Do you want to meet all my monsters? Think you're tough I know they'll drive you bonkers Meet them once and they'll forever haunt you
— Значит, ты та самая придворная игрушка совета? — протянул один из миротворцев, весьма невежливым жестом пихая девушку дальше по коридору. — Спасибо за неоценимую услугу, но я могу идти ровно и без Вашей собачьей помощи, — процедила Кейсо, демонстративно выставляя идущим позади нее двум миротворцам средний палец. В темноте ночных коридоров этот жест вряд ли был заметен, но девушка просто-напросто не удержалась. Кейсо в принципе не любила сдерживать слова или порывы, особенно идущие вразрез с чьим-либо мнением, но нарываться на очередные неприятности, конечно, не стоило, только не после того, как она и так прокололась, обнажая маленькую частичку своего зауновского нутра перед несколькими особо неудачливыми наблюдателями. Теми, кто боролся с ней за жизнь Талиса, и теми, кто пришел после. Видимо, ее особо спесивый тон и мелочные угрозы старому приятелю, которыми в нижнем городе раскидываются даже сопливые голодранцы, произвели какой-то особо ошеломляющий эффект. Негативный, конечно же. Впрочем, те, чье мнение для нее имело хоть какой-то вес, не испытывали к Кейсо ничего из ряда вон выходящего, лишь новый нервный тик у глаз и благодарность. Талис, как провинившийся юнец, ворвался в ее покои на следующий же день с огромным букетом лилий. Впрочем, стоило ей громко чихнуть спустя несколько мгновений, его пыл слегка поубавился. Кто же знал, что из кучи цветов именно на эти у нее окажется аллергия? Джейс не кланялся ей в пол, не целовал руки и не обещал горы золота, лишь один раз крепко обнял, чуть приподняв над землей, шепнув на ухо слова благодарности. Кейсо хватило этого с головой, большего, кроме спасенной жизни, ей и не требовалось. Впрочем, заслугу его жизни она себе даже не приписывала, ведь основную роль сыграл все-таки Виктор, вовремя взявший себя в руки, и чудодейственный хекстек, секрет которого они так и не разгадали, хотя упорно пытались. Виктор помнил все размыто, отрывками, а как самолично выкачал яд из тела Талиса, растворяя каждую крупицу в крови на молекулярном уровне, — и вовсе терялся в догадках. Только неуверенно бормотал что-то про руки, странные ощущения на коже и оживший хекстек. Медарда сдержанно похвалила хорошую реакцию и самоотверженность, и Кейсо даже почудились теплые нотки в ее голосе. Талис, влюбленный в Мэл, ее ничуть не удивлял, но казалось, что даже в пустынном сердце циничной советницы нашлось место наивному ученому. Кейсо их не осуждала. Любому, даже самому испорченному человеку нужно было пристанище в виде чьих-то аккуратных рук, которые поддержат в ночи смуты и тихого презрения к себе. Лабиринтообразные пустующие коридоры нагоняли на Кейсо тоску и заполняли легкие чем-то липким и вязким. Ее клонило в сон, усталость за честно отработанные двенадцать часов — в два раза больше положенного — давала о себе знать. Потому шуточки приставленных к ней двух миротворцев были совершенно некстати. Кейсо не намеревалась лишний раз им хамить, потому что выслушивать очередные упреки и «просьбы» Талиса быть сдержанней, ведь на нее вновь нажаловались излишне ранимые солдаты, до жути не хотелось. Если Пилтовер чему и научил ее, так это терпению, впрочем, оно было весьма шатким: стоило каким-то отморозкам, вроде этих, в сотый раз за день назвать ее «деткой». Новенькие — это она поняла сразу. Даже дорогу до своих покоев пришлось им объяснять. В их представлении Кейсо была забавной диковинкой из Зауна, которую ученые решили оставить у себя, чтобы время от времени хлопать ей в ладоши и просить сыграть на балалайке, когда они утомятся от работы. Сама же Кейсо едва ли не гордилась тем, что пока рядом был Джейс или Виктор, — она практически не чувствовала себя той, кем являлась на самом деле: пленницей. Они работали, смеялись, рассказывали друг другу байки и снова работали. Любое грубое слово в ее адрес воспринималось весьма негативно, и все рано или поздно с этим свыклись. В покои — под стражей, в лабораторию — тоже, но помимо этого все перестали ожидать от нее, что она вдруг выхватит нож и втихаря перережет кому-то глотку. Нахождение Кейсо здесь перевалило за пятый месяц, и за это время она имела сотню и один шанс испоганить кому-то жизнь, но ни разу ими не воспользовалась. — Спесивая, — хохотнул один из миротворцев, — держу пари, так и хочешь, чтобы кто-то тебя оприходовал, тебе ведь, наверное, так одиноко в своих покоях, раз ты работаешь до полуночи? — он дернул ее за руку, призывая остановиться, и Кейсо развернулась к нему, кидая предупредительный взгляд. — Убери от меня свои поганые руки, — зашипела она, дергая руку из хватки, но тот лишь сильнее сжал, скалясь широкой улыбкой. — Брось, не ерепенься, детка… — Еще раз назовешь меня деткой, — не церемонясь, Кейсо ухватила его за яйца и посильнее сжала, подтверждая серьезность намерений, когда мужчина от неожиданности выдохнул весь воздух из легких, — и я оторву их к чертовой матери. Это был грязный ход, Кейсо знала, но совершенно не чувствовала за него угрызений совести. В Зауне ей частенько приходилось сталкиваться с кем-то шире и выше ее раза в два, и это был один из тех немногих способов самозащиты, которые были доступны даже ей с ее скудной физической силой. Но мужчина оказался проворнее, чем она ожидала, и вывернулся из ее слабой хватки в мгновение ока, одно слово — миротворец, хоть чему-то их учат в своих поганых академиях. — Не тебе со мной тягаться, паршивка, — он