***
- Должна признать, что для пленницы, мисс Грейнджер, вы удивительно много себе позволяете, - мелодичный голос в дверях чуть не заставил Гермиону выронить сигарету, когда она вздрогнула от неожиданности. Драко сказал, что никто не может зайти в комнату в его отсутсвие, вот только этот запрет, очевидно, не распространялся на хозяйку дома. В целом Гермиона была даже согласна с озвученной той оценкой - слишком уж легко она расслабилась. Малфою пришлось уйти сразу после того, как они обсудили наиболее насущную проблему - а именно, допрос, который наверняка устроит ей Волдеморт, как только восстановит силы. То, что этого не произошло до сих пор, на самом деле говорило о многом. В частности, что дела Лорда после уничтожения медальона шли, мягко говоря, не очень. Волдеморт с самого начала был готов бросить все силы на то, чтобы найти Гарри. И если он до сих пор не вцепился когтями и зубами в новую зацепку в лице Гермионы, то у него скорее всего возникли новые непредвиденные приоритеты. Например, выживание. Тем не менее, в любой момент Гермиону могли скрутить и отправить на допрос, ведь вряд ли он удовлетворится крохами сведений, которые смогла вытянуть из неё Беллатриса накануне. Так что она все равно чувствовала себя как на иголках. Тревожное ожидание выматывало, а неожиданное появление миссис Малфой только усилило её нервозность. К тому же, тревога и смятение Гермионы сейчас находили совсем не типичный выход, совершенно не соответствующий её положению в этом доме. Гермиона не плакала. Не забивалась в угол, дрожа. Не сидела там, где её оставил Драко, притихнув и надеясь, что о ней забудут. Все равно от этого не будет никакого толка. Так что вместо этого она курила и вымещала свою агрессию на домовиках, которые с утра заходили еще несколько раз, чтобы принести ей еду и книги. Под испытующим ледяным взглядом женщины, стоящей в дверном проёме, Гермионе стало совсем неуютно. Она поспешно затушила сигарету о блюдце, на котором уже валялась целая горка смятых и намокших от мокрого снега бычков. Мысленно поблагодарила Мерлина за то, что все же вняла совету Марли и оделась в джинсы и толстовку, а не расхаживала здесь полуголой - хотя вряд ли бы это могло бы сделать нацеленный на неё взгляд хоть на градус теплее - казалось, ему проигрывают даже полярные льды. - Простите, - неловко извинилась Гермиона осипшим голосом, - ваш сын сказал, что здесь можно курить. И тут же разозлилась на себя, не понимая, за что собственно извиняется перед этой женщиной, которая недавно молча наблюдала, как родная сестра пытает её. - О, уверяю вас, это не так, - Нарцисса кинула неприязненный взгляд на сигареты в блюдце от старинного и явно коллекционного сервиза. - Вот только этот мальчик всегда делает то, что хочет. Вижу что, оказывается, не он один. - А чего от меня хотите вы? - прямо спросила Гермиона, не готовая играть в игры - нервная система и так не особо справлялась. Женщина смерила её еще одним долгим взглядом и сделала шаг назад. - Давайте пройдем назад в комнату, Мисс Грейнджер, - предложила она наконец с таким видом, словно их ждал совершено светский разговор в самых тривиальных обстоятельствах. Не то, что бы у Гермионы было много вариантов - упрямиться просто из принципа было глупо. Так что она проследовала за женщиной внутрь и вопросительно уставилась на неё, сев на край кровати. Это заставило Нарциссу преувеличенно удивленно приподнять брови, и Гермиона мысленно хлопнула себя по лбу, на этот раз верно истолковав значение направленного на неё взгляда. Очевидно, что она вела себя в комнате Драко слишком расслабленно - настолько, что сама не замечала этого. Будь девушка хоть немного напугана тем, что с ней будут делать в этой постели, ни за что не села бы на неё с такой легкостью. Не курила бы сигареты Драко, если бы его боялась. Не раздавала бы приказы домовикам в первый же день. - Я не знаю, что произошло между вами и моим сыном, и почему моя сестра не увидела ничего об этом в вашей голове, - выдала, наконец, миссис Малфой после неловкой паузы. - Но Тёмный Лорд - не она, Мисс Грейнджер. Можно подумать, Гермиона этого не понимала. Всё, что оставалось - надеяться, что Волдеморт не будет слишком внимательно смотреть туда, когда в его приоритете будет поиск Гарри. О друзьях её воспоминаниям поведать в общем-то нечего, кроме того, насколько далеко они продвинулись в поиске крестражей, о чем, после уничтожения последнего, Волдеморт и так не мог не догадаться. - То, что он прочитал в мыслях Драко, по-видимому, его устроило, - нервно возражает девушка, думая про их утренний разговор. Драко сказал ей, что