~~~
В ту ночь ей снится, что он надевает ей на грудь ожерелье с ключами, словно она музыкальная шкатулка. — Ты будешь петь? — спрашивает он. — Нет. — Ты поиграешь со мной? — Она не отвечает, сама не зная как. — Не волнуйся. Мы можем остаться здесь, — обещает он. Они оба одеты официально, шикарно и в черном. Ей кажется, что они должны быть на похоронах или, может быть, будут танцевать вальс, но она не знает шагов. Едва заметное движение, и она снова чувствует между ними пропасть, легкий ветерок. — Не оставляй меня, — умоляет Бетти, хватая его за лацканы рубашки. — Я никогда тебя не оставлю. — Море… синее-синее небо. Она либо плывет, либо тонет в его глазах, его руки сжимают ее платье. Она просыпается и переворачивается, настойчиво лаская свое покалывающее, дрожащее тело. Может быть, она больна.~~~
— Удачного дня в школе.- Его дерьмовая ухмылка заставляет ее закатывать глаза. Завтрак превратился в упражнение в подшучивании. Бетти должна отдать ему должное, что он начал уважать некоторые ее границы. Он не предлагает ей ездить с ним школу каждое утро, хотя она все еще иногда ловит его, когда он едет за ней наавтобусе. Странно… очень-очень странно. Особенно потому, что мотоцикл такойгромкий, а Джагхед такой… тихий. Нет никаких упоминаний о том, что он скоро или когда-нибудь уедет. Может быть Париж, хотя Бетти уверена, что как только ее мать достаточно протрезвеет, чтобы что-то планировать, это произойдет. Во время обеда один из титулованных придурков, который рисовал ее в классе, под кайфом и мешает ей идти к своему обычному столу, протягивая свой грубый рисунок. Это не очень хорошо, совсем не хорошо. — Эй, Бетти! Я хочу сделать сравнение. Ты думаешь, что сможешь мне помочь? — Пока она пытается пройти дальше, мальчишечьи вопли продолжаются. По-видимому, их подростковые затуманенные мозги не могут понять, что она не заинтересована в разговоре. — Что? Ты слишком крута, чтобы с кем-то разговаривать? Карандаш в кармане все еще остро упирается в большой палец. Часть ее хочет, чтобы пролилась кровь. — Оставь ее в покое, Реджи, — говорит какой-то заносчивый парень с темными вьющимися волосами. — Если тебе так трудно увидеть голую девушку, попробуй воспользоваться интернетом. — Нет, я хочу поговорить с ней. Эта подражательница Ума Турман думает, что она может просто игнорировать всех, потому что она красивая? У нее никогда не будет мужчины, если она не сможет смотреть им в глаза, верно, детка? — Его уродливая рука смыкается вокруг ее запястья, и она становится не более чем разъяренной плотью. С громким ворчанием она тычет кончиком карандаша в шею обидчика. Отпустить. Толчок. Ее тело — это миллион спиральных пружин, подпрыгивающих и толкающихся во времени. — Какого хрена?! — Они карабкаются, прыгают с трибун, и толстая шея спортсмена едва не натыкается снова на ее карандаш, прежде чем она успевает схватить его снова. Реджи слишком потрясен, чтобы что-то сделать, но спотыкается и бормочет что-то вроде: — Ты сумасшедшая сука! — а кудрявый мальчишка сверху недоверчиво хихикает. Адреналин гремит у нее в ушах, Бетти спешит к своему столику в глубине зала. Бетти продолжает смотреть на красное острие своего карандаша, готовая ударить снова. Ее пружины на месте, готовые к прыжку. Никто не приходит за ней, но высокий кудрявый мальчик улыбается ей в холле. — К сожалению, он не умер. — Бетти моргает, крепко прижимая книги к груди. Но ты напугал его до смерти. В следующий раз, когда он попытается уговорить меня на сделку, я просто напомню ему о твоем точеном карандаше, верно, блондиночка? — хихикает кучерявый мальчишка. Непонятно, ведет ли он себя бесцеремонно. На следующем уроке слишком трудно писать с кровью Реджи, застывшей на кончике, поэтому Бетти осторожно использует точилку, чтобы очистить идеальную, скручивающуюся деревянную кожу. Часть ее хочет показать это Джагхеду, когда она вернется домой. Хотя она чувствует, что он ждет ее после школы, его байк припаркован в конце квартала, Бетти садится в автобус, наслаждаясь своей тайной, зная, как он следует за ней. Бетти оставляет бритву на кухонной раковине и чувствует, как его взгляд спокойно задерживается на ней, пока она делает домашнее задание в гостиной. Она садится в кресло-качалку, чтобы почувствовать легкое равновесие маятника. — Как твой проект? — Медленно. Он кивает, возвращаясь к своему ноутбуку. Раздирающий звук клавиш заставляет ее сердце бешено колотиться. На следующий вечер он предлагает ей купить себе бифштекс и мороженое в качестве угощения за то, что они так хорошо провели день вместе. Когда она спускается в подвал, воздух кажется более разреженным, чем обычно. Открыв тяжелую крышку морозильника, Бетти смотрит на хаотичный беспорядок внутри. Нога. Ну, кончик ботинка торчит между горохом и банками мороженого. Такие туфли иногда надевала Джеральдина. — Слишком холодно? — спрашивает он, пристально наблюдая за ней. Нож для стейка занесен так, словно он его точил. — Нет.- Бетти качает головой, несмотря на морозное дыхание снизу. Ласковая улыбка заставляет ее шагать вприпрыжку, она делает им обоим рожки мороженого, отмечая, что его любимые вкусы — шоколад и кофе, но любовь у клубничному мороженому растет в нем. Они облизывают свои рожки, пока у нее не начинает болеть живот, и пока ее мозг не начинает ощущать, что он покрыт глазурью по краям, а Джагхед перестает жевать мягкое мороженое достаточно долго, чтобы протянуть ей салфетку. — Эти мгновения — его язык гоняется за мороженым, стекающим по пальцам, глаза загораются, когда бифштекс кровоточит, — это та домашняя поэзия, о которой я всегда мечтал. — Домашняя поэзия? — Она с сомнением приподнимает бровь. — Поэзия, — повторяет он, постукивая шоколадным рожком по ее клубничному мороженому. Обычно она находила такое вторжение отталкивающим, но по какой-то причине с Джагхедом это было интересно. Ее язык кружит два вкуса в долгом слизывании, наслаждаясь голодным взглядом, который он бросает на нее. К счастью, ее платье достаточно толстое, чтобы он не мог видеть, как холод коснулся ее груди, и она закрывает бедра, чтобы не дать ветру подняться против ее тепла.~~~
