You caught me off guard I have lost this fight So come on and end me I'm at your mercy
Кейсо протяжно шикнула, стараясь сдержать поток рвущихся наружу слов, выходящих за рамки всех пилтоверских приличий и законных высказываний. — Мать твою, ну что ты там устроила, Кирамман? В твоих нелестных руках даже расческа становится смертельным оружием, — недовольно скривилась девушка. — Я только расчесала твои… — девушка запнулась, пытаясь понять, как правильно назвать спутанного ежа на голове Кейсо, — волосы. Кто же знал, что они у тебя такие своевольные, — недовольно вздохнула та. — Хотя, учитывая их хозяйку, можно было и догадаться. — Я, конечно, понимаю, что твоя аристократичная задница не привыкла, когда ее надирают, но сейчас, девчонка, ты здорово рискуешь быть отшлепанной. — Кейсо… — сконфуженно пробормотала та, резко дергая расческой и получая очередное недовольное шипение в ответ. — Радуйся, что я сперва предупреждаю и лишь затем действую, — приподняла бровь девушка, — если бы не твои высокопоставленные родители, я бы тебя уже… — Кейсо! — Кейтлин одним резким движением завернула часть волос в пучок и мстительно заколола их шпилькой, проезжаясь по чувствительной коже затылка, и Кейсо подняла руки вверх в капитулятивном жесте, посмеиваясь с нее. Кейтлин, едва услышав от Джейса, что их новоприобретенная знакомая посетит сегодняшний аукцион, весьма разумно предположила, что той понадобится помощь. Так и было: когда она, за пару часов до мероприятия, постучалась к ней в покои, то застала ее в комнате, многозначительно задымленной табаком, подозрительно напоминающим тот, что курит шериф. Сама же Кейсо скручивалась пополам, зацепившись ногами за кровать, — судя по закинутому на плечи полотенцу, она разминала пресс, время от времени останавливаясь, чтобы затянуться из трубки. Тоже очень подозрительно напоминающей шерифскую. Кирамман пыталась вспомнить, видела ли в своей жизни что-то забавнее занятий спортом человека, в чьих легких, похоже, першит табачная дрянь. Бред, да и только, — подумалось девушке, — Кейсо — человек до предела безумных контрастов. Кейтлин тогда возмущенно расфыркалась, стараясь скрыть смущение от вида Кейсо едва ли не в белье. Девушка была излишне угловатой и плоской, но это не мешало ее телу выглядеть, как у худющей поджарой гончей. Кейсо, конечно же, без боя не давалась и долгих несколько минут пыталась упорно выпроводить юного миротворца из комнаты, а затем все же сдалась, позволив той привнести маленькие авторские детали в свой внешний вид. — Если хоть одна напудренная кисточка коснется моей кожи — пеняй на себя, — предупредила ее тогда Кейсо. — Ни капельки клоунского раскраса. — Может, хотя бы тени? — взмолилась та, но услышав раздраженный рык, быстро согласилась. Кейтлин поправила выбившуюся прядь из пучка своей жертвы, затем пару мгновений поколебалась и вновь вытащила ее обратно, довольно хмыкая своим результатом: Кейсо шла не идеальность. Взгляд привлек дразнящий блеск со стороны ее кровати, и Кирамман, не преминув любопытно вытянуть шею, восхищенно выдохнула. — Выглядит красиво, — она подошла к платью, аккуратно проводя кончиками пальцев по нему. Сбитые волны тонкой ткани, — ни капли вычурности, ни единого лишнего мазка и элемента, даже, она бы сказала, весьма дерзкие разрезы у ног, — должны были неплохо подчеркнуть настоящий образ Кейсо. — Это Медарда соизволила наведаться сегодня ко мне, дабы всучить это, — насмешливо сощурила глаза Кейсо. — Сказала: «Не дай Виктору нарядить тебя во что-то, что сделает из тебя пилтоверскую куклу». Мудрая женщина, — со знанием дела протянула девушка, расслабленно выдыхая дым. — И ты решила его надеть потому, что настояла советница? — Нет, потому что ты только что назвала его красивым, — игриво приподняла одну бровь Кейсо, медленным шагом направляясь к девушке, пока та металась глазами по комнате, пытаясь найти, что сказать в ответ. К моменту, когда Кейсо заправила прядь волос той за ухо и насмешливо щелкнула по носу — Кейтлин была забавной, но на нее девушка даже не посягала — кто-то постучал в дверь, и Кирамман, покрываясь густым румянцем, выскочила из покоев. До прихода Виктора оставались считанные минуты, но натягивать платье почему-то никак не хотелось. Кейсо так и стояла на веранде, с низко повисшими на бедрах спальными штанами и все еще влажной после быстрого душа кожей. Чертовы кончики волос закрутились даже от горячего пара: наверняка Кейтлин была бы в ярости, увидь она, что все ее старания пошли насмарку. До слуха донеслось странное, до боли знакомое гудение, и Кейсо встрепенулась, тревожно упираясь глазами перед собой. Она не могла спутать, но сознание сомнительно качало головой, и девушка шумно выдохнула — этот звук был, скорее, похож на наваждение. Но спокойный гул все нарастал, отдаваясь тонкими вибрациями куда-то под кожу, и когда этот звук подобрался совсем близко, девушка отшатнулась назад от тихого окрика прямо в лицо. — Сюрприз! — Кейсо, зацепившись о порожек комнаты, едва не полетела вниз, вовремя цепляясь за мужские руки, которые подхватили ее, несколько раз крутанув на месте. В нос ударил запах затхлости канализационных труб, влажной земли и пороха. — М-да, реакция у тебя так-то совсем притупилась в этой помойке. — Черт возьми, — неверяще выдохнула Кейсо, на всякий случай ощупывая мужское лицо, — Экко, засранец мелкий. Он так и не расцепил рук, несдержанно прижавшись опаленной щекой, покрытой едва ощутимой щетиной, к девичьей. — Я скучал, Кейсо. Ты даже не представляешь, как сильно, — выдохнул он ей в плечо, позволяя минутной слабости выскользнуть с уст, но уже через мгновение отстранился, возвращая наглое выражение лица. Они с Кейсо вместе росли, точили клыки, мужали и учились быть теми, кем стали в конце: людьми, на которых рассчитывала добрая сотня нуждающихся, теми, кто при надобности ощетинивается и носит нужную делу маску. Они не привыкли к нежностям, хотя иногда все же сдавались под напором обстоятельств и приходили под крыло друг друга в надежде восстановить покой в душе. — Эти придурки что, совсем без мозгов, раз не додумались поставить хоть какую-то охрану у твоего балкона? И вообще, они что, дали тебе такие покои изначально? Он громко расхохотался, и Кейсо накрыла его губы ладонью, сама стараясь сдержать смех. — Экко, миротворцы — идиоты. Еще большие идиоты, чем нам казалось раньше, уж поверь, — о том, что они еще и больные на голову извращенцы и насильники она предпочла умолчать. — Я бы сбежала отсюда в первую же неделю, если бы хотела, — фыркнула она, и Экко довольно оскалился. — Ты не… Ты уверен, что тебя не видели? — Я пару месяцев