Welcome to the playground, follow me Tell me your nightmares and fantasies Sink into the wasteland underneath Stay for the night, I'll sell you a dream
Виктор воодушевленно скакал вокруг стола с хекстеком, в сотый раз перепроверяя все настройки положения рун и элементов. Талис внимательно перечитывал собственные записи, проговаривая про себя продуманную заранее речь, мысленно заикался и заламывал пальцы. Учитывая консерватизм Хеймердингера и слегка повышенный азарт Медарды, ему следовало найти то идеальное решение подачи их открытий, которое понравится обоим. Но ни к чему стоящему поиски не приводили. Кейсо мирно посапывала на стуле, свернувшись калачиком, но Виктор, наотмашь кинувший гаечный ключ в сторону, попал прямо в нее, отчего девушка резко встрепенулась, недовольно потирая бок, и мужчина виновато улыбнулся. — Я случайно. — Ну конечно, наверняка пытаешься отомстить мне за что-то, — буркнула она, сонно потягиваясь и отчаянно зевая. Они провели несколько безвылазных суток в лаборатории, стараясь успеть до назначенной даты показа двум советникам-покровителям их изобретений, и Кейсо ощущала себя слишком вымотанной. К моменту, когда двери лаборатории распахнулись, впуская небольшую делегацию внутрь, Виктора уже пробрало холодным потом: им предстояло нелегкое объяснение и дискуссия, это-то он знал наверняка. Хеймердингер, нацепив инженерные очки, несоизмеримо забавно выглядевшие на фоне его роста, с деловитым видом слушал перебивающих друг друга Джейса и Виктора. Они пытались вложить в короткое объяснение их мысли, догадки и подтвердившиеся теории за последние пару месяцев, витавшие в лаборатории с того момента, как они решили, что хекстек способен стать не только источником энергии для механизмов, но и тем, что сможет преобразовывать материи вокруг себя, создавая нечто новое. Это они желали продемонстрировать, притащив уже засохшее растение, прозябающее в кладовке лаборатории. То самое, в котором йордл не чаял и души и которое стало неустанно вянуть после попыток Кейсо ставить над ним эксперименты. Хеймердингер недовольно затопал ногой, поглядывая на сидящую вдалеке ото всех Кейсо. В презентации совместных разработок она особого участия не принимала. Талис то и дело обращался к ней с тем или иным вопросом, то ли желая вовлечь в разговор, то ли просто ссылаясь на ее мнение, дабы подтвердить ее незаменимую роль в создании механизмов. Кейсо сидела поодаль, как всегда наглым образом усевшись на стол, — иногда казалось, что стулья она игнорировала намеренно, — то ли пытаясь доказать всем свою принципиальную позицию нигилиста, то ли просто утверждая для себя какой-то особый статус. Медарда кинула на нее беглый взгляд, подмечая темные круги под глазами и более помятый, чем обычно, вид. Это можно было бы списать на то, что последние пару дней компания сдружившихся ученых безвылазно провела в лаборатории, но было в ее взгляде и что-то иное — то, что она не могла прочесть, пока не увидела чуть двинувшуюся позади Кейсо тень. Шторы были плотно задернуты, погрузив комнату в полумрак. Маркус, сопровождавший советников в лабораторию, предпочел занять дальнюю позицию у стены, но чем сильнее распалялись Джейс с Виктором, рассказывая о своих изобретениях, тем ближе продвигался шериф к центру комнаты — туда, где мужчины демонстрировали какие-то огромные механические перчатки, нагонявшие на шерифа неподдельный ужас. Можно было бы сказать, что он просто весьма заинтересован новшествами, которые, вероятно, в скором времени поступят под его управление к миротворцам, но Медарда, разглядывавшая его, была женщиной, имевшей врожденную проницательность. Она практически потеряла интерес к шерифу, воодушевившись презентацией Виктора какого-то странного, но оттого не менее впечатляющего лазерообразного луча, но затем Маркус остановился, впиваясь взглядом перед собой, и Медарда, едва приоткрыв рот в удивлении, замерла. Мужчина застыл в паре шагов от развалившейся Кейсо, вставая ровно за ее спиной угрожающей тенью. Мэл и вправду наказала ему охранять девчонку, но в его взгляде, безмолвно упершимся в Кейсо, было то, что советница не привыкла видеть у надменного шерифа. То, что она наблюдала у многих мужчин, но только не у него и уж точно не к выходцу из Зауна, чье существование он априори ненавидел. Медарда хмыкнула своим мыслям, когда Кейсо чуть сощурила глаза, едва заметно повернув голову в сторону, словно чувствуя чужое присутствие за спиной. А затем ее грудь приподнялась больше, чем обычно, — это она набрала в легкие побольше воздуха, ориентируясь по запахам. Такие детали стали для Медарды чем-то самим собой разумеющимся: тонкое обоняние Кейсо позволяло ей узнать человека раньше, чем тот с ней заговорит. Уголок губ советницы дрогнул как раз в тот момент, когда Кейсо нахмурилась и отвернулась обратно, игнорируя растекающийся в груди мандраж. — Ну, а цветок-то советника Хеймердингера вы зачем притащили? — произнесла Медарда, отрывая взгляд от шерифа и переводя на застывшего посреди комнаты Джейса. — Я думаю, это стоит рассказать самой Кейсо, верно? — он поднял взгляд на нее, и девушка нехотя слезла со своего нагретого места, медленно продвигаясь ближе к хекстеку. — Тут будет уместнее показать, — она кивнула Виктору, и тот, щелкнув нужный переключатель, подтянул пресловутый цветок к хекстеку. Едва его свет коснулся иссушенных листьев, как комнату озарило мимолетное зарево, пронизывая иссохшие волокна растения, напитывая их энергией и соком. Через четверть минуты на месте загнувшихся листьев оказалось вполне себе здоровое и свежее растение, вызвавшее удивленный вздох у всех в комнате. — Но ведь раньше он почти сразу принимал прежний вид, верно? — глаза Хеймердингера блеснули тревожным блеском, когда он снял очки с глаз. — Что вы с ним учудили на этот раз? — Это еще не все, — на лице Кейсо так и не дрогнул ни один мускул, выдавая мысли, — сама-то она не могла лицезреть результат трудов, и это надоедливой мухой жужжало на подкорке сознания. Ведь если их работа не напрасна, если хекстек способен на то, о чем они ранее лишь мечтали — значит, и с ее недугом рано ли поздно можно было бы справиться. Она упрямо мотнула головой: казалось, Виктор стал заряжать ее своим максимализмом, потому что последние лет десять отсутствие зрения перестало казаться ей какой-то проблемой, которая могла бы делать из нее белую ворону. Она была такая, какая есть — и сама себя она полностью устраивала. — Ты уверена? — шепнул ей на ухо Виктор, нервно взирая на такого же взволнованного Джейса, держащего в руках клетку с очередной «неполноценной» крысой. Как и где он добыл ее — Кейсо уже даже не думала, лишь знала, что сейчас в ее жизни был тот самый момент, когда она впервые в жизни осознала важную для себя деталь: она гордилась результатом, который у них вышло достичь. — Я бы никогда не рискнула чьей-то жизнью, если бы не была уверена. Даже если это жизнь крысы, — нахмурилась Кейсо, вызывая у Виктора легкую улыбку, ведь он и не сомневался — иначе и быть не могло. Последующие действия, результат которых заставил йордла впервые в жизни испытать столь сильное восхищение вперемешку с испугом, имели все шансы преломить ход истории. На этот раз вполне себе живое и здоровое подопытное животное щеголяло сейчас по рукавам рубашки Виктора, который не сводил восхищенного взгляда с хекстека, словно тот был центром Вселенной. — Кейсо, это ты сделала? Как? — неверяще мотнул головой Хеймердингер, не отрывая завороженного взора от свободно бегающей вокруг крысы. — Понятия не имею, — хмыкнула девушка, насмешливо приподнимая бровь. — Я же механик, а не биохимик, господин советник. Я могу только крутить шестеренки да паять олово со свинцом, все остальное находится далеко за пределами моей компетенции. Мы лишь работали с хекстеком и генерировали идеи. Все, что видите перед собой, — результат того, что мы считаем разумом хекстека. Мы вложили в основу ядра природный компонент ящерицы, грубо говоря — структуру клеток их вида. Не буду разглагольствовать о том, в чем совершенно не разбираюсь, но в это углубляться не обязательно. — Как это работает? — подала заинтересованный голос Медарда, подмечая блеснувший огонек в глазах девушки. На мгновение подумалось, что она неплохо смотрелась бы в больших аудиториях-амфитеатрах, вещая Пилтоверским зеленым студентам интересную теорию и разбавляя их нудное обучение красочными поучительными историями из прошлого в Зауне. — Хекстек контролировать невозможно, если к магии нет врожденных склонностей, поэтому мы не можем брать его энергию и подстраивать под то, что нам необходимо. Но мы можем направлять его, давая ему что-то взамен. Мы пробовали синтезировать его с чем-то природным, но выходило долго и практически безрезультатно. Все наши подопытные эксперименты заканчивались тем, что растения, — а мы проводили опыты исключительно на них, — вначале расцветали, а затем вяли намного быстрее, чем это произошло бы естественным путем. Пришлось долго искать нужный элемент в нашем уравнении, а нам это так или иначе удалось. — Человек сам по себе хрупкое и слабое существо, — перебил ее Виктор, вновь заводя свою шарманку и намереваясь изложить суть мыслей как можно быстрее, — а с участившимся мракобесием в Зауне продолжительность жизни жителей наших городов стала сокращаться на глазах. Люди погибают из-за незначительных травм или лишаются возможности нормально существовать, — он не сдержал мимолетного взора