Четверг. Три дня до церемонии
Вчера Дима отказался есть. После завтрака с Арсением он почувствовал слабость в организме, а следующие несколько часов, перегнувшись через бортик раковины, методично избавлялся от содержимого в желудке. Помимо прочего из него вылетели лепестки жёлтых тюльпанов — предупреждение, означающее, что клан ведьм им недоволен. Его отравили свои же. Ещё вчера Дима перестал ходить по людным коридорам. На хиромантии ему в затылок прилетела скомканная бумажка с надписью «Ты заплатишь именем». Обернувшись, Дима не обнаружил человека, которому требовалось бы заплатить. Однако потом его накрыли волны сплетен: он побывал фанаткой Виктора, шлюшкой Антона, любовником Арсения, христианином трёх церквей. Одни своими ушами слышали, как Дима на коленях умолял Попова обратить его. Другие утверждали, что за такую услугу ему пришлось участвовать в вампирской оргии. И это с участником Избрания! Дима даже завидовал своему образу: всяко веселее, чем каждый вечер исполосовывать ладони кинжалом для поискового заклятия. А сегодня на перерыве класс встретил его молчанием. Услышав эту трагическую историю, потомки Дмитрия Темуровича Позова ахнут: «Неужели тупорылые сокурсники нашего легендарного предка переживали о судьбе какого-то волчьего баклана?». И современники ответят: «Всё не так просто». А затем грустно воззрятся на величественный портрет колдуна в короне. Ведьмы печалились по другому поводу: клан считается кланом, покуда в нём тринадцать человек. Один покидает группу, и математика обрядов рушится — клан становится «недействительным», то есть не принимает участие в шабашах и прочих колдовских тусовках. Вроде ничего такого. Колдуны ведь индивидуалисты, не любят общественных работ. Однако и они понимают, что без коллабораций индустрия рухнет. Можешь сколько угодно насаживать врагов на осиновые колы и жарить на костре, подобно зефиру на шпажке, можешь биться, кусаться, быть плохим и мерзким, но лишь до тех пор, пока твои шалости не вредят клану. В ином случае тебя подвергают тяжкому психологическому и магическому насилию до тех пор, пока не исправишь ситуацию. Вот Диме общественное порицание далось крайне тяжко. Он только-только схуднул, поумнел и сбросил амплуа мальчика для битья, как его снова пнули в ту же лужу. Однако сегодня угрюмое молчание класса сыграло ему на руку. Освобождало место для поствоенной рефлексии. Пятнадцать минут назад он с треском проиграл интеллектуальную битву под названием «Убеди сенаторов в своей невиновности», и теперь на помощь политиков надеяться не приходилось. Конечно, во время встречи с делегатами ему стоило поумерить пыл и говорить смиренно, но видел бы кто этих напыщенных индюков с блестящими залысинами, понял бы, что там невозможно оставаться в адеквате. Дима кашлянул, поскольку тишина в классе неприлично затянулась. Ира, раздающая листочки для самостоятельной, выпрямилась и повысила голос: —Вы наконец-то засунули свои длинные языки себе в задницу? Спасибо, приятно. Аудитория отвернулась, возвращаясь к привычному «жу-жу-жу». Тогда Дима приземлился за первую парту к подруге, и они обменялись десятигранными взглядами. После раздачи у Иры остался лишь экземпляр Эмира. Поколебавшись, она положила его обратно на преподавательский стол. — Как всё прошло? — спросила она впроброс. Дима покачал головой. Ира поджала губы, но быстро опомнилась и тряхнула кудряшками: — Ничего. Прогуляемся за туман да вернёмся, правда? Возьмём парочку лекарств у Немезиды, вместительные рюкзаки, термосы… — Вы с Эмиром остаётесь здесь и восстанавливаете мою репутацию, — отрезал Дима. — На этом ваш дружеский долг завершается. Если пойдёте следом, если только подумаете пойти следом, я вас лично грохну. Без шуток. Хотя бы оправдаю статус. Ира скорчила недовольную мину, но возражать не стала, поскольку Дима, если ему приспичит, мог спорить до посинения. Со стороны казалось, что он оправился от первого шока и теперь воспринимает сложившуюся ситуацию с философским