***
Когда он просыпается, время ещё было достаточно позднее. Он поворачивает голову в сторону откуда исходил свет, и находит около себя Лань Сичэня — будущий глава клана Лань, казалось, дремал. Как только Мо осторожно шевельнулся, Лань Сичэнь раскрыл глаза, прямо посмотрев на него, заставив его сердце замереть, испугавшись. «А сомкнул ли он глаз этой ночью?» Шорох одеяло мгновенно дало понять человеку, сидящего возле Сюина, что больной пробудился. — Проснулся, — констатировал он. — Да… Мо Сюаньюй, зевнув, сел на кровати; помощь он считал ему была не нужна, однако Цзэу-Цзюнь предпочёл поддержать его. Мир перед глазами Мо закружился, затуманился, замелькал множеством чёрных точек и, наконец, прояснился, вызвав приступ дурноты. — Как ты себя чувствуешь? Раньше у Мо не было возможности оглядеться и понять, что он занимает хозяйскую кровать, в то время как сам Лань Сичэнь заботится о самочувствии друга. Сюин почувствовал на редкость глубокий стыд и вину, не превозмогая встречаться с пристальным взглядом. Он старался звучать убедительно: — Намного лучше. Лань Сичэнь смотрел на него почти не мигая, отчего Мо Сюин почувствовал себя ещё более бессовестно. Цзэу-Цзюнь поднялся, его обычно улыбающееся лицо сменилось несвойственной ему безучастностью. Он подал чашу приглашённому адепту, голос его по-прежнему звучал мягко: — Держи, ты должен выпить до дна. Сюаньюй проявлял твёрдость, заставляя Не Хуайсана выпивать горький и противный, но полезный отвар до дна. Он часто пил его сам, ещё с юных лет, приучая себя к нему, поэтому ему не нужно было внутренне собираться и выпивать залпом. Он преспокойно делал глотки, не меняясь в лице, продолжая избегать взгляда, который не мог прочесть. Молча сделав последний глоток, Сичэнь забрал у него чашу. Сюаньюй не решался заговорить, словно в горле у него застрял узел. Но будущий глава ордена и по совместительству друг, старший из братьев Лань был куда более расположен к разговору: — Сяо Юй, чем ты занимался, прежде чем вернулся в Гусу Лань. — Сичэнь прекрасно знал ответ, но он хотел услышать правду. Мо было нечего скрывать, однако из-за неудобства, которое он испытывал, крайне неохотно отозвался: — Я совершенствовался. — это было неполная правда, но и не ложь. Лань Сичэнь ответил: — Занятия с Хуайсаном, твои изучения в библиотеке ради его физического совершенствования, отнимают большую часть твоего времени, выдержки и душевных сил. Ты переоценил свои возможности и культивировал ци дольше, чем это необходимо. Мо Сюин вздохнул. С самого появления его в этом мире именно так он проводил свою обыденную жизнь. Вот только нынче некому контролировать его прогресс. Тёмная сущность могла лишь предупредить его, когда он достигал критической точки. Да и сам он порой забывал о необходимой мере, когда перед глазами всплывала цель и осознание того, что времени остаётся всё меньше и меньше. — Я в порядке. Это нормальная реакция. Лицо Лань Сичэня сделалось сердитым: — Нормальная? Сяо Юй, пока ты был без сознания, ты метался в лихорадке без устали. — Сичэнь выдохнул, объясняя, словно ребёнку… — Обязанность каждого заклинателя — совершенствовать свои способности, но не доводить себя до изнеможения и тем более не до искажения ци. Это могло обернуться очень нехорошими последствиями! Впервые Лань Сичэнь так ругался на его глазах. До личного знакомства с одним из добрейших, Цзэу-Цзюнь был известен ему как крайне сдержанный, учтивый и вежливый человек, даже в новелле, когда он узнал об обмане Цзинь Гуанъяо и о его деяниях, был в расстроенных и подавленных чувствах, но он не сердился, не изливал свои чувства гневом. Он всегда проявлял свои яркие эмоции довольно тактично и скромно. Лишь когда дело касалось его младшего брата, Лань Ванцзи, он действительно не сдерживался. Мо Сюаньюй опустил глаза. Он слушал его слова, в которых звучал гнев и вспоминал, как Лань Сичэнь помогал ему всё это время, волновался о его переживаниях. Интуитивно, в памяти промелькнули смутные воспоминания о тёплых руках, которые заботились о нём. Сюин знал, что Цзэу-Цзюнь хороший человек, но проявляет своё участие к близким людям совершенно иначе, нежели