Дьявольское искусство

Мо Сюаньюй заколебался, прежде чем он сел возле ничего не подозревающего сводного брата. — Мне… очень жаль. Я представляю, как вам сейчас больно. — С многозначительным взглядом произнёс Мо, ибо, как не ему знакомо чувство утраты, скорбь потери? Эта встреча так повлияла на него, что от вдруг нахлынувших чувств он расчувствовался. Грусть затуманила красивые глаза, Мэн Яо было трудно отвести от них взгляд. Никогда прежде он не видел, чтобы некто, за исключением его почившей матери, проливал по нему слезу или переживал всей душой — подобное происходило внове. Растерявшись, он не знал, как ему себя повести. Лишённый дара речи, он вмиг обрёл красноречие: — Прошу, не плачьте, моя матушка болела уже долго, и пусть мне тяжело, я давно готовил своё сердце к этому дню. — Говоря эти слова, давящийся ему с трудом, он вертел в ладонях какую-то вещицу. Ещё подходя, Мо Сюаньюй обратил на неё внимание. И теперь ему удалось получше разглядеть маленькую жемчужную пряжку, которую вертел в руках Мэн Яо, заговоривший следом: — А вскоре я отправлюсь в путь ко встречи своему отцу. В мыслях Мо Сюина вспыхнули мелкие детали, что он познал из основной истории. В то время, пока он и его мать представлялись даже обласканными вниманием редкими визитами Гуаншаня, ведь глава ордена Цзинь, так или иначе, помнил, что у него есть сын, где-то там рождённый, а спустя несколько лет привёл его в Башню Золотого Карпа. К Мэн Яо же, судьба оказалась менее благосклонна. Во все времена ребёнок блудной женщины, не мог представлять собой человека из приличной семьи; во многих случаях он нёс на себе клеймо позора от деяний своих родителей, избавиться от последствий которых практически невозможно. Жизнь, наполненная стыдом и унижением, не потворствовала надеждам женщины по имени Мэн, так же как и вторая леди Мо в своё время всем сердцем и душой верила, что глава ордена явится и признает её собственное дитя. Пусть она и являлась женщиной доставляющая услуги плотских утех, Мэн Ши приложила все усилия, стараясь дать Мэн Яо достойное образование и подготовить его к будущей жизни среди заклинателей, как она верила, непременно случится. Однако время шло, мальчик уже достиг подросткового возраста, а его отец по-прежнему не вспоминал о женщине с которой провёл одну-единственную ночь, а вскоре мать Мэн Яо от различных забот и потери своего и без того незавидного положения, слегла со смертельной болезнью, унесшей её нелёгкую земную жизнь. Незадолго до смерти, Мэн Ши вручила сыну подаренный главой Цзинь памятный подарок, оставленный ей после их совместной ночи, и велела лелеемому сыну отправиться в Башню Золотого Карпа. Оставшийся один в этом огромном мире, преисполненный разными надеждами, он послушался её настояний, собрал свои скромные пожитки и покинул Юньпин, маленький город в пределах Юньмэн. Испытав все тяготы пути, Мэн Яо успешно добрался до Ланьлин, но при подходе к башне Кои стражники не пропустили его. Тогда он извлёк памятную жемчужину и попросил известить главу ордена о его прибытии. Мо прекрасно запомнил последствия того дня, повлиявшие на будущее его старшего сводного брата. Увы, Сюаньюй не сомневался, что не приди Мэн Яо в день рождения их общего законнорождённого брата, его непременно постигла бы одна и та же участь — унизительное падение с вереницы лестниц, где каждая лесенка была подсчитана Мэн Яо, запомнивший этот удар вовек, а слух этот сновал за ним вослед. До самой своей смерти этот человек помнил абсолютно всё детально и отчётливо. Цзинь Гуанъяо поднялся с самых низов, от незаконнорождённого ублюдка до верховного заклинателя. Не счесть было его преступлениям, кои он совершал вместе с былым Сюэ Яном, не смыть пролитую ими кровь. Цзинь Гуанъяо уважали и восхищались, а за спиной обзывали, завидовали и ненавидели, но в конце-концов ему нанесли сокрушительные, смертельные ранения два его названных брата, один из которых в другом временном пространстве будет сражаться с ним в одном гробу целых сто лет. Независимо ни от чего, Мо Сюаньюй не желал своему брату снова проходить через эти мученические испытания. Он хотел верить, что сможет изменить, повлиять на будущее Мэн Яо, но даже в юности его брат