В ту ночь ей снилось, как Джагхед капает мороженым на ее голое тело. Холодно, его дыхание теплое, и она извивается, готовая вскочить и обнять его. — Пока нет, — отвечает он ей, зачерпывая немного розового крема с ее груди острым сахарным рожком. — Мы должны дать аромату акклиматизироваться.- Хруст его укуса заставляет ее скрипеть зубами, нуждаясь в еде. Она просыпается с пульсирующим желанием облегчения.~~~
В ее матери есть мотивация, которую Бетти уже давно не замечала. — Пойдем в Регистр, — настаивает Элис, дергая Джагхеда за руку. — Пойдем, поиграем в теннис. Налей мне выпить.- Миллион маленьких случаев, когда она руководит. Джагхед обычно умудряется вежливо улыбаться, отрываясь от работы, садоводства или готовки, его взгляд автоматически ищет Бетти. Когда их взглядывстречаются, она просто слегка качает головой или отводит взгляд. Большую часть времени в эти моменты появляется тоска, тихое, печальное отчаяние, но он быстро маскирует его чем-то другим. Может быть, Джагхед всегда хотел быть похожим на мать, а может быть, Бетти недостаточно близка ему как подруга. Связь между овдовевшей матерью и другим братом — это любимаян овая часть разговора Элис, поэтому она часто пытается планировать что-то новое для них, игнорируя дикий способ, которым Джагхед завивается вокруг своих проектов каждый раз, когда она призывает его уйти. Может быть, скоро он перестанет пропалывать землю и схватит Бетти за волосы, призывая ее цвести для него. Она так сочувствует ему. Часто, когда Джагхед возвращается, напряженный и тихий, он погружается в комнату, растворяясь в журчащем пруду ее разума, и слушает. Звон бокалов Элис доносится слишком далеко. Бетти продолжает играть. Ее мать обращается с Джагхедом как с ребенком, новым лучшим другом или личным помощником. Она всегда хочет иметь что-то неопределенное, чтобы проверить какой-то бесконечный список. Достижения, отношения, укрепленные до того, как она уйдет на целый день. Элис знакомит Джагхеда с потенциальными контактами с нужными людьми. Поскольку он пишет, она хочет, чтобы он работал в Ривердейльском регистре. Бетти не имеет никакого отношения к Джагхеду, как и ее мать, но все ведут себя так, как будто он должен был быть в их семье с самого начала. — Он похож на Эфпи, — говорит соседка матери. — Я знаю, — соглашается она, подняв брови. Бетти просто наблюдает за медленно нарастающим дискомфортом Джагхеда всякий раз, когда Элис пытается потереть его плечо. В последнее время она пьет больше и в сочетании с ее таблетками, это делает ее сумасшедшей, даже по утрам. — Бетти, разве ты не рада, что у тебя снова есть брат? — она что-то бормочет, возясь с конским хвостом Бетти. — Он мне не брат. — Отстранение отвечает Бетти, чистя клементин, прежде чем Джагхед может сделать из нее шоу. Молоко томно капает с ложки Джагхеда. Холод от его пристального взгляда в сочетании с грубым насилием в ее волосах заставляет ее чувствовать себя бесплодной. — Ты…ты справедлива…эгоистка, — выдыхает Элис, в последний раз дергая ее за хвост. — Ты даже не человек.- Напрягшись, Бетти обводит взглядом борозды на деревянном столе, каждую царапину, желая, чтобы все они были от ее ногтей. — Иногда я думаю, что Нана Роуз была права, и мне следовало обращатьсяс тобой как с кошкой — выставить тебя на улицу. Интересно, как долго ты продержишься без посторонней помощи? — С остекленевшими глазами Элис возвращается к роли злобного зрителя. — Не так долго, как ты думаешь. Бетти встает, не убирая со стола, не глядя ни на кого из них. Сок от клементины прилипает к ее пальцам, мякоть хлюпает под ее хваткой. Она идет по саду, отмечая каждый клочок, который изменился. Подошва ее конверса покрыт грязью и пылью, и она не может отпустить плод. Блондинка даже не знает, что сажать, что бы добавить здесь или что скрывалось в течение многих лет под тщательным применением ее брата и ландшафтных дизайнеров. Она должна замечать вещи, знать их. Крошечные корешки прорастают вверх, как трещины в зеркале или вены плода в ее руках. Проглотив болезненный комок в горле, Бетти крадется к домику на дереве. Она швыряет клементин в угол, где фрукт оставляет темный отпечаток от своего сока, и разрывает половицы в поисках коробки, намека на свою свободу, на замок, на ключ… ничего. Там нет ничего, кроме гвоздей и дерева. Достаточно острых, чтобы расколоть, пронзить. Побежденная, Бетти отталкивается резиновыми пятками от своих конверсов и садится у стены. Она крепко сжимает бедра и моргает, сдерживая жгучие слезы. — Прекрасно, — бормочет она. Во Вселенную? Для себя самой? Стуча головой о стену, Бетти не уверена. Сегодня ночью ей приснится Джагхед, еще одна загадка в ее жизни. Завтра она, возможно, и не приблизится к пониманию причины…. И от этого она вонзает ногти в ладони.~~~