к простым знакомым. Глядя в эмоционально мерцающие глаза, ставшими для него очень важными, Мо тихо сказал: — Прости, я не желал доводить до такого. Прости, что заставил волноваться. Стоило Лань Сичэню внимательно посмотреть на выражение лица Мо Сюина, злость немного отступила. От Мо Сюина раздался мягкий вздох, с его губ сорвалось примирительное: — Лань Сичэнь, не сердись. Такое не повторится. Я долго не культивировал, вот и потерял бдительность и контроль. Совсем забылся. Цзэу-Цзюнь отвёл взгляд, его губы сжались от злости, но он, вздохнув, ответил: — Впредь, я прошу тебя совершенствоваться рядом со мной, так мне будет спокойнее. — сказал он, и от его взгляда и твёрдости в мягком голосе по позвоночнику Мо Сюина пробежала неожиданная дрожь. Рука Сюаньюя всё ещё находилась в ладони Лань Сичэня, который вдруг посмотрел на него глубоким, таинственным взглядом, сжав его руку. Мо снова почувствовал не пойми откуда взявшийся в горле ком. Он вспомнил о том, что занимал постель Лань Сичэня, и что хозяин ланьши, наверняка не ложился, устав, и всё из-за него… Желая низко поклониться, он мог только преподнести чистосердечное извинение: — Из-за меня тебе пришлось столько раз пренебрегать правилами, во стольким мне помогал… мне очень стыдно, что тебе пришлось провести эту ночь в ухаживании за мной… Сюаньюй долго смотрел на Лань Сичэня, а после по какому-то смутному побуждению устремился к нему, но вовремя опомнился и замер прямо перед ним. Как своего друга, человека, которого он знал больше на словах, чем в реальности, но за столь короткое время стал важным для него, Сюаньюй хотел обнять его. Но вовремя спохватился, что в этих временах так опрометчиво прижимать к себе другого человека, даже своего же пола, считалось неуместным. Тем более, человека из ордена Гусу Лань, где больше всего чтят консервативные традиции. Когда Лань Сичэнь услышал эти слова, его сердце заныло. «Сюаньюй в очередной раз обвиняет себя в том, что приносит неудобства.» — Именно это и вызывало недовольство Лань Сичэня. Молодой человек был неунывающим, как и полагалось в его годы, но вёл себя чересчур выдержанно и знал многое из того, чего не знали большинство представителей старшего поколения. «Он сильно напоминает Ванцзи…» — Наверное, этим сходством он симпатизировал ему. Этот юноша показался ему таким же далёким от всего в их первую встречу… Лань Сичэнь не знал, как Мо общался со своими сверстниками из Юньмэн Цзян, но у него было смутное ощущение, что даже с ними он держал некоторую дистанцию, не открываясь им. За то время, что они общались письменно и встречались в пределах ордена, игра Сичэня на гуцинь по вечерам… эти моменты невероятно сближали их. Сюаньюй свободно улыбался, увлекался беседой и забывал о времени… вместе с ним, и Лань Сичэнь не замечал, как быстро истекало их время. Когда прощались, Лань Сичэнь на мгновение проникся грустью, но затем улыбнулся, зная, что на следующий день они снова встретятся, и так будет происходить на протяжение года. Но в настоящий момент этот прекрасный юноша отдалялся от него, закрываясь. Внезапно сильное неведомое ранее желание, в котором он не смог разобраться, настигло его. Это желание было таким сильным, столь неудержимым, что приносило боль. Лань Сичэнь почувствовал, что если упустит возможность, то это неловкость и недосказанность ещё надолго возгордиться стеной между ними. Уловив внезапный порыв Мо, он приготовился ответить на объятия. Адепт Юньмэн замер буквально на ничтожном расстоянии от него, и Лань Сичэнь сильнее, чем должен был, расстроился, когда Сюин напрягся и стал отстраняться, не зная, куда себя деть. И он сам сделал этот шаг вперёд — протянул руки, прижимая юношу к себе нежно и крепко, шепнув тихо: — Больше не извиняйся передо мной, просто относись к себе лучше, чем ты есть. Мо чувствовал биение его сердца. Не пытаясь высвободиться из рук Сичэня, не зная, где найти слова от внезапно охватившей его неловкости, просто кивнул. Они долго так сидели, объятиями разрушая колящие чувства друг друга. Оставшейся открытая дверь позволила донести звук мерцающего пламя в очаге. Шумел снаружи ветер, порывисто сея снежную