Лорд явно знает не все. Главная проблема же заключалась в том, что слизеринец и сам понятия не имел, что именно тому известно. - Вот уж сомневаюсь, что там было что-то о том, как мой сын дарит вам цветы, - хмыкнула Нарцисса мрачно, гипнотизируя глазами розу, стоящую на тумбочке. По правде говоря, Гермиона тоже очень сильно в этом сомневалась, но промолчала, рассматривая женщину. Думая, что война меняет всех - вне зависимости от статуса крови и положения в обществе. О том, что Нарцисса Малфой тоже стала другой - несмотря на формально сохранившийся фасад, который Гермиона видела на Турнире Трёх волшебников. Перед ней сидела все так же ухоженная и по-прежнему преисполненная аристократического достоинства женщина в дорогой мантии и со сложной прической, с царственной осанкой и идеальными манерами. Но глаза выдавали в ней раненого зверя, тревогу и страх, непонимание, злость - последнее было, очевидно, направлено именно на Гермиону. Ледяная маска, некогда сидящая второй кожей, пошла трещинами и осыпалась, оголяя эмоции, неестественные бледность и худобу, нервозность движений - все, что никогда бы не ассоциировалось с той, кого девушка мельком встретила четыре года назад. Война была жестока к обеим сторонам. Не сказать, что Гермиона испытала сочувствие, обдумывая то, что видит - эта женщина его не заслужила, особенно от неё - но от подобных мыслей почему-то стало немного легче. - Вы же понимаете, что, как только этот фарс станет достоянием общественности, вас обоих вытащат на свет и покажут всем? - поинтересовалась у нее Нарцисса. - И представление должно быть именно в том виде, в каком его хочет видеть Тёмный Лорд. Если вы не справитесь, или, не приведи Мерлин, будете себя вести так, как сейчас, Драко накажут, а вас заберут у него и, вполне возможно, убьют. И еще. Не знаю, каким образом вы овладели стихийной магией, но не вздумайте больше выпускать её из-под контроля. - Это не то, что от меня хоть как-то зависит, - покачала головой Гермиона. - Я об этих способностях не просила. - Но, тем не менее, вы ими обладаете, - нетерпеливо перебила её Нарцисса. - Вы ведь были в старом поместье, верно? Как много вам известно о моей семье? Вопрос Гермиону разозлил своей бесцеремонностью, как и вся прочитанная перед этим лекция, поэтому она огрызнулась: - С чего вы взяли, что я буду отвечать вам? - С того, что вы возникли из ниоткуда, мисс Грейнджер, и своим присутствием ставите под угрозу жизнь моего сына. - То есть отдать его в услужение чудовищу, по вашему, это акт заботы? - уточнила она ядовито, раздраконенная посыпавшимися на неё нападками. Можно подумать, Гермиона мечтала здесь оказаться. - Я этого не выбирала, - отрезала Миссис Малфой жестко, но в её глазах неуловимой тенью мелькнула боль. - И никогда не хотела ему такой жизни. - Ну, тогда вам должно быть понятно, как я себя чувствую, - пожала плечами Гермиона, сминая в руках край покрывала. - Хотите знать правду? Ладно. Я расскажу про поместье и про силы, - согласилась вдруг она, прежде чем добавить свое условие. Подавшись вперед, внимательно вгляделась в лицо женщины напротив. - А в обмен вы расскажете, что произошло с вами в лесу восемнадцать лет назад. От чего вы пытались защитить Драко. О чём пришли тогда просить. Несколько мгновений побледневшая Нарцисса смотрела на Гермиону так, будто у девушки неожиданно выросла вторая голова, и, по видимому, не находила слов. И когда та уже было подумала, что перегнула палку, тяжело вздохнула и опустила остекленевший взгляд в пол. - Я не могу. Ну конечно. Еще бы. Годрик, как же Гермиона устала. - Что ж, тогда ничем не могу помочь, - сердито выдохнула она, чувствуя полное опустошение после этого странного разговора. - Ты не поняла меня, - пояснила женщина, поднявшись с кресла. - Я действительно не могу этого сделать. Физически. Вот это было уже интереснее. И означать, по сути, могло только одно. - Вы дали Непреложный обет? - тут же сделала вывод гриффиндорка, уловив намёк. - Но кому? Эйрлисса не стала бы его с вас брать. - Как не стала бы передавать тебе силу, если бы ты желала зла Драко, - задумчиво продолжила её умозаключение Нарцисса, озвучивая это будто сама себе. - Я когда-то слышала от него, что ты была лучшей на курсе, Гермиона. Так что, думай. Мой сын чувствует, что что-то не так - но я не могу ему помочь. Быть может, хотя бы ты догадаешься. В этом, на самом деле, нет ничего сложного. А сейчас, думаю, мне нет смысла и дальше тебя отвлекать. С этими словами женщина направилась к выходу и замерла ненадолго уже в дверях. - И, Мисс Грейнджер, - добавила она она, возвращая в обращение дистанцию и холод. - Не смейте так разговаривать вне стен этой комнаты. И лучше запомните мои слова о том, что будет, если вы не справитесь. - Это необязательно, Миссис Малфой, - негромко уверила её Гермиона, продолжая сжимать побелевшими от напряжения пальцами край покрывала. - Потому что я справлюсь.***