попустительством. Даже с толикой понта — он будет первым студентом, который приоткроет занавесу тайны и узнает, что находится по ту сторону мглы. Однако Ира на личном примере знала, что тяжелее всего смириться не с наказанием, а с колдунами. Никто не учил ведьмин клан сочувствию. Наоборот, взрослые всячески подчёркивали, что сошедшие с дистанции на неё не возвращаются. Так что жизнь — соревнование, Дима — проигрывает, и это хуже казни, потому что после себя он оставит только свою историю, а его история будет пересказываться злыми языками, не знающими ни понимания, ни уважения к оскорбленным. — Хватит! — вдруг раздался громкий крик. — У тебя нет доказательств его вины! Все обернулись. Хрупкий тощий Гришка, этот недотёпа в огромных очках, подорвался с места, чтобы одарить Ивара гневным взглядом. Ивар даже впечатлился — редко кто отражал его словесные нападки, кроме Эмира и Димы. По-восточному красивый, с тёмными волосами, загорелой кожей и художественно очерченными скулами, Ивар не считал нужным следить за собственным языком. Зачем, если на него нет достойной управы? Он лучше всех, он лучше лучшего. Блестящее владение арбалетом, верховая езда, еженедельные любовные интриги, отличные оценки. Эмир как-то прозвал его Александром Мразедонским своего времени — сколько ему предстоит покорить, говорил он, столько же предстоит и разрушить. — Браво, — похлопал Ивар. — Ты сейчас должен был обалдеть от собственной смелости. Гриша, будто подтверждая его слова, медленно осел на стул. Его соседка Немезида сочувственно похлопала ему по спине. — Виноват он или не виноват — какая разница? — продолжил Ивар ленивым тоном. — Проблема в том, что он попался. Он послал обольстительную улыбку в сторону Димы. Класс мгновенно уловил перемену температурного режима и немедленно отложил дела в сторону. Все знали, что Ивар крайне неровно дышит к Диме и Эмиру. Они портили ему превосходную статистику — одиннадцать человек из тринадцати целовались с ним, и только эти двое держали глухую оборону (Ира оправдывала себя четырнадцатилетнюю гормонами). Больше всего Ивара злило, что он почти очаровал Диму своим медовым голосом и исключительными познаниями в футболе, но тот в последний момент сорвался с крючка, вспомнив слова преподавательницы по травологии. «Будьте аккуратны, — говорила она, — самые красивые розы всегда растут с шипами». Взгляд Димы пролетел по Грише, запнулся на Иваре и опустился, словно бумажный самолётик на ветру — первый удар он пропустил. — Утоли мой интерес, — протянул Ивар нарочито задумчиво. — Почему оборотни не трогают тебя? Ты принёс им столько бед, как минимум должна была завязаться драка. Или ты им оплачиваешь по-другому? Ох, тебя пустили по кругу? Аудитория проследила за полётом слов и повернулась к Диме. Тот из вредности промолчал. Помнил, что Ивар терпеть не может игнорирования. Отец Ивара учил, что настоящий мужчина должен вызывать в остальных людях либо любовь, либо ненависть. Папашу Ивар как раз таки ненавидел, но правоту его признавал и старался жить в соответствии. Поэтому он постарался зайти с другой стороны. — Ты ведь живёшь с их вожаком… Нервный импульс прошёлся от макушки до кончиков пальцев, и ладони стали горячими. Дима выдал внутренние колебания секундным дёрганием глаза. Ивар моментально приосанился — закинув дротик наобум, он неожиданно попал в центр. — Антон, — со смакованием произнёс он. — Его ведь зовут Антон? Милый парень. Хоть и подозрительный. «То, что временный вожак стаи покрывает убийцу друга, вызывает большие вопросы к оборотням, — думали колдуны. — На месте преподавателей мы бы сделали проверку их вменяемости. Однако нашему клану эта проверка невыгодна. Если Позов заставил волков быть на его стороне, это может послужить неплохим преимуществом в борьбе за оправдание, а следовательно и за наше благополучие.» — Ивар, — сказала Немезида, выглядывая из-за Гриши, — перебор. Ивар улыбнулся ей: — Неми, всё в порядке. Не убьёт же он меня. — С чего ты взял? — спросил Дима. Он