~•~
Дима открыл глаза. На соседней койке, лениво перелистывая «Сенаторскую правду», полулежал Ивар. На обложке Дима заметил собственную перекошенную морду и скользнул взглядом к заголовку. «ПОГЛОЩЕННЫЙ ТУМАНОМ ВЕРНУЛСЯ! — орала пресса. — ЧТО ВИДЕЛ ОЖИВШИЙ МЕРТВЕЦ?!». — Ты теперь рок-звезда, — Ивар отбросил журнал и сложил руки на животе. — Еле распинал фанаток. Его смуглая кожа переливалась золотом на закатном солнышке. Ещё позавчера Дима отбивался от дикарей и чуть не стал смертным, а сегодня пришел гусь, который потратил магическую энергию на загар. Всё стало по-прежнему, но Дима не готов. Он не вернулся. — Дать автограф? — хрипло произнёс Дима. — Не его. Ивар грациозно спрыгнул с койки на корточки и открыл тумбу, чтобы вынуть грязную походную куртку. Дима обессиленно наблюдал, как он брезгливо разворачивает её и достаёт из внутреннего кармана записную книжку, повидавшую виды, снег и парочку скупых мужских слёз. Без зазрения совести он открыл ее и пробежался глазами по строкам. Дима бы возмутился, если бы набрал достаточно сил. — Вредина, — резюмировал Ивар, рассматривая нечитаемые каракули. — Как перестанешь лодыря гонять, зайдешь ко мне. Он задумчиво посмотрел на глаза Димы. Не в глаза, а поверхностно, как смотрят в окно, пытаясь сфокусироваться на своём отражении. —Таки что? — протянул он. — Почему ты назначил предводителем меня? Дима закрыл глаза, не выдержав обилие солнечного света. Он заполнял каждую частичку воздуха и жарил кожу, даже дышалось с трудом. — Эмира подъебать хотел, — прокряхтел он. — Получилось? Раздался короткий хмык. — Малыш, — вновь позвал голос Ивара. Дима приоткрыл один глаз, чтобы увидеть расцветающую ухмылку. — Элегантная комбинация. Если план сработает, я попрошу автограф. И ещё кое-что. Дима устало приподнял уголки губ. Знал его «кое-что». Впрочем, почему бы не подарить ему поцелуй? Перестать цапаться, попробовать довериться. Да, колдунов учили, что крепкие отношения бывают только у врагов. Но оказалось, необязательно пиздиться, чтобы выживать в обществе — это повергло Диму в колдунский шок. Теперь он обязательно попробует жить как нормальный человек. Обязательно засосет Ивара и сделает французские чипсы. Как только встанет на ноги… Солнце третьего утра коснулось его лица горячим лучом, и он в миллионный раз вздрогнул от испуга. За туманом Дима видел лишь плотные облака, даже полдень превращающие в вечер. Он приподнялся на локтях и сел, осматривая пустое крыло. Казалось, он находится в декорациях прошедшего спектакля. Вся труппа, все друзья уехали, а он не успел на поезд. Как же он теперь их нагонит? Дима провел рукой по лицу. Ладно, Ира и Эмир не отделаются. Арсений мертв внутри, они найдут общие интересы. А вот… Дима резко упал и накрыл голову подушкой, прячась от собственного скулежа. Во-первых. Антон своим парфюмерным носом моментально определит всё, что Дима переживает внутри себя, а переживает он такой смрад, что впору бы обосноваться в мусорном бачке. Упаси Рогатый, начнет сопереживать. Во-вторых. Иногда снилось всякое. А иногда, когда хотелось спрятаться от реальности, Дима вспоминал… ну короче. Он перевернулся на другой бок, на котором менее стыдно, и почувствовал начинающийся жар. Тело впервые за месяц смогло расслабиться и требовало внимания. Как плохо. Как хотелось жить прежней жизнью. Унылой, но привычной. Пережитое не сделало его сильнее, нисколько. Просто пробесоебило. Так пусть все будет как раньше. Как прежде. Французские чипсы… И проспал до ночи, пока не разбудили руки, гладящие по голове против гривы. Дима привычно почувствовал парализующий испуг, но сей раз сумел оттолкнуться так, что чуть не вывихнул плечо. — Да не дергайся ты, — возмущённо прошипела Ира. — Не видишь, я к тебе материнские чувства проявляю? — Ирка, — облегченно выдохнул