Тейватская похлёбка

Не знаю, что из этого получится, но мы с Паймон решили немного оживить полученный от Арамы дневник и записать сюда несколько историй, произошедших с нами (и с аранарами, конечно же) в путешествиях по Сумеру. Возможно, будущим нарам, пришедшим в Вананару, будет интересно почитать и заодно познакомиться с некоторыми аранарами, ведь даже через сотни лет они едва ли изменятся. И хотя пишет только моя рука («Твой тейватский уже намного лучше, почётный рыцарь, ты просто молодчина!» прим. Паймон), рядом со мной находятся два друга: Паймон и Рази. Без Паймон ничего не делается в моей жизни («Потому что Паймон — лучший компаньон». Прим. Паймон), а Рази очень талантлив в литературе и сумеет сделать так, чтобы записанное было пригодно для чтения. Прямо сейчас он сильно смутился, когда ему об этом сказали, но ему явно приятно («Спасибо большое, я постараюсь оправдать ваши ожидания». Прим. Рази)(«Паймон уверена, что у тебя всё получится!» Прим. Паймон). Мы решили начать с истории, случившейся с нами несколько дней назад, когда прохладный ветерок трепал мои светлые волосы, а мои красивые золотистые глаза цвета кор-ляписа… («Так писать не стоит, пожалуйста, никогда так не пиши!» Прим. Рази) («Паймон полностью согласна, это ужасно». Прим. Паймон). Моя тень как раз упала на зелень травы, когда невдалеке раздалось: — Да что ж такое! Это гнусность, а не глупость! Немедля веди её сюда, пусть упирается сколько хочет, а мы сильнее! — Нехорошо так делать, господин… Даже найди я её, я… — Я уверен, что ты её нашёл! И плачу тебе я, потому я определяю, что делать хорошо, а что плохо. Не забывайся. Паймон взволнованно повернулась ко мне и кивнула в сторону, с которой доносились злые голоса спорщиков: — Нам нужно вмешаться! Стоило им увидеть нас, как их глаза широко распахнулись, а спор прервался — как топором обрубили. Потом самый высокий из них, у которого ещё нос был длинный, как ветка дерева, сказал: — Вот оно, наше спасение. Я вижу, что у вас светлые волосы, за спиной шарф, а рядом летает маленький чудик. Должно быть, вы почётный рыцарь из Мондштадта. — Паймон совсем не маленький чудик! То есть маленький, но не чудик. Маленькая. Так! — Мой насмешливый взгляд она умело проигнорировала. — Что тут происходит? У высокого с длинным носом над губой рос тёмный пушок, и он, видимо, в задумчивости любил его приглаживать, потому что сейчас именно этим и занялся. — Понимаете, тут такое дело… Знаете, его очень долго объяснять. Давайте мы сперва договорился с вами об оплате вашей работе, потом подпишем нужные бумаги, и уже когда я буду уверен, что вы завербованы на это поручение, то я, так и быть, потрачу своё время и расскажу, что тут происходит. — Не слушайте его! — Низкий, из-за своего цвета кожи похожий на дождевую тучку, сложил руки так, будто собирался молиться; он и смотрел на нас как на спустившихся божеств. — Умоляю, не выполняйте это поручение. Просто пройдите мимо, а лучше помогите образумить этого тирана. — Я не тиран, — обманчиво спокойным голосом произнёс высокий. Глаза его сверкали, как две серьги, висевшие в ушах рядом. И цвета они были того же, тёмно-синего — беспокойное море или предгрозовое небо. — Никогда не смей называть меня тираном, иначе лишу языка. — Ты как-то странно выглядишь, — тоже подметила Паймон. — На тебе много украшений, и одежда наверняка дорогая, такая стоит несколько сундуков с сокровищами. Не пошутить не получилось: — Паймон отлично чувствует сокровища. Меня наградили самодовольным взглядом: — Хи-хи, Паймон уже опытная. Так вот, ты явно богатый. Что тебе делать в такой глуши? Мы и правда далеко забрели. Лесу не было конца и края, только река где-то сбоку журчала, но и её за густой растительностью видно не было. Город Сумеру, да и любой другой населённый пункт располагались во многих часах пути отсюда. Тем страннее ряженный в светлые одеяния богач с длинным носом смотрелся здесь. Он и сам это понимал, ибо неловко переминался с ноги на ногу и то и дело посматривал на деревья, опасаясь пауков или змей. — То, что я делаю тут, легко объяснить поручением. Так что просто примите его, подпишите бумаги, а я всё расскажу. — Он заставит вас делать плохие вещи, — хмуро сказал низкий. Мне надоели эти туманности, и рука в очевидном жесте легла на эфес меча — такое каждый трактует правильно. — Значит так, предлагаю иначе: вы рассказываете нам, в чём тут дело, а мы уже решаем, помогать вам или нет… Одобрительно кивнув, Паймон добавила: — И не медлите. Вы, знаете ли, тратите наше время. Воздух потяжелел от напряжения, тишина стала давящей, и мы уже подумали, что сейчас-то нас и прогонят куда подальше, но высокий лишь покачал головой и медленно проговорил, натирая пушок под носом: — Что ж, вам нужна история… Это логично, люди существа любопытные. Конечно, сперва вы хотите всё узнать. А Иша наверняка подстегнул ваш интерес своими нелепыми речами про плохие вещи. — Он прочистил горло, придавая голосу серьёзности и даже какой-то деловитости. — Меня зовут Динеш-Прадип, а фамилия вам ни к чему, я из слишком влиятельного дома… Вы можете обращаться ко мне просто его светлость или господин Динеш. — (Тут мы с Паймон понимающе переглянулись, но промолчали.) — В целом я стараюсь быть обыкновенным учеником академии, мои исследования пока только начинаются, в скором времени я планирую начать изучение влияния качества воды на жизнь людей в городе и вне его. Но перед тем, как я полностью, кхм, погружусь в эту тему, я бы хотел покончить со своими старыми делами. А больше всего меня тяготит бедственное положение моей горячо любимой двоюродной бабушки Шанти-Индиры… — Я уверен, что всё у неё хорошо! — горячо заверил нас слуга Иша. — И вам она наверняка скажет то же самое, если вы её найдёте! Господин Динеш отмахнулся от него. — Проблемы начались у неё давно, когда она отказалась выходит замуж за мужчину, которого ей выбрал мой прадед. Она была юной и красивой. Говорят, она была насколько прекрасна, что за неё множество раз дрались, но я её так и не видел, потому наверняка не знаю. Она отвергла все предложения, а когда прадед решил вразумить её и выдать замуж силой, чтобы потом она признала свои ошибки и стала жить, как хорошая порядочная женщина, она… сбежала. В лес. В дикий опасный лес. Мы с Паймон опять переглянулись и опять не спешили заговаривать. Господин Динеш воспринял это как просьбу продолжать. — И с тех пор она живёт в лесу, уже десятки лет. Вы понимаете весь ужас этой ситуации? Красивая женщина из хорошей и богатой семьи, будучи девкой, сбежала в лес и прожила там до глубокой старости. Нет, не понимаете? — Он фыркнул. — Ну да, куда вам… В общем, это бросает на всех нас тень. А в Сумеру нет ничего прекраснее солнца. И нашей семье не помешает вернуться под его согревающие лучи. К тому же, если я сумею вернуть бабушку в дом, то мой отец щедро поблагодарит меня и выделит больше финансов на мои исследования воды. — Ах, наконец-то Паймон поняла, в чём дело! — Действительно. А мы с тобой гадали. Широкая улыбка легла на лицо Иши: — Вот! Вы быстро всё поняли, добрые люди. — Никто из вас, дикарей, ничего не понял, — раздражённо возразил господин Динеш, указывая пальцем сперва на меня, затем на Паймон. — С чего бы юной и красивой девушке сбегать из дома в лес? У неё было всё что нужно любой женщине: внимание мужчин, деньги, красота