резко вытянул руку, и грудь Ивара обожгло огнём. Встрепенувшись, Ивар выстрелил в Диму заклятием временного бессилия, но промазал на миллиметр. Клан взорвался аплодисментами. Аудитория превратилась в полигон, и колдуны засвистели, заулюлюкали, подначивая противников показать себя во всей красе. Парни запрыгали по классу, выпуская и отражая атаки с лёгкостью, присущей вспыльчивым людям. Оба слыли лучшими в боевых искусствах и могли позволить себе щепотку пижонства. Однако сегодня Дима не фанфаронил, не играл на публику, а бил одним заклятием, бил часто, но осознанно. Поочередно изолировал рабочую руку, солнечное сплетение и глаза. Ивар признал тактику нападения в реальном магическом бою: ладонь-грудь-голова, ладонь-грудь-голова, до тех пор, пока противник не лишится последней возможности сотворить колдовство. Когда Дима выкинул заклятие онемения, а затем — комбинацию ожоговых чар, Ивар перестал улыбаться. — Ты чего творишь? — серьёзно спросил он. Он успел поставить блок и мысленно поблагодарил себя за то, что некогда отточил защиту до рефлекса. По правилам песочницы колдуны дерутся, кусаются, но только понарошку. Всего лишь игра: один задевает, второй обижается, оба дерутся и под бурные овации рассаживаются по разным углам. Старая добрая традиция старого доброго ведовства — никому и в голову не приходило её нарушить. Ира сидела на краешке стула, готовая в любой момент сорваться и наорать на обоих. — То, что вы хотели увидеть, — Дима кинул взгляд на сокурсников. — С чего ты взял, что я никого не убью? Я могу прикончить вас всех, и моё положение никак не изменится. Пленительная мысль. Ивар хотел подметить, что Дима не настолько хорош, чтобы положить их в одиночку, но как сын политика понимал — преступник часто оказывается сильнее жертв лишь из-за отсутствия моральных границ. В положении Димы больше нет ни морали, ни границ, так что Ивар принял решение отступить и поднял руки в знак капитуляции. Аудитория благоразумно замолкла. Вот тогда Диме стало действительно страшно. Шагая спиной вперёд, он преодолел расстояние до двери и вылетел из аудитории. — Дима! — позвал его Ирин голос, слишком далеко и размыто, чтобы оборачиваться. Катастрофическое состояние. Краем глаза Дима замечал, как предметы вокруг неистово тряслись в конвульсии, когда он проносился мимо. Сознание разделилось пополам: одна часть злилась, раздражалась, готовая сгореть дотла; вторая потирала лоб, предвкушая последствия. Ивар не преминет записать случай в компромат и дождаться худших времён для возмездия — это печалило. Блёклое солнце дало дёру с небосвода, отражение в оконном стекле едва поспевало за Димой. Он бросил на себя взгляд и резко затормозил, заметив нечто странное в отражении. Вот опять! Воскрес трусливый мальчик, которого он давно похоронил. Или Дима кубарем скатился к нему в Преисподнюю. Даже если он каким-то хером выживет, ему вновь придётся отстаивать собственную неприкосновенность. Снова втюхивать окружающим, что он чего-то стоит. С самого начала, ступенька за ступенькой. Отражение с омерзением поморщилось. Давным-давно, вероятно, когда Рогатый привёл его маленького в академию, Дима испытывал подобное чувство. Мама погибла, друзей нет. Вокруг только злые рожи, требующие доказать, что тебя спасли не зря. В глубине души Дима думал, что зря. Он планировал быть отбитым двоечником, спать до обеда и презирать алгебру, но вместо этого приходилось прыгать выше головы, чтобы чувствовать себя в безопасности. Безопасность! Смешное слово для Йоля. Он понёсся дальше, по пролётам и лестницам в баню, чтобы смыть с себя непрошенный страх, сменить одежду, сохранявшую следы энергии Ивара. Поворачивая в закуток, он с размаху налетел на человека. Тот рефлекторно придержал его за плечи. — Твою Триединую! — выругался Эмир. — Куда несёшься? Дима по-дирижерски взмахнул руками: — Они! А я! И вообще! — У-у, понятно, — протянул Эмир, посмотрел на часы и галантным жестом указал на лестничный пролёт. — Следуйте за мной в