схватил ее за грудки, подтягивая ближе и сжимая ее запястья одной ладонью. — Скажи, Маркус уже трахнул тебя? Ставлю сотню золотых, что да. То-то его взгляд так звереет, когда он смотрит на тебя, — гадко засмеялся мужчина. — Боюсь тебя огорчать, но тупые ублюдки вроде вас и вашего поганого шерифа не в моем вкусе. Со стороны миротворца вновь послышался гортанный смех, и он схватил ее за подбородок, заставляя поднять взор на него. — Прекрати, — впервые заговорил его молчаливый напарник. — Она расскажет мистеру Талису, у нас будут неприятности. — А она не расскажет, — мужчина прошелся склизким языком по ее шее, тут же впиваясь зубами в мягкую плоть, — ей понравится, верно, детка? Я же знаю, что значат эти татуировки на твоем миловидном личике. Ты, наверное, и сама не против поразвлечься, я же прав? — Я выцарапаю тебе глаза, если ты еще хоть раз прикоснешься ко мне своими конечностями. — Да, продолжай, — горячо зашептал мужчина, продолжая глумливо скалиться и сдерживать попытки девушки вырваться. — Меня это возбуждает. — А когда тебя в зад имеют, часом, не возбуждает? — рыкнула Кейсо, стараясь скрыть начинающийся мандраж. — А ты место-то свое не забывай, — он наотмашь хлестнул ее по лицу, оставляя режущее ощущение у уголка губ, — бляшка перчатки попала четко по сгибу, значит, через несколько минут точно расползется красивенный синяк. — Наслышан я от коллег, что пригрелась ты слишком под крылом у Талиса, разгуливаешь тут по коридорам, как так и надо, глазки им строишь. Думаешь, что ты под их защитой? Да эти высокомерные аристократы, возомнившие себя элитой Пилтовера, выкинут тебя за шкирку сразу, как только ты им надоешь, не прельщайся. — Но, если она расскажет… — вновь неуверенно начал его напарник. — Господи, да она же слепая, как она нас узнает, недоумок?! Что она скажет, что двое миротворцев, которых она знать не знает, напали на нее среди ночи?! — повысил голос мужчина, сильнее впиваясь в ее запястья. — Мы даже не на своем дежурстве, ты что, позабавиться не хочешь? — А ты рискни, — оскалилась Кейсо, и мужчина зарычал, приближая свое лицо к ней, — рискни, и проверим, чем это для тебя обернется. — А ты просить о пощаде не умеешь, да? — зло выплюнул он. — Гордая слишком, небось, для этого? Зауновская поганая кровь не даст по-хорошему? Заткни ей рот, она слишком много болтает. Из горла Кейсо вырвался гортанный рык, прежде чем ей в рот влезла какая-то тряпка. Она протестующе замычала, ощущая, как ее грубо подняли на руки, бесцеремонно вздернув рубашку. Кейсо не думала, что такое возможно: только не в стенах величественного совета, где все безопасно и вылизано до идеальной белизны. Она и вправду никогда бы не попросила его о милости не сотворять с ней то, что желал мужчина, но, наверное, огрызаться было лишним. Кейсо упрямо боднула кого-то из двоих миротворцев ногой, получая вторую опаляющую пощечину, и зарычала проклятия сквозь плотную ткань. Какой черт дернул ее работать до того часу, когда на помощь тех, кому ее жизнь была хоть как-то небезразлична, уповать не приходилось, — она понятия не имела. Кейсо честно пыталась брыкаться и дергаться, но ее попытки были просто смешными на фоне силы двух мужчин. Руки начинали неметь от слишком сильной хватки. По телу прошелся первый тошнотворный порыв, когда ее грудь болезненно сдавили пальцы, а по щеке мазнули чем-то влажным. — Тьфу, плоская, даже ухватиться не за что, — показательно сплюнул один из мужчин, приподнимая девушку за бедра так, что она повисла с запрокинутой назад головой ровно между двух миротворцев. Шанс, что ее, просто припугнув, отпустят, растворялся с каждой секундой, и Кейсо, в очередной раз дернувшись, ощутила, как глаза обожгли горячие капли горечи и боли. Один из миротворцев зарылся в ее брюки, без прелюдий врываясь пальцами в ее лоно, отчего девушка выгнулась в попытке сгладить режущие ощущения. Не так она себе представляла прерывание двухлетнего отсутствия мужских прикосновений. — Еще и сухая, я-то думал, такие, как вы, всегда должны быть готовыми, разве не так? Он ободряюще похлопал ее по щеке и выдернул ткань, успевшую пропитаться ее слюной. Запрокинутая голова кружилась от прилива к ней крови, неудобное положение давало о себе знать затекшими конечностями и легкими судорогами. Не прекращающие свои манипуляции пальцы приносили острую боль, сухо двигаясь внутри нее. Как только Кейсо нашла в себе силы превратить тихий хрип в крик, в надежде, что его услышит хоть кто-то, один из миротворцев с силой сжал ее скулы, до боли. Челюсть пронзили горящие искры, и в рот толкнулся возбужденный мужской орган. Девушка попыталась сцепить зубы, но очередное движение чужих пальцев внутри и сильно сжатые руки на скулах заставили лишь давиться собственными слезами и беспомощностью. Не сказать, что это было для нее впервые. Просто она никак не думала, что подобное может произойти именно здесь. В городе, который по определению преподносит себя в лик святых. «Браво, Джейс, — пронеслось у нее в мыслях остужающим потоком, который не предзнаменовал ничего хорошего. Страх, боль и горечь были человеческими эмоциями, а вот их отсутствие на пару с безразличным смирением никогда не нравилось Кейсо. Она не хотела становиться тем, кем ее хотят видеть весь Пилтовер и добрая часть Зауна. — Ты действительно оказался прав. Пилтовер не такой, каким я его вижу. Он намного хуже». Самым лучшим вариантом было просто расслабиться и думать о чем-то другом. Это никогда не помогало, но чем меньше она запоминала процесс, чем