***
Когда Хиджин вошла в репетиционную комнату, Джинсоль сидела на полу, листая новостную ленту «Фейсбука». Увидев девушку, она вскочила, чтобы втолкнуть ей в руки телефон. Это была официальная страница колледжа Беркли, – одного из самого престижного музыкального колледжа в стране. – Они проводят конкурс, – объяснила Джинсоль, дрожа от возбуждения. – Ищут молодые таланты, участвовать могут все люди старше восемнадцати лет, которые желают получить музыкальное образование. Нужно всего лишь написать песню и отправить видео с исполнением на их почту. В апреле они выложат все присланные работы на своём сайте, а затем пользователи выберут десять лучших, которые и поступят в колледж. – Круто! Уверена, что ты выиграешь. – Я? Нет, Хиджини, я уже выбрала другой колледж. Мы с Чонын вместе туда поступаем. Ты должна отправить видео. У тебя талант, ты точно сможешь поступить. – Спасибо, конечно, но я хотела поступить в один колледж с Хёнджин. Она талантлива, но никогда не согласится поступать в Беркли. Джинсоль усмехнулась. – Без обид, Хиджин, я люблю Хёнджин, но очевидно, что собственное счастье её не очень-то и заботит. Она не просто не согласится поступать в Беркли. Она не согласится поступать в любой колледж, скажет, что это просто не для неё, или придумает что-нибудь другое. Я знаю её достаточно много лет, чтобы предугадать каждый её шаг. Она способна на всё, если захочет, но проблема в том, что она никогда не хочет. Хёнджин так долго жила в аду, что перестала верить, что за его пределами что-то есть. Весь мир для неё – безжизненное выжженое поле, пустыня как в «Безумном Максе», и единственная её цель – выжить. – Я хочу ей помочь. – Я тоже, – кивнула Джинсоль. – Но мы не сможем, если она сама не захочет. Ты ей нравишься, я это вижу, и мне кажется, что это отличный стимул. Она готова меняться ради тебя. Она уже меняется. Я понимаю, что, наверное, не могу тебя об этом просить, но будь терпеливее, пожалуйста. Не то, чтобы это значит, что ты должна терпеть все выходки Хёнджин, если они будут, просто помни, что ей было плохо почти всю её жизнь. Ты, наверное, самое светлое, что с ней когда-либо случалось. – Что, если я сделаю что-то не так, и всё станет ещё хуже? – Знаешь любимую фразу Хёнджин? Пару лет назад она постоянно писала её везде. Это было что-то вроде её личной подписи. «Нельзя сломать то, что уже мертво внутри». Она уже пережила достаточно. Ты просто не сможешь сделать ей больнее, чем те, кто был до тебя. Хиджин плотно сжала губы, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Джинсоль была права, Хёнджин прошла через все круги ада, и они оставили на ней шрамы. Хиджин просто хотела помочь. Отец говорил, что доброты достаточно, чтобы излечить любую болезнь, но Хёнджин определённо была слишком запущенным случаем. Нужна была терапия, – серьёзная, с профессиональным психологом. – Ты хочешь, чтобы я уговорила её пойти на терапию? – Так будет лучше. Мы её любим, да, но просто любви здесь недостаточно. – Я сделаю всё, обещаю. – Спасибо, – прошептала Джинсоль, крепко обнимая Хиджин за плечи. – Правда, спасибо. – Эй, Джинсоль, не соблазняй мою девушку, – раздался знакомый голос. Хёнджин стояла в дверях, широко улыбаясь. – Я понимаю, она горячая, но тебе стоит держать свои руки подальше. – Есть только одна девушка, которую я хочу соблазнить, и её зовут Чонын. – Но обнимаешься с моей, – усмехнулась Ким. – Просто хотела убедиться, что она не обижает моего маленького котёнка. – Ещё раз назовёшь меня так, и я расцарапаю твоё милое личико, – она прошла мимо Джинсоль, чтобы поцеловать Хиджин. – Привет, детка. Как ты? Выглядишь очень взволнованной. – Да, я… ох… Джинсоль рассказала мне о конкурсе в колледже Беркли, и я хочу поучаствовать, но у меня нет ни одной достаточно хорошей новой песни. Нужно что-то написать, а голова просто пустая. – А что нужно, чтобы написать песню? – Новые впечатления, эмоции. Джеймс Хэтфилд написал «Nothig Else Matters», когда разговаривал по телефону со своей девушкой. – Хочешь, чтобы я тебе позвонила? – Спросила Хёнджин. – Если это поможет. – У меня есть идея получше. Мы встречаемся два месяца, а я так и не пригласила тебя на свидание. Это почти преступление. Кажется, сейчас лучший момент для этого, верно? Сердце Хиджин на секунду замерло. Хёнджин шутила? Нет, она выглядела слишком серьёзно. Она в самом деле приглашала её на свидание? Боже… – Ну, так что? – Свидание? Да! Да, конечно. В любое время. – Тогда сегодня? Сейчас? – Ты уверена? – Конечно. Идём. Одолжи мне ключи от машины, и я отвезу тебя в самое потрясающее место в этом городе. – Хорошо. Несмотря на то, что у Хёнджин не было прав, она вела машину настолько профессионально, насколько