***
– Вот пицца, которую ты просила, принцесса, – улыбнулся отец, оставляя на кухонном столе три картонных коробки, приятно пахнущих плавленым сыром. – Спасибо. – Ты помнишь про наши правила? – Да, конечно, – Хиджин закатила глаза. – Никакого алкоголя, сигарет, травки. – А ещё? – Никаких поцелуев. – И? – Ты серьёзно хочешь, чтобы я это сказала? – Да, – кивнул отец. – Презервативы в верхнем ящике стола в прихожей на первом этаже и в ящике в ванной на втором, – Хиджин скрестила руки на груди. – Ну, я сдала экзамен? Ты доволен? Губы папы растянулись в улыбке. Он подошёл ближе, прижимая дочь к себе, зарылся пальцами в длинные волосы. Он всегда обнимал Хиджин так, когда уходил. Сперва, когда она была маленькой, чтобы показать, что всё в порядке, что скоро папа снова будет дома, и они обязательно поиграют во что-нибудь. Потом, когда мама попала в больницу, чтобы немного отвлечь её от переживаний. Он пытался сказать: «Всё в порядке, милая, я рядом. Я всегда буду с тобой». И даже если Хиджин это иногда раздражало, она никогда не отказывала ему в этих объятиях. – Я просто шучу, принцесса. Я знаю, что ты можешь отвечать за свои поступки, и если ты хочешь пить, делай это, но всегда знай меру. И если ты хочешь побыть с кем-нибудь, то просто не забывай о контрацепции. – Ты говоришь мне об этом каждый раз. – Потому что я помню себя в твоём возрасте, и как только мои родители уходили достаточно надолго, я напивался так, что не понимал, что делаю. Знаешь, я до сих пор не понимаю, как пережил первый год в колледже и не вылетел, учитывая, что я пил почти каждый день. – Я не собираюсь пить, пап! Это просто обычная дружеская встреча. Мы порепетируем, может, напишем что-нибудь новое, а потом поужинаем и посмотрим какой-нибудь фильм. – Возьмите что-нибудь из моей коллекции, – улыбнулся отец. – Вряд ли они любят такое старьё. – Эй! – Он в шутку щёлкнул дочь по лбу, чтобы после мягко погладить по волосам. – Это классика. – Ага… иди, ты уже опаздываешь. – Точно! Спасибо, принцесса. И будь осторожнее. – Да-да, обязательно. Удачи на работе! Джинсоль и Хёнджин появились около её двери примерно через час. Поздоровавшись, они вошли в подвал, где уже стояли подключённые к колонкам инструменты. Ещё до переезда папа сказал, что отдаёт эту комнату ей и даже не будет входить туда, не спросив у дочери разрешения, поэтому она украсила эту комнату в собственном стиле. В углу были свалены мольберты, в шкафу у двери стояли краски, кисти и карандаши, – всё, что нужно для рисования. У небольшого окна под самым потолком стоял стол, заваленный тетрадями и канцелярскими принадлежностями. – Выглядит круто, – хмыкнула Хёнджин, указывая на рисунки на стенах. – Ты сама это сделала? – Да, – смущённо призналась Хиджин, чувствуя, как медленно поднимается самооценка. Она потратила почти неделю, чтобы прорисовать каждую деталь. На первый взгляд стена казалась просто залитой краской, но чем пристальнее вглядывался человек, тем яснее становились другие объекты: глаза, лица, фигуры, щупальца. Папа говорил, что стены подвала напоминали ему порталы в другие измерения или внеземных существ из книг Лавкрафта. – Ты потрясающе рисуешь, – улыбнулась Джинсоль. – С-спасибо. Ну… эм… может начнём играть? – Конечно. В следующую секунду у Хиджин перехватило дыхание. Хёнджин стянула куртку, оставаясь только в майке, и встала за синтезатор. Длинные пальцы прошлись по клавишам. Ох, Чон не хотела думать, что эта девушка могла сделать с ней этими