Туман в Йоле

      Применив незаурядные детективные способности, Дима предположил, что кухня находится в служебном крыле. Служебное крыло всегда держало дубовые двери открытыми для посетителей, чтобы оно не вызывало лишнего любопытства у студентов. Ничто не отпугивало детей Йоля лучше, чем открытость и гостеприимство.       Хотя, по мнению Антона, открытостью здесь даже не пахло. В длинном коридоре с анфиладой одинаковых дверей и бесполезных закутков не светили ни факелы, ни фонари. Только лунный свет пробивался сквозь витражные окна, распадался на цветные квадратики и прокладывал прямой путь в космическую темноту.       Антон выставил руку вперёд и отчётливо произнёс:       — Люмос!       Магический световой шарик вспыхнул и озарил пространство в радиусе метра. Антон радостно обернулся к Диме, желая, чтобы тот оценил его сообразительность. Тот хмыкнул.       — Никогда не использовал грелку в целях освещения.       — Ты просто за магию не шаришь, — самодовольно произнёс Антон и провёл шариком по полукругу. — Мда, опять большой мрачняк. Йоль расходует много места попусту. Нафига столько пространства для такого маленького количества людей?       — Нас было больше до…       Дима захлопнул рот, и Антон проигнорировал последние слова: в любом клане считалось неэтичным говорить о сезонах охоты. В молчании они двинулись дальше, разглядывая тихие закутки и деревянные таблички на дверях. Прачечная, кладовка, комната прислуги №103, тележка уборщицы, витражи с изображением покровителей трёх кланов. Антона неожиданно задела одна из увиденных картин — Велес, суровый мужчина в медвежьей шкуре, держал за руки тёмную Лилит и светлую Триединую. Он примерял контрасты, поддерживал баланс сил, но с такой хитрющей рожей, что не оставалось сомнений — он действует только в угоду себе.       — Велес ни разу с нами не базарил.       Антон слегка испугался собственного голоса, эхом прокатившегося по коридору. Дима сделал вид, что ничего не заметил, поэтому заложил руки за спину, рассматривая картину с видом посетителя музея.       — А тебе хотелось бы?       Антон кивнул.       — Оборотней судят по поступкам этого мужика, а мы его в морду ни разу не видели. Хотелось бы знать, что за персонаж такой. — Он вздохнул и перевёл тему: — Вы транжиры. Сколько здесь картин на квадратный метр? В Вэле даже главное здание так роскошно не выглядит.       — Главное? А сколько всего у вас зданий?       — Хер знает. Около тридцати, — почесал затылок Антон. Дима вопросительно промолчал, и Антон спохватился: — Ах, да. Вэл — это деревня. Стаи живут в отдельных лесных домиках и имеют свой полигон со зверьем. Так нас учат самостоятельно жить и прокармливать себя.       — Ого. Вам, должно быть, нелегко привыкнуть к нашему детдому.       — Да, тяжковато. Виктор частично прав. Время от времени волков надо выпускать на охоту, иначе тупо крыша едет. — Антон немного подумал и добавил: — Я перетираю с Марьей Сановной одну идейку по поводу ваших зайчиков. Если получится, расскажу.       Дима приподнял уголки губ, но промолчал, с преувеличенным интересом разглядывая витражи. Антон подтолкнул его локтём:       — Какую гадость ты про меня подумал?       — Тебе идёт, — улыбнулся Дима.       — Что идёт?       — Деловой тон. Разговоры с Марией Александровной. Продумывание идей по поводу наших зайчиков. Ты стал собранным, когда почувствовал ответственность. Тебе идёт.       Антон засунул ладони в карман худи.       — Спасибо, наверное. Но Виктор справился бы в разы лучше. Что подбешивает. Столько лет обсирал его методы работы, а теперь сам на грани того, чтобы разораться и надавать всем пиздюлей.       Он снова посмотрел на Велеса:       — Каждый день меня вызывают к вашим преподам. Я вынужден рассказывать его секреты, боли и мечты, чтобы они могли его найти. Знаю, он не сахар, но такой собачьей судьбы не заслужил.       Дима неоднозначно кивнул.       — Мы найдём его, — ободряюще сказал он. — И поверь, даже я буду рад его видеть.       Антон слабо улыбнулся и шмыгнул носом. Они пошли дальше.       Витражи плавно сошли на нет, оставляя место голым стенам и множеству деревянных бочек неизвестного содержания. Антон первым учуял аромат сладких булочек и кефира. Их младшекурсникам выдавали за час до отбоя — он так и не понял, почему старшие курсы лишались этой привилегии. За углом виднелась полоска оранжевого света, слышались невнятные голоса и звон посуды.       