- Твоя мама была здесь, - говорит Гермиона Драко вечером, стоит тому вернуться. Судя по кислому выражению лица, слизеринец уже в курсе. - Знаешь, - признает Малфой утомленно, скидывая на ходу мантию, - сначала мне захотелось прибить тебя за то, что ты все ей растрепала, а потом оказалось, что она сама в это полезла. Даже переместилась в поместье - а там, ну ты помнишь, в каком виде все осталось. Пришлось рассказать ей остальное, не в деталях, но общую часть. Не сказать, что она в восторге. - Ммм, - тянет Гермиона не особо заинтересованно, пока всматривается в корешки книг, стоящие на полке и с раздражением втискивает одну, оказавшуюся совершенно бесполезной, между ними. - Ну и? - Ну и? - передразнивают её ехидно. Рука Драко совсем по-хозяйски возникает из-за спины, ложится ей на талию и утягивает к креслу, где Малфой, вконец обнаглев, усаживает её на себя. - Ну и насколько серьёзно, по её мнению, ты распустил меня? - поясняет свой вопрос Гермиона с ухмылкой, прежде чем скользнуть ладонями слизеринцу на плечи и предупреждающе сжать их, так и не определившись, что хочет сделать - притянуть ближе или оттолкнуть. Хотя, это еще кто кого распустил, думает она мрачно, жмурясь от удовольствия, пока его теплые ладони успокаивающе скользят от её поясницы вверх под тканью толстовки. - Ну, она справедливо заметила, что ты не боишься меня так, как должна бы - и это слишком бросается в глаза, Принцесса, - мягкий упрек сопроводил укоряющий тычок носом ей в шею. Малфой слегка прикусил её кожу, прежде чем накрыть горячими губами, и Гермионе стоило огромных сил сдержать стон. - Нравится? - спросил он, и сделал так еще раз, намеренно провоцируя в ней дрожь и перехватывая все еще стискивающую его плечо ладонь. - Вряд ли я начну бояться, если ты будешь делать так, Малфой, - вместо ответа проворчала она сбившимся полушепотом. Его ответный смех защекотал её шею. - Знаешь, а ведь она честно попыталась дать ценные рекомендации касательно того, как с тобой следует обращаться - но быстро поняла, что для этого слишком поздно. - Я настолько запущенный случай? Вопрос был шуточным, и задавая его Гермиона не слишком задумывалась - скорее по инерции поддерживала тон беседы, бессовестно сдаваясь на милость его губам. - Мы - да, - поправил её Драко, вдруг становясь серьезным. Какое-то время они молчат - и он буравит взглядом бинты на тонкой руке, пальцы которой после не слишком серьезной борьбы все же заставил разжаться. - Однажды я убью Беллу за это, - обещает неожиданно, наклоняясь и целуя её ладонь. В голосе столько ненависти, что Гермиона даже рада, что сейчас не видит выражения его лица - и ту самую тьму, выжидательно затаившуюся в глубине зрачка. - Болит? Возможно, случись всё раньше - пытки, унижения, мерзкое клеймо и собственное абсолютное бессилие в руках злобной психопатки - Гермиону бы это доломало. Стало бы еще одной травмой, с которой она бы точно не справилась так быстро, как того требовали обстоятельства. Но сейчас ей на удивление легко удается отбросить эти воспоминания как ничего не значащие. У них есть проблемы и посерьезнее, а сама Гермиона слишком устала быть жертвой, чтобы играть эту роль и дальше. Если ей суждено умереть здесь, ладно, но сначала она сделает всё, что может, вместо того, чтобы бестолково прокручивать в голове произошедшее и скулить о своей печальной судьбе. - Нет, - уверенно врет она, потому что отчетливо осознает, что не хочет вскармливать тьму еще больше. Тьма и так везде - размеженная между ними в воздухе и затаившаяся свидетельница их обоюдного падения - та, что всегда голодна, что всегда караулит, когда кто-то из них снова оступится. Зачем, правда, непонятно, потому что оба давно летят вниз и уже кажется, что полёту этому, так глупо захватывающему дух, не будет конца. Какой завораживающий самообман. - Ты должен остановиться, - просит тихо, вырывая руку через боль. - Иначе это сожрет тебя. Не надо за меня мстить, слышишь? Я сама разберусь. И это правда - потому что речь давно не о простой черной магии. Хотя, опять же, когда черная магия была простой? Метка - всего лишь узелок паутины, в которую попался каждый, кто её носит. Узелок, служащий проводником магии, которой незаметно для носителя питается её хозяин, давно поняла Гермиона, прежде чем научиться чувствовать эту сеть, закрывая