Дима. Они обнялись, и свеча Иры, левитирующая в воздухе, слегка покачнула огоньком. Ира пахла своими любимыми белыми розами — знакомый запах вдруг показался Диме удушливым, чужеродным. Промелькнула мысль: он не вернётся. Не запрыгнет на поезд. Не будет как раньше. Конец. — Сюда не пускают, — пожаловалась Ира, отстранившись. — Поставили кучу мужиков в форме и ждут, пока ты очухаешься. Еле прокрались. Эмир сейчас их развлекает разговорами о своем будущем справедливом королевстве. — Зачем это понадобилось? — Сенат хочет потрещать с тобой. Так что в твоих интересах подольше быть бледным. Зайчик, — спохватилась Ира, заметив его выражение лица, — это не значит, что надо бледнеть прямо сейчас. — Ира, если что случится, поговори с княжной Агатой, — пролепетал Дима, чувствуя, как спирает дыхание. — Хорошо-хорошо, ложись обратно. — Ира, я не брежу. Сенат не прощает ошибок, особенно своих. Если захотят избавиться от меня, скажи Агате, ты поняла? Ира нахмурила брови, но, увидев необычайное волнение Димы, цокнула языком: — Побазарю я с твоими бабами, ложись. Дима обессиленно упал на подушку. — Я больше не могу бояться, — прошептал он. — Не могу. Шаст сказал, что пройдет. Оно не проходит. У меня сердце стучит всё сильнее, скоро ебнется. Дима не ожидал ответа. Его никогда не успокаивали, в Йоле не принято успокаивать. И Ира промолчала, только крепче обхватив его запястье. — Ты подстриглась, — перевел тему Дима. Волосы Ира забрала в маленький хвостик, а передние прядки оставила аккуратными кудряшками в обрамлении лица. Она стала старше. Или грустнее. — А ты поседел. Дима изумленно приподнял брови, и Ира прикусила язык. Но было поздно. Она щелкнула пальцами, призывая карманное зеркальце. Дима схватил его, широко раскрыв глаза. Рогатый, не смотрел бы лучше. Мало того, что волосы приобрели благородный оттенок плесени, так ещё и морда стала бледнее самогона Шизы. — Ира-а, — простонал Дима, выкидывая зеркальце в сторону. Зеркальце перекрутилось в воздухе и обижено отплыло подальше. — Ира, я же теперь… — …выглядишь как кикимора болотная, — любезно подсказала Ира. — Так выглядят все, кто усыпляет друзей. Двигай задницей, подепрессую с тобой пять минуточек. Ира улеглась, Дима отвернулся от неё. Глаза предательски слезились и подбородок дрожал, как в детстве, когда старшие отбирали еду в столовке. Он крепко сжал губы и зажмурился, стараясь не издавать судорожных вздохов. Не будет ничего как прежде. И он не вернётся.~•~
Теперь Дима важная шишка. Суровые сенаторские оборотни дежурили возле больнички круглосуточно, не подпуская посетителей и любопытных младшекурсников. Сам Дима однажды попытался выскользнуть — больничный больничным, дела не ждут — но его, как нашкодившего кота, отловили и за шкирку кинули медичке. Сенат не беспокоится, что Дима жив. Сенат в истерике. Так что он намерен самолично, без свидетелей заткнуть ему рот. Поэтому, когда входные двери громко распахнулись, Дима выронил ложку с кашей. А увидев, что вошли Антон и Арсений, даже забыл испугаться. — А-э-э… — глубокомысленно выдавил он. — Как вы… — Взятка, — ответил Арсений. — Через пару минут сюда придут солидные дядьки и будут учить нас уму разуму. Я сказал, что Антон потерпевшая сторона, а я — адвокат. Почему все считают, что вампиры учатся только на юристов? Здравствуй, мышь. Арсений улыбнулся ему. Дима старался бодриться, но наблюдательный Арсений беззастенчиво оглядел его поседевшие волосы, круги под глазами и неудовлетворительно покачал головой. Гадина. Мог бы и пропустить этот момент. — Я подпортил твой прекрасный лик, — с наигранным сожалением произнес Дима, разглядывая фингал Арсения. — Раны украшают мужчин, — пробормотал тот. Диму позабавила его скисшая морда. Один-один. Раздался шум упавшего железа. Дима с Арсением одновременно поморщились, обернувшись