следил за патрулирующими миротворцами и твоими покоями, чтобы подгадать момент, — в его голосе лучилось плохо скрытое самодовольство, и Кейсо пихнула парня в бок. — Я бы не стал рисковать. Ну же, расскажи мне хоть что-то: уверен, что местный зверинец не обошелся без твоих забав, докладывай. — Тебе начать с того момента, где я вколола в шерифа мерцание или с того, как я однажды подпалила усы одному из советников? Совершенно случайно, конечно. Кейсо на мгновение ухмыльнулась, чувствуя подступающую эйфорию от того, что впервые за долгое время разговаривает с кем-то на одном языке. Но затем ее ухмылка на мгновение дрогнула. А что вообще она могла рассказать? Все прежние похабные шутки, забавы, попытки довести местных до белого каления не столько остались в прошлом, сколько стерли свою суть под давлением актуальных обстоятельств. Слишком много всего навалилось в последнее время, и ее забавы перестали нести желчь и попытку таким образом показать превосходство. Это превратилось в попытки не забыть, кто она есть, да и только, ведь в Пилтовере Кейсо, совершенно нежданно, обзавелась парой друзей, шутки над которыми перестали нести злой характер. Она могла бы рассказать, как сотню раз выводила шерифа из себя, а сама оставалась при этом с чистыми руками, могла бы рассказать, как проучила заносчивого Маркуса, сделав ход конем и показав ему обратную сторону того, на какую падаль он работает. Могла бы зло посмеяться над тем, что этот ублюдок лишился жены — вот она, сладкая месть за все его злодеяния на блюдечке, но вместо этого Кейсо удивленно выдохнула и отшатнулась. Здесь, в Пилтовере, она мучительно медленно менялась, день ото дня открывая для себя все новые аспекты и детали жизни верхнего города — новые переменные, о которых она раньше и знать не знала, но вес которых был очень велик. Она вслушивалась в слова совета и ученых, расставляла по полочкам свои знания и умения, пыталась рассмотреть ситуацию, в которую погружаются два города, под другим, немыслимым ранее углом. То, что ее взгляды и видение мира изменились, исказились, стали более щадящими, признающими, что все в их политике не столь очевидно и просто, — заметить было нельзя, потому что каждая стертая мысль, каждый поворот мировоззрения был слишком плавным и постепенным. А приход Экко внезапно заставил ее раскрыть глаза пошире и, наконец, признать, что верхний город изменил ее. Внутри ярко боролось заунское желание похабно улыбнуться, заманчиво поманить пальцем и рассказать братцу, что шериф Пилтовера — тот самый грубый недалекий мужлан — выцеловывал мочку ее уха и касался губами ее лодыжки: покорно, несмело, обреченно, встречаясь обессиленной душенкой с тем, чему противиться не мог. Раньше она бы наверняка так и сделала, даже не сдерживая явной гордости за капельку власти над ненавистным ранее человеком. Но сейчас эти, да и все остальные слова стояли в горле распирающим комом. Разве имела она право, обнадежив некоторых людей в Пилтовере, — тех, кто доверил ей что-то свое личное, интимное, какие-то страхи и помыслы, — выставить их напоказ? Почему-то слово «предать» даже не поворачивалось на языке, ведь она знала, на что шла. Знала, что очередная роль, отыгрываемая ею, будет подразумевать именно использование каких-то маленьких фактов и слабостей против них же самих. В конце концов, Кейсо никому ничего не обещала, не выпрашивала, — они сами оставили ее здесь, сами же и делились в ответ своей подноготной и сами же сдавались под напором собственных ожиданий. Кейсо предупреждала — что верить ей нельзя, и не раз. Но самым забавным среди всего этого было именно желание, чтобы Виктор ей верил, несмотря ни на что, а Маркус — глупец, чья паскудная преданность ощущалась в каждом слове и мимолетном движении — нет. Лучше бы он столь же верно служил Пилтоверу, не продаваясь за взятки, как колыхал своим дыханием кончики ее волос в лаборатории. То, что Кейсо чрезмерно вжилась в эту роль, не в силах отличить границы того, что было необходимо, что было спланировано заранее и того, чего ей на самом деле хотелось — означало предательство. Вот только не Пилтовера, а Зауна. Совершенно не тех, кто непреднамеренно проникался Кейсо, желал, чтобы она осталась, чтобы стала кем-то, кем они хотели ее видеть или кем-то, кто вдруг окажется рядом — улыбаясь, ластясь к рукам, дурея от их близости. Кейсо терялась меж двух городов: меж тем, что было нужно и тем, чего ей на самом деле хотелось, этим самым предавая светлячков. Хотелось сбросить наваждение, в отместку тем, кто заставил ее путаться в себе, кто заставил ее желать остаться здесь, продолжая размеренную работу или прогулки по шумным улочкам Пилтовера. Хотелось рассказать, какие «святые» миротворцы и насколько глубоко плевать совету на проблемы Зауна, но вместо этого Кейсо лишь сжала зубы и мотнула головой. — Даже не верится: столько забав — и все без меня, — криво ухмыльнулся Экко, через мгновение позволяя тоске расползтись по лицу, и девушка, все еще держащая его за щеки, отзывчиво приподняла брови. — Им не хватает тебя, Кейсо. Никто не привык коротать дни без твоего присутствия, все стало каким-то… другим. Все изменилось: в Зауне, среди нас, даже дом с каждым днем становится менее ярким. Кейсо нахмуренно отстранилась, едва сдерживая вопрос о том, подразумевает ли он под этими «изменениями» собственные срывы с цепи, мародерство, которое при ней светлячки не позволяли, и прочие нападки на Пилтовер, о которых упоминал шериф. Но зная, что это прозвучит с плохо скрытым обвинением, она предпочла умолчать. — Еще немного, — хрипло произнесла Кейсо, даже не зная, что эти слова могут даться столь тяжело. О том, что еще немного и жизнь вернется в прежнее русло, она упорно предпочитала не думать последние пару месяцев, а может, и дольше. Наверное, с того момента, как заявилась посреди ночи в спальню Виктора, да так и оставила часть своей поганой души подле него. Отчаянно хотелось разделить свою жизни на две дороги, на два параллельных мира — да хотя бы иметь возможность наведываться в Пилтовер, не становясь изгнанником среди своих — родных в Зауне. Два города, ранее объединенных одной идеей процветания, сейчас были едва ли не заклятыми врагами, и любой выбор Кейсо полностью и бесповоротно отворачивал ее от другого. Где бы она ни решила остаться, какой бы путь она далее ни выбрала себе — для другой стороны она навечно заклеймит и очернит себя — и это было самым несправедливым в окружавшем ее мире. Кейсо прекрасно знала: даже если каждая часть ее мыслей внезапно прикуется к Пилтоверу, — что после всех его злодеяний, поганых миротворцев и смертей близких было практически