на свою трость, — из-за врожденных недугов. Все потому, что нашему организму не хватает чего-то, способного восстанавливать клетки и ткани. Но наш хекстек, — он возбужденно указал на него пальцем, — уже научился это делать. В него, в эту матрицу уже заложена способность хладнокровных — создавать что-то недостающее из своей же плоти и крови: отращивать недостающую конечность, восстанавливать голосовые связки, возвращать зрение. — Ну, это ты уже, конечно, разогнался, — нервно улыбнулась Кейсо, подмечая нездоровое возбуждение Виктора. — Вероятно, это так, но пока говорить что-то конкретное рано. Для начал нужно провести эксперименты на людях и… — Нет! — послышался резкий окрик, и все находящиеся удивленно обернулись на Хеймердингера, гневно сжимающего кулаки. — Никаких экспериментов на людях. Мы можем быть благодарны, что хекстек может исцелять наших домашних любимцев, но отращивать недостающие конечности — сущее издевательство над нашей натурой! — Мы делали это не для развлечения, — повысила голос Кейсо, не скрывая своего раздражения. — У нас есть шанс помогать людям. — И как вы будете это делать? Объявите всем, чтобы они выстраивались в очередь к чудодейственному хекстеку? — Хеймердингер с шумом отложил очки в сторону, вставая со своего места. — Или, может, у вас уже есть план, как преобразовать ту «панацею» в таблетки? Лекарства? Сиропы? У вас есть хоть какие-то идеи? — Разве не вы должны заниматься подобным бредом вроде проталкивания подобных вещей в массы? — презрительно скривилась Кейсо, ощущая, как уважение к советнику начинает резко падать. — Нет, мы еще не думали над этим, но… — Тогда и говорить нам не о чем, — отрезал он. — Вы должны представить это на дне Прогресса, через три недели. Если и не ваше чудо-лекарство, то перчатки «Атлас» наверняка, — уверено заявила Медарда, сразу же вставая в легкую оборонительную позу, и скрестила руки на груди, — разговаривая с Хеймердингером, такой быть было просто необходимо. Кейсо на мгновение замерла, услышав о дне Прогресса, и сделала себе сразу несколько мысленных пометок: много народа из высшего общества, множество изобретений в одном месте и, вероятно, замкнутое помещение — каждый пункт и деталь были как нельзя на руку. План, ранее маячивший на горизонте размытым пятном, сейчас вырисовывался четче, чем когда-либо. Но от этого лучше не становилось — наоборот, кошки начинали предательски скрестить где-то под ребрами, и лишь воспоминания, для чего она изначально прибыла в Пилтовер, разъедали нутро живьем. Сейчас-то все слишком поменялось. Слишком, чтобы Кейсо впервые за все время начала сомневаться в правильности избранного ею пути. — Это всего лишь забавные игрушки и теории, — упрямо мотнул головой Хеймердингер. — Это не теория, а рабочий алгоритм, который хекстек создал сам. Мы-то можем ошибиться, а он, — Кейсо махнула наотмашь рукой в сторону крутящейся сферы, — нет. — Это все слишком зеленое, что давать хотя бы какие-то гарантии обществу, представляя ему подобные экземпляры. — Нельзя ждать, когда в наших руках уже есть то, что может спасать человеческие жизни! Каждая секунда бездарно потраченного времени может стоить кому-то жизни! — Не говори так, словно знаешь, о чем речь. — Я прекрасно знаю, — ее голос звонко разнесся по помещению и все как-то сконфуженно сжались, проследив язвительную горечь, — о чем говорю, а если Ваши недальновидные мозги не в силах уяснить, что люди страдают внизу от Вашего бездействия ежедневно, тогда катитесь к черту со своей бессмысленной «поддержкой»! — она перевела дух, сжимая кулаки от злости и слыша, как советник ошарашено хватает ртом воздух от ее неуважительного обращения. — Не смей разговаривать со мной таким тоном, — предупредительно прошипел Хеймердингер. — Вы когда-нибудь теряли близких на своих руках, советник? — презрительно выплюнула она. — Я — да, и помню каждого из них. Когда кто-то истекает кровью, а ты не в силах дотащить его до ближайшего лечебного центра, и проходящие мимо миротворцы в прямом смысле плюют на вас! Я теряла друзей, я теряла детей-сирот, которые не успели даже вкусить этой жизни! Не Вам говорить мне о том, что я не понимаю, о чем речь! — Ты, девчонка, стала забывать, благодаря чьему покровительству ты здесь находишься, — не то чтобы Хеймердингер не проникся ее словами, более того — ему было жаль, что приходится говорить так отрешенно-грубо, просто надежды Кейсо не были оправданы. Совет никогда бы не дал свое добро на подобные эксперименты, потому следовало остудить ее пыл раньше, чем это будет уже необратимо. — Прежде чем давать такую силу в руки… руки… — Отбросам? — холодно поинтересовалась Кейсо. — Людям, чье образование и мотивы заставляют желать лучшего, — поправил он. — Я — такая же, как и те люди, и в моем образовании Вы как-то не сомневались, решив прибрать меня к рукам, разве нет?! Он, — Кейсо наотмашь указала на Виктора, который тут же сконфуженно сжался, не желая быть наглядным примером для их перепалки, — тоже из нижнего города, и что, это как-то сказалось на его мотивах?! — Он не подрывал хекс-врата, на постройку которых ушло больше года, — раздраженно ответил советник, — ты прекрасно знаешь, что большинство людей внизу даже если и не являются плохими по определению, стоит им дать в руки нечто, способное стать оружием, как они тут же пойдут на нас войной. — Значит, — от ее ледяного тона, вероятно, можно было бы даже замерзнуть, — Вы хотите сказать, что полгода кормили меня обещаниями и заверениями, что наша совместная работа дает свои плоды, что мы вместе работаем над помощью жителям Зауна, чтобы в конце Вы оповестили меня о том, что весь мой вклад — бесплатный труд для Ваших бесполезных побрякушек, которые будут служить лишь музейным экспонатом в доме какого-то аристократа или отдадутся в руки миротворцам, чтобы они продолжили втаптывать в грязь нижний город и дальше?! — Нужно убедиться, что эти экспонаты не смогут обернуть против нас, и тогда, возможно, мы попробуем пойти на контакт с нижним городом. — Пока вы будете убеждаться, люди будут гибнуть. Кажется, мы однажды уже усвоили это вполне и даже пришли к компромиссу! — Это было до того, как банда каких-то преступников стала нападать на наши грузы направо и налево, подставляя под сомнение последние отголоски цивилизованности нижнего города. Мы теряем прибыль, уважение и жизненно важные товары… — Так дело только в деньгах?! — Мы теряем людей! — устав от чрезмерного упрямства, вновь повысил голос Хеймердингер. — О чем Вы? — непонимающе запнулась Кейсо, хмуря брови. — Маркус, расскажи ей, — подала голос Медарда, до этого старавшаяся не вступать в перепалку. Но отказать себе в небольшой блажи, наблюдая за настоящей, разъяренно-прямолинейной Кейсо — той, которую лицезреть приходится особо редко — она не могла. — Светлячки стали срывать большинство перевозок, — нехотя ответил шериф, словно он был виновен во вспыхнувшем вновь огоньке злости в ее глазах. — Все подряд, даже с необходимыми нам медикаментами. — Чушь собачья, — скривилась она, совершенно не веря в то, что ее люди стали бы так делать, и Виктор, ощущая странное волнение за Кейсо, положил ей руку на плечо в поддерживающем жесте. — Мне не нужны ваши очередные пустые обещания, приправленные типичным Пилтоверским самолюбием. И не нужна ваша лицемерная поддержка. У нас был уговор! — она с неприязнью скинула руку Виктора с плеча, потому что он не сделал ни черта, чтобы помочь ей убедить советников в необходимости их изобретения. — Вы думаете, что такие умные, хитрые, что заставляете меня играть под вашу дудку, верно? Но вы стали забываться, думая, что я в очередной раз поведусь на ваши слащавые попытки подкупить меня и мое мнение о Пилтовере. — А ты стала забываться, слишком дерзко разговаривая с представителями совета, Кейсо, — Медарда многозначительно приподняла брови. — Нам не нужно пытаться подкупить тебя: при желании твой пряник можно легко отобрать, оставив только кнут. Ты можешь о чем-то просить или предлагать, но требовать, уж прости, пока что не в твоей компетенции. Мы будем к тебе лояльны, пока ты будешь играть по нашим правилам, и ты это прекрасно понимаешь. Наше сотрудничество — большой компромисс для обеих сторон: мы чем-то жертвуем, ты чем-то жертвуешь, — мы в одной лодке, как видишь. — Советница Медарда, но ведь мы же с Вами договорились, — с нажимом произнес Виктор и вновь протянул руку к Кейсо в попытке ободрительно приобнять, но был тут же остановлен резким и властным движением шерифа. Маркус едва сдержал надменную ухмылку, глядя, как Виктор растерянно смотрит на свое запястье, сжатое кольцом чужих пальцев. Он мечтал о подобном моменте достаточно давно. — Кажется, она ясно дала понять, что это сейчас ни к чему, — отчеканил Маркус, многозначительно косясь на руку Виктора, и ученый удивленно отшатнулся, ощущая, как его глаз нервно дернулся от вспыхнувшей ярости. — А с каких это пор ты заделался ее телохранителем? — прошипел он, сужая глаза в сторону шерифа. — С тех самых, как я отдала ему прямой на то приказ, — ответила за него Медарда, кидая насмешливый взгляд на Виктора. Напряжение между мужчинами, гордость которых задели в равной степени, было весьма забавным. — Снова приказы, верно? — Кейсо повела бровью, презрительно кривя губы в усмешке. — Вы все по-другому и не умеете: ничего искреннего, лишь приказы. Делаете вид, что я здесь по своей воле, но если я всерьез захочу разорвать любые связи с Пилтовером — меня отпустят? — ответом ей послужила тишина, и Кейсо утвердительно хмыкнула. — Как я и думала. Она сцепила зубы и крутанулась на месте, отталкивая все еще протянутую к ней руку Виктора, и пулей выскочила за дверь, едва не споткнувшись о протянутые по полу кабеля и грязно ругаясь на их наличие. Виктор скривил губы и кинул взгляд исподлобья на шерифа, уязвлено одернув руку. Иногда она вела себя слишком заносчиво даже для такой, как она. Иногда она в упор не видела, что временами лучше промолчать и с улыбкой согласиться с советом, чем стоять на своем, даже когда это сулит ей необратимыми последствиями. Она почти никогда не прислушивалась к чужим советам и действовала так, как считала нужным, и это Виктора выводило из себя. Он не терпел, когда его устоям и мнению перечили, да еще и столь пренебрежительным образом, как делала это она. Что ещё Виктора выводило из себя, так это взгляд шерифа, прожигающий в нем дырку, прежде чем он, сухо откланявшись советнице, выскочил за дверь — Виктор был уверен — вслед за Кейсо. Слова о том, что это лишь приказ Медарды, казались ученому глупым, совершенно дурацким предлогом. Ненависть, которой его окатило от Маркуса, стоило тому перехватить его руку, ощущалась резко и безошибочно. А еще сильнее злил довольный взгляд Медарды, которым она проводила шерифа. Он знал: женщины могут разглядеть намного больше мужчин, и если Виктор еще мог допустить, что его прожигает банальная ревность и всем действиям шерифа есть обычное объяснение, то чуть коварный взгляд советницы говорил об обратном. Она видела тоже самое, что и он. Кейсо, наугад шедшая по коридору, наоборот, не осознавала, почему же слова о приказе задевают ее сильнее, чем даже отсутствие у Виктора гребаных яиц, чтобы помочь достойно отстоять ее позицию. Как она вообще могла посчитать, что Маркус, набравшись зауновского азарта, действует исходя из личных пожеланий, а не по чужим приказам, она не знала. Кейсо пронзила уверенность: шериф не умеет принимать свои настоящие порывы, действуя лишь по строго предписанной планке — тому, что приказывает совет или Силко. Значит, дело только в том, что приказ Медарды оказался предельно ясен, и тем вечером он следовал за ней по коридору не от того, что вдруг взялся переживать за ее сохранность, а потому, что побоялся вновь быть щенком, отчитанным советом. Кейсо ядовито усмехнулась про себя, подавляя желание расхохотаться. Почему она все еще не забыла о том вечере у ее покоев — она совершенно не понимала. Хотелось поскорее скрыться в покоях, но злость на совет с собственными планами на нее и внутренними интригами заставляла путаться в давно известном пути и заполонившим нутро глупом отчаянии. Она услышала чужие грузные шаги позади почти сразу, как вышла из лаборатории. Она прекрасно знала эту поступь и совершенно не желала вести разговор с ее владельцем, но тот, похоже, был совершенно иного мнения. А ее чертова незрячесть не давала ей возможности скрыться ни от кого в этом здании. — Да стой же ты, — Маркус наконец догнал ее и раздраженно схватил за руку, разворачивая на себя. — Со мной нельзя играть в подобные игры, — сходу оповестила она и предупредительно сощурилась, начиная разговор сразу с середины, но Маркусу не пришлось даже напрягать мозги, чтобы понять, о чем шла речь. Она всегда била словами резко, хлестко, без каких-либо зазоров совести, — Кейсо не видела смысла притворяться, что между ними ничего не произошло, она привыкла выяснять все одним махом. И если шерифу вдруг удумалось поднять эту тему, то она намеревалась ответить на его вопросы раньше, чем он успел бы их задать. Ей не хотелось ходить вокруг да около, а пересекаться с Маркусом после произошедшего не хотелось и подавно. От него веяло опасностью и чем-то еще, чего знать Кейсо не желала. Он затеял что-то слишком вязкое, сумбурное, по-своему обжигающе-притягательное — то, что обычно влекло Кейсо больше всего, поэтому ей и хотелось отвязаться от него как можно скорее. В противном случае, Кейсо знала, противостоять своим маленьким слабостям у нее не выйдет. Хотелось гордо вскинуть нос, по-девичьи глупо и наивно обидеться на то, что чужой поцелуй был вызван лишь давлением Медарды, и кое-какие попытки шерифа быть обходительным с ней — так тем более. Даже несмотря на то, что это вообще не должно было находить в ней никакого отклика кроме отвращения к действиям Маркуса или, в крайнем случае, равнодушия. Но проблема как раз-таки и была в том, что Кейсо не была по-девичьи наивной. И ее оправдание действиям шерифа было донельзя глупым, ведь приказ Медарды уж никак не мог влиять его попытку поцеловать ее. Она знала, когда от обычных мужчин несло неприкрытым желанием за пару миль, и стоило шерифу оторваться от ее губ в тот вечер — это было как раз то, что она ощутила всеми конечностями. Именно поэтому единственным желанием сейчас было вывернуть содержимое желудка от слишком дразнящего аромата табака и естественного запаха мужского тела, который сейчас отчего-то казался ей единственным реальным среди вылизанной до болезненной чистоты стерильности Пилтовера. Продажный шериф был последним, с кем ей хотелось бы сыграть в подобные провокации. По крайней мере ей отчаянно хотелось так думать. Такой, как сейчас, Маркус видел ее весьма редко — на лице ни намека на усмешку или шуточный тон, наоборот: губы сжаты в тонкую полоску, брови нахмурены, а линия тела, плечи и стан напряжены до предела. Маркус читал в ее взоре плохо скрытую угрозу, а едва вытянутая вперед рука явно предупреждала не делать ни шагу вперед, не пересекать чего-то, что ему пересекать абсолютно недозволенно. Но именно это и подтолкнуло его сделать едва заметное движение вперед, натыкаясь грудью на ее вытянутую руку, словно в попытке обозначить, что он не боится ее. Замешательство, на мгновение промелькнувшее на ее лице, отозвалось довольным рокотом в груди. Кейсо была из тех, кто считал, что знает все наперед, и словить подобные моменты ее удивления оказалось не так-то просто, поэтому Маркус без зазрений совести попытался запечатлеть ее недоумение в копилку собственных достижений. Она говорила «нельзя», и кровь начинала разгоняться по венам, потому что когда девчонка была рядом — это самое «нельзя» хотелось нарушать намного чаще, чем раньше, и поэтому еще один шаг с его стороны и вовсе заставил брови Кейсо на мгновение взлететь наверх, а затем упрямо нахмуриться. — О каких именно играх идет речь? — Маркус прекрасно знал ответ на свой вопрос, а еще знал, что этого вопроса задавать не следовало, потому что воздух между ними начал едва ли не искриться от неоднозначности. Наверное, это должно было побудить его остановиться, но вышло с точностью наоборот, ведь ситуации, в которых в угол был загнан не он, а девушка, были большой редкостью. — О тех самых, господин шериф, притворяться идиотом Вам не к лицу, — отчеканила она, и хоть мужчина проследил стальные нотки в ее голосе, молящий тон скрыть ей не удалось. Он не понимал: она просила, потому что боялась сама или потому, что просто пыталась предупредить его о чем-то, — Вы, как и те миротворцы, наверняка думаете, что будет забавно поразвлечься и записать меня в копилку собственных достижений, верно? Даже несмотря на то, что на деле Вас воротит даже от взгляда в мою сторону. Вы наивно полагаете, что будете делать мне услугу, думаете, что из этой игры победителем выйдете именно Вы — такой себе непоколебимый статус человека, которому позволено все, и нет ничего, чего Вы бы не смогли достичь, даже если речь идет о зауновском отбросе. Но боюсь Вас разочаровать — мне верить нельзя. Послушайте мой совет и просто занимайтесь своими делами и дальше. Не хотите оказаться в такой глубокой сточной яме, из которой Вам будет уже не выбраться, — тогда ступайте прочь, желательно так, чтобы я и вовсе не лицезрела Вас в своей жизни, потому что если Вы осмелитесь подойти ко мне чуть ближе, то опалите свои надменные пилтоверские крылышки, — она очень надеялась, что ее слова не прозвучат как плохо прикрытое обещание. — Со мной ведь иначе и быть не может. И все же ее глаза все так же нервно метались вокруг, лишь подтверждая, что она храбрилась намного сильнее, чем на самом деле находила в себе духу вести с ним этот разговор. А ведь когда-то шерифу казалось, что никого хладнокровнее жителей нижнего города ему не сыскать. Ему отчего-то думалось, что даже попытка изнасиловать беззащитную девушку была столь обычным делом на Линиях, что никто бы и глазом бы не моргнул, а тем более такая, как Кейсо. Понимание доходило до него рваными ударами под дых, подкашивая и так шаткую уверенность в мироустройстве. Это же понимание заставило его резко выдохнуть и отшатнуться от девушки, только сейчас замечая, что он нависает над ней огромной скалой, отрезая любые пути отхода. Как он вообще мог позволить себе думать, что она могла забыть об инциденте с миротворцами в ту же ночь? К слову, сам он не забыл, даже пару раз приходил навещать подчиненных в больницу, в которую отправил их самолично на следующий день с многочисленными травмами. Мысли о том, что кто-то мог прикасаться к ней так, вызывали приступы ярости, и наказание виновных было самым меньшим, что он мог предложить себе для успокоения. На мгновение ему стало противно от своего же уверования, что жители Зауна не люди. Отчего он решил, что подобные вещи задевают и травмируют их намного меньше, чем жителей Пилтовера? Почему вообще его эгоистичное и самодовольное