У нее ничего не выходит. Метроном пинает ее назад с каждым пасом. Бетти кладет пальцы на клавиши и разочарованно отдергивает их. Редко бывает, чтобы неуверенность так давила на нее. Всю ее жизнь были шаги, чтобы учиться, открывать и запоминать. Снаружи грохочет мотоцикл Джагхеда. Она пробует аккорд, представляет себе резкий звук его шагов по ступенькам. Следующая нота звучит необъяснимо, как его топот по камню из сада. Это неправильно, но это так естественно. Что-то застряло у нее в горле. Она не уверена, что это такое. Слезы? Крик? Нахмурившись, она берет себя в руки. Ее мать умерла. Спя в Регистре. Надо помочь Полли надеть новое платье. Все это не имеет значения. Ей нужна ясность. Ключ, горячий и тяжелый, висит у нее на шее. Изнемогая от жары, Бетти снимает его, чтобы положить талисман на глянцевом подоконнике рояля. Может быть, это скорее проклятие, чем дар. Бетти делает глубокий вдох. Медленные, тягучие аккорды, не совсем там, где они должны быть, срываются от ее легкого прикосновения. Когда она позволяет своим мыслям блуждать, тонкий переход от гула мотора к стуку лопасти, быстро продвигающейся вперед на ветру, подводит все под собой. Это почти как хор щебечущих брачных криков так далеко, что они могут быть похоронены под ростками травы на лужайке. Она чувствует Джагхеда только за секунду до того, как он оказывается рядом с ней, подтяжки и туфли слегка царапают его джинсы. Не глядя на нее, равнодушный к ее взгляду, он наклоняется над клавишами и присоединяется к ее мелодии. Что-то низкое. Темное. Погружение все ниже и ниже… она падает. Ее грудь сжимается от неуверенности еще сильнее, чем раньше. Джагхед прекрасно играет. Он играет с целеустремленностью, изучая и ползая по ее простым гаммам. Их руки так отличаются друг от друга, ее — легкие и маленькие, его — длинные и выразительные. Пока они тащатся, не торопясь с песней, Бетти смотрит на него, пока он не оглядывается, и в глазах ее вспыхивает что-тонепонятное. Развернувшись, Бетти нажимает на педали. Ухмылка касается его губ. Он протягивает руку к клавишам, которые только что были у нее в руках — Бетти почти задыхается от того, как быстро ей приходится отстраняться, чтобы избежать его прикосновения. Она чувствует, как он приближается к ней словно гребень волны. Скамейка не предназначена для двоих, поэтому она снова отодвигается, широко раскрыв глаза, когда он ускоряет темп до чего-то живого и яркого. Это слишком быстро. Раздосадованная тем, что его нога скользит по педали, Бетти пристально смотрит на Джагхеда, потом на клавиши, приспосабливаясь к новой мелодии. Он ухмыляется ей, лишь намекая на торчащие зубы. Вызов поднимает свою уродливую пасть, и Бетти протягивает руку, чтобы догнать его. Дуэт быстро превращается в нечто легкое и органичное, импровизированный мажор. Она не позволит этому победить ее. Ритм отдается эхом в ее костях, их руки трясутся, когда он продолжает подниматься, не достаточно близко, чтобы коснуться ее, но почти. Девушка украдкой бросает на него взгляд, а Джонс сосредотачивается вокруг нее, на ней, когда их глаза встречаются. Они продолжают стучать по клавишам, и когда она поворачивается, кровь стучит у нее в ушах, он следует за ней, одной длинной рукой обнимая ее за спину, чтобы вытащить ключи с другого конца. На этот раз она задыхается, откидывая голову назад в шоке, когда его щека касается ее конского хвоста. Ноты продолжают приходить — ласкающие и уговаривающие, колющие и жестокие. Бетти чувствует, как ее голова наполняется чем-то. Музыка? Вода? Хаос? Страсть? Ресницы трепещут, она откидывается назад, полностью осознавая каждый изгиб так близко к ее телу. Джагхед не поворачивается, не отступает, его щека все еще прижимается к спутанной пряди ее волос. Ей хочется скулить, ненавидеть это, но она ломается. Молоточки поднимаются перед ними, их темное отражение в черноте пианино так прекрасно, что она почти не может этого вынести. Его тело обвилось вокруг нее, лицо только выглядывает из-за ушей. Она не может перестать играть. В ее жилах бурлит гром, грозовая туча проносится все выше. Скрестив лодыжки, она напрягается, грудь болит. Бетти начинает задыхаться, линии размываются, ее взгляд втягивается в их зеркальное отражение и выходит за его пределы. Его пульс тоже учащается, вместе с мелодией. Каким-то образом она это чувствует. Безжалостно, безрассудно она потирает бедра, доверяя своим рукам, когда ее сердце и разум не могут переплестись. Закрыв глаза, блондинка позволяет ритму их союза колотиться по дому, сотрясаться под их сиденьем. Он отстраняется от нее, сворачивая их мелодию. Так тронутая, Бетти проглатывает все, что есть в ее душе, и позволяет этому выйти в гармонии. Джагхед держится уверенно. Джагхед силен. Каким-то образом они с Джагхедом стали близки… одним целым. Его половина обрывается, руки быстро убираются с клавиш. Пальцы Бетти все еще дрожат, ей нестерпимо хочется играть еще, и ее песня уходит в небытие. Незавершённое. Ее лодыжки крепко соединены, бедра все еще болят. Крик внутри нее похоронен так глубоко, что она больше не может слышать, что он означает, только то, что он нуждается в освобождении. Джагхед смотрит открыто, его взгляд скользит по ее лицу гораздо нежнее, чем по клавишам. Ей нужно давление. Ей нужны руки. Дробление и давление. Дрожь. Не зная, как остановить то, что она сейчас чувствует, Бетти расслабляется, склонив подбородок набок, чтобы обнажить шею. Джагхед наклоняется и смотрит на нее так внимательно, что она боится, как бы он не укусил ее за шею и не высосал из нее весь крик. Девушка закрывает глаза, не в силах вынести такой близости. Приготовившись к удару, Бетти вздрагивает. Затем скамейка дребезжит, туманная завеса желания поднимается, и когда она открывает глаза, Бетти остается одна. Ожерелье с ключами снова у нее на шее.~~~