комнату для бесячества. Эмир обитал этажом ниже Димы, вблизи банного помещения и богохульной умывальни, где проводили водные ритуалы. Раньше его комната считалась эталоном чистоты и порядка, однако потом случились оборотни, и декор спальни нередко стали украшать разбросанные грязные футболки. Тикая правым веком, Эмир поклялся, что однажды поиграет в игру «Пол — это лава», и сожжёт все валяющиеся вещи к ангелам кошачьим. Он вручил Диме свой комплект одежды и отправил в баню. Спустя время тот вплыл обратно в гавайской рубашке и штанах-галифе, элегантно подчеркивающих его пасмурное настроение. Заходил взад-вперёд, заложив руки за спину, запнулся о потрёпанную методичку по обращению и поднял её. — Кто? — спросил он, разглядывая экземпляр. — Шива, вроде, — припомнил Эмир. — Мы мало видимся, он только храпеть приходит. Дима рассеянно кивнул. — Мразь тупая, — сквозь зубы пробормотал он. — Вот вернусь и убью его… — Конечно, продолжай его радовать, — Эмир взял журнал «Сенаторская правда» и упал на широкое кресло возле кровати. — Ивар только этого и жаждет. Дима развернулся с испепеляющим взглядом, который на Эмира не произвёл никакого впечатления. — Не забывай, что наш Мистер Язвенный Колит питается отрицательной энергией, — напомнил Эмир. — Сколько можно повторять, что эмоции — это личное? Можешь показывать злость нам с Иркой, но всем остальным такой роскошный подарок нахуя? — Я, Эмир, очень щедрый в последнее время. Неконтролируемо щедрый! — А надо контролировать. Все нервы, они, знаешь, в животе. Вот подойди ко мне. Ага, подними рубашку. Теперь положи руку сюда и попытайся расслабиться. — Убери свои лапищи с моего идеального пресса… Дверь внезапно распахнулась, вошла Ира. Парни замерли, как были — Эмир на кресле, Дима с голым животом перед ним. — Понятно, — протянула она. — Хоть бы закрылись. Вместо изящных кудряшек на её голове царил кавардак — длинные волосы наэлектризовалось и пышным одуваном ластились к дверным косякам. Ира подошла к зеркалу, щёлкнула пальцами, материализуя гребешок, и постаралась худо-бедно пригладить всю красоту. Такое случалось всякий раз, когда Ира колдовала серьёзные заклинания, требующие большого выброса энергии. — Кикимора болотная, — поздоровался Эмир. — Дождевой червяк, — ответила Ира, показав язык. — Зато у меня теперь пятерка по практическому. Тебя почему на самостоятельной не было? — Меня отстранили от самостоятельных, я предвижу ответы. Вместо этого я пошёл по коридору, чтобы встретить Диму в четырнадцать ноль одна. Ровно как в видении. Пару месяцев назад у Эмира пробудились способности гадалки — он мог предугадывать некоторые события на несколько дней вперёд. Видения приходили выборочно, и он только учился контролю подсознания, но уже придумал, как на этом зарабатывать — за свои маленькие предсказания другим людям он брал нехилый бакшиш. Ценой для обычных людей служили красивые клинки и модные безделушки, но вот сыновья и дочери чиновников платили большим — они платили информацией. Какое блюдо у твоего папы любимое? Чем красится мама, когда идёт на прогулку? Во сколько обычно тебя выгоняли из дома, чтобы принять важных гостей? Будущему королю колдовского мира интересно знать всё. — Давай сюда, — подал голос Дима, садясь на постель и хлопая ладонью между колен. Ира грациозно примостилась между его ног на ковёр и вручила гребень. Прошептав парочку заклинаний, Дима провёл ладонью по длинным тёмным волосам, и прядки послушно успокоились, опали и заблестели. На некоторое время в комнате восстановилось задумчивое молчание, прерываемое лишь звуком скользящей расчёски. — Беда, — произнёс Эмир немного погодя. — Давай украдём все шмотки, и академия придёт на церемонию голой. — Приправим ужин слабительным, — добавила Ира, поглядывая наверх. — Нарисуем хуй в пентаграмме под каждым окном. Это призовёт демонов-развратников. — Демоны-развратники? — скептически отозвалась Ира. — Это ты про озабоченных со средних курсов? Дима хмыкнул, но промолчал. Ира задумчиво