обладал большим умом и проницательностью, нежели большинства людей, поэтому убедить его в правильности своих слов, не вызвав подозрений, будет непросто. А коль им судьбой предназначено встретиться вновь, наилучшим вариантом держаться в хороших отношениях. И Мо Сюин сознавал, что ему очень этого хочется. Напустив на себя наивно заинтересованное выражение лица, он спросил: — Вы сказали, что собираетесь к отцу? Он… вы знакомы с ним лично? — К сожалению, нет, — ответил Яо. — Но я очень надеюсь, что он примет и признает меня. — Голос его сводного брата действительно был полон подлинной сердечности. Мэн Яо сейчас исповедовался незнакомцу, он мог скрыть свою правду, тем не менее, не стал этого делать, вложив в свои слова всю детскую мечтательность о ласке родителя. Мо Сюаньюй тщательно взвешивал каждое слово, сдерживая желающее вырваться из его губ потоком брани при одном упоминании их общего отца, не ценящего ни одного существа, помимо себя самого. Возможно, его сын, рождённый в браке, Цзинь Цзысюань представлял собой исключение, но это упоминание не могло стереть накопившуюся обиду нелюбимых сыновей: — Позволь сказать, я тоже не знаком с родным отцом, но выпади на мою долю подобное безвыходное и отчаянное положение, ни за что не обратился бы к нему, даже если бы он представлялся моей единственной надеждой. Этот человек вызывает во мне только негативные переживания. Простое осознание того, что он мой отец, вселяет в меня уныние. Мэн Яо опустил глаза, скрывая свои эмоции: — Ваш родич настолько плох? Сюаньюй промолчал. Мо посмотрел на Мэн Яо глубоким, проникновенным взглядом. В глазах отражалась правда, отголоски знаний о прошлом и будущем, разглядеть кои не способен даже прозорливый сводный брат, оставалось ему домысливать различные предположения в своей голове. Мо Сюин тихо ответил: — Он мне противен, и я сочувствую своим собратьям и сёстрам, коль они есть. Мне прелестнее мысль о жизни в качестве сироты, нежели в житьё и богатстве с отцом. Поэтому я хочу дать вам дельный совет: не обращайтесь к главе Цзинь, он не заслуживает и крупицы вашего внимания. В глубине глаз сводного брата что-то вспыхнуло. — Я не говорил, что направляюсь к главе ордена Ланьлин Цзинь. — Рассматривая спокойного Мо, Яо улыбнулся и спросил: — Вы решили, что он мой отец по жемчужной пряжке? Цзинь Гуаншань оставил Мэн Ши жемчужную пряжку, не представляющая в ордене Ланьлин Цзинь ровным счётом ничего: достаточно было протянуть руку — и пригоршни таких безделушек сами прыгали в ладонь. Странствуя в поисках любовных приключений, Цзинь Гуаншань часто дарил их красивым женщинам, при этом делал вид, что эта маленькая и симпатичная вещица представляет собой нечто ценное, и, конечно же, не забывал сопроводить свой подарок клятвами в вечной любви. Подарив очередную пряжку, Цзинь Гуаншань больше никогда не вспоминал о ней, так и женщину, подаренную от него безделушку. О чём Мо Сюаньюй и решил предостеречь сводного брата. — Похождения главы Цзинь разносятся по ветру, достигая ушей любопытных и коварных, не раз упоминались и дары, что он дарит каждой привлекающей его женщине. — Произносит Мо осторожно, но твёрдо, бросив недолгий взгляд на жемчужину в руках его собрата. Мо Сюаньюй оставалось гадать, получала ли его матушка подобный подарок от Цзинь Гуаншаня. Мо Ю была настоящим редким случаем, получив за долгое время от главы Цзинь столько подарков, что трудно вспомнить каждый из них в отдельности. Мо Сюин наблюдал, как тяжёлым грузом легли его слова на Мэн Яо, пусть он потихоньку приходил в себя и уже привычно, как его знал Мо Сюаньюй, начал талантливо скрывать свои истинные мысли. Мо не знал, к каким мыслям подведёт Мэн Яо правда, потому и решает добавить своё личное мнение, о котором он не раз предполагал: — Если вы всё же желаете привлечь его внимания к себе, — начал Мо. Мэн Яо глянул на него, — то сначала заставьте его услышать о вас и заинтересоваться. Сделайте так, чтобы он захотел принять вас, а затем, при неожиданных обстоятельствах, сделайте всё возможное, чтобы он узнал, что вы его сын. Цзинь Гуаншань горд и стремится к личной выгоде. Он не примет людей, способных лишь омрачить или исказить его положение, став помехой