нереализуемо, — она все равно не сможет остаться. Потому что личные помыслы были лишь тем, что она могла лишь изредка подкармливать — насмешками над Талисом, разговорами взахлеб до глубокой ночи с Виктором или забавными пререканиями с шерифом. Но эти же самые помыслы никогда не были тем, на что она опиралась, принимая те или иные решения. — Просто не верится, что тебе и вправду удалось втереться в доверие к этим аристократичным блюдолизам, — не замечая растерянного настроя девушки, хмыкнул Экко, обводя взглядом ее вычурные покои, — неужели тебе не противно играть перед ними эту… За дверью послышался тихий шум, сопровождавшийся размеренным постукиванием тростью, и Кейсо шикнула на Экко, который тут же притих, нырнув за край веранды. — Кейсо, ты скоро? — прозвучал взволнованный голос Виктора за дверью, и край двери приоткрылся, но так и замер, словно мужчина не решался зайти. — Я… Я хотел извиниться за вчера, я просто нервничал. Не знаю, что на меня нашло, я стал перегибать палку. — Да-да, Виктор, — поспешно закивала сама себе девушка, не желая, чтобы тот сболтнул что-нибудь еще. — Не бери в голову, дай мне пару минут, и я выйду. Мужчина помолчал, оценивая чуть нервный голос Кейсо, а затем все же закрыл дверь, оставляя комнату пустовать. Экко мягко спрыгнул на бортик веранды, понимая, что времени, видимо, в обрез. — Все по плану, ведь так? — поспешил уточнить он, понимая, что ни о чем стоящем они так и не поболтали, а рассказать хотелось так много… — День Прогресса также актуален для нас? Я все ещё не понимаю, почему столько времени ушло на эту побрякушку. — Хекстек — это не побрякушка, — чуть раздраженно проговорила Кейсо. — Одно неловкое движение, и он взорвет половину Зауна к чертовой матери. — Лучше бы он взорвал Пилтовер, — хмыкнул парень. — Он вообще ничего не будет взрывать, Экко, — рявкнула она, предупредительно щурясь. — Мы поняли друг друга? — Как скажешь, босс, — он поднял руки вверх и вновь заглянул в покои, стащив напоследок пару десертов, лежащих после обеда, и лишь сейчас заметил разложенное на кровати платье. — Что это? Он нахмурился, на глаз прикидывая стоимость подобного наряда, когда сознание услужливо подкинуло короткий диалог Кейсо с каким-то незнакомцем из-за двери. — Талис хочет представить меня гостям, вроде как мой вклад в развитие хекстека. Давай мы не будем обсуждать это сейчас? — с нажимом произнесла девушка, намекая на отсутствие времени и желания, но Экко нахмурился еще сильнее, окидывая ее неуверенным, подозрительным взглядом. — Представить гостям? Я-то думал, ты с утра до вечера работаешь не покладая рук, разбираешься с их камушком, изучаешь его, лепишь из него нечто, нужное нам, а не расхаживаешь по балам-маскарадам, — он уязвлено вытянулся в лице, рассматривая явно недешевое платье, обрамленное вставками, наверняка, из чистого золота. — Ты тут, купаясь в лучах славы, не забыла, для чего мы все это затеяли?! Не забыла, на чьей ты стороне, или тебя так легко соблазнить светскими беседами и красивыми тряпками?! — Я — не забыла, — Кейсо схватила его за грудки, резко притягивая к себе. — А вот ты, мальчишка, кажется, забываешь, с кем разговариваешь. Возомнил себя главой в мое отсутствие? Думаешь, я не знаю о ваших зверских набегах? Мы еще поднимем разговор о твоих самоуверенных вольностях, которые стоили жизней мирным гражданам, будь уверен, Экко, — она раздраженно выдохнула ему в лицо. — Мы договаривались с тобой, мы планировали — дата была назначена на день Прогресса, и у меня все под контролем. Так что будь добр, юнец, прибереги свои обвинения для кого-то другого и не забывай, чем ты мне обязан. Она со злостью оттолкнула его от себя, и парень издал виноватый вздох, чуть пристыжено опуская голову. Экко знал, что будет сложно, знал даже, что Кейсо не побрезгует поставить на кон все, чтобы очутиться там, где она была сейчас. Как именно девушка добивалась расположения у совета и ученых — он не знал, а догадки вставали неприятным комом в горле, вызывая запоздалую вину. Как бы сладко и легко все ни казалось на первый, поверхностный взгляд, Экко прекрасно понимал, что за пределами ее беззаботного выражения лица стояли полгода выворачивания себя наизнанку и попыток отыграть нужную роль. — Я… Я просто… — Ты просто будешь ждать от меня вестей в ближайшие дни, и все. Раз уж ты не способен безоговорочно доверять, что лично мне кажется весьма странным после стольких лет. — Я боюсь, что тебе здесь понравится. — Мне здесь нравится, — холодным тоном отчеканила Кейсо, насмешливо приподнимая бровь. — Я могу здесь работать над тем, что мне интересно, я могу здесь не бояться за свою жизнь, могу питаться не одними объедками и не ходить месяцами, забыв, что такое теплая вода. Неужели ты ожидал другого? Мне стоит солгать, сказав, что прелести жизни не будут приносить удовольствия? Но все это ни на каплю не меняет того, что моя цель остается ровно такой же, какой и была до этого. Я хоть раз тебя подводила? — Нет, но… — Может, тогда, когда подставилась отпрыску химбарона, когда ты стащил его кошелек посреди бела дня?! — Экко возвел глаза к небу, взъерошивая волосы: он умел парой слов вывести Кейсо из себя. Она рванула ткань брюк вниз, оголяя кривой шрам вдоль бедра. — Помнишь, как мне пришлось идти к Синджеду — тому, кого я презираю всей душой — чтобы он выковыривал ржавые осколки какой-то трубы, которую тот заносчивый сопляк воткнул в меня, потому что я защищала твою тощую мелкую задницу? — Кейсо, я же не… — А, может, я подводила тогда, когда тебя пробила лихорадка и мне пришлось провести две безвылазные ночи в борделе?! Ты уже тогда все понимал, хоть и был еще совсем мальчишкой. Понимал, да так и не решился спросить о том, что вытворяли со мной те торговцы, которые решили приобрести меня на пару ночей подряд. Блядских, во всех смыслах, ночей, Экко! Может, тебе напомнить обо всех ситуациях, которые происходили со мной на протяжении последних, мать его, отвратных лет, а?! Или ты поверишь мне на слово, что все идет по плану?! — Кейсо перевела дыхание, проводя рукой по напрочь растрепавшимся волосам. — Ты как-то не поинтересовался, как для меня прошли эти несколько месяцев, даже не предположил, что помимо приятных бонусов меня ждала уйма местного дерьма, с которым приходилось и приходится свыкаться и… — Я понял, — глухо перебил ее Экко. — Был неправ. Я буду ждать от тебя вестей, — он понуро опустил плечи, видя, как ее шея раскраснелась от излишней эмоциональности и виновато прикрыл веки. — Будь так добр, братец. — Я скучал, Кейсо, правда скучал, — он резким движением прижал ее к груди, облегченно выдыхая, когда она мазнула ладонями по его покатистой спине, и через мгновение отпустил, подмечая легкую усмешку на ее лице. Они оба привыкли разговаривать на повышенных тонах, что уж там — часто их ссоры и споры доходили до серьезных потасовок, после которых поначалу с синяками оставался один Экко, но как только он вырос, остальные светлячки частенько разнимали их междоусобные конфликты, доходившие до нешуточных драк. Потому он знал: Кейсо весьма быстро отходила даже тогда, когда его слова звучали излишне грубо. — Бывай, Экко, — она махнула ему напоследок рукой, прежде чем парень спрыгнул с балкона и, оглядываясь по сторонам, тихо полетел вдоль стены, лавируя меж кустов и высоких деревьев на своем скейте.***
