***
Гарри Поттер задумчиво раскачивался на качелях в старом парке, прислонившись ноющим виском к холодной цепи. Голова болела после стычки с дядей Верноном: Гарри слушал новости на лужайке под открытым окном гостиной дома Дурслей, когда в сонной послеобеденной тишине раздался внезапный, очень громкий хлопок. Подросток вскочил на ноги, так качественно приложившись лохматой макушкой о раму открытого окна, что слезы брызнули из глаз, и тут же попался дяде Вернону: он схватил Гарри за горло и сильно сдавил, перекрыв дыхание. А когда Гарри поднял свою волшебную палочку в попытке защититься — отпустил шею, но выхватил палочку из ослабевающих пальцев. Подросток упал в куст гортензии. И лежал там, пока дядя успокаивал любопытных соседей, среагировавших на хлопок. — Ты что себе позволяешь, скверный мальчишка? — зашипел дядя, как только соседи скрылись из вида. — Что ты здесь делал? Ну, говори! — Я слушал новости, — пробурчал Поттер, растирая горло. — Маленький лжец, — рядом с дядей возникла тетя Петунья, — в наших новостях нет ничего про этих… Твои новости должны приносить совы. — Они ничего не приносят, — огрызнулся Поттер. — Отдайте палочку! — Ну уж нет! — довольно осклабился дядя Вернон. — Побудет пока у меня! Дядя захлопнул окно, показывая, что разговор окончен. Гарри потоптался на лужайке, сплюнул в помятый куст, перешагнул через низенькую изгородь и пошел прочь. Последние недели он только этим и занимался — бесцельно и бездумно слонялся по застывшему в мареве необычно жаркого лета городку, находясь в полной изоляции от волшебного мира. Друзья были вместе, заняты чем-то неведомым и отделывались от него какими-то невнятными записками, из которых было ясно, что ничего не ясно. Сириус тоже советовал не нарываться и сидеть тихо. Даже личная сова летала невесть где, и только он сидел в Литл-Уининге, как в клетке, чувствуя, как с каждым днем иссыхают ростки надежды на скорую встречу с друзьями. Ощущение тяжелой тоски и безнадежности почти не покидало его. Побродив по пустынным улочкам, Гарри пришел в опустевший парк, сел на качели и позволил печальным мыслям беспрепятственно течь в своей голове. Мысли были безрадостными: он снова и снова размышлял о Роне, Гермионе и Сириусе, которые были более свободны чем он. Занимались чем-то полезным, важным, а он, человек присутствовавший при возрождении Волдеморта, не заслужил заниматься этим полезным. Его снова отправили сюда, как в пыльную душную коробку, из которой нет выхода. Голова болела. Виски и так постоянно ломило от жары и боли — Гарри плохо спал из-за кошмаров, в которых он опять оказывался на ночном жутком кладбище, опять видел смерть Седрика и возрождение Волдеморта, а еще какие-то извилистые темные коридоры, каменный лабиринт без выхода. А теперь ещё и это… Он аккуратно потрогал шишку на макушке и зашипел, зацепив спекшуюся корочку крови на ссадине. Он снова погрузился в тоскливые размышления о бездействии друзей, Дамблдора, Волдеморта, Сириуса и отсутствии всяких новостей, мерно раскачиваясь на старой качели, отталкиваясь от земли носком видавшего виды кроссовка… И должно быть задремал, потому что из состояния задумчивости его вывел тычок под ребра и гнусный голос Пирса Полкисса: — Смотрите-ка, кто тут сидит! Гарри мысленно застонал — как он мог так бездарно попасться? Верная шайка Дадли Дурсля в сборе — он сам, и Пирс, и Деннис, Малькольм и Гордон: чертовы громилы сейчас довольно ухмылялись, увидев любимую жертву своих жестоких детских игр. Рядом валялись их дорогие велосипеды. — Язык проглотил, Поттер? Поздоровайся со старыми приятелями! — хохотнул кто-то сзади. — А это точно Поттер? — нарочито задумчиво проговорил кто-то третий. — Мне сначала показалось, что это наша подружка Бойд соскучился и решил нас навестить. И все они гнусно заржали, как будто шутка была действительно смешная. — Хах, и верно, Гордон, похож, — Полкисс стоял прямо перед Гарри и внимательно его разглядывал. — Как думаешь, Большой Дэ, он и в остальном как наша крошка Бойд? Полкисс как-то особо похабно подмигнул Дадли, который стоял чуть в стороне, прислонившись могучим плечом к дереву и сверлил Гарри тяжёлым взглядом. Год жёсткой диеты и бокса сделали из Дадли устрашающего громилу, но в эти каникулы до сегодняшнего дня Дадли делал вид, что Поттера не существует в окружающем его пространстве. Гарри ощущал этот взгляд — придавливающий, оценивающий, неправильный… — Да, — наконец-то хрипло сказал Дадли. — Такой же квир . Гарри дернулся с качелей, но жёсткие руки Малькольма опустились на его плечи и