и хорошая родословная. Она бы счастливо вышла замуж, нарожала много детей и была бы счастливой матерью! — Сколько счастья, — пробормотала Паймон. — Но вместо всего этого, — продолжал, захлёбываясь словами, господин Динеш, — она сбежала в дикий лес и подставила всю свою семью! Моей бабушке было очень тяжело выйти замуж после такого. Хвала всем высшим силам, что она была симпатичной и на неё положил глаз один влиятельный торговец. Иначе не было бы моего отца и… и даже меня! Представляете?! С такой потерей для мира мы с Паймон смириться не смогли бы. Господина Динеша удовлетворили наши унылые лица, и он вновь пригладил пушок над губой. — Кхм-кхм. В общем, моей семье по её вине пришлось несладко. Это был крайне эгоистичный поступок, который почти помешал её младшей сестре устроить свою жизнь. Теперь и мне показалось, что тут не всё так однозначно. Как обычно верно уловив моё настроение, Паймон сказала: — И правда… С одной стороны, любой заслуживает жить той жизнью, которой он хочет, но сбегать таким образом и подставлять свою младшую сестру… хм-м… нам есть о чём подумать. Иша затравленно молчал, глядя на нас из-под густой чёлки. Говорить он больше не собирался. — Вы начинаете понимать, — удовлетворённо улыбнулся господин Динеш. — Вы не настолько потерянные люди. Теперь осознайте, что если её вернуть в дом даже спустя много лет, то общество воспримет это не как «в этой семье сбегают женщины», а как «девчонка нагулялась и вернулась в дом». Это получше, чем первый вариант, согласитесь. Это несказанно обрадует всех. Даже мою бабушку. Вот, взгляните на неё. Разве не хотите вы помочь этой старушке обрести внутреннее спокойствие и встретиться с давно потерянной сестрой? На тяжёлом расписном поясе господина Динеша висели дорого украшенные карманные часы. Золотая цепь была такой длинной, что доставала до колен; она грузно грохотала, когда натягивалась. Из-под крышки часов на нас с Паймон смотрела пожилая женщина. Тяготы, переживания и лишения молодости оставили на ней свой след: улыбка отдавала грустью, волосы были седыми, без единого тёмного проблеска, а морщины на лице западали глубже всего на лбу и у губ — по жизни она много хмурилась. — Какая чудесная бабушка. Мы… — Паймон уже хотела было ответить, но мой голос опередил её: — Хорошо, мы поняли. Теперь же мы хотим поговорить с… госпожой Шанти? — Просто Шанти, — качнул головой господин Динеш. — Пока она не вернётся в семью, она никто. Он указал в сторону, в которой его слуга Иша предположительно видел её однажды, но мы решили не спешить идти туда. Парень явно был против того, чтобы кто-то тревожил бабушку Шанти, потому мог наврать с три короба. Мой внимательный взгляд Иша старательно игнорировал, как и ожидалось. — Может, твой слуга проводит нас? Моё предложение господин Динеш встретил без восторга и пробормотал что-то про неудобства работы с вольными наёмниками. — А мне как быть? Если я пойду с вами, бабушка Шанти сбежит. — Она быстро бегает? — Ну наверняка, если её столько лет не могли выследить! — А сейчас вы точно её нашли? — Скорее всего… — Тогда мы пойдём вдвоём с Ишей, а ты останься тут с Паймон, она защитит тебя. — Паймон посмотрела на меня даже более удивлённо, чем господин Динеш, и мне пришлось добавить, подкрепляя свои слова: — На самом деле все приключения, про которые ты слышал о почётном рыцаре из Мондштадта, это заслуга Паймон. Она великий боец и очень хитра: обманывает всех своим безобидным видом, а потом атакует со спины. Некоторое время можно было услышать лишь звуки леса, а потом господин Динеш окинул Паймон взглядом, который отдалённо напоминал уважительный, если плохо разбираться во взглядах. — Это имеет смысл, — всё ещё немного неуверенно сказал он. — А где её меч? — Она предпочитает кухонный нож. Паймон молчала, и разобрать её реакцию никак не удавалось. На дне её глаз плавали неуверенность, восторг, лёгкая обида и немного зазнайства. Как всегда в таких ситуациях, всплыло последнее. — Но если ножа нет, то сойдёт и вилка, — хихикнула она. — Паймон очень ловко орудует столовыми приборами. По сути мы даже почти нигде не соврали — так, чуть-чуть приукрасили. Со столовыми приборами Паймон обращались прекрасно, хотя руками есть ей было удобнее. Господин Динеш полностью утратил ко мне интерес и переключился на новую тему: — А что, ваш маленький народец очень боевой? Я нигде не видел про него исследований… Если собрать армию таких как вы для изучения, то в академии мне выдадут грант… Мы с Ишей неспеша пошли прочь. Парень немного нервно озирался на Паймон, но, поймав мой весёлый взгляд, опустил плечи. — Ну у вас и шутки, — сконфуженно пробормотал он. — А с господином и этой феечкой точно ничего не случится? — Вряд ли, мы как раз недавно зачистили часть этой территории. Тут была Марана, то есть зона Увядания. — А-а-а… Сто двадцать девять шагов мы шли молча. Тропы не было, пробирались сквозь густые кусты, точно через снега, и по Ише было видно, что мышцы его ног ноют от усталости. — Мы уже близко, — пропыхтел он. — Вон за тем холмом… — Изначально ты указал нам на другую сторону. Густо покраснев, Иша отвернулся, но шагу не сбавил. — Вы же почётный рыцарь из Мондштадта, я слышал, вы сделали много хорошего. Так что… — Он ещё немного помялся и попросил: — Выслушайте её. Не делайте поспешных выводов. Пожалуйста. Значит, он и правда видел её. — Я же не тиран. Эта фраза вызвала смешок, теперь повеселел и Иша. Он указал на сваленные за камнями доски — с виду заброшенный лагерь хиличурлов — и кивнул: — Удачи. Я буду вдали. Никто бы не решил проверять здесь. Обычная рухлядь, не более. Чем ближе было поваленное строение, тем сильнее во мне укреплялась мысль, что первое впечатление оказалось обманчивым. Если присмотреться внимательно, то можно было уловить прорезь в крыше, из которой наверняка валил дым по ночам, а земля у лачуги была притоптана — сюда часто входили и выходили. Свежая вода сбоку тоже мало вязалась с опустошением и заброшенностью. Да и место удачное: недалеко есть роща с цуйхуа, а чуть дальше за камнями текла река. Хороший выбор. У порога пришлось замереть и задуматься: стоит ли стучать? что испугает старую женщину больше: внезапный стук — вряд ли гости бывают у неё часто — или резкое вторжение? Пока мои мысли мельтешили в голове, как мошки, из-за двери раздалось ворчливое: — Ну и кто там встал, как идиот? А ну заходи или поди прочь, пока я сама к тебе не вышла. И поверь, последнее тебе сильно не понравится. Иногда всё решают за нас. После избавления от внутренних мук стало проще, и рука моя спокойно легла на дверь без ручки и толкнула. Понимание ситуации пришло мгновением позже, когда нога ступила за порог, а рыбацкая сеть обняла со всех сторон. Шарф предал меня, обвязавшись вокруг шеи слишком много раз, а руки и ноги спутались, что верёвки. Пол оказался в метре подо мной. На меня проницательно и пытливо смотрели юные глаза на старом лице. Вернее, лицо старым назвать было сложно. Из рассказа господина Динеша следовало, что Шанти — старшая сестра той грустной старушки, которую мы с Паймон видели на фотографии. Однако представшая предо мной женщина была пусть и в летах, но выглядела в разы моложе своей младшей родственницы. Без сомнений, Шанти всё ещё была неотразима: высокие скулы; не потерявшие света жизни умные глаза, тёмные, что морское дно, и тонкий