Рука Виктора, за которую Кейсо неуютно держалась, бесконечно дрожала. Так, что девушка едва ли смогла запихнуть язвительную мысль подальше: с Маркусом ощущалось намного увереннее. Кейсо внутренне выругалась — так, за что ее тут же выпроводили бы со всего этого фарса, прозвучи подобная ругань вслух. Грязно, — она обреченно мотнула головой, — и мысли, что ни на есть, грязные. Как удобно она устроилась, имея под боком мужчину, к которому всегда можно будет прибежать, когда Виктор в очередной раз оттолкнет. Когда рядом захочется ощутить не подрагивающую от неуверенности ладонь, а ту, которая своим теплом накрывает пальцы и рядом с которой не хочется думать ни о чем, кроме «сейчас». Профурсетка. Не зря столько лет провела в борделе, видимо, привычка расставлять ноги перед любым, кто вдруг, кажется, относится к тебе бережно — осталась. Хотя, — Кейсо нахмурилась: и кому она лгала, пытаясь очернить себя без особой на то причины, — за столько лет еще никто не относился к ней бережно. А зачем, так ведь? Кейсо — бунтарь Зауна, лидер светлячков, прожженный безэмоциональный солдат, у которого на уме уйма похабных шуток и самодовольного эгоизма — Кейсо же совсем не умеет чувствовать, совсем не умеет бояться и желать того, чтобы кто-то оградил ее от всего дерьма, которое наполняло жизнь из года в год. Того, кто посмеет вдруг решить, что Кейсо необходима забота, ждет расстрел. Так всем казалось, а Кейсо и не прочь была поддерживать эту видимость, да вот только в последнее время все это стало совершенно безвозвратно ломаться, крошиться — так, как никогда прежде. И хотелось поддаться абсолютно любой нежности, исходящей даже от того, кому поддаваться было нельзя. Какая ведь разница — хоть прикормку из рук самого Дьявола жуй — если нутро так горит, болезненно сжимается, а чужие ладони кажутся единственным спасением? Вот только руки Виктора были тем, кто доламывал в ней это самое последнее уцелевшее, последние остатки хрупкой маски, обнажая и уязвляя ее. Девушка с горечью сглотнула: от шумной толпы напыщенных аристократов, через которую они с Виктором шли, в голову лезли совершенно ненужные мысли. На душе было паршиво. Так паршиво, что все вокруг внезапно перестало быть значимым, и ничего, кроме презрения за свое поведение, мысли и поганые желания, в голове не возникало. — Ботинки, — констатировал Виктор, когда Кейсо вышла из комнаты. — Ты понимаешь, что все нормальные дамы ходят в туфлях? — Если ты не успел заметить, то слово нормальная в твоем восприятии звучит для меня, как оскорбление, и на этих сраных ходулях я уж точно не собираюсь ломать себе ноги, — хмуро ответила Кейсо, будучи в препоганом настроении после встречи с Экко. — Вот объясни мне, великий ученый, какого черта я должна одевать что-то, что причиняет мне дискомфорт? Все ваши женщины какие-то недалекие, — раздраженно рыкнула она. — А с платьем, которое я тебе предложил, что не так? — в тон ей спросил Виктор, нервно одергивая удушающий — спасибо Джейсу — галстук. Господи, да на них же из-за нее все будут пялиться. — Захотелось надеть другое, это какая-то проблема? — приподняла бровь Кейсо, прекрасно зная, что с ответом Виктор замнется. Сказать ему было нечего: не будет же он раздраженно злиться, по-детски обижаясь на это? Но злился мужчина все равно. Казалось, что она нарочно обходила любые его слова и попытки показать, что ее действия должны зависеть от него. Виктор мотнул головой, нервничая на подобные мысли, — а должны ли? — Они хотят представить хекстек и возможность его медицинского применения на дне Прогресса, — тихо пробормотал ей Виктор, когда они уже битый час сидели за небольшим столиком, медленно потягивая вино, которое девушка сразу же окрестила прибродившим соком, яростно ругаясь на отсутствие нормального алкоголя. Кейсо, откровенно говоря, скучала, покачивая ногой, слушая поочередные речи советников и особо важных гостей и не сдерживая искусственно-слащавой улыбки тем, кто к ним подходил, чтобы перекинуться парой фраз с Виктором или усевшимся возле них Талисом. — Ты можешь хотя бы сделать вид, что все происходящее не настолько противно тебе? — нахмурился Джейс, придвигая стул ближе к Кейсо. — От твоей ухмылки цинизмом веет на километр. — Прости, что не настроила дежурное лицо перед выходом, Талис, — раздраженно прорычала она. — Но меня тошнит от запахов изысканной еды, когда всего этого пира с легкостью хватило бы для того, чтобы прокормить сиротские приюты в Зауне. — В Зауне есть приюты? — удивленно вскинул глаза Джейс, нервным взором осматривая обилие легких закусок. — Уже нет, — глухо ответила Кейсо, не желая дальше продолжать эту тему, и Талис обреченно замотал головой. — Скажешь пару слов после меня? — вдруг предложил Джейс, громко хлопая по девичьему колену под недовольный взгляд Виктора, и тут же стушевался, ощущая, что его ладонь скользнула по непривычно оголенной коже девушки. — Черт подери, тебя проще воспринимать мальчишкой с опаленным от тяжелой работы лицом и в пропахшей потом рубахе, чем в этих дурацких тряпках, — растерянно пробормотал мужчина. — Надо же, — довольно протянула Кейсо, — неужто золотой мальчик Прогресса считает вычурные костюмы дурацкими тряпками? Приятно слышать пробуждение здравого смысла в твоих слащавых речах, — хмыкнула она, тут же получая пинок. — Научи-ка и нашего зануду Виктора уму разуму. В этот раз пинок прилетел с другой стороны, и Кейсо, на мгновение ощущая ожидаемые облегчение, привычный теплый огонек в присутствии этой парочки и уход тяжелых мыслей после встречи с Экко, притянула обоих мужчин за шею, взъерошивая их волосы под недовольное возмущение окружавших посетителей аукциона. — Ну вот, с ней точно что-то не так, наверняка заболела, — недовольно пробурчал Виктор, на пару с Талисом сдаваясь под суровым взглядом Кейсо. Он едва сдержал язвительную фразу о том, что она могла простудиться, купаясь вместе с шерифом черт знает где, но увидев, как