пальцами, но мысли сами собой вползали в голову. Она хотела, чтобы Хёнджин стянула с неё футболку, расстегнула пуговицы на джинсах, прошлась кончиками пальцев по груди, сжимая её. «Я не должна думать об этом,» – Хиджин сжала пальцы в кулаки, пытаясь сдержать поток возбуждения. – «Мы должны играть. Нужно сосредоточиться на репетиции». Хёнджин не соврала, когда сказала, что талантлива. Её пальцы бегали по клавишам, идеально попадая в ритм барабанов Джинсоль. И она хороша в бэк-вокале, потому что Хиджин готова поклясться, что за последние четыре года ни раз ни один другой голос не сочетался с её так идеально, как голос Ким. Джинсоль, кажется, тоже впечатлена, потому что после репетиции она едва не роняет подругу на пол, беспорядочно целуя её в лоб и щёки. – Чёрт возьми! – Ругнулась Хёнджин. – Отстань! Я серьёзно… Отстань от меня! Клянусь Богом, ты щенок, а не человек… – Я просто очень тебя люблю. – Тогда облизывай свою девушку, а не меня, – она поморщилась, касаясь липких следов блеска для губ. – Вся в этом дерьме. Можно воспользоваться ванной? – Да, первый этаж, вторая дверь слева. – Спасибо. – Помочь тебе убрать инструменты? – Спросила Джинсоль. – Да, пожалуйста. Когда они поднялись наверх, Джинсоль почти сразу обратила внимания на коллекцию отца. Кассеты, спрятанные в специальные коробочки, в алфавитном порядке стояли в прозрачном шкафу. Его окружали афиши фильмов 50-ых, которые достались папе от старого знакомого, такого же фаната. «В джазе только девушки», «Римские каникулы», «12 разгневанных мужчин», «Бунтарь без причины» висели в ряд, словно иконы, и со стороны больше напоминали очень странный алтарь. – Тебе нравятся 50-ые? – Нет, это фильмы папы. Он большой фанат кинематографа того времени. Особенно Одри Хепберн. – У него есть вкус, – улыбнулась Джинсоль. – Из всех актёров того времени я знаю только её и Джеймса Дина. – Сложно не знать легенду, – ответила Хёнджин, подходя к ним. – Хотя в 50-ые было много талантливых актёров. Пол Ньюман, Гэри Купер, Марлон Брандо. Просто никто из них не был таким символом бунта, как Джеймс Дин. – Звучит так, будто ты фанатка, – сказала Хиджин. – Совсем немного. Просто… не знаю, он мне интересен. Наверное, это «связь проблемных детей» или что-то в этом духе. Или, может, мне просто нравится концепция «Живи быстро, умри молодым». Она сказала это словно шутку, но сердце Хиджин сжалось. Рука сама собой потянулась к руке Хёнджин, но вдруг остановилась. Могла ли она к ней прикасаться? Да, ей нравилась Ким, но что, если это было невзаимно? Что, если Хёнджин уже любила кого-нибудь? Джинсоль? Или Суён? Или даже Хеджу? Их отношения казались достаточно тёплыми для такого сдержанного человека, как Хёнджин. – Перестань, – Джинсоль пристально посмотрела ей в глаза. – Прости, я… чёрт, я иногда бываю чересчур драматичной и не думаю, о чём говорю. – Иногда? – Переспросила Джинсоль. От удара её спас только телефонный звонок. Она с улыбкой посмотрела на ряд красных сердечек на экране новенького айфон и, смущённо извиняясь, скрылась за дверью на кухню. Хёнджин только закатила глаза. – Она стала такой невыносимой, когда сошлась с Чонын. – Чонын тебе не нравится? – Нахмурилась Хиджин. – Нравится, и она делает Джинсоль счастливой, но иногда меня раздражает эта вечная болтовня о том, какой милой была её девушка сегодня, и что ей подарила, и куда они пошли на свидание. В такие моменты всегда чувствуешь себя неловко, – убедившись, что Джинсоль не подслушивает, Хёнджин