***
Мама всё так же сидела за кухонным столом, листая какой-то дамский роман. Увидев дочь, она не улыбнулась, а просто кивнула. – Я хотела поговорить с вами. – Не время, – покачала головой Суён. – У Чевон проблемы. Она поживёт у нас некоторое время. – Я не разрешала. – А я не спрашивала. – Это мой дом. – Да, – согласилась Суён. – Но счета за этот дом оплачиваем мы с Хеджу, и это не говоря уже о выплатах, которые я получаю как дочь погибшего солдата. Кстати, ты не знаешь, где они? Я проверяла свой счёт и более, чем уверена, что там нет ни цента. Женщина покорно наклонила голову. Суён знала, что мама забирает эти деньги, и никогда не спрашивала, для чего. Ей вполне хватало спортивной стипендии, премий за победы в школьных чемпионатах и зарплаты помощника тренера. – Слушай, мам, я знаю, что тебе не нравится то, что Хеджу и Чевон вместе, но сейчас не время для гомофобии. Чевон действительно нужна помощь, и Хеджу будет спокойнее, если проведёт это время рядом с ней. – Я… я просто не могу понять, почему? Что я сделала не так, что она стала такой? – Какой? Она обычный подросток. – Она лесбиянка! – И? Это нормально, мам. То, что ей нравятся девушки, не делает её плохим человеком. Она такая же Хеджу, что и раньше. Хотя ты, наверное, и не знаешь, какой она была раньше. Суён чувствовала, как злоба медленно поднималась от живота к её сердцу. Иногда она ненавидела то, что именно эта женщина была её матерью. Чёрт, на Земле ведь жило столько потрясающих женщин, но родила её почему-то именно эта инфантильная и консервативная дура. Да, Ха знала, что должна любить её, но иногда у неё просто не хватало на это сил. – Ты так же, как и Хеджу, думаешь, что я плохая мать? Суён плотно сжала губы, моля всех богов, чтобы ответ нечаянно не вырвался наружу. – Я думаю, что не готова сейчас говорить об этом. Мне нужно позаботиться о Чевон, проверить Хеджу. Давай обсудим это позже, когда всё немного утихнет.***
Первое, что увидела Хёнджин, когда открыла глаза, – разбитый экран собственного телефона. Часы показывали три ночи, но кто-то всё равно очень настойчиво желал поговорить с ней, обрывая мобильный. Ким была уверена, что никогда не видела этот номер. – Какого чёрта? – Прорычала она, нажимая зелёную кнопку. – Алло? – Это Ким Хёнджин? Извини за беспокойство. Это Соён Пак, мама Чевон. Я не хотела будить тебя, но мне только что сообщили, что мой муж покончил с собой. – О… с-соболезную… – Да, спасибо, – отмахнулась женщина. – Нужно заниматься похоронами, но я абсолютно не понимаю, как это делать. Я слышала, что твой отец и он были друзьями, и подумала, что, возможно, он согласиться помочь. Но я не могу до него дозвониться. – Он сейчас в больнице. – Чёрт… – А что именно вам нужно сделать? Мы с Чевон друзья, и я всегда готова помочь. – О, правда? Я буду дома завтра утром. Не могла бы ты подъехать и немного помочь с уборкой, пожалуйста? Примерно к девяти. – Да, конечно, без проблем. Хёнджин соврала, если бы сказала, что удивлена. Мистер Пак никогда не казался ей сильным человеком. Нет, даже наоборот, он был слабым, как новорождённый котёнок, ведомым. Такие никогда не жили слишком долго. Мир ломал их, сминал, разбивал на осколки, а они, не зная, что делать, лезли в петлю, резали вены, вышибали себе мозги. Хёнджин и сама была такой. Ким с трудом дождалась утра. Как только стрелки часов перешли отметку в семь, она встала, быстро умылась, приняла душ и натянула на ещё мокрое тело широкие спортивные штаны и огромную толстовку. То, что нужно для уборки