посмотрела на однотонный ковёр и неожиданно вспомнила про намёки Ивара. — А как там этот твой, ушастый? Дима сильно дёрнул прядь, и Ира зашипела, хватаясь за шею. — Никаких больше Шастунов в моей жизни, — резко произнёс он. Ира искоса поглядела на Эмира. До сего момента Антон считался неприкосновенным, как родная мать, как Триединая богиня, как сама Природа. Да что там, после ситуации с волками даже Эмир приготовился обращаться к нему на Вы. И что же теперь выясняется? Шакал накосячил? — Он про тебя спрашивал, — аккуратно сказал Эмир. — Говорит, ты его избегаешь… Дима захватил волосы посередине и начал агрессивно расчёсывать кончики. Ира всерьёз задумалась о каре. — Потому что не надо со мной якшаться, — отрезал он. — Сначала сплетни, потом Ивар, а дальше что? Под руку со мной на плаху? Тише едешь, дальше будешь. Дима неосознанно замедлил движение рук. — Он хороший вожак. Ему нужно продержаться, пока всё не утихнет. Ира скосила глаза на Эмира и беззвучно повторила: «Он хороший вожак» с пошлым выражением лица. Эмир поджал губы, чтобы не улыбнуться. Дима редко кому делал комплименты без подъеба. Благородный кровосос Арсений и тот познал всю горечь знакомства с душнилой. — Зайчик, он вожаком пробыл два дня, — напомнила Ира. — У него аура… — Дима запнулся, поняв, что несёт околесицу. — …Аура, короче, вожатская. Я чувствую. Эмир с Ирой снова переглянулись, не выдержали и прыснули. Дима одарил их очередным убийственным взглядом. — Клянитесь, — хмуро произнёс он, — что не расскажете ему, где меня искать. — Клянусь твоими очками, — отсмеявшись, заверил его Эмир и сложил пальцы в знаке бойскаутов. Дима расслабил напряжённые плечи. Он сделал ошибку, не спросив обещания с Иры — та незаметно скрестила пальцы, отменяя произнесённую клятву.~•~
Пропустив ужин, Дима решил заняться успокоительным варением ядов, когда в аудиторию заглянул Антон. Его победоносная улыбка осветила помещение, и Дима по-вампирски поморщился. — Передай моим бывшим друзьям, что они гондоны. — Они не виноваты, — невинно произнёс Антон, — никто не может устоять перед моим мужским обаянием. — Я устоял. — Поэтому я и пришел, — Антон зашёл целиком и упёр руки в боки. — В чём дело? — Просто отвали, — Дима застучал ножиком по разделочной доске. — Найди себе другое увлечение, кроме как на проблемы нарываться. Чем больше рядом светишься, тем тебе хуже. — Ну, общественность уже узнала, что мы трахаемся, так что… Ножка мухомора поднялась в воздух и несильно хлопнула Антона по макушке. Он потёр затылок, усмехнулся и оглядел аудиторию в поисках свободного стула. Бывший класс зельеварения находился в нерабочем крыле академии, где колдуны бережно коллекционировали затхлость и пыль. Крыло вполне подлежало ремонту, однако для починки требовались три несовместимых компонента: желание, время и деньги. Пока что эта часть здания снискала популярность лишь у Димы. Он настигал состояние дзэна, мешая в котелках злое месиво, которое позже прятал в глубине аптекарских шкафчиков. Он лично прибрал аудиторию — вылизал каждый уголок, сделал перестановку, выветрил до мерзлоты, — и никто не решался войти в помещение, которое сверкало среди остальных, как лебедь среди гадких утёнков. До этого вечера. Антон взял высокий скрипучий стул, стоявший в углу, и присел напротив «барной стойки», на которой Дима обсессивно-компульсивно ровной линией разложил ингредиенты. — Короче, возможно, я не вовремя, но хотел попросить… — Он вдруг принюхался и с подозрением посмотрел на Диму: — Ты пахнешь другим человеком. Дима непонятливо опустил голову. Лицо его тут же прояснилось. — Это Эмира, — он показательно приподнял гавайскую рубашку. — Тебе не нравится его запах? — Нет, он просто… другой. Антон задержал взгляд на рубашке и заговорил обычным голосом: — Кстати, помнишь, я рассказывал, что чувствую другие запахи? Типа волнения, вины, стыда, смущения… — К чему ты ведёшь? — Я чувствую твой пиздёж. А теперь скажи: «Уходи», но только так, чтобы я поверил. Дима