нутро решило, что зажать ее на одном из поворотов после всего, что с ней случилось, будет забавной идеей? — Я просто хотел сказать, — на выдохе проговорил он, — что тебя никто больше не посмеет тронуть. — И что мне теперь сделать? В ноги кланяться и руки целовать? Решили поиграть в героя? — ее рот привычно исказился в усмешке, и Маркус мысленно возвел глаза к небу. Казалось, что столь личная, почти интимная нервозность на ее лице, всего пару секунд назад выставляющая истинные эмоции на показ, задела в его душе что-то слишком тяжелое — то, что пробуждать он совершенно не хотел. — Кажется, Вы опоздали с этим лет эдак на десять. Так что лучше продолжайте быть тем, кем привыкли быть, и не морочьте мне голову. А если Вам некого преследовать ночами по коридорам, так попросите Медарду выделить Вам другую жертву для охраны, — ее голос прозвучал слегка уязвлено, и мужчина удивленно выдохнул, внезапно понимая причину ее злости. Это не было похоже на обиду, но Кейсо была гордой и временами слишком самоуверенной. Шерифу хотелось верить в нечто иное, во что — он и сам не знал, но мужчина прекрасно понимал, что слова советницы о приказе просто задели самолюбие девчонки, не более. Сладкая пелена спала с глаз мгновенно. Кейсо, презрительно искривив губы, направилась дальше по коридору. — Я последовал за тобой тем вечером не из-за приказа Медарды беречь твою безопасность, — крикнул он вдогонку, с толикой облегчения подмечая, как Кейсо едва сбавила свою скорость. — Все произошло… — он запнулся, понимая, что у него не хватает храбрости назвать произошедшее своим именем. — Я сделал это просто потому, что мне того захотелось. Кейсо на секунду остановилась, пытаясь уловить, говорит он о своих попытках оберегать ее покой или о поцелуе. Чего же ему «захотелось»? — Берегитесь своих желаний, господин шериф, — Кейсо едва мазнула в его сторону приподнятым уголком губ, прежде чем скрыться за поворотом. «…они имеют свойство сбываться», — закончил про себя Маркус, не зная, надеется он на такой исход или боится. Ему бы хотелось убеждать себя, что Кейсо не оттолкнула его той ночью по той причине, что была, в общем-то, не против, но мужчина не имел привычки обманываться: Кейсо была азартна. Он не видел в ее глазах трепета или смущения, зато они блестели диким интересом, — казалось, что в ее понимании он стал венцом, вишенкой на торте в ее коллекции собственных достижений. Еще бы, шериф Пилтовера, ненавидящий нижний город, позорно капитулирует не в силах бороться с обычной человеческой слабостью. В ее взоре не было ничего кроме обычного интереса, насколько далеко Маркус сможет зайти, и самым ужасным было то, что он ощущал: даже ради этого нездорового огонька интереса в глазах и мимолетной азартной ухмылки он готов был сдаться ей в плен.***
— Нет-нет-нет, он не мог закончиться именно сейчас, — Джейс беспорядочно шарил руками по полкам, ящикам и перерывал лабораторию уже битый час под угрюмым взором Виктора и не менее угрюмым молчанием Кейсо. — Как такое могло случиться? — Если бы ты думал мозгами, а не членом, общаясь с Медардой, то вспомнил бы, что я сотню раз просила тебя передать ей, что если она хочет оконченную работу в сроки, то должна пополнить запасы петрицита, — холодно отчеканила Кейсо, практически ощущая, как Талис кидает на нее обиженно-обреченный взгляд. — Эта руда нужна нам для того, чтобы луч и перчатки не выходили из строя, а еще для того, чтобы на дне Прогресса хекстек вдруг не взбунтовался, решив испепелить парочку сидящих вблизи людей. — Бога ради, прибереги свои нравоучения для кого-то другого, я прекрасно знаю это и без тебя, — огрызнулся Джейс, раздраженно сметая бумаги со стола. С момента, как Медарда потребовала наличие изобретений ко дню Прогресса, наплевав на заверения Хеймердингера об их недостаточной безопасности, прошло два дня. Петрицитом называлась руда из Демасии, которую местные жители едва ли не боготворили. После затяжной рунической войны и конфликтов, неизменно крутящихся вокруг наций, желавших заполучить себе магическую мощь, жители западной части Валорана решили, что никакая магия им не сдалась и к черту. Слишком уж много потерь было на их веку из-за необузданной материи. Петрицит был по-своему уникальным благодаря возможности поглощать магию. А для людей, на которых она оставила большой шрам, это было практически манной небесной. В разработке хекстека петрицит был незаменимой деталью: он сдерживал, формировал и помогал сотворить из кристаллов то, что сейчас лежало в основе огромных механических перчаток «Атлас» — хекстековое ядро. При отсутствии данной руды ничего из их изобретений нельзя было выставлять в люди — попросту было небезопасно. — Нужно делать хоть что-то, — недовольно поморщилась Кейсо, когда Джейс покинул лабораторию в раздраженном настроении, хлопнув дверью, и оставил Виктора с девушкой наедине. — Надо же, а еще недавно ты говорила мне не спешить, — не в силах сдержать накопившиеся за последние дни раздражение и злость на девушку, процедил Виктор. Впрочем, краем сознания он все же понимал, что эти эмоции предназначены в первую очередь шерифу, каким-то поганым образом вклинившимся в его жизнь, словно подначивая Виктора наконец прекратить попытки сбежать от самого себя. — Но ты права, мы обязаны успеть, потому что Медарда, не выслушав никакие объяснения, уже разослала приглашения на аукцион в разные города, — он нервно запустил ладонь в спутанные волосы. — Черт бы ее побрал. — Какой еще аукцион? Виктор вскинул удивленный взор на девушку, которая с искренним недоумением взирала куда-то перед собой. Интересно, ей нарочно не дали об этом знать или так вышло по глупому стечению обстоятельств? — Идея совета пятилетней давности, — пожал плечами он, поражаясь, что девушка ничего об этом не знала. — Чтобы богачи с Пилтовера и других стран вкладывались в наши разработки и исследования, мы даем им возможность приобрести пробные экземпляры раньше остальных. — Эти разработки не для развлечения, а для помощи беднякам! — Кейсо, ты ничего не смыслишь в политике и дипломатии, — он обреченно покачал головой. — Уж извини, когда тебе приходится вести «дипломатические» отношения с самопровозглашенным правителем Зауна, который по совместительству является химбароном, заправляющим контрабандой мерцания, и желает твоей смерти сильнее, чем чего бы то ни было, то мне как-то не до размышлений о политике, — огрызнулась Кейсо. — По-другому ничего не работает, понимаешь? Не может быть устроено иначе. Нам дают деньги на дорогое оборудование, новейшие разработки, материалы, снабжают всем, что необходимо, а за это избранные люди могут получать тестовые экспонаты раньше, чем мы представим их народу. — Ради всего святого, зачем барышням из высшего общества огромные механические перчатки?! Что они будут ими делать? Пудрить свои высокомерные личики румянами или что?! — Ты не понимаешь! Если мы не будем учитывать их пожелания и утолять такие небольшие прихоти, мы не сможем вообще никак помогать нуждающимся. — Очередная слабость, которую вы просто не можете решить твердой рукой, — огрызнулась Кейсо, где-то на задворках сознания понимая, что мужчина прав и у верхнего города действуют свои правила. Вот только это не отменяло того, что эти самые правила были отвратительно паршивыми. Ее тошнило от того, что на горизонте всегда маячила необходимость под кого-то подстраиваться и что-то учитывать. Единственное, что грело душу, так это понимание, что еще немного — и Кейсо вдоволь отыграется за все их «хитрые» уловки и многократное нарушение собственных слов. Девушка несколько мгновений поколебалась, кидая взгляд исподлобья туда, где предположительно был Виктор. — Петрицит можно достать в Зауне. — Я не в настроении для шуток, — он окинул вполне серьезную Кейсо недоверчивым взором, удивленно округляя глаза, когда выражение ее лица сменилось на предупредительное оттого, что мужчина ей не поверил. — Какого черта? Откуда он в Зауне? — В Зауне есть все, пупсик, — с толикой надменности проговорила девушка, хмыкая своим мыслям. — И что ты предлагаешь? — Либо с гордо поднятой головой ждать последствий от гнева Медарды, когда ее гости останутся ни с чем, потому что мы не сможем предоставить им экспонаты вовремя, либо спуститься вниз. — Но… Но… — Виктор едва ли не подавился воздухом. — Это же безумие, там же… — Вандализм, беззаконие и революционный дух, да, ты прав. Есть вариант получше? — Я не был там много лет, — угрюмо протянул Виктор. — Кажется, я даже практически стер все воспоминания о нем. — Я знаю Заун лучше, чем свои пять пальцев. Там много дорог, по которым идти будет безопаснее, чем по Пилтоверу, поверь мне. — С трудом, — сомнительно нахмурился он в ответ. Ему и вправду верилось с трудом. И тогда, когда они спускались тихими в рабочее время улочками Пилтовера до небольшой лодочной станции. И тогда, когда угрюмый мужчина, заправлявший там всем, молча усадил их на небольшую весельную лодку сразу, как только Кейсо скинула капюшон плотного плаща. С каждым шагом дальше Виктора обуревали все более неприятное предчувствие. Он буквально согласился спуститься в самую сердцевину Зауна, туда, откуда в свое время так уверено сбежал, да еще и за компанию с Кейсо, которую практически вытащили из дома насильно и заставили работать на Пилтовер. Не то что бы он не доверял ей, но ситуация, в которой он оказался, напоминала ему изощренную ловушку, в которую он добровольно попался. Кейсо была