она расслабилась, совершенно не по-женски прижимая к себе приятелей, предпочел умолчать об этом. Сейчас-то Кейсо была с ним, пусть и в вульгарном платье, подозрительно напоминающим наряды Медарды, пусть и прижимала к себе не только его, но и Джейса, но она улыбалась. Не дерзко, не нагло, скорее, чуть грустно — так, словно наслаждалась последними крупицами незамысловато проведенного времени со старыми друзьями. Виктор не успел поразмышлять над тем, почему ее взор выглядел так, словно она прощалась. Джейс резко подскочил, когда его пригласили на импровизированную сцену, утащив за собой сопротивляющуюся Кейсо. — Что мне, черт возьми, говорить этим напыщенным индюкам? — напоследок успела зашипеть Виктору Кейсо, хватаясь за него, как за спасительную соломинку. — Говори то, что думаешь, — он усмехнулся ей, — обычно у тебя недурно это получается. Кейсо замялась у ступенек, одергивая неприятно липнущую к телу мягкую ткань, когда ей на плечо невесомо легла женская ладонь. — Он все уши мне прожужжал, что хочет дать тебе высказаться перед гостями, — проворковала Медарда, аккуратным, почти что материнским движением поправляя узкий воротник девичьего платья. — Как удобно: представить перед ними зверушку из Зауна, показав, что у вас с нижним городом мир да благодать, — скривилась Кейсо. — Он верит тебе так, как никто в Пилтовере, — оборвала ее женщина. — И хочет показать это им, но в первую очередь именно тебе. Хочет дать возможность донести свои мысли так, как ты умеешь. — Я вообще не умею доносить их так, как это дозволено в Пилтовере. За мои мысли обычно сажают в Тихий Омут или подвешивают за горло на глазах у широкой публики. Может, Вы мне лучше напишете листик с речью? — иронично подняла бровь Кейсо, и Медарда молча закатила глаза на ее паршивую шутку. Она любила выдавать что-то в таком духе, изощренно подшучивая над своим недугом, мол: «Скай, сегодня ты выглядишь особенно обворожительно» или «Смотрите-смотрите, кажется, у шерифа что-то на спине!». Все тут же оборачивались, пялились на Маркуса под его то бледнеющее, то краснеющее от злости лицо и попытки отловить прячущуюся за спиной Талиса пигалицу, делавшую из шерифа посмешище. Кроме Джейса и Виктора весь персонал лаборатории велся на подобные глупости раз за разом, забывая, что Кейсо ни черта не видит. — Просто не забывай, что хекстек создан для защиты, — протяжно вздохнув на неисправимый характер девушки, оповестила ее Медарда. — Вы, сидя в своих безопасных домах с позолоченными крышками, не знаете ничего о том, что такое «потребность в защите». — Зато никто в нижнем городе не знает, что такое полномасштабная война, — устало вздохнув, словно разговаривает с непослушным ребенком, произнесла женщина, — а наследники ноксинианских кровей — да. Девушка подняла недоверчивый взор. — Не смею говорить о том, в чем не разбираюсь, — нахмурилась она. — Не знала, что у вас столь благородные корни. — Благородные? — хмыкнула та. — Ты, верно, хотела сказать: запятнанные реками крови? — Решила не рисковать своей многострадальной задницей, — пожала плечами Кейсо, многозначительно щурясь. — Вдруг Вы на нее позаритесь. — Хочешь кадрить местных девчонок — без проблем, Кейсо, но в мою сторону даже не замахивайся. — Будет Вам, советница, Ваше сердце и так давно занято, мне с золотым мальчиком Прогресса тягаться не под стать. Медарда нахмурилась, неуютно приглаживая волосы и вновь продолжила прежнюю тему, игнорируя выпады Кейсо. Внезапно острые и точечные — так, словно за время, проведенное в Пилтовере, она четко выверенными движениями научилась вести верные диалоги с каждой особой из ее окружения. — Мы с тобой обе знаем, что такое кучи невинных тел, валяющихся под ногами, верно? А те, кому ты будешь представлять наши разработки, — нет. И те, за кого бьется твое сердце, — твои друзья из нижнего города, — тоже наверняка мало что знают о таких вещах. Иногда подобное знание — самое ценное богатство, которое у нас есть, а те, кто им обладают — вынужденные жертвы. На наших плечах лежит ответственность за то, что мы донесем простым людям. Не дай народу обоих городов решить, что хекстек — это оружие. — Потому что Вы боитесь, что его используют против Вас? — несмотря на презрительно искривленную гримасу, девушка вдруг поняла, что готова была подписаться под каждым словом советницы. Когда та вела речь о масштабах всеобщей безопасности, то превращалась в очень мудрую женщину, к чьим словам готова была бы прислушаться и сама Кейсо. У тех, в чьих жила бурлила кровь Ноксуса, всегда лежала склонность к гениальной тактике. — Потому что любая сила затмевает здравый рассудок, и те, кто всегда желали мира, могут внезапно обернуться теми, кто приведет этот мир к разрухе. Недостаточно иметь в руках хекстек, чтобы спасать человеческие жизни — для этого нужны как минимум сообразительность, зрелое мышление и готовность отдать себя своему делу до последней капли. А чтобы сделать из него оружие — много ума не надо, хватит и очень сильного желания. Кейсо несколько мгновений постояла, оценивающе смакуя слова советницы, когда широкая ладонь Талиса, дернувшая ее за талию к себе, пробудила от философских раздумий. Он ободрительно сжал ее плечо, и девушка мысленно возвела глаза к небу в тихой благодарности за то, что он не оставил ее одну возле небольшой импровизированной трибуны для выступлений. Кейсо, ни черта не слушавшая речь Джейса и слишком увлеченная разговором с советницей, нервно прочистила горло, стараясь сдержать растерянное выражение лица. — Я знаю, что многие из вас на дух не переносят выскочек, вроде меня, — она неловко одернула платье и мстительно наступила на ногу хохотнувшему позади нее Джейсу. — Но можете не переживать, я тоже не особо прониклась чувствами к вам за эти полгода, — со стороны зала послышались тихие смешки, и Кейсо чуть дрогнула ухмылкой. — И не то чтобы мне было что вам сказать, просто господин Талис решил, что было бы забавно поставить меня перед вами, как наглядный пример того, что программа лояльности работает. Так вот знайте: она не особо-то и работает, потому что если бы не мое великодушие и расположение к балбесам-ученым, то лаборатория с хекстеком взлетела бы на воздух в первый же день моего пребывания здесь, — люди стали откровенно смеяться с ее забавных слов, и девушка, ощутив прилив уверенности, продолжила. — Но раз уж мне выдался шанс стоять здесь перед людьми, в чьих руках сосредоточена власть, то я бы хотела сказать вам кое-что о Зауне, ведь Пилтовер вы и так знаете намного лучше меня. Нижний город кишит проблемами, в которые погружался последние годы. Особенно после той кровавой революции, которую