медленно приподнял подбородок. После рьяного заступничества Антона он понял, что преподы не преминут выставить его соучастником преступления, и постарался отгородить дурака от неприятностей. А поскольку Дима — основной источник неприятностей, логично, что Антону нужно отгородиться от него всего. Разве он не понимает? Дима вопреки своей воле почувствовал клокочущую злость. Хочет нарваться на наказание — пусть нарывается. Если его отправят в ссылку, то и поделом ему — сам виноват. — Надеюсь, ты чувствуешь моё раздражение и укатишься отсюда сам, — выдал он. Антон опустил голову. — Нет, я чувствую больше. — Он прикоснулся пальцами к сухому пучку трав и повернул их по диагонали от остальных ингредиентов. — Ты сам себе придумал, что меня надо защитить, а теперь злишься, что я не подчиняюсь твоему гениальному плану. Дима промолчал. Тогда Антон продолжил: — Ты сделал это в благодарность, но не спросил, нужна ли она мне такая. Дима не отвечал. Антон по-своему истолковал его молчание, вздохнул и привстал со стула, чтобы покинуть помещение. — Я не собирался тебя благодарить. Антон обернулся. Дима переложил тронутый им пучок на место. — С хуя ли? Поди решишь, что заступаться за меня — это круто. Не круто. Будешь заступаться, тебя пошлют нахуй вместе со мной — тупорылая и бесполезная жертва. Но я выбрал неправильный способ защиты. В этом я правда баклан. Он говорил дёргано и неровно, а осознав это, устало выдохнул: — Сегодня я не могу сраться с тобой на должном уровне. Записывайся на завтра. Антон прошёлся по Диме внимательным, дотошно проницательным взглядом. Затем обогнул стойку, бесцеремонно загреб его в охапку и прижал к себе. Дима закрыл глаза. Он никогда так удобно не обнимался. Большие ладони приятно согревали лопатки, безразмерное худи накрывало собой, как пуховое одеяло. Приложив ухо к грудной клетке, Дима услышал пульсацию спокойной энергии, и выдохнул накопившееся за день напряжение. Дурацкий Антон. Ни посраться, ни разбежаться — что за человек? — Ну чё, легче? — спросил Антон. — Нет, — сказал Дима. — Ты ведь не подчиняешься моему гениальному плану. Дима не видел, но знал, что Антон улыбнулся. — И как в твоём воображении я должен был тебя отблагодарить? — поинтересовался Дима, приподняв голову. — Сделать грязные слухи правдой? Он поиграл бровями, и Антон неловко засмеялся, отстраняясь. Диму забавляло время от времени его смущать. С колдунами такое не прокатывает. — Вообще есть просьба, — Антон осип и прокашлялся. — Но, раз ты в таком состоянии… — В рабочем, — опередил его Дима. — Ты ведь явно какую-то пакость задумал — не усну, пока не узнаю. Антон почесал нос и опустил глаза. — Короче, ты же норм в зельеварении? Я… хочу отравить кое-кого. На лице Димы появилось сложносочинённое выражение, не поддающееся расшифровке. Он сморгнул его и осторожно поинтересовался: — Кого? — Шизова. Они помолчали. Со всеми этими поисками Дима забыть забыл, что существует мир, где проблемой может оказаться злобный преподаватель. — Что он сделал на этот раз? — Обозвал стаю, сломал очки Рустама и поставил двойку за идеально списанную домашку. Антон посмотрел на Диму, ожидая изумления и глубокого сочувствия. Дима попытался изобразить хотя бы второе. — Да уж, кошмар, — протянул он, представляя, сколько ещё интересных преподавателей ждёт Антона в новом семестре. — Ну, тут отрава не поможет, сразу порчу насылать надо. — Порчу? При всей своей проницательности Антон не распознал иронию в его голосе, слишком был занят собственным нервным возбуждением. — Ну да, — серьёзным тоном продолжил Дима. — Отраву подложить трудно, а порча наводится на расстоянии. И действует сильнее. Если, конечно, использовать чёрную магию. Начнём? — Что, прямо сейчас? — А чё тянуть? Гуся берут за хвост, пока он не уплыл. Сейчас вот нарисую руну злобной волчьей мести и разберусь с ним. А ты пока задёрни шторы. Антон несколько опешил от быстрого развития событий, но сделал, что велено. Пока он затягивал полотна, Дима встал посередине