наклонилась к самому её уху и прошептала: – Не говори ей, но, кажется, я совсем немного завидую. Типа… чёрт, приятно, когда о тебе так заботятся. Хиджин неожиданно забыла, как дышать. Она стояла так близко, почти прикасаясь губами к коже, а её аромат сводил с ума. Это была странная смесь морской соли, чего-то цветочного, наверное, из машины Джинсоль, и тяжёлого сигаретного дыма. Сердце забилось беспорядочно-часто. Что делать? Улыбнуться? Пошутить? Сказать, что ей тоже хочется быть с кем-то (конкретно с некой Ким Хёнджин из баскетбольной команды)? – Наверное. Я всегда хотела встречаться с кем-то типа моего отца. – Звучит очень по-извращенски, – ухмыльнулась Хёнджин. – Не в этом смысле! Просто… понимаешь, они с мамой всегда были идеальной парой, такой, как в фильмах. Встретились на втором курсе колледжа, всю жизнь провели вместе. Он дарил ей цветы без повода, помогал по дому, водил на свидания, и он никогда не повышал на неё голос, даже когда она стала капризной из-за болезни. Он самый идеальный муж и отец из всех, которых я когда-либо встречала. – Мой никогда таким не был, – пробормотала Хёнджин, а потом резко выпрямилась, будто вспомнив что-то. – Прости, речь не обо мне. – Нет, всё в порядке. Можешь рассказать мне, если хочешь. Я никому не скажу, обещаю. – Не то, чтобы это какая-нибудь большая тайна. Мои родители, если их можно так назвать, поженились сразу после выпускного. Не знаю, любили ли они друг друга или это было просто потому, что мама уже тогда была беременна мной, но через неделю после свадьбы отец уехал служить по контракту в форт Катрина, Огайо. Мама жила со своими родителями в том доме, где сейчас живём мы, и всё было хорошо, – бабушка и дедушка любили её и меня, и у них были грандиозные планы на будущее. Они хотели проводить меня в колледж, произнести речь на моей свадьбе, встретить своих правнуков, но… Не получилось. После двух лет службы отца отправили служить в Ирак. Он и раньше был чокнутым, есть целый список его правонарушений, но там окончательно свихнулся. Если я правильно помню, он ехал со своим отрядом к базе, когда их обстреляли. Они смогли отбиться, но слишком поздно заметили, что машина повреждена слишком сильно. Она взорвалась. Пятеро из десяти погибло, а он отделался контузией, порванной барабанной перепонкой в левом ухе и ранением куда-то под колено. Этого было достаточно, чтобы его комиссовали. Когда он вернулся… – она сжала губы, словно не знала, стоит ли продолжать. – Мы с мамой уже были одни, запертые в этом городе как в тюрьме, а он стал надзирателем. Он не мог обходиться без оружия, поэтому устроился егерем в заповедник. Понимаешь, ему нравится ходить с оружием, ему нравится стрелять, ему нравится знать, что он может просто выстрелить в кого-нибудь и ничего за это не получить. Потому что он ветеран, он был ранен в бою, отдал здоровье своей Родине. И он хороший парень! – Хиджин взяла её за руку, и голос Хёнджин стал немного тише. – Он дружит с местными копами, часто пьёт с ними, помогает ловить браконьеров. Для них он герой. – Твоя мама… – Жива, – кивнула Ким. – Она уехала пару лет назад. Сбежала с каким-то приезжим. Обещала, что заберёт меня, но пропала. Так, изредка присылает открытки из разных городов, чтобы ни он, ни я не подали в полицию. – Сука… – Сука, – согласилась Хёнджин, прижимаясь затылком к холодной стене гостиной. – Но на её месте я поступила бы также. Хиджин заметила, как рука Ким потянулась к карману джинс, чтобы