к Антону. Со второго раза Антон поставил лоток для инструментов на место и потрогал покрасневшие уши. Арсений кашлянул: — Посмотрю, не пришли ли сенаторы. Он направился к выходу, оставляя парней наедине. Тактичности ему не занимать. Дима поднял голову, и они с Антоном соприкоснулись взглядами. Ненадолго, Дима сразу в тарелку уткнулся. Будь он здоровым, они бы посоревновались в переглядках, но теперь Дима переживал, что выглядит беспомощным и пахнет беспомощностью, и не хотел видеть отражение своей беспомощности на таком же беспомощном лице Шаста. — Ну вот, — пробормотал Антон, — опять с тобой комнату делить. Дима глянул на него исподлобья. — И вещи, — дополнил он. Когда Антон непонятливо нахмурился, он пояснил: — Наверняка мои шмотки раздербанили. Традиции интерната. — Мы с Эмиром выкрали их обратно. Но можешь не сдерживать себя и взять наконец мою футболку с «интером». — Никогда. Антон слабо улыбнулся, почесав затылок. Дима не хотел двигаться, слегка подташнивало от нормальной еды, поэтому Антон присел на соседнюю койку и наклонился, чтобы быть на одном уровне. Тихонько втянул носом воздух. Коротко глянул на поседевшие волосы. Закусил губу. Дима много хотел сказать, но ничего не говорил. Антон тоже молчал. Потому что сказать нечего. — Хочешь? — предложил он наконец, кивком указывая на их руки. — Не могу, — с сожалением сказал Дима. — Медичка поймет, что я чужую энергию жрал. Она даже мои горшочки с геранью отказывается приносить. — Она толковая тётенька, плохого не сделает. — Разве хорошо держать долгожданных гостей взаперти и кормить манкой? — пробубнил Дима, показательно приподнимая тарелку. — Будто я больной. Антон склонил голову. Дима сумел распознать его молчание. — Меня не насиловали и не били. Только с башкой проблемы. Мне типа… страшно. Постоянно. Дима с надеждой посмотрел на Антона. Тот понимающе покивал и попытался придумать достойный ответ. — Башка твоя привыкла выживать, ей сложно перенастроиться, — уверенно заявил он. — Но, наверное, ты прав. Организм требует горшочков, надо горшочков. Энергию от растений набрать, да? Хочешь, хмель твой поганый оторву и принесу? Он пиздит меня каждый раз, когда я опаздываю, то есть каждый день, куда вообще? И в учебу надо возвращаться. Короче, выписывайся по-быренькому и дуй на учёбу. — Такой ты добрый, обосраться. — Там Гоша в рейтингах по оценкам выше тебя поднялся. — Понял. Дима напыжился, словно пытался выздороветь силой мысли, и Антон облегчённо рассмеялся. Дима тоже улыбнулся. Антон выглядел измученным, не спавшим и не жравшим. Обоим бы в горшочки мордой уткнуться, но этого ещё далеко. Вдруг Арсений вприпрыжку добежал до них, левой рукой поправил волосы Антона, правой — спрятал кашу Димы в тумбочку. И только тогда бросил: — Приготовьтесь. Диме в желудок влился нервный кипяток, как перед выходом на сцену. Он всё-таки схватил руку Антона и сосредоточился, втягивая отрицательную энергию. Да, медичка отпиздит, но дело уже сделано. С неожиданной силой по крови потекла чужие взбудораженность и вина. Дима вскинул взгляд на Антона, но отвернулся. Ладно, с этим они разберутся позже. Стоило Диме убрать руку, в больничное крыло вошли Мария Александровна и двое мужчин в шелковых мантиях. Мария Александровна шла размашистым шагом статной женщины, сенаторы даже не пытались ее нагнать. Возле входа они оставили двоих охранников крепкого телосложения — скорее всего, тоже оборотней. — Что тут делают эти юнцы? — хмуро спросил мужчина пониже, спуская очки на кончик носа. — Мы же приказывали оставить Дмитрия одного. Мария Александровна не подала виду, что сама удивлена. — Академия Сенату не подвластна, — отрезала она. — Мы и без того пошли на большие уступки, разрешив увидеться с больным вне суда. — Не вам диктовать условия, госпожа. — Не вам