аудитории и взмахнул запястьем. Канделябры по углам одномоментно зажглись, освещая комнату таинственным прыгающим светом. Он прикрыл глаза, выставил предплечья параллельно полу и зашептал стихотворение на латыни. На полу проявился горящий фиолетовым знак: сначала круг, потом каллиграфически аккуратная руна в нём. Краем уха Дима услышал, как Антон выдохнул что-то вроде «Йобан-бобан» и подумал, что это такое молитвенное восклицание на языке оборотней. Затем он объявил Антону, что необходимо приготовить вспомогательное зелье. Пока он искал ингредиенты на полках, Антон сосредоточенно отколупывал защитный лак от столешницы. — Разве в Йоле разрешена чёрная магия? — спросил он наконец. — Я не в курсах, но наверняка это опасно, страшно, стрёмно, тоси-боси. Зачем вам вообще про неё рассказывают? — Ты «Зачарованных» пересмотрел? Она не просто разрешена, она обязательна для изучения, — ответил Дима, поглядев на него исподлобья. — Я должен знать, как работает чёрная магия, чтобы уметь от неё защищаться. Нам также разрешается пользоваться ей в критических случаях. Сейчас же критический случай, да? Антон сгорбился, словно почувствовал лёгкое несварение. — Мальчик мой, не валяй гуся, — пожурил Дима. — Мы не будем топить девственниц в крови, приносить в жертву ягнят или чё ты там представил. — А что мы будем делать? — недоверчиво буркнул Антон. Дима встал на цыпочки, перегнулся через столешницу и бархатно произнёс ему на ухо: — Восстанавливать справедливость. Больше Антон ничего не спрашивал. Через некоторое время они уселись в центре дьявольского символа друг напротив друга, по разные стороны от котелка. Дима деловито помешивал зелье поварёшкой, приговаривая всякую чепуху на латыни. Антон тоже был занят — активно кусал щеку с внутренней стороны. — Закрой глаза, — с глубокой интонацией произнёс Дима. — Чётко представь образ врага. Антон послушно закрыл глаза, даже зажмурился от старания. Дима заговорил ещё более зловещим голосом: — Для завершения ритуала я возьму твою кровь. Когда я добавлю её в зелье, порча начнёт действовать. Ни в коем случае нельзя прерывать обряд, ты меня понял? Хорошо. Ладонь, пожалуйста. Антон несмело протянул руку. Дима аккуратно взял его ладонь, достал карманный клинок и быстро провёл им по линии жизни, оставляя глубокий порез. Антон поморщился от боли, но стерпел. Противная горячая кровь поползла по его прожилкам, готовая пролиться в котелок. Тут Антон широко распахнул глаза и одёрнул руку. — Я передумал! — выпалил он. — Это неправильно! Велес, прости-прости, но блин… Шиза идиот, но я-то нет? Типа, нет, я не хочу сказать, что все, кто делает порчу, идиоты, просто стоило сначала с ним побазарить или как-то по-другому решить вопрос, а я чё-то сгоряча, да? Блин… Дима изобразил строгий взгляд Марии Александровны — обычно хорошо действует на двоечников. Антон в сожалении свёл брови домиком. — На волков не действуют базары, — тараторил он, прижимая пульсирующую рану пальцами другой руки. — Я устал базарить, это не работает, они меня не слушаются. А уж Шиза точно слушать не станет. Я и решил действовать, но оказалось, что я фуфло нерешительное и… — Угомонись, — Дима мягко коснулся его колена. — Проблема не в этом. — А в чём? — с надеждой спросил Антон. — Ты опять не выучил руны. Шизову есть в чём тебя попрекать. — Всё я выучил! — Да? А ничего, что мы сидим на изображении хуя в пентаграмме? Антон хлопнул глазами и посмотрел на руну. Перевёл взгляд на котелок. Дима взял поварёшку и зачерпнул немного жидкости. — Морс приготовил, — оповестил он. — Будешь? Дима понимал, чьими мыслями наполнена эта кучерявая башка. Стая не слушалась, колдуны сплетничали, вампиры молчали, преподаватель гнобил — в один прекрасный день правое полушарие Антона Шастуна лопнуло. Осталось только левое, творческое. Им-то он и придумал встать на извилистый путь зла. Антон даже привстал от возмущения. — Ты… Пошёл ты нахуй! — Сам пошёл нахуй, — спокойно ответил Дима. — И жопу обратно усади, рану