напряжена до предела, вытянувшись в струнку, пока они переплывали залив под мостом. Легкие волны плескались о лодку, смачивая ноги, а затхлый воздух каналов навевал не самые приятные воспоминания о мосте. Лишь когда они встали на твёрдую поверхность и лодочник отчалил обратно, Виктор заметил, как плечи девушки слегка расслабились, а во взгляде заблестел привычный огонек — один из тех, которые ему никогда не нравились. — Какой-то он молчаливый, — нервно промолвил Виктор, кидая взгляд на мужчину с веслом в руках, скрывающегося в пелене легкого тумана. — Тот твой друг — лодочник. — Должник, — поправила она. — И он немой, — наотмашь ответила девушка, прислушиваясь к окружавшим ее звукам. Виктор удивленно вытянулся в лице, не в силах сдержать ошарашенного вдоха. — Как вы с ним вообще можете коммуницировать, — он негромко закашлялся, и ему в руки тут же прилетел противогаз миротворцев со стороны Кейсо, все так же упорно впивающейся глазами перед собой. — А как же ты? Он удивленно взглянул на девушку, которая, казалось, и вовсе не испытывала трудностей с дыханием, и вновь вытянулся в лице. Его ноздри стали покалывать сразу же. Что в таком случае творилось там, куда они намеревались спуститься — он и вовсе думать боялся. — Мне этот намордник не нужен, я ведь живу здесь, — она обернулась на него, одаривая едва заметным оскалом. — Добро пожаловать на Линии. Они и вправду шли по нелюдным улицам. То, что ползало промеж мусорных баков и прижималось к заплесневевшим стенам, назвать людьми у Виктора не поворачивался язык. Он ловил обезумившие взгляды, руки, беспрестанно тянувшиеся к ним, а временами и фиолетовое мерцание чужих глаз и хрипы, исходящие от «людей». — Не обращай на них внимания, — вполголоса произнесла Кейсо, верно истолковав участившееся дыхание Виктора и то, как он нервно схватил ее за локоть, не желая отставать. — Ты им уже ничем не поможешь. Они сделали свой выбор, — она на мгновение застыла, и на ее лице промелькнула плохо скрытая горечь, словно она вспомнила о чем-то, о чем вспоминать не хотела. — Хотя, если бы Пилтовер все же соизволил потратить свои драгоценные ресурсы на поиски лекарства или хотя бы на прекращение распространение этой дряни, то происходящее здесь можно было завершить куда проще. И с меньшим количеством жертв. Тихие хрипы за спиной заставили Кейсо вздрогнуть. Она не слышала звуков, наполнявших Заун, достаточно долго для того, чтобы успеть отвыкнуть. Мерное гудение чужих голосов пробиралось куда-то под черепную коробку, вгрызалось в сознание, выуживая оттуда поганые воспоминания, о которых хотелось забыть сильнее всего, воспоминания, вызывающие тошноту и головокружение, доводящие до полной нехватки воздуха и страха, судорожно сковывающего тело. Девичий крик отдается глухим набатом, словно идет откуда-то издалека, и кровь, стекающая по рукам, пальцам, неприятно щекочет мягкую кожу внутренней стороны локтя. Одежда оборванными клочьями липнет к телу, смоченная противной жидкостью, а голова все еще остается пустой. Хочется вернуть свои эмоции и мысли на место, но никак не выходит, потому что ощущение, что вместо тебя в твое тело заселили кого-то другого — не спешит покидать. — Это… Это мерцание? — тихо прервал ее размышления Виктор, стараясь не вспугнуть тех несчастных, что стали жертвами наркотика. — Да, — чуть помолчав, ответила Кейсо, когда они вынырнули из темного переулка на шумную торговую улицу, и на Виктора тут же обрушился поток громких разговоров, грязной ругани и прочего добра. Нельзя было не заметить контраст, четко разделявший Кейсо наверху и здесь. С каждым шагом глубже к Линиям она двигалась все увереннее и размашистее, шаг — шире, острые уголки губ — выше в ухмылке. Совершенно не сравнимо с Пилтовером, где ее небольшие шаги сопровождались неуверенным вздрагиванием и хмурым выражением лица. Людей становилось все больше, и Виктор упрямо вжался в руку девушки, шарахаясь от всего подряд. Он не мог понять, что беспокоит его больше — то, что его нервирует, даже пугает нахождение здесь или поведение Кейсо. В ней четко прослеживался мандраж предвкушения, и адреналин, витающий на улицах, забивал ей голову похлеще наркотика. Она забавлялась, вслушиваясь в общий гомон, и Виктору внезапно подумалось, что она, вероятно, живет только ради этого. — Что, редко бывал на Линиях? — насмешливо спросила она каким-то иным, чужим голосом. Голосом не той Кейсо, которую он привык лицезреть. — Я жил… Был в другом районе, там было не так… — Не так отстойно? — криво усмехнувшись, переспросила Кейсо. — Не так небезопасно, — раздраженно поправил он, вопросительно взирая на застывшую посреди улицы девушку. — Почему ты остановилась? — Потому что мы пришли, пупсик, — оповестила она его, резко уволакивая Виктора в сторону каких-то обветшавших дверей, из-за которых громыхала музыка, отдаваясь вибрацией под ногами и где-то внутри диафрагмы, отчего мужчина неуютно поморщился и стянул с лица противогаз. Внезапно накатили сильная усталость и яркое желание вернуться в родную тишину лаборатории, но Кейсо, удовлетворенно присвистнув от музыки, толкнула дверь, грузным, несвойственным ей шагом ступая внутрь. Их тут же облепили чужие тела, рвано дергающиеся в такт музыке, и громкий шум, давящий Виктору на барабанные перепонки. Но все, что он замечал — это воодушевленное выражение лица Кейсо, словно ничего лучше этого места не существовало, когда она протискивалась сквозь толпу поближе к бару — там, где людей было меньше, а воздуха, которого сейчас катастрофически не хватало Виктору, — больше. Он совершенно не понимал, как среди потных чужих тел, горького табака и полуголых девушек, недвусмысленно прижимающихся к ним, она могла чувствовать себя столь непринужденно, словно находилась у себя дома. Они остановились возле одного из столиков, потому что Виктор пораженно застыл, растерянно хлопая глазами, когда его осенило четкое понимание: это и есть ее дом. Осознание, раньше никак не желавшее отягощать его нутро, сейчас призывно всколыхнулось, разбивая наспех склеенные розовые очки. Заун — ее дом, и отрицать это, надеяться на что-то иное было по меньшей мере глупо. Кейсо едва раскрыла рот, желая спросить Виктора о причине его внезапной остановки, но позади нее послышалось громкое присвистывание, перекрывавшее даже музыку, а затем ее задницу обжог ощутимый шлепок. Виктор не успел моргнуть и глазом, как она развернулась, наотмашь тыча револьвером, подозрительно напоминающим те, что носят при себе миротворцы, в мужчину, необдуманно распустившего руки. — Я хоть и слепа, красавчик, но пулю в лоб всадить смогу, хочешь проверить? — рыкнула она, предупредительно ставя палец на курок, и бар опустился в относительную тишину, когда бармен, уловив назревающий конфликт, хлопнул ладонью по музыкальной пластинке. Девушка раздраженно сдула с лица прядь волос, вопросительно приподнимая бровь на прекратившиеся разговоры. Виктор успел несколько раз покрыться холодным потом, думая о том, что ситуации хуже подобной он не мог бы себе и представить. Как он, правая рука декана, ученый Пилтовера, двигающий прогресс верхнего города, мог оказаться в каком-то затхлом баре Зауна, окруженный прикованными к нему взглядами пары десятков людей, явно далеких от понятия закона? Чертова Кейсо, не умеющая держаться подальше от неприятностей. Мужчина несколько раз возвел глаза к небу, понимая, что из нескольких вариантов смыться отсюда по-тихому ни один из них не может быть реализован, потому что на данный момент их персоны были в прямом смысле слова в центре внимания, и если Виктор старался как можно сильнее укутаться в капюшон в надежде, что завтра по Пилтоверу не поползут слухи, как один из создателей хекстека был замечен в сомнительном месте нижнего города, то девушка и вовсе скрываться не была намерена. Справедливости ради, Виктор не мог не припомнить, что она предлагала ему остаться в верхнем городе и совершить эту вылазку самой, почти что даже уговаривала, но мужчина отказался наотрез, смутно понимая, что страх за то, что она спустится в Заун и не вернется — затмевал здравый рассудок. И сейчас он поглощал последствия своей глупости. Виктор уже было задумался о том, каковы шансы, что они вообще выберутся отсюда живыми, но тут бармен, удивленно вытянувшись в лице, шумно выдохнул. — Кейсо, сукина ты дочь, жива и невредима! — Маменьку мою не трожь, — хмыкнула она, щелкая предохранителем, и мужчина, с которого свели дуло, подскочил на месте, ретируясь с места событий. — А мы-то думали, что ты гниешь в Тихом омуте, — хохотнул он. — А ты все надеешься, старый негодник. — Имею полное право, ты приносишь в мой бар одни убытки, — парировал тот. — Впрочем, от тебя я другого и не ожидал. Несколько людей с разных уголков небольшой подпольной таверны шумно отсалютовали, приветствуя девушку, и бармен, широко улыбнувшись, выкрикнул: — Всем пойла за мой счет в честь возвращения Кейсо с того света! Девушка довольно оскалилась, сделав шаг в сторону бара, но Виктор мертвой хваткой вцепился в ее руку, побуждая остановиться. На ее лице блеснула недовольная гримаса, и мужчина поспешил отпустить хватку, четко прослеживая, что здесь, среди подобного народа, она не позволит хоть какие-то телодвижения, ограничивающие ее свободу. — Откуда тебя знает добрый десяток находящихся здесь? — прошипел он. — Этот город — мой дом, Виктор. Он помогает мне выживать, я отплачиваю его жителям тем же. — А револьвер миротворцев откуда? — не