меньше думала о свершаемом над ней, тем проще потом было отсрочить эти ощущения. Выкинуть насовсем, конечно, не получалось. Лишь отложить на дальнюю полку сознания, кривясь, когда отрывки воспоминаний приходили размытыми образами в липких снах. Миротворец не успел сделать и дюжины толчков, прежде чем услышал посторонний шум, а затем и сверкнувший в темноте коридоров фонарь. Виктор тревожно размахивал руками перед лицом у Джейса, пытаясь что-то ему доказать, пока тот упрямо хмурился, переговариваясь с Кейтлин. Виктор заявился в его покои среди ночи, нервно стискивая трость, и заявил, что не может найти Кейсо. Конечно, поначалу Талис лишь отмахнулся от него: да что могло произойти с этой взбаламошенной девчонкой, ей Богу. — Брось, что с ней могло случиться в этих стенах? — он наотмашь кинул подушкой в незваного гостя, всем своим видом показывая, что не намерен поддаваться на беспочвенную панику друга. — Наверняка вновь засиделась в лаборатории допоздна. — Ее там нет, — Талис сонно разлепил глаза, кидая взгляд на Виктора. — У ее покоев дежурит Кейтлин, и я наведывался туда, и… — И? — уточнил он, видя, как глаза Виктора нервно мечутся по комнате. — Миротворцы не приводили ее в покои. Какого черта Виктор вообще решил наведаться в покои Кейсо на ночь глядя, Джейс предпочел не размышлять. Они шли по коридору втроем, не зная, стоит ли бить тревогу или Виктор и вправду просто перенервничал, как всегда что-то напутав. Талис склонялся к тому, что Кейсо просто-напросто отключилась на рабочем месте, переусердствовав, потому недовольно бурчал под нос, что его подняли среди ночи. Кейтлин шла рядом ровно, выверенными шагами сопровождая друга и внимательно внимая всем словам Виктора, — в конце концов, если он прав, то ей выпадет шанс заняться чем-то посерьезнее, чем самыми мелкими поручениями, неизменно крутящимися лишь вокруг семейства Кирамман. Похищение? Угроза? Вымогание выкупа? Теории лились одна за другой, и каждая ярче предыдущей, и к моменту, когда в ее глазах блеснул возбужденный огонек, она услыхала тихие хрипы, доносящиеся из небольшого ответвления коридора в сторону подсобки. Кейтлин наугад мазнула фонариком в сторону и застыла на месте, роняя его на пол. Ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы прийти в себя, и дрожащими руками поднять предмет освещения, но вновь направить его вперед духу у нее так и не хватило. Картина, блеснувшая в полутьме, врезалась ей в подкорку надолго. Джейс, в отличие от нее, действовал куда более быстро и решительно. Его физической комплектации позавидовали бы многие миротворцы, поэтому двух коротких ударов, близких к нокауту, ему хватило для того, чтобы девушка выскользнула из рук мужчин, падая в руки подоспевшему Виктору. Тишина, опустившаяся на коридор, уничтожала нутро Кейсо едва ли не сильнее, чем трахающий ее в рот миротворец. С этим она могла справиться — привыкла уже. А вот с тем, что ее в таком виде застал кто-то еще, а тем более Виктор, — она смириться не могла. Молчал каждый. Миротворцы — от медленно приходящего осознания, что их скоропостижное решение, не предвещавшее ничего плохого, кроме удачного шанса получить удовольствие на скорую руку, — принесет свои последствия. Им оставалось лишь надеяться, что шериф, услышав о случившимся, только посмеется с ними на пару над ситуацией, а может, и довольно похлопает по плечу, мол, ловко вы это провернуть решили. Джейс — от того, как тряслись кулаки от досады. Буквально недавно он убеждал Кейсо в том, что Пилтовер — не такой, каким она его видит. Виктор едва удерживал повисшую на нем девушку, не смея оторвать взора от ее пустого взгляда. Казалось, она превратилась в тряпичную куклу, отключившись сознанием от происходящего. Он судорожно сжал пальцы вокруг ее плеч, стоило ему увидеть засохшие дорожки слез у глаз. Сама же Кейсо молчала просто потому, что говорить ей было нечего. — Кей… — прошептал Виктор, не в силах сказать что-либо еще. — Ты в порядке? — Джейс так же был немногословен, не зная, что вообще может сказать. Выдержке девушки и умению держать лицо в любых ситуациях позавидовал бы каждый. Даже Талис залепил себе мысленную пощечину: как на его идиотский вопрос она не сорвалась, повышая голос до судорожного крика, — нет, она, мать его, определенно не в порядке, — он понятия не имел. Вместо этого Кейсо позволила себе обессилено прикрыть глаза на пару секунд, чтобы открыть их через мгновение за очередной маской. Она оттолкнулась от едва стоящего на ногах Виктора, окидывая безэмоциональным взглядом пространство перед собой, а затем коридор разрушил ровный, уверенный голос. — Да, я в порядке, — у Виктора паршиво заныло сердце. Как вообще она могла вести себя и говорить так, словно ничего не случилось? Как сильно она привыкла скрываться за валунами равнодушия и почему внутри нее ничего не перемкнуло? Но проблема была в ином: Виктор просто этого не видел. Перемкнуло, еще и как, просто мужчина не был готов заглянуть под этот самый валун. От страха ли того, что там увидит, или от нежелания сложностей — сказать было трудно. Кейсо никогда не трубила о боли, проблемах или шрамах на душе направо и налево, а Виктор и не знал, что до некоторых рубцов следует копать: долго, нудно, усердно, так, что пот со лба мешает ясному взору. Ему казалось, если есть необходимость в помощи — озвучь ее, да и дело с концом; он банально не знал, что особо старые гнойники внутри тормошить нельзя, и любое неуклюжее вмешательство будет заносить занозы все глубже под кожу. Кейсо выглядела, как