на пути к высокой цели. Если кто-то хочет приблизиться к нему, он должен доказать свою пригодность и практичность, если хочет быть признанным этим владыкой. Именно такой совет даёт Мо Сюаньюй своему брату, и по быстро промелькнувшему блеску в глазах напротив, его слова были приняты к сведению, но прислушается ли к ним Мэн Яо? В прошлом брат выбрал весьма неподходящее время для своего воссоединения с отцом. В тот день у Цзинь Цзысюаня был день рождения, и Цзинь Гуаншань вместе с госпожой Цзинь и остальными близкими радостно пировали, широко справляя день рождения дорогого любимого первенца. А когда на город опустились вечерние сумерки, а празднующие собирались зажечь яркие фонари и вознести молитвы о процветании и благополучии, слуга наконец улучил момент и сообщил хозяевам о Мэн Яо, омрачая эту радость. Как только госпожа Цзинь увидела жемчужную пряжку, все бесчестные поступки Цзинь Гуаншаня пронеслись у неё в голове, и лицо её моментально помрачнело. Её муж не раздумывая разбил жемчужину в пыль, а затем громко обругал вестника, приказав ему прогнать стоявшего снаружи, дабы он не испортил им праздник своим появлением. И так Мэн Яо был сброшен с лестницы, ведущей в башню Золотого Карпа. Не раз шли слухи, что он считал все ступени своим телом, от самого верха до самого низа. А когда Яо молча поднялся, вытер кровь со лба и отряхнул одежду, он подобрал свои вещи и пошёл прочь. Неизвестно, где он скитался всё время своего отсутствия, но сразу после начала Аннигиляции Солнца Мэн Яо присоединился к войскам ордена Цинхэ Не. И благодаря своим дальнейшим действиям он стал названным братом двух глав орденов, и Цзинь Гуаншань больше не мог продолжать изображать, что его сына больше не существует. Глава Ланьлин Цзинь принял Мэн Яо с видимой неохотой и также продолжал вести себя с ним, а на людях — само дружелюбие. А Мэн Яо продолжал глупо верить до самого конца, что ему удастся завоевать любовь отца. В конце концов, это привело лишь к разбитым мечтам, рухнувшим надеждам и к трагическому несчастью. Возможен ли в этой жизни иной путь? Мо Сюин стремится достичь невозможного.

***

Потрясённый Сюэ Ян застыл как громом поражённый. Что-то внутри разлетелась вдребезги. Бешеная ярость исказила его лицо. Шок, негодование, ревность и раздражение сотнями фейерверков взорвались в его голове. Он шевелил губами, но не смог произнести ни слова. Сюэ даже не мог понять, из-за чего именно он так зол. Из-за того, что Мо Сюаньюй так близко с кем-то мило беседовал или что этот некто, что обхватил руку Мо Сюина, было то гнусное, вероломное отродье, Мэн Яо? Сейчас Сюэ Ян мог думать только об одном: «Как он смеет трогать то, что принадлежит только мне?! Яо, ах ты двуличный сын шлюхи! Как ты смеешь… как ты смеешь…» В этот момент, как будто струны внутри него разом оборвались, и все мысли покинули его разум. Он совсем забыл, что Цзинь Гуанъяо в этом времени не имел с ним никакой связи. В этой жизни они ещё даже не были знакомыми, не являлись «преступными друзьями». А Мо Сюаньюй был его старшим собратом по ордену заклинателей, и тот, кто изменил его судьбу в иное русло, от предначертанного ему. Иных, более близких отношении их не связывали. Сюэ Ян думал, что в новой жизни он сможет отринуть их общее прошлое в сторону, но в таких обстоятельствах его истинные чувства вырвались наружу. Два человека, вызывающие в нём противоречивые чувства, сидели слишком близко друг к другу. Все воспоминания и эмоции, которые он так старался подавить, нахлынули на него без предупреждения. Разум как будто онемел, а тело отреагировало само. Стремительно приближаясь, настолько быстро, что два человека не успели отреагировать на его появление, он подскочил к ним и резко выхватывая руку Сюаньюя из хватки чужой ладони, потянул к себе. Подобный порыв, сидевшего на корточках, Мэн Яо толкнул на землю. — Сюэ Ян! Что ты делаешь?! Мо, рука которого была в стальной хватке, вскочил потрясённый этим поведением. — Гэгэ долго не было, все только и ждут тебя. — Почти не своим голосом произносит Сюэ. Мо Сюин от охватившего его гнева не замечает эту странность. — Как ты можешь так себя вести? — он возмущается, пытаясь вырвать свою руку изо хватки. — Это