***
– Эй! По одному только звуку его голоса Хёнджин поняла, что влипла в неприятности. Он стоял в дверном проёме её комнаты, – огромный как Бронированный Титан. Бульдожьи челюсти плотно сжаты, в чёрных глазах ничего, кроме ненависти. Кажется, кайф от вчерашней попойки наконец-то сменился похмельем, потому что отец, – если его можно так называть, – то и дело морщился и хватался за голову. – Эй, – равнодушно ответила Хёнджин. – Мне нужны деньги. – Мне тоже. – Ты что, издеваешься надо мной?! – Взревел он. – Нет. Слушай, если бы у меня были деньги, ты бы их нашёл. Ты ведь уже обыскал мою комнату, верно? Даже не глядя на его спину, Хёнджин знала, что всё в её маленькой «личной» комнатке перевёрнуто вверх дном. Когда папаша искал деньги на выпивку для него не существовало ни дверей, ни окон, ни личных границ. Он входил туда, куда хотел и когда хотел, забирал всё, что мог продать или заложить и просто шёл в бар или к другу-перекупщику. Хёнджин было на это плевать. Она давно не хранила дома ничего, кроме старых вещей. – Это! Не! Твоя! Комната! Если ты, маленькая мразь, не забыла, то ты пока живёшь в моём доме! И только моём! Здесь нет ничего твоего! Я могу залить весь дом мочой и блевотиной, и ты не сможешь сказать мне ни единого, блять, слова! – Разве ты этого уже не сделал? – Безэмоционально хмыкнула Хёнджин. Когда он наклонился, она слишком явно почувствовала запах алкоголя. Сильный удар обжёг щёку. Хёнджин упала на пол, чувствуя, как что-то тёплое, металлическое на вкус потекло по губам. Кровь… Этот ублюдок снова разбил ей нос. Удар не был слишком тяжёлым, но его большой палец попал прямо в глаз. – В этот раз как-то слабо, – рассмеялась Ким, и отец, рассвирепев, пнул её сапогом прямо под рёбра. Сейчас, лёжа на полу, Хёнджин чувствовала себя беспомощным щенком. Лицо болело, под рёбрами неприятно ныло, но это ни шло ни в какое сравнение с той злостью, которая, словно лава, кипела в её груди. Надоело быть жертвой, игрушкой для битья. Резко вскочив, она изо всех сил ударила кулаком по его носу, слыша неприятный хруст. Кровь потекла по его лицу вниз, пачкая футболку. Кажется, Хёнджин впервые в жизни понимала охотников, с горящими глазами рассказывающих о том, как они стреляли в свою добычу. Сейчас, стоя перед ним, она чувствовала себя как никогда сильной. Плевать на боль, синяки, кровь. Плевать на всё, кроме того безумного чувства превосходства, сводящего с ума. Она могла его ударить, убить, сделать всё, что угодно. – Маленькая дрянь… – растерянно пробормотал мужчина. С безумной улыбкой Хёнджин изо всех сил пнула его ногой прямо в грудь, заставляя отступить. Она не помнила, как они свалились на пол, но через несколько секунд она уже молотила отца кулаками, пока он из последних сил закрывал руками лицо. Кажется, он успел ударить её ещё несколько раз, но Ким не чувствовала даже боли, настолько опьяняющим был азарт. Влепив ему последнюю пощёчину, она встала и с трудом, шатаясь вышла на улицу. – Я убью тебя! – Кричал мужчина. – Убью! Последнее, что она услышала перед тем, как исчезнуть за стеной деревьев, – звуки выстрелов. Чёрт, этот парень не мог попасть в мишень с пяти метров и на самом деле верил, что сможет пристрелить её, одетую в чёрную одежду, в темноте на расстоянии почти ста? Он был даже большим идиотом, чем Хёнджин думала раньше.***
Хёнджин добралась до дома Джинсоль только к полуночи. Чёрная футболка, разорванная по шву, висела на ней мешком, как и треники, растрёпанные сухими колючками кустов у дома Чон. Мокрые кроссовки неприятно хлюпали, когда она упала на спину в паре метров от крыльца у задней двери. Сейчас место эйфории заняла сводящая с ума боль. Каждая часть тела неприятно ныла. Никогда ещё Хёнджин не хотела умереть так сильно, как сейчас. «Небо сегодня такое красивое,» – думала девушка, сквозь залитые слезами глаза разглядывая сияющие точки. – «Дедушка же учил меня созвездиям… Чёрт, ну хотя бы что-то я должна вспомнить… Давай, ну же! Так, Большая Медведица…» Она скользила взглядом по тёмно-синему полотну неба, выискивая самую большую звезду, когда дверь наконец открылась. Джинсоль с тихим вздохом подбежала к ней, разглядывая окровавленные руки, лицо, одежду. Холодные пальцы прижались к шее, чтобы нащупать пульс. – Расслабься, я жива, – рассмеялась Хёнджин. – Пришла, чтобы попросить влажных салфеток. У тебя не будет пары пачек? Пожалуйста. А, и извини, что без звонка. – Ты чокнутая! Уже сквозь пелену Хёнджин заметила, как на крыльце появилась другая фигура. – Блять… – пробормотала она. – Вызови скорую! – Да, я… – Быстрее, Чонын! Мать твою, столько крови! Чёрт, чёрт, чёрт… Эй, только не теряй сознание! Говори со мной, блять!***
