***
Гермионе снились топкие сны, полные гудения магии и скрипучих перешептываний незнакомых голосов. Снился Хогвартс и зловещие бесформенные фигуры в небе, охраняющие купол замка по периметру, изморось, которую оставляли на земле тени, отбрасываемые ими, шпили башен, съедаемые туманом. Снились дожди, заливающие леса, те самые, по которым они совсем недавно скитались с ребятами, и подтаявший снег, пожелтевшей коростой с черными краями сползающий с болот и вековых корней. Снился Драко, смотрящий на неё в окно родительского дома, снизу вверх, дорожки воды, сползающие по стеклам, желтые огни машин, пролетающих мимо и кроваво-красная роза в собственных пальцах, рассыпавшаяся на ворох лепестков, магией умноженных в десятки раз - прямо как тогда, в сентябре. Он сказал ей в тот день, поднявшись-таки наверх, что она дура - раз сунулась сюда одна, ведь слежку на дом мог поставить кто угодно. А еще - что специально выбрал цветок именно такого цвета - Гриффиндорского, в конце концов, это ведь был ее день рождения. Вот только глядя себе под ноги, Гермиона не могла развидеть в лепестках кровавые кляксы. Проблема в том, что в её снах все происходило иначе. Драко не шел в комнату - он продолжал смотреть на неё, ухмыляясь и стоя внизу под дождем, а её легкие вдруг сводило хрипами и болью. Гермиона из раза в раз начинала кашлять и задыхаться, долго, мучительно, пока не выхаркивала из собственного тела изжеванные красные лепестки - такие же, как те, что валялись у ног. Такие, как плащ на Беллатриссе в ночь нападения на их лагерь, как еще не запекшееся “грязнокровка”, вырезанное зачарованным кинжалом на запястье. И даже глядя на её мучения, Драко снова и снова оставался неподвижно стоять внизу, молчать, жестоко улыбаться с холодом и превосходством - почему-то поигрывая палочкой Дамблдора в руке. А потом приходила тьма - наваливалась клубящимся облаком из-за его спины, просачивалась сквозь щели в оконных рамах, забивала ноздри и глаза, лишая ориентации и опоры - и вот тогда Драко вдруг оказывался за её спиной. Возникал из морока его продолжением, угрожающей тенью. Сдавливал мертвой хваткой и без того истерзанную спазмами грудину и обдавал горячим дыханием оголенную шею, нашептывая в кромешной темноте на ухо: “вот теперь ты моя, Грейнджер”. Темнота больше не была её привычным союзником - не спасало ни зрение лимы, ни унаследованные от той магические инстинкты, потому что в темноте из этих кошмаров не было ничего природного. Только всепожирающая-противоестественная скверна, которая, казалось, гонялась по венам вместо крови в обхвативших Гермиону руках. Драко из кошмаров уже не был собой - всего лишь проводником этой тьмы. А потом всё заканчивалось - только для того, чтобы прокрутиться в её измученном бредящем разуме снова и снова. Гермиона не знала, сколько времени прошло и что-таки заставило её, наконец, проснуться, вырвав из лап кошмара. В просторной комнате, где она оказалась, открыв глаза, было тихо и свежо. Ветер влетал в открытое панорамное окно, открывающее обзор на огромный пустой сад перед поместьем. Сумрачное небо над ним висело недружелюбно, налитое темными тучами, плохо пропускающими дневной свет. Комната принадлежала Драко, поняла она сразу удивительно ясным после долгой отключки сознанием: повсюду пахло им - лесом и мятой, немного сигаретами. Да и постельное белье, на котором она проснулась, явно не предназначалось для содержания заключенных, потому что ткань казалась баснословно дорогой - гладкая, прохладная и чуть блестящая, похожая на шелк. На прикроватной тумбочке рядом стоял графин с водой и тонкая хрустальная емкость с одной-единственной красной розой - при виде её внутренности неприятно оцарапало узнавание. Возможно, еще находясь в бреду, Гермиона просыпалась, и именно цветок запустил