Северная роза Тархистана

- Питер! Откуда голос? Сьюзен? Питер слышал, что голос не похож, но – вспомним – часто же бывает такое, что во сне слышишь, видишь или чувствуешь нечто незнакомое или давно забытое и уже знаешь, что это. Или кто. Так сейчас король Нарнии услышал детский голос, давно уже не принадлежавший его взрослой сестре. Темнота вокруг него стала рассеиваться, будто поднималось солнце, но свет его не был радостным и ярким. Питер посмотрел на небо – оно было затянуто облаками. Свет восходящего солнца, холодный и по-осеннему печальный, осветил густой нарнийский лес, обступивший молодого короля с трёх сторон. Перед ним лежало простиравшееся до самого горизонта поле, сплошь покрытое цветущими красными тюльпанами. А среди цветов стояла в белом платьице маленькая Сьюзен; такая, какой она была, наверное, лет в пять. Вытирая мокрые от слёз щёки, она беспомощно оглядывалась по сторонам полными наивной надежды и детского страха глазами, но не видела брата. Не видела и отчаянно звала: - Питер! Питер! Питер не понимал, в чём дело, но у него сжималось сердце в предчувствии неизбежного. Королю казалось, что вот-вот должно было случиться что-то страшное. Он обязан защитить сестру! Но он не мог сдвинуться с места, а голос будто застрял в горле. Питера не пускал лес. Шёпот в ветвях деревьев его предостерегал, но он не слушал. Ветви сплетались прямо перед ним, хватали за руки, не давая выйти на поле. Питер вырывался, рычал от напряжения, но, как ни старался, у него не выходило освободиться. Он почти ненавидел лес. Голос сестры становился всё отчаяннее, и Питер в конце концов не выдержал: - Сьюзен!!! Он вырвался из видения, задыхаясь от страха. Голова болела дико, в шатре было холодно – а рубашка на короле вымокла до нитки, и чёлка прилипла ко лбу. Питер медленно осмотрелся и закрыл глаза, прижав ладонь ко лбу. Тяжело вздохнул. «Это только сон…»

