it's a sin

      Школьный коридор, так же, как и всегда, был наполнен людьми. Толпы учеников ходили между классами, болтая и перешучиваясь, учителя останавливали особенно наглых подростков. Команда баскетболисток во главе с Суён ошивались у шкафчиков, разговаривая о чём-то своём. Заметив среди них Хёнджин, Хиджин улыбнулась. Сильные руки притянули её к себе, губы прижались к губам.       – Привет, красавица, – улыбнулась Хёнджин.       – Привет, – смущённо пробормотала Хиджин.       – Ты такая милая, когда краснеешь, – она забрала у Хиджин книги, легко удерживая их в одной руке и открыла перед ней дверь класса. – Какие планы на вечер?       – Вечер кино.       – О, кино? Звучит круто.       – Вообще-то я думала, что мы посмотрим кино вместе.       – А твой отец? – Нахмурилась Хёнджин.       – На ночной смене. Пожалуйста, Хёнджин. Мы можем приготовить ужин или заказать пиццу, посмотрим какой-нибудь ужастик и просто расслабимся. Если ты хочешь, конечно.       – Очень хочу, – на секунду Хёнджин задумалась. – Да, хочу.       – Тогда я подожду тебя в машине после уроков. Договорились?       – Конечно, – Ким наклонилась, чтобы снова поцеловать Хиджин в губы.       – Я уже скучаю по тебе.       – Я тоже, зайчик.       С трудом дотерпев до конца уроков, Хиджин вышла на парковку. Снег толстым слоем лежал на асфальте, ледяной ветер пронизывал до костей. Вершины елей чернели на фоне, и Хиджин поймала себя на мысли о том, что хочет когда-нибудь съездить в заповедник. Хёнджин показывала ей фотографии: тихие поляны, высокие деревья, ручьи. Тут был даже водопад, но Хёнджин редко к нему ездила, не хотела спугнуть животных, которые приходили туда на водопой.       – Замёрзнешь, – хмыкнула Хёнджин, опуская на плечи Хиджин тёплый шерстяной шарф.       – Это же твой.       – Плевать. Я не мёрзну.       – Хёнджин, – нахмурилась Хиджин.       – Не волнуйся, правда. Я на самом деле закалённая. Мы с дедушкой бегали по утрам, а потом я сама начала заниматься спортом. Это укрепляет здоровье.       Хиджин не стала спорить, просто прибавила отопление в машине и нажала на газ. Дорога до дома занимала не так много времени, тем более что дороги в это время дня были пусты. В холодильнике ещё оставалось немного лазаньи со вчерашнего ужина, большая бутылка газировки и пару упаковок попкорна для микроволновки.       Хиджин думала, что Хёнджин выберет ужастик или какой-нибудь боевик категории B, но, когда она вошла в гостиную, Ким просматривала список романтических комедий. По всем отзывам, лучшим оказался «Как украсть миллион». Хёнджин привлекло описание, а Хиджин присутствие в касте Одри Хепберн.       Когда фильм начался, Хиджин опустила голову на плечо Хёнджин, позволяя ей себя обнять.       – Хотела бы я жить как эта девушка, – сказала Хиджин.       – Подделывать шедевры искусства вместе с горячим парнем?       – Лучше девушкой, а ещё лучше с тобой.       – Я плоха в искусстве, кролик, – усмехнулась Хёнджин.       – Но, если не подделка искусства, то чем ты бы хотела заниматься?       – Не знаю, – пожала плечами Ким, прижимаясь губами к волосам Хиджин. – А ты?       – В идеале музыкой, конечно, но, если не получится, то я всегда могу отучиться на финансиста. У меня не так плохо с математикой.       – Да, я заметила. Но сейчас, после школы, что ты будешь делать?       – Меня приглашают в колледж в Остине. Очень хороший колледж с отличной художественной программой. Я подам документы ещё в пару мест, но они слишком престижные для меня, так что, наверное, поеду в Остин.       – Круто.       – А, может… ну, если ты хочешь, конечно… мы могли бы поехать туда вместе?       – В Остин? – Хиджин кивнула. – Это серьёзный шаг. Типа очень серьёзный.       – Я понимаю.       – Я хочу уехать, правда. Более того, я была бы счастлива, если бы у меня получилось уехать куда-нибудь с тобой. Мне надоело быть грушей для битья, боятся каждого шороха и вечно ждать драки. Я хочу начать новую жизнь, избавиться от проблем, просто быть с тобой.       – Я тоже. Эй… – она притянула Хёнджин к себе, оставляя на её губах короткий поцелуй. – Я не заставляю тебя. Если ты не хочешь жить в Остине, ладно. Ты должна поступать так, как хочешь. Ты заслуживаешь этого, Хёнджин.       – Ты так думаешь?       – Конечно. Ты так долго чувствовала себя плохо. Пришло время быть счастливой.       – Счастливой, – повторила Хёнджин.       Она прижалась к губам Хиджин, целуя их так нежно и осторожно, будто могла их поранить. Руки опустились на щёки, большие пальцы нежно поглаживали скулы. Хиджин вздрогнула, когда бедро Хёнджин прижалось к её промежности. Приятное тепло наполнило живот, поднимаясь всё выше. Хиджин опустилась на диван, сердце забилось чаще. Ей нравилось лежать так, целуясь и скользя руками под толстовкой Хёнджин. Она чувствовала, как напрягались под кожей ей натренированные мышцы. Кончики пальцев прошлись по сильному прессу. Стон сам собой вырвался из приоткрытых губ, почти сразу утопая в поцелуе.       – Нравится? – Усмехнулась Ким.       – Очень. Ты можешь снять это, пожалуйста? Я хочу увидеть тебя.       Хёнджин отстранилась, смущённо глядя куда-то на пол.       – Я… я не уверена, что хочу этого, Хиджин. То есть… ты привлекательна, правда, но мы не так давно вместе, и…       – Всё в порядке. Я понимаю.       – П-правда? Ты не злишься на меня?       – Конечно нет. Если ты хочешь, мы можем просто пообниматься. Мне нравится обнимать тебя. Ты такая тёплая, как большая плюшевая игрушка.       Губы Хёнджин расплылись в улыбке.       – Ты такая милая, – прошептала она, целуя Хиджин в нос.       Хиджин удобнее устроилась на плече Хёнджин. Тепло её тела привычно успокаивало, и Чон плотнее прижалась к Ким, закрывая глаза. Она сама не заметила, как уснула.       Когда она проснулась, Хёнджин всё так же обнимала её, но за окном было уже светло, а в воздухе витал приятный аромат свежей выпечки. На плечах лежало что-то мягкое. Плед? Хиджин отчётливо помнила, что засыпала без пледа. Выпутавшись из объятий Ким, Хиджин выскользнула на кухню. Отец стоял у плиты, переворачивая пухлые блинчики. Блинчики аппетитными высокими стопками были разложены по трём тарелкам.       – С добрым утром, милая, – улыбнулся папа.       – С добрым. Ты рано вернулся.       – Разве? Уже десять часов.       – Десять? Чёрт…       – Ничего страшного, – отмахнулся отец, поливая блинчики Хиджин жидким шоколадом. – Вы обе, очевидно, очень устали, раз уснули в гостиной. Я не стал вас будить.       – Ты не против того, что Хёнджин ночует у нас? – Спросила Хиджин, с трудом сдерживая волнение.       – Нет. А должен?       – Ну… не знаю.       – Детка, тебе восемнадцать, ты совсем взрослая и можешь сама принимать решения. Этот дом твой настолько же, насколько и мой, и ты можешь делать в нём всё, что захочешь. К тому же мне нравится Хёнджин. Она очень приятная девушка.       – Я просто хочу убедиться, что ты не против.       – Чего? Ты счастлива с этой девушкой, и мне достаточно. Разве не это главное для любого родителя? Счастье ребёнка. Она хорошо с тобой обращается, ты любишь её, и это радует моё сердце, но, – убедившись, что Хёнджин ещё не проснулась, он наклонился ближе к дочери. – Я беспокоюсь о ней. Это не моё дело, я понимаю, но всё-таки её переломы, травмы очень меня волнуют.       – Меня тоже.       – Если она чего-то боится, то я готов помочь.       – Спасибо, пап, – кивнула Хиджин. – Но сейчас всё хорошо. Она больше не живёт там, где ей было плохо. Жизнь меняется, папа. Я знаю, что говорить об этом сейчас, возможно, слишком рано, но мы можем поступить в один колледж, если Хёнджин захочет.       – Я рад за вас и очень горжусь тобой.       