пыль и ломая тишину. Боль в груди, мучащая будущего главу Лань, исчезла, и на её место пришло что-то другое: какое-то лёгкое, почти невесомое ощущение. Они наконец отпустили друг друга, смотря друг на друга с каким-то облегчением. Сюин вспомнил, что он всё ещё занимал хозяйскую постель. Он предпринял ещё одну попытку встать, на ходу произнося: — Это всё-таки твоя кровать, а я, если лучше займу циновку… — Ни в коем разе, — в мягком голосе прозвучали стальные нотки, брови тут же изогнулись. — Ты всё ещё слаб и нуждаешься в хорошем сне. Сейчас я не смогу сыграть тебе для успокоения. Ограничимся травяным напитком, которое должно улучшить твоё самочувствие. «Концу нет этим настоям…» Мо Сюаньюй согласно кивнул, он и без того потревожил Цзэу-Цзюня, лучше будет переждать последующие часы. На лице Лань Сичэня обрисовалась широкая улыбка, обращённая лично для Мо Сюаньюя. Она показалась перерождённому ярким солнцем, вышедшим из сероватых облаков, осветляя снежный покров. Эта улыбка ослепляла Мо и согревала не хуже тёплых одеял, которыми его закутал Лань Сичэнь. Молодой человек снова заварил ему отвар, который Мо Сюин принял из тёплых рук, соприкасаясь пальцами. В этот раз тот обладал сладковатым привкусом. Мо сделал глоток, наслаждаясь приятным ароматом, успокаивающий головную боль. Невольно взгляд Лань Сичэня остановился на губах юноши, касающихся края чашечки. Внутри вновь дало о себе знать то неведомое чувство, поразившее его, когда он смело прижал к себе друга. Ему вдруг захотелось коснуться этих губ… Это мысль напугала его, и он поспешил отвести взгляд, вовремя встречаясь с благодарным взглядом, в которых промелькнуло что-то неуловимое. А внутри, в этот момент, вспыхнуло чувство стыда… Мо слабо улыбнулся, прикрывая ладонью зевок. Похоже, помимо лекарственных трав, в чашу добавили инородный ингредиент. Сонный взор упал на Лань Сичэня, который протянул к нему руки… — Тебе нужно поспать. Добрых снов, Сяо Юй…***
Последующие дни, Мо Сюаньюй отдавал себя отдыху и занятиям Не Хуайсана. Из-за своих опрометчивых действий он чуть не навредил своей духовной основе, потому отдых от культивации и разминки с Хуайсанем пошли ему на пользу. Его раннее утро начиналось с бодрой прогулки, чтобы вдвоем размяться перед занятиями. Однако прогулка быстро сменялась короткой пробежкой, а затем и бегом. Затем они съедали скудно приправленный, но полезный завтрак, после чего оба адепта расходились: один — на ежедневные занятия, которые стали ему более интересны, другой — поправлять здоровье с помощью медитации и поглощения энергии, главное — не переусердствовать, иначе вместо улучшения своего самочувствия, ситуация только ухудшится. В течении этих нескольких дней, Мо Сюин избегал Лань Сичэня, сводя к минимуму любое общение. Для этого было несколько причин, но главной из них был сам Возрожденный. Мо решил избегать его, ибо стыдился своего поведения. Его душе было уже более полувека, он давно перестал считать себя ребёнком и воспринимать самого себя как подростка, но даже взрослые иногда могут страдать от пылкого стыда, когда речь заходит об их ошибках, которые замечают близкие люди. Будущий глава Лань заметил странное поведение Сюина, но считал этим действиями было иное значение, касающегося его, потому он не донимал адепта Юньмэн, ожидая, когда молодой человек сам сделает первый шаг навстречу ему. А в то время, когда Лань Сичэнь по вечерам оставался один, он подсознательно ожидал прихода важного человека и, как обычно, играл бы ему. Впервые убедившись, что Мо не придёт, Цзэу-Цзюнь был… расстроен. Разочарованный тем, что Мо не пришёл, он чувствовал, как растёт его разочарование. В груди неприятно кольнуло. На спокойном лице его взгляд опустился вниз, спрятавшись за вуалью ресниц. Застывшая улыбка померкла… Глубокий вздох разносится по нагретой комнате, пальцы задумчиво поглаживают струны. И после этого Лань Сичэнь решает не ждать.***