человек, не имеющий за душой ни переживаний, ни детских страхов, пробуждающихся лишь в ночное время суток. Казалось, ее вообще ничем не вышло бы сломать, и отчасти так и было, но в середине ее погнутого стержня было и то, о чем она привыкла никогда и не вспоминать, зная, что ни у кого все равно не хватит терпения разгребать ее спутанные мысли, глубинные заржавевшие механизмы и прогнившие детали. Кейсо не винила Виктора в том, что он не был готов по кусочку, по песчинке откапывать ее из собственной темницы, потому что сама же ясно давала понять, что никакая помощь ей не нужна. И все же иногда эгоистичное желание, утробный крик, застывавший где-то в солнечном сплетении, душили ее горечью на саму себя. Она гордилась тем, что ее образ окружен язвительностью, надменностью и грубой прямолинейностью, но неужели никто не замечал, что это было лишь иллюзией, плотно сплетающейся с ней корнями настолько, что разницы не чувствовала уже и сама Кейсо. Неужели никто, даже Виктор, в прикосновения с которым она вкладывала все отчаяние, всю горечь и орущий сиреной крик о помощи, неужели даже он не видел, как сильно она нуждается в спасении? Неужели никто, черт возьми, не видел, что ее хрупкая маска разваливается по частям, за гранью которой сидит сама Кейсо — разбитая, опустошенная, в бесконечных поисках своего места в этой гребаной жизни? Нет, все видели лишь того, кого Кейсо им ежедневно подсовывала, опасно ухмыляясь, рыча и раскидываясь грязными шутками. Никто не желал заглядывать дальше, чем позволяла Кейсо, опуская руки на полпути, никто не слышал ее безудержного воя о помощи, о чьих-то крепких руках и заверениях, что все теперь будет хорошо, что никто в этой жизни больше не причинит ей вреда, потому что он этого не позволит. Кейсо не имела права на всю эту чушь. Потому что она выстраивала этот образ постепенно, вживалась в него из года в год. Ее окружали люди, которые верили в нее, ожидали от нее защиты. Они не умели притворяться стойкими, когда внутри все разрывалось от потерь, а Кейсо умела. Она притворялась сильной, когда быть таковой не получалось, и заставляла остальных, сжимая зубы, учиться быть такими же. Именно поэтому она и понимала: никто в этом чертовом мире не должен был слышать крик о помощи, исходящий из ее самых глубинных страхов. И ровно настолько же она отчаянно этого желала. Эти два встречных огня слились в ней, не уступая один другому, и вели борьбу вот уже несколько месяцев. — Кто они? — следующий вопрос, сорвавшийся с ее губ, прозвучал еще более безжизненно, словно затишье перед бурей. — Кейсо, тебе не обязательно знать… — начал Джейс. — Кто они? — отчеканивая каждое слово, повторила она. — Нотт и Кристор Столлерты, — дрожащим голосом произнес один из миротворцев, разумно посчитав, что лучше будет сознаться сразу, но промямлил это так тихо, что никто, помимо самой Кейсо, даже не расслышал его. Это был именно тот голос, который всего пару минут назад звучал возбужденно-хрипло. — Так ты Нотт, верно? — ухмыльнулась она, думая о том, что такое гадкое имя может быть только у полного идиота, решившего, что в центральном здании Пилтовера их никто не увидит. — Да, мисс. — Мисс? А что, детка тебя больше не устраивает? Подойди-ка ближе, — протянула она, поманив того пальцем, и Виктор в который раз за вечер нервно стиснул трость: она умела переодеваться из образа в образ быстрее, чем он успевал следить за этим. — Не бойся, я не кусаюсь, милый, подойди, — ее голос звучал практически ласково, словно она и вовсе не держала на него зла, но еще сильнее расползшаяся ухмылка по лицу заставила мужчину задрожать и отступить назад. Кейсо рыкнула, сделав шаг вперед, и наугад схватила его за грудки. — Так вот послушай меня, Нотт. Клянусь Богом, я отрежу твой поганый язык и заставлю твоего брата его съесть. — Кейсо! — Джейс одним рывком оттянул ее в сторону. — Какого черта ты несешь? — Хорошего вечера, мистер Талис, — холодно улыбнулась девушка и, тряхнув напоследок волосами, оправилась в сторону своих покоев. — Кейтлин тебя проводит. — Мне не нужна… — Это не просьба, Кейсо, — жестко ответил он, и девушка скрипнула зубами, ощущая, как ее мягко взяли под локоть и повели по коридору. Казалось, каждая минута этого чертового вечера была вызвана лишь одной целью: напомнить Кейсо, что как бы ей ни хотелось, все, на что у нее есть права, — заткнуться и слушать чужие приказы. Ее будут слушать ровно столько, сколько им будет того нужно, а когда наиграются… Что ж, вероятно, тот миротворец был прав: ее просто выкинут отсюда, как переработанный, изживший себя материал. Она шла ровно, но в локте все еще ощущался мандраж, когда ей в руку толкнулась чужая ладонь, протягивая мягкий платок. Кейсо понимающе хмыкнула, проводя кончиком по припухшим губам, стирая кровоподтеки и чужую смазку. — Я-я, — замялась Кейтлин, нервно одергивая мундир, — не знаю, что говорят в таких ситуациях. — Благодарят, что его член был размером с гороховый стручок, который при всем желании не может перекрыть дыхательных путей, — зло огрызнулась Кейсо, не желая вести диалог с очередным миротворцем, и та, вспыхнув от неэтичных выражений, замолчала, подав голос, лишь когда Кейсо вставила ключ от покоев в замочную скважину, заползая внутрь комнаты. — Я дежурила несколько раз у твоих покоев, но никогда не видела тебя, — они зашли в покои, и Кирамман замерла, прикрыв за собой дверь. — Я могу чем-то помочь? — Сомневаюсь, — невесело хмыкнула Кейсо, ощущая, как руки начинают мелко подрагивать. Она несколько раз