глаза. Это стоило большой концентрации и долгих тренировок - в их походе с ребятами для этого было предостаточно времени на её одиночных ночных дежурствах. Тонкие, едва пульсирующие искореженные нити этой паутины пронизывали пространство. Утягивали из него что-то важное, становясь, как она увидела после, особенно плотными и частыми рядом с пожирателями - с Беллой, с Хвостом и егерями. Вокруг Малфоя же, по непонятной причине, они вели себя иначе. Сплетали кокон - полый, не позволяющий им дотянуться глубже - и с каждой встречей со слизеринцем Гермиона наблюдала, как этот кокон словно становился плотнее и съеживался, оставляя все меньше пространства внутри. От метки же, наоборот разрасталась чернота. Чернота повторяла россыпь сосудов и вен и стремилась куда-то в солнечное сплетение парня. Метка Драко не была похожа на узел из нитей, как все прочие, что ей доводилось видеть - скорее на старый замок, механизм внутри которого опасно износился и теперь держался на честном слове. И этой хрупкостью, удерживающей что-то, только и ждущее возможности прорваться, метка Драко была слишком похожа на шрам Гарри, тоже сочащийся тьмой. - Сама, значит, - скептично протянул Драко, жмурясь под её ласковым прикосновением. - То-то ты справлялась там, в зале. - Да моя магия там чуть все не разнесла, - возмущенно напомнила Гермиона, на что он пренебрежительно фыркнул. - Ну да, и тебя заодно. Грейнджер, ты не можешь этим управлять. Многие в нашей семье пытались, и никто не смог, так что не обманывайся. Если бы не я.. - Если бы не ты, меня бы вообще здесь не было, я в курсе, Малфой. Как и в Выручай-комнате тогда. И в старом поместье. Если бы не он - не умер бы Дамблдор. Пожиратели бы не вошли в школу. Вот что могло бы всё это означать, но Гермиону давно преследовала уверенность, что все гораздо сложнее, а потому винить Драко не получалось, хотя было бы, несомненно, проще. Это, кстати, серьезный подвывих психики, уже ставший хроническим: находить ему оправдания, причины всех неправильных, сломавших её - и не только - жизнь поступков, вместо того, чтобы заведомо осудить, как прежде. Это был подвывих - или же костыль, непонятно, что больше - для её преступных чувств, вина за которые некогда жглась похуже жалящего заклятия, заставляя чувствовать себя предательницей. Теперь же болезнь перешла в новую, позднюю стадию, свидетельством чему выступала до ужаса простая вещь: чувство вины прошло. В мире происходило столько всего страшного, что это было попросту глупо - и дальше клеймить себя преступницей за что-то, на что давно не можешь повлиять. Гермиона была в плену у Драко, мать его, Малфоя, но сейчас вместо отвращения бессовестно ловила чистый кайф от близости с ним. Кайф, настолько сильный, что все прочие эмоции притуплялись и смазывались, в том числе злость на него и страх перед тем, что будет дальше. - Она сказала, он сделает из нас шоу, - губы наконец выдохнули то, о чем Гермиона думала после ухода Миссис Малфой, и девушка, слегка оттолкнув его, встала и обняла себя руками. Не то, чтобы она не понимала, что этим вполне может кончиться. Но именно предостережение, озвученное кем-то еще, заставило всерьез задуматься о такой перспективе - если Гермиона, конечно, вообще переживет допрос. Малфой не стал с ней спорить: - Тут мама права, Лорд вряд ли упустит такую возможность. Думаю, во многом за этим он и пошел на всё это, - за спиной раздался шорох одежды. - Ты выгоднее ему со мной, чем мертвой или где-то еще. Это не только про мою верность - это, в первую очередь, про свежую картинку. Про мир, который отстраивается заново по его правилам - и в котором каждому свое место. Про систему, которая выглядит достаточно привлекательно, чтобы потенциальные союзники могли заглотить наживку. - Да что угодно привлекательнее, чем хаос, анархия и неизбежная смерть всем нечистокровным, - фыркнула Гермиона, качая головой. Неприятно признавать, что Лорд всё же вынес уроки из прошлой войны и теперь успешно учился на них. Хотя, чего они хотели? Том Реддл никогда не был дураком. Жажда власти ослепила его достаточно сильно, чтобы проиграть прошлую войну и глупо погибнуть - но Гермиона была уверена, что даже для него этого оказалось больше чем достаточно, чтобы свою слабость осознать - и учитывать на будущее. Вот только Гермиона не собиралась становиться еще одной безвольный фигуркой на доске его планов о перестройке общества - по собственной воле точно. Драко словно услышал её мысли, потому что добавил ободряюще. - Выше нос. Ты можешь делать то, что хочешь, Грейнджер, - и пояснил, криво приподняв уголок губ в ответ на её полный