помнят большинство из вас. Но это не значит, что все живущие там — преступники, зачастую они лишь жертвы тех или иных обстоятельств, в которые их ставит нелегкая, поверьте мне на слово, очень нелегкая жизнь. Хоть многие и считают, что за каждой монетой в Зауне обязательно скрывается какое-то преступление, это не так. У нас много людей, желающих работать и имеющих к этому способности — добрых, щедрых, светлых людей. Но безработица и давление со стороны верхнего города, а также… самопровозглашенной власти Зауна вынуждает их идти на крайние меры. — Например такие, как позволять себя иметь всяким извращенцам с больной фантазией, — тихо хохотнул какой-то мужчина в первом ряду, неотрывно очерчивая взглядом бордельские татуировки на лице девушки, и его друг, сидящий за соседним столиком, подхватил тихий смех. Кейсо чуть дернулась, ощущая, как злость и презрение растекается привычным обжигающим потоком по венам. Вероятно, если бы не стоящий позади Талис, она бы наверняка сказала пару не особо лестных фраз в сторону наглого незнакомца, но приходилось сдерживаться. А когда Кейсо долго сдерживалась, то ярость и раздражение неминуемо искали выход. — Да, господин, — кивнула она. — Если Вы думаете, что в бордель люди идут из-за хорошей жизни или личных побуждений, то у меня для вас плохие новости, — она прожигала взглядом дырку перед собой, пока помещение полностью не опустилось в тишину, словно давая всем присутствующим переосмыслить ее слова. — Но речь идет не об этом, а о том, что благодаря длительным усилиям в руках Пилтовера сейчас оказался инструмент, который может помочь не только верхнему городу, но и нижнему. Я не прошу бросать вас все ресурсы и налоги на восстановление Зауна, лишь прошу задуматься, как малого может вам стоить не применять хекстек против нижнего города, не использовать его для прихоти миротворцев, не вооружайте их, — она на мгновение замерла, поднимая настороженный взгляд с плескавшимся в нем плохо скрытым предупреждением, — не копайте сами себе могилу, я-то знаю, о чем говорю. Помогите нижнему городу, и он вас не разочарует. Помогите, и народ будет вам благодарен и предан, не продолжайте взращивать себе врагов. Она неловко передернула плечами на довольное, почти что одобрительное хмыканье Медарды, когда Джейс помог спуститься с возвышения, продолжив вещать что-то о возможностях хекстека. Кейсо собиралась оповестить ее, что говорила те слова не ради увеселения ее собственного эго и уж точно не из-за просьбы советницы, а просто потому, что и вправду так считала. Может, конечно, она много что недоговорила, а еще больше сдержала за сцепленными зубами, но почему-то появилась крохотная, хотя и весьма глупая надежда, что эти слова могут заставить находящихся здесь задуматься хоть на мгновение. Впрочем, тихие переговоры гостей во время ее слов наталкивали Кейсо на мысль, что до большей половины сказанного им не было дела. Намного интереснее, видимо, было обсуждать, как ей небезобразно выставлять напоказ нижнегородские шрамы на ее оголенных ногах, и вообще — это платье ей было явно не к лицу. Кейсо практически открыла рот, все же желая высказать Медарде свое искренне мнение насчет того, куда стоит ей засунуть свое одобрение, как ощутила, что ее кто-то дергает за край платья. Она хмуро развернулась, думая о том, что человеку, прервавшему ее гневный поток мыслей, сейчас будет несладко, но детский голос откуда-то снизу заставил ее растерянно моргнуть, тут же распуская все раздражение. — Вы мне напоминаете мою маму, — прозвучал девичий голос, и Кейсо, несколько мгновений глупо простояв, опустила голову к низу — туда, откуда доносились звуки. — Да? — она рассеянно улыбнулась, не совсем понимая, что стоит ответить. — Что ж, приятно это слышать от столь очаровательной юной леди. — Мне понравилось, как Вы выступали на сцене! — доверительно прощебетала она. — И у Вас очень красивые глаза, — брови Кейсо удивленно поползли наверх, и она неловко улыбнулась. — Знаешь, ты второй человек, который когда-либо мне это говорил, — она доброжелательно сощурилась, аккуратно присев на корточки, и тут же склонилась вперед, словно их разговор был маленькой тайной. — Только никому ни слова! — Никому, — довольно кивнула та, радуясь, что ее посвятили в какой-то до жути интересный секрет. — А кто первый? — Одна… — Кейсо чуть поперхнулась воздухом от вопроса, внезапно разящего горькими воспоминаниями, возвращая на лицо вымученную улыбку, — одна моя старая знакомая, у нее был такой же чудесный голосок, как у тебя, и, говорят, рыжие, как само солнце, волосы. Кейсо потрепала девчонку по голове под радостный всплеск в ладоней той. — А у меня тоже рыжие волосы! Честное слово! — казалось, этот факт отчего-то очень сильно ее обрадовал, и Кейсо не сдержала снисходительной улыбки. Она, конечно, не верила в разную чепуху вроде реинкарнации, но стоящей перед ней девчонке удалось за пару фраз разлить внутри ответное тепло, навевая воспоминания о прошлом. Кейсо вдруг подумалось, что она бы с бóльшим удовольствием провела вечер в компании этого чудного ребенка, слушая ее задорный смех, чем среди мелочных людишек с манией величия. — А где сейчас твоя знакомая? Девчонка в силу своей детской непосредственности не могла понять, что такие вопросы задавать не стоило, она даже не заметила мгновенной смены эмоций на лице девушки, которые та, впрочем, быстро поспешила скрыть. — Она… уехала очень-очень далеко — за край моря, — и больше не вернется, так уж вышло, — Кейсо вновь мягко взъерошила ее волосы и встала, намереваясь распрощаться — вряд ли родители девчонки будут рады ее общению с выходцем из Зауна. Выслушивать очередные обвинения, а тем более принимать участие в каких-то спорах у нее не было ни малейшего желания: ни после удушающей толпы незнакомых людей, среди которых она чувствовала себя совершенно не в своей тарелке, ни после собственных слов за трибуной и последующего напоминания ей от гостей, каким дерьмом переполнены их поганые душонки. Сейчас она, скорее, послала бы кого-то к собачьим чертям, чем выслушивала чьи-то недовольства. — Да? — девчонка вновь требовательно дернула ее за платье, призывая наклониться обратно. — Моя мама тоже уехала куда-то далеко, я думаю, если они встретятся, то обязательно поладят, верно? — она дождалась легкого кивка головы и отпустила край ткани. — А знаете, мой отец рассказывал мне о Вас! — Сомневаюсь, солнце, что я могу быть с ним знакома, ты, верно, спутала меня с кем-то, — Кейсо чуть горько улыбнулась: она любила детей сильнее, чем могла себе в этом признаться. Дети — были надеждой на светлое будущее, которого не было у