Дима зашагал было первым, однако Антон ухватил его за воротник и потянул назад.       — Чего как по подиуму шагаешь? Пригнись.       Дима не понял, с какой стати им надо пригибаться, но послушно опустился на корточки. Утиной походкой они прошагали до угла, потушили шарик и аккуратно выглянули. Отсюда было хорошо видно, как на кухне мельтешат по воздуху маленькие создания, похожие на миниатюрных девочек-эльфов. Вытянутые острые ушки подрагивали, зелёные платьица с чёрными фартучками развевались при полёте. Они кружили с посудой вокруг пышной дамы человеческого роста, а та яростно махала на них вафельным полотенцем.       — Быстрее, бездельницы! — причитала она, сдувая со лба тёмную чёлку. — Три шкуры с вас сдеру, коли не успеете! Литаль, куда бульон понесла?! Это на завтра! Раар, дурёна, поставь кефир на место! Почему в ваших крошечных головках так мало мозгов?       — Простите, госпожа, — невнятно отвечали ей феечки.       Дальше дама заругалась на непонятном языке, больше похожем на перемотку плёнки, и довольно интернационально шлёпнула одну тормозившую эльфийку по спине. Дима захлопал по рукаву Антона, призывая к вниманию.       — Это феи! — восторженно воскликнул он. — Настоящие феи! Готовят мне похавать! Каждый день!       — Поверить не могу, что ты никогда не таскал еду, — прошептал Антон.       Дима повёл плечами, будто пытался сбросить невидимую накидку, и произнёс вполоборота:       — Не советую шептать. У меня пубертат в самом расцвете.       Антон с весёлым удивлением подметил его смущённый запах. Он наклонился поближе и томным баритоном произнёс:       — Хуй, пизда, залупа…       — Вот ты гадина.       Дима по-собачьи встряхнулся, и Антону пришлось отвернуться, чтобы заглушить смех. Когда они снова посмотрели на кухню, пышная дама уже ушла, а феечки остались прибирать последние ложки-вилки. Их разъярённые мордочки поблескивали в свете многочисленных магических ламп. Вдруг Дима напрягся.       — Я ошибся. Это нифига не феи. Это полудницы.       — Блудницы?       — По-лу-дни-цы. Такие, знаешь, жёсткие феечки. Порождение полудня. Работают усердно, но всегда на негативе, особенно после… полудня. Поговаривают, ради развлекухи крадут детей.       — Какая клёвая идея — поселить их в академии.       — Или гениальная? Дать их усердию хорошее применение. Поселить туда, откуда тащить детей бесполезно, потому что они живут там же. Нас не украдут, конечно, но лучше быть начеку. Подождем, пока кипиш уляжется, и пойдем договариваться.       — Договариваться? — недоумённо спросил Антон. — Ты пришел сюда договариваться?       Дима обернулся и отзеркалил его выражение лица.       — Разве мы не должны попросить себе порции?       Антон высоко вздёрнул брови.       — Думаешь, нам покушать за красивые глаза дадут? Хрена с два. Поварихи в любом случае поварихи: они добры только к подлизам, а у нас подлизываться времени нет. Да и позырь на эти иностранные морды. Вот ты знаешь феечкин язык? Лично я нет.       Посмотрев в одну точку, Дима округлил глаза.       — То есть… Мы будем воровать еду? —возбуждённым шепотом спросил он, потянув Антона за рукав.       — Не воровать, а брать положенное, — тихо возразил Антон. — Ты вот не съел свою порцию, её наверняка стащили. Получается, кто-то твою магическую энергию вместе с котлеткой-то и подтяпал. — Антон изобразил одухотворенное лицо и выставил указательный палец: — Мы берём из Вселенной только то, что она нам задолжала.       — Антох, мы идём пиздить чужую еду, — с чертовской улыбкой сказал Дима. — Нагло и безнравственно. Ну ты даёшь. Хочешь навести порчу на Шизу? Скукота, просто месть. Но, когда твоей жертвой становится случайный человек, ты превращаешься в реальное, объективное зло.       Полудницы собрались в круг, чтобы поднять большую чугунную кастрюлю и с руганью вынести её через чёрный выход. Кухня затихла, только булькал небольшой горшочек, стоящий в старинной белой печи, расписанной чем-то вроде гжели.       Антон тревожно закусил губу.       — Но я же не злой…       — А почему нет? — улыбнулся Дима, взял его за худи и потащил вперёд.       