Гул нужды часами не покидает ее. Бег ничего не дал. Ее занятия по меньшей мере отвлекают. Она не может уснуть. Она беспокойно крутит ключ. Выйдя из спальни, она слышит, как Элис заискивает перед Джагхедом. — О, ты выглядишь великолепно. Уверена, на вечеринке у Полли ты встретишь хороших людей. Да, и еще Джагхед. — Он поворачивается, явно оглядываясь назад. — Если ты это сделаешь… встретишь кого-нибудь, не приводи в дом, ладно? У на с тут гостей на неделю хватает. Бетти буквально чувствует, как его улыбка скользит по ее коже. — Конечно, Миссис К. — Элис. — поправляет она, довольная. — Береги себя, Элис. Я присмотрю за вашей дочерью. Тяжелый топот его ботинок заставляет кости Бетти дребезжать. Ей никогда не разрешат надеть мартенсы на вечеринку. Как только она слышит стук его мотоцикла, Бетти переворачивается на кровать, все еще чувствуя себя … нарушенной. Почти заброшенной. Никогда не было нужды, с которой бы она не справилась сама. Она не позволит этой тайне остаться неразгаданной. Каблуки и таблетки матери щелкают по всему дому. Она играет музыку из своих школьных дней и что-то тихонько напевает, прихлебывая из бокала. Кажется, все готовятся к освобождению. Не зная, что делать, Бетти возится содеждой. В зеркале она выглядит очень хорошенькой девушкой, но она одинока? Может быть, именно это и толкает ее на край неизвестности? Почему ее мать продолжает принимать таблетки и пить, чтобы заснуть? Откуда взялся ключ? Распахнув дверцы шкафа, Бетти перебивает ткани, чтобы вырваться за пределы себя, за пределы своего собственного ума, своих собственных желаний. Приехав в «Пембрук», она уже и не помнит, как приняла решение ехать. И как выбрала наряд тоже. Он даже не ее. Должно быть, она нашла что-то из вещей Полли, у нее болят икры после марша в незнакомых туфлях, но, по крайней мере, швейцар впускает ее, когда она упоминает имя сестры. Имя Полли приводит ее в такие места, куда она обычно никогда бы не отважилась пойти сама. Воздух в Пембруке пахнет чистотой. Ухоженные растения аккуратно расставлены в вестибюле, и Бетти сомневается, что что-то столь маленькое, как тля, может ускользнуть от их внимания. И все же она не уверена, где вечеринка. Интуиция подсказывает ей, что он находится на верхнем этаже. Поэтому она заходит в лифт, нажимает на одну из самых высоких цифр-этажей и ждет, а звон и скрип дверей только усиливают ее общее нетерпение и беспокойство. В «Пембруке» явно чувствуется эффектность. Это один из самых богатых и роскошных домов. Бетти всегда считала его атмосферу излишним, но теперь, когда ее нет дома, она задается вопросом, может быть, иногда людям нужно что-то изменить в своей жизни. Очень драматично. Когда она выходит на лестничную клетку, то чувствует, как люди прислушиваются к приглушенному эху каждого шага. Кто-то разговаривает по телефону со своей хозяйкой. Она проходит мимо. Этажом ниже она находит вечеринку. Несколько глаз с интересом смотрят на нее, когда она толкает незапертую дверь. Она не столько входит, сколько втягивается в облако шума и жара. Тела делают тепло более похожим на парную — сухость прилипает к ее порам больше, чем любой охлаждающий туман. И все же она идет вперед, мягкая ткань платья натирает бедра, делая их шелковистыми и возбужденными в поисках чего-то, что могло бы утолить это странное желание. — Бетти? — Недоверчивый мужской голос пробивается сквозь толпу. Кудрявый мальчик из класса одет в черный блейзер и белоснежную рубашку с развязанным галстуком. — Как приятно видеть тебя вне класса. Я думал, ты ненавидишь светские сборища… да еще со всеми этими пионами и кроманьонцами. Думал, что ты была выше всех нас, язычников. — Что делает человека язычником? — Хороший вопрос… — отвечает он, смотря на ее платье с тремя расстегнутыми пуговицами над грудью. Ключ спрятан, но он этого не видит. — Ник! — Кто-то кричит, и кудрявый мальчик оборачивается. — Мелоди хочет хит! — Моя публика зовет. Может быть, мы еще увидимся? Бетти кивает, смущенная тем, что не знает, что сказать. Обычно она довольна тем, что сидит в углу и помогает во время вечеринок, но сегодня все по-другому. Сегодня вечером она хочет танцевать. Сжав руки в кулаки, Бетти пробирается сквозь толпу. Несколько человек случайно толкают ее локтем, но по большей части она проворна. Без утайки. Она цепляется за реальность со смертельным намерением каждый раз, когда вибрирующее прикосновение пытается сбросить ее с нити. Лес тел, но ощущение такое, будто идешь по кукурузным полям. Шорох, ограниченная видимость, бесконечная болтовня насекомых, людей и… новых вещей. При виде сестры Бетти замирает. Полли крутится вокруг высокого рыжего мальчика — Джейсона Блоссома. Их губы двигаются друг над другом в страстной, медленной страсти. Они смакуют вкус, слизывают и