в доме суицидника. – Хёнджин! – Голос Джинсоль остановил её уже у двери. – Отец Чевон покончил с собой. – Да, я знаю. Её мама звонила мне ночью, попросила помочь с уборкой. – Я еду с тобой! – Ты? – Чевон и моя подруга тоже. Я должна ей помочь. Я могу оплатить клининговую фирму и похороны. Может, Чевон нужны какие-нибудь лекарства? Я слышала, что она в больнице. Страховка обычно не покрывает услуги психотерапевта. – Ладно. – Спасибо. Никогда ещё это место не вызывало у Хёнджин такое чувство отвращения. Земля была покрыта следами шин и подошв, на крыльце пепел и бычки, некоторые из которых прожгли дерево как минимум на пять сантиметров. Ким не удивилась бы, если бы увидела такое же дерьмо и внутри дома. Местные копы никогда не отличались профессионализмом. Миссис Пак, – маленькая, стройная брюнетка, – уже ждала их у своей машины. – Это Джинсоль, мэм, – объяснила Хёнджин. – Она тоже подруга Чевон. – Я могу помочь с уборкой и организацией похорон, мэм. У меня есть некоторый опыт. И я могу оплатить клининговую фирму, если у вас финансовые трудности. – О, нет, спасибо, у меня нет никаких трудностей, но эти люди просят целое состояние, так что я решила, что будет проще, если мы уберём всё сами. Я купила кое-какие химикаты… Хёнджин научилась отмывать кровь, когда ей исполнилось пять. В тот день дедушка вернулся с патруля позже обычного, его ботинки были испачканы чем-то красным, а на руках он нёс раненую лису. Одна её лапа безвольно болталась, держась только на сухожилиях, из разорванных мышц торчала кость. Как деда рассказала позже, она угодила в капкан. Они с бабушкой пытались её спасти, но через час лиса умерла от кровопотери. Им с дедушкой потребовалось почти три часа, чтобы оттереть кровь с пола и крыльца. Но тот ад, что царил в гостиной дома Пак не шёл ни в какое сравнение с тем, что когда-то произошло у неё дома. Больше всего крови было на стене. Из засохшей красной массы торчали сероватые кусочки мозга. Такие же присохли к полу, ковру, креслу. Их мерзкий запах заполнял комнату, и в животе у Хёнджин появилось странное чувство. – Твою мать… – Джинсоль закрыла рот рукой. – Я… – Если хочешь блевать, делай это на улице. Я не собираюсь отскребать ещё и твою рвоту. Миссис Пак, может, вы возьмёте её с собой? – Д-да, конечно. Ещё раз спасибо за… ну, это… – Без проблем, – улыбнулась Хёнджин. – Я рада помочь.***
Спустя три часа с пятнами было покончено. Она нашла в подвале шланг и, подключив его, оттёрла с пола мозги. С кровью было сложнее, но химикаты всё-таки смогли её растворить. В воздухе больше не пахло гнилью. Гостиную постепенно заполнял больничный запах хлорки. Ещё раз оглядев комнату, Хёнджин удовлетворённо улыбнулась. «Может, стоить сделать это своей будущей профессией?» – Подумала она. – «А что? У меня неплохо получается». Выйдя из дома, Хёнджин прижалась стеной к спине и закурила. Ким никогда не любила своего отца, но Чевон… она всегда верила, что он сможет встать на ноги, вылечиться, а теперь… Хёнджин представить себе не могла, насколько больно ей было в тот момент, когда она увидела его с простреленной головой. Ну, или учитывая количество мозгов, крови и осколков костей, вообще без головы. – Уже закончила? – Спросила Джинсоль, останавливая машину. – Ага. Где миссис Пак? – В мотеле. Прощание и похороны назначены на послезавтра. – Послезавтра? Чевон уже не лучше? – Не знаю, она не стала к ней заезжать. Хёнджин нахмурилась. – У неё был нервный срыв, – продолжила Джинсоль. – Я хотела поехать к ней, но медсестра