как я могу? — Сюэ Ян недобро усмехнулся. — А чего он вдруг хватает тебя? Кто он такой, чтобы вдруг так смело, хватать другого человека! Мэн Яо поднялся на дрожащих ногах после падения на землю. Неловко улыбаясь, он доброжелательным тоном заговорил: — Уважаемый молодой Сюэ, — произнёс Яо, как кстати запомнив произнесённую фамилию. — Этот вовсе не стремился вредить… Казалось бы, этот подросток Яо в свои юные годы был практически святым, которого удача обошла стороной. — Только подумал бы об этом, и я бы сам тебе вред причинил! — Лицо молодого Сюэ нисколечко не изменилось. Каким бы этот вероломный лис не представлялся, Сюэ Ян знает его лучше, чем кто-либо другой. И прекрасную игру этого отвратительного человечишки он мигом раскусил. — Сюэ Ян! — Лёгкая укоризна, что всегда присутствовала в голосе Мо Сюаньюя, когда он называл Яна полным именем, не прозвучала уже второй раз. При звуке ярости старшего, лицо Сюэ Яна мигом потемнело. Мо Сюаньюй повернулся к сводному брату, желая подойти к нему, но его удержали на месте. — М…молодой господин, — замешкался Мо Сюин. Очень сложно притворяться, что не знаешь об имени собеседника, при этом в неподходящей ситуации ещё контролировать свои мысли. — Я очень сожалею о произошедшем. От имени моего шиди, я прошу у вас прощения. — Произнёс со всем сожалением Мо и поклонился ему. Будущий Цзинь Гуанъяо лишь беспомощно улыбнулся и вернул поклон: — Не стоит извиняться передо мной…? — Этого звать — Мо Сюаньюй. С затаённым блеском в глазах, Мэн Яо произнёс: — Вы дали мне дельный совет, молодой господин Мо. Этот Мэн Яо не забудет вашей милости. Мо Сюин покачал головой, отрицая свою полезность. Сюэ Ян метает кинжалы своим острым взглядом, желая прибыть на месте этого лицемерного лжеца. — Я надеюсь, — говорит Мэн Яо, переводя взгляд на Сюэ Яна. При этих словах он слегка прищурился, а уголки его губ приподнялись вверх. Это было его добродушно-мягкое выражение лица, при виде которого Сюэ Яну захотелось убивать. Но взгляд Гуанъяо быстро метнулся обратно на Мо. — Что мы с вами ещё увидимся. — Непременно, — процедил сквозь зубы, на удивление обоих, Сюэ Ян с хитрецой ухмыляясь сквозь сжатые зубы. Мо Сюаньюй бросил быстрый взгляд на младшего, ничего толком не выражая. Они распрощались с Мэн Яо и направились обратно в заведение. Мо обернулся назад видя, как его сводный брат глядит им вслед с улыбкой, из-за которой первый почувствовал жалость. — Зачем ты так повёл себя? — Мо Сюаньюй успел охладить свою злость, в отличие от Сюэ, сдерживающий себя от того, чтобы начать плеваться ядом. — Он меня разозлил. Мо Сюаньюй остановился и встал перед Сюэ Яном, задумчиво протягивая: — Ты же впервые его видишь — этот человек не сделал ничего плохо, чего ты так разъярился? — При этом пристально следя за реакцией Сюэ Яна. «Ничего плохо? И это говоришь именно ты?!» И тогда Ян, сдерживаясь в выражениях, выплёскивал накопившийся чувства: — А ты разве не заметил его поведение? На лице этого гнуса так и написано, каков он в действительности! Хитрый, смердящий лис, строящий из себя невинного и несчастного! Мо Сюин вздохнул, сочувствующим голосом он произнёс: — Молодой господин Мэн только что пережил тяжёлую утрату, не следует говорить подобные вещи..... — Он мне не нравится! — с какой-то неудержимой злостью крикнул Сюэ Яна, — и я не хочу, чтобы ты с ним как либо в дальнейшем общался! Мо Сюаньюй замер. В его голове промелькнули обрывки воспоминаний, уже очень давно не затрагивавшие его душу, а слова Сюэ Яна стали тем импульсом, приведшие в движение забытые воспоминания. — Не тебе вправе выбирать мне общение. — Голос Мо звучал холодно и безэмоциональным, словно он разом потерял всех чувств. — Сюэ Ян, я очень разочарован тобой. Лицо Сюэ Яна исказила злая гримаса, губы затряслись, но, взяв в себя в руки, он всё же спросил: — Гэгэ, этот человек для тебя чужой, так почему же ты разочаровался во мне, в том, кого ты знаешь так долго, но мимолетного незнакомца ты почти считаешь своим близким? — Голос Сюэ Яна был наполнен сдерживаемой злостью и детской обидой. Со смирённым выражением на несущем печать благородства лице, Мо повернулся к младшему, пытаясь умерить его прыть: — Видение ситуации искажено