изгиб чувственных губ — на всё это старость не наложила руки, кожа оставалась гладкой и подтянутой. Складки обозначились, лишь когда Шанти нахмурилась: — Ну и что ты смотришь на меня, дитя? Не попросишь помощи? Дар речи всё ещё не вернулся ко мне, а вот тело помнило, что делать. Сеть подо мной затрещала и расступилась после одного ловкого взмаха клинком. Чтобы на пугать женщину, меч быстро был отозван. Впрочем, на Шанти это всё равно не произвело никакого впечатления. — Прекрасно, — скупо кивнула она, волосы чернее ночи волной качнулись при этом движении, — мне не придётся вставать. Вижу, ты не со злом, иначе меч ещё пригодился бы. Ну что ж… проходи, садись. Чай не предлагаю, ибо у меня есть лишь кофе, а от кофе ни один нормальный человек не отказывался. По крайней мере, в давние времена. — Спасибо. Чашка была горячей, от неё поднимался дым и щекотал ноздри горечью запаха — это был очень хороший кофе. Шанти удовлетворённо хмыкнула, глядя, как я делаю первый глоток и жмурюсь от удовольствия. — От тебя пахнет тем наивным парнем… как бишь его? Ишей. Полагаю, ты ко мне с каким-то делом. Значит, они даже знакомы… — Откуда вы знаете Ишу? — А ты откуда знаешь? У неё был строгий, но красивый голос, и смотрела она как-то по-особому: не так, как другие люди. Такой взгляд нам с Паймон доводилось видеть у Архонтов или очень, очень многое повидавших приключенцев. Шанти взяла этот взгляд и соединила его с невероятной красотой, с годами ставшей ещё более впечатляющей, и теперь мне с трудом думалось о чём-либо. Даже смысл её вопроса не сразу дошёл до меня. — Возможно, оттуда же, откуда и вы. В эту игру можно играть вдвоём, и она прекрасно это знала, начиная её. Шанти одарила меня тонкой улыбкой, не коснувшейся глаз: — Повеселимся с тобой, дитя. Можем кружить в этом разговоре, как в танце. У меня много времени. — Чуть подумав, она добавила: — И я люблю танцевать. — Я тоже. Мне казалось, что, сделав ещё один глоток кофе с самым непроницаемым видом, я произведу на неё хоть толику того впечатления, которое она производила на меня, но тщетно — Шанти осталась равнодушной, опять. Будь здесь Паймон, она бы напомнила мне не играть в крутого загадочного героя. Это вызвало улыбку, и Шанти вопросительно вскинула бровь. — Иша — слуга вашего внучатого племянника. Кажется, он вас защищает. Мы с ним познакомились совсем недавно. Мой честный ответ пришёлся ей по душе. — Значит, тебе также довелось познакомиться и с моим родственничком, да? Как он тебе? Пришлось продолжать так же честно: — Высокомерный и… немного жестокий. Из Шанти вырвался хриплый, грудной смех; она даже приложила руку к сердцу, и этот жест показал кольцо в виде цветка на её безымянном пальце: — Как мило! Немного жестокий! Да он как его отец и дед, один в один. Я начинаю думать, что в нашей семье по мужской линии передаётся какая-то болезнь, поражающая части мозга, отвечающие за человечность… — К сожалению, этим болеют многие. Она ласково посмотрела на меня, и теперь стал виден возраст: в глазах витала дымка мудрости и опыта, от былой юности не осталось и следа. Так ветер сносит охапку листьев с дороги. Но вот Шанти вновь стала серьёзной, и всё исчезло. — Воистину так… Что ж, ответ за ответ. Иша иногда наведывается ко мне. Кажется, внук моей сестры давно горит идеей отыскать меня, чтобы папочка выдал ему состояние для его игр в учёного, и ему очень повезло, что Иша набрёл на меня первым и уговорил не прибивать мелкого гадёныша к ближайшему дереву за подштанники… впрочем, если ты тут, его всё равно заставили выдать меня. О как. Шанти блеснула глазами, заметив скептицизм на моём лице. — Я не так проста, как кажется, дитя. Например, в твоём кофе сильная настойка, которая через некоторое время погрузит тебя в глубокий сон, за время которого я успею отгрузить твоё тело на телеге в какой-нибудь полный спинокроков водоём… Чашка чуть не выпала у меня из рук. Кофе враз стал слишком горьким и невкусным, а горло сдавило спазмом. Шанти усмехнулась: — Страшно? Мои веки смежились. Страшно ли? — А точно ли есть яд в этом кофе? — Не веришь, дитя? Так подожди некоторое время… Правда, результата ты уже не увидишь. Ладно. Убедила. Конечно, она могла ещё блефовать, но мне всё равно не хотелось тратить на эти, как Шанти сама выразилась, танцы много времени — Паймон наверняка ждала и сильно переживала. — В этом нет необходимости. Я здесь лишь чтобы поговорить. Ваш внучатый племянник хотел нанять меня, чтобы доставить вас к нему, но я всё ещё могу отказаться. — А, тебе пока что просто интересно, значит? — Шанти покрутила в руках свою чашку кофе и поставила её на старый деревянный столик. — А мне скучно, — вдруг сказала она. — Давай поговорим, чего уж там. Я давно ни с кем по-хорошему не беседовала. На моё лицо легла тень от улыбки: — Значит, для долгой беседы вы дадите мне противоядие? Шанти качнула головой и повторила: — Время ещё есть. — Её взгляд сфокусировался на стене за моим плечом, но сама она уплыла куда-то далеко-далеко, где нам с Паймон в жизни не побывать, в какое бы потрясающее приключение мы не отправились. — Значит, хочешь мою историю, да? Чтобы решить, что делать дальше? — Знаете, а вы с ним похожи. С Динешем. — Нет, совсем нет… — Она полностью расслабилась. — Что именно тебя интересует? Вопрос был уже давно готов: — Вы сбежали из дома, подставив свою семью. Разве нельзя было добиться независимости другими путями? Шанти отчуждённо покачала головой. — Я сбежала не от кого-то. Я сбежала к кому-то. Это всё меняло. Мне показалось, что деревянная, со старой редкой мебелью комната преобразилась, когда Шанти заговорила о себе. Мой разум уплыл вслед за рассказом, в годы её далёкой юности, когда и произошли все события, о которых нам с Паймон вкратце поведал Динеш, и вместе с комнатой преобразились и Шанти, и её спокойный голос — в нём появились неприкрытые эмоции… — Моя жизнь ничем не отличалась от жизни других девушек такого же положения: все дочки богачей проходили стандартное для Сумеру обучение в школах, а позже удачно выходили замуж за не менее богатых торговцев, чтобы упрочить положение семьи, благодаря чему братья могли жить жизнью мечты: делать что хотят и жениться на ком хотят. Я не видела в этом ничего такого — напротив, я грезила о пылкой и страстной любви и скорой свадьбе. В конце концов, даже если это будет не самый молодой мужчина, я найду ключик к его сердцу и проживу жизнь в любви и счастье. Я была в этом уверена; нет, я знала это. В конце концов, если приготовить суп по рецепту, пусть и без души и любви, он всё равно будет пригоден для еды, не так ли? Моя жизнь была в моих руках, и я могла распоряжаться выбранным для меня путём. Однако всё изменилось, когда на одно лето я поехала отдыхать в деревню Вимара, что лежит выше по течению Порт-Ормоса. Ты сильно отличаешься от местных, наверняка издалека. Может, доводилось слышать о таком месте? В целом обычная деревушка, мало чем примечательная, разве что торговый путь там хороший, но несмотря на это там всегда тихо и спокойно. Рядом с ней растут вкусные грибы в форме звёзд, и мы с ребятами часто бегали собирать их. За мной мало следили в то лето, потому что подруга семьи, тётя Амалу, в доме которой я и поселилась, заверила, что деревня безопасна, и мне там грозит меньше опасностей, чем в шумной столице — я всё же была привлекательной