Мо Сюаньюй удивлён, когда будущий глава Лань присоединяется к нему во время тренировки с оружием. Он ни разу не видел, как Лань Сичэнь орудовал Шоюэ. Цзэу-Цзюнь улыбнулся: — Мне было интересно, как ты орудуешь мечом. Не желаешь провести совместную тренировку? Мо Сюаньюй в недоумении: — Поединок? — Да, если ты этого хочешь. — С удовольствием, — соглашается до того, как рациональная его часть успевает обдумать тщательнее. В этой жизни его единственными противниками были его учитель, Сюэ Ян и остальные. Хотя Вэй Усянь и Цзян Чэн были лучшими, им было бы трудно победить тех, кто старше и имеет более богатый боевой опыт. Поэтому поединок с Лань Сичэном стал бы для Сюина значимым вызовом. — Когда мы можем начать? — Прямо сейчас, — и в ту же секунду его меч почти пронзил Мо, который успел вовремя увернуться. — Как-то ты сам говорил Хуайсану: Твои противники не станут ждать, пока ты соберёшься атаковать. Мо Сюаньюй уклоняется от следующего выпада меча. На его лице отражается замешательство, которую сменяет сосредоточенность, он пытается со всей возможной скоростью избежать удара мечом Лань Сичэня — Шоюэ. Цзэу-Цзюнь двигался молниеносно, мастерски маневрируя, неумолимо приближаясь к своему противнику. Но и Сюаньюй был не так прост — он делал ложные выпады, почти сбивая противника с ног. Их клинки с громким лязгом столкнулись, отражая удары друг друга. В глазах Лань Сиченя промелькнуло одобрение, смешанное с восторгом. Он использовал необычное оружие, созданное исключительно для руки заклинателя, в то время как Мо приходилось довольствоваться обычным ученическим мечом. Столь долгое время Сюин смог избегать и даже отражать его удары простым мечом… Ожидаемо, Лань Сичэнь постепенно оттеснял друга, прижимая юношу к стене. — У тебя хорошо получается, и будь у тебя особенное оружие… — Я бы уже смог победить тебя, — договорил за него. Когда уже не оставалось пространство для манёвра, атаки… Сюаньюй, проделал трюк, невозможный для обычного человека. Со всей ловкостью и грацией он подался назад и скользнул вниз, острое лезвие меча прошлось по его шее, подбородку… и прежде чем Лань Сичэнь успел пресечь его попытку, Мо прокатился по полу, вскочил, схватил Лань Сичэня за плечо и со всей силы толкнул, прижав его к стене. Через мгновение к горлу Цзэу-Цзюня прижалось остриё простого ученического клинка. Лань Сичэнь улыбнулся, смотря в глаза ухмыляющемуся юноше. Неожиданно Мо Сюин почувствовал, как что-то неприятно кольнуло его в бок. Это был наконечник Шоюэ. — Крайне впечатляет. — Сказал наследник Лань, напирая. — Приятно слышать похвалу Цзэу-Цзюня, — глаза Мо весело прищурились. Оба рассмеялись. — Но… этого пока недостаточно. — Внезапно с другого бока пришёлся удар, выбивший воздух из лёгких Мо. Удар был скорее неожиданным, чем болезненным, но он послужил своей цели — Сюин растерялся, что позволило Лань Сичэню выбить почву у него из-под ног. Мо Сюаньюй упал бы, если бы его вовремя не подхватил Цзэу-Цзюнь, обнимая его за талию. Лань Сичэнь выдохнул, подождал пару секунд и отпустил его, убирая меч в ножны. — Продолжим? Протирая ушибленный бок, Сюин встретил его прямой взгляд, ответив: — Несомненно.***
В тот день, с наступлением сумерек, до начала вечерних занятий, Мо Сюин, наконец, не смог больше выносить это тревожное чувство. Болтовня Хуайсана проходила сквозь его ушей, а медитация всё равно не способствовала обретению душевного равновесия. В это время дня, на удивление, погода установилась спокойная. Мо Сюаньюй без труда добрался до скрытой за деревьями беседки. Вокруг крытого строения лежал пушистый слой снега. Было тихо и безмятежно. Лёгкие бумажные фонарики колыхались на слабом ветерке. Он взял с собой музыкальный инструмент, подаренный ему матерью, который он взял с собою в Гусу, да так и совсем забыл о нём. Он сел, положил эрху на колени и осторожно погладил струны кончиками пальцев. Сюаньюй сомкнул веки, вспомнив понравившуюся ему мелодию из своей второй жизни. Он представил себе движения юной музыкантши, стоящей перед ним, её руки, искусно управляемые, и она сама, отдающая всю себя игре, передающая свои чувства в каждой прозвучавшей ноте. Мо Сюин вспоминал и приложив смычок к металлическим струнам, начал играть. Было в этом моменте что-то интимное, сокровенное. Что-то, что заставило подошедшего постороннего зрителя затаить дыхание. Зазвучали первые ноты: тихие, уже