Хёнджин пришла в себя только в больнице. Чонын крепко держала её за руку, пока Джинсоль говорила о чём-то с медсестрой за стойкой регистрации. – Мне нужен номер её страхового полиса. – У неё нет страхового полиса, – ответила Чон, сжимая кулаки до царапин на внутренних сторонах ладоней. – Я всё оплачу прямо сейчас. – Мисс, сумма большая… – Я сказала, что всё оплачу, поэтому, пожалуйста, позовите доктора прямо сейчас и дайте мне грёбаный счёт. – Д-да, мэм. – Ёбаная система здравоохранения, – прорычала Джинсоль, когда медсестра, испуганно прижав к себе блокнот, исчезла за прозрачной дверью одного из кабинетов. – И ты, – Чон ткнула пальцем в Хёнджин. – Пойдёшь в полицию. Завтра же. – Нет… – слабо пробормотала Хёнджин. – Да, чёрт возьми! – Джинсоль, – тёплые ладони Чонын легли на её щёки, лаская их, а губы на секунду прижались к носу. – Пожалуйста, не кричи, ты же видишь, как ей плохо. Вы сможете поговорить позже, когда она начнёт нормально соображать. – Ладно, но с завтрашнего дня она будет жить у меня. И это не обсуждается. И где этот чёртов хирург?! Привычная дрожь била тело Хёнджин. Она знала это чувство. Оно всегда приходило перед болью. Через пять-десять минут всё её тело, начиная со спины, охватил бы невыносимый жар. За последние два года Ким научилась терпеть её, но сейчас у неё просто не было на это сил. – Доктор ждёт, мэм. Санитары отвезут её. – Я сама… – Джинсоль, – Чонын притянула её к себе, крепко обнимая. – Милая, они знают, что с ней делать. Мы должны остаться здесь. Так будет правильно. – Но… – Всё пройдёт хорошо. Папа говорил мне, что здесь отличный хирург. Он профессионал. – Если с её головы упадёт хоть один волосок, я разнесу это место по кирпичику. Это было последнее, что Хёнджин услышала перед тем, как пара крепких санитаров ввезли каталку с ней в небольшую комнату, заставленную рентгеновскими аппаратами всех видов. Едва увидев её, врач, – смутно знакомый мужчина с добрыми карими глазами, – нахмурился. Он внимательно осмотрел лицо, руки, ноги, а затем осторожно провёл кончиками пальцев по носу. – Не сломан, – уверенно заявил доктор. – Уже не так плохо. Хёнджин, верно? – Да. Я вас знаю? – Я отец Хиджин. – О, чёрт… простите, я должна была вас узнать… – Нет, ничего страшного, – улыбнулся он. – Думаю, это последнее, о чём тебе стоит волноваться. Кажется, переломов нет, но я должен убедиться. Ты не против? – Нет. Рентгеновский аппарат неприятно шумел, но Хёнджин старалась не обращать на него внимания, концентрируясь на словах доктора. Он говорил о Нью-Йорке и озере в нескольких километрах от города, о дороге, ведущей к его дому, и о Хиджин. Это, наверное, было лучшая часть разговора. Он рассказывал, как когда-то, когда его принцесса была совсем маленькой, они отправились на прогулку в горы. Он упал, – не так серьёзно, как мог бы, – но всё равно не смог спуститься обратно и вызвал спасателей. Всё это время пятилетняя Хиджин сидела рядом с ним, держала за руку, успокаивала, даже обещала, что поделится своими шоколадками, когда они вернутся домой. – У вас очень милая дочь, – не сдерживая нежности, ответила Хёнджин. – Я знаю. У вас в медицинской карте нет записей о переломах. – Ну… да. – Но я вижу на снимке как минимум три заросших перелома. Переломы костей запястья, лицевого отдела черепа и… ого… вы ломали грудной отдел позвоночника? В тот день Хёнджин вернулась домой слишком рано и застукала отца с какой-то женщиной. Она, разумеется, почти сразу