Дьявольское искусство

Сюэ Ян, будучи весьма наивным и доверчивым мальчиком, с самого своего осознания и понимания, блуждал по улицам в полном одиночестве. У него не было родителей, братьев или сестер. Он не знал, бросили ли его родственники на произвол судьбы или погибли. Маленький Сюэ скитался по улицам, обучаясь воровать еду, а порой жалостливые прохожие делились с ним объедками. Однако ему никогда не предлагали помощь, не протягивали руку, предлагая лучшую жизнь. Временная жалость и подачки — единственное, что удавалось обрести в мире лишённом человечности. И Сюэ Ян, преисполненный смирения, принимал это. Полный обиды не имел возможности покорять вершин, хоть что-то сумел приобретать и довольствовался этим. Мальчик учился выживать самостоятельно через ловушки неприятностей, устроенными домашними детьми и эгоистичными взрослыми, страдал от холода и голода, но всегда находил способ преодолеть трудности. И так день за днем. В свои семь лет Сюэ Ян всё ещё оставался простодушным и глуповатым. Он не мог похвастаться ни ростом, ни упитанностью из-за проблем с питанием. Впрочем, за долгие годы привычка преодолела страхи, он приспособился: находил подходящие места, где мог пережить ночь, непогоду или злых людей. И всё же, в своём маленьком, неразвитом тельце ребёнок мог превзойти разозленного взрослого и даже догнать кого-то, если появлялась необходимость. И в тот день, ему пришлось догонять. С громким кличем он кинулся на мужчину, искренне негодуя, чем заслужил подобное к себе жестокое обрщаение? Ведь выполнил же поручение, данное состоятельным человеком за простые сладости. Взамен одобрению, награждают мальчика ударами пыточного орудия. С точки зрения несведущего ребёнка, всё гладко пройти должно, но найдя человека и передав послание - его бьют, а требуя возместить нанесённый ущерб и положенную награду, - снова руку на него подняли. За что? До каких пор брошенный мальчик должен выносить столько тягот, сколько выпало в прошлом, раз судьба сложилась таким образом? Сюэ Ян не выбирал быть брошенным на произвол и бродяжничать, выпрашивая милостыню. Он тоже хочет, как и другие дети, находиться в кругу семьи, быть сытим и одетым, получать родительскую любовь; играться, наслаждаться вкусностями и спать в тёплой постели с крышей над головой. Эти богатее считают, раз он мал и сирота, с ним можно так поступать? — Это не справедливо! — кричал он, ревел. Внезапная вспышка злобы затмила его закаленный детский рассудок. Сюэ Ян с криком устремился к экипажу, стремясь во что бы то ни стало поймать жестокого человека и получить обещанные сладости. Но что может сделать бездомный, слабый сирота против мускулистого, большого и злого мужчины? Ничего, лишь навлечь на себя еще больше несчастий. Разгневанный мужчина отобрал кнут, с которым слуга обращался к скоту, приложил силу и обрушил удар на ребенка. Сюэ Ян с криком боли повалился на землю, не в силах пошевелиться. Глаза, залитые горькими слезами, распахнулись в немом ужасе, видя, как колеса повозки стремительно несутся прямо на него, намеренно. Этот инцидент мог стать концом его детского мира и положил начало проявлению качества жесткого безумца. Появление одного человека изменило всё. Кто-то хватает его резко, но бережно. Яркое свечение на миг ослепляет любого, и всё же, маленький Сюэ Ян ни за что не мог оторвать глаз от происходящего чуда. Чистые одеяния спасавшего его теперь испачканы, но он не спешит оттолкнуть Сюэ Яна прочь, продолжая прижимать к себе. Чужое дыхание обдало макушку, нежно касаясь головы маленького Яна. Ладонь его спасителя осторожно поглаживала худую спину. Ребёнок съёжился на руках Мо и, не смея шевельнуться, осторожно поднял взгляд. Под внимательным взглядом этих полных сострадания ласковых глаз, слезы Сюэ Яна потекли ручьём… — Где болит? — напугавшись слёз, Мо Сюаньюй