тяжело вдохнула и выдохнула, пытаясь справиться с подступающей истерикой, и сглотнула вставший в горле ком, ощущая, как ей на плечи легли аккуратные женские ладони. Находившаяся рядом девушка хоть и была миротворцем, но по определению казалась ей иной. Об этом говорили неуверенность и отсутствие грубых ноток в голосе, юношеский максимализм и какая-то искренняя наивность. Словно та все еще верила в свою работу и то, что она должна нести лишь благо. Хотелось послать девчонку куда подальше со своими вопросами, но вместо этого Кейсо надрывно всхлипнула, не сдержавшись, и развернулась лицом к Кейтлин. С девушками всегда было проще, они понимали намного лучше хоть в сбивчивых разговорах, хоть в молчании. — Просто дай мне пару минут, — не было никакого резона отыгрывать роль непоколебимого выходца с Линий, когда стоящая перед ней незнакомка не знала о Кейсо ровным счетом ничего. Девушка приложила чужие ладони к щекам, ощущая, как нежные подушечки слегка испуганно очерчивают ее скулы, словно желая помочь хоть как-то. Кейсо не плакала. Тут было не о чем развозить сожаления, но даже с ее опытом грязи в Зауне такое нельзя было забыть и продолжить существовать припеваючи. Прикосновения девчонки оставляли ее на границе реальности, не давая упасть в темную пропасть. Кейсо простояла так добрых несколько минут, прежде чем шумно выдохнула и открыла глаза. Отпустить так и не удалось, но боль и паршивые воспоминания слегка притупились под напором Кейсо. Она привыкла, потому что иначе с этим было не справиться. Все воспоминания, отправленные на задние полки сознания, клубились там черным маревом, и девушка иногда боялась, что однажды там просто не останется места для складирования новых тяжелых мыслей и тогда они неконтролируемо разлетятся в сознании, съедая Кейсо живьем. — Ты выглядишь другой, — озвучила свои мысли Кейтлин, когда девушка убрала ее руки с лица и проследовала к креслу, устало усаживаясь. Она не была похожа на ту, кого только что пытались изнасиловать, да и впрочем… Практически это с ней и сделали. Она была похожа на человека, с которым случилась досадная неприятность, не более. — Что значит «другой»? — в любой другой раз Кейсо было бы наплевать на чужие мысли, она даже не спрашивала бы этого. По-хорошему следовало послать девчонку на все четыре стороны и предаться самобичеваниям на тему произошедшего, но пустота покоев стала сильно давить, заставляя Кейсо испытать внезапный испуг. Если Кейтлин покинет комнату, то девушка останется совершенно одна наедине со своими мыслями, которые сожрут ее в мгновение ока. — Другие миротворцы рассказывали о тебе, и я…. Я думала, ты больше похожа на… — Монстра, вылезшего из сточных канав нижнего города? — иронично хмыкнула Кейсо, искривляя губы в полуулыбке, и неуютно поерзала на сидении, ощущая саднящую боль там, где оставили свои поганые следы грубые пальцы миротворца. — Да, — внезапно согласилась Кейтлин, и Кейсо удивленно приподняла брови. — Искренняя, — хмыкнула она сама себе. — Редкое качество для миротворца. Сколько тебе? Восемнадцать? Двадцать? — Двадцать один, — упрямо вскинув нос, проговорила девушка, и Кейсо тихо рассмеялась обиженным ноткам в голосе. — Далеко пойдешь, Кейтлин, — заметила она непробиваемость той и тут же вновь зашипела от неприятных ощущений. — Так я могу чем-то помочь? — тон миротворца вернулся на обеспокоенный, но Кейсо лишь упрямо помотала головой. — Если у тебя не припасено пару литров чего-то крепкого, чтобы я могла напиться, как свинья, и уснуть крепким сном, то вряд ли ты можешь мне чем-то помочь, разве что только… Дверь резко распахнулась, едва не задевая во время отскочившую Кейтлин, и человек, ворвавшийся в комнату, застыл на пороге, взирая на подчиненную и распластавшуюся на кресле девушку. — Кирамман, — отчеканил Маркус, нервно сжимая в руках шлем. — Какого черта ты тут делаешь? — Джейс… Господин Талис сказал мне сопроводить ее до покоев и убедиться в ее сохранности. — Кто это был? — прямо спросил он, не желая ходить вокруг да около, и Кейтлин удивленно вытянулась в лице от лицезрения непривычной нервозности у шерифа. — Кирамман! Кто это был? Девушка едва успела раскрыть рот, как ее перебила Кейсо, лениво потягиваясь на своем месте так, словно ее только что разбудили и происходящее вокруг ее совершенно не волновало. — Оставьте Вы девчонку, шериф, Бога ради, тут нет поводов для беспокойства, — Кейсо откинулась на сидении, всеми силами пытаясь показать, что присутствие мужчины ее утомляет. — Кирамман, я жду имен, — все так же не сводя с нее взгляда, продолжил он. — Или хочешь, чтобы я тебя отстранил? — Маркус, — рявкнула Кейсо, и Кейтлин испуганно подпрыгнула на месте, ощущая себя меж двух огней. Казалось, комната наполнилась густым напряжением, ощущавшимся в присутствии этих двоих, и девушка мотала головой из стороны в сторону, не понимая, что вообще происходит. Они оба выглядели так, словно говорили о чем-то своем, известном лишь им, ведя какое-то внутреннее противостояние. — Мне не нужны подачки от совета и особенно от миротворцев. Вы всегда приходите чуть позже, чем следовало. Это не твое дело и не дело совета, а мое личное, так что проваливай отсюда. — У меня есть приказ. — Пошел к черту, — отчеканила каждое слово Кейсо, наклоняясь вперед, и прищурила глаза, — со своими приказами. Ты — подбитый пес, который даже не знает, кому желает служить. От такого, как ты, мне никакая помощь не нужна и даром, а если твоим щенкам некого трахать по ночам, — ее голос опасно дрогнул, отдаваясь