не дают своему возбуждениювыплеснуться через край. Рука Джейсона обхватывает попку Полли и кружит ее в танце. Раскачивающееся движение заставило Полли улыбнуться, почти потерявшись в своих личных переживаниях. Полли тянется назад, чтобы схватить Джейсона за волосы и снова прижать их лица друг к другу, их руки соединяются на ее груди. Сердце Бетти стучит в ушах, как часы. Тягуче. Она хочет расслабиться. Она хочетпочувствовать, как давление в ее ладонях просачивается наружу и капает на другого человека, разделенного и размазанного… клубящегося. Встревоженная, девушка продолжает слышать отрывки, но люди не столько говорят, сколько спариваются. То же самое черное пятнистое чувство, которое она получает, играя музыку, принимает свою форму полосами, когда бас взрывается через высококачественные динамики. Эта песня должна звучать с другим телом и темпом. Сквозь толпу конечностей Бетти улавливает проблески того, что ей нужно. Темные волосы. Высокий мужчина в рубашке на пуговицах. Широкие плечи. Кольца и браслеты. — Пожалуйста, — думает она, — но там двигается так много людей, так многомаленьких деталей, чт о она не может видеть всего. К тому времени, как она приближается к своей цели, становится очевидным, что он уже готов наброситься на нее. Тени от его костной структуры лишь подчеркивали оливковый оттенок его кожи. Конечно, мотыльков тянет к пламени так же, как оленей к пруду, не обращая внимания на то, что скрывается под ними. Его лицо как будто закрыто ставнями, когда они щиплют и играют, пытаясь вовлечь его в танец. Она знает, что ему нужно поесть. Его голод гложет ее до костей. Их глаза встречаются, и дрожь пробегает по ее груди. Он выпрямляется, заинтригованный, но продолжает кружить вокруг легкой добычи с тем, что они, без сомнения, воспринимают как таинственную одинокую вибрацию. Может быть, ему нужны другие люди. Может быть, она не единственный друг, который ему нужен. По тому, как медленно он ухмыляется, Джонс уверен, что повлиял на нее, заманил ее и привлек внимание, а теперь заставляет ее ждать. Он хочет видеть, как она извивается и борется, стараясь не потревожить паутину, которую он сплел, ту защиту, которую она поставила вокруг себя. Это заставляет ее гореть. По внутренней стороне ее бедра стекает струйка пота. Взбешенная до такой степени, что ей трудно дышать, Бетти ищет единственного знакомого человека, который наслаждался ее жалом. Лицо Ника озаряется удивлением, когда она подходит, и все его друзья отступают на полшага. — Потанцуй со мной. — Э-э, ладно. Ник ковыляет за ней на танцпол. Бросив взгляд в сторону, она видит, кактанцуют люди, и наклоняется, чтобы подражать им. Джагхед прячется где-то, невидимый. Возможно, он действительно танцует с этими девушками, имитируя этот танец, как и она. Ее кровь стучит в жилах, а Ник отражается в зеркале, и все это — охота в этом безумии. Если она не сосредоточится на лице этого парня… то ве пропало. Платье липнет к телу, темнеет от пота. — Значит ли это, что ты уже преодолела свою привычку к прикосновениям? — Спрашивает Николас, прерывисто дыша тем напитком, который он оставил своим друзьям. — Пока не знаю. Мальчик, кажется, заинтригован достаточно, чтобы играть. Вместо того чтобы подождать, пока он рискнет, она хватает его руки и кладет их на свое тело, не так явно, как Джейсон и Полли, но это больше, чем все, что она делала когда либо. Его горячая ладонь лежит на ее бедре, а ее — на лацкане его пиджака, совсем как в диссонирующем вальсе «сон с Джагхедом». — Должен признаться, я нахожу эту новую тебя довольно сексуальной.- Ник ухмыляется, наклоняясь ближе и покачивая бедрами так, что это не совсем неприятно. Темный пульсирующий пульс где-то в толпе. Мальчик поворачивает ее, точно так же, как Джейсон с Полли, и Беттичувствует тело того, кто действительно хочет ее. Не думая о том, кто он, просто о том, что он такое, Бетти позволяет ритму песни подчинить ее. В основном он просто раскачивается из стороны в сторону. Тем не менее, она не можетнаслаждаться, когда он пытается добраться до ее кожи и отталкивает его локтями каждый раз, когда он утыкается носом в ее шею или руки. — Ты какая-то странная.- Он дразнит ее юбку еще выше по бедру. — Думаю, мне это нравится. Быть заявленной на публике — это не ее изюминка, думает она, и ищет уединенный зал, чтобы отступить. Музыка здесь такая громкая, что она едва может думать. — Ты хочешь пойти в комнату? — Спрашивает Ник, следуя за ней к выходу. — У меня есть ключ от одного из номеров. — Там, тихо? — Очень тихо, — уверяет он ее, сжимая юбку в руке. На спине у нее неприятное пятно пота, и она хотела бы воспользоваться ванной комнатой, чтобы вытереть его. — Окей. Позволив юбке упасть на бедро с легким движением, Ник отстраняется и позволяет ей дышать. — Выйди на улицу и подожди меня на пожарной лестнице. Я в третьей комнате справа. Я тебя впущу. Она не совсем понимает, почему он не впускает ее через переднюю дверь, но не спрашивает об этом, открывая дверь. На балконе все еще не хватает свежего воздуха. Бетти крепко держит себя в руках, не зная, что делать с этим ритмом, все еще пульсирующим в ее груди. Что-то подкрадывается ближе. Вырисовыва ется. Бетти машинально перебирается через перила, чтобы оказаться вне досягаемости, черный металл скручивается под ее пальцами. Никто не может остановить ее от ее нужды. Сквозь черную решетку она пробирается на балкон, где Ник подпирает раздвижную дверь. — Проходи.