взволнованно стал рассматривать его, осторожно касаясь места, где у Сюэ Яна имелись синяки и ссадины. Взгляд Мо потяжелел. На теле мальчика практически не было живых мест. Случайно нажав на одну из ран, Сюэ Ян вскрикнул. — Извини, извини! Я не хотел! — Сюаньюй не знал, как себя вести, его сердце обливалось кровью. Он прижал мальчика покрепче и произнёс, успокаивая: — Не бойся, Гэгэ не причинит тебе вреда. — Сюин говорил не задумываясь. Сейчас все его мысли были о том, как бы защитить это маленькое существо. Он совсем позабыл о том, что его физическому телу всего лишь недавно исполнилось восемь лет. В ответ, малыш сильнее схватился ручонками за одежду на его груди. От этих слов, полных искреннего сочувствия и беспокойства о нём, сердце Сюэ Яна наполнилось теплом. До жаждущего сердца и заботы мелкого Сюэ, эти ласковые очи были подобно глади воды, смывающая собою все печали и терзания. «Обо мне кто-то беспокоится, по-настоящему», — сердце в груди затрепало от радости. Он стал ощущать как внутри потеплело, боль, что была привычной его телу, стала понемногу отступать, заменяя собой чувства спокойствия и лёгкости. Мо Сюаньюй чувствовал, как его собственное тело стало дрожать. Руки обвивающие мальчика стали заметно трястись. Он не понимал, что неосознанно передаёт свою энергию в тело мальчика, от чего теряет собственные силы. Сформированное в порыве эмоции золотое ядро, отняло большой поток сил, и если бы Мо понимал что творит, он бы не стал так резко вливать ци в тело Сюэ Яна. Мо Сюин погладил мальчика по голове, мягко произнося слова утешения, после чего его миловидные черты исказились. Со свирепым выражением на лице, Мо встал спрятав за собой Сюэ Яна, поворачиваясь к повозке, из которой как раз, кряхтя, выбирался высокий мускулистый мужчина. Тот, несмотря на боль в теле, был очень зол. Его ярость ничуть не напугала Сюаньюя, в отличие от Сюэ Яна. Он сильнее стиснул одежду старшего мальчика и смотрел на обманщика растерянно, пока гаденькая улыбка не расцвела на лице, глядя как кривиться от боли здоровяк. Да, маленький Ян в своей натуре глуп и наивен, а также крайне злопамятен и злорадствовал, когда те, кто причинял ему боль, страдали в ответ. Однако, никто не видел предвкушение в детских глазах, внимание толпы полностью принадлежало к двоим культиватором. Мо Сюаньюй сурово произнёс: — Как вы посмели напасть на ребёнка? Считаете раз вы взрослый и сильный, можете так поступать с теми, кто слабее и меньше вас?! — Его режущий голос для столь юного возраста рокотал от злобы. — Раз вам так хочется выпустить пар, то сразитесь со мной! В то самое мгновение Сюаньюй абсолютно было наплевать на окружающие обстоятельства. Гнев и сила полыхали в нём с неконтролируемой силой. Ему хотелось в порошок стереть этого отвратительного человека, посмевшего поднять руку на хилого и слабого ребёнка. После перерождения, Мо Сюин испытывал стойкое отвращение к подобным людям, пытающимся самоутвердиться за счёт слабых, использующие тех для корыстных и пагубных целях. Ведь по сути, он сам когда-то являлся одной из тех жертв, чьё существование не приносило никому выгоды. Мо Сюаньюй был тот на кого перекидывали всю ответственность и вину. Его порицали просто за то, что он дышал. Точно также, как и Сюэ Ян, он страдал от беспочвенных оскорблений, становясь мишенью для битья в угоду подлым родственникам. Ему не удалось спасти самого себя, пусть тогда попытается помочь другим. Поэтому, во второй жизни, сталкиваясь с несправедливостью, он тут же приходил на помощь и пытался спасти всех подряд. Мужчина, встав на дрожащие ноги, косо смотрел на мальца, но тот пронзительно глядел ему в глаза. Мускулистый мужчина, а это бы никто иной как Чан Цян, оцепенел. Как и любой заклинатель, Глава клана Чан мог чувствовать духовную силу. Он чувствовал её, шедшую от юного культиватора. Испытав