череду страшных ассоциаций, которые вызвали дальнейшие кошмары. Откинув одеяло, Гермиона поежилась и свесила ноги с постели - запах, впрочем, не пропал - на ней обнаружилась одна из малфоевских футболок. Словно в насмешку. Годрик, только не это. Гермиону затрясло от открывшейся перспективы, и дело было не только в Драко. Не в том, как умело он все это дело обстряпал. В конце концов, только благодаря его появлению девушка всё еще дышала, а Белатрисса не убила её прямо там. Просто еще весной Гермиона слишком устала быть пленницей - настолько устала, что начала к этому даже привыкать - и вот это оказалось самое страшное. Больше всего пугала не безвыходная ситуация, в которую она попала, а отсутствие у себя нормальной человеческой реакции. Паники, истерики, отрицания - только какое-то странное остервенелое спокойствие. Совершенно нездоровое и очень злое. Сходив до ванной и обратно, Гермиона изучила себя в зеркале. Чудовищно растрепанная и до безобразия худая после многонедельных скитаний по лесам девушка в отражении вопросительно смотрела на Гермиону черными глазами, в глубине зрачка которых притаился какой-то лихорадочно-сумасшедший блеск. Вернувшись в комнату, она рывком распахнула приоткрытую створку балкона и подставила мокрое после умывания лицо ветру, который разносил в воздухе мелкую ледяную крошку из смерзшегося дождя. Уличный мрамор вгрызался холодом в босые стопы, помогая окончательно проснуться. Она прошла вперед, свешиваясь с перил и всматриваясь в уходящий вперед садовый лабиринт из плюща, сбросившего на зиму листья. До земли было три этажа - комната Драко располагалась на последнем, так что о том, чтобы попробовать как-то безопасно спуститься, и речи идти не могло. Сад действительно оказался невероятных размеров, но было видно, что им никто не занимался. С помощью магии легко можно поддерживать цветение и в холода, вот только хозяевам, очевидно, было не до того. Поэтому на огромной территории, прилегающей к Мэнору, раскинулась спящая и от того еще более зловещая пустошь. Учитывая обстоятельства, поместью это даже шло - было бы более чем странно жить с чудовищем под одной крышей и каждый день видеть из окна цветущие как ни в чем не бывало цветы или слышать пение экзотических птиц, приветствующих новый день. - Мисс должна отойти от края, - решительный голос домовика за спиной заставил Гермиону вздрогнуть и обернуться через плечо. Невысокое создание стояло в проеме окна с весьма решительным видом, что заставило её невесело хмыкнуть. - Привет, можешь называть меня Гермиона, и тебе не стоит так переживать, - покачала головой она примирительно, но отойти не спешила, - я не собираюсь прыгать. По видимому, домовика это совершенно не убедило, потому что с щелчком его пальцев девушка почувствовала легкий рывок и в следующий миг оказалась в комнате. - Ганс не верит Мисс, Мисс должна понять, - виновато прижал уши к голове, оправдываясь за свою наглость. - Хозяйка велела глаз не спускать с Мисс на случай, если она решит что-то с собой сделать. Наверное, со стороны Миссис Малфой это было весьма предусмотрительно - но Гермиону действия эльфа разозлили даже больше, чем она сама от себя ожидала. Ярость на нарушение личного пространства и полное игнорирование её совершенно искреннего обещания вспыхнула мгновенно. Где-то глубоко внутри в этот момент наверное окончательно умерла ярая защитница прав домовых эльфов, потому что девушка, слишком привыкшая к тому, как её беспрекословно слушалась Кена, процедила приказ практически с ненавистью: - Пошел прочь отсюда. Разумеется, это не сработало - здесь был Мэнор, а не поместье Блэков. Эльф с несчастным видом вытаращил на неё свои виноватые водянистые глаза, заставляя замок на окне защелкнуться с помощью магии. - Простите Мисс. Вам нужно