наполненные некой грустью, они начали свой рассказ. Тайная завеса прошлого приоткрылась, мерцая и сливаясь с лёгкостью звуков зимнего ветра, раскачивающего фонари. Мелодия порхала по воздуху, подхватывая, окутывая кружевной дымкой. Лёгкие пассажи этой мелодии плавно сменялись другими, более драматичными, несколько надрывными, наполненными грустным прощанием, которое так и не было озвучено вслух. И по мере того, как она звучала, Сюаньюй видел перед собой свою семью: своих умерших родителей, любившие его; своих братьев, оберегавших самого младшего, искренне переживавших за него, когда он пытался отдалиться от них и как они не позволяли ему это, боролись за его внимание, когда он был маленьким солнечным ребёнком, притягивающим взгляды старших. Они остались в том мире, и он больше никогда их не увидит, может лишь вспоминать образы, ни за что не позволяя памяти забрать у него эти прекрасные моменты и лица дорогих. Он не знал, что стало с ними после его смерти, и только желал им счастья и не станут горевать о нём так сильно. А Мо, он будет продолжать скучать и тосковать по тем прекрасным временам, которые сейчас разбивают его сердце, ведь порой ему так хочется назад… Вдали от сложности жизни, ставшей привычной для него, не видеть лиц людей, причинивших ему боль, и остальных, кого он отважился задействовать в корыстных целях, став таким же, как его палачи… Его мысли и эмоции смешались, став единым целым, отражаясь в звуках печальной мелодии. Он не играл на эрху, он заставлял её петь, выражая душевную муку. И между ними возникла эта связь, такая прочная в своей хрупкости, словно несущая в себе смысл драгоценных мгновений жизни — как важно успеть признаться самым дорогим людям в своих чувствах, искренних намерениях. Ценить дар улыбки или объятий, а главное, дорожить мгновениями с тем, чьё лицо любовно всплывает перед глазами. «Эта песня раньше напоминала мне о первой жизни, а теперь о второй. О несбывшемся, об ушедшем, о том, что никогда не вернётся и чего никогда больше не увидишь. О предательстве, боли… и о том, как получив свободу, пришлось пережить печальный конец…» К моменту окончания мелодии по щеке скатилась маленькая слеза, и в ней скрывались значимые тайны двух жизней. Затаившемуся молодому человеку глубоко отпечаталась в сердце и разуме печальная фигура юноши в белом плаще посреди такого же белоснежного фасада, окутанный тёмным небом. Мо Сюин словно слился с самой чистейшей природой, и глаза не могли не налюбоваться этим драгоценным нефритом. И увидеть его жизнь в плавных движениях смычка, со всеми её радостями и горестями, достижениями и поражениями, сокрытыми тайнами, страданием и отчаянной надеждой… Завещающие волны звуков запечатали это мгновение, надёжно сохранив его в сердце. Мо Сюин опустил лук, и на несколько минут мир погрузился в странную безмятежную тишину. Пока в спокойное сознание не вмешался голос: — Ты не один… Сюаньюй приоткрывает веки, тут же ловя глазами падающие снежинки. И посреди этого мистического пространства из своего укрытия выходит знакомый высокий силуэт в белых одеждах. «Как давно он там стоял?» — Практически, с самого начала. Лань Сичэнь входит в беседку, занимая свободное место. — Ты как-то рассказывал мне, что у тебя мало опыта, но слушая твою игру, я могу сказать, что она была изумительна. Чувствуя себя немного смущённым, но одновременно довольным собой, Мо ощутил, как в его груди поднимается приятное тепло. — Спасибо, — ответил Мо и улыбнулся ехидно, — но, как человек из клана Гусу Лань, ты просто обязан дать мне честную оценку моей игры. — Отнюдь. — Глаза Цзэу-Цзюня смотрели проникновенно. — Независимо от того, сколько ошибок ты можешь допустить, пока твоя игра заставляет замирать в изумлении, вслушиваясь. При этих словах в глазах Лань Сиченя что-то вспыхнуло, и Мо пришлось приложить немало усилий, чтобы не застыть в оцепенении, пытаясь разгадать смысл этого блеска. — О, ты меня смутил… — В правилах Гусу Лань запрещается лгать, я говорю только то, что думаю, — без тени сомнения ответил Лань Сичэнь. Между ними воцарилась неловкая тишина, как показалось Мо. Лань Сичэнь пристально смотрел на