на собственной шкуре мощь разметавшуюся вокруг Мо Сюаньюя, он прекрасно понимал, что его духовное начало сильнее чем у мальчишки, и пусть Чан Цян сумеет его одолеть, но значительно утомится, а в нынешнем состоянии и подавно. «Выплеск такого количества энергии должен был истощить мальчишку!» — Негодующе думал Чан Цян, но Сюаньюй продолжал стоять перед ним, непоколебимый. Он старался не показывать свою слабость, хотя едва держался на ногах. — А ты ещё кто такой, мать твою! Сам зеленый юнец, но смеешь так разговаривать со старшим! — Неважно сколько лет будет старшему, если этот старший не уважает других, то и он сам не заслуживает почтительного обращения. Мо стоял прямо и уверенно, глядел в упор, без какого-либо намёка на страх. Даже если и чувствовал её малость, в подобной ситуации он всегда держался стойко. Так и сейчас. Он взрослый в теле восьмилетнего ребёнка, ни один старший не пытался встать на защиту двух ребят. Чан Цян чувствовал растущий гнев в его душе. «Да как это отребье смеет позорить меня на глазах у всех?!» — и не волновали его осуждения за поднятую руку на ребёнка, было глубоко плевать, что грязный уличный попрошайка мог себе что-то там повредить. Единственное, что имело для него значение, это репутация. Чан Цян очень упорный и твердолобый. Недавно получив по заслугам за свою пакостную шалость, он ощущал себя немного слабее после драки, однако шквал его злости прорастал. Смотрит на него Мо Сюаньюй и думает: «Отвратительно… даже в мыслях назвать его человеком не могу.» Мо Сюин не знал, чем могло бы всё закончиться. Благо, откуда ни возьмись в толпе кто-то упорно пробирался, отпихивая людей при этом извиняясь одновременно. Сюаньюй повернулся немного назад и увидел своего учителя, который воскликнул: — Остановитесь! — Заботливый учитель подскочил к своему ученику. — А-Юй! Молодой господин Мо! Что здесь происходит? Вэньмин был поражён с какой решимостью его ученик встал на защиту незнакомого ребёнка с улиц. Но больше всего, он задохнулся от негодования, когда услышал о том, как его старший братец поступил с тем несчастным. С самого утра он искал Чан Цяна по городу. Вэньмин первым делом подошёл к дверям ордена Чан, представился и попросил встречи. Все члены Чан знали, как бывший глава ордена метался в поисках пропавшего сына, сколько горевал из-за своего решения. Потому, когда младший родственник явился к дверям клана, на лицах людей застыли маски сочувствия, ведь старый глава так и не дождался возвращения отпрыска, а сын вернулся домой слишком поздно. От служанки, приславшей ему тайное письмо, он узнал всю правду о подлостях старшего брата, о терзаниях отца: как старик сожалел о своём поступке и желал вернуть сына назад. Сердце Вэньмина разрывалось от боли, и старая служанка обняв младшего господина поглаживала его спину, пока горькие слёзы падали на её плечо. Тогда она очень тихо шепнула ему на ухо жутчайший секрет. Он содрогнулся в её объятиях, ошеломлённо смотря на неё. Придя в себя, он попрощался и возвратился к поискам брата. Как-никак Вэньмин вырос в городе Юэян и лучше, чем кто-либо знал любимые места, где обычно прогуливался Чан Цян. Так что, в конце-концов он бы нашёл Чан Цяна, вот только совсем не ожидал найти его в центре площади, поднявший руку на обманутого им же ребёнка. Вэньмин всегда считал, что его старший брат вправе злиться на него. Он всегда прощал и относился с пониманием к резким словам и неприятному обращению со стороны старшего. Как первенец, Чан Цян должен получать дюжину внимания и являться примером для остальных. Но в центре всего всегда оказывался младший, отчего первенец становился его тенью. Сейчас, своими глазами увидев своего старшего братца, в нём впервые заполыхала злость. Его лицо посерело, а потом стало багрово-красным, нахмуренные брови судорожно дёрнулись. Он выступил