поесть. Марли принесла вам завтрак, - лапки домовика махнули в сторону входа в комнату - рядом с дверью расположилось два высоких кресла и небольшой столик из красного дерева, рядом с которым обнаружилась еще одна эльфийка с резным подносом в руках. По комнате разнесся запах кофе и выпечки, от которого девушку резко замутило. Пусть подавятся своей едой, обозленно подумала она, наблюдая как домовики суетятся и расставляют на столе тарелки, наполнения которых хватило бы человека на четыре, не то что на одну семнадцатилетнюю волшебницу, находящуюся на грани истощения от постоянного недоедания. Которую, в добавок, сейчас буквально тошнило от переполняющего её гнева. - Марли принесла для Мисс свои лучшие кексы, - просияв, сообщила ей вторая домовичка, когда Гермиона сделала несколько шагов в сторону еды. - И кофе, хозяин велел подать вам его в первую очередь после пробуждения. - Да что ты говоришь, - вкрадчиво поддакнула она, подходя к одному из кресел и с преувеличенным интересом ведя пальцем по отполированному до блеска подносу. Надо же, видимо, действительно серебро. Чертовы снобы. А в следующий миг Гермиона сделала то, чего никогда не сделала бы раньше - и что заставило домовиков втянуть головы в плечи и буквально посереть от ужаса. Рывком надавив на край, она обрушила все, что стояло на столе на пол, оставляя темные пятна и брызги от кофе из кофейника на белоснежном ковре с пушистым ворсом. Или, кажется, это была небольшая шкура какого-то не слишком удачливого животного, которому в любом случае уже все равно. Одна чашка, впрочем, осталась стоять на краю столешницы, и Гермиона, скрыв наслаждение, сделала большой глоток, прежде чем запустить ею о стену - для пущей показательности. - А теперь. Зовите. Драко, - прорычала она с расстановкой, складывая на груди руки и устраиваясь в кресле поудобнее, ведь сложно было сказать, сколько займет ожидание. Одно Гермиона решила для себя абсолютно точно. Добровольно она не будет делать ничего из того, что от неё ждут в этом доме. По крайней мере пока не поговорит с ним. Ганс на этот раз правильно истолковал её поведение и, больше ничего не спрашивая, переместился - чего нельзя сказать о Марли, которая, причитая, стала устранять устроенный бардак. Закончив, домовичка подняла на Гермиону весьма смущенное лицо. Неловко переминаясь на месте и бросая нервные взгляды на её голые ноги - край футболки не прикрывал ничего выше линии бедер, дрожащим голосом она все же предложила: - Быть может, мисс хочет надеть что-то.. более подобающее для разговора с молодым хозяином? В шкафу есть чистые вещи для Мисс, размер должен подойти. На это Гермиона только мрачно рассмеялась. - Скажи.. Марли, - едко поинтересовалась она, чуть нагнувшись к созданию и прищурившись. - Разве Миссис Малфой велела вам охранять еще и мою добродетель? Гермиона и сама не знала, откуда в ней взялось столько сарказма и эта вот злая, изможденная бравада человека, которому, по большому счету, уже плевать. Подразумевалось ведь, что Драко сделает её своей шлюхой, верно? Так какая к черту разница, что на ней надето? - Еще что-то хочешь спросить? - уточнила она, подняв брови, у окончательно сбитой с толку эльфийки. - Нет? Тогда проваливай. Спасибо хоть, дважды повторять не пришлось, и Марли поспешно исчезла, оставляя после себя легкое сожаление и неприятное послевкусие от грубости, сказанной совсем незаслуженно. Гермиона тяжело вздохнула, буравя взглядом место, где только что стояла домовичка. Она всю жизнь пыталась быть порядочной. Доброй. Не грубить. Проявлять эмпатию и сострадание даже тогда, когда самой тошно - вот только, кажется, сейчас у неё даже на это закончился всякий ресурс. Война и Малфой, и даже сложно сказать, что больше, казалось, выжгли из неё все самое достойное и хорошее. Оставили