унимался мужчина, подмечая, как Кейсо недовольно сощурилась. Казалось, стоило ей пересечь границу Зауна, как привычный глазу образ слегка размылся, представляя взору более резкую версию девушки. — Одолжила у шерифа, — снисходительно хмыкнула она, явно не желая продолжать разговор. — А он об этом знает? — А это так важно? — В прошлый раз, когда ты вытащила у него что-то из карманов, тебя ждало весьма неприятное наказание, — он и вправду разнервничался, запоздало подмечая, как уголок ее губ дрогнул в усмешке, и взор, как ему показалось, на мгновение потемнел. Кейсо внутренне ухмыльнулась: теперь слова о наказании от шерифа звучали весьма неоднозначно. — Кейсо? — Будь так добр: посиди в углу, подцепи себе какую-нибудь девчонку, а я пока перекинусь парой словечек со старым знакомым и раздобуду то, что нам надо, — проигнорировала вопрос она. — А если ты куда-то исчезнешь? — он нервно схватил ее за рукав, подмечая мгновенно сведенные вместе брови Кейсо. Ее взгляд на мгновение посерьезнел, даря мужчине толику облегчения и уверенности, что перед ним все еще тот человек. — Ты мне не доверяешь? — Я… — запнулся Виктор, понимая, как выглядит его неуверенности со стороны. — Да или нет? — Доверяю. — Тогда посиди, пожалуйста, здесь, я никуда не уйду. Вот увидишь, — она насмешливо провела ладонью по его лицу и цепко схватила за подбородок. Они стояли близко, среди толпы полутемного помещения, и девушка задержала пальцы на его лице дольше положенного. Музыка шумно играла, и Кейсо разрешила себе небольшую слабость, давно крутившуюся в ее мыслях — пока она была в Зауне, то могла позволить себе делать то, что хочет. Девушка чуть подалась вперед, мазнув губами по самому краешку чужих уст, а затем потянулась дальше, требовательно раскрывая губы, но мужчина чуть склонил голову вниз, смутившись, и уста Кейсо задели лишь кончик его носа и переносицу. Девушка на мгновение прикрыла глаза и чуть разочарованно хмыкнула. — Просто постарайся не найти себе здесь проблем. Виктор уселся у края барной стойки, поближе к Кейсо, но предусмотрительно на таком расстоянии, чтобы не слышать разговора. Наверняка она была бы не рада тому, что ее подслушивают. Кейсо плюхнулась на высокий стул, и ей в ладонь тут же прилетел стакан с какой-то мутной жидкостью, который она осушила залпом, даже не скривившись. — Даже не знаю, я рада, что не вижу твоей поганой рожи или готова признать, что мне не хватало ее, — криво ухмыльнулась Кейсо бармену с седыми висками. Виктор не мог точно определить его возраст, но тот явно перевалил за пятый десяток. — Мне нужен петрицит, Нистер, — сразу оповестила девушка, отрицательно мотая головой на второй предложенный стакан, хотя согласиться хотелось намного сильнее, чем девушка готова была даже признать. — Петрицит? — он удивленно вытянулся в лице. — Ты же знаешь, я давно им не… — За мной нет хвоста, так что не вешай мне лапшу на уши, — поморщилась девушка. — И у меня чертовски мало времени, чтобы вести с тобой светские беседы. У тебя не припрятано часом ничего? — Сколько? — он отставил бутылку в сторону, опираясь руками на бар. — Грамм двести, — она задумчиво почесала нос, — может, двести пятьдесят, не больше. — Это все мои запасы, — он удивленно выдохнул, косясь на сидящего поодаль Виктора. — Запиши на мой счет, — хмыкнула она. — Ты знаешь, меня выгодно иметь в должниках. — А еще, я уверен, тебя выгодно просто иметь, — хохотнул он, и Кейсо мимолетным движением приложила его рукоятью от револьвера аккурат в подбородок, отчего тот зашипел, хватаясь за него: прикушенный от резкого удара язык болезненно запек, и мужчина недовольно нахмурился в сторону девушки. — Твои шутки, озабоченный старик, имеют уникальную возможность сократить ценность петрицита минимум в два раза, — приподняв бровь, пригрозила она ему. — Не хочешь продешевить, тогда прекращай нарываться и тащи сюда руду. — До меня дошли слухи, что совет внезапно решил возобновить программу лояльности как раз тогда, как им под руку попался неплохой инженер, — подал голос он, окидывая странного спутника Кейсо взглядом. — И много кто об этом говорит? — нахмурилась Кейсо. — Нет, кажется, верхний город сильно не хочет, чтобы об этом узнали внизу. Но я слышал, что Силко рвет и мечет. Он переживает, что раз какая-то девчонка уже полгода греется под крылом у совета, то они рано или поздно могут прислушаться к ней и попытаться предпринять вылазки в Заун по очищению его от производственных цехов, если девчонка, конечно, попытается донести до Пилтовера нынешнее положение дел. — Он не знает, кто именно сотрудничает с советом? — Никто не знает, Кейсо, — он напряженно взглянул на нее и скрылся в глубине подсобного помещения, пропав там на долгих десять минут, чтобы вернуться вновь с небольшим свертком, кладя его на стол. Но стоило Кейсо потянуться к нему, как он отодвинул руду в сторону. — У тебя были веские причины спутаться с верхним городом, девочка? — Давай ты не будешь переключаться с образа бармена, раскидывающегося грязными шутками, в обеспокоенного приятеля столь резко, — она сделала паузу. — Когда об этом затрубят оба города, ты узнаешь мои веские причины, — едва заметно ухмыльнулась она, но мужчина подметил, что скрыть нервозность ей все равно не удалось. — Эта девчонка при совете очень долго пыталась раскрыть глаза верхнего города на то, что у нас творится, но они слишком беспокоятся за свою шкуру, поэтому у девчонки есть план получше. — Уж не знаю, что ты там затеяла, но у Силко свои люди абсолютно везде, и если он узнает, что это ты, — он направит все силы, чтобы убрать тебя, ты же понимаешь? — Этот ублюдок уже и так направил Дорина, чтобы отравить меня, — с неприязнью сплюнула Кейсо. — А этот засранец даже не знал, что это я. Лишь позарился на очередную кучку золота, паршивый предатель, — она уронила голову на руки. — И теперь он гниет в Тихом Омуте из-за меня. Очередной нижнегородец, который оказался там по моей вине. — Прекращай распускать нюни, девчонка. В жизни не поверю, что Пилтоверу удалось размягчить тебя, — хмыкнул бармен. — Но будь так добра, не рвись на рожон. Силко стал слишком недоверчивым, и когда он зашлет следить за тобой кого-то вместо шерифа, то догадается о твоей личности намного быстрее. — Шерифа? — Кейсо непонимающе хмыкнула. — Кажется, Маркус перестал оправдывать вложенные в него средства, — довольно оскалился мужчина, вспоминая, как недавно застал шерифа в очень потрепанном виде после встречи с Силко. — Потому что, судя по моим источникам, это идиот понятия не имеет о том, кто ты и какую роль на самом деле отыгрываешь в политике и иерархии Зауна. Тупой ублюдок, — хмыкнул он, и девушка отрешенно кивнула. — Был бы это кто-то другой, я бы уже грешным делом решил, что он покрывает тебя, но затем я вспомнил, что Маркус мозгами особо-то и не блещет. Почему, правда, не старается узнать о тебе больше, я до сих пор не могу понять — отхватывает-то он от Силко знатно. — Я не понимаю, — Кейсо упрямо мотнула головой, пытаясь уловить смысл слов. — О чем речь? — Кажется, верхний город плохо на тебя влияет, — недовольно нахмурился мужчина. — Единственный проверенный способ у Силко следить за тобой — это Маркус. А он молчит, как партизан, потому что ни черта не знает о тебе, даже словом не обмолвился про твою слепоту, представляешь? Настолько глуп, что даже не счел нужным это упомянуть, а ведь если бы сказал, Силко сразу понял бы, кто ошивается под личиной никому неизвестного механика из нижнего города. Какой же он недальновидный. Кейсо сглотнула на сухую глотку, прекрасно зная о том, что Маркус мозгами и вправду особо никогда не блистал, но тупым его назвать было сложно. Дело было не в дальновидности, шериф нарочно обходил все, что было связано с деталями ее личности, вот только почему — в голове не укладывалось. Его помыслы по отношению к Кейсо могли колебаться от желания придушить, это она знала наверняка с самого первого дня ее пребывания в Пилтовере, до грязного желания затащить в постель и поиметь, утолив собственное эго, что ему подвластны все, даже та, кто по определению никогда не расставила бы ноги перед шерифом. Она понимала, что эта мысль ему льстила, и Кейсо была лишь очередной целью во вскармливании собственной значимости и мужской гордости. Но если дело было только в этом, тогда какого черта он вел себя так, словно все эти месяцы ненавязчиво оберегал ее от прихвостней Силко и его догадок. Кейсо нахмурилась, совершенно путаясь в собственном выстроенном образе шерифа. Внезапно он стал темной лошадкой, которую разгадать оказалось не так-то просто. А она не любила, когда не могла разгадать окружавших ее людей, потому что обычно они были очевидными и предсказуемыми, как раскрытая книга. — И что же говорят твои источники о шерифе? — Кейсо повела бровью, впиваясь перед собой задумчивым взглядом. — Ты никак запереживала за своего поганого хранителя? — хохотнул мужчина, тут же тушуясь от хлесткого взгляда Кейсо. — Несладко ему последние встречи с Силко пришлись, близится день Прогресса, а шериф в его глазах становится все более бесполезным, ведь твои ребята совсем с катушек съехали: грузы срывают почти не скрываясь, рискуют сильно, ты бы их угомонила что ли. «Несладко ему последние встречи пришлись», — пронеслось в голове у Кейсо, и она с досадой закусила губу. Был в ее жизни забавный факт — она мало что знала о внешности окружавших ее людей, в особенности тех, кто стал заполнять ее жизнь с