взрослого поколения. Она едва не хохотнула, представив, что о ней в Пилтовере могли отзываться лишь благой руганью — вряд ли бы отец девчонки мог ее знать, а если и так, то наверняка выражался лишь прескверно. Кейсо привыкла, что у всех, с кем ей приходилось пересекаться на протяжении жизни, она оставляла лишь неприятное послевкусие. — Рен! Рен, черт возьми, я же говорил, чтобы ты никуда не отходила от меня и дожидалась… — запыхавшийся голос сбился, стоило его владельцу перевести взгляд с девочки на Кейсо, которая стояла рядом и, кажется, совершенно не дышала, — гувернантку… Девушка замерла, понимая, что пазл в голове упорно не хочет складываться — столь упорно, что она так и стояла посреди зала, едва найдя в себе силы разве что рот в удивлении не раскрыть. Общий гул сбился в какой-то фоновый шум, и Кейсо почти что упустила момент, когда какая-то женщина — по всей видимости, упомянутая гувернантка — увела ее новоприобретенную знакомую от отца. Лишь когда та напоследок в который раз настойчиво дернула ее за платье, желая попрощаться с Кейсо, она рассеянно кивнула, поднимая взор. — У Вас, — хрипло поговорила Кейсо, ощущая себя выкинутой на берег рыбой, когда детский голос стих среди толпы гостей, — у Вас есть дочь? — А ты и вправду думала, что я старый девственник? — Кейсо несколько раз заторможено моргнула, не в силах даже растянуть рта в ухмылке, но не оценить шутку шерифа так и не смогла, все-таки хмыкнув на отсылку к ее словам — запомнил же, гад. Она неловко замялась, переступив с ноги на ногу, и обернулась куда-то в сторону зала в поиске Джейса или Виктора, но незнакомое помещение все также неприветливо молчало на ее мысленные посылы, а Маркус продолжал стоять рядом, отчего девушка нервно закусила щеки изнутри, не зная, куда деть руки — привычных карманов натянутая на нее тряпка не предполагала. — Красивое платье, — словно прочитав ее мысли, озвучил вдруг шериф, и от Кейсо не улизнул хрипловатый тон — так, словно последнюю минуту он только и делал, что рассматривал ее. Внезапно захотелось одернуть несуществующие рукава и прикрыться от его грубого взгляда. — Виктор выбирал? Кейсо вновь усмехнулась, качая головой. Даже в такой странной, неудобной для самого себя ситуации мужчина умел сказать совершенную несуразицу, сбрасывающую напряжение по щелчку пальцев. — Нет, он… — она не сдержала горьковатой ухмылки, — ему не понравилось. — Провести тебя к твоему месту? — правильно истолковав ее заминку, подставил ей локоть мужчина, но Кейсо нахмурилась, отступая. — Не стоит. — Так и будешь торчать посреди зала, ожидая, пока он удосужится вспомнить, что ты ничего не видишь? — его тон чуть похолодел, и девушка отступила еще дальше, уязвлено рыча, как дикое животное, загнанное в силки охотником — шерифу-то она не давала ни малейшего права дергать за ее внутренние ниточки и задевать то, что ей казалось, было спрятано от чужих глаз. Мужчина воспринял предупредительный взгляд по-своему и сам уложил ее руку к себе на локоть, настойчиво направляясь к краю зала — туда, где он помнил, да что уж там — наблюдал весь вечер, сидела Кейсо в окружении своих коллег. Лишь когда она напряженно расположилась на вычурном кресле, а шериф мягко поклонился и покинул ее компанию, запоздало вспоминая, что того поклона она и не увидела, лишь тогда Кейсо раздраженно потерла руку и понуро опустила голову. Хотелось обвинить Маркуса за своевольность, за сказанные слова, а еще за то, что он был чертовски прав. Будто Кейсо и без шерифа не могла заметить рассеянность Виктора, словно и без едких слов Маркуса, впервые направленных против ученого с какой-то странной, обжигающей злостью и надменностью, она не ощущала легкое раздражение на то, что Виктору не пришло в голову, что в этом помещении Кейсо находилась впервые. После того как торги под раздраженное бормотание девушки закончились, посетители стали разбредаться в укромные уголки: продолжать вечер за разговорами и восхищенными обсуждениями новинок хекстека. Кейсо то и дело слышала, как мотался туда-сюда Талис, как он едва успевал отвечать на сотни задаваемых вопросов и как Медарда без конца выдирала его из рук особо липучих барышень. Девушка усмехнулась своим мыслям на этот счет. Джейс казался ей не особо смышленым в ухаживаниях за девушками, так что вообще советнице, холодной и расчетливой львице, могло в нем приглянуться? Но затем Кейсо, почему-то вспомнив вчерашнюю прогулку, поспешила нахмуриться и перестать размышлять о таких вещах, потому что ответ стал внезапно очевидным. Мужчины сторонились Медарды, а особо отважные аристократы, думающие, что они умнее и хитрее ее, чаще не то что не дожидались ответной реакции, а и получали бонусом охладевшее отношение и прекращение многих торговых связей. Медарда была влиятельным человеком, и ей это нравилось. Ей не хотелось иметь рядом кого-то, кто будет указывать ей что делать и как, и не хотелось иметь рядом человека, считающего, что он умнее ее. А Джейс мало того, что не был таким, так он еще и не стремился кому-то что-то доказать. Ему просто нравилась советница и ее компания, да и все, большего ему и не нужно было. Кейсо вновь обреченно выдохнула, стараясь запихнуть схожесть собственных догадок со своей никчемной жизнью, и упала на плечо Виктора, который вернулся после очередной вспышки внимания к его персоне на пару с Джейсом. — Думала, ты не любишь шумные мероприятия. — Не люблю, — согласился он. — Но мы, вроде как, обязаны здесь присутствовать, — пожал плечами Виктор, но увидев, как брови Кейсо раздраженно взметнулись, он поспешил предупредить ее недовольство. — Я прекрасно знаю, что никому ничего не обязан, и хватит напомнить мне об этом каждый божий день, просто хотел провести время с тобой, — добавил он в полголоса, и Кейсо довольно ухмыльнулась. — Что ты там бормочешь себе под нос, ну-ка повтори, — склонилась она к нему с оскалом. — Не твое дело, что я там бормочу, если ты не можешь расслышать с первого раза, — недовольно вспыхнул мужчина, и Кейсо тихо рассмеялась, требовательно пихая его под ребра. — Ну раз ты так хотел провести со мной время, что уже само по себе звучит так, словно ты нездоров, — Кейсо встала с места, настойчиво утягивая за собой Виктора, услышав, как заиграла живая музыка и люди стали шуршать подолами своей одежды по полу, — то пойдем хотя бы потанцуем. — Я не танцую, — он нервно мотнул головой, сконфуженно оглядываясь по сторонам. — Ты вообще видела мой корсет? — Не видела, — флегматично пожала плечами девушка, и Виктор чертыхнулся тому, какую глупость сказал — казалось, не употреблять такие выражения и фразы он не привыкнет никогда. — Я и