***

Каждое утро с тех пор, как Питер мог подниматься с постели без постоянного головокружения, он ходил по спящему лагерю, наблюдая за тем, как его войско постепенно просыпается. Каждый день они всё ближе к дому, но подчас дорога казалась бесконечной. А ведь с того момента, как был покинут лагерь в горах, прошло всего девять дней… Над спящими, между шатров и палаток гулял прохладный ветер, очень скоро обещавший смениться теплом от восходящего летнего солнца. Питер часто испытывал умиротворение и некое чувство успокоения, когда наблюдал за своими подданными в эти часы. Но сегодня успокоить ноющую в предчувствии беды душу не получилось. Ему не давал покоя сон… Он подозревал, что дело было не в знамениях. Нельзя сказать, что он в них не верил – в конце концов, Питер отлично представлял себе ту непостижимую власть, которую имеет Аслан над их миром. Но Верховный король, со всем возможным для него смирением, не считал себя тем человеком, которого Аслан может предупреждать таким чудесным образом. Питер ведь уже давно не ребёнок и не так невинен и чист. И потому он полагал, что сон вызван скорее тем, что буквально вчера вечером он узнал: генерал Рад, не сказав никому, отослал письмо в Кэр-Параваль, оповестив сестру о его возможной гибели. В ту минуту у него не хватило сил на обычное для него выражение гнева, но он чувствовал острое желание первого порыва: убить. Конечно, не серьёзное, но фантазия подкидывала навязчивый образ этого убийства. Он смог уснуть только далеко за полночь, раздумывая над тем, что он найдёт дома и как сможет привести ситуацию в порядок. Именно поэтому сейчас он предполагал причастность его тревоги о будущем к странному сну. Однако, почему-то уверенности это ему не прибавило. Так или иначе, король попросил Орея привести к нему Рада сегодня утром. Лагерь оживал, поднималась суета. Пора было возвращаться – скоро придёт Орей. Предстоял неприятный разговор, который зрел с самого начала похода. «Аслан, дай мне терпения!» - Питер вздохнул и, заходя в шатёр, бросил стражнику у входа: - Позови ко мне Орея и Рада. Нечего дожидаться. Питер встретил генералов стоя, уперев руки в стол и подняв плечи, и на вошедших так и не взглянул, что уже не сулило ничего хорошего. Орей привычно встал справа от короля. Рад замер напротив, сложив руки на эфесе, сохраняя завидное самообладание. Питер выдержал паузу, выжидая немного, чтобы не переусердствовать, и, наконец, заговорил: - Генерал Рад, мне сообщили о том, что Вы отослали письмо моей сестре. Рад бросил короткий взгляд на Орея, видимо, удивлённый внезапностью заявления, но больше ничем не выдал своих чувств. - Не смотрите на Орея, это не он мне сказал, - Питер поднял взгляд на Рада. – Вас не смутило, что я не давал распоряжений на этот счёт? - Предупреждение двора о возможной гибели короля является моей прямой обязанностью, это входит в обычай. - Это входит в обычай орландского двора, а я своего разрешения или каких-то распоряжений не давал, генерал. С чего Вы взяли, что Ваше решение своевременно и верно? - При всём уважении, Ваше Величество. Его Величество, король Лум, прекрасно знает мой опыт. По-моему, это достаточный аргумент. Питер невольно вскинул бровь от изумления. - А мой опыт, значит, не аргумент? Рад смолчал. Питер поджал губы, понимая, что постепенно теряет терпение. - Генерал, я терпел долго, но, чувствую, пришло время для разговора. Задавать вопросы глупо, но я всё-таки хочу знать: скажите честно, почему Вы относитесь ко мне, как к ребёнку? Генерал пристально посмотрел на короля. - Если Вы хотите слышать честный ответ, то Ваши распоряжения и действия ввиду возраста должны пока что, если не контролироваться, – Вы – Верховный король, – но корректироваться со стороны человека, имеющего бо́льший опыт. - Спасибо за честность, - сухо ответил Питер и продолжил, с почти нескрываемым сарказмом. – Я так и ждал, что в двадцать восемь лет мне заявят, что у меня мало опыта. Вам известно, сколько мне было, когда я повёл войско в свою первую битву? - Нет, - невозмутимо ответил Рад. - Мне было четырнадцать, генерал. И веду я за собой целую страну и её воинов уже в течении четырнадцати лет. Всё это время моя жизнь шла, как на пороховой бочке. Твари Джадис, Тархистан, великаны. Я уж не говорю о проблемах непосредственно среди моего народа. И Вы мне говорите о контроле? Повторяю, Вы не имели никакого права делать какие-либо шаги без моего приказа, - Питер повысил голос. – Вы понимаете, какие последствия могут иметь подобные вести? Понимаю, в Орландии подобное вряд ли бы произошло. Но Вы не в Орландии, генерал. И я – не король Лум. Слушайте меня внимательно: за оставшееся время до конца пребывания Вас и Ваших воинов на территории моего королевства я не хочу больше слышать возражений. А теперь – идите,.. пока не поздно. Рад, проглотив возмущения уязвлённой гордости, несколько рвано поклонился, развернулся на месте и вышел, унеся с собой висевшее в воздухе напряжение. Питер перевёл дыхание и покачал головой, тяжело садясь в кресло. Он немного помолчал, закрыв глаза. На щеках ходили жевалки. Однако, прежде чем Орей смог что-либо сказать, уже отчаявшись услышать что-либо, король заговорил, снова вздохнув: - Может это и плохо, но, - видит Аслан, - я буду рад, когда орландская кавалерия нас покинет, - он посмотрел на генерала. – Я бесконечно уважаю короля Лума, но терпеть генерала – это ещё то удовольствие. Лум – король, старше меня на пятнадцать лет, но даже он не позволял себе такого! Мне скоро тридцать, а генерал, мало того, что спорит со мной, он ещё и поступает так, будто я здесь чисто символически! - Посмотрел бы я на него в четырнадцать, если бы ему пришлось вести армию, - спокойно ответил кентавр. В ответ король несколько злорадно усмехнулся, но тут же пожалел. Его лицо исказилось от боли. Молодой человек дотронулся до повязки на голове. Орей обеспокоенно нахмурился, однако промолчал. - Считаешь, я зря так возмущаюсь? – спросил король. - Нет, государь. Вы имеете на это полное право, учитывая, что Вы впервые высказались по этому поводу за полтора месяца. Они переглянулись. - Будут распоряжения, государь? – продолжил генерал. - Нет, Орей, можешь идти. Пора дальше продвигаться. Командуй сборами, если что – приходи. А я… - он перевёл дыхание, снова прикрыв глаза. - Боюсь, мне надо отдохнуть. Голова… - Попросить целителя прийти? – генерал сделал шаг к своему королю и воспитаннику, встревоженный его состоянием, но Питер отрицательно покачал головой. - Нет, не надо. Спасибо. - Вас что-то тревожит? – снова осведомился генерал. - Мне странный сон приснился сегодня… Не важно, Орей, - он бросил натянутую улыбку кентавру. – Ступай. Генерал помедлил, с сомнением переступив с ноги на ногу, однако, выполнил приказ. Когда глухой стук копыт удалился, Питер лёг на кровать. Ожидая, пока стихнет боль, он вновь вернулся мыслями к своему сну, который всё не давал ему покоя. Он уже довольно смутно помнил все детали, но всё время встававший перед глазами образ маленькой беспомощной Сьюзен всё никак не пропадал. Чего греха таить, ему было по-человечески страшно. И чем дальше, тем больше он сомневался в том, что сон был вызван простым волнением из-за письма Рада. «Аслан, только бы всё обошлось!»