- У него более откровенно озорное выражение лица, чем у Джагхеда, блеск держится скорее в зубах, чем в глазах. — Итак, что я могу вам предложить? Выпить? Может быть, халат? — Мне нужна ванная, пожалуйста. — Отвечает ему блондинка, не понимая намека и оглядывает шикарный пентхаус, качая головой. — Прямо сюда. — Его пальцы скользят по мокрому пятну на ее пояснице, и она поспешно удаляется, закрываясь в белом, выбеленном святилище облегчения. Теперь, когда музыка не так громка, она все еще чувствует ритм, но он не такой душный и густой. Ее кожа слегка вспотела от того, что она задыхалась вместе со столькими другими, в бешенстве. Она умывает лицо, шею, даже грудь и поясницу. В какой-то момент она задумывается, стоит ли ей окунуть освежающе холодную чисту ю воду в свои трусы. Но нет. Вытершись насухо полотенцем, Бетти возвращается в гостиную, чувствуя, что кто-то наблюдает за ней, прячется. Все еще сканируя, Бетти инстинктивно отступает, когда он спускается на нее. Ник крепко прижимает ее к стене, и она так смущена его вспышкой — что это он, — что даже не отталкивает его. Но… она хмурится, когда он толкает ее, духота от вечеринки отдает его словами. - Так что именно мы делаем сегодня вечером, Миникуп? Ничего, наверное, ей следовало бы сказать, но это не то, что хотят услышать подростки. Он будет смеяться над ней. Опять. Поэтому Бетти молчит… Она ничего не говорит, когда он прижимается губами к ее губам. Губы Ника мокрые и твердые, и ей приходится кусаться, чтобы заставить его отступить. — Ой! — рычит, пятится и облизывает красное пятно он, которое она считает кровью. — Отлично, маленькая чудачка. Никаких поцелуев? Мы можем начать с более поверхностных прикосновений. — Его рука скользит по ее платью, толкает ее, его ноги что-то делают с ее ногами, и ей требуетсямгновение, чтобы понять, что он пытается прижать ее, как бабочку, чтобы ее колено не поднялось к его паху. — Прекрати, — ворчит она, не желая прикасаться к нему, отталкивая его локтями. — Ты все портишь. — Что порчу? Ты сама хотела прийти сюда. — Только не для этого. Сейчас она не боится прикосновений. Это разогревает ее, заставляет злиться. К тем частям ее тела, о существовании которых она даже не подозревала — частям, которые она хочет толкнуть, хочет потрогать, хотя бы для того, чтобы ощутить толчок от запуска этой спиральной пружины. Когда она не может пошевелить ногами, Бетти тычет в него лбом, хлопающее ощущение вторично к удовлетворяющему порыву, который она получает от его шокированнойспотыкающейся спины. — Ты сумасшедшая сука. Ошеломленная и довольная, Купер улыбается. Пощечина сначала не слышна, как и толчок в стену. Только то, что к ней прикасаются, что она теплая, что ее тело гудит от тысячи маленьких ощущений, возбужденное и готовое к игре. — Может быть… а ты грубый маленький урод.- Там, где она его ударила, у него на щеке краснеет тест Роршаха, и ей хочется смеяться, хрюкать, кричать, плакать и радостно колотить его, пока руки не устанут и она не упадет, не встанет и не начнет танцевать. Ник, кажется, очарован. — Все говорят, что ты сумасшедшая, но они понятия не имеют, не так ли? — Как они могли, — думает Бетти, — когда она сама не уверена, что сошлас ума или нет? — Я что? Должен связать тебя, чтобы ты могла расслабиться? Что ты об этом думаешь? — Укуси меня. — Это можно устроить, — хихикает Сент-Клер. Кровь пульсирует в ее венах, разрывая кожу, как тигровые полосы. Толкая его, она чувствует себя хорошо, ее кожа горит там, где его пальцы сжимают ее голые руки, пока не убеждается, что она потрескивает, отступая к сырым мышцам и кровоточащим. Бетти кричит, сила этого звука отключается, когда она бросается на диван, дыхание выбивается из ее легких. Ник торопливо перелезает через нее, завязывая галстук в кляп. — Заткнись, — приказывает он, пытаясь засунуть шелк ей в горло. Ее зубы щелкают, а ногти царапаются. — Разве это не то, что тебе нравится? Или ты просто хочешь, чтобы тебя прижали? Глаза Бетти расширяются, по щекам стекает влага. По какой-то причине это заставляет ее думать о бифштексах, размораживающихся под медленным стуком крана. Она задыхается под темными занавесками, только слегка прозрачными, и вот она здесь поймана в ловушку с этим человеком, излучающим на нее весь горящий воздух. — Я не хочу этого, — выдавила она, и что-то сдавленное вырвалось из ее собственного горла. Песня — это крик. Ритм, к которому она не готова, который гремит и дрожит. Ник просто смотрит на нее, как будто она созрела и сыра для взятия, снимая ремень и бросая его через всю комнату. — Нет, — говорит она, на этот раз громче. — Слезь. — Не волнуйся, я буду нежен. Я не чудовище. — ухмыляется он, и его язык разворачивается у нее в животе, чтобы слизнуть желчь и впихнуть ее обратно в горло. Ее руки и колени напряглись, пытаясь оттолкнуть его. Паника продолжает растекаться по ее телу мелкими шлепками, пока Бетти не начинает дышать с бешенной частотой, ее колено толкается в любую часть его тела, до которой онаможет дотянуться. — Вот сучка! — хихикает Николас снова, его кудри выглядят жирными и густыми, когда все тает, как воск. — Я знаю, что ты хочешь драться, но ты должен рассла…- Толстая кожаная полоса защелкивается вокруг него, как ошейник, и тянет, пока его глаза не выпучиваются. Это непристойно. Ее мышцы напрягаются при виде этого зрелища. Бетти в немом восхищении наблюдает, как Ник борется, цепляясь пальцами за собственный ремень. Откинутый назад примерно на фут, его плоть уже горит красным, вены вздулись налбу. Прохладный ветерок прогоняет всепоглощающий запах одеколона. Ник задыхается от ее воздуха. Вблизи это завораживает и пугает. Она едва может отвести взгляд. — Расслабиться. Она опускается на диван, позволяя облегчению накатывать, как прилив на пляж, медленно поднимаясь с каждым рывком. Голос Джагхеда успокаивает после зернистости прикосновений и поджогов. Все движется как в замедленной съемке. Колени Ника дрожали на кожаном диване.