сказала, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы с кем-нибудь разговаривать. – Она не восстановится к похоронам. – Да, я сказала миссис Пак об этом, но она ответила, что не может ждать, и Чевон вообще не обязательно присутствовать на похоронах. – Серьёзно? Это же её отец… она любила его… – Я-я понимаю, но… не могла же я начать с ней спорить. – Разумеется, просто… чёрт… не знаю, странно всё это. – Да, мне тоже так кажется. Она очень торопилась, чуть не устроила скандал, когда в полиции заявили, что не могут отдать тело сегодня. Я понимаю, каждый страдает по-своему, но у меня сложилось впечатление, что ей вообще плевать. И на мужа, и на дочь.***
Чевон никогда не любила больницы. В них отвратительно пахло, ставили уколы, а руки у врачей, которые её осматривали, всегда были слишком холодными. К тому же обычно, когда дело доходило до больницы, мама громко ругалась, потому что их страховки могло не хватить. Поэтому Пак старалась не говорить, что чувствует себя плохо. В конце концов, она всегда могла лечиться дома, верно? Сейчас, наверное, мама была в ярости. Их страховки едва хватало на лечение обычной простуды, а врачи за последние пару дней вкололи ей несколько дорогих успокоительных. Им пришлось бы влезть в долги… и похороны отца… ох, как же дорого это всё стоило… – Чевонни? – Когда Пак открыла глаза, Джинсоль стояла на пороге, прижимая к груди прозрачный пакетик со сладостями. – П-привет. – Привет, – слабо ответила Чевон. – Я решила тебя навестить. Хеджу ждёт за дверью, Суён на парковке. Врач сказал, тебя скоро выпишут. – Ты говорила с ними о страховке? – Не волнуйся, она всё покроет. – Ты мне врёшь. Кто за меня заплатил? Ты? Хеджу? – Чевон, – Джинсоль села рядом. – Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело. Я тоже была в такой ситуации и хочу помочь. И это – меньшее из того, что я могу сделать. – Ты говорила, что он умер от рака мозга. – Да. Он долго болел, а потом, когда врачи сказали, что надежды нет, решил закончить это. Перед эвтаназией он сказал нам, что не хотел однажды увидеть нас с папой и понять, что не чувствует ничего кроме боли, что не узнаёт нас. Он хотел умереть, зная, что всё ещё находится в своём уме и любит нас, а мы любим его. – Мой папа меня не любил, – пробормотала Чевон. – Очень любил, Чевонни, но иногда просто одной любви недостаточно. Люди слабы, понимаешь? Любовь делает их сильными, но это не всегда хватает. Знаешь, Хеджу передала для тебя записку. Кахэй нашла её в доме. Прочитай, а потом поедем домой, ладно? И если тебе вдруг что-нибудь понадобится, мы будем рядом, обещаю. Пак дрожащими руками развернула тетрадный лист. Неровные строчки скакали то вверх, то вниз, буквы отличались по высоте. Было очевидно, что папа старался писать ровно, но пальцы не слушались. «Моя любимая маленькая девочка, я знаю, что часто был слишком холоден и груб к тебе. Я должен был сказать и сделать гораздо больше, и да, разумеется, эта записка ничего не изменит, но пусть она станет последней попыткой. Я люблю тебя, всегда любил. Когда ты родилась, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Я верил, что ты будешь похожа на меня, но счастлив, что это не так. Ты сильная, моя принцесса, а я слабак. Не будь такой же, ладно? И попытайся простить за то, что я делал раньше и сделаю сейчас. Ты не виновата, милая, ты любила меня. Это только моё решение. Ни ты, ни кто-либо другой не смог бы мне помочь. P.S. Ещё раз прости за то, что был таким никчёмным отцом.Люблю до Луны и обратно!»