гулким звоном в ушах у шерифа и опуская над его шеей мысленную плаху. — Так закажи им, черт возьми, шлюх! Я повторяю в последний раз: проваливай из моих покоев. Мужчина впился пальцами в ободок шлема, глядя на не дрогнувшую Кейсо так, словно намеревался прожечь в ней дырку взглядом, не меньше, но она все так же сидела, сощурив глаза и явно намекая на отсутствие настроения даже на то, чтобы перекинуться с ним парой не особо лестных фраз. Он скрипнул зубами, лишь приоткрыв рот, чтобы ответить ей, но Кейсо, услышав многозначительный вздох с его стороны, словно он намеревался вдохнуть поглубже для длинной тирады, опередила его, с силой ударив кулаком по столу. — Вон, — звенящим голосом проговорила она, и Маркус нахмурился, делая шаг назад, а затем, плюнув на взбаламошенность Кейсо, развернулся и вышел из покоев, напоследок смачно хлопнув дверью. Кейсо ощущала, как стоящая рядом Кейтлин посылает ей немые вопросы, вероятно, то раскрывая, то закрывая рот в неуверенности. — Значит, ты девчонка Кирамманов, да? — она откинулась обратно, устало вздымая глаза к потолку. — Чай будешь? Кейтлин потребовалось не более десяти минут, чтобы заварить чайник, на который Кейсо наотмашь указала, расставить чашки и достать сомнительного вида печенья, видимо, оставшиеся еще с завтрака. Она уселась поудобнее напротив девушки, без зазрений совести пялясь на ее светлые глаза, не выражающие ровным счетом ничего, и, наконец, спокойно выдохнула. — У вас внизу там все такие бесстрашные? — она неловко усмехнулась, не зная, с чего начать диалог и как ей стоит реагировать на приглашение пленницы выпить с ней чаю. — Ты пробыла со мной каких-то полчаса и уже решила, что я бесстрашная? — Кейсо насмешливо подняла одну бровь. — С чего бы это? — Все, кто разговаривают так с шерифом, хорошо не заканчивают, и что-то мне подсказывает, что такой тон звучит в его сторону не впервые, — Кейтлин вспомнила раздувающиеся от гнева ноздри мужчины, его побег из комнаты, словно он был поджавшим хвост щенком, но самым странным, что врезалось в ее памяти, была обеспокоенность на лице шерифа, которую ей не приходилось ранее лицезреть. — Ты не боишься его? Она знала Маркуса много лет, с того момента, как в ее детской голове поселилось четкое понимание, как именно она хочет строить свою жизнь. Он казался ей напыщенным и самодовольным говнюком, которого, впрочем, уважали в Пилтовере многие. Хотя она и не была уверена, не было ли вызвано это уважение банальным страхом. Маркус никогда не терпел надменного тона или преступающих границ дозволенного в свой адрес, Кейсо же смела их все, и это был первый раз, когда Кейтлин видела, чтобы он просто покорно отступил. Первый раз, когда он послушался чьего-либо приказа, кроме, разве что, совета. В любой другой раз Кирамман была бы уверена, что он вернется в ее покои с парой миротворцев и на этот раз ее не спасет даже покровительство Джейса, но выражение лица у шерифа было иным, отличающимся от привычного. Смесь страха, отчаяния, какой-то сомнительной вины и едва заметные нотки беспокойства в голосе, которые тот, казалось, просто не мог скрыть. Девушке чудилось, что она ненароком влезла туда, куда никто не смел смотреть даже одним глазком. Стыд за то, что она лицезрела шерифа, ее начальника, в таком растерянном состоянии, никак не хотел утихать. — Кейтлин, — Кейсо отпила глоток чая, блаженно прикрывая глаза от распространяющегося внутри тепла. — Мы играем с ним в кошки-мышки уже много лет, столько даже не живут, — она хрипло рассмеялась со своей же шутки, но словив тихое недоумение от девушки, лишь улыбнулась. — Мы на дух не переносим друг друга, но это не значит, что при возможности всадим нож в глотку. Только в том случае, если обстоятельства очень сильно припрут к стенке. Эта игра забавная, и нам обоим просто интересно переиграть друг друга, вот и все. Я могу с ним так разговаривать, потому что если он дернется в мою сторону, я расскажу совету много чего интересно о нем. Мне хватит информации, чтобы испортить его жизнь навсегда. — Но что тебе это дает? — Кейтлин непонимающе мотнула головой, и Кейсо вновь вопросительно подняла бровь. — Ей Богу, Кейт, тебе же двадцать, а не десять, — но девушка все также не понимала намека, и Кейсо любопытно хмыкнула. — Он мужчина, а я женщина, к тому же из нижнего города. У меня в крови заложено дразнить тех, кто сильнее. Девушка неловко стушевалась от прямых слов Кейсо и повертела в руках чашку. — Расскажи мне, — вполголоса проговорила Кейтлин и тут же словила недоуменный взгляд девушки, неловко прокашлявшись. — Расскажи мне о нижнем городе. — А почему ты говоришь полушепотом? — Кейсо шутливо понизила голос, кривляя Кейтлин, и та тут же вспыхнула. — У вас здесь что, разговоры о Зауне находятся под запретом? — Нет, просто… — Город, который нельзя называть, — завывающим тоном произнесла Кейсо, делая страшное лицо, и Кейтлин, не сдержавшись, хихикнула. — Вот, ты даже смеяться умеешь, — растянулась в довольной улыбке Кейсо, ощущая, как недавние события медленно растворяются в смехе приятной собеседницы и ощущении горячего чая на языке. Ей не хотелось думать ни о чем, было желание сконцентрироваться на разговоре, как на единственном реальном в мире, и забыть к чертовой матери все произошедшее. Вот только Кейсо знала: утром, когда она проснется и осознание накроет ее с головой, Пилтовер в ее мыслях снова воспылает ярким пожарищем в попытках сжечь дотла все, что с ним связано. Иногда ей казалось, что с ней играют в какую-то поганую игру, разделив жизнь на «казнить» и «помиловать» Пилтовер, и по одной ставят черточки в каждой колонке, с азартом наблюдая, в какую же сторону склонится ее душа. Произошедшее поставило сразу несколько пометок в колонке «казнить». Проблема была лишь в том, что исход игры Кейсо знала наперед. Что бы с ней ни приключилось в Пилтовере, какую сладкую негу ни сулил бы ей город, пусть Кейсо хоть искренне возжелает плюнуть на все и остаться здесь навсегда — она пришла сюда с одной целью: ударить по его сердцу. И пусть Пилтоверу с некоторыми людьми удавалось капля по капле растапливать ее нутро, плавить душу и заставлять забывать о том, кто она на самом деле, конец, так или иначе, будет один. Казнить.***