смятения и непонимания взгляд. - Конечно, если будешь проявлять открытую агрессию, то его терпение быстро лопнет и хуёво будет нам обоим, а если сбежишь - то, скорее всего, кого-то из моих родителей ждет авада. Но не парься, никто не будет накладывать на тебя империус, заставлять сражаться против своих же и еще что там ты себе уже могла себе напридумывать. Это тоже часть сделки. - Но почему? Гермиона не стала спрашивать, ждет ли авада самого Драко в случае её “плохого поведения”, потому что его последние слова зацепили гораздо сильнее. - Потому что шоу должно быть убедительным, чтобы иметь эффект? - безразлично пожал он плечами, перечисляя возможные причины. - Потому что я ему нужен? Или просто потому что Лорд прожил долго, а собирается еще дольше, и ему тоже иногда бывает скучно в том однообразии фанатичной массы приспешников, которыми он себя окружил? Волдеморту? Скучно? Ну конечно. - Вот уж сомневаюсь, что ему вообще присущи хоть какие-то человеческие эмоции, кроме злобы, злорадства и желания править, - покачала головой она, недовольно наблюдая, как Малфой без всякого стыда и совести раздевается у неё на глазах, и игнорируя собственный подскочивший пульс. Её полное скепсиса выражение лица заставило Драко усмехнуться. - Ты бы удивилась, принцесса, - добавил он, направляясь в ванную и остановившись у двери. - Разумеется, это не значит, что стоит пытаться вывести его из себя в первую же секунду. Так что хоть раз послушайся и не лезь в бутылку, Грейнджер, потому что последствия тебе не понравятся, можешь быть уверена. Слушая шум воды, доносящийся из-за закрытой двери, Гермиона несколько минут с тяжелым сердцем думала о том, что он сказал. О том, что еще Драко мог видеть и слышать - пока находился рядом с Волдемортом все это время, ведь он проводил намного больше времени с этим монстром, чем любой другой пожиратель. Неудивительно, что Беллатриса взъелась на племянника. Даже сегодня утром Драко был у него, и на её удивленный вопрос о том, как это возможно, если Лорд никого к себе не пускает, не слишком радостно развел руками. Мол, я не все, Грейнджер. Если до этого совершенно не было понятно, что слизеринец делает для своего хозяина, и почему тот дважды брал в Европу именно его, то теперь картина понемного прояснялась. Во-первых, Драко был отменным бойцом, особенно учитывая, что Лорд лично тренировал его. А главное - никто, кроме, пожалуй, Малфоев и Беллатриссы, об этом не знал. Вряд ли Волдеморт, даже потеряв часть силы, хотел выглядеть слабым в глазах своих слуг и прослыть кем-то, кому нужен телохранитель, поэтому таскать за собой семнадцатилетнего недоучку было очень удобно. Во-вторых, Драко действительно исполнял для него мелкие поручения по поиску людей или вещей, что формально сохраняло за ним статус простого мальчика на побегушках, не подрывало авторитет Лорда, и в то же время позволяло держать слизеринца на коротком поводке. В-третьих, и это Гермиона знала давно благодаря видениям Гарри, Малфой был тем, кто пытал по его приказу во время допросов, не говоря уже о том, что убил Гриндевальда накануне. Это заставляло задуматься, мог ли Волдеморт творить такие сильные заклятия сам после уничтожения ими крестража, и если да, чего бы они ему стоили? И наконец, в этом девушка почти уверилась, рассматривая сегодня метку и магию слизеринца в целом, Волдеморт явно использовал Драко в качестве источника силы - гораздо более мощного, чем те, которыми для него являлись остальные пожиратели. Она начинала подозревать что Реддл транслировал магию, некогда переданную правнуку Эйрлиссой для защиты, видоизменял её, отравляя и используя для поддержания собственной жизни и способности колдовать. Вот почему Драко был так сильно ему нужен - сейчас, когда сам Лорд становился слабее и слабее. И самое интересное, Гермиона не могла понять, как Реддл вообще собирался победить и править построенным режимом, когда явно не мог полноценно восстановиться. Даже в случае, если ребята не смогут найти остальные части его души, он уже слишком слаб и уязвим, чтобы такое можно было игнорировать. Кстати о ребятах, есть ли у неё хоть малейшие шансы им помочь? Драко сам сказал - она может делать, что хочет, и это во многом развязывало руки. Мог ли он сам знать о крестражах? О местоположении бузинной палочки? Если в первом Гермиона еще сомневалась, то во втором была уверена наверняка - как и о том, что слизеринец ничего ей не скажет. Если не сказал раньше, то уж тем более не скажет теперь, когда мысли каждого из них мог прочитать Волдеморт и убить за это обоих. Но что-то Гермиона, определенно, могла попытаться