и юной. Отец был согласен: перед вступление в жизнь взрослой девушке мне не мешало отдохнуть от суеты на природе; в конце концов, я была ещё и дитём. Сама тётя Амалу много работала, заполняя какие-то отчёты, так что я была предоставлена себе целиком и полностью. Я быстро очаровала местных ребятишек, и они приняли меня в свою компанию. То лето было особенным не только для меня, но и для них, ведь они загорелись желанием стать великими искателями приключений и как раз искали компаньонов для… назовёт это играми, хотя юноши были весьма серьёзны. Как же их звали? Помню двоих: Роинджан и Амадия. Или Амади? И ещё кто-то третий, ещё один их лучший друг. Неважно… Сначала нас было много, ни один куст близ Вимары не остался нетронутым, мы перевернули все камни в поисках сокровищ, но потом ребята стали разбредаться. Троица лучших друзей продолжила свои игры в искателей приключений; кажется, они даже нашли что-то, но мне это было уже неинтересно. Как и остальные дети, я отошла от их затей. Дело было не в том, что я не захотела играть с ними — просто я нашла себе нового друга. Это было начало самого лучшего времени в моей жизни. Понимаешь, это как всю жизнь выходить на улицу, чтобы погреться на солнце, а потом найти своё личное маленькое солнце, и никуда уже не надо идти — оно всегда рядом. По крайней мере, так мне казалось на тот момент. Тогда мой новый друг стал мне не только другом, но и отцом, и братом, и наставником, а позднее, когда я чуть подросла, моей первой и единственной любовью. Вся моя жизнь переменилась. У него было странное, замысловатое имя — Аракарирану. Но я звала его просто Аром. Он никогда не показывался мне; чаще всего мы общались, сидя по разные стороны дерева или через стенку моей комнаты, когда тётя Амалу крепко засыпала. Признаться, узнав от своего друга о свойствах некоторых трав, я, бывало, намеренно поила её снотворным чаем, чтобы подольше поговорить с Аром. Не знаю, это ли повлияло на тётю Амалу, но из жизни она ушла рано — слабое сердце подвело её. Но это было уже позднее. А пока я была юной и гостила у неё, а мы с моим милым другом разговаривали днями и ночами напролёт. Он открыл мне целый мир, который я по глупости сама же закрыла от себя, приняв судьбу обычной девушки, которой уготовано выйти замуж и продолжить род. Рядом с ним мне хотелось всего и сразу: путешествовать по миру, изучать леса, писать книги, рисовать картины природы… представляешь, всю жизнь живя в Сумеру, я никогда по-настоящему не видела его. У нас очень красивые земли. Ар любил говорить, что каждый листик на каждой дереве живой, а все цветы, дожди и даже грибы слышат нас и отвечают. Просто мы не слышим. У Ара была странная манера общения: он будто не понимал многих очевидных вещей, касающихся людей. Мне он всегда представлялся лохматым диким мальчишкой, который боялся показываться людям. Я до сих пор представляю его таким, ибо мне так и не довелось увидеть его лица, заглянуть в его глаза, даже просто обнять. Зато однажды, когда мы разговаривали, сидя в раскинувшейся от сени дерева тени, я протянула к нему руку и наугад коснулась. Ар тогда ойкнул и отодвинулся, но я успела почувствовать, что у него необычайно приятная и шероховатая кожа, как бархат или лист дерева, такой, который ещё с маленькими мягкими иголочками. Он тогда так лепетал про что-то непонятное мне, так смутился… Но тогда-то я почувствовала, что я тоже кто-то новый для него, что со мной он тоже познаёт что-то новое. До того мне казалось, что Ар даёт мне множество всего: знания, приятные воспоминания, целый закрытый прежде мир, — а я ему ничего. Но оказалось, я была его проводником в мир людей. Я начала взахлёб рассказывать ему обо всём, что сама знала, и он начал задавать всё больше и больше вопросов: о значении многих слов, о поговорках, о праздниках и традициях, одежде, книгах. Я была очень счастлива поделиться с ним всем этим. А когда он попросил меня объяснить ему значение слова «любовь», которое фигурировало в названии многих женских романов… Понимаешь, я ему объяснила, что это светлое чувство, когда на многое готов ради кого-то, когда жаждешь помогать, проводить время вместе, а он тогда… Болван Ар тогда сказал, что это то, что он испытывает ко мне. И тогда я пропала, понимаешь? Пропала. Отныне я была навеки вечные влюблена в него. Это стало таким же естественным, как восход солнца каждое утро и закат каждый вечер, как дожди после засушливых дней, как пьяный ветер со стороны таверн, как сверканье звёзд в безлунные ночи. Я пропала. Конечно, потом мне пришлось вернуться в город, но я оттягивала своё взросление как могла, а на каждое лето снова и снова напрашивалась к тёте Амалу, заверяя, что свежий деревенский воздух и малое количество людей рядом хорошо влияет на моё здоровье, да и так городские мальчишки не вскружат мне голову. Я даже начала прикидываться больной. А Ар, дурачок, как-то слышал об этом, и приносил под окна моей комнаты целебные травы и супы. Безвкусные, надо сказать, супы, но Ар всегда жил на природе, и специи ему казались противными и слишком яркими. Так мы стали общаться и вне нашего лета: он складывал у моих окон найденные в лесу безделушки и дарил цветы, а я изучала это всё. Даже на расстоянии Ар обучал меня и поддерживал. Так прошло ещё несколько лет. Надо ли говорить о том, как я потом была возмущена необходимостью выходить замуж? Жизнь взаперти, когда вокруг меня такой мир, когда где-то там есть мой любимый друг? Ни за что. Ар многое изменил во мне, но кое-что осталось старым: я по-прежнему считала себя хозяйкой своей жизни. Предначертанный мне путь изменился, и я собиралась идти только по нему, не опуская головы. К тёте Амалу отец уже не собирался меня отпускать, потому, едва заслышав весть о скором прибытии в наш дом моего суженого, я собрала манатки и кинулась наутёк. В то время моя младшая сестра страдала влюблённостью в какого-то пустынника, так что… Мой побег сильно подкосил семью, и её стали оберегать в десять раз тщательнее, чем раньше. Можно сказать, своим поступком я спасла ей жизнь. Что ждало её с тем разбойником, верящим в своего древнего божка валуки? Ничего хорошего. В итоге она получила своё счастье, родила какое-то подобие мужчины, а я… Связь с Аром прервалась за несколько месяцев до моей помолвки. Хоть благодаря нему я и знала о лесах многое, но этого было недостаточно: первые месяцы были тяжёлыми; я была ростком, которому не хватало солнечных лучей и дождевых капель. Но в итоге я справилась с дикой природой, меня взрастили штормы и бури. Когда я крепко встала на ноги, я отправилась на поиски Ара. Но он исчез. Никто ничего не знал о любимом мной мальчишке, а старые друзья из деревни, с которыми я когда-то словом обмолвилась о своём новом друге, забыли о нём. Забыли они и меня. Я будто стала привидением. Бывали вечера, когда я сидела у костра и гадала, не прознал ли отец что-то о моей влюблённости и не выследил ли Ара. Мне хотелось ворваться к нему в кабинет и спросить лично, но это стало бы билетом в один конец — вернуться значило остаться там навсегда. Были ночи, когда я замерзала до смерти и лишь мысли о поисках любимого друга возвращали меня к жизни. Каждое утро после таких ночей было сродни моему новому рождению. Я восставала из мёртвых вновь и вновь, чтобы найти его. Шанти надолго замолчала. Рассказ так сильно поглотил