усадили обратно. Пирс вынул из поясной сумки какую-то блестящую железку, похожую на двойное кольцо с лучиками, и теперь вертел ее в пальцах. — Дадли… — угрожающе прошипел Поттер в надежде, что кузен одумается и остановит дружков. Младший Дурсль опасался чокнутого кузена после событий прошлых лет, но, видимо, не желал терять лицо перед дружками, заметив, что Гарри сейчас без палочки. Дадли грубо хохотнул: — Это не я хнычу ночами и зову Седрика. Кто он? Твой бойфренд? Гарри зажмурился, чтобы не показать навернувшихся слез, и стиснул кулаки. — Ух! Похоже ты угадал, Большой Дэ! — усмехнулся Полкисс. — Поттер, будешь нашей новой подружкой? Гарри снова дернулся, попытался соскочить с деревянного сидения в слабой надежде, что ещё удастся сбежать до того, как Дадли начнет отрабатывать на нем хорошо поставленные боксерские удары, но сильные ладони на плечах не дали пространства для маневров — Малькольм так близко, что Поттер чувствовал запах пива и сигарет из его рта. — А ты строптивый, — с каким-то предвкушением продолжил Пирс. — Люблю строптивых. Знаешь, что это? Он сунул блестящую железку прямо под нос Поттера. Гарри отстранился, насколько смог, и необдуманно помотал головой, провоцируя новую вспышку поутихшей боли. Из-за нее Поттер пропустил перемигивания Пирса с остальными приятелями и только почувствовал, что на плечи больше ничего не давит. Он вскочил и успел сделать лишь шаг в предполагаемый просвет, как увесистый кулак ударил в скулу и сбил с ног. Следующий удар по голове вышиб белые искры из глаз, пресекая попытку подняться хотя бы на колени, снова роняя его на твердую землю. Глаза застилали слезы. — Малькольм, — неодобрительно цокнул Дадли, — нужно быть аккуратнее. Убьешь Поттера, что я маме скажу? Мучители радостно загоготали. Чья-то безжалостная пятерня схватила Гарри за волосы и потянула вверх, заставляя встать на четвереньки, а потом выпрямиться, стоя на коленях. Сквозь грязные очки и слезы ничего не видно, но и без того перед глазами все плыло. Он попытался достать хоть кого-нибудь из парней, но ему попросту зафиксировали руки, прижимая их плотно локтями к туловищу. Полкисс возвышался над ним с притворно-сожалеющей миной на крысиной мордочке. — Это, Поттер, — назидательно произнес он, — очень полезная штучка для укрощения строптивых. У нас, в «Вонингс», очень не любят строптивых девочек. Гарри успел подумать, что пропустил новость, когда частная школа для мальчиков, в которой учатся Дадли и Пирс, успела стать смешанной, но удар коленом под дых вышиб весь воздух из лёгких, заставляя его широко раскрыть рот в попытке сделать вдох. Пирс дёрнул его за волосы кверху и запихнул железяку в распяленный рот. Гарри попытался вытолкнуть ее языком, но железное кольцо как-то очень неудачно цепляет зубы. Новый удар, на этот раз в спину, снова вышиб воздух из лёгких и окончательно сбил очки. Крепкая хватка не позволяла ни выгнуться, ни согнуться — волосы тянут так, что хрустит кожа, Гарри кажется, что ещё немного и скальп оторвётся от черепа. — Уйдите со света, придурки. Гарри пытался понять, кто из ублюдков это сказал, но их голоса сильно изменились за прошедший год. Деннис или Гордон? Его подхватывают под руки с двух сторон и протаскивают несколько футов до густой тени среди кустов. Где-то рядом по дороге шуршат шинами машины, слышна мелодия заставки вечерних новостей, стрекочут насекомые и ароматы сухих пыльных цветов наполняют ночной воздух, но сейчас Гарри не до очарования летней ночи. Он один и никто не придет на помощь. Он опять окружён, на коленях, почти ослепший от слез, а голова разламывается пополам от пульсирующей боли как тыквы Хагрида под секирой министерского палача, словно Волдеморт снова рядом, словно Пожиратели снова смотрят на него, неспособного ни на что, бесполезного, жалкого оборванца. Только в этот раз у него нет палочки и ему не сбежать из цепкой хватки. Почему его не могут просто убить? Почему надо обязательно издеваться, бить, играть в эти проклятые кошки-мышки? Что за извращённое удовольствие? Пирс протянул руку и почти нежно провел ладонью по щеке Гарри, а потом хлестнул по ней без замаха: — Сопротивляйся, так веселее. Вжик молнии джинсовых шорт прозвучал громче, чем давешний дневной хлопок. И напугал куда больше: до Гарри наконец-то дошло, что сейчас произойдет, что с ним сделают. Он забился в держащих его руках, пытаясь вырваться или хотя бы ударить ногой. Но для дружков Дадли, каждый из которых был крупнее и тяжелее Поттера, он всегда был лёгкой добычей. Все, чего он добился своими трепыханиями — широкие ухмылки на лицах и стянутая футболка, которой ему скрутили руки за спиной. Гордон резко дёрнул запястья Поттера вверх и тот едва не улетел носом вперёд, прямо под ноги Полкиссу, но в последний момент его удержали в этом неудобном положении поклона — белые фирменные кроссовки в считанных миллиметрах от лица задыхающегося от ужаса Гарри. Надежды нет и помощи не будет. Ее никогда нет, когда она так необходима. Обречённость захлестнула его новой волной паники: ему конец, конец, ему не вырваться, его жизнь уничтожит не страшный волшебник, а кучка глумливых подростков. — Это твое место, сучка. На коленях. И ты покорно примешь все, что тебе сейчас дадут. Иначе будет хуже, — подрагивающим голосом произнес Пирс. — Большой Дэ, ты будешь первым или доверишь мне? — Нет, пожалуй, — лениво растягивая слова проговорил Дадли. — Это будет неправильно. Он всё-таки мой родственник. Парни глумливо заржали, а Поттера снова вздернули за волосы. От вида чужого пениса в полной готовности прямо возле лица, прямо возле рта, Гарри закричал. Легкие жжгло огнем, по лицу струились бессильные слезы. Он дернул головой, оставляя изрядный клок волос в руках своего мучителя, но очередной сильный удар кулаком между лопаток прерывает его бесполезные метания. Гарри уже не надеется сбежать, он только хочет сделать вдох без боли. — Достаточно! — резко скомандовал Дурсль. — Отпусти его. — Что-о? — голос Полкисса от неожиданности сорвался на визг: такой облом. — Отпустите, я сказал. Он всё-таки мой родственник, — в голосе Дадли больше металла, чем на всей этой площадке. — Дьявол! Ты шутишь?! — недоверчиво произнес Пирс. Остальные напряжённо молчали, но авторитет Дадли до сей поры был непререкаем, и парни только злобно сопят из-за прерванного развлечения. — Ну, Дадли, не обламывай нас, ты же сам сказал, что он педик. У меня яйца сейчас лопнут… Ныть и канючить Пирс продолжал скорее по инерции: он и сам знал, что Дадли уже не даст засунуть член в глотку Поттеру, а если его хорошенько разозлить, то можно оказаться на месте жертвы, и тогда участь будет печальнее, чем у школьной шлюшки. Поэтому он убирал опавший член в шорты и сам кивнул Гордону, который все ещё удерживал судорожно дышащего Поттера. — Брось эту бесполезную дрянь, Горди, на него даже дрочить противно. Поттер завалился на бок и подтянул колени к груди, из его груди рвутся рыдания, а слезы льются из глаз непрерывным потоком. Пирс наклонился и ловко поддел пальцем кляп, освобождая ноющую от напряжения челюсть. Гарри хотел бы укусить его напоследок, но едва может свести зубы. — Не забудь сказать Большому Дэ спасибо, — усмехнулся он на прощание и плюнул Поттеру в лицо. — Какой же ты мерзкий! — Зато у тебя на него стоял! — фыркнул Деннис. — У тебя тоже! — не остаётся в долгу Пирс. Пошло подтрунивая и пихая друг друга плечами приятели подняли свои крутые велосипеды и направились в сторону дороги. Рядом с дрожащим от пережитого ужаса и нервного напряжения Поттером остался только Дурсль. Он присел на корточки, чиркнул зажигалкой и принялся пристально разглядывать лицо Гарри в неверном свете крошечного огонька. Гарри не пытался сфокусироваться на его лице — очки давно слетели, и от этого Гарри ощущал себя ещё более беспомощным и жалким. Использованным. — Если расскажешь родителям, я скажу, что ты сам предложил отсосать за деньги, — равнодушно произнес Дадли. — Так что держи язык за зубами. И помни мою доброту. Он подождал ответа, но его нет. Огонек погас, и Поттер наконец-то остался один в темной тишине жаркой летней ночи. Терзающая душу и избитое тело боль становится нестерпимой. Гарри рывками распутал намотанную на запястья старую футболку и запихнул грязный ком ткани себе в рот — он не может позволить себе привлечь чье-либо внимание рвущимся наружу воплем. Такую боль он испытывал только от Круциатуса Волдеморта — Гарри казалось, что его пронзает сотней раскаленных игл и боль заслоняет собой весь мир. Он никак не может унять сотрясающую тело дрожь и истерические всхлипы. Он чувствует, как что-то рвется у него внутри, ломается с оглушающим треском, а в голове похоронным набатом стучат одни и те же слова: «Никто. Никогда. Не придет. Никто. Никогда. Не поможет», — и в этот момент Гарри чувствует одиночество как никогда раньше. Сейчас он становится более одиноким, чем когда он маленький мечтал о неизвестном родственнике, которому он будет нужен, когда мечтал о друзьях, которые всегда будут рядом — тогда он не знал, что ощущение ненужности и одиночества может быть сильнее. Всеобъемлющим.***