не повредится, но мозги явно набекрень съехали. Не хочешь оправдаться? Они свободно перескакивали с темы на тему, поскольку давно друг друга знали. Настоящего Арсения их взаимопонимание убивало — насколько убийство возможно в его положении. Он завидовал себе. Тому, кем он был. Тот Арсений имел близких, которые понимали его с полвздоха. Живой Арсений молчал, и Серёжа попробовал закинуть удочку снова: — Арс, если ты станешь вампиром, мы не сможем уехать вместе. Более того, для обращения они собираются тебя грохнуть. А если что-то пойдёт не так? А если они врут, лишь бы нас истребить? Арсений насупился, как пятилетний ребёнок, и скрестил руки на груди. — Почему их ты любишь больше нас? — с надломом спросил Серёжа. Серёжка не считал нужным скрывать эмоции, и нынешний Арсений, живущий в окружении лгунов и актёров драмы, был так удивлён, что посчитал его искренность причудой характера. Он мгновенно уловил тень своей прошлой любви к Серёге. Толком не зная, по кусочкам разговора, собирая пазл прошлого без картинки. Живой Арсений любил его не той любовью, которой посвящают львиную долю песен, а любовью-якорем — такой, при которой вместе вы спокойны, а порознь попадаете в шторм и заключаете сделки с рогатыми чудовищами. Этот бормочущий хмурый парень, похожий на медведя, он ему, Арсению, идеально подходил как друг, соратник, сателлит и строгий родитель. И теперь Арсений понял, почему постоянно чувствовал тоску. Он потерял человека и даже не знал об этом. Сколько ещё людей он забыл? Родителей? Братьев, сестёр? Друзей, знакомых, врагов, конкурентов? Всех тех, кто делал его жизнь значимой. — Я всегда не к месту, — вдруг сказал живой Арсений. — Пробую хобби, а мне не нравится. Пытаюсь развлечься, а мне скучно. Стараюсь жить, но не получается, — Арсений поморщил нос и стремительно развернулся к Серёже, чтобы взять его за руку. — Я люблю тебя, Серёжка, больше всех люблю. Но, если мы уедем вместе, однажды я сожру тебя. Ведь я давно вампир. Только энергетический. Серёжа не поднимал головы, хотя Арсений заискивающе пытался заглянуть в глаза. Дендрарий затих, ожидая ответа. — Может, я хотел быть съеденным, — пробормотал наконец Серёжа. Оба Арсения печально улыбнулись. — Хочешь, я выпью твою кровь, когда стану вампиром? — бодро спросил Арсений. — Надеюсь, подавишься… Пространство вдруг исказилось, как в кривом зеркале, и Арсений вновь почувствовал, что пол катится вниз. — Нет-нет-нет! — заорал он, когда его затянуло в воронку. Он проваливался в бесконечную темноту, пытался ухватиться за воздух и погружался дальше до тех пор, пока сильные руки не подхватили его и не поставили на ноги. Рогатый отошёл подальше, давая Арсению прийти в себя. Арсений пару раз напряжённо выдохнул, прежде чем обернуться к Рогатому. Тот стоял недвижим. В глазах Арсения его силуэт менялся, и рога становились всё больше, длиннее и острее. Вокруг ничего не осталось, кроме этих ужасных, отвратительных рогов. — Верните меня обратно, — прошипел он. — Верните сию секунду! — Куда именно? В потерянное прошлое или ускользающее настоящее? — спросил Рогатый. — Ни то, ни другое ты сберечь не в состоянии. Твоя преданность не стоит ни гроша: один потерял тебя как друга, другой вот-вот умрёт. Так что в тебе ценного? — Я не товар, чтобы меня оценивали, — рыкнул Арсений. — Я предлагал вам верность, а вы попытались меня запугать всезнанием. Вы в мою голову залезли, да? В мои воспоминания! Вы думали, что я буду молчать в тряпочку? Да кто вы такой, чтобы лезть туда, куда не просят?! Неведомая сила поставила Арсения на колени и захлопнула рот. Он попытался дёрнуться, но почувствовал сильное натяжение в мышцах, а затем — резкую предупреждающую боль. Рогатый медленно присел рядом. — Тряпочка во рту тебе не помешает, — сказал он. — Ты подарил мне себя. Я буду лезть в твоё сознание столько, сколько посчитаю нужным. Буду гулять в твоих снах, подслушивать твои мысли, направлять их, потому что голова на твоих плечах отныне моя голова, и тело твоё отныне моё тело. Ты этого хотел. А теперь скажи мне, Арсений Попов — разве ты достаточно хорошо себя знаешь, чтобы предлагать себя Богу? Арсений с удовольствием ответил бы на его вопрос, если бы мог пошевелить собственными губами. Рогатый встал, и чёрная дымка вновь заскользила по его фигуре, растворяя образ в темноте. Когда Арсений почувствовал свободу и смог пошевелиться, его жилая комната была тиха и спокойна. Он сполз по стенке, уставившись в точку на полу. Долго он сидел так, пытаясь восстановить в памяти образ Серёжи. Во всех деталях, со всеми особенностями, со всеми странностями. Теперь его сердце не такое пустое и безнадёжное, но только вот болит сильнее — неужели он действительно предатель? Почему он предпочел свету тьму? В окно постучались. Арсений повернул голову и заметил летучую мышь, которая несла на шее небольшой свиток. Он тяжело встал, доковылял до окна и открыл его, пропуская посланника. Мышь кинула сверток в его руки и тут же развернулась, чтобы упорхнуть в ночь. Без интереса Арсений пробежался по строчкам и вздохнул тяжелее. Ужасный день. Просто кошмарный. Мой дорогой, мой милый Арсений! Благодарю тебя за весточку и тёплые слова. Ваш скорый и неожиданный отъезд стал для меня большим огорчением. Новоиспечённые вампиры пока не способны на глубокие разговоры, а оставшиеся курсы так посредственны, что становится тошно. Милый мой, твоя проблема вызывает во мне тревогу. Прежде всего, дорогой, ты должен знать, что отношение к смерти у колдунов несколько своеобразное. Они верят в перерождение и карму, поэтому не сильно удивляйся, если наказывающие и наказуемый будут относиться к смертной казни слишком беспечно. Почему я вдруг говорю о таких вещах? Милый, не хочу пугать, но придётся. Туман — верная смерть. Твоему человеку придётся встретиться с ней лицом к лицу. Я постараюсь поговорить со своими знакомыми и смягчить наказание, но колдуны обычно непреклонны в своих решениях. Вероятно, всё из-за того, что они не знают, как это — умирать. Хороший мой, а тебе следует быть рядом со своим человеком. Да, говорят, спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Но люди на берегу хотя бы должны давать ориентир.С любовью и бесконечной тоской, Виолетта.