ушла, а отец, разозлившись, повалил её на пол и встал на грудь, давя на неё, пока не услышал хруст. Помощь приехала только через три часа, когда Джинсоль, забеспокоившись, пришла к ней, чтобы убедиться, что всё в порядке. Отец ушёл в бар, а Чон вызвала скорую и даже заплатила, чтобы Хёнджин увезли не в их больницу, а в большой город в нескольких часах езды. – Травма на соревнованиях. – Понимаю, но странно, что о тебе нет записей. Эм… я понимаю, мы почти не знакомы, и ты думаешь, что я не тот человек, которому стоит доверять, но, пожалуйста, скажи честно, – тебя кто-то избивает? – Нет, – мгновенно ответила Хёнджин. – Я думаю, что хороший врач и разбираюсь в видах травм. Переломы запястья – защитные переломы. Они возникают, когда человек инстинктивно закрывает лицо руками, чтобы защититься от ударов. Так же и с переломом лицевого отдела черепа. Оно бывает у тех, кто часто дерётся. И я не говорю о твоих разбитых костяшках. – Сэр, повторяю, меня никогда не били. Я просто неуклюжая неудачница, вот и всё. И сегодня я просто упала с квадроцикла. Никакого насилия. Хёнджин говорила так всякий раз, когда спрашивали. «Упала», «неуклюжая», «просто случайность». Люди всегда верили, а может, просто боялись её ненормального отца. Ким их не осуждала, будь она сама на их вместе, то вряд ли бы вмешалась. Только, возможно, пару раз упомянула бы за разговором за пивом и почти сразу же забыла. Как там писал Стивен Кинг? «...человек должен сам решать свои проблемы, если собирается оставаться хозяином своей жизни». В любом случае, Хёнджин не хотела создавать новые, поэтому предпочитала молчать. – Ладно, если ты так говоришь, то я готов поверить, но помни, пожалуйста, что наш с Хиджин дом всегда открыт для тебя. Приходи в любое время. – Спасибо, сэр. – Всегда пожалуйста, Хёнджин. Ну, переломов у тебя нет, только ушибы, так что, полагаю, я могу выписать тебя. У тебя есть где переночевать? – У подруги. Она в приёмном отделении. Зовут Джинсоль. – Не против, если я поговорю с ней? Просто хочу передать кое-какие рекомендации. – Конечно. Хёнджин знала, что он просто хочет убедиться, что она будет в безопасности. В груди невольно защемило. Они даже не были знакомы, а он пытался заботиться о ней. Так же, как Джинсоль много лет назад.***
– Что, блять, значит, ты не пойдёшь в полицию?! Хёнджин закрыла уши руками, чтобы не слышать громкого голоса Джинсоль. Она сидела на кровати в одной из гостевых комнат, с перебинтованными руками и пластырями на царапинах по всему телу. К синякам Чонын заботливо приложила лёд и даже предложила перенести сюда мини-холодильник, чтобы Хёнджин было удобнее менять компрессы. – Детка, пожалуйста, не кричи на неё, – Чонын положила руки на плечи Джинсоль. – Да, я перегнула палку. Прости, Хёнджин, – выдохнув, Джинсоль опустилась перед брюнеткой на колени, беря её руки в свои. – Пожалуйста, выслушай меня и попробуй понять, хорошо? Ты моя лучшая подруга, мой любимый человек, моя родственная душа. Я не могу жить, зная, что ты можешь умереть в любой момент. Я всегда волнуюсь за тебя и боюсь, что завтра ты не придёшь, не позвонишь, не напишешь. Если ты не хочешь жить ради себя, сделай это хотя бы ради меня, Хёнджин. Обратись в полицию. – Положим, я сделаю это. Да, я пойду в полицию, скажу, что он бьёт меня, и что? Кто будет его задерживать? Мужики, которую каждую пятницу пьют с ним в баре и уважают, потому что он ветеран с боевыми ранениями? Кахэй, которая меньше его раза в три? Кто докажет, что он первый начал драку? Я тоже его избила. Он просто скажет, что я всё это начала, а про остальные случаи я просто всё придумала, и ему поверят, потому что он уважаемый ветеран, а я трудный подросток. Чувствуешь разницу, Джинсоль? – Но… мы не можем так это оставить… я больше тебя не отпущу. Ты будешь жить у меня! – Я не могу. – Можешь. И будешь. Теперь это твоя комната, завтра я перенесу сюда все твои вещи. А если этот ублюдок появится здесь, я посажу его за проникновения на частную территорию. Плевать, что нужно будет сделать, но я больше не дам тебе страдать. Я обещаю.