***
В полдень солнце самое жаркое, поэтому все обитатели дворца предпочитали прохладу каменных стен благоухающим деревьям и цветам обширного дворцового сада. Редкий прохладный ветерок шевелил лёгкие прозрачные занавеси и разносил аромат тюльпанов, посаженных под самым балконом главных покоев гарема. Мать наследника престола и двух его братьев, госпожа Руфейда, была самой главной женщиной гарема, которой было даровано положение хозяйки среди прочих рабынь и наложниц тисрока и царевичей. В её руках была власть. И единственный, кто мог ей приказывать – сам тисрок. Ежедневно она проводила много времени в обществе дочерей и внуков, а также их матерей, каждая из которых надеялась получить расположение госпожи. Сегодня в её покоях была любимая наложница Рабадаша Нарджис с маленькими детьми – мальчиками-близнецами – и две дочери Руфейды – девочки двенадцати и четырнадцати лет. Руфейда полулежала на мягкой, обитой шёлком оттоманке, а её гостьи, как более низкие по рангу, - на больших мягких подушках на полу. Между ними стоял низенький столик, на котором сверкал хрустальный кувшин, пять золотых стаканов, украшенных голубыми топазами, и такая же чаша с рахат-лукумом. По стенам, одеждам и лицам бегали красные и жёлтые блики каждый раз, когда кувшин покидал своё место, солнце сияло в красном щербете, наполнявшем кубок, и преломлялось еле заметной радугой в хрустальных резных гранях. Велась обычная беседа, которую прервал со всех ног вбежавший в покои госпожи служитель гарема: евнух. - Госпожа! Госпожа! Женщины обернулись к нему. Руфейда – красивая женщина лет сорока пяти с благородным, но высокомерным лицом – подняла голову. - Что такое, Суфьян? Что стряслось? – сурово спросила она. - Моя госпожа, счастье пришло в наш дворец! – с искренним восторгом возвестил евнух. – Солнышко взошло – светлый царевич Рабадаш вернулся с Севера живым и здоровым! - Таш, благодарю тебя! – со счастливой улыбкой прошептала Нарджис. - Слава богам! – сёстры переглянулись. Руфейда не сказала ни слова, но лицо её более чем ясно выражало, какое облегчение она испытала при этой новости. Однако, она заметила, что это ещё не всё. Евнух продолжал стоять с таким лицом, будто было ещё что-то, что он хотел сказать. - Суфьян, что-то ещё? Все затихли. - Моя госпожа, он привёз с собой пленницу. Это… Женщина жестом его остановила. Весь дворец знал о том, какой страстью пылал Рабадаш к королеве Нарнии. И хотя обитателям дворца никто не рассказал о целях поездки царевича на Север, надо было быть слабоумным, чтобы не догадаться. - Значит, королева варваров теперь будет жить здесь, - проговорила она. Нарджис посмотрела на госпожу полными ужаса глазами, но Руфейда проигнорировала это. – Где она, Суфьян? - Госпожа, мне сообщили, что царевич направился в сторону северной башни. - Она не будет жить в гареме? – казалось, Руфейда возмущена. – Какие цели преследует мой сын в отношении этой женщины? - Я не знаю, моя госпожа, - с лёгким поклоном ответил евнух. Так как госпожа молчала, он осмелился спросить: - Какие будут распоряжения? - Никаких. Я сама поговорю с сыном. Можешь идти. Когда евнух удалился, ненадолго восстановилась тишина. Однако, долго молчать они просто не могли. - Госпожа, неужели эта ведьма останется тут? – спросила Нарджис, сжимая руки в кулаки. - Сомневаюсь, что это надолго, - улыбнулась старшая дочь Руфейды. – Ты же знаешь Рабадаша: он увлекается до умопомрачения, а получив желаемое, быстро остывает. Даже если эта женщина тут останется, это далеко не зайдёт. - В любом случае, ничего хорошего это не сулит, - мрачно прервала их Руфейда. – Нарджис, занимайся детьми и не лезь не в своё дело. Всем вам я запрещаю поднимать эту тему и тем более говорить об этом с братом. Если услышу, что в гареме судачат о жизни наследника, - накажу в первую очередь вас.***
Сколько они поднимались вверх по лестнице, минуя поворот за поворотом, - Сьюзен не знала. Рабадаш железной хваткой сжимал её руку, не оставляя надежды даже на слабое сопротивление. И только по виду из редких окон она могла догадываться, насколько высоко они поднялись. Из последнего окна нельзя было увидеть даже знамя Ташбаана на вершине стены, которой была обнесена территория дворца тисрока, и тогда Рабадаш втолкнул королеву в открытую темницу, а сам зашёл следом. Здесь из мебели была только деревянная скамья под закрытым решёткой окном, и как раз на неё упала королева, поспешно отступая от царевича. Она не успела ничего сказать, когда Рабадаш отвесил ей звонкую пощёчину. Королева, приложив руку к горящей щеке, подняла на него взгляд, в котором впервые за долгое время загорелось нечто, похожее на ярость. - Как ты смеешь?! – проговорила она. Рабадаш наклонился к её лицу. - Это тебе за побег. Имей ввиду, отныне – ты такая же рабыня, как все в гареме. И это – меньшее, что тебя может ждать за малейший проступок. - Ты ответишь за это! – прошипела Сьюзен, но голос у неё всё равно дрожал, а в глазах стояли слёзы от страха, злости и обиды. – Пусть, я – твоя пленница, но у Нарнии есть ещё правители. Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что Верховный король спустит тебе оскорбление своей сестры! - Не обольщайся, королева, - Рабадаш издевательски улыбнулся. – К тому же, на твоём месте я бы подумал о том, как здесь жить. - А у меня есть выбор? – удивление Сьюзен было почти искренним. - Конечно. Либо мы с тобой женимся с твоего согласия, и ты получаешь статус моей жены и, соответственно, положение госпожи в гареме, либо остаёшься здесь, в этой темнице, до самой смерти как моя рабыня. - Я никогда не стану твой женой! Царевич пригрозил ей пальцем. - Не спеши, Сьюзен. Не забывай, что у тебя есть ещё братья и сестра. Даю тебе на размышления месяц. Согласись, щедрое предложение. И учти, что каждый твой отказ может стоить одному из твоих горячо любимых родичей жизни. Сьюзен побледнела. - Ты не посмеешь!!! – она сорвалась на крик. Но Рабадаш на это только многозначительно промолчал и удалился. Ответом королеве послужил лязг ключей, поворачивающихся в замке решётки. Девушка, рыдая, уронила голову на руки.***
- Дагар, ступай. К отцу я пойду позже. И позови ко мне писаря. Рабадаш плюхнулся на тахту, когда слуги помогли ему снять доспехи и сменить одежду, и с облегчением вытянул ноги. Он был более чем доволен тем, что в результате получилось из его затеи. Его мечта сбылась даже с меньшими потерями, чем он предполагал. Урон общему количеству солдат нанесён мизерный: его люди в большинстве своём живы – в конце концов, погибло всего человек двадцать. А королева… их последний разговор – единственное, что портило его прекрасное расположение духа. Рабадаш хоть и производил впечатление чересчур импульсивного человека, который часто вёл себя, как избалованный подросток, однако, на самом деле он был далеко не глуп. Но, несмотря на это, то, какой характер показала Сьюзен, его сильно удивило. Королева никогда не производила впечатления упрямицы – первое. Второе – он был уверен, что после угрозы расправы с её родичами, она сдастся. Раньше она не производила на него впечатления женщины, способной возражать под напором силы и при условии отсутствия поддержки. Это было объяснимо. Все споры, которые происходили между братьями и сёстрами, оставались за закрытыми дверями, и царевич понятия не имел, как они общались на самом деле, вне рамок этикета дворцового и человеческого. Так или иначе, царевичу ничего не оставалось, как исходить из того, что он знал. Его одолевало искушение исполнить свою угрозу, чтобы ускорить размышления Сьюзен. Конечно, он выигрывал в любом случае. Но, как ни странно, Рабадашу хотелось видеть Сьюзен госпожой в гареме. Отчасти, чтобы потешить собственное самолюбие, ведь её красота была достойна роскоши, а не заточения. Отчасти, потому что, если нарнийцы и попытались бы что-то о ней разузнать, им бы просто нечего было ему предъявить, например, претензии за жестокое обращение. Раздался стук в дверь. - Войдите! Вошёл писарь и поклонился царевичу. - Садись и готовься писать. Однако, начать они так и не успели. Пришла Руфейда. Рабадаш встал, приветствуя мать и поцеловал ей руку. - Матушка. Рад видеть тебя. Прости, что не зашёл после приезда. - Я тоже, сынок. Я знаю, ты устал. Но мне нужно с тобой поговорить. Рабадаш вздохнул, предчувствуя неприятную беседу, но возражать не стал. - Скажи мне, какое положение займёт эта женщина? Ты знаешь правила. Каждая из тех, кому суждено стать женой царевича, обязана быть представлена мне. - Матушка, для начала, она должна согласиться стать моей женой. - Может, ей стоило тогда жить в гареме, среди девушек? Ты же понимаешь, что пока она – твоя пленница и не является твоей невестой, она – рабыня. Значит, ты обязан дать ей понять, где её место. Не забывай, что ты – сын тисрока – да живёт он вечно! И жизнь и смерть твоей рабыни – только твои. Не позволяй ей туманить твой разум своими колдовскими чарами. Пусть работает вместе со всеми остальными! Когда её нрав усмирят, она станет твоей. - Матушка, - терпеливо произнёс Рабадаш. – Я не хочу, чтобы у моей жены были огрубевшие от работы руки и покорный взгляд. Каждая из них уже с порога говорит, как безумно меня любит. Все эти курицы мне и даром не нужны. Они существуют для меня. Сьюзен – совсем другое. Я хочу почувствовать победу, мама. Она – мой трофей. - Эта неверная собака не достойна такого внимания! – зло проговорила женщина. - Мама, я всё решил. - Нет, Рабадаш. Всё должно быть по правилам, иначе гарем станет неуправляем. Я уж не говорю о том, что твой поступок может спровоцировать северных варваров. Не мне тебе объяснять, на какие коварства они могут пойти. Вплоть до покушения на твою жизнь! - Мама, я как раз собирался решить эту проблему. Ты, как никто, знаешь, что женские причуды непредсказуемы. И короли Нарнии просто обязаны это знать: ведь у них две сестры. Уверен: получив письмо от королевы Сьюзен о том, как она меня любит и не хочет домой, Верховный король не станет доводить конфликт до кровопролития. Руфейду отнюдь не удовлетворили аргументы сына, и она всем свои видом показывала своё недовольство. Но, к её огромному сожалению, царевич был слишком уверен в своей правоте, чтобы слушать доводы вечно беспокоящейся и всем недовольной матери. Руфейда ушла – Рабадаш продолжил прерванное дело. Он сделал знак писарю и начал: - «Дорогой брат…»