Сильные руки Джагхеда появились в поле зрения, все его существо было прекрасным цунами, готовым унести ее прочь в подводном течении. Бетти выдергивает ногу из позаимствованной туфли и трется дугой о бедра Джагхеда, поднимаясь все выше. Свежий воздух его дрожащего вздоха наполняет ее легкие, бедра опускаются в сторону. Щелчок, и Ник падает на нее. Удар что — то делает с ней…вдыхает жизнь, выплевывает желчь из легких. Джагхедкрепко держит Ника за кожаный ремень, взвешивая, сколько она может выдержат ь. Низкий стон вырывается из ее горла. Ее бедра болят от жара, давления и потребности скользить дальше вверх по ее сердцевине. Она никогда не чувствовала себя такой живой. Она трется ногой о штаны Джагхеда, ползет, разминается, когда он наклоняется. С этого ракурса она может разглядеть, как его глаза закрываются, а губы приоткрываются. Он отрывает тело Ника с резким пыхтением, отступая назад. Нет, она хочет умолять его. Оставь Ника, но верни давление. Глядя, как он тащит груз, Бетти вспоминает, как Джагхед таскал удобрения и семена в саду, пот стекал по его лбу. Его широкие плечи, худощавые мускулы, дикие, волнистые волосы, каждый изгиб — идеальная трещина, чтобы подняться, отдохнуть, спрятать тайну и сбежать. Он ее лесоруб и Большой злой волк в одном лице. Глухой удар тела Ника предшествует едва заметному перемещению волочащегося тела. Бетти садится, наблюдая, как Джагхед берет одну руку и взваливает мертвый груз себе на плечо, неся его по-пожарному к тому, что, как она догадывается, является одной из спален. Бедра Джагхеда покачиваются при каждом решительном шаге, безжизненные руки Ника — качающийся маятник, кожаный ремень все еще трепещет, как длинная травинка. Бетти снова находит свой ритм. Она гонится за Джагхедом, как прилив гонится за берегом. Его уверенность заразительна. Джонс как будто ведет ее в танце: стягивает с Ника штаны, подвешивает его к потолочному вентилятору, находит жесткое порно, спрятанное не так уж тайно под его кроватью, и расстилает его на матрасе. Бетти с восхищением наблюдает, как он выкладывает каждый шаг, как дилер раскладываеткарты. Это их погубит. И все же какая-то ее часть не может не поддаться искушению лечь на кровать рядом со своим партнером, чтобы полюбоваться этим семенем, которое они посеяли. Сердце тяжелое, оно настолько переполнено, что Бетти знает, что он ей нужен. Осознание-это бремя и облегчение. Она чувствует, как ее душа расширяется, когда она встречает его холодный, жестокий взгляд. Он все еще на охоте, все еще манит.Хотя ее рот открывается, слов, кажется, недостаточно. Она тянет ключ на груди, натягивая цепочку. Джагхед ухмыляется. — Расслабься, — говорит он, и ирония в его голосе так сильна, что они оба начинают смеяться. ~~~ Она ждет кого-то другого и нового, когда смотрит в зеркало. Возможно, выражение ее лица стало более живым. Она чувствует себя возрожденной. Крещенный. Стягивая с себя мокрое от пота платье, Бетти чувствует себя так, словно вылезает из своей скорлупы. Она прижимает свои груди, наблюдая, как ее плоть движется с каждым скольжением по ее телу. Ее пальцы скользят по шее и волосам, освобождая конский хвост. Все кажется больше, сильнее, красивее и живее, чем когда-либо. Она задевает каждую частичку себя, которая чувствует себя живой, потребность кипит в ее кильватере. Вода уже дымится, зеркало запотело. Сначала ее пальцы ничего не чувствуют, а потом приходит желание. Еще воды. Давление. Облегчение. Девушка прыгает под воду, погружается в нее, откидывает волосы назад и выгибает шею, чтобы вода стекала по губам. Прикосновение к себе вызывает улыбку, усмешку. Она вдыхает горячий туман и чувствует себя… с Джагхедом. Вниз по шее, через чувствительную грудь и, наконец, вниз между ног… Ее тело -это инструмент, и Бетти наконец-то вдохновилась играть. Она разогревается. Холодный фокус Джагхеда за задыхающимся лицом Ника. То, как покачиваются бедра и плечи Джагхеда, унося тело, лопату, тарелку с бифштексом …. соки хлынули на ее тарелку. Джагхед улыбается, посасывая рожок мороженого, рисуя ей узор на запотевшем стакане из-под молочного коктейля. Джагхед Джонс. Давление продолжает нарастать внутри, вызывая все больше мысленных образов Джагхеда, которые непрерывно наводняют ее, как зачарованные метлы бледнеют в воде в фантазии. Ее тело было плотиной, но теперь — теперь она знает, что с ним это водопад. Блондинка вскрикивает и падает на кафель. Холодный материал посылает дрожь, пронизывающую через разливающееся тепло и желание. — Ах, ох! Да… Джаг! — она тяжело дышит, потирая руки, чтобы сохранить энергию. Она такая чувствительна и нуждающаяся, и вес Ника в сочетании с давлением Джагхеда, его твердость… она снова падает, а ее