после себя обугленный пустырь, над которым бесновался ветер её злости, глодая торчащие из искуроченной земли жалкие остатки былых принципов и моделей поведения. Война и Малфой выплавили из Гермионы кого-то, кого она вовсе не узнавала, смотрясь сегодня утром в зеркало. Гарри и Рона больше не было рядом, как и Джинни, как и всех остальных - близких и не очень - всех тех, кто создавал контекст её прежней жизни, тех, ради кого она еще хотела дышать и бороться. Их снова не было рядом, и вместе с ними, казалось, окончательно стерлись линии координат, помогающие хоть как-то каждое утро отстраивать и поддерживать фасад её прежней - той девочки, которой на самом деле больше не существовало. А вместе с этим отпали все причины это делать - Гермиона только сейчас осознала, что бессознательно весь прошедший год только этим и занималась. Притворялась кем-то, кем давно не является. Что это, оказывается, выкачивало из нее последние силы. Наверное поэтому стоя сегодня босиком на балконе Малфой-Мэнора и подставляя лицо ледяному ветру посреди ада, в который грозила обратиться её жизнь, Гермиона не чувствовала ничего, кроме злости и облегчения. Не чувствовала себя пленницей - вопреки здравому смыслу и обстоятельствам. Наверное поэтому, оказавшись здесь, Гермиона впервые за много месяцев почувствовала себя по-настоящему свободно.***
Cтоит отдать Грейнджер должное - она огорошивает его с самого порога. Драко даже не успевает поинтересоваться, что девчонка себе позволяет, когда она выдает оценивающее: - О, все стало гораздо, гораздо хуже. Не дожидаясь его реакции, встает с кресла и подходит сама, с интересом всматриваясь во что-то в нем, что видно только ей. Протягивает руку и легонько касается его груди - уже знакомым Драко жестом. Хмурясь, ведет пальцем к плечу и вдоль руки до локтя. - Говорила же, что оно быстро распространяется, - напоминает недовольно, поджав губы. - Но не думала, что настолько.. Ты что, еще кого-то убил? Спрашивая, смотрит без вполне уместного и предсказуемого для таких разговоров ужаса, скорее испытующе, и Драко не находит ничего, кроме как ответить честно, перед тем, как огрызнуться. - Гриндевальда. И знаешь, мне показалось, он этому даже обрадовался. Кстати, помнишь, я тоже говорил, - перехватывает её холодные пальцы, предупредительно сжимая их своими, - не лезть в эту историю, иначе тебя сцапают. Какого хера ты опяь не послушалась, м, Грейнжер? - вопрос не имеет смысла, зато помогает немного спустить пар. - И что за истерики домовикам? У них итак в последнее время нервы ни к черту, тебя только не хватало. Виноватой Грейнджер себя, определенно, не чувствует. - Рядом с твоей семейкой и вашим поехавшим хозяином у кого угодно будут нервы ни к черту, - парирует она, сердито сверкая глазами, и Драко сжимает её за шею сзади, под линией роста волос. Привлекает к себе почти вплотную, заставляя слушать. - Блять, Грейнжер, - качает головой и говорит уже тише, с каким-то неуместным восхищением, - здесь нельзя такое говорить, поняла? Никому нельзя, но особенно тебе. На комнате заглушка, но даже у стен есть уши, так что научись держать язык за зубами, ясно? Если кто-то услышит, если подумает, что тебе такое спускается с рук или же что ты не поддаешься контролю, то я не смогу тебя защитить. Любое проявление неуважения по отношению к Лорду в этом доме - считай, билет на тот свет. Хочешь жить? Засунь свои гриффиндорские отвагу и упрямство в задницу и помалкивай, конец истории. Грейнджер оттолкнула его, нервно рассмеявшись. - А с чего ты вообще взял, что я хочу? Жить? Тем более то, что ты предлагаешь - вообще-то и жизнью можно назвать с натяжкой. Молчать и быть покладистой? Безропотно стать твоей вещицей? Военным трофеем? Служанкой? Шлюхой? - перечисляя, Гермиона обняла себя руками, но злой взгляд не отвела, продолжая. - Он ведь это еще и использует, верно? Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью и не продемонстрировать на примере, как будет работать построенный им мир. Показать нас всем. А сработает это только в двух случаях - если я подыграю, или если ты действительно меня сломаешь. Так может, проще сразу разозлить его достаточно сильно? И умереть сейчас, пока у меня осталось хоть что-то мое, пусть это лишь глупые отвага и упрямство? Драко слушает внимательно только первую треть этой тирады - дальше проходит вглубь комнаты и роется в шкафу. По завершении её слов бросает девчонке теплую мантию. - Надевай и пошли покурим, - спокойно предлагает он, - а то ты совсем распсиховалась. Когда они выходят на балкон, взмахом палочки накладывает на Грейнджер чары невидимости, и, прикурив сразу две сигареты, протягивает ей одну, так что второй огонек тоже исчезает из поля зрения, попав под действие заклинания вместе с её прикосновением. - Ты такая лгунья, Грейнджер, - повторяет Драко одно из своих излюбленных умозаключений, неспешно затягиваясь и всматриваясь в объятый дождливой дымкой горизонт. - Ты хочешь жить. Хочешь продолжать сражаться, хочешь увидеть, как вы однажды победите. Хочешь сделать все от тебя возможное, чтобы помочь своим бестолковым дружкам. И проблема в том, что у мертвецов всех этих опций нет. Смакует на языке вкус дыма и собственных слов, которые, будучи озвученными, словно набирают силу и становятся даже правдивее чем в начале - когда он просто пытался придумать, как её подбодрить. Грейнджер не перебивает, и только сигаретный дым, попеременно возникающий рядом в воздухе от каждой её затяжки, свидетельствует, что девчонка все еще слушает. - А теперь давай посмотрим, что для этого требуется, - продолжает Драко перечислять, криво усмехнувшись. - Так уж сложно промолчать, когда нужно? Брось, ты делала это не раз - возьми хотя бы ночь, когда на твоих глазах убивали директора, и ты не бросилась ему на помощь. Или вспомни уроки Амбридж, вот уж когда скромно помалкивать приходилось по несколько раз в неделю. Раздвинуть передо мной ноги ниже твоего достоинства? Наш последний секс в том отеле говорит совсем о другом. Признайся хотя бы себе: ты пойдешь на многое ради того, чего действительно хочешь, так что вряд ли тебя остановят все эти мелочи. Так что нет, Принцесса, мне даже не придётся тебя ломать, - заключает Драко мрачно, поворачиваясь к ней и немного жалея, что не может в этот момент видеть её перекошенное от злости и стыда лицо, прежде чем припечатать уверенным: - Ты все сама сделаешь. Те несколько секунд, которые она молчит, наглядно иллюстрируют, что Драко удалось донести свою мысль - пусть и в не самой щадящей форме. Но он давно успел заметить, что вот такая обнажающая уродливую правду честность всегда принималась ею лучше, чем попытки успокаивать, спорить или переубеждать - и в этом они были чертовски похожи с самого начала. - Знаешь Малфой, твое непомерное самодовольство иногда вызывает просто маниакальное желание сбросить тебя с балкона, - наконец признается прокуренная пустота в двух шагах от него весьма приунывшим голосом Гермионы Грейнджер. - Пойдем назад. Я замерзла и хочу кофе. И скажи домовикам больше не закрывать эту дверь, пожалуйста. Они, в отличие от тебя, уверены, что я собираюсь прыгать. - О, не вини их, - хмыкает он иронично. - Бедолагам только предстоит узнать, с кем они столкнулись. За что получает укоряющий тычок в бок. А потом её невидимая ладонь мягко сжимает его пальцы. - Ненавижу тебя, - бурчит Грейнджер, скорее себе под нос, чем ему, когда они заходят в комнату. Губы сами собой расползаются в улыбку. - Лгунья. Пожалуй, сегодня Драко даже готов признать, что Грейнджер права. Самодовольства ему действительно не занимать.