с твоей стороны. И дело не в том, чью сторону я принимаю, а именно в твоём поведении. И не сказав больше ничего, он ушёл вперёд. Сюэ Ян остался стоять на том же месте, провожая озадаченным взглядом исчезающий силуэт. Сейчас он был похож на домашнее животное, брошенное хозяином, на потерявшегося ребёнка на огромном рынке, потому что его родитель сказал ему никуда не уходить, а уходящий родитель больше так и не вернулся. Он стоит рассеянный и не понимает, почему в нём разочаровались. «Разве не тебе был дан такой же шанс на жизнь, ты же помнишь, как он о тебе по-настоящему думал, так почему жалеешь его, почему отчитываешь меня за достойное поведение к этому выблядку?!» Однако крик его был молчаливым, а человек, которому он предназначался, уже исчез из поле зрения. За эту жизнь Сюэ Яну от Мо мало плохого доставалось, разве что лёгкие упрёки и предостережения, но он никогда не бросался такими словами к нему. В этой жизни он был любимый старший, в чьих глазах Сюэ Ян мог найти покой. В конце концов, хорошо отдохнув, поздним временем суток адепты Юньмэн Цзян вернулись к их дорогой обители — Пристань лотоса. — Идите отоспитесь этой ночью. Утро вечера мудрёнее, мне есть что вам рассказать. — Такими словами их встретил изнурённый Цзян Фэнмянь, вернувшийся несколько раньше них. Он никак не ожидал, что дело, порученное адептами в минувшие дни, станет очередным ударом по репутации ордена и новой головной болью. Парни переглянулись между собой и вскоре разошлись по своим комнатам. Между Мо Сюаньем и Сюэ Яном оставалась некая неловкость из-за недавнего конфликта. Они мало разговаривали, перебрасываясь друг с другом несколькими фразами на ходу. Вэй Усянь, Цзян Ваньинь и другие, заметившие эту странность, ничего не сказали, но решили, что это хороший урок для бунтаря Сюэ Яна. В их глазах он сейчас выглядел словно щенок, которого не обласкали вниманием. На самом деле, Сюэ Ян, который не мог долго дуться, попытался предпринять попытки заговорить с Мо, но ответы старшего оставались холодными и равнодушными. Видать, поведение Сюэ Яна сильно его огорчило. Они разошлись по своим кроватям, тихо пожелав друг другу спокойной ночи, как и было всегда. Но не смогли заснуть. Мо Сюин долго не сводил хмурого взгляда с потолка. Поведение Сюэ Яна неожиданно менялось на глазах, а предостережение его второй половинке, затихавшую на долгое время, настораживали не меньше. «Как же быстро летят мирные дни сменяясь на грозу, готовую разрушить в миг хрупкое счастье…» — последняя мысль, посетившая усталую душу, прежде чем Мо, наконец, задремал. В ту ночь ему приснился необычный сон, унёсший его по волнам времени.

***

Как может вмешательство одного конкретного человека повлиять на нашу жизнь? В то время, когда Мо Сюаньюй был зачислен в орден Ланьлин Цзинь в качестве очередного выродка Цзинь Гуаншаня, он не знал истинной причины, заставившей отца вдруг вспомнить о его существовании… Мо Сюаньюй рос наивным и сострадательным мальчиком, невзирая на отношение к нему односельчан Мо, говорящие всякое о нём и его матери и далеко не всегда ведущие себя дружелюбно. Он всегда старался помочь и старшим, и младшим. И помощь эту неизменно принимали, благодарили в глаза, а сами, очень тихо называя его за спиной выродком заезжего культиватора. Его родительница, отличавшаяся кротостью, прямотой и добротой, была горячо обожаемой младшей дочерью, отношение к которой не отличалось строгостью. Но при этом она вынуждена была молчать о плохом отношении к ней со стороны других. Особенно со стороны старшей сестры, завидовавшей ей чёрной завистью, граничащей с ненавистью. Благодаря возвращению блудного родителя, осуждение и яд, плещущийся в глазах простых обывателей, как и прежде, моментально изменилось, приобретя располагающий характер. Вслед за этим визитом его мать преисполнилась энтузиазма; она посулила сыну, что, когда он будет обучен и готов, Гуаншань примет его в орден, и тогда он сможет совершенствовать тело и дух наравне с равными по силе. Она очень верила, что её сын не подведёт свою мать и обретёт бессмертие, о котором так вдохновенно рассказывал ей благородный господин Цзинь, в те дни, когда он ещё помнил о них и чаще навещал, пока его