пальцы сжимаются под давлением. Бетти, спотыкаясь, возвращается в спальню в одном полотенце, позволяя себе обсохнуть на воздухе. Дверь все еще приоткрыта, и она не может вспомнить, оставила ли она ее такой или нет. Чувствуя тепло, она практически прыгает в постель. Отложив туфли в сторону, Бетти наслаждается ощущением своих босых ног на полу. Пыль. Ей кажется, что она могла бы подняться прямо по стенам и свить гнездо. Напевая и хихикая, она забирается на кровать. Легкая прогулка Джагхеда не должна быть пропущена. Каждый шаг — пробное дополнение. Остальное между ними требует достаточно много времени и закрытой двери. Вместо этого она расстегивает полотенце и подтягивает ногу, размазывая холодный лосьон по мышцам, чтобы расслабить их. Ее сердце сжимается от волнения, как только она видит его, хотя бы крошечного, в дверном проеме. Как будто вокруг него вибрирует какая-то электрическая сила. Постоянная магнитная мелодия, частота, которую могут слышать только они вдвоем. Возбужденная, девушка чувствует, как уголки ее рта приподнимаются в улыбке, которая усиливается, великолепная в его глазах. Несмотря на то, что он знает, Джонс оставляет дверь в ее нынешнем положении, засунув руки в карманы. Чувствуя себя застенчивой и властной, Бетти проводит пальцами по внутренней стороне бедра. — Спокойной ночи, Джагхед. — Спокойной ночи, Бетти. — В его глазах ярко вспыхивает блеск. Он наблюдает. Она кружится. Откинувшись на матрас, Бетти откидывает голову назад и прикасается к вновь нежной плоти, которая будто поет. Когда она кончает, его стон практически гармонизируется, тихий и вибрирующий глубоко в ее костях. Ее губы все еще изогнуты в улыбке, когда она открывает глаза, наполовину ожидая, что он будет возвышаться над ней, а не в безопасности в своем углу. Его лоб с тоской прижимается к дверному косяку. — Я заставил тебя ждать на вечеринке. Извини. — Джонс закрывает глаза, как будто его одолевает мигрень, сухожилия на шее пульсируют. — Я хочу, чтобы ты знала… — выражение его лица становится жестче, когда он открывает рот, а глаза такие решительные. — Я не заставлю тебя долго ждать. Я не думаю, что смогу. Любопытствуя, что он имеет в виду, Бетти перекатывается на бок, отступая назад, чтобы освободить ему место. С призрачной улыбкой Джагхед входит в комнату. Выражение его лица такое мягкое, более приветливое, чем подушка на ее шее. Она вздыхает с облегчением, когда матрас покрывается ямочками от его давления, а его взгляд скользит к ключу на ее ночном столике. — Так долго… у меня внутри были эти секреты, которые только и ждали, чтобы быть раскрытыми, чтобы поделиться с кем-то. — Твои романы? — она старается. — Возможно… — Сжав губы, он едва заметно качает головой. Правда ускользает от нее, но, возможно, этого и следовало ожидать, когда их сценарий был почти таким, как она представляла себе. — Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Во мне была какая-то тайна, настолько глубокая, что я даже не сознавала ее. Джагхед смотрит на нее с ястребиной напряженностью, готовый спуститься. Глубина ее желания должна была бы напугать ее…. Это так ново и необычно, и все же… . — Ты когда-нибудь видела свою фотографию, сделанную, когда ты не знала, что тебя фотографируют? Под углом, который ты не видишь, когда смотришь в зеркало? И ты думаешь «Это я. Это тоже я». — Ты бы удивился сам? — Отвечает блондинка, пожимая плечами, ее полотенце прилипает больше к матрасу, чем к телу. В уголках глаз у Джагхеда снова появляются морщинки, как у Чарльза, — чистая привязанность, может быть, намек на озорство, но теперь, когда она лучше его знает, в них есть что-то от самого Джагхеда. — Ты меня не удивила, Бетти. Ты так же прекрасна и порочна, как я и предполагал.- Он крадется к ней на кровать, пока они не ложатся рядом, и она думает, что могла бы просидеть так всю ночь. Полли пыталась устраивать вечеринки с ночевкой, но жар тела сестры в одной постели всегда сводил ее с ума, и Бетти оказывалась на полу, завернувшись в плед и держа в руках мягкую игрушку. Джагхед, однако, кажется таким расслабленным. Несмотря на то, что у них есть целая кровать, они подползли ближе к друг другу, как он лег, достаточно близко, чтобы чувствовать дыхание друг друга. Здесь есть легкость, которую она никогдане чувствовала ни с кем прежде. Ощущение покоя, которое выходит за рамк и тихого взаимопонимания, которое она имела с Чарльзом. Ее брат оставил гремучую змею в ее крови, но Джагхед протягивает ей свою руку, свой яд. Она думает, что могла бы полюбить Джагхеда. Она думает, что уже любит его — не так, как Полли любит Джейсона, а по-своему. Драгоценная наперсница, гармония ее песни. — Я хочу остаться, пока ты не уснешь, — говорит он ей тихим и тихим голосом, и облако тихо плывет по комнате. — Что же потом? — Потом мы будем жить долго и счастливо. — При этих словах она улыбается. Она с детства не верила в счастливое будущее. — Я не думаю, что такие люди, как мы, могут это сделать. Мы слишком умны, чтобы быть счастливыми вечно. — Ты и я. Мы… — Джагхед переводит взгляд с ее губ на глаза. — А тебе бы это понравилось? Чувствуя, как тяжелеют веки, Бетти еще плотнее прижимается к кровати и кладет ладонь на покрывало. — Гармония, — счастливо размышляет она. — Гармония. — Его голос, кажется, вжимается в матрас в изнеможенном облегчении. Они делят момент, а затем обнимают друг друга.