указывать, — Мария Александровна развернулась, и ее мантия закружилась змеёй возле ног. — Это мои воспитанники и моя академия. Тронете кого-то без веских доказательств, я превращу вас в жаб и поселю в местном болотце! Дима с теплом посмотрел на Марию Александровну. Она не предотвратила изгнание, но помогла его вытерпеть. Дима обязан ей жизнью. Мужчина в очках шагнул вперёд, и Дима против воли дёрнулся назад. Сердце опять забилось как бешеное. — Вы понимаете, что говорите? — блеснул он очками. — У вас силенок не хватит. — А у вас прав, — Антон встал и загородил проход. — Если Сенат их учитывает. Все слегка удивились этой выходке, поэтому застыли, ожидая дальнейших действий. Арсений сообразил раньше всех и подошёл ближе, чтобы тронуть Антона за плечо. — Господа, — белозубо улыбнулся он. — Ситуация напряжённая, мы все взволнованы. Может, познакомимся поближе? Антон, перед тобой Моисей, уважаемый член Сената. Антон прошёлся по нему недоверчивым взглядом. Арсений кивнул мужчине повыше, словно знал его всю жизнь. — А это Казимир. Так сказать, голова Сената. Дима не сдержался и хрюкнул над подъебкой Арсения. Сенаторы повернулись к нему. — Вы наняли себе сторожевых псов? — подал голос второй мужчина. В его старческой внешности выделялись только бесцветные, излишне светлые глаза. Солнечный луч проникал в них и отражался почти без искажений. Так, по крайней мере, казалось Диме. Снова устав от бесконечного света, он прикрыл глаза. — Как и вы, — он кивнул в сторону охранников. — Мы оба не знаем, как пройдет допрос. — Мы не собираемся вас допрашивать, — голос, лишенный эмоций, гармонировал с бесцветием глаз. — Напротив, мы пришли помочь. Колдовской Верховный Суд постановил, что в данной ситуации виноваты обе стороны. Чтобы установить компромисс, мы предлагаем вам возможность. Внутри Димы что-то упало и покатилось в дальний угол. Хотелось броситься в лес, в огород, в теплицы. Как там помидоры? Завяли ли, живы ли? Он приоткрыл глаза, чтобы видеть свою незавидную участь. Тогда Казимир щёлкнул пальцами, материализуя бутылек с прозрачной жидкостью. — Это зелье забвения, — ровно пояснил он, обращаясь к Арсению и Антону. — Мы знаем, Дмитрию тяжело далось испытание. Забвение поможет забыть ужасы, которые Дмитрий пережил на своем жизненном пути. Антон тяжело выдохнул, стараясь собраться с духом: — Ваше расследование, может быть, и завершено. Но суд оборотней тоже существует. По нашим законам вожака судит преемник. Наш процесс не завершен, и вы не имеете права поить фигнёй наших потерпевших! — А вы — тот самый преемник? — Моисей оглядел Антона с головы до пят. — Но вы не прошли обряд посвящения. Официально вы значитесь лишь рядовым оборотнем и никаких прав не имеете. — Разумеется, — подала голос Мария Александровна. — Мы проведем инициацию в следующее полнолуние. Торопиться некуда, поскольку Виктор сейчас в коме. — Прошу прощения? — Трижды ударился башкой об стену темницы. Троекратное «ура» вашему появлению, — съязвил Антон. Дима на секундочку почувствовал прилив сил. Дерзость Антона, прорезавшаяся, как зубки ребенка, заставила сенаторов сжать челюсти. Но он быстро смахнул с себя наваждение и посмотрел правде в бесстыжие глаза — если Антон продолжит ёрничать, ему тоже пропишут парочку зелий. Вероятно, после них он окажется в койке рядом. — Так вы следите за узниками?.. — продолжали причитать сенаторы, пока он размышлял. — Какое горе, единичный случай, ну надо же, — безэмоционально отвечала Мария Александровна. — Мы непременно исправимся. Но, раз вопрос решен… — Нет, не решен, госпожа! Мы будем разговаривать с директором! Где он, кстати? — Умер две тысячи лет назад. Просил не беспокоить. Собрав остатки сил, Дима протянул руку: — Давайте сюда. Моисей, не будь дураком, быстро впихнул бутылек ему и протараторил: — Зелье