Слёзы сами собой потекли по лицу. Чевон сжала губы, сдерживая всхлипы. Как он мог писать, что любил её, а потом выстрелить себе в голову?! Где была его грёбанная любовь, когда она заливал в глотку алкоголь?! Когда мама оставляла её одну с ним, вусмерть пьяным?! Где, чёрт возьми?! – Ненавижу его! Ненавижу!***
Церковь была почти пуста. Родственников мистера Пака не было, его сыновей тоже. Присутствовали только несколько друзей, – уже достаточно пьяных. Они подходили к гробу, шатаясь, пока запах перегара медленно заполнял небольшой зал церкви. Миссис Пак с натянутой улыбкой благодарила каждого. Чевон сидела на третьем ряду, плакала, уткнувшись носом в пиджак Хеджу. Джинсоль была рядом: поглаживала по волосам, плечам, обнимала. Хиджин, Джиу и Чонын сидели на соседнем ряду. Кажется, они помогали Хёнджин с уборкой, купили новые кресло, ковёр, даже переклеили обои. Суён хотела вчера поехать к ним, но у Чевон началась истерика, и они с Хеджу весь день провели в её комнате. – Капитан, – Хёнджин встала рядом. – Мрачновато здесь, да? – Похороны не должны быть весёлыми. – Не знаю. Я очень расстроюсь, если на моих не будет клоуна или хотя бы пары стриптизерш. – Ты пришла сюда, чтобы меня повеселить. – Просто пытаюсь расслабиться, – пожала плечами Хёнджин. – На самом деле у меня будет странная просьба. Это касается Чевон. Её мать – не самый надёжный человек, так что, ну… может она побыть у вас подольше? Пожалуйста. – Разумеется. Она может жить у нас столько, сколько захочет. Тем более, кажется, ей сейчас не стоит возвращаться в дом. Слишком много плохих воспоминаний. – Уверена, Хеджу может о ней позаботиться. Суён посмотрела на сестру, которая мягко ласкала пальцами светлые волосы Чевон, что-то шепча ей на ухо. – Я тоже. Похороны прошли как в тумане. Гроб привезли на кладбище, погрузили в могилу. Худощавый священник произнёс короткую речь о том, каким хорошим человеком был мистер Пак, а затем каждый бросил по горсти земли. Чевон ни на шаг не отходила от Хеджу, Хиджин уткнулась носом в плечо Хёнджин, Чонын крепко обнимала Джинсоль. Суён стояла поодаль, пряча руки в карманы, пока ветер трепал её пиджак и рубашку. Едва дождавшись конце похорон, она быстро вышла с кладбища. – Дерьмо… – бормотала Ха, рыская в поисках сигарет. – Дерьмо… дерьмо… дерьмо… – Нельзя ругаться на кладбище. – Мне не до ссор, Джиу. – Я пришла не ругаться, – ответила Ким. – Я понимаю, не то время, не то место, но слова Хёнджин не дают мне покою. Ты правда… ну… делаешь себе больно? Суён ухмыльнулась. – Нет. – Я волнуюсь за тебя, – Джиу сказала это, склонив голову, словно признавалась в чём-то постыдном. – И я скучаю по тебе. Я не знаю, что со мной происходит, но всякий раз, когда мы не видимся хотя бы день, я начинаю беспокоиться. Мне всё время кажется, что с тобой что-то случилось, что я должна позвонить, написать, сделать что-то. Это… это странно, верно? – Я… мы ведь покончили с сексом. – Я знаю, но… – Ты всё ещё встречаешься с тем парнем? – Да. – Тогда у нас ничего не может быть. Я больше не могу быть на втором месте, Джиу. Я не хочу быть просто каким-нибудь запасным аэродромом, жилеткой, которой ты звонишь, когда тебе плохо. – Ты никогда не была на втором месте! – Хотя бы себе не ври, пожалуйста. Джиу сжала ладони в кулаки. – Прости меня. Я сказала тебе много плохих вещей. Мне очень жаль. – Всё в порядке.***
Хеджу чувствовала, как тёплые капли падали ей на грудь. Чевон плакала, пока Сон крепко прижимала её к себе. Губы прижимались к макушке. – Не уходи… – всхлипывала Пак, цепляясь пальцами за футболку своей девушки. – Не уходи, пожалуйста! – Я и не собиралась. Я буду с тобой, обещаю. – Он меня бросил. Мама бросила… Ты тоже бросишь! – Н-нет… Нет, как я могу? Я же люблю тебя. – Я так ненавижу его… Ненавижу! Хеджу обняла её, поглаживая по волосам. Истерика усиливалась. Сон чувствовала, как ногти Чевон впиваются в тонкую ткань футболки. Сильнее, больнее, но Хеджу было плевать. Лишь бы Чевон была в порядке. – Я его ненавижу! – Я знаю. – Я любила его… – Я знаю, любимая.