визиты не становились всё реже, а после он окончательно исчез из их жизни. А теперь, после потери своего бесценного чада, Цзинь Гуаншань вспомнил о некогда рождённом сыне в деревне Мо. Единственного сына, который не навязал своё общество главе ордена Ланьлин Цзинь, не мозоля ему глаза. Сына женщины, сумевшей привлечь его благосклонность. Маленького Сюаньюя он знал ещё до того, как мальчику исполнилось четыре года, поэтому неудивительно, что именно Мо Сюаньюя, рождённого от невинной девушки более благородного происхождения, Гуаншань желал видеть рядом с собой, а не сына проститутки, ставшего ещё одним пятном на его жизненном пути. Мо Сюаньюй отчётливо помнил сияющие счастьем глаза своей матери, глядящей на него со смесью восторженности и гордости. Именно ради этого взгляда он прожил всю свою сознательную жизнь и стал таким, каким он есть сейчас. Только ради этих исполненных любовью очей Мо делал всё то, что полагается делать молодому господину, но большинство из этих занятий не представляли для Мо Сюаньюя абсолютно никакого интереса. Матушка часто повторяла ему, что когда-нибудь Цзинь Гуаншань примет его в Орден. И Мо Сюаньюй готовился к этому изо всех сил, морально и физически. Однако, вопреки всем своим усилиям, он совершенно не приспособился к жизни в Башне Кои. Башня Золотого карпа — резиденция ордена Ланьлин Цзинь в Ланьлине. Она очаровывала своим великолепием, цветистыми садами и величественностью, распространявшейся по мере того, как вы приближались к ней. Город отличался богатством и жизнелюбием, совсем не походившим на тот, к какому привык Мо Сюаньюй. Прибыв, он смотрел на окружающее с детским восторгом и воодушевлением. Он волнуется, сомневается. Что если он не справится с задачей — он разочарует матушку и упадёт прямо с небосвода? Его колени дрожат, тело содрогается, руки трясутся, но лестница держит его. Путь вперёд сначала вымощен золотом, но оступишься и путь вниз окажется далеко не лёгким. Сзади раздаются ворчливые замечания. — Почему он медлит? — издаются не хорошо скрытым шёпотом едкие вопросы прудящих мимо адептов, ставшие свидетелями его прибытия. Знакомые недовольные интонации заставляют его инстинктивно сжаться и зажмуриться. Мо Сюаньюй покачал головой. Больше не будет ни госпожи Мо, ни Мо Цзыюаня. Он пообещал себе, что предстанет перед всеми в наилучшем образе, и маменька встретит его с той же улыбкой и тем же взглядом, благодаря которым он чувствовал себя лучше всех на свете. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы обида и грусть немедленно позабылись, и он поднялся наверх. Но с каждым днём молодой человек чувствовал на себе укоризненные взоры, слышал неприятные смешки и ощущал общую неприязнь к себе. Может быть, это зависть? Или презрение? В деревне к Мо Сюаньюю тоже относились не лучшим образом, но прежде ему не доводилось чувствовать подобного натиска, такого ужасного отторжения. Или он попросту не замечал этого раньше? Он стремился не придавать этому большого значения. Ему была позволена такая щедрость, о которой мечтают многие, и пусть не ради себя, а ради матушки, он будет стараться. Мо Сюаньюй шёл на занятия, и не было более благодарного и ревностного ученика, чем он. Первые несколько дней Мо внимательно слушал всё, что говорили ему учителя, записывал самое важное и тихо радовался, что его не тревожили вопросами. Ему нравилось быть наблюдателем, это помогало ему лучше подготовиться и не провалиться, когда нужно было всё-таки отвечать на вопросы по теме урока или же разговаривать с кем-то из учеников. Впрочем, со временем ему стало скучновато. Бдительность и внимание, увы, никогда не были его достоинствами, поэтому его мысли вскоре унеслись далеко-далеко за пределы комнаты в свой внутренний мир. И никто не обращал на него внимания. Однако, если на занятиях всё проходило спокойно, то после уроков мальчишки, что всё время на него косились, брюзжали во все стороны, не переставая. Один из таких учеников презрительно заголосил: — Послушайте меня, этот Мо Сюаньюй бездельник и неуч! Видали его, он же никакой! Даже его брат, такой же бастард, зато куда талантливее, чем этот пройдоха! И вся его свита угодливо вторила ему: — Наверняка думает, что