меня, что не сразу удалось вернуться в реальность. Руки мои смиренно лежали на коленях, а кофе был уже почти допит — ну и шиш с ним, с зельем, или что там в чашке. Горло драло от невысказанных слов. — И ты нашла?.. Она подняла на меня мерцающие глаза. Какой же она была красивой! Уставшей, но красивой. — Нет. С тех пор я его не видела. — Отвернувшись от меня, Шанти взглядом упёрлась в тумбочку у двери, будто этим самым могла поднять её в воздух. Или расколоть в щепки. — Но Ар не мог пропасть в лесу, с ним ничего не могло случиться, ведь это его дом. Он будто… иногда мне казалось, что через него со мной общается сам лес. Они были неотделимы. Я до сих пор жду его. — Но ведь прошло… — Шестьдесят три года, два месяца, семнадцать дней и… который час? Если шестой, то два часа. Мне было сложно прервать упавшую на нас тишину. Под её давлением стало тяжело, но ещё тяжелее стало продолжить разговор с Шанти. У меня была догадка о том, кто такой Ар. Нет, мне точно было известно это. И, глядя на состарившуюся в ожидании его дружбы и любви женщину, становилось не по себе. Вряд ли в кофе что-то подмешали — меня мутило от самого рассказа. — И ты прожила всю свою жизнь в лесу, не покидая его? Очнувшись от полного воспоминаний сна, Шанти по-новому взглянула на меня. И рассмеялась. — Ну конечно нет, — махнула она ладонью. — Я научилась готовить лекарства от головной боли и добывать кофе — это всё я продавала на рынках или меняла на новую одежду и предметы мебели. Накинув платок, я временами выходила в город. Сумеру — один большой лес, если знать, какие тропы куда ведут. Меня никто не узнавал. Как-то мне довелось продавать настойки своему неудавшемуся жениху! А он и не знал! Пару раз я видела даже отца, ещё один раз встретилась с сестрой, но я сливалась с деревьями. Я будто тоже стала частью леса, как Ар. — Шанти вытянула вперёд морщинистую руку, будто не веря, что та имеет мясо и кости, и надолго приклеилась взглядом к тому самому кольцу с цветком на безымянном пальце. Теперь мне стало ясно, что это не просто украшение. У нас с Паймон были такие же цветки. Шанти сделала из своего обручальное кольцо. — Может, все эти годы я ждала то, что всегда было со мной?.. Иногда, когда мне кажется, что я одинока, меня будто гладит рука Ара, и тогда мне становиться светло и радостно. Я обязательно дождусь его. Мне захотелось обнять Шанти, но она сочла бы это неуместным. — Иша знает эту историю? — Кусочками. Я рассказала ему меньше, чем тебе, и то чтобы отстал и, проникнувшись моей историей, не сдавал семье. А тебе почему-то хочется доверять самые сокровенные мысли. — Шанти сощурилась, глядя на меня, но быстро откинула эту мысль. — В общих чертах он знает. И всё равно… ведёт себя глупо. — Как это — глупо? — Юнец дарит мне цветы, приносит подарки из города, сладости, одежду. Я узнавала, у него есть семья, так что матери или бабки он во мне не ищет. Судя по всему, его очаровывает моя внешность. — Вздохнув, Шанти подвела удручающий итог: — Мужчины. — Ты и правда очень красива. Она иронично хмыкнула и сверкнула на меня глазами — ведьма! — Впрочем, не нравься я ему так сильно, не сидела бы я сейчас здесь. Расскажи он обо мне этому мальчику — как его? ах, Динешу, — то отряд наёмников с лёгкостью вернул бы меня домой. — Ты бы отбелила честь семьи, если бы вернулась. — Дитя. — Её голос отдавал сталью, а во взгляде мерцали молнии. — Я прожила шестьдесят три года так, как хотела. И теперь я не перечеркну их. Это моя жизнь. Я прожила её достойно, умру также. А если ты расскажешь всё этому склизкому и продажному Динешу, то я достану свой кухонный нож и применю его по новому назначению. В неволе я не умру. Это понятно? До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Сперва показалось, что Шанти опять угрожает мне. А потом тело само вздрогнуло от ужаса и покрылось мурашками. — Понятно… Но ты ведь опоила меня. Я всё равно не смогу уйти и рассказать кому-то про тебя. — Брось, ты же знаешь, что я блефовала. — Шанти хохотнула. — Будто я могла использовать силы леса во зло! — Ты поила свою тётю… — Может, за эту глупостью юности я и поплатилась? — В раздумьях она отстукивала пальцем по столешнице. — Может, Ар узнал об этом и навсегда ушёл от меня, негодяйки? Может, поэтому вана меня травит? Почём теперь знать. Не мне судить себя прошлую, оставляю это дело тебе. — Шанти со всей серьёзностью посмотрела в мои глаза. — Так как по-твоему, я виновата во многом? — Моё качание головой ей не понравилось. — Отвечай! — грозно приказала она. В ней боролись отчаяние и надежда. — Я тоже не судья. Если и можно тебя теперь в чём-то обвинить, так это в возложении на чужие плечи своей ответственности. Не мне нести бремя твоего приговора. Поджав губы, Шанти снова отвернулась, а мне опять пришлось восхищаться её красотой. Столь прямой стан, гордый и чёткий профиль. И никто, кроме нас с Ишей, не видел этого. Проживи Шанти жизнь в городе, она бы наверняка всё равно избежала свадьбы — такая упрямица — и стала бы великой женщиной. Быть может, талантливая учёная или сообразительная предпринимательница. Она могла бы стать кем-угодно. Но она ждала своего друга аранару. Ждала шестьдесят три года, два месяца, семнадцать дней и два часа. — Что ты имела в виду, говоря, что вана травит тебя? — Это про лес, вокруг много плохого, — сквозь зубы процедила Шанти, будто это доставляло ей боль. — Лес всё чаще болеет, и я болею вместе с ним. Не знаю, как описать это чувство человеку, который не прожил здесь всю жизнь. Марана. Зоны Увядания. Они истощали старую женщину, связанную с природой. Теперь пусть и с трудом, но мне удалось разглядеть, что участки кожи под её глазами темнее, чем нужно, а сохранившаяся к старости худоба вовсе не здоровая. Её время определённо было на исходе. Подумать только, её красота отвлекла меня от таких значимых деталей. — И что ты теперь будешь делать? — спросила меня Шанти. Наверное, следовало обговорить всё с Паймон, но я… Часть слов Шанти продолжала вертеться в моей голове. Мне виделся смысл в тех вещах, которые она не понимала, потому что не знала об аранарах. Неудивительно, ведь сказки о них стали так популярны лишь сейчас, когда Рази начал писать их и издавать вместе с отцом. Шанти взволнованно смотрела, как я вздыхаю и сжимали руки в кулаки. — Я не судья, — с трудом повторили мои губы. — Не мне нести бремя твоего приговора. Это твоя жизнь и твой выбор. Ты не хочешь возвращаться — это твоё решение. Ответственность за него и за то, как оно отражается на твоей семье, на тебе. Я ничего не скажу Динешу. Она лишь кивнула, глядя, как я поднимаюсь и на нетвёрдых ногах иду к выходу. — Не забывай об осторожности, дитя, — бросила напоследок Шанти. С отстранённым видом она крутила кольцо на пальце. — Как я и говорила, я чувствую, что в последнее время с лесом что-то не так… Он будто увядает. И люди вместе с ним. Не заразись… Об этом мы с Паймон знали. Когда мы с Ишей вернулись, она налетела на меня с вопросами: — Ну наконец-то! Тебя так долго не было. Этот господин Динеш теперь так боится Паймон, что даже не разговаривает с ней. — Неплохо. — Что с тобой? Откуда эта грусть? Что-то случилось? Скорее расскажи Паймон. — А лучше объясните мне, почему с вами нет моей двоюродной бабки. — Усталый Динеш поднялся с травы, на которой скрепя сердце сидел в своих светлых одеждах, и указал