хожу-то через раз, Кейсо, за кого ты меня держишь? — игнорирование девушкой его недуга всегда злило. Она никогда не замечала этого, никогда не делала ему поблажек, и это раздражало, ведь если Кейсо и смирилась с жизнью без ярких красок, то он свой костыль ненавидел всей душой. Девушка умела жить так, словно никакие детали, никакие неудачи и неполноценности ничего не стоят в этом мире, и Виктор не просто не мог смириться с ее рвением, а и порицал это. В чем смысл пытаться не замечать своего уродства, если оно ежедневно смотрит на тебя из зеркала в ответ? Ему казалось насмехательством над ним ее вечные попытки приободрить, показать, каким может быть нормальный мир, вылазки в город, на водоемы, попытка пробежать с ним спринт по коридорам совета. Все это было до безумия глупым, уязвляющим его истинные желания, но это Виктор, конечно, упорно отрицал. Зачем же Кейсо постоянно приоткрывала ему дверцу той жизни, по которой он томился жаждой, и которой обладать не мог? Зачем без конца дразнила его? Кейсо же и вовсе не понимала, как мужчина мог осознанно отказывать себе в маленьких радостях жизни и попытках не замечать какие-то мелкие досадные неприятности. С ее приходом в Пилтовер, Виктор перестал быть барахтающимся на спине жуком с высоко поднятыми лапками обвиняющим всех вокруг в своих проблемах. Кейсо гордилась даже столь незначительным изменением мужчины в лучшую сторону, но дальше этого крохотного шага Виктор и вовсе не сдвигался. Он предпочитал копить, наслаивать обиду и злость на весь белый свет, отчаяние и зависть остальным, вместо того, чтобы плюнуть на все и через боль, стыд и неловкость, вылезти из своей темной пещеры и делать то, что заблагорассудится душе, а не то, что будет «правильно» и «по-пилтоверски». — Плюнь на них, — верно истолковывая его размышления, вновь попыталась поднять его Кейсо. — Их мнение ничего не стоит. Какое они имеют право считать, что тебе что-то не по силам, Виктор? — Дело не в них, а во мне, — он устало откинулся на спинку кресла. — Я знаю, что мне это не по силам. — А я знаю, что по силам, — ободряюще улыбнулась девушка, — не ты ли скакал со мной наперегонки через всю лабораторию, когда мы хотели проверить теорию хекстека? А кто носился за мной по покоям, потому что я позволила себе такую вольность, как ущипнуть твою высокомерную задницу? Мужчина тихо рассмеялся в кулак, кидая теплый взгляд на девушку. — У меня была мотивация, — хмыкнул он. — Я хочу потанцевать, Виктор. С тобой. Неужто недостаточно? Мужчина вновь замялся, неуверенно оглядываясь по сторонам и резко вздрагивая, когда ему на плечо легла грузная рука. — Спешу забрать твоего кавалера, — наспех пробормотал Талис, схватив Виктора за локоть, и потащил куда-то вглубь зала к толпе гостей. — Слава, знаешь ли, не ждет, — он по-дружески потрепал ее по волосам, запоздало понимая, что это было не лучшей идей, и прежде, чем Кейсо бы ему что-то ответила — судя по злобно взлетевшей брови — что-то недовольное, поспешил улизнуть под руку с Виктором. Тот успел лишь пробормотать сбивчивые извинения напоследок, да пообещать ей этот чертов танец в какой-нибудь другой раз. — А я, видимо, могу ждать столько, сколько надо, — обреченно выдохнула под нос Кейсо, зарываясь пальцами в волосы, чтобы с силой дернуть их, слегка отрезвляя себя. Нельзя было ей окунаться в сладкую негу происходящего. Она покрутила бокал с вином в руках, с неприязнью отставляя в сторону. Облегченный выдох Виктора, когда друг забрал его, она услышать все же успела — казалось, обычная человеческая жизнь никогда не станет ему дороже чего-то возвышенного. А затем Кейсо тихо хохотнула, ловя удивленные взоры стоящей недалеко парочки — разве сама она не стала уподобляться ему? Обычное человеческое тепло, любовь к жизни, практически врожденная склонность к задорности и азарту — все это стало уходить для нее на второй план, стоило ученому вдруг появиться на горизонте. — Виктор удачная партия, верно? — послышался женский голос практически над ухом, и Кейсо вздрогнула, кидая раздраженный взгляд на Медарду, подкравшуюся со спины, словно кошка. Казалось, сегодня советница имела на нее особые планы, решив вывести из себя. Кейсо плюхнулась на кресло, недовольно подмечая, что Медарда, не удосужившись спросить разрешения, села на место Виктора. Она медленно потягивала вино и, судя по всему, явно намеревалась влезть к ней в душу. Советница протянула девушке ее бокал, но та лишь сильнее нахмурилась. — Сегодня небольшой праздник. Твой праздник, Кейсо, позволь себе расслабиться. Скоро будет важный прием, а сейчас можно и отдохнуть. — Кейсо вновь окинула ее молчаливым взглядом, на этот раз все же принимая бокал и делая из него пару неаккуратных шумных глотков. — Могу я сказать свое мнение? — Не сочтите за грубость, советница Медарда… — начала было она, совершенно не желая слушать ее попытки разобраться с тем, с чем у самой Кейсо разобраться не выходило. — Сочту за грубость, если не выслушаешь, — перебила ее женщина, явно намекая на отсутствие выбора. — Нам всем рано или поздно приходится вырастать и становиться женщинами — мягкими, плавными, даже если по роду и воспитанию мы воины Ноксуса или оборванки Зауна. Когда я была маленькой, мне думалось, что быть женщиной проще простого, а сейчас я знаю, что стоять на поле боя с мечом наперевес куда легче, чем уметь выгодно ловить на себе мужские взгляды, отличать обычную похоть от того, что контролировать мужчины не могут. — Мне это чуждо, — отрицательно качнула головой девушка. — Ты хочешь так считать, но глаза тебя выдают, ты знаешь это? Твои незрячие бусины — единственное, что тебе неподвластно. — Вы пытаетесь меня оскорбить? — Я всего лишь хочу подтолкнуть. Как я и сказала, Виктор — хороший выбор. Это я тебе говорю как член совета Пилтовера — человек, благодаря покровительству которого сирота из Зауна сейчас находится здесь и помогает нашим ученым в сотворении чуда, — Кейсо скрипнула зубами от осознания, что Медарда говорит о людях, как о разменных монетах. — Но как женщина я тебе говорю: этот выбор неправильный. Девушка на мгновение замерла, не понимая, что та имеет в виду. — Виктор хороший, но будет понезрячее тебя. Ты из Зауна, в тебе кипит горячая кровь, дикая и неконтролируемая, а Виктор тебя остужает. Он делает тебя той, кем ты не являешься. — Откуда Вам знать, кем я являюсь, а кем нет? — огрызнулась Кейсо, делая большой глоток терпкого вина в попытке скрыть за этим тревогу от излишне неоднозначных слов советницы. — Я проницательна, и тебе это хорошо известно. Здесь ты становишься частью Пилтовера — той, кто был бы достоин возвышенной натуры нашего Виктора