Воздух, кружившийся в причудливом танце на веранде, отдавал пряной листвой и мнимой свободой. Тем, чем все жители Пилтовера считали, что гордо распоряжаются и пользуются, но на деле никогда не пробовали их даже кончиком языка. Все они были скованны моральными нормами, этикетом и еще Бог знает какими устоями. Видимо, все кроме миротворцев. Кейсо передернула плечами. Топиться в самобичевании было бессмысленно, да и в большей мере принесло бы еще больше поганого настроения. Она позволила себе выдохнуть всю свою злость и обиду в подушку, чтобы через мгновение встать как ни в чем не бывало. В конце концов, это был не первый и, возможно, не последний раз. Все последствия, оставшиеся у нее, — всего-то припухшая губа, очередная капля в песочных часах тихого порицания собственного тела да еще сильнее опустившееся либидо. Она сидела в покоях уже второй день в кристальной тишине, которую один раз нарушила женщина-медик, черствым тоном предложившая помощь, за что была сразу же выставлена из комнаты, да Кейтлин, вновь наведавшись к ней с попытками отвлечь от дурных мыслей. Несмотря на то что попытки эти были весьма неумелые и неуклюжие, Кейсо была им благодарна. Виктор и Талис и вовсе не подавали никаких признаков жизни, и это отдавалось нервным пощелкиванием на задворках сознания. Нет, она не думала, что они из тех людей, кто вдруг посчитали бы, что Кейсо сама виновата в сложившейся ситуации. Но девушка неплохо знала Виктора. Его реакция и истинные мысли на этот счет пугали ее. Кейсо совершенно не понимала, чем обернется сложившаяся ситуация и как она сможет продолжать работать с таким же равнодушным лицом, если за спиной каждый, кому не лень, будет перешептываться о произошедшем. — В Пилтовере день революции не любят вспоминать, — внезапно послышался позади голос Виктора, и Кейсо вынырнула из раздумий, оборачиваясь и хмурясь. — Не говори мне, что ты забыла, что эта дата сегодня. — Мне было как-то не до этого, — огрызнулась Кейсо, не желая вспоминать о революции. — Даже несмотря на то, что у тебя сегодня день рождения? — Тем более если он сегодня, — Кейсо кинула хмурый взгляд. — Я же этого не говорила, как ты узнал? — Догадался, — пожал плечами Виктор, вставая радом с напряженной девушкой на веранде. — Ты скучаешь по дому? Кейсо несколько раз удивленно хлопнула глазами, переводя пустой взгляд куда-то вдаль, а затем чуть улыбнулась и кивнула. — Ты бы хотела туда вернуться? — вновь подал голос мужчина после короткой паузы и нервно сжал рукоять трости, поднимая вопросительный взор. Как бы он ни готовился, все равно, казалось, не был готов ни к разговору, ни к ответу девушки. — Ты приходишь ко мне в покои после того, как не объявлялся пару дней, стыдясь того, что со мной произошло, а теперь задаешь глупые, бессмысленные вопросы, которые делают мне неприятно. Это что, допрос? — скривилась Кейсо. — Я-я не стыжусь, — он отвел смущенный взгляд, опустив голову. — Нам с Джейсом нужно было уладить кое-какие вопросы, и я просто знал, что так или иначе не смогу сказать ничего достойного. Ничего, что облегчило бы твою боль, — он мягко коснулся ее руки, неуверенно сжимая. — Я не умею подбадривать и успокаивать. — Мне не нужны были подбадривания или успокоения, мне просто нужно было чье-то присутствие, а не съедающее нутро одиночество! — Я не думал, что смогу тебе помочь. — Ты просто испугался того, что можешь оказаться бесполезным, и этот страх превысил желание хотя бы попытаться что-то сделать, — хмыкнула Кейсо, отнимая руку и обессилено упираясь лбом в перила. — Я не знал, что тебе будет полезна моя компания после… Я же мужчина и… — Ты всерьез думаешь, что это для меня что-то новое? — вскинула холодный взгляд Кейсо. — Серьезно считаешь, что такого, как здесь, со мной не свершали внизу? Черт тебя дери, Виктор, — она хрипло рассмеялась, и мужчина протяжно вздохнул. — Я не подношу всех мужчин под одну гребенку просто потому, что несколько мудаков в те или иные периоды моей жизни решили заткнуть мне рот и воспользоваться телом тощей девчонки, которая и отпора-то дать не может. У меня нет наигранных травм и комплексов, после которых я теперь боюсь остальных и не позволяю к себе прикасаться. В моей жизни просто нет этому места и возможности, несмотря на то, как сильно это ранит или задевает. Сцепила зубы и пошла дальше — все, на что у меня хватало возможностей. Вместо того, чтобы строить догадки и теории, ты мог бы просто спросить меня. Это же так просто — поговорить об этом, а не мнить, что ты знаешь мою реакцию и мое отношение до того, как я их озвучу. — Я поступил неправильно. — Я знаю. — Так ты бы хотела вернуться домой или нет? — Там мои друзья и близкие, конечно, хотела бы, — мужчина всерьез испугался, что ее раздражение сейчас достигнет предела, выливаясь во что-то вроде пощечины. — К чему эти