за наши спины, где предположительно должна была стоять Шанти. — Я что-то никого тут не вижу! Паймон не узнала моего сухого голоса: — Зрение тебя не подводит. Мы не нашли Шанти. — Как это — не нашли? Иша же видел её в той стороне. — Вероятно, она заметила слежку и сбежала. Теперь я верю, что она быстро бегает. Динеш повернулся к Ише и дал тому крепкую затрещину. — Балда! Надо было быть осторожней! И где же нам её теперь искать? Едва скрывая проказливую улыбку, Иша почесал затылок и пожал плечами. Он всё пытался поймать мой взгляд и поблагодарить кивком, но мне было сложно смотреть на кого-то. Хотелось побыть в одиночестве и подумать. — И что же теперь делать? — спросил Динеш у, кажется, неба. По крайней мере, смотрел он на облака, будто ожидая от них ответа, но сегодня они особо разговорчивыми не были. — А ты попробуй провести своё исследование без финансирования отца, — посоветовала Паймон. — Тема воды очень важная, тебе наверняка на начальных этапах выдадут грант, и ты продолжил их с нужным размахом! — Правда? — Динеш с надеждой смотрел на Паймон. — Ты знаешь о таких случаях? — Такое точно у кого-то было, Паймон уверена. Просто начни работу, а там посмотришь. На крайний случай… — Паймон понизила голос до шёпота, будто рассказывая Динешу страшную тайну — тот аж наклонился к ней. — На крайний случай продай свои цацки… — Ни за что! — воскликнул тот, отшатываясь. — Я придумаю что-то другое… Вы правда считаете, что бабку не найти и не вернуть? Всё-таки вы такие опытные герои… Наверняка в одиночку одолеть Ужас Бури и десять раз выиграть дуэль с сёгуном было сложнее… Это вырвало меня из мыслей. Что там Паймон ему наплела?.. Неловко хихикая, она покачала головой: не обращай внимания, мол. — Нет, господин Динеш, я лучше ещё десять раз выиграю сёгуна на дуэли, чем потрачу сто лет на бессмысленные поиски твоей двоюродной бабушки. Да и, может, Иша видел тогда бабушку из какой-то деревни, которая забрела сюда в поисках трав, а твоя Шанти… ну… — Ох. — До него быстро дошло. — Она уже довольно стара, а лес опасен… я слышал о всяких случаях, всё может быть. Мне не приходило такое в голову… — Динеш принялся начёсывать пушок над губой. — Мда-а… Из этого путешествия придётся привезти бабуле карри вместо её сестры… — Тоже хороший подарок, — поддержала Паймон. — Пожалуй. И вкусный. Я привезу ей много карри. — Динеш кивнул сам себе. — Решено! Спасибо за помощь, великие герои. И за то, что потратили на меня время. Желаю вам всего самого лучшего, да благословят вас Архонты. Иша! Пошли! Иша наклонился ко мне и пылко поблагодарил, крепко пожав руку: — Спасибо! Спасибо вам! — Иша, — вдруг вырвалось само собой. Когда он замер, пришлось наклониться и мне: — Ты только… не жди, ладно? — Я ничего не… — Он умолк на полуслове. — Ладно. Спасибо. Паймон выжидающе смотрела на меня. После длинного пересказа истории Шанти смотрела она уже задумчиво. Мне казалось, что она бурно воспримет услышанное, но Паймон будто погрузили в воду. Она не очнулась, даже когда моя ладонь проплыла в мизинце от её лица. Зато щипок быстро привёл Паймон в чувство. — Ай! Заметь, Паймон не мешала тебе размышлять. — Что думаешь? — Ну… Наверное, нам стоит спросить об этом в Ванаране. Может, кто-то из них знает, что случилось с… — Аракарирану. — Пожалуй, Паймон проще называть его Аром, как и бабушке Шанти. — А не слишком ли это фамильярно? — Хм… Думаешь, стоит обращаться к ней «госпожа Шанти-Индира»? — Я не об этом… Как и прежде, Ванарана встретила нас песней и запахом свежей травы. Ветер здесь был особенно мягок и не кусал за щёки. С этим мы справлялись сами, особенно Паймон: обдумывая историю Шанти, она то жевала губу, то покусывала внутренние стороны щёк, то чесала брови. Мне это казалось забавным, пока не выяснилось, что и моя рука норовит то и дело зацепиться за что-то. Мы совсем расклеились. Направлявшийся к ванаранскому питомнику Аранакула остановился и окинул нас долгим взглядом. — Что-то случилось? — Аранакула! Паймон как раз вспоминала тебя. Мы столкнулись с небольшой проблемой. — Нары часто нервничают, но у них куда больше причин для этого. Аранары обычно не понимают, ведь если прошёл дождь и выросла трава, то мир прекрасен и нет причин грустить. — Наша проблема как раз касается одного аранары. Араканула склонился в сторону, листья его зелёной шляпы полоснули по земле — кажется, это было любопытство. — Ты знаешь аранару по имени Аракарирану? — А! Конечно знаю, Аракара хорошо знает его. Аракара делился с Аранакулой воспоминаниями об Аракарирану. — Но тебе не доводилось лично видеть его? — Лично? — снова склонился в сторону Аранакула. — Прямо перед собой, — пояснила Паймон. — Как Аранакула сейчас видит нас. — Вот оно как! Нет, лично не доводилось, Аракарирану недавно уснул. — Насколько недавно? — Деревья немного подросли. — Это нам мало помогало. Поняв, что ответ всё ещё расплывчатый, Аранакула уточнил: — А нары из деревни Вимара, которые тогда были одного с Аранакулой роста, успели вытянуться, как кустарники, и снова стать ниже. Состарились? — О, а ты не помнишь этих нар? — По названиям нет… Теперь, когда вы спросили, Аранакула вспомнил, что Аракарирану много общался с нарами из деревни Вимара. Аракарирану нравилось быть рядом с ними, а им нравилось с ним — так рассказывал Аракара. Мы с Паймон переглянулись. Вот оно. — А говорил ли Аракарирану что-то конкретное о тех нарах? — Мы могли бы спросить самого Аракару, ведь он знает намного больше Аранакулы. Давайте я отведу вас? Вести не пришлось, ведь мгновением позже со стороны питомника показался Аракара. Его маленькие ножки семенили по ещё влажной после дождя земле, а красная шляпка покачивалась от каждого шага. — Аранакула, друзья нары! Аракара заволновался, когда Аранакула долго не возвращался в питомник, но теперь вижу, что всё хорошо. Вы пришли поиграть с нами? Паймон помахала ему рукой: — Привет! Мы обязательно поиграем с вами, но сейчас мы пришли, чтобы разузнать об Ар… — Аракарирану. Аранакула сказал, ты видел его. — Лично, — пояснил Аранакула. — Прямо перед собой, как нас сейчас. — А-а… — Аракара кивнул, и шляпа закрыла его лицо. — Это так. Что вы хотите узнать? — Мы с Паймон повторили наши вопросы, и Аракара задумался. — Столько лун и солнц прошло по небу за это время… Аракарирану очень добрый и весёлый, он никогда не унывает. Когда Аракара грустил, Аракарирану приходил к нему и рассказывал добрые вещи, например, про то, как цветут випарисы. Аракарирану многим рассказывал добрые вещи, включая нар. Жаль, что они стали выше, потом опять ниже и забыли то, что Аракарирану для них делал. — Хочешь сказать, Аракарирану общался не с одной нарой? — уточнила Паймон. — Я и говорю, — непонимающе произнёс Аракара. — Точно-точно. Просто… ты помнишь имена тех нар или хотя бы сколько всего их было? Его руки — лапки? — потянулись к сумке на боку и без всякой цели подёргали её; видимо, он усиленно вспоминал. — Аракара помнит много названий. Аракарирану часто говорил странные слова: Джехьет, Пернима, Шанти, Видья, Индира, Малати… Что это значит? — Ох, это имена. — Паймон торопливо качнула головой, будто отгоняя какие-то догадки. — Женские имена. Картина постепенно становилась цельной. — Женские — это обычно с длинными волосами и тонкой серединой? — Что? Ты о талии? Не всегда, но да. Аракара кивнул: — Аракарирану говорил, что