Услышав тихие шаги Хёнджин, отец улыбнулся и положил на её тарелку ещё несколько горячих блинов.       – С добрым утром, Хёнджин, – сказал он, ставя перед ней завтрак. – Джем или шоколад?       – Шоколад, если можно.       – Нужно, Хёнджин, – рассмеялся он. – Не будь такой смущённой. Я всегда рад видеть тебя в этом доме.       – Спасибо, сэр.       – Всегда пожалуйста. Вот, – папа поставил перед ней шоколад. – А теперь расскажите, что такого происходит у вас в школе? Вы всё ещё проносите на тусовки алкоголь?       – Пап, никто уже не говорит «тусовки».       – Прости, детка, но ты же знаешь, что я слегка старомоден.

***

      Когда Хиджин вошла в репетиционную комнату, Джинсоль сидела на полу, листая новостную ленту «Фейсбука». Увидев девушку, она вскочила, чтобы втолкнуть ей в руки телефон. Это была официальная страница колледжа Беркли, – одного из самого престижного музыкального колледжа в стране.       – Они проводят конкурс, – объяснила Джинсоль, дрожа от возбуждения. – Ищут молодые таланты, участвовать могут все люди старше восемнадцати лет, которые желают получить музыкальное образование. Нужно всего лишь написать песню и отправить видео с исполнением на их почту. В апреле они выложат все присланные работы на своём сайте, а затем пользователи выберут десять лучших, которые и поступят в колледж.       – Круто! Уверена, что ты выиграешь.       – Я? Нет, Хиджини, я уже выбрала другой колледж. Мы с Чонын вместе туда поступаем. Ты должна отправить видео. У тебя талант, ты точно сможешь поступить.       – Спасибо, конечно, но я хотела поступить в один колледж с Хёнджин. Она талантлива, но никогда не согласится поступать в Беркли.       Джинсоль усмехнулась.       – Без обид, Хиджин, я люблю Хёнджин, но очевидно, что собственное счастье её не очень-то и заботит. Она не просто не согласится поступать в Беркли. Она не согласится поступать в любой колледж, скажет, что это просто не для неё, или придумает что-нибудь другое. Я знаю её достаточно много лет, чтобы предугадать каждый её шаг. Она способна на всё, если захочет, но проблема в том, что она никогда не хочет. Хёнджин так долго жила в аду, что перестала верить, что за его пределами что-то есть. Весь мир для неё – безжизненное выжженое поле, пустыня как в «Безумном Максе», и единственная её цель – выжить.       – Я хочу ей помочь.       – Я тоже, – кивнула Джинсоль. – Но мы не сможем, если она сама не захочет. Ты ей нравишься, я это вижу, и мне кажется, что это отличный стимул. Она готова меняться ради тебя. Она уже меняется. Я понимаю, что, наверное, не могу тебя об этом просить, но будь терпеливее, пожалуйста. Не то, чтобы это значит, что ты должна терпеть все выходки Хёнджин, если они будут, просто помни, что ей было плохо почти всю её жизнь. Ты, наверное, самое светлое, что с ней когда-либо случалось.       – Что, если я сделаю что-то не так, и всё станет ещё хуже?       – Знаешь любимую фразу Хёнджин? Пару лет назад она постоянно писала её везде. Это было что-то вроде её личной подписи. «Нельзя сломать то, что уже мертво внутри». Она уже пережила достаточно. Ты просто не сможешь сделать ей больнее, чем те, кто был до тебя.       Хиджин плотно сжала губы, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Джинсоль была права, Хёнджин прошла через все круги ада, и они оставили на ней шрамы. Хиджин просто хотела помочь. Отец говорил, что доброты достаточно, чтобы излечить любую болезнь, но Хёнджин определённо была слишком запущенным случаем. Нужна была терапия, – серьёзная, с профессиональным психологом.       – Ты хочешь, чтобы я уговорила её пойти на терапию?       – Так будет лучше. Мы её любим, да, но просто любви здесь недостаточно.       – Я сделаю всё, обещаю.       – Спасибо, – прошептала Джинсоль, крепко обнимая Хиджин за плечи. – Правда, спасибо.       – Эй, Джинсоль, не соблазняй мою девушку, – раздался знакомый голос. Хёнджин стояла в дверях, широко улыбаясь. – Я понимаю, она горячая, но тебе стоит держать свои руки подальше.       – Есть только одна девушка, которую я хочу соблазнить, и её зовут Чонын.       – Но обнимаешься с моей, – усмехнулась Ким.       – Просто хотела убедиться, что она не обижает моего маленького котёнка.       – Ещё раз назовёшь меня так, и я расцарапаю твоё милое личико, – она прошла мимо Джинсоль, чтобы поцеловать Хиджин. – Привет, детка. Как ты? Выглядишь очень взволнованной.       – Да, я… ох… Джинсоль рассказала мне о конкурсе в колледже Беркли, и я хочу поучаствовать, но у меня нет ни одной достаточно хорошей новой песни. Нужно что-то написать, а голова просто пустая.       – А что нужно, чтобы написать песню?       – Новые впечатления, эмоции. Джеймс Хэтфилд написал «Nothig Else Matters», когда разговаривал по телефону со своей девушкой.       – Хочешь, чтобы я тебе позвонила? – Спросила Хёнджин.       – Если это поможет.       – У меня есть идея получше. Мы встречаемся два месяца, а я так и не пригласила тебя на свидание. Это почти преступление. Кажется, сейчас лучший момент для этого, верно?       Сердце Хиджин на секунду замерло. Хёнджин шутила? Нет, она выглядела слишком серьёзно. Она в самом деле приглашала её на свидание? Боже…       – Ну, так что?       – Свидание? Да! Да, конечно. В любое время.       – Тогда сегодня? Сейчас?       – Ты уверена?       – Конечно. Идём. Одолжи мне ключи от машины, и я отвезу тебя в самое потрясающее место в этом городе.       – Хорошо.       Несмотря на то, что у Хёнджин не было прав, она вела машину настолько профессионально, насколько возможно. Проехав половину города, они свернули на однополосную дорогу, ведущую к хвойному лесу. Внутри было темно, но Хёнджин ориентировалась здесь так же, как в доме Хиджин. Через несколько минут света наконец стала больше, и Хиджин увидела заваленную снегом поляну. Сметённые ряд сугробы, образовывали будто бы невысокую стену, ограждающую поляну от обрыва. Внизу светился оранжевым светом город, – Мёрси во всей его красе.       Хёнджин вышла, чтобы открыть для Хиджин дверь, и подвела её к снежной стене.       – Когда-то это было моим любимым местом. Когда отца ещё здесь не было, – сказала Хёнджин, крепче сжимая руку Хиджин в своей. – Сюда не приходят животные, а шум города почти не долетает. Идеальное место для наблюдений.       – Наблюдений за кем?       – За кем хочешь. Я любила наблюдать за пумами. Большую часть времени они проводили там, – она ткнула пальцем в ряд деревьев слева, за ними проглядывался мерцающий в тусклом свете луны айсберг. Стоп, айсберг? Откуда он здесь? – Это водопад. – Объяснила Хёнджин. – Обычно он не замерзает, но эта зима самая холодная за последние десять лет. Температура упала почти до пятидесяти градусов. Обычно, когда теплее, там живут пумы. Это достаточно далеко от людей, но близко к животным, на которых они охотятся. Мне нравилось наблюдать за ними. До сих пор нравится.       – Почему именно пумы?       – Честно? Не знаю, – пожала плечами Ким. – Они всегда казались мне грациозными. Как балерины на сцене. Такие красивые и пугающие. Иногда, во время патрулей, они подходили совсем близко, и я хотела прикоснуться к ним, пока не вспоминала, что они могут меня убить. Прозвучит странно, но это помогает справиться с желанием умереть. Я смотрю на какую-то вещь – револьвер или лезвие, – и тянусь к этому, а потому начинаю думать, что эта штука может меня убить, и тогда я больше не смогу поиграть с Джинсоль в её дурацкие игры, выйти на площадку, увидеть тебя. И я останавливаюсь. Это странно, зайчонок?       – Нет, – прошептала Хиджин, наклоняясь, чтобы прикоснуться носом к её носу. – Ты не странная. Ты прекрасна.       – С-спасибо.       – Это я должна тебя благодарить. Ты помогла мне.       – Ты готова написать песню?       – Определённо да.