него. В этот момент молодой Мо показался ему очень обворожительным. Мо Сюин подумал, что его румянец не был заметен из-за царившего полумрака, но он был очень явственным для более старшего. «Слишком близко…» Чтобы скрыть смущение, Сюаньюй обратил своё внимание на иное… Цзэу-Цзюнь застыл, удивлённо следя за рукой, движимой к его лицу. Ладонь коснулась его лба. Сюин принялся смахивать ладонью с его одежды и волос снежинки, напускной непринуждённостью распекая его: — Лань Сичэнь, посмотри на себя, ты весь в снегу. Почему не взял собою зонт или не накинул плащ? — Когда уходил погода стояла тихая, а когда добрался обратно до клана, уже вовсю шёл сильный снег… — всё ещё удивлённый, он неосознанно наслаждался прикосновениями. Обычно Мо Сюаньюй стеснялся дотрагиваться до него даже рукой. — Ты был сегодня на задание по поручению учителя Лань Цижэня? — Сюин продолжал болтать, спрашивая о сегодняшних делах, стряхивая с него снег, затем достал платок, чтобы вытереть мокрые волосы. — Не нужно, — Сичэнь мягко отвёл его руку, улыбаясь. — Я всё равно собирался умыться после долгой дороги. Идём со мной, становится поздно, я тебе давно не играл «очищения». За столько дней перерыва от культивации, она способствует тому, что ты обретёшь полный покой. Эта игра поистине помогает ему. Это сродни разговоры с психологом, которому ты раскрываешь все свои мучительные тайны. — Хорошо. Мо Сюаньюй усмехнулся, Лань Сичэнь всё время настаивает на встрече, тем самым, следя за его действиями. Хоть эту могло со стороны выглядеть слишком навязчиво, Мо пусть и смущался, глубоко внутри, ему нравилось такое внимание к себе. Раньше он часто проявлял сострадание и сопереживал окружающим, которые не жалели его самого. Он до сих пор способен на прощение, но корень проблем склонялся часто искать в себе. Этого в нём видел Лань Сичэнь и пытался наставить на правильные мысли: побольше думать о себе. По пути к ланьши, снег повалил с новой силой, и уже возле жилища Цзэу-Цзюня умудрились попасть под него. Лань Сичэнь предложил: — Сходить в общую купальню или в источник сейчас будет невозможно. У меня имеется вода для купания, нужно лишь её поставить на огонь. — Было бы неплохо. Лань Сичэнь отошёл в иную комнату, где спустя некоторое время оттуда послышался плеск. Из-под приоткрытой двери потянуло сыростью и запахом мыла. Сюаньюй невольно прислушался к звукам. В голове совершенно не к месту промелькнул вопрос… «Интересно, а как выглядит его тело? Хотелось бы увидеть…» Растерявшись от собственных мыслей, он сердито себя одёрнул: «Что за ерунда лезет в голову, нашёл о чём думать…» И следом, противореча себе: «Но с другой стороны, он ведь-то видел моё… немного, когда вытирал… в новелле рассказывалось о стойке на руках, значит, у них должны быть хорошо развиты рельефные мышцы тела…» Внутренний голос из тьмы не кстати добавил: — А ещё он тоже везде тебя трогал во время тренировкам. Заметил его странное, в последнее время, поведение? «Может, он просто интуитивно чувствует тебя, мою тьму, крутящуюся вокруг меня, вот он и пытается разобраться?» — Ты сам убедился, что даже сильные заклинатели не в силах узреть или ощутить энергию другого мира… он намеренно цепляется к тебе, он же человек из клана Лань, у них свой ординарный способ разбираться в своих чувства… «Не пори чушь!» — Мо взялся за голову, запрещая своим мыслям и душе направиться в неправильное русло и дальнейшие развития размышления на эту тему: «Меньше всего сейчас мне надо думать об этом…» Неизвестно, как долго перерождённый сидел бы, так и спорил со своей иной личностью, но кто-то тронул его за плечо. Парень вздрогнул. — Сюаньюй, с тобой всё в порядке? — Редкие капли воды падали с мокрых волос Лань Сичэня. — Ты держался за голову… — Молодой человек в нижних одеждах наклонился к нему, окидывая взглядом с головы до ног, пока его гость не смог оторвать глаз от распахнутого воротника, обнажающего участок кожи. — А… нет, всё хорошо. Я просто слишком задумался. Разные мысли приходили с совершенно иных направлений. Черты лица Лань Сичэня разгладились, он улыбнулся. — Можешь идти, там ещё осталась горячая вода… Мо Сюаньюй