прибытием в Пилтовер. Она знала, что у Джейса короткие жесткие волосы и крупный нос, по которому она не раз щелкала, знала, что у Виктора узкие скулы, острый подбородок и шелковистые волосы, часто спутанными прядями обрамлявшие лицо. О Маркусе же она не знала ровным счетом ничего, и даже если на его лице и проскальзывали следы не особо приятных встреч с вышибалами Силко, она об этом не имела ни малейшего понятия. — Слушай, — голос Кейсо опустился до полушепота, и она склонилась практически над ухом мужчины, — я давно не виделась со своими, и было бы неплохо, если бы они не узнали, что я навещала тебя. Просто сейчас не до этого. Но раз уж ты послеживаешь за ребятками: как там у них дела, все в порядке? Тот как-то неестественно замер и напрягся, вглядываясь в белесые глаза девушки. — Так ты не знаешь? Я думал, ты в первую очередь пришла как раз по этому поводу. — Не знаю чего? — напряглась она, слыша, как мужчина резко выдохнул, растягивая момент и словно не желая говорить. — Ну, говори, старик, черт тебя дери, — она тихо хлопнула ладонью по столу, опасно щурясь. — Сегодняшний рейд вышел неудачным. Видимо, Силко осточертело, что с его грузом постоянные проблемы. — Джинкс? — холодно поинтересовалась Кейсо. — Миротворцы устроили им засаду, — презрительно сплюнул на пол мужчина. — Вот тебе и твой хранитель. — Миротворцы? — хриплым голосом проговорила Кейсо, неверяще округляя глаза. — Сколько? — Кей, я… — Сколько?! — повысила она голос, с досадой подмечая противную нервную хрипотцу. — Почти все, кто были там, — он с силой сцепил зубы, заметив, как губа Кейсо дрогнула, а ногти на пальцах прочертили едва заметную дорожку на деревянной поверхности барной стойки. Ему совершенно не хотелось быть тем, кто говорит девушке о таких вещах. — Шесть человек. Он знал Кейсо приблизительно с того возраста, как эта сопливая девчонка стала подмастерьем у Бензо: наглющая, чутка горделивая, как и все, кто был рожден в Пилтовере, трудолюбивая, часто принимающая решения с горячей руки. Возможно, именно этот факт и стал тем самым якорем в пути, который она выбрала. Без ее опрометчивой решимости и готовности нырять из одного огня в другой, она бы не взрастила вокруг себя ораву такого же свободолюбивого народа. В Зауне было достаточно тех, кто знал Кейсо, и тех, кто многократно наблюдал, как некие светлячки вершат собственное правосудие в Зауне или на границе с Пилтовером. Тех, кто не входил в круг светлячков и знал, что их глава и Кейсо — один и тот же человек, можно было пересчитать на пальцах одной руки. Нистер гордился тем, что входил в это число. И в то же время это отягощало его плечи огромной ответственностью. В его таверну народ стекался затем, чтобы спрятаться от вездесущей власти Силко и отдохнуть так, как когда-то можно было отдыхать в «Последней капле», но еще чаще к нему приходили за необходимыми товарами черного рынка, сплетнями и слухами. Он знал все, что происходило в нижнем городе, а еще он знал, что каждый светлячок неумолимо связан с самой Кейсо какой-то незримой нитью, которую она вплетала в свое сердце с каждым новым членом их семьи. Потерять шесть человек за раз было для нее похуже плахи. — Экко? — наконец, она нашла в себе силы спросить, и мужчина спешно замотал головой. Должен же был догадаться, что о нем следует упомянуть в первую очередь. — Ему хорошо досталось, но он успел смотаться. У него был лучший учитель, — он слегка похлопал Кейсо по плечу, стараясь вложить в это как можно больше поддержки. — Мы все скорбим. Но Кейсо не скорбела. Она одним движением смела с бара недопитую бутылку и стакан с мутной жидкостью, ощущая, как участившееся дыхание неприятно опаляет сухие уста. — Мне нужны имена, — тихо проговорила она, и мужчина протяжно вздохнул. Он бы хотел как-то успокоить ее, объясниться, сказать, что все будет хорошо, но прекрасно знал, что в этом просто не было смысла. В этом плане Кейсо была другой. Ей не нужны были сожаления или попытки поддержать, ей просто нужно было знать, что она делает достаточно для безопасности своих людей. Когда же эту уверенность у нее отнимали, она менялась. На день, два, месяц — пока не выясняла причину своей ошибки и не наказывала тех, кто был к этому причастен. Но в первую очередь она всегда наказывала себя. Винила, ненавидела, презирала, считала недостаточно хорошей и, что самое важное, не такой, как Вандер. Нистер знал это получше ее светлячков, потому что был старше, опытнее и проницательнее. Она угробила много лет для создания небольшого мирка, в котором ее люди смогли бы жить, а не существовать, но любые промахи или ошибки, любые жертвы или тяжелые времена она воспринимала на свой счет. Корила себя за то, что не может делать все так слаженно и идеально, как делал Вандер, и сколько бы мужчина ее не просил, сколько бы ни уговаривал, она все равно не признавала, что и так делает достаточно. Ей всегда было мало. — Ронан, Трейс, Корват, Итта… — он перечислял монотонно, так, словно знал, что одна малейшая эмоция в его голосе, и Кейсо сорвется, не сдержится — не в этот раз. Но даже этого оказалось мало. Она глубоко вдохнула и выдохнула, зажмуривая глаза, а затем открыла их с каким-то совершенно новым видом. Нистеру не нравился этот взгляд. Он не знал, что в ее голове усердно крутятся шестеренки, наполняя последние месяцы ее жизни жгучими контрастами. Утробная ненависть и желание отомстить Пилтоверу стали поддаваться теплому, несмелому смеху Виктора. Его неуверенные, неловкие прикосновения, до смешного забавная наивность и неопытность вгрызались в ее копившуюся годами злость на верхний город, заставляя рушить ее идеально построенный план. Кейсо хотела причинить верхнему городу столько боли, сколько он заслужил, а Виктор ей безустанно мешал, путаясь под ногами, потому что между ее целью и ею самой внезапно встал его силуэт — надменный, холодный, по-своему жестокий, но тем не менее вызывающий в груди ответное трепещущее еканье. И если с его присутствием она еще могла бороться, подавляя в себе ярое желание стать «нормальной» и остаться в Пилтовере навсегда, то стоило Маркусу переступить ее плотно выстроенную стену веры в свое благое дело, и Кейсо ощутила, как неуверенность медленно разъедает изнутри. Виктор остался бы внутри светлым пятном, горько-приятным воспоминанием, к которому можно было бы вернуться в дни смуты, убеждая себя, что она поступила правильно, покинув Пилтовер, горящий в собственноручно возведенном костре. Но шериф ворвался в ее жизнь так, словно давно подготавливал для этого почву, так, словно малейшие его слово и прикосновение стали бы отыгрывать ключевую роль в и так нелегком решении для девушки. Кейсо криво усмехнулась, до боли прикусывая дрогнувшую губу, затем подняла взор и презрительно скривилась. Ее неумолимо тянуло к Пилтоверу, пока он отстреливал ее людей по одному. Она нежилась на солнце в компании Виктора, подставлялась губам проклятого шерифа, пока они втыкали нож куда-то под ребра. И самое ужасное было в том, что даже после подобного она все пыталась и пыталась искать этому оправдания, пыталась убедить себя, что ни ее вины, ни вины кого-то из ее новоприобретенных «друзей» здесь нет. Девушка схватила со стола мешочек с петрицитом, сухо кивнув бармену на прощание, в два шага преодолела расстояние до Виктора и, резко схватив его за локоть, выволокла из таверны. Кейсо оставила ученого лишь у входа в центральное здание Пилтовера, ощущая, что руки так и не перестали нервно подрагивать после услышанного. Мужчина, задавший где-то с пару десятков вопросов и не получивший на них ответа, плюнул и махнул на Кейсо рукой, отправившись к себе домой. Девушка умела раздражать похлеще кого-либо еще. Он не знал, что вывело его из привычного равновесия сильнее: то, как преобразовывалась Кейсо, ступая по улочкам нижнего города, сплетаясь с ним, полностью сливаясь с местным народом, словно и вовсе не уходила оттуда, или сам их поход туда, куда Виктор идти не желал. Грязь, шум и люди совершенно иного склада ума — вот, что наполняли битком то место; громкая музыка, шумный гогот и витающий запах какой-то незаконной травы вперемешку с терпкими запахами человеческих тел — все это заставляло Виктора ежеминутно сдерживать тошнотворный порыв. Кейсо могла бы при желании покинуть Заун навсегда. Заун же ее не покинул бы никогда, в этом он убедился сам: все ее нутро было пропитано нижним городом, и это, казалось, искоренить было уже невозможно. Человек без нравов и принципов — неужели она на самом деле была именно такой? Кейсо рассекала коридоры, наталкиваясь по пути на людей, слыша ругань в свою сторону и отвечая незнакомцам такими же нелестными словами. Злость и не выплеснутая горечь клубились внутри опасным дымом, который если не выпускать время от времени хоть на ком-то, грозился вырваться в самый неподходящий момент или, если она так и не найдет ему применения, сжечь внутри очередные нервные клетки. Поэтому шериф, с которым она столкнулась на одном из поворотов, явно оказался не в то время и не в том месте. Захотелось зло посмеяться над покинувшей ее удачей, ведь все было как в паршивых детских сказках, только с неприятной точностью наоборот: случайные встречи с принцем, который полюбил прекрасную незнакомку с первого взгляда. Вот только в мире, где жила Кейсо, не было пресловутой любви, а шериф больше смахивал на злобного колдуна, чем на принца; мир Кейсо был наполнен грязью, похотью, коррупцией и попытками спасти