Кухня оказалась просторной, или, словами преподавательницы по органу, такой, где локти дышат. Некоторые рабочие столешницы были подведены под рост полудниц и казались детскими, а посуда на них — чрезмерно большой. Возле печи лежала потёртая эротическая книжка с сомнительной обложкой. На центральном столе непредусмотрительно оставили остывать чугунные листы с булочками.       Дима оставил выпечку на Антона, а сам проскользнул к открытой кладовке, где лежали запасы солений, джемов и других зимних утешений. Голова кружилась от голода и резких изменений света, поэтому первые секунды он пережидал цветные пятна перед глазами. Чудом он нащупал в темноте поднос и начал скидывать всё то, что мог бы унести тихо. Пока искал любимое шишковое варенье, наткнулся на отдельный морозильный шкафчик с кроличьей кровью и поморщился — буэ-э! Но отрадно, что вампирские угощения хранят в стерильном виде.       Антон же без лишних раздумий взял два стакана кефира и одну булочку. Вторая никуда не влезала, поэтому пришлось зажать её зубами.       Они вовремя услышали приближающийся эльфийский гул — Дима выглянул из кладовки, и парни переглянулись. Дима сориентировался быстрее. Он выкинул руку в сторону Антона и прошептал:       — Духи ночи, хватит спать!       В прятки вас зовут играть.       Воздух слегка завибрировал, уплотнился и обтянул Антона, как обёртка шоколадный батончик. Смекнув, он погляделся в ближайшую кастрюлю — железо отражало лишь маленькое окошко за спиной. О-о, пушка! Он человек-невидимка! Странно, что колдуны не пользуются этим, чтобы подглядывать за всеми.       Или чё…       Дима же поглядел на свои руки и расширил глаза. Его-то Антон в кастрюле видел, и понял, что так не задумывалось. Магическая энергия оказалась совсем на исходе.       У него было полсекунды, чтобы сориентироваться. Всё, что он успел сделать — это вернуть обратно невозмутимое выражение лица.       На кухню гуськом прокралась полудница с зелёными волосами. Наткнувшись на постороннего, она охнула, с нечеловеческой остротой реакции схватилась за маленькую сковороду и заверещала:       — Зáбыль что здесь?!       Неправильная постановка ударения придавала её речи грубый немецкий акцент, что делало её маленькую фигурку ещё более устрашающей. Дима выпрямился и надменно приподнял подбородок.       — Попрошу без фамильярностей. Госпожа будет крайне недовольна, если узнает о вашем хамстве. Почему никого из работников не было на рабочем месте? Я что, сам должен еду готовить?       Полудница не поняла большую часть сказанного, но сочетание слов «госпожа» и «узнает» привело её в крайнее смятение. Она опустила сковороду и прижала одну руку к груди.       — Гулеванила по лесу я… Говорить не надó ей. Думает, что готовила я, но не мóгла я, листья искала.       — Гулеванила она, — фыркнул Дима и показательно приподнял полный поднос. — Меня попросили доставить это преподавателю предсказаний. Вы ведь не против?       Он просил разрешения насмешливым тоном, словно полудница была уборщицей, которая запрещала хозяину дома ходить по чистому полу. Довольно рискованный способ — Антону никогда не хватало на него наглости, и сейчас он задержал дыхание от напряжения.       — Доверять чужáкам как можнó? — возмутилась полудница, скрещивая ручки на груди. — А еду вдруг несёте этим, как их… — Она сморщила носик, стараясь припомнить. — Прожорли́вым оборотня́м? Добавки прося́т они постоянно, всех объели!       Дима одарил её сочувственным взглядом:       — Зайчик, ты вообще слышала обо мне? Моё имя Дима Позов. Я оборотнéй на обед ел.       Он резко дёрнулся, как будто его ущипнул за бок невидимый человек. Однако поварёнок не заметила странного движения, она прижала руку ко рту в неверии:       — О-о-о, кáзнят вас за собаки убийствó?       — Да, — ответил Дима, сверкнув очками. — Но я вернусь злым призраком в гремящих кандалах и покараю всех неугодных огнём правосудия. Доброй полуночи.       И уверенной походкой он пошёл прочь, зачем-то придержав входные двери после себя.       Прошагав пару метров среди бочек, он остановился. Сердце билось как бешеное, ему даже пришлось переждать пару мгновений, чтобы мозг смог сформулировать какой-нибудь магический стишок.       — Я окончил свой спектакль,       забираю реквизит;       Облик прежний возвращаю,       Парню, что со мной стоит.       Антон материализовался в воздухе крайне разочарованный и пробубнил что-то с булкой во рту. Дима забрал у него стаканы с выпечкой и сложил на свой поднос.       — И всё? — повторил Антон. — Как-то слишком просто.       — Кто сюда заходил, Дореш? — вдруг послышалось из-за угла. — Кто? Какая, к ангелу, преподавательница? Дурёны, вас обокрали! А ну сверните им головы!       Послышался хищный орлиный крик. Антон оглянулся назад, и лицо его вытянулось — милые полудницы вдруг одним движением превратились в уродливые фиолетовые существа с семью руками и острыми зубками. Они неслись прямо на него, и больше он разглядывать не стал — они с Димой не сговариваясь драпанули с места.       Теперь коридор растянулся жвачкой и длился бесконечно долго. Витражи превратились в один цветной млечный путь, Велес хохотал над неумелыми ворами, луна от страха отвернулась и спряталась за облаками. Было темно, но парней подгоняли нечеловеческие вскрики, эхом отражавшиеся от стен.       — Теплицы! — крикнул Дима, когда они добежали до выхода из служебного крыла. Поднос в его руках бренчал и сильно подбрасывал еду.       Они выбежали через главный ход, быстро пронеслись по ступенькам и свернули влево по тропинкам. Дима, не будучи спортивным, быстро выдохся и замедлил темп, рискуя потерять Антона из виду. Тогда Антон развернулся, подбежал к нему, поднял и не церемонясь перевалил через плечо. Дима охнул от неожиданности, но поднос удержал, крепко вцепившись в него руками. Он поднял голову, чтобы посмотреть на преследователей — те летели пулемётной очередью. Однако агрессия не придавала мелким чудовищам такой скорости, с какой удирал от них напуганный Антон. Дима рассмеялся злобным смехом и выставил из-под подноса средний палец.       Антон вбежал в огород, не замечая, как заснеженные грядки двигаются и освобождают ему дорогу. Луна с любопытством выглянула из-за облаков, и дорога стала немного яснее. Впереди поблескивало маленькое озерцо.       — Всё-всё, — со смехом выдавил Дима. — Оторвались. У них аллергия на ночной воздух, они не смогут так долго бежать. Прекрати меня лапать!       — Ничего… личного, — Антон плавно остановился и перешёл на шаг.       — Ничего личного находится выше моей задницы. Поставь на место, кому говорят.       Антон аккуратно опустил Диму на землю и оглянулся. Полудницы действительно куда-то испарились, хотя ещё пару секунд назад казалось, что они дышат ему в спину.       Дима поставил поднос прямо на грядку капусты, потянул Антона за собой и заставил наклониться над озером. Он коснулся рябящей воды пальцами, и поверхность стала гладкой как зеркало.       — Видишь? Теперь это реально ты. Не Антон.       Антон наклонился и посмотрел на тёмное отражение. С растрёпанными волосами, блестящими от возбуждения глазами, оно тяжело дышало и улыбалось как чёрт, удивлённо, почти радостно. Позади силуэт Димы заинтересованно склонил голову. Его глаза тоже блестели, странно и незнакомо.       Взгляд Антона затуманился. Он свёл брови домиком.       — Поз, — протянул он. — Послушай, я же не злой, я же…       — Ты был злым, — мягко сказал силуэт Димы, — был злым ради меня. Вожак вынужден злиться ради других. Виктор в разговоре со мной тоже злился ради вас. Просто он не знал меры, а ты знаешь.       Его отражение слабо улыбнулось Антону.       — Пойдём в теплицу. А то опять нудеть начнёшь, что мы без курток.       Треугольные теплицы стояли в хаотичном порядке вокруг двухметровой мраморной статуи Рогатого бога. Антон остановился и в очередной раз фыркнул от излишней помпезности в огороде. Статуя вдруг неодобрительно мигнула красными глазами. Антон дёрнулся и вприпрыжку пошагал вслед за Димой.       Несмотря на пышную неухоженную зелень, борозды теплицы были подметены и вымыты, инструменты лежали ровными рядами в коробках. Тетя Антона никогда бы не оставила помидоры созревать с листвой и без подвязок, однако колдуны явно старались сохранить всю растительность в первозданном виде. При появлении Димы ветки сонно зашевелились, приветственно вытянулись и снова улеглись обратно.       