достать пачку сигарет, но замерла на полпути. В глазах скапливались слёзы, но она из последних сил не позволяла им капать. Взгляды встретились, и Чон почувствовала, как кончики пальцев девушки напротив осторожно прошлись по краю её футболки, как будто она хотела притянуть её к себе, но у неё просто не было сил. – Не бей меня, пожалуйста… – Что? В следующую секунду Хиджин прижала её к себе, обнимая руками крепкие плечи. Так в детстве делала мама, когда Хиджин прибегала домой в слезах из-за разбитой коленки, так делал папа, когда она плакала из-за того, что не справлялась с домашним заданием, так сейчас делала она, когда Хёнджин с трудом сдерживала слёзы. Чон не знала, правильно ли это с психологической точки зрения, но так подсказывало её сердце, а она привыкла ему доверять. – Я сейчас разрыдаюсь, – прошептала Ким, цепляясь пальцами за талию Хиджин. – Ничего страшного. – Я не могу… – Всё в порядке, я никому не расскажу. Это останется только между нами, обещаю. Ты можешь плакать, это нормально, это твои эмоции. – Я… я… я так ненавижу их всех… Это было последнее, что она сказала перед тем, как уткнуться в плечо Хиджин и безмолвно разрыдаться.***
Когда Хиджин проснулась, ни Хёнджин, ни Джинсоль уже не было рядом, но на её столе лежала чёрная кепка с кроваво-красной эмблемой «Сhicago Bulls» в центре. Папа уже вернулся домой, потому что она слышала из кухни фальшивое, но очень душевное пение и чувствовала приятный аромат фирменных вафель. – С добрым утром, – сказала она, поцеловав его в щёку. – С добрым, принцесса. Вчера кто-то из твоих гостей оставил на кухне кепку. Я отнёс её к тебе в комнату, когда вернулся, чтобы потом не забыть передать. – Да, это Хён… Чёрт… – Снова этот таинственный Хён… – рассмеялся папа, шутливо играя бровями. – И когда я наконец смогу увидеть того человека, который так быстро украл сердце моей единственной дочери? – Ты слушаешь слишком много «Backstreet Boys», – сказала Хиджин, закатив глаза, но её щёки покраснели. – Эй, это просто шутка. Я знаю, что ты познакомишь нас тогда, когда посчитаешь нужным. Я полностью доверяю тебе в этом вопросе, потому что ты уже взрослая и самостоятельная девушка. В конце концов на следующий год ты, если захочешь, поступишь в колледж и в любом случае начнёшь жить по своим правилам. – П-правда? – Конечно, – он улыбнулся. – К тому же я не хочу, чтобы ты потом описывала меня как вечно брюзжащего тирана, который запрещал тебе выходить из дома после девяти вечера. Пусть люди думают, что я был крутым отцом. Типа… «Йоу»… – когда Хиджин поморщилась, он закрыл лицо руками. – Я выглядел ужасно, да? – Мягко сказано. Просто не делай так больше, хорошо? – Не быть мне крутым отцом… Обильно полив вафли сиропом, отец поставил их перед Хиджин и сел напротив. – Могу я сказать кое-что очень личное, принцесса? – Конечно. – Я очень переживал, что ты не сможешь приспособиться к новому городу. Это так не похоже на то, где мы жили раньше. Я боялся, что ты просто почувствуешь себя лишней, и сейчас безумно рад, что ошибся. Я люблю тебя. – Я тоже тебя люблю.***
Прошло ровно двадцать четыре часа с тех пор, как Хёнджин (ну, и Джинсоль) ушла из дома Хиджин, забыв на кухне кепку. Она вышла на связь примерно в одиннадцать утра, сказала, что в шесть Джинсоль очень сильно захотелось увидеть свою девушку, и так как Ким не хотела возвращаться домой пешком, то решила поехать с ней. Хоть ей и не очень сильно нравилась идея сбегать, не попрощавшись с Хиджин.«Я заглажу свою вину…»