встал. — Чудесно, тогда я пойду. Лань Сичэнь остановил его. Немного изменившимся голосом он объяснил: — Как ты понимаешь, эта комната не предназначена для купания, бочки у меня нет. И я вскипятил воду в большом котле. Он достаточно тяжёлый, я могу помочь перелить его в корыто. Мо Сюаньюй хотел сказать, что воспользуется ковшом: «Неловко и обременительно, я и без того, несколько дней назад затруднил его заботами обо мне…» Мысли отразились на задумчивом лице, Цзэу-Цзюнь поспешил прервать его натуженные метания: — Я знаю, что ты и сам мог бы справиться, но позволь сделать это за тебя, мне это будет не в тягость. В Гусу Лань, в соответствие с правилами, принято упражняться в стойке на руках. — Разве это не мера наказания? Лань Сичэнь повеселел, идя с ним в соседнюю комнату: — Вовсе нет, это отличная практика, благодаря которой мы обладаем огромной силой. Даже подняв тебя на руки, ты почти ничего для меня не весил. «Думаю, любая девушка или женщина, услышав эти слова, потеряла бы сознание от счастья…». Сюаньюй поклонился: — Тогда я воспользуюсь твоим предложением. Так будет значительно удобнее. В комнате царил приятный полумрак. Один лишь огонек освещал комнату. Чайник всё ещё грелся на огне. Пока Лань Сичэнь поднимал котелок и наливал воду в маленькую бадью, Мо Сюин старался не смотреть на его напряженные руки, оголенные засученными рукавами. Его мышцы красиво переливались благодаря поднятию тяжестей. Сюин подумал, что Лань Сичэнь не так уж сильно старше его физического тела, но у них двоих была огромная разница в развитие мускулатуры — у Мо её практически не было. Ширина его плеч и бицепсов, как у юной девы, а у Цзэу-Цзюня она на стадии дородного мужчины. О Не Минцзюэ, образ который возник в его сознании, Мо Сюин решил вообще мысленно промолчать. Но ему уже успело стать душно. Лань Сичэнь отбросил упавшие волосы с лица, отходя: — Всё готово. Не спеши выходить, а коль вода остынет — не экономь, долей горячей. Оставшись один, юноша разделся, осторожно опустившись в воду. Он расслабленно вздохнул, а потом принялся разглядывать себя. За эти годы он значительно изменился: подрос, и тело его уже не схожего с обычным мальчишеским, но он всё также уступал остальным. «Боюсь, как бы я не стал нежнее, чем Не Хуайсан…» С Не Хуайсанем легко установить связь, стать искренними друзьями; Мо Сюин испытывал изрядную долю восхищения и признания к навыкам манипулирования, присущим прошлому молодому господину Не, ведь с тех пор, как Мо Сюин обрёл вторую возможность, ему неоднократно приходилось прибегать к подобным методам. Поначалу он это презирал этого. Считал, что, тем самым, у него проявляется схожесть со своими обидчиками, но очень скоро до него дошло — в мире, без этого навыка, придётся тяжко. Он потихоньку стал учиться этому, вспоминая как ловко и неподдельно Цзинь Гуанъяо и Не Хуайсан вели себя. Но сейчас молодой Хуайсан это умение в себе ещё не развил, а может, и раскрыл, только прекрасно его скрывал. Мо Сюин вдруг задумался: если бы в своё время он сможет предупредить Не Хуайсана об угрозе, нависшей над его братом, смог бы второй господин Не устранить всё до начала кровожадной расправы? Почему-то Мо Сюин был уверен, что ответ будет положительным. После купания Сюаньюй облачился в сменную одежду, которую приготовил для него Лань Сичэнь: белые одежды его клана. Это было необычно — быть одетым во всё белое. В этом мире этот цвет означал траур, но в другом чаще всего в трауре носили чёрное. А белый цвет ассоциировался, как знак чистоты и достоинства. Он почти входит, но останавливается вслушиваясь в доносящейся звуки флейты. До его ушей долетела мелодия, которую он исполнял в беседке. Мо Сюин играл музыку, которая выражала грусть и тоску, подходившую к этому времени года. В исполнении Лань Сичэня и его Лебин, невозможно сравнить грустное завывание. Флейта добавила красок белой угрюмой зиме. Сильный снег превращался в мелкий весенний дождь, зелёные сады и яркие цветения открылись желающим, а туманы оставляли после себя капельки росы на листве. Вы входите в этот сад, чувствуя себя непринуждённо и совершите неспешную прогулку. «В уединенной обстановке вся