вперёд, тем самым загородив ученика и мальчишку собою. Глаза напротив поражённо распахнулись. Чан Цян был в таком гневе, что не успел спрятать эту дикую ненависть в глубине своих глаз, прежде чем Вэньмин заметил её. Окинув суровым взглядом искаженное яростью лицо старшего Чана, он поверил в охватившее его осознание. Кошмарные предположения возникшие после разговора со служанкой, вновь вспыхнули в его голове. Вэньмина словно поразил удар молнии. Со всей невозмутимостью, Чан Вэньмин сделал несколько шагов вперёд. — Вот мы и встретились, старший брат. В толпе людей пробежался шёпот. — Он сказал «старший брат»? — Неужели это тот самый младший Господин клана Чан? — Тот самый, который соблазнил невесту старшего брата, а потом сбежал, поджав хвост?! Не обращая внимания на говорящих, Вэньмин внимательно смотрел старшему брату в глаза. Чан Цян же напротив, потемнел лицом. Он не мог поверить, что спустя столько лет представиться лицезреть ненавистное лицо. Думал, что прогнал его навсегда. Кипя от злости, он выкрикнул: — Ты!.. Как ты посмел вернуться?! Вэньмин ответил спокойно и прямо: — …Я узнал о смерти отца и не мог не вернуться. Конечно, когда вокруг столько любопытных глаз, жадных до сплетен, Чан Цян не позволял себе навредить Вэньмину, которого большинство народа обожало восхвалять. Тем более, после произошедшей выходки, поднявшей шум среди толпы. Он кипел от гнева, но всё что он мог себе позволить, это напомнить людям об «подлом поступке» брата. — Никому не нужно было твоё возвращение! Одно твоё существование позорит наше дорогое имя! — А мне думается, что это только твоё мнение. — его спокойный смирный тон резко переменился на суровый и холодный, вызывая очередной приступ бешенства у старшего Чана. — Впрочем, это меня не волнует. Сейчас больше имеет значение твой мерзкий поступок. Напасть на слабое дитя, ударить его… ты приказал слуге двинуться в путь, и не успей мой ученик, переехал бы руку ребёнка! Чан Цян задохнулся от возмущения. Чтобы его младший брат говорил с ним в таком тоне и повышал на него голос? Да ещё перед приличной толпой народу! Остатки его терпения лопнули, и если бы не слуга сумевший выбраться из повозки не удержал его крепко, Цян наверняка бы бросился на своего брата. Толпа заголосила, кто-то прокричал о неслыханности его поступков и бесчеловечности. Они осуждали Чан Цяна, выкрикивая разные рода оскорбления. От этого лицемерия Мо Сюаньюй окинул их презрительным взглядом, глубоко внутри чувствуя отвращение. Он желал высказать этим людям в лицо всё, что он о них думает. «Они ужасаются его поступку, содрогаются от этой жестокости, хотя даже не пытались его остановить. Они смотрели на происходящее и проходили мимо, словно подобное безобразие считалось в порядке вещей. Какое лицемерие!» — Это не твоего ума дела! — тем временем продолжал Чан Цян, придя в себя от избытка унижения. — И не тебе судить меня за мои действия! Не забывай кто ты — предавший собственную семью, а кто я — избранный глава клана! — Ты прав, не мне судить. Явное предчувствие нехорошего мелькнуло в яростном сознании старшего Чана. — Так пусть же осудят твои поступки другие. Чан Цян напрягся всем телом. Сдержанная злость сквозила в заданном вопросе: — К чему ты клонишь? — Увидишь. Многозначительно произнёс Вэньмин, в глубине его глаз что-то блеснуло. Свет, обещающий плохие последствия для Чан Цяна. Бросив данные слова, он развернулся к ученику, больше не обращая никакого внимания на кричащего Чана. Брови сошлись на переносице, глядя на побледневшее лицо молодого господина Мо. Вдруг Сюин потерял равновесие. Не устояв на ногах, он с глухим стуком упал на колени. Повалившись на землю, он никак не мог собраться с мыслями, чтобы подняться. — А-Юй! — крик собственного имени, единственное что успел уловить слух, прежде чем усталость утянула его во тьму.