подействует в течение дня. Вы забудете ровно то время, которое провели за туманом. Воспоминания до изгнания останутся, потому что это материал дела, — Моисей глянул на Антона. Антон открыл рот, чтобы воскликнуть, но Арсений придержал его за руку и коротко помотал головой. Дима не заметил этого. Он со страхом смотрел на прозрачную жидкость. Как бы тяжело ни было, он не хотел забывать прожитое. Прожитых. Но вдруг забвение поможет ему вернуться? Откупорив бутылочку, он разом выпил содержимое. Присутствующие уставились на него так, словно он должен был превратиться в единорога. Казимир слегка дёрнул бровью. — Благодарим вас за благоразумие. Дима отвернулся. Больше не хотелось никого видеть, слышать, чувствовать. На него вдруг накатило такое отчаяние, такая слабость, что даже захотелось обратно в туман. Краем глаза он видел, как Мария Александровна сочувствующе поджала губы. Она строго посмотрела на мужчин: — Я провожу вас к директору. Сенаторы скептически оглядели Диму, однако тот выглядел слишком сонным для расспросов. С хлопком входных дверей с Антона слетела сдержанность. Он развернулся на пятках и в ужасе поглядел на Диму. — Ты баклан или куда?! — в сердцах бросил он, разведя руки в стороны. Явно старался не повышать голос, но вопрос прозвучал с наездом. — Ты башкой подумал, а если оно отравлено?! — Что значит «если»? — хмыкнул Дима и поставил бутылек на тумбочку. Антон перевел взгляд на Арсения. Тот пожал плечами. Антон охнул и выругался. — Какого ебанного ангела ты меня остановил, если сам не бум-бум?! Арсений презрительно фыркнул. — Если ты не заметил, Антон, — он выделил последнее слово с особым вампирским ублюдством, — он все продумывает на два шага вперёд. Мне остаётся только подыгрывать. — Поз, скажи, что ты продумал все на два шага вперёд! — Я продумал все на два шага вперед. Не мельтеши, усади жопу. Антон плюхнулся на соседнюю койку, расставив ноги. Хмуро кивнул, предлагая продолжить. — Мои люди подменили зелье на воду, — слабо произнёс Дима. Пылкая энергия Антона требовала подпитки, и он неосознанно подпитывался Димой. — По крайней мере, таков договор. Даже если они подведут, я вел дневник. Там записаны ключевые слова для заклятия памяти. — Погоди-погоди, что? То есть ты знал, что они так поступят? — Я владею информацией, которая может разрушить их жизни. Они не могут меня убить или увезти, тем более в период выборов. Остаётся один выход. Антон поглядел в тумбочку. А затем его озарило, и он поднял голову: — Тебя ведь обыскивали, дневника не нашли. Где он сейчас? — У Ивара. Антон от удивления растерял боевой запал, и брови его поползли вверх. — Чё? Но ведь вы враждуете… — Ага. Поэтому никто не станет искать дневник у него. Рот Антона слегка приоткрылся, и Дима самодовольно усмехнулся: — Неплохо, да? По чесноку, идею с Иваром Ирка придумала. Я-то думал Грише отдать, но с Иваром проще расплатиться… — Не допускаешь мысли, что можешь так и не вспомнить события? — поинтересовался Арсений. — Лазейки есть всегда, — спокойно ответил Дима и поглядел Арсению в глаза. — Вопрос в том, захочешь ли ты вспомнить. Арсению почему-то захотелось обидеться, и он не отказал себе в этом удовольствии, отвернувшись к окну. В последнее время вывести его из равновесия могло любое слово. Антон покрутил кольца: — Почему все придумывают гениальные планы без меня? — пробурчал он. Дима промолчал. Он много чего хотел сказать, но у него заканчивались силы на жизнь. Закрыв глаза, он задышал медленнее, пытаясь справиться с тошнотворной слабостью. — Посидите со мной, пока я не усну. Не оставляйте меня со мной. Вдруг я все же ошибся. Антон зажмурился и сложил брови домиком, словно прячась от проблемы. Арсений вздохнул, продолжая наблюдать за хмурым пейзажем. Туман как будто стал больше, чем неделю назад, гуще, темнее…