пылкость утихает, и моё притихшее сердце воспевает пейзаж цветов и грёз.» Когда мелодия утихает, он вошёл в комнату, где его ждал Лань Сичэнь, обернувшийся и внимательно глядящий на него. — Тебе очень идёт белый, ты кажешься ещё более юным… чем есть. — Лань Сичэнь не совсем точно выразил свою мысль: Сюаньюй ему показался более возвышенным и прелестным, но он решил придержать это мнение при себе. В этом Мо был с ним полностью согласен. Лань Сичэнь кладёт Лебин на колени: — Я впервые слышал подобную композицию. Сюаньюй мысленно издаёт смешок: «Разумеется, она вышла в далёких двухтысячных годов и в реальном мире…» Лань Сичэнь безмятежно улыбается: — Пришлась ли тебе по духу эта мелодия в моём исполнении? — Не найти мелодии, которую бы старший из нефритов Гусу Лань не сыграл бы хорошо. Однако, если ты желаешь услышать моё скромное мнение, я отвечу так: Есть своего рода встреча, которая смягчает годы и изумляет время; бывает своего рода встреча, которая является первой встречей, но она подобна воссоединению после долгого отсутствия. Вот что я почувствовал. В моё исполнении я выражал разлуку, а ты — воссоединение после долгого расставания. Ошеломлённый, Лань Сичэнь застыл, не найдя слов. Он просто играл, выражая свою симпатию к этой мелодии, желая добавить в неё радости и счастья. Лань Сичэнь почувствовал, как от этих слов по его телу разливается тепло, и радость вот-вот готова была выплеснуться наружу. Он сел ровнее, прикрыл глаза, улыбаясь шире. — Садись, я сыграю тебе «Песнь очищения». Каждый раз, когда Мо садился на циновку и готовился с улыбкой слушать мелодию, он испытывал прилив вдохновения. Ему казалось, что игра вдыхает жизнь в музыкальный инструмент; ноты сливались в нежную мелодию, и всё вокруг замирало — наступали моменты спокойствия, исполненные музыки. После этого они заварили чай и, как обычно, обсуждали разные темы. В окно дул ветер, погода была скверной, стемнело, и некоторые бумажные фонарики погасли, погружая внешний мир в полную темноту. — Тебе лучше остаться на ночь. — Сказал Лань Сичэнь. — Зимою даже на полу становится холоднее спать, лучше если разделим кровать. «Лучше пусть предложил спать на полу…» — обречённо подумал Мо. Мысль о том, что разделить постель с Лань Сичэном почему-то смущала взрослого в теле юноши. Он ощутил, как начинают пылать от смущения щёки: «И с каких пор я стал таким сентиментальным и чувствительным?» За время пребывания в Облачных Глубинах Сюаньюй привык спать один. Более того, в какой-то степени он даже скучал по этому. Обычно каждую ночь к нему под бок забирался Сюэ Ян, который, с одной стороны, согревал его зимой и приносил приятные объятия, а с другой, летом Мо задыхался, пытаясь отвернуться и не понимая, как Сюэ мог мирно спать в обнимку, ещё теснее прижимаясь. Имя маленького беса, как и его силуэт, вспыхнул в памяти, напомнив о важном. Сюэ Ян, помимо других своих друзей, часто отправлял письма. Обычно они были о сущих пустяках: повседневные дела, рутина… шутки, которые с каждым днем становились все откровеннее, и напоминание о данном обещании — второе имя Сюэ Яна. Сидя рядом с ним, Сюаньюй неотрывно глядел на пламя, размышляя на эту тему. Имя он ещё не выбрал, хотя и обещал, а время неумолимо приближалось. Редкое потрескивание огня, запах заваренных трав, уютный полумрак, усталость и привычка ложиться при наступлении время отбоя… Сознание предательски потянуло в сон… Мо Сюин слепо моргает в темноте. Он не уверен, что именно его разбудило, тело очнулось ото сна без его воли. Он почувствовал дыхание на своих ресницах. Когда он более-менее приходит в себя, то понимает, что находится в кольце рук, прижимающих его к груди другого человека, а сам он лежит на чужой руке. Его губы находятся прямо у шеи другого, выдыхая, от чего Лань Сичэнь непроизвольно вздрагивает. Но Цзэу-Цзюнь не отодвигается от щекочущего ощущения, лишь сильнее прижимается к источнику тепла. Внизу он чувствует давление, а внутри просыпается истерика… «Я знаю, что эта чистая реакция тела, но почему именно сейчас?!» Но больше всего его потрясла ответная реакция, близкого тела… «Я так и знал, что эта была плохая идея!»