***

      – Так, выходит ты действительно создала что-то особенное? – С улыбкой спросила Джинсоль, помогая Хиджин ставить стулья.       – Надеюсь. Я написала текст в тот же вечер, когда вернулась домой. Проблемы были с музыкой. Все мелодии казались слишком блеклыми.       – Но у тебя всё-таки получилось.       – Спустя неделю, – кивнула Хиджин. – И я всё ещё не уверена. Мне нравится то, что получилось, но что, если это недостаточно ярко?       – Для конкурса?       – Для Хёнджин. Я написала это для неё.       – Да, конечно, – усмехнулась Джинсоль. – Следовало бы догадаться. Слушай, что бы это ни было, Хёнджин понравится. Ей нравится всё, что ты делаешь.       – Да… Ох… – она закрыла лицо руками, пытаясь восстановить дыхание. – Я так волнуюсь.       – Всё будет хорошо. Давай, выпей немного и готовься. Скоро все придут.       Заметив, как сильно Хиджин волнуется, Джинсоль предложила организовать небольшой концерт. Пригласила девочек, подготовила репетиционную комнату, даже купила кое-какие закуски. Хиджин хотела помочь, но её руки тряслись так сильно, что она едва могла держать гитару, не говоря уже о более мелких вещах.       Суён и Джиу пришли первыми. Ха держала в руках коробку с конфетами: – клубникой в белом шоколаде с марципановой посыпкой. Чевон, Чонын и Хеджу ввалились следующими. Хёнджин пришла через три минуты. Она сжимала в руке букет – красивое сочетание белых роз, связанных серебряной шёлковой лентой, веточек жасмина и соцветий эдельвейса. Её щёки были розовыми то ли от смущения, то ли от холода, и Хиджин не смогла сдержать улыбки.       – С букетом и не в костюме? – Усмехнулась Суён.       – Пиджак Джинсоль был для меня великоват, а этот лонгслив идеально подчёркивает мои мышцы.       – Не могу с этим поспорить, – пробормотала Хиджин.       – Видишь, ей нравится, капитан. Я выгляжу круто. Почти соответствую моей потрясающей девушке.       – И ты называла меня «влюблённой идиоткой»? – Рассмеялась Джинсоль.       – И продолжу называть. Ты готова начинать, Хиджин?       – Да.       Вздохнув больше воздуха в грудь, Хиджин зажала струны. Зазвучал первый аккорд.       – И я отдала бы вечность, чтобы прикоснуться к тебе,       Потому что я знаю, что ты можешь как-то меня чувствовать.       Ты ближе к небесам, чем я когда-либо буду,       И я не хочу идти домой прямо сейчас.       Никогда ещё никто не смотрел на Хиджин с такой любовью, с какой Хёнджин смотрела прямо сейчас. Она видела в её взгляде весь спектр эмоций: восхищение, нежность, любовь, и сердце Хиджин билось чаще. Она хотела, чтобы эта девушка чувствовала себя лучше, и ради этого сделала бы всё. Это ведь и было то, что люди называли любовью?