Вот, что она написала, заставив Ким весь день думать о том, что, чёрт возьми, эта девушка имела в виду. Когда у Хиджин появилось двадцать свободных минут, она вышла на задний двор школы. Хёнджин была там вместе с Джинсоль и Чонын, которые, кажется, были больше заинтересованы друг другом, чем окружающим миром. – И так весь последний день, – хмыкнула Ким, когда Джинсоль мягко поцеловала свою девушку в щёку. – Завидуй молча. – Было бы чему. Надеюсь, ты пришла, чтобы спасти меня? – Я хотела вернуть кепку. Глаза Хёнджин смотрели на Хиджин с долей игривости. Улыбнувшись, она забрала кепку из её рук и согнула ноги в шутливом неуклюжем реверансе. – Не платок, конечно, но всё равно спасибо, мой рыцарь. Как прошло воскресенье? – Ничего особенного. Мороженое и «Гарри Поттер». – Идеальное сочетание, – улыбнулась Хёнджин. – Когда я предложила устроить марафон «Гарри Поттера», ты назвала меня ботаником! – Возмутилась Джинсоль, но тут же замолчала, почувствовав нежное прикосновение губ Чонын к чувствительной коже за ухом. – Ты не такая симпатичная, как Хиджин. На секунду сердце Чон будто бы остановилось. – Ты думаешь, что я симпатичная? – Конечно, – хмыкнула Хёнджин. – Как и каждый второй в этой школе. Тебя это смущает? – Нет… Нет! Щёки Хиджин вспыхнули. Это происходило на самом деле… девушка, которая ей нравилась, считала её симпатичной! Внезапно ей захотелось закричать от счастья, но она вовремя взяла себя в руки, и просто улыбнулась. – Ты тоже симпатичная. – Я знаю. Краем глаза Хиджин заметила, как широко заулыбалась Джинсоль, но промолчала. То, что они считали друг друга симпатичными, могло ничего не значить. Девочки из её старой школы часто делали друг другу комплименты и при этом не были ни лесбиянками, ни би или пансексуалками. Может, Хёнджин просто пыталась быть вежливой. Или хотела подшутить над Джинсоль. Или просто таким образом благодарила за возвращённую бейсболку. Или ещё миллион других возможных вариантов. – Кстати, Хёнджин, – пробормотала Джинсоль, крепче обнимая Чонын. – Я сегодня буду занята. Ну, весь вечер, и не смогу отвезти тебя домой. – Всё в порядке, дойду пешком. – Подожди, – Хиджин осторожно коснулась её плеча. – Нам ведь по пути, верно? Давай я тебя подвезу? – Было бы круто. Спасибо, Хиджин. – Всегда пожалуйста.***
Хиджин никогда не любила подглядывать и подслушивать, но не услышать этих двоих было просто невозможно. Джиу и её парень целовались прямо на парковке, всего в паре шагов, от машины самой Чон. Наверное, он приехал забрать её, но слегка увлёкся… хм… приветствием. – Я люблю тебя, – шептал он, скользя поцелуями по её коже. – Я безумно тебя люблю. Джиу крепко сжимала его плечи, будто хотела оттолкнуть, но никак не решалась. – Мне очень понравилось, что ты так часто писала мне в последние дни. Я думал, ты злилась на меня. – За что, милый? – Даже ребёнок смог бы отличить этот фальшиво-милый тон от настоящего, но этот парень, наверное, был слишком возбуждён. – Не знаю. Может, у тебя были особые дни? Хиджин заметила, как после этих слов на лице Хёнджин появилась гримаса отвращения. Она выругалась себе под нос и потянула Чон к машине. – Я сделаю тебя самой счастливой женщиной на земле, когда мы поженимся. – Можешь сделать меня самой счастливой женщиной на земле и наконец отойти, – громко сказала Хёнджин, заставив их обоих вздрогнуть. – Эй, мисс чирлидер, разве поцелуи на парковке это не нарушение правил? – С каких пор ты следишь за правилами? – С