Тейватская похлёбка

      Разевает пасть, глотает дрова, не жуя, и трещит за обе щёки, переваривая — проста работёнка каминная, ничего не скажешь, повезло. Облакам — и тем тяжелее, их хоть ветер гоняет, плакать заставляет; этого же только кормят и кормят.              — Как думаешь, — медленно спрашивает Тевкр, поправляя плед в ногах, — всё время есть — это сложно?              Чайльд отнимает голову от документов «о транспортировке игрушек из Снежной» и непонимающе смотрит на брата. У того вид настолько озабоченный, что шутки отпадают, предложение пойти перекусить — тоже. На столе у камина холодеют остатки пирожков с капустой.              — Как в сказке? — переспрашивает Чайльд. — Двое детей, домик в лесу, ведьма и море сладостей? Ха-ха, Тевкр, да это ж страшная сказка! Или хочешь, чтобы я тебе устроил?              Тевкр совсем не смеётся, только головой качает:              — Нет-нет, не надо. Я буду толстым, и ты не сможешь поднимать меня на плечи…              — Я смогу, — моментально заверяет Чайльд.              — …а почему камин не толстеет?              Чайльд моргает. И ещё пару раз. Повёрнутое в его сторону лицо Тевкра до того серьёзное, что кажется, будто перед ним не младший брат, а зеркало, из которого невозмутимо взирает сам маленький Чайльд во плоти. Во всей своей унылой, замызганной Бездной и прочей гадостью плоти… Плохо дело. И такая штука произошла ещё и в такой унылый, замызганный каким-то жалким инеем день — снега ещё не так много, погода противная, на улицу не выйти, не поиграть. Тевкр ещё с утра ныл, как хочет отправиться лепить снеговиков или кидаться снежками. И вот оно до чего доползло.              — Ты хочешь, чтобы я купил тебе толстый камин?..              — То есть такие всё-таки бывают! — ликует Тевкр, уже совершенно по-детски, наивно — по-тевкрски. Чайльд расплывается в улыбке:              — Нет.              Тевкр вновь смуреет и отворачивается обратно к огню.              — Понятно.              Каков.              — Так не пойдёт. — Чайльд подрывается с насиженного у стола места («Все булки там смял, мой верный рыцарь», — обычно ворчит Тоня) и мигом оказывается на коленях перед креслом, и вот уже руки бездумно и хаотично поправляют всё время норовящий слезть на ковёр плед, а взгляд мечется от спадающей на глаза чёлки до напряжённых уголков губ. — Рассказывай, что такое? Хочешь другой камин? Одно твоё слово — и великий продавец игрушек из Снежной…              — Камин не игрушка, — не в пример осуждающе говорит Тевкр. — Пусть он и большой, но у него нет имени, как у мистера Одноглазика.              Чайльд рассеянно кивает.              — И правда, я совсем забыл об этом.              — В любом случае, другого камина не надо, мне и этот вроде бы нравится. — Тевкр трагично вздыхает. — Тут всё сложнее. Я… а что он делает? Он просто ест и ест целыми днями. Ты вот трудишься, продавая игрушки; мама трудится, когда готовит борщ и печёт пирожки; папа трудится, когда колит дрова, а этот… — (Тевкров палец возмущённо указывает на призывно раскрытый полыхающий рот.) — Этот просто ест и ест!              «Прямо как ты», — едва не ляпает по-братски Чайльд, но вовремя стирает эту реплику с языка и с твёрдостью забытого на столе печенья выдаёт:              — Так.              Это «так» звучит ещё и очень внимательно, потому Тевкр, приободрённый тем, что его слушают, продолжает:              — Но ведь все что-то делают! Ты продаёшь игрушки, мама готовит и ворчит на папу, папа готовит дрова и ворчит на меня, когда у него болит голова; борщ делает меня сильным, а вас всех более здоровыми и счастливыми, если я его съем; дождь поливает землю и из неё растут цветы и деревья, снег падает и очищает запачкавшийся после лета и осени мир, а камин… — Тевкр, расстроенный этим недоразумением, на эмоциях даже брыкается и выдаёт, едва не плача: — Камин… ну что вот он делает?..              Чайльд вновь заботливо поправляет упавший плед.              — Когда идёт снег, — рассказывает насмешливо, — становится холоднее. И одним одеялом тут не согреешься. В таких случаях нужно греться у огня, однако не у всех есть Пиро Глаз Бога, так ведь? — Дождавшись кивка, Чайльд довольно указывает на камин. — Тогда нужно как-то принести огонь в дом и не спалить всё дотла, верно? Ведь Гидро Глаз Бога тоже не у всех есть.              — Ага! Мама готовит на огне, и почти никогда ничего не горит!              — Почти? — не понимает Чайльд.              — Ой, столько всего случается иногда. Если бы братик чаще приезжал, то знал бы больше. — Тевкр тут же склоняется к застывшему, как каменное изваяние, Чайльду и обнимает. — Но я тебя не виню! Продавать игрушки — очень важно. Ты делаешь людей счастливыми. Когда я вырасту и тоже смогу продавать игрушки по всему Тейвату, мы будем делать это вместе, может даже с почётным рыцарем, и тогда уже оба будем всё пропускать, а потом выспрашивать у Антона.              — Ага.              — Так что не переживай ни о чём и дальше рассказывай. У мамы почти безопасный огонь. Так вот.              — Вот, — всё ещё заторможенно отзывается Чайльд. — Вот! Люди придумали принести огонь в дом для еды и отдельно для себя, чтобы не сидеть всё время на кухне.              — Это было бы ску-учно…              — Ужасно скучно! Поэтому, помимо очагов и печек, придумали камины. Это же безопасный костёр, Тевкр.              В коротком молчании явственно слышится, как трещит безопасный костёр, поедая свой ужин.              — А-а-а, — с пониманием тянет Тевкр. И снова: — А-а… — Лицо его светлеет и даже принимает какое-то одухотворённое выражение, будто наконец-то все тайны вселенной разгаданы, войны выиграны, а зло повержено. — А-а!!! Откуда же мне было знать, что камин греет? Я думал, он только дрова съедает, а костры выглядят иначе, они такие плоские, я видел.              — Тебе разве не тепло от камина? — волнуется Чайльд. И тут же принимается ощупывать щёки и лоб сопротивляющегося Тевкра. — Мне уже спину напекло так, что пот ручьём льётся. Ты хорошо себя чувствуешь? Болит что-то?              — Мфе…фефло и фифеко не фоли… Да ну хватит! Я здоров! Мне тепло! — Тевкр с важным видом указывает на плед. — Меня одеяло греет.              — Ладно, ладно, — смеётся Чайльд, отодвигаясь. — Но камин помогает одеялу. Без него было бы намного холоднее.              Тевкр задумчиво высовывает язык и с явным сомнением глядит на камин. Тот кажется уже не голодным до дров, а каким-то оскорблённым, будто Тевкр не всего-то усомнился в его способности выполнять свою основную функцию, а обозвал всех его ближайших родственников-очагов-печек и поклялся извести со свету все деревья.              — Мама всегда кутает меня в одеяла. Как же я мог знать, что камин греет? — Осенённый догадкой, Тевкр аж подпрыгивает на кресле. — А снега-то нет! Ты говорил, что камин нужен, чтобы греть в холода, когда снег начинает идти и становится совсем холодно. А щас осень ещё, пока только заморозки держатся и лужи во льду, а снег попозже будет.              Тут Чайльд молчит — крыть нечем. Он чешет затылок, изображая озадаченность, и вдруг в его глазах на мгновение, на одно короткое мгновение что-то вспыхивает, какое-то давно позабытое, оставленное где-то в другом месте чувство, и рука поднимается с подлокотника кресла и тычет в окно:              — Смотри.              Тевкр оборачивается и смотрит. Всеми позабытый плед целуется с полом. А там, за окном…              Там идёт первый снег. Даже не идёт — валит. Валит крупными, здоровенными хлопьями, будто кто-то наверху покрошил облака, точно хлебную мякоть, и теперь посыпает ей всё, как сахарной пудрой. Тевкр чуть не взвизгивает от восторга.              — Первый снег! Первый в году снег! А-а-а!              На самом деле, в Снежной снег так или иначе есть всегда, но вот так вот, с неба — это да, это первый в году. Это праздник на площади, это леденцы-петушки, обжигающий горло морс и булки на любой вкус: с маслом и мёдом, сахаром, вареньем. Это армия снеговиков, стащенные из сарая вёдра, коньки и красные от пойманных снежков щёки.              Чайльд щурит глаза:              — Ты хотел выйти на улицу поиграть. Идём? Слепим снеговика. Я отложу мою важную работу торговца игрушками.              — Нет-нет-нет! — неожиданно протестует Тевкр, берёт большую руку в свою маленькую ладошку и старательно дышит на Чайльдовы перчатки. — Снег же! Давай ближе к камину, будем с тобой греться! Греться, греться!