раз он сын главы нашего ордена, так все способности должны возникнуть из воздуха? Деревенщина! Они нарочито громко разговаривали, и их могли слышать все, в том числе и обсуждаемый. Спрятавшись за деревьями, Мо Сюаньюй прижимал к груди руководство по совершенствованию, прикусив губу, стараясь не расплакаться. Хоть он и догадывался о мыслях сверстников, но слышать их было действительно обидно. Тем более что они явно напрашивались на то, чтобы он их услышал. Каждым осколком своей души он ощущал недостаток материнского внимания. Её доброго слова и улыбки всегда оказывалось достаточно, отчего обиды забывались. Но мать осталась там — в деревне, а он был здесь. И что делать, как со всем справиться, молодой человек не представлял. С каждым пройденным этапом Мо Сюаньюй приходил в ужас от уровня сложности учебных материалов. Он так и не нашёл друзей или даже собеседников, ему не к кому было обратиться с вопросами или за советом, а многие просто сторонились его. Поэтому время от времени он начинал отлынивать от учёбы. Так однажды прогуливая уроки, он наслаждался наружными красотами резиденции Ланьлин Цзинь, и надо было ему идти на поводу у своего любопытство, когда привлёк его внимания чей-то плачь. Тогда он наивно предположил: «У кого могло в столь чудеснейший день омрачится настроение?» — и зашёл он в пределы маленького сада, куда вход был ограничен. Там он столкнуться с супругой отца, его неофициальной мачехой, госпожой Цзинь. Она сидела в беседке, построенной возле маленького пруда, а там выращивали маленьких карпов кои, мирно плавающие среди листьев лотоса. Невольно залюбовавшись на эйфорическую гладь воды, он пропустил момент, когда мадам Цзинь остановила свой поток хлынувших слёз, заметив постороннего. — Кто ты такой? — Она не узнала его, поскольку он не был представлен ордену, а был приведён в клан тихо, вызывая множество слухов своим появлением, но даже её резкий тон и нелюбезный взгляд, устремившийся на Мо, ни отпечаток скорби не ущемляли её благородную красоту. — Прошу прощения, что потревожил вас госпожа. Этого звать Мо Сюаньюй… — он склонился в приветственном жесте, выражая и тоном, и позой глубочайшее уважение к собеседнице. Но стоило ему представиться ей, как её колкие глаза вспыхнули яркой вспышкой ненависти. Она одарила его таким тяжёлым, полным презрения взглядом, что на душе его стало совсем плохо. — Ещё один… выблядок! Как ты посмел потревожить меня! — процедила подрагивающим голосом. Её ранняя изнеможённость сменила на горячий порыв ярости, не утихающий в ней ни на один день после смерти сына. После смерти Цзинь Цзысюаня госпожа Цзинь обрушила свой гнев на единственного внебрачного сына мужа, осмелевшего лично явиться в орден Цзинь, желая занять место Цзысюаня как в ордене, так и в сердце отца. Она ненавидела каждого из незаконнорожденных детей блудного мужа, не будучи знакома с ними лично, но появившийся Цзинь Гуанъяо был для неё подобно пятну, постоянным напоминанием о изменах супруга, и поэтому она презирала его, хотя, несмотря на её отношение, он всегда относился к ней с должным уважением. Но именно Цзинь Гуанъяо, с его поразительным сходством с чертами лица отца и прекрасной способностью за фирменной улыбкой утаивать свои душевные порывы, больше всего разжигал её гнев. Однако мальчик, представший перед ней, выглядел таким виноватым и растерянным, что, хотя она и была рассержена, всё же решила просто прогнать его и предостеречь мужа держать свой мусор подальше от неё. Холодная женщина не сменила свой тон, когда, отвернувшись от него, кинула через плечо, — убирайся прочь. Мо Сюаньюю не доводилось встретить жену своего отца, но разглядев её характерные одеяния, отличающие от простой прислуги и властный тон женщины, поставил всё на свои места, и он сразу же ретировался от сада подальше. Некоторое время спустя его позвали к отцу. Именно тогда он впервые лично познакомился с Цзинь Гуанъяо. Он сразу понял, что Цзинь Гуаншань недоволен. Они ранее встречались мимолётно, и сейчас маясь перед таким благородным человеком, сердце Мо Сюаньюя в эти мгновения колотилось где-то в горле. Немилость отца очень пугала. После коротких приветствий, Цзинь Гуаншань махнул рукой, переходя