тех пор, как моя лучшая подруга начала встречаться с вице-президентом Ученического Совета. Ким Чонын. Может, ты слышала о ней? Джиу нахмурилась, но всё-таки отошла в сторону. Хёнджин натянуто улыбнулась, поправив съехавшую на глаза бейсболку, и села в машину. – Тебе бы тоже научиться соблюдать правила, Ким Хёнджин. – Ну, не я их сегодня нарушила. Удачно добраться домой, мисс чирлидер. Только когда «Тойота» Хиджин выехала с парковки, она откинулась на сидение и выдохнула: – Чёртова лицемерка. – П-почему? – Она не любит этого парня. По правде говоря, я уверена, что она трахается с кем-то другим, но никогда не скажет об этом, потому что тогда её папочка выставит её из дома. Я понимаю, что это не моё дело, но меня просто чертовски бесит, когда она читает морали нам, пока тайно изменяет своему парню. – Но ты ведь не знаешь наверняка, – пожала плечами Хиджин. – Даже если бы и знала, никому не сказала. Она, конечно, редкая сука, но всё-таки не заслуживает того, что с ней могут сделать. Я говорю тебе, потому что уверена, что это останется только между нами, как и… ну… тот случай. – Да… да, обязательно. Чон как раз свернула на дорогу, ведущую к дому, когда на экране телефона появился номер отца и их общая фотография. Хиджин поднесла его к уху. – Привет, принцесса, – голос папы был уставшим. – Прости, что беспокою тебя, но я только что закончил тяжёлую операцию и не уверен, что смогу вести машину. Может, ты заберёшь меня, если не занята? – Да… да, конечно. – Жду. Хёнджин заинтересованно посмотрела на Хиджин. – Папа, – объяснила Чон, улыбаясь. – У него была экстренная операция в конце смены, так что он не уверен, что может сесть за руль. Не против, если мы заберём его? – Это твоя машина, – пожала плечами Ким. – А ты мой пассажир. – Я не против. Разумеется, – когда они свернули на узкую дорогу, ведущую к госпиталю, Хёнджин спросила: – Он хирург? – Да, – с гордостью ответила Хиджин. Папа выглядел очень уставшим, но всё равно улыбался. Кажется, он не удивился, увидев рядом с дочерью ещё одну девушку, только дружелюбно протянул ей руку для приветствия. Хиджин надеялась, что всё обошлось, но взгляд отца внезапно зацепился за бейсболку, а губы растянулись в улыбке. – Вы подруга Хиджин, верно? – Улыбнулся он, бережно сжимая ладонь Ким в своей. – Да, сэр. Ким Хёнджин. – Хён-джин, – повторил папа, особенно выделяя первый слог. – Очень красивое имя. – Спасибо, сэр. Хиджин почувствовала, как тепло подступило к щекам, и попыталась сосредоточиться на дороге. Она знала, что он не будет говорить об этом, пока дочь не покажет, что готова, но всё равно волновалась. Что, если папа рассердится из-за того, что ей нравится девушка? Что, если он всегда ждал от неё чего-то другого? Он всегда спокойно относился к ЛГБТ, но люди обычно равнодушны к тому, что их не касается. – Высади меня у тропинки, пожалуйста, – сказала Хёнджин. – Ты уверена? – Да, я хочу немного прогуляться. Ещё раз спасибо за то, что подвезла. – Всегда пожалуйста. – Рад был познакомиться, Хёнджин, – улыбнулся отец. – Взаимно, сэр. Как только Ким скрылась за линией деревьев, и Хиджин нажала на газ, папа осторожно коснулся её плеча. – Она выглядит очень крутой. – Я знаю. – Ты хочешь поговорить об этом? – Пока нет, – честно призналась Хиджин. – Я просто… ну… ни в чём не уверена. – Я понимаю, – мягкая улыбка на его лице заставила Хиджин расслабиться. – Просто знай, что я всегда рядом и очень тебя люблю, моя принцесса. – Я тебя тоже, пап.