возможно. Проехав половину города, они свернули на однополосную дорогу, ведущую к хвойному лесу. Внутри было темно, но Хёнджин ориентировалась здесь так же, как в доме Хиджин. Через несколько минут света наконец стала больше, и Хиджин увидела заваленную снегом поляну. Сметённые ряд сугробы, образовывали будто бы невысокую стену, ограждающую поляну от обрыва. Внизу светился оранжевым светом город, – Мёрси во всей его красе. Хёнджин вышла, чтобы открыть для Хиджин дверь, и подвела её к снежной стене. – Когда-то это было моим любимым местом. Когда отца ещё здесь не было, – сказала Хёнджин, крепче сжимая руку Хиджин в своей. – Сюда не приходят животные, а шум города почти не долетает. Идеальное место для наблюдений. – Наблюдений за кем? – За кем хочешь. Я любила наблюдать за пумами. Большую часть времени они проводили там, – она ткнула пальцем в ряд деревьев слева, за ними проглядывался мерцающий в тусклом свете луны айсберг. Стоп, айсберг? Откуда он здесь? – Это водопад. – Объяснила Хёнджин. – Обычно он не замерзает, но эта зима самая холодная за последние десять лет. Температура упала почти до пятидесяти градусов. Обычно, когда теплее, там живут пумы. Это достаточно далеко от людей, но близко к животным, на которых они охотятся. Мне нравилось наблюдать за ними. До сих пор нравится. – Почему именно пумы? – Честно? Не знаю, – пожала плечами Ким. – Они всегда казались мне грациозными. Как балерины на сцене. Такие красивые и пугающие. Иногда, во время патрулей, они подходили совсем близко, и я хотела прикоснуться к ним, пока не вспоминала, что они могут меня убить. Прозвучит странно, но это помогает справиться с желанием умереть. Я смотрю на какую-то вещь – револьвер или лезвие, – и тянусь к этому, а потому начинаю думать, что эта штука может меня убить, и тогда я больше не смогу поиграть с Джинсоль в её дурацкие игры, выйти на площадку, увидеть тебя. И я останавливаюсь. Это странно, зайчонок? – Нет, – прошептала Хиджин, наклоняясь, чтобы прикоснуться носом к её носу. – Ты не странная. Ты прекрасна. – С-спасибо. – Это я должна тебя благодарить. Ты помогла мне. – Ты готова написать песню? – Определённо да.***
– Так, выходит ты действительно создала что-то особенное? – С улыбкой спросила Джинсоль, помогая Хиджин ставить стулья. – Надеюсь. Я написала текст в тот же вечер, когда вернулась домой. Проблемы были с музыкой. Все мелодии казались слишком блеклыми. – Но у тебя всё-таки получилось. – Спустя неделю, – кивнула Хиджин. – И я всё ещё не уверена. Мне нравится то, что получилось, но что, если это недостаточно ярко? – Для конкурса? – Для Хёнджин. Я написала это для неё. – Да, конечно, – усмехнулась Джинсоль. – Следовало бы догадаться. Слушай, что бы это ни было, Хёнджин понравится. Ей нравится всё, что ты делаешь. – Да… Ох… – она закрыла лицо руками, пытаясь восстановить дыхание. – Я так волнуюсь. – Всё будет хорошо. Давай, выпей немного и готовься. Скоро все придут. Заметив, как сильно Хиджин волнуется, Джинсоль предложила организовать небольшой концерт. Пригласила девочек, подготовила репетиционную комнату, даже купила кое-какие закуски. Хиджин хотела помочь, но её руки тряслись так сильно, что она едва могла держать гитару, не говоря уже о более мелких вещах. Суён и Джиу пришли первыми. Ха держала в руках коробку с конфетами: – клубникой в белом шоколаде с марципановой посыпкой. Чевон, Чонын и Хеджу ввалились следующими. Хёнджин пришла через три минуты. Она сжимала в руке букет – красивое сочетание белых роз, связанных серебряной шёлковой лентой, веточек жасмина и соцветий эдельвейса. Её щёки были розовыми то ли от смущения, то ли от холода, и Хиджин не смогла сдержать улыбки. – С букетом и не в костюме? – Усмехнулась Суён. – Пиджак Джинсоль был для меня великоват, а этот лонгслив идеально подчёркивает мои мышцы. – Не могу с этим поспорить, – пробормотала Хиджин. – Видишь, ей нравится, капитан. Я выгляжу круто. Почти соответствую моей потрясающей девушке. – И ты называла меня «влюблённой идиоткой»? – Рассмеялась Джинсоль. – И продолжу называть. Ты готова начинать, Хиджин? – Да. Вздохнув больше воздуха в грудь, Хиджин зажала струны. Зазвучал первый аккорд. – И я отдала бы вечность, чтобы прикоснуться к тебе, Потому что я знаю, что ты можешь как-то меня чувствовать. Ты ближе к небесам, чем я когда-либо буду, И я не хочу идти домой прямо сейчас. Никогда ещё никто не смотрел на Хиджин с такой любовью, с какой Хёнджин смотрела прямо сейчас. Она видела в её взгляде весь спектр эмоций: восхищение, нежность, любовь, и сердце Хиджин билось чаще. Она хотела, чтобы эта девушка чувствовала себя лучше, и ради этого сделала бы всё. Это ведь и было то, что люди называли любовью?