залечить надо. Антон набрал воздуха для очередного потока брани, но понял, что выглядит комично, и грузно плюхнулся обратно. Пока он бухтел себе под нос, Дима взял чистую салфетку и обхватил ей израненную ладонь. — Разве оборотень борется с врагом колдовскими способами? Шизов — старый больной хрен, который кроме одиночества ничего в жизни не познал. Ну траванул бы ты его, и чего? Ещё больше бы ворчать начал, оценки вам занизил. Никакого профита. — Единственный раз помочь попросил, — пробурчал Антон. — Я помогу. Просто не твоими руками и не сейчас. Сейчас предлагаю посмотреть на чудо медицинской магии. Дима выставил ладонь над ладонью Антона. Магия заискрилась между ними, как неисправная лампочка, неритмично и нервно, а затем… Затем всё потухло. — Так, — Дима наморщил лоб, полностью концентрируясь на ране. — Мне стыдно сейчас станет… — Не переживай, у мужчин такое бывает, — съязвил Антон. Вспыхнули очередные весёлые искорки, и Дима рассерженно попытался направить их в один поток. Искорки не послушались, разлетелись и затанцевали в воздухе вместе с огоньками свечей. Антон даже подуспокоился, когда понял, что не один сегодня лоханулся. — Может, возьмёшь энергию у меня? — примирительно предложил он. — Восполнить энергию пациента его же энергией? — фыркнул Дима, провожая искорки злобным взглядом. — Ладно, твари. Традиционные способы я тоже изучал. Он встал, достал из аптекарского шкафа аптечку и плюхнулся обратно с крайне хмурым видом. Антон некоторое время наблюдал за ним. Дима вспомнил своё туповатое отражение в зеркале и попытался опустить голову пониже, чтобы Антон ничего не заметил. Но Антон, конечно, заметил. — Поз… Дима понял его по одной интонации и выдохнул: — Почему все ведут себя так, будто я отбитый? — Потому что ты ведешь себя как отбитый. А воняешь грустью. — Сам воняешь. — Нет, ты. — Нет, ты. Знаешь, почему волки тебя не принимают? — резко спросил Дима. Антон нахмурился. — Потому что Виктор был руководителем дохрена лет. Они привыкли и не изменят привычке за два дня. Особенно, если новый вожак будет клянчить отраву у колдунов. Они скорчили друг другу противные рожи. — Каким бы классным ты ни был, — продолжил Дима, вымывая рану, — они найдут, к чему придраться. Лучше скажи, как они дружат: всей группой или кучками? —Кучками. А что? — Нужно разъединить. Нельзя допускать, чтобы в команде образовались подкоманды. Это грозит заговором. У нас вот не занялись этим вопросом, теперь мучаемся. — То есть мучаешься ты, — резюмировал Антон. —Что они с тобой делают? Он вообще может притвориться, что ничего не понимает? Дима для чего столько лет нарабатывал непроницаемое выражение лица? Он немного помолчал, прикрываясь тем, что занят бинтовкой. Антон такие бинты никогда раньше не видел: шершавый материал, пахнущий сосной и ментолом, приятно охлаждал воспаленную кожу. — Гнобят, обзывают, травят, — спокойно произнёс Дима. — Детский сад. Сам знаешь, как бывает. — Въебать им? Столь же буднично Антон мог бы спросить у него прогноз погоды. Дима хотел пошутить насчёт нерешительности, но увидел волчью прямоту в его глазах и проглотил насмешку. — Нет, справлюсь. Он отрезал бинт и плотно прижал его, чтобы тот схватился. Антон ненадолго погрузился в собственные мысли, а вспомнив что-то, вынырнул: — Тебя поэтому не было в столовой так долго? Дима поднял глаза. И опустил. — Вот ты тупица, — выдохнул Антон. — Какую энергию ты из себя выжать пытаешься, если голодом ходишь? Дима коротко пожал плечами. — Это ни в какие рамки, — он склонил голову вбок, чтобы подсмотреть время на часах Димы. — Ужин мы проворонили, так что придётся искать еду самим. Не надо ля-ля, не для тебя стараюсь. Если рану не залечишь, все поймут, чем мы занимались. — Ладно, справедливо. И что ты предлагаешь? — Это я должен спрашивать. Ты живёшь здесь много лет, знаешь каждый уголок, — приподнял брови Антон. — Понятное дело, нам надо к поварихам. Итак, где у вас кухня? Дима моргнул и издал странный смешок. — Понятия не имею.