сделать. Как-то помочь своим. Драко был прав. Она хочет продолжать сражаться. И для этого нужно выжить. - Рад видеть, что дух бунтарства всё еще жив, но настоятельно рекомендую хоть немного его припрятать, - едкий смешок заставляет её отвлечься от решительного созерцания стены и обернуться на голос и легкое прикосновение легиллименции к затылку. Годрик, она так отвыкла от этого, что совсем расслабилась. Вот же засранец. Драко смеривает её оценивающим и горящим мрачным весельем взглядом, стоя в дверях из ванной в одних пижамных штанах, прежде чем взмахом палочки заставить свет в комнате погаснуть. До слуха доносятся его неспешные шаги в противоположной части комнаты и шорох одеяла. - Даже не будешь джентельменом и не прикажешь эльфам постелить на диване? - спрашивает она, вдруг неожиданно для себя чувствуя неловкость и не в силах отделаться от ощущения, что он смотрит прямо на неё даже сейчас, в темноте. - Хочешь послушать, как я приказываю, Принцесса? - спрашивает вкрадчиво. Оказывается так легко представить, как он в этот момент издевательски щурится. И только затем Гермиона запоздало понимает еще одну вещь. Что она, блин, не видит его. Не только Малфоя - ничего не видит, несмотря на уже ставшее привычным волшебное зрение. А значит - это не обычная темнота, думает, вздрогнув от осознания и от его следующих хлестких, ударяющих по нервам слов: - Без проблем. Раздевайся. По спине ползут стайки мурашек от его повелительного, одновременно пугающего и возбуждающего тона. Гермиона заставляет себя сложить руки на груди и возмущенно помотать головой - можно подумать, он увидит. - Еще чего, - рычит, сглатывая нервозность и прислушиваясь к ехидно-завлекающей тишине комнаты. - Мы не будем, Драко. Я сказала тебе еще в отеле, помнишь? Ничего не изменилось. Хочется верить в свои слова - но не слишком получается, учитывая, как реагируют на его присутствие все её инстинкты. Чудовищно бессовестным голодом. Несколько секунд Малфой молчит, заставляя её напряженно ждать реакции, а потом его руки вдруг возникают сзади, обнимая и притягивая к горячему телу, бедра к бедрам - не оставляют никакого пространства для воображения касательно дальнейших намерений. Настолько резко, что это выбивает из Гермионы лишающий кислорода выдох, полный эмоций, которые она старательно давит в себе. Драко всегда умел двигаться быстро и бесшумно, но привыкшая хорошо ориентироваться впотьмах Гермиона на сей раз оказывается к этому не готова. - Мал - фой, - умоляюще пытается одернуть его она, но с губ слетает лишь жалкий прерывистый писк. Его ладони собственнически и неспешно проходятся по её ребрам под одеждой, дразняще очерчивают грудь. Он прикусывает её ушную раковину, рыча негромко: - Мне нравится, что на тебе нет лифчика, Принцесса. Это заводит. Давай впредь обойдемся без него, м? Ради этого я даже снова побуду для тебя Малфоем, а не Драко. Это Гермиону выбешивает настолько, что она сильнее дергается вперед, пытаясь действительно вырваться. - Не то, чтобы у меня был богатый выбор нижнего белья утром, - шипит она, борясь с его руками, но Драко не отпускает её. А дурацкое сердце продолжает стучать как бешеное совсем не от раздражения или страха. - Придется привыкнуть, - с беззлобной издевкой хмыкает он, сдергивая с неё толстовку с футболкой так быстро, что Гермиона даже не успевает запротестовать. - Не то, чтобы у тебя вообще будет богатый выбор в том, что будет между нами происходить в обозримом будущем, Грейнджер. И, пока одна его рука продолжает придерживать её за пояс, пальцы второй оглаживают у основания шею и скользят вниз вдоль позвоночника, посылая по телу стайки неуместных мурашек удовольствия. Следует признать, Гермиона не верит этой показательной игре в брутальность и его угрожающим намекам. Она давно привыкла к тому, что так Малфой обычно дурачится - ходит по самой грани, так что настаивает практически со спокойствием. - Брось. Ты не заставил меня тогда, в поместье, хотя хотел. Весной. Я видела, как ты смотрел. Ты не заставишь меня сейчас. А значит, ничего не будет, так что хватит, - продолжает уверенно. Ведь они оба прекрасно это знают. Драко никогда её не заставлял - Гермиона всегда выбирала сама. И сейчас её выбор вполне однозначен - несмотря на желания предательского тела. Вот только вопреки её словам вторая его рука подныривает ей под живот и расстегивает джинсы, а та, что оглаживала спину, рывком скользит вверх и грубо захватывает волосы на затылке в узел. Драко оттягивает её за них немного назад, укладывая себе на плечо, и у Гермионы начинает кружиться голова. А потом магия внутри съеживается, почувствовав