Они сели между огурцами и помидорами прямо на пол. Антону стоило больших трудов не поморщиться из-за холода плитки под задницей. Поглядев на поднос, он вдруг понял, что все это время Дима бежал с двумя стаканами кефира и не пролил ни капли.       — Я пхосто ошень прхолодался. — Быстро прожевав булку, Дима указал пальцем на тёмную баночку, где зависли в плотной невесомости сосновые шишки: — Попробуй.       И началась великая дегустация. Дима ел быстро, всё и сразу, почти не разжёвывая. Антон придержал его за запястье.       — Помедленнее.       Дима одарил его своим фирменным взглядом, но послушался. Спустя пять колбасок, одной булки и четыре козинака мир обрёл прежние краски. Даже неуместная гавайская рубашка перестала мозолить Антону глаза. Запах Димы перестал разить страхом и волнением, стал мягким и спокойным. Так пахла бы свежескошенная трава после грозового дождя, комната после проветривания, шоколадная сигара после раскуривания и…       — Тётин сад, — выдохнул Антон, уставившись в пространство.       — М?       — Я понял твой запах. Очень похож на сад моей тёти. У неё там вишня, сливы, абрикосы, персики. Представляешь?       — Неа, — ответил Дима с набитым ртом. — Ничего из этого я никогда не видел.       Антон воззрился на него с удивлением, плавно перетекающим в лёгкий ужас.       — А как же… А вы же… Колдуны же…       — Я могу вырастить только то, что видел и пробовал, — пожал плечами Дима. — У нас есть экзотика типа пальм — кто-то из сенаторских детей привёз из заграницы. Но, в общем и целом, на севере туговато с абрикосами. Так хороший запах или не очень?       — Хороший. — Антон задумчиво прищурил глаза, обдумывая какую-то мысль. — А если тебе уехать к моей тёте?       Большие зелёные глаза загорелись идеей, и Антон набрал побольше воздуха, чтобы дать воображению улететь в небеса:       — Политическое убежище! Моя тетя клёвая, приютит без базара. У нас сад огромный — удобри ей своей абракадаброй пару грядок, и она тебя полюбит как сына родного! Когда церемония, в воскресенье? В субботу тебя и отправим. Поживешь в моей детской, а мы пока Виктора обратно притащим…       — Предлагаешь сбежать? — спокойно спросил Дима.       — Да!       — Нет, — он покачал головой, — как бы я ни хотел взглянуть на твоё детское постельное белье с машинками. Не хочу никого подставлять. Ни тебя, ни твою тетю.       — Но…       — А если Виктор действительно за туманом и нуждается в помощи? — перебил Дима.       — То её должны оказать специалисты, — тряхнул чёлкой Антон.       Дима усмехнулся:       — Какие ж у нас специалисты, если они студента на смерть кидают? Нет уж. Схожу за этот ссаный туман, потопчусь немного и вернусь. Если Виктор там, притащу обратно. Если нет, скажу, что его птицы склевали. Кхм. То есть продолжу искать, конечно…       Антон недовольно напыжился, макая булку в баночку с шишковым вареньем. Дима приподнял уголки губ. Иногда ему случалось уловить взгляд, позу, движение случайного прохожего и на секунду увидеть, каким он станет лет через десять-двадцать. Это вовсе не колдовская способность, просто иногда будущее оставляет след на человеке, лёгкими чертами намечает его судьбу. Антону вот понравилось в детстве, и он в него играет много лет — дуется, обнимается, радуется, удивляется. Но в его мимолетном движении можно было увидеть отголосок будущих перемен. Однажды жизнь заставит его не прятаться за ужимки пятилетки. Дима не знал, радует это или страшит.       — Дай руку, — сказал он.       — У нас романтика? — хмыкнул Антон, протягивая здоровую ладонь.       — Нет, другую.       Дима взял раненую ладошку, медленно развязал магический бинт и прошёлся по глубокой царапине кончиками пальцев. От его касаний рана медленно затянулась. Антон уставился на свою ладонь так, будто впервые её видел.       — Опять холодная, что ты будешь делать… — вздохнул Дима, рассматривая его руку. Затем отвёл взгляд: — Мне неловко от того, сколько ты мне делаешь. Так что я решил, что должен тебе желание.       — Одно?       — Одно весомое желание. — Антон открыл рот, и Дима предупреждающе выгнул бровь: — Которое бы не касалось ситуации с туманом.       Антон захлопнул рот.       — Приберегу его на понедельник, — твёрдо сказал он.       Дима улыбнулся. Понедельник мог не наступить. И впервые Диме стало из-за этого очень, очень жаль.