сразу к делу: — Как тебе, вероятно, известно, ты ненароком потревожил мою госпожу… — Вздохнул Гуаншань. — Неужели тебе никто не разъяснил, куда ходить можно, а куда строго запрещено? Что ответить на вопрос отца молодой человек не знал. Глаза родителя, тёмные и безразлично-холодные смотрели на него сверху вниз. — Также я недавно разговаривал с твоими учителями, — продолжил он. — И они рассказали, что твои ранние маленькие успехи резко снизились, а ещё ты стал прогуливать занятий. С чем это связано, сын? Молчание затянулось, Сюаньюй только ниже склонился в поклоне. Он не мог сказать, что от товарищей мало что помощи не дождётся, так они направо и налево судачат о его происхождение, и наплевательски к нему относятся. — Я… не знаю, — нерешительно он наконец смог выдавить. Сбитый с толку, напуганный юноша думал только о том, что он недостойный отпрыск, не оправдавший надежд собственных родителей, доставляя одни проблемы. — Твоё обучение важно, ты обязан его закончить, дабы перейти на следующую ступень. И раз тебе что-то мешает сосредоточиться на уроках, будешь чаще проводить время в библиотеке. — Затем мужчина восседавший на злато-великолепном троне обратился к молодому прохвосту, стоящему по правой руке от него. — Гуанъяо, поручаю его твоим заботам. Обучи его и приглядывай за ним. — Да, отец, — почтительно склонил голову Цзинь Гуанъяо. — Ах, я так и не познакомил вас лично, — вдруг вспомнил Цзинь Гуаншань. — Это Цзинь Гуанъяо, ещё один мой сын. — Гуаншань говорил поверхностно. — Гуанъяо, научи своего брата всему, что знаешь ты. Мой сын должен достичь высоких успехов. — Смотря только на Мо Сюаньюй, он спустился вниз и схватив за плечо Мо, он сказал — Не разочаруй меня, сын, — кинул напоследок глава Цзинь, оставляя их одних.  — Так ты и есть Мо Сюаньюй? — Спустившись, спросил старший сын Гуаншаня, как только дверь за ними закрылась. Юноша ожидал очередную волну презрения в свою сторону, но, к его удивлению, тон собеседника звучал участливо. Ему вместо остроты достаётся улыбка. У Мо Сюаньюя за ткани ханьфу подгибаются колени. — Нет стоит так волноваться. Мы начнём с самых азов и повторим материал. — Молодой мужчина улыбался, и Сюаньюй почувствовал, как на душе его становится легче. — Прошу нижайше простить меня за причинение вам неудобства, Ляньфан-цзунь. — Очевидно, все чувства Мо Сюаньюя легко читались на его лице, потому что Цзинь Гуанъяо сразу же успокаивает его: — Это вовсе не проблема для меня. Если отец посчитал, что твоё обучение важнее, я готов им заняться. — Цзинь Гуанъяо тронул ладонью его волосы и мягко их потрепал. — И, пожалуйста, зови меня Яо-гэ. — Х-хорошо, Яо-гэ. — Может быть, всё дело в прикосновении, а может, в обманчиво приятном тоне и добродушной улыбке, но Сюаньюй почувствовал, как его щёки предательски покраснели. — Пойдём со мной, — и пока они неспешно шли в сторону гостевых комнат, где временно поселили Сюаньюя, как приглашённого ученика, юноша пытался успокоится. «Отец меня не выгоняет из ордена, я остаюсь. Да, он недоволен мною, и это правильно, что он решил обеспокоится моим обучением… но, я не хочу утруждать слишком Яо-гэ…» — мысленно застонал Мо Сюаньюй, на мгновение зажмурившись. Этот человек, который видит его впервые, настолько добр к нему, что в одно мгновение запал в душу простодушному Мо. В последующие времена Мо Сюаньюй неизменно наделял эту встречу судьбоносным для себя значением. Цзинь Гуанъяо, утонченный, изящный, с привлекательным лицом, светлой кожей и ясными глазами, доброжелательно относился к младшему брату. Черты его лица были чисты, привлекательны и выразительны, в уголках губ и бровей играла тень улыбки; вокруг его силуэта царил теплый ореол золотистого оттенка, и Мо всегда представлялось, что перед ним спустившийся с небес небожитель. Судьба была иронична к Мо Сюаньюю, он понял, что был очарован Цзинь Гуанъяо с самой первой встречи, только сам Мо ещё не осознавал этого. Он думал, что это простое восхищение человеком, выглядевшим в его глазах возвышенным, дарившим ему неизменную заботу и поддержку. Но истина была в том, что отец собственноручно подвёл сына к краю обрыва и позволил его врагу занести над ним ногу, чтобы столкнуть в бездну.