неладное. Потому что в следующее мгновение девушка буквально давится его тьмой - прямо как в сегодняшних кошмарах, в которых они стояли точно так же, как сейчас, и Драко шептал ей на ухо о том, что она его. - Не заставил, - легко соглашается он, продолжая удерживать её, и мягкость голоса совсем не сочетается с насильственным характером движений. - А знаешь, почему? В школе ты попалась так жалко, случайно, в мышеловку, совсем для тебя не предназначенную. И потом, еще долго, тебе было настолько хуёво, Грейнджер, что мне казалось, стоит хотя бы подуть в твою сторону и ты рассыпешься нахер. Так что я сдержался, но поверь, дело не в том, что мне нравится быть джентельменом. - Сейчас то же самое, - возражает она хрипло, уходя бедрами назад от бесцеремонного прикосновения между ног. Маневр не помогает, а делает еще хуже, потому что его стояк только сильнее упирается ей копчик. Закручивает в животе узел возбуждения, пока пальцы, пробравшиеся под ткань, посылают разряды тугой дрожи по всему телу. - Сейчас.. - Сейчас, моя дорогая, ты бессовестно течешь на меня, - жарко смеется он ей на ухо. - Но это не все, не правда ли? В этот раз я лично просил тебя не лезть, помнишь? Как раз тогда, в отеле, предупреждал, что будут последствия. Просил перестать копать под историю с дарами смерти. Ты меня не послушалась, и вот мы снова здесь, Принцесса. Заметь, не моими стараниями. Я так заебался разгребать за тобой. Его рот накрывает мочку её уха, кусает ощутимее, до боли, и чертовы колени от этого пытаются подогнуться сами собой, полностью отдав хозяйку на милость его хватки. - Я заебался тебя жалеть, Грейнджер, - припечатывает он с низким рыком, вгоняя в неё два пальца. Гермиона безвольно выгибается и скулит от острой волны удовольствия, простреливающей тело. Локтями попытается его отпихнуть, но безуспешно, потому что Малфой полностью проигнорирует её попытки, продолжая трахать её рукой. - Заебался видеть тебя во сне и дрочить в ванной утром, - продолжает перечислять неспешно, пока грубо двигает рукой, заставляя её содрогаться и тихо хныкать. - Заебался гадать, где ты и все ли с тобой нормально. Заебался думать о том, что ты шляешься по лесам с двумя недоумками, наверняка пускающим на тебя слюни, - размазывает по ней сочащиеся злостью и похотью слова, вместе с её же смазкой. - Заебался презирать себя за малодушный порыв не отпускать тебя тогда, летом. За то, какая я испорченная мразь, настолько сильным было искушение оставить тебя себе. За то, что довольно быстро пожалел о столь благородном решении. - Драко, - просит она еще раз, срывающимся голосом, чувствуя на щеках сердитые слезы, - пожалуйста, хватит. Гермиона просит, но больше не вырывается, позволяя ему. Дрожит, подаваясь всем телом на его пальцы и побежденно прикрывает глаза. Даже несмотря на грязь, которая слетает с его рта, и на темную магию, оживающую вокруг, гаденыш делает ей слишком хорошо, чтобы бороться с ним в полную силу и что-то доказывать. В конце концов, она и так знает, что им движет сейчас: похоть и тьма, их общая на двоих обреченность, её собственное ответное желание, мокрой липкостью оседающее на его ладонях нагляднее любой улики. Он не делает ей больно, но Гермиона знает - знают оба - что она все равно возненавидит его, если Драко сейчас не остановится. Просто за то, что посмел решить за неё. На это Малфой снова смеется, непостижимым образом исхитрившись просочиться ей в мысли, скребется в голове неуместно-ласковым ехидным присутствием. Умывается её злостью, как дождевой водой и легонько целует в висок, перед тем как поднять лицо за подбородок и заглянуть в него темнотой. - Просто дай мне, Грейнджер, - проговаривает с расстановкой, и это больше не звучит как приказ или просьба - так ставят перед фактом, завуалировав его под предложение. - Я, как обычно, хочу тебя так, что это, блять, больно, поэтому избавь меня от своей херни и просто дай мне. И ненавидь потом, если сможешь, вини меня во всем, если тебе так будет легче, плевать. - Думаешь, я упрощу для тебя изнасилование? - хмыкает она вопросительно, бьет обвинением наотмашь, защищаясь. Не позволяет себе отвернуться даже сейчас, когда её крупно потряхивает от медленно подступающего оргазма, а мышцы начинают сокращаться вокруг его пальцев. - Иди нахер, Малфой. В следующее мгновение его руки исчезают, оставив после себя лишь судорогу неудовлетворенного желания, а через мгновение Драко разворачивает её и толкает животом на подлокотник кресла, заставляя прогнуться. Коленом раздвигает ей ноги, рывком стягивает джинсы, одну ступню выдергивает из штанины, чтобы предоставить себе