вопросы? — Но ты ведь можешь сбежать в любой момент, тогда что тебя держит? Девушка на мгновение опешила, неуютно морщась. Хотела она того или нет, но первое, что приходило на ум при этом вопросе, — уютные вечера за разработками с Виктором, перерастающие в захватывающие разговоры, шутливые перепалки с Талисом и их уже совместные попытки подначивать шерифа, и просто рабочие будни, выметающие из головы все посторонние проблемы. Кейсо встряхнула головой. — Хекстек подарил мне то, к чему я давно стремилась: создать нечто новое, уникальное. Что-то, что поможет не только Пилтоверу, но и Зауну, что-то, что объединит их и отстрочит смерти нижнегородцев от мерцания или от рук химбаронов, — девушка проговаривала это в голове сотню раз, но досадная правда била жестче: она перестала играть эту роль. Конечно же, далеко не сразу, но почти каждое слово сейчас было искренней правдой. Пусть Кейсо и преследовала иные цели, пусть в этом всем присутствовали скрытые мотивы, но будь она проклята, если соврала хоть где-то в своих словах. С одной стороны, часть ее натуры, которая вечно противостояла лжи, ликовала, ведь она-то на самом деле не была столь лицемерной, говоря одно, а думая совершенно другое. Вот только стыд перед светлячками и Экко за то, что она временами наслаждалась своим «заточением», угнетал ее по ночам. — Это значит, что ты останешься? Вопрос, как, собственно, и весь диалог, звучал по меньшей мере странно, а Виктор уже успел превысить дневной лимит ее небольшого запаса терпения очередным отрицанием очевидного. Кейсо уже было набрала в легкие побольше воздуха, желая выдать гневную тираду, что дурацкие шуточки мужчины, да и он сам рискует быть посланным далеко и надолго в не самые прелестные и ближние края, но затем в голове прозвенел тихий и слегка тревожный звоночек. Последние два дня прошли для нее практически в вакуумной тишине. Никаких тебе внеплановых проверок от шерифа, ни ранней отправки в лабораторию, как извечного слугу на плантации, ни нарочно громких гадких шуток от миротворцев за дверью. — Мои покои, — наконец выдала она, нахмурив брови. — Миротворцы больше не дежурят возле них? — Нет, и не будут, — Виктор не смог скрыть удивления в голосе от очередной проницательности девушки. Казалось, за неимением возможности видеть она научилась читать чужие мысли. — Да и в целом ни они, ни кто-либо еще больше не имеют права совершать в твою сторону любые действия, противоречащие твоей свободе. На том же уровне, как и свободе любого жителя Пилтовера. Кейсо нахмурилась еще сильнее, а затем ее взгляд недоверчиво взметнулся. — Но почему? — Потому что мы хотим тебе показать, что мир Пилтовера и люди Пилтовера не такие, какими ты их видишь. Не все. И ты здесь более не прислуга и не пес на привязи, никто не имеет права безнаказанно причинять тебе боль или считать, что ты чем-то хуже меня или Джейса или кого-либо еще в верхнем городе. Мы хотим показать, что готовы идти на уступки и стремимся к миру, как и ты, что у нас с тобой намного больше общего, чем тебе кажется. И если ты готова остаться здесь не как мелкая преступница из Зауна, а как ученый, помогающий нам добиться общего результата, мы с Джейсом будем рады видеть тебя завтра в лаборатории. Думаю, дорогу ты уже знаешь, и миротворцы тебе не понадобятся. Мы сделаем жизнь людей внизу и наверху лучше, вот увидишь, осталось совсем немного. С днем рождения, Кейсо. Он несколько мгновений поколебался, оставив так и не реализованный поцелуй в скулу возле незамысловатых татуировок, значения которых он не знал, горчить на губах, и досадно поморщился. Ему и так хватило на сегодня сбивчивых объяснений, чтобы попытаться обосновать еще и свой внезапный порыв. — Кстати, это тебе, — он, словно вспомнив что-то, крутанулся на пятках и протянул девушке руку. — От шерифа. Кейсо нахмурилась, вопросительно приподнимая бровь, и протянула ладонь. В ее руку легло что-то увесистое, и прежде, чем она успела спросить о странном предмете, Виктор развернулся и покинул ее комнату. Она чуть покрутила странный сверток, затем потрусила его, и ей в ладонь упала металлическая трубка с несколькими футами табака в придачу. Кейсо, не сдержавшись, расхохоталась. Это показалось ей просто забавной деталью, о значении которой она решила даже не задумываться. Причинно-следственные связи поступков Маркуса она понимала все меньше. «Если ты отдашь человеку самое ценное в его день рождения, он отдаст душу тебе взамен», — одна из негласных поговорок Зауна, которая сейчас отчего-то даже не пришла в ее голову, но если бы девушка уделила этому всего пару минут размышлений, то забавные мелочи стали бы очевидными на порядок раньше. Виктор подарил ей столь необходимую, как сам воздух, свободу, но сделал это не потому что желал, чтобы Кейсо ушла, а из-за дикого, неестественного и выжигающего легкие желания, чтобы она осталась; не потому что искренне желал помочь девушке и сделать ее счастливой, отпустив туда, куда рвется ее душа, а чтобы убедиться, доказать себе, что даже при таком раскладе она останется здесь. Трубка Маркуса, в общем-то, даже не знающего о ее дне рождения, не являлась подарком. Скорее, она была его слабостью, показательной капитуляцией, мол — делай, что хочешь: казни, ненавидь, презирай, хоть руки в кровь об меня сотри — только не вспоминай о той ночи, не возвращай холодного взора, словно миротворцы выбили из тебя всю врожденную спесь, словно вместо яркого хохочущего пятна осталась выцветшая кукла. Но Кейсо, конечно, этого посыла так и не поняла.