свою собственную шкуру. Девушка налетела на Маркуса внезапно, врезавшись в носом в шерифский значок, и не сдержала жадного глотка табачного аромата, сопровождавшего мужчину незримым шлейфом. Это то, что удерживало ее на краю сознания несколько секунд, прежде чем из ее горла вырвался злобный рык. Маркус не успел и рта раскрыть, как Кейсо схватила его за ворот мундира, с силой припечатывая к стене. В общем-то, ее сил не хватило бы и на то, чтобы сдвинуть его с места, но глядя на ее искаженное ни то от злости, ни то от горечи лицо, он не посмел не поддаться ее порыву. Ему бы хотелось сказать, что с растрепавшимися волосами и блестящими от негодования глазами она выглядела как разгневанная фурия из древних мифов, но он разумно предпочел прикусить язык, догадываясь, что сейчас это будет лишним. Впрочем, он не мог даже представить такой ситуации между ними, когда это было бы не лишним. — Знаешь, кого ты, сукин сын, сегодня подстрелил?! — взревела она, явно не беспокоясь, что если кто-то вдруг застанет их за таким занятным разговором, то проблемы будут у обоих. Маркус несколько раз озадаченно моргнул, пытаясь понять, о чем она толковала, но единственное, что занимало его мысли, — это легкий страх: такой безумной он ее, пожалуй, еще не видел. — Моего младшего брата! — понизив голос, прорычала она ему прямо в лицо, и мужчина с силой вжался в стенку, впиваясь пальцами в каменное покрытие. Сдерживать утробные желания, когда чужие губы что-то втолковывали ему в паре сантиметров от собственных, выходило все сложнее. — А знаешь, кого убил? Шесть из тех, кто был мне дороже собственной жизни! Назови мне хоть одну причину не убить тебя прямо здесь. Хоть один, черт возьми, малейший повод не прошить твои кишки парой выстрелов?! Мысли с ее губ переключились мгновенно, стоило ему увидеть нездоровую влагу в уголках ее глаз. Несмотря на злобный тон, как у разъяренной змеи, девушка едва ли не плакала. Что Кейсо могла поделать, если сама-то она неплохо проводила время в верхнем городе, разгуливала свободно, наслаждалась исследованиями, пока ее люди внизу погибали? Была бы Кейсо чуть менее подвержена неконтролируемой вине за все проблемы светлячков, она бы признала, что случившееся — вина самих светлячков. Она строго-настрого наказала Экко не высовывать носа без надобности, пока ее не будет. Но тот, возложив на свои плечи ношу заместителя, решил действовать самостоятельно. Мальчишка всегда рвался стоять у руля их небольшой коммуны. Мужчина не сразу заметил, как ему в живот уперся его же револьвер, которого он не видел пару дней с момента последнего их разговора с Кейсо. Мысли складывались вязко, постепенно и очень нехотя, поэтому Маркус долгое время просто стоял и глупо смотрел, как дуло все сильнее давит ему в солнечное сплетение и безмерно дрожит в такт рукам девушки. Он слышал о сегодняшней вылазке. Силко, уставший от бездействия шерифа и его вечных отговорок, заплатил нескольким его подчиненным напрямую, подстроив ловушку в своем судне. Он готов был пожертвовать сотнями литров своего наркотика, лишь бы прикончить пару-тройку ненавистных светлячков. Лишь один этот факт уже отдавал тревожным звоночком: Силко больше не доверял ему так, как раньше. — Меня там не было, — наконец, выдавил из себя мужчина, не в силах стерпеть прожигающего взгляда девушки. — Это был не мой рейд, я даже не знал о нем до того, как это произошло. — Лжец, — прошипела она, словно заранее ожидая от него отговорок, и еще сильнее сжала пальцами чужой воротник. — Я сопровождал гостей, прибывших на аукцион. Я не знал об этом, а если бы знал… — Все равно ничего бы не изменил, потому что чужие жизни ведь ничего не стоят на фоне мешка с золотыми, испачканными в чужой крови, верно? — презрительно хмыкнула Кейсо, неосознанно задевая больную тему — монету, перепачканную кровью шерифа Грейсон, Маркус хранил до сих пор. Как напоминание о своей слабости, безвольности и неправильных решениях, последствия которых привели ко многим горьким инцидентам, а еще как напоминание о том, что его собственные амбиции и упрямство стоили жизни многим людям — хорошим людям — таким, которым он никогда не сгодился бы и в подметки. Шериф никогда не тешил себя пустыми надеждами, знал, что он не просто плохой человек, он тот, против кого мечтал бороться едва ли не с детства, восхищенно разглядывая накрахмаленные рубашки шагающих по городу миротворцев. Это осознание было особенно горьким, как и то, что выхода из замкнутого круга своей жизни он просто не видел. Единственный вариант поступить правильно — сдаться совету с повинной, и тогда его будет ждать Тихий Омут за все свершенные преступления, сокрытия контрабанды и еще сотню мелких деяний, которые он добровольно покрывал. Маркус был слишком слабым и безвольным, чтобы отыскать в себе силы для такого поступка. И у него была дочь, которая искренне, воодушевленно верила, что ее отец — герой Пилтовера, ежедневно защищающий родной город ото зла. На деле он же этим самым злом и являлся — продажный миротворец, через руки которого проходят грязные деньги, взятки, наркотики и контрабанда. Такого ли отца желала себе маленькая Рен? Он сомневался в положительном ответе. — У меня нет выбора, — выдохнул он, стойко выдерживая злобный взгляд, уткнувшийся ему куда-то в подбородок. — Может, мне и тошно от денег, испачканных в чужой крови, но выпутаться из того, куда я себя загнал — не выйдет. Уже нет. — Выбор, — зло выплюнула Кейсо, всовывая его же пушку ему в руки и с неприязнью отшатываясь от него, — есть всегда, шериф. Она резко развернулась, сдерживая желание хорошенько вмазать мужчине за его жалкие попытки оправдать себя, и меньше, чем за минуту, скрылась за поворотом коридора. Уже в покоях, слегка остыв и выместив сперва злость, а затем и боль на ничем не повинном одеяле, которое впоследствии оказалось почти что разорванным в клочья, Кейсо внезапно осознала одну очень важную мысль. Смерть близких людей: юных, слегка наивных, верящих в их бравое дело и в саму Кейсо, — оставила очередную рану на душе, которая впоследствии, если повезет, станет лишь глубоким шрамом, а если нет, то останется вечно задеваемым кровоточащим надрывом, с которого заживо без конца сдирают корку. Они теряли людей на вылазках ни раз и ни два — горящих верой юнцов, едва переживших свое отрочество, практически детей, с малых лет рвавшихся в бой. Пока ты молод и неопытен — море всегда кажется по колено, а самосохранение срабатывает через раз, зато желание во что бы то ни стало добиться свободы — первый двигатель, запускающий бурлящую кровь в юных жилах. Так было всегда. И Кейсо была такой же, пока не ощутила на своей шкуре цену этой свободы с привкусом металла на языке. Это не тот пример, который она хотела подавать остальным, но иного выбора не было. Светлячки, так или иначе, рисковали своими жизнями, не в зависимости от того, пытались они бороться за справедливость или бездействовали. Кейсо, судя по всему, родилась в рубашке, обладая столь изощренной удачей, что смотрела на нее практически с издевкой. На кой черт девушке нужна была эта удача — она совершенно не понимала, ведь сильнее всего ей хотелось спасать остальных, а получалось слишком уж паршиво. Кейсо обессилено опустила руки, оставив одеяло в покое, а затем внезапно выпрямилась по струнке, вспомнив кое-что важное. В порыве злости, досады и вины она, впервые совершенно не сдержав эмоций, не руководствуясь здравым смыслом, позволила себе забыться. Вместо того, чтобы держать язык за зубами, она сдала себя с потрохами шерифу. Сложить два плюс два не составило бы труда даже ему. «Знаешь, кого ты сегодня убил? Шесть из тех, кто был мне дороже собственной жизни!» Весь чертов план, которому она упорно следовала, никак не выдавая свою личность, был к коту под хвост. Все, что она теряла, все, что ей приходилось терпеть, сжимая зубы, проглатывать, давясь собственной гордостью — все это она сама же разрушила своими неосторожными словами. Сомнений не оставалось — шериф наверняка догадался о ее принадлежности к светлячкам. Она стала мысленно отсчитывать секунды в тишине, прислушиваясь к любому шороху за дверьми. Кейсо была уверена: пройдет немного времени, и в ее покои ворвется толпа миротворцев во главе с Маркусом — небось гордые и самодовольные до невозможности. Еще бы, ведь они подадут Кейсо совету — члена преступной, по мнению Пилтовера, группировки головорезов — как горячее блюдо. Но время шло, ее комната все также пустовала, а размеренное потрескивание свечей в коридоре ничем не нарушалось. Что-то в ее понимании давало прореху, и ей это совершенно не нравилось. Все в Пилтовере было логично, последовательно, ожидаемо для самой Кейсо, и только шериф в последнее время выбивался из строя, выходил из общей системы, сбивая саму девушку. Его действия не подчинялись ей и ее планам, и это злило вновь и вновь. Она вспомнила его осипший, пристыженный голос и пропустила пару ударов сердца, подмечая деталь, выбивающуюся из колеи. Шериф не удивился ее словам ни на йоту. И причины могло быть лишь две. Возможно, мужчина просто-напросто не догадался, не смог сделать верный вывод из ее неразумно брошенных слов, не смог выцепить сознанием тот факт, что она говорила о светлячках, как о крайне дорогих ей людях. Но это казалось слишком наивным и глупым: Маркус мог быть кретином, но явно не полным идиотом. Потому вывод напрашивался сам. Шериф догадался о том, кто она на самом деле, намного раньше.