лучший доступ. Гермиона, скинув оцепенение, пытается встать, когда по телу пробегает знакомая парализующая волна. Обездвиживающее заклинание. Судя по всему, совсем легкое - и не продержится больше нескольких минут. Но все равно. Годрик, вот ублюдок, думает Гермиона обессилено, пока внутри все искрит. Даже непонятно от чего больше - от гнева или от вероломно отобранной развязки. - Пару минут, милая, - вздрагивает от дыхания, опаляющего внутреннюю сторону бедра, и от его обманчиво елейного голоса. Драко отводит её ногу еще сильнее в сторону, и, видимо, опускается на колени, потому что следующий его поцелуй определенно заставил бы её дернуться и застонать - не будь Гермиона связана чарами. - Всего пара минут форы. Потом вырывайся, сколько хочешь, если конечно, сама не попросишь о, как ты там выразилась? Изнасиловании, да? А потом невозможность скулить и выгибаться выкручивает все её нервные окончания до предела, плавит их до состояния густого-податливого эйфорического ничего. Его язык и рот беспрепятственно вытворяют с её телом всё, что Малфой хочет, лаская и подчиняя, прикусывая и втягивая в себя. Впечатывают лицом в сиденье кресла и в собственные слова, смердящие враньем, очевидным для них обоих. В слова, которые - ничего больше, чем жалкий ярлык, призванный прикрыть её собственную слабость. Его губы бросают Гермиону в жар и негу, становятся её бессловной молитвой и безусловной необходимостью ровно к истечению этих самых пресловутых минут. Так что, стоит ей тихонько провыть в подушку кресла и вздрогнуть - они тут же коварно исчезают, безжалостно оставляя изнывать на пике. - Ты сволочь, Малфой, - рычит она в мокрую от слюны и собственных слез бархатную ткань, натирающую щеку. - Ты такая невероятная сволочь, - повторяет, с усилием отдирая себя от мебели, хотя все, чего ей сейчас хочется - это умолять его. Драко мог бы легко довести её и до такого состояния - ему не раз удавалось прежде, да и сейчас не хватило совсем чуть-чуть. Наверное Гермиона чувствует проблеск идиотской благодарности - за то, что он не заставляет её упасть еще ниже. За то, что полностью взял на себя ответственность за происходящее. Это ведь настолько проще - свалить все на него. В который раз. Позволить себе слабину - Драко всегда потворствовал её слабостям, и потому рядом с ним Гермиона делала это снова и снова. Поступалась своими принципами и тем, что правильно. Её трясет от этого коктейля: от неуместного укола благодарности, от гнева, от желания, выламывающего кости и заставляющего холодеть руки, от магии - её собственной, запертой и потрескивающей на кончиках пальцев - и его, черными клубами стоящей вокруг. Они снова лицом к лицу - он все так же одет, когда на ней ничего. Нагота рядом с ним Гермиону давно не смущает - как и все ужасные вещи, которые он делает и говорит, но никогда, никогда на самом деле ей не вредит. Сука. Они замирают друг напротив друга, звенящие эмоциями, наэлектризованные влечением, чуть ли не спаянные им намертво и в то же время - отчаянно живые. Пока еще живые - оба, думает она, вслушиваясь в эту исступленно бьющуюся между ними жизнь. - Ну так как сегодня это будет, Гермиона? - спрашивает еле слышно Драко и мягко сцеловывает слёзы с её мокрого лица. Не трогает её в этот момент ничем, кроме губ - будто нарочно заставляет каждую клетку тела тянуться навстречу, и, кажется, именно в этот момент Гермиона малодушно отказывается от борьбы. Жульничает, умасливая совесть и оставляя себе лазейку из завтрашней ненависти - потому что, видит Мерлин, даже не может разозлиться на него как следует. Не может дать отпор, даже зная, что он посмел лишить её права голоса. Какая, в конце концов, разница, что было бы правильно? Их обоих все равно используют, так или иначе. Она принадлежала ему задолго до того, как это решил Волдеморт. До того, как этого потребовала его вскормленная магией тьма. К тому же, у Гермионы не так много сил, чтобы бороться еще и с собственным сердцем, когда она вообще-то хочет продолжать сражаться за Орден, даже в тылу врага. Поэтому Драко она сдается. Поднимает голову к его губам и почти касается их своими. - Делай, что хочешь, Малфой, - шепчет ему в рот, и сразу чувствует, как на душе становится удивительно легко. Драко отмирает мгновенно, разжатой пружиной. Поднимает её в воздух и несет в кровать, опускает так, будто здесь - их последний оплот на всей долбаной земле. По тому, как его руки снова скользят по её телу, освободив его от остатков одежды, Гермиона знает: ночь будет долгой и, однозначно, бессонной. А еще - как бы она не злилась на них обоих потом - совершенно упоительной.