ему нравится их запах и голос, он у них прямо как у Паймон: тонкий и приятный. Паймон смущённо улыбнулась и поддела меня: — Слышишь? Паймон сделали комплимент! — Комплимент? — не понял Араканакула. — Паймон сказали что-то очень хорошее и приятное. Это как съесть вкусный сладкий фрукт. — А! Паймон с золотой нарой очень тонкие и приятные! — Почти. Спасибо, Аранакула! — Аранакула рад, когда вы рады! Мне пришлось поторопить: — Спасибо. Так что там с Аракарирану? Он общался только с такими нарами? — Чаще всего да. Они были спокойнее, чем другие нары, но и грустили чаще — Аракарирану веселил их, как веселил меня. — Девочки из-за многого грустили, — вздохнула Паймон. — У нар много странных поводов для этого, — повторил слова Аранакулы Аракара. — Нам, аранарам, этого не понять. — Ведь если с природой всё хорошо, то мир прекрасен. — Вот-вот. У золотой нары много ума. — Значит, Аракарирану разговаривал именно с девочками, чтобы они не грустили из-за всякого? — Получается, что так, — подтвердил Аракара. — Потом они подрастали и забывали, а Аракарирану устал и пошёл спать. С этим что-то не так? Вы беспокоитесь. Паймон почесала холку. Брошенный на меня взгляд был печальным. Мне пришлось ответить за неё: — Одна нара не забыла. Она помнила его всю жизнь. Сейчас она уже старая, снова низкая, но она всё ещё хранит подаренный им цветок и помнит. — Не может быть! — Аранакула чуть не подпрыгнул. — Какая сильная духом нара! Такой же взволнованный, Аракара принялся ходить кругами. — Деревья чуть-чуть подросли, а она помнит? Это очень долго для нар, обычно им хватает немного лун и дождей, чтобы забыть. Это замечательно! — Аранакула тоже рад, что одна из нар запомнила Аракарирану. Аракарирану будет очень счастлив, когда проснётся! Но мы счастливы не меньше, ведь если Аракарирану подарил ей цветок, то она очень хорошая нара — она тоже наш друг. — Получается, наш тоже, — улыбнулась Паймон. — И ваш тоже — наш. — Значит, вы не знали? Аракара быстро глянул на меня и покачал головой: — Аракарирану много времени гулял вне Ванараны, а потом устал и уснул. Вана помнит, но воспоминания как листья на дереве: их много, какие-то сдувает ветром. Мне вспомнилось, с каким лицом Шанти рассказывала о своём любимом друге, и снова захотелось её утешить. Впрочем, едва ли эта гордая женщина желала такого — это показалось бы ей жалостью. Шанти хотелось снова встретить своего друга. Хотя бы спустя шестьдесят три года и два месяца. — Дело в том, что та нара очень тоскует по Аракарирану. — Точно, — подхватила Паймон. — Она ждёт его всю свою жизнь. — Ждёт? Зачем? — Чтобы, ну… поиграть? Пообщаться? — Какая чудесная нара! Она тоже золотая? Неистребимая гордость, преданность и вера — вот единственные спутники одинокой по жизни Шанти. — В каком-то смысле у неё золотой дух. Когда аранары недоумённо уставились на меня, Паймон поправила: — Золотой не в буквальном смысле. Это как сильный. — А! Мы уже испугались. Очень тяжело носить в себе золотой дух. — Это так. Золото очень тяжёлое. Когда настоящее. У Паймон загорелись глаза. — А вы разбираетесь. Случаем нет ли поблизости залежей… — Паймон. — Ей хватило совести стушеваться под моим строгим взглядом. — Мы здесь ради Шанти. — Разумеется. Паймон хотела спросить, можем ли мы как-то разбудить Аракарирану? Аракара радостно подпрыгнул, явно представляя встречу со старым другом. — Можем-можем! Аракара уверен, что Аракарирану будет очень счастлив проснуться и встретить вас и ту свою подругу-нару, пока она не ушла. Вы уже умеете будить: сыграйте Аракарирану песню великого сновидения и вплетите в неё песню возрождения. Арана и Аранакин однажды разбудили так Аракару, когда он заспался. Потом у Аракары в голове перекатывались шишки. — Паймон чувствует это каждое утро. — Аранакула знал, что у белой леталки в голове шишки: она часто глупит. — Я не про это! Лира лежала в заплечной сумке, и от неё, не прекращая, исходил лёгкий трепет: струны всё ластились к пальцам, желая, чтобы на них играли песни аранар. — Отлично, мы справимся. — У меня аж ладони зачесались. — Где нам найти Аракарирану? Аранакула и Аракара перестали счастливо прыгать и замерли. Переглянулись. Снова замерли. — В лесу, наверное, — тупо ответили они. — А в каком конкретно месте он спит? Пожав плечами — или сделав подобие такого жеста, — Аракара объяснил: — Аракарирану любит веселье и радость. Когда он устаёт и идёт спать, то делает это быстро и тихо. Он не предупреждает, где уснёт. — У него есть домик в Ванаране? — Аракирарану очень вольный аранара! Он может уснуть даже на самой высокой ветке дерева или у самых толстых его корней. В своём домике он почти не бывал, много путешествовал. — Радовал нар, — с грустью улыбнулась Паймон. — Какой чудесный аранара! Только вот… Шестерёнки в моей голове судорожно крутились. Нужно было срочно соображать, где искать Аракарирану. Будь я аранарой, где бы мне захотелось уснуть? Пожалуй, везде, ведь мой дом — весь мир. Но у нас с Паймон за плечами множество приключений; весь мир и наш дом тоже. Как оно обычно бывает, чем больше усилий прилагаешь, пытаясь думать, тем меньше мыслей в голове. Паймон понимающе смотрела на меня. — Нам нужно найти его как можно скорее, — торопливо сказала она. — Аранакула, Аракара, можете ли вы нам помочь? Аранары вновь замолчали, и впервые захотелось побывать у них в головах: что там помимо шишек? какие мысли бродят в их черепушках? а есть ли там черепушки? Что внутри их маленьких пузатых тел? Как подтвердилось мгновением позже — большие добрые сердца и светлые души. — Мы знаем, что надо делать, — медленно произнёс Аранакула, получив одобрение в виде кивка от Аракары. — Будем мчаться на всех парах и искать. Перед тем как последовать за ними, Паймон положила свою маленькую ладошку на моё плечо. — Паймон понимает, почему ты так сильно хочешь, чтобы Шанти встретилась с тем, кого ждала все эти годы. О лучшем друге нельзя и мечтать.

***

Мы и правда мчались на всех парах, и это занятие оказалось не самым удобным — спина тигра ришболанда была с острыми бугристыми лопатками, и при каждом новом прыжке мы с Паймон — та вцепилась в мои волосы своими клешнями и отказывалась отпускать — подлетали на пару локтей вверх. Скачущие рядом с нами на других тиграх ришболандах Аракара и Аранакула заливисто хохотали: — Мы же рассказывали вам, что дружим с ними! И теперь мы быстрее ветра! Нашим друзьям нравится? Паймон что-то проулюлюкала, но разобрать не удалось: в ушах свистел воздух. Или это была сама Паймон. Кожа на ладонях зудела, до того сильно пальцы вцепились в жёсткий мех тигров риншболандов, но это быстро позабылось, стоило нам прыгнуть в лес. А потом во второй, и в третий… Сумеру проносился перед нашими глазами, как одна длинная смазанная картина. Аракара и Аранакула, болтаясь на шеях наших новых спутников, смотрели по сторонам так внимательно, что казалось, будто они видят всё. Вероятно, так оно и было. Мои глаза улавливали лишь кусочки камней, корней и озёр, а когда тигры ришболанды запрыгнули на деревья и продолжили бежать почти по воздуху… Двалин летал медленней. Кажется, пока мы стремительно неслись сквозь луга Вишудхи и земли Ашаван, успел пройти дождь. Воздух посвежел, а нос обожгло холодом. Наши красные щёки наверняка были маяками для всех местных хищников, но кто кинется на отряд из тигров ришболандов, двух аранар и бешеных путешественников, которые смело — или почти смело — кидались в пасть дракону? То-то же. Когда начало казаться, что холод и сумасшедшая тряска никогда не закончатся, Аранакула воскликнул: — Вот он! Аранакула чувствует Аракарирану и видит его, как надвигающееся облачко! Смотрите! Тигр ришболанд резко остановился, и мы с Паймон впечатались носами в его затылок. — Просим прощения, — смущённо пробормотала Паймон, когда две щёлки жёлтых глаз неодобрительно покосились на нас. Мне было не до того. Втроём с аранарами мы неслись к старому пню, пустому внутри, как прохудившийся кошель. Гора Девантаки подгоняла нас своими ветрами. Аракарирану, вопреки моим ожиданиям, спал не в удобном пространстве внутри надломленного дерева, а рядышком, в полном гороха мешке. Или то были зелёные яблоки? Из их груды торчал маленький синий хвостик, и в очередной раз пришлось восхититься тонкими чувствами аранар — человеку такой мелочи не разглядеть. — Давай, — направил меня Аракара, — играй! Они с Аранакулой торжество стояли рядом, от нетерпения прыгая с ноги на ногу. Даже тигры ришболанды замерли в отдалении, заинтересованно глядя на музыкальный инструмент. Перехватив мой взгляд, Паймон ободряюще кивнула. Лак со старинной лиры давно сошёл, и дерево под пальцами было шероховатым — это как гладить кору или крокодилью кожу. Не то чтобы у меня было много подобного опыта. Зато на лире доводилось играть много. Мелодия полилась легко, будто давно хотела это сделать. Так выливается молоко из кувшина на завтрак, так наполняют чаем чашки. Только теперь моя музыка заполняла головы друзей. То ли дело было в искреннем желании помочь Шанти, то ли Аракарирану некрепко спал, но уже скоро из мешка стал высыпаться горох, а синяя шляпка высовывалась всё больше. И тогда в песню великого сновидения вплелась песнь возрождения, и успевшие прикорнуть друзья вскинули головы, глядя на меня так, словно впервые видели. Внимательно смотрел на меня и Аракарирану. Он хлопал маленькими чёрными глазками, всё ещё пытаясь прийти в себя, но потом громко зевнул, и зевок этот стал концом моей песни. Аракарирану проснулся от долгого сна. Путь до леса, в котором жила Шанти, показался мне коротким, точно летняя ночь. Аранары громко и от души смеялись, радуясь встрече, и мы с Паймон вскоре присоединились к ним. Это как болезнь. Заразились даже тигры ришболанды, под конец дороги начавшие порыкивать, очевидно, пытаясь повторить наш смех. Все затихли, когда мы оказались недалеко от деревянной лачуги. Аракарарину не спешил заходить, явно чувствуя на себе мой тяжёлый взгляд. Он мог сказать сейчас что угодно, но сказал: — Спасибо! Аракарирану очень понравилась твоя песня. Аракарирану рад, что мы теперь друзья. Было бы очень жаль пропасть всё то время, что вы гостите в Ванаране. Мне и так пришлось слушать много рассказов про нару Варуну и печалиться, что мы не смогли пообщаться. — Шанти помнит тебя, но не знает, кто ты. Аракарирану кивнул: — Да. И посеменил к двери без ручки. Не знаю, попался ли он в ловушку Шанти, показался ли он вообще ей на глаза; мне неизвестно, о чём они говорили, плакали ли они или смеялись, но я точно знаю, что свечи в деревянном доме горели всю ночь, и никто их не затушил. Был момент, когда рыжие огоньки расплылись, как мир во время нашего путешествия на тиграх ришболандах, и мне почудилось, что я теряю сознание от усталости. Но то были всего лишь слёзы. Стоило их вытереть, как хижина и горящие в ней свечи вновь обрели чёткость. — Вы обязательно встретитесь, — твёрдо сказала Паймон, не покидавшая меня ни на миг. — Во время пути сюда Аракарирану переживал, не сделал ли он что-то плохое, — произнёс подошедший к нам Аракара. — Он сказал, что вы не были рады тому, что нара Шанти ждала его всю свою жизнь. Скажите, Аракарирану и правда сделал плохую вещь, подружившись с ней? Он что-то ей испортил? Фрукты портятся, и потом нары не едят их. Жучки и черви едят, потому что много питательных элементов, но нары так не думают… Судя по выражению лица Аранакулы, он тоже серьёзно воспринимал это. Моя тяжёлая от мыслей голова легко, точно чучело, качнулась: — Нет, вовсе нет. Просто друзья часто влияют друг на друга. Аракарирану всегда был хорошим другом, поэтому сильно повлиял на жизнь Шанти. — Точно! — Паймон приложила руку к сердцу, как делала всегда, когда была исполнена искренности и нежности. — Мы раньше жили не так, как сейчас, но после встречи всё переменилось. Теперь мы путешествуем вместе, и Паймон всегда хорошо и не одиноко. Вряд ли бы мы сейчас сидели здесь с вами, не доведись нам подружиться. Крепкая дружба меняет людей и их жизненные пути. — О, вы сильно изменили Аранакулу и Аракару! Если бы не вы, мы бы не разбудили Аракарирану и не сделали много других хороших вещей. — Именно! Так, кучкой друзей, мы и просидели почти до самого утра, а потом Аракарирану появился перед нами и сообщил: — Нара Шанти больше не болеет, Аракарирану вылечил её. А ещё у неё прошли боли из-за Мараны, так что теперь всё хорошо. — Он повторил уже твёрже: — Спасибо вам. Мы с Паймон лишь махнули руками. Облегчение было таким сильным, что мне захотелось наконец-то лечь и поспать, но, судя по лицу Аракарирану, предстояло сделать ещё одно дело. — Я хочу навестить других нар из деревни Вимара, — сказал он. — И нужно, чтобы вы помогли мне собрать много букетов цветов. Мы опять остались ждать в стороне. Рассвет приближался, и это был самый тёмный час за всю ночь. С верёвочного моста, накинутого на реку, будто капюшон, было хорошо видно, как появляются огни в домах. До того чёрная, точно ночь вокруг, деревня Вимара зажигала свои собственные звёзды. Одну из них я знал — в том доме жила старуха Джехьет. Её осветившееся свечой окно как раз выходило к реке. Или то светились давно утраченные воспоминания? Заметив мой взгляд, Аранакула мелко кивнул: — Они ожили. Память — жизнь. Так говорили аранары. Мы с Паймон не произносили этого вслух, но хорошо понимали: нам хотелось жить как можно дольше. Так долго, как жила Шанти. Дорогой нара, прочитавший это в будущем! Живи как можно дольше и ты, аранар очень это обрадует. («И кушай полезную еду, так всегда говорил мой папа». Прим. Рази) («И пусть еда эта будет не только полезной, но и вкусной, ведь это важно!» Прим. Паймон) Я также надеюсь, что ты, дорогой нара, извлёк смысл прочитанного лучше, чем Паймон и Рази. С твоего позволения писать их примечания по этому поводу не буду… Через несколько дней одна из лесных птиц принесла мне связку скляночек с густой зелёной жидкостью от головной боли и два мешочка хорошего кофе. На записке было аккуратным женским почерком выведено одно-единственное слово: «Благодарю». С Аракарирану нам всё-таки довелось познакомиться поближе. Он и правда не позволяет никому грустить и старается всегда веселиться. Паймон как-то назвала его дамским угодником, но он, конечно же, не понял значения этих слов. С этим ему не помогли даже все полученные от подруг знания. Вот и славно. Спасибо Рази, который помог написать этот текст, и Паймон, которая поддерживала нас. Спасибо и тебе, дорогой нара, за прочтение. Надеюсь, эта история помогла тебе лучше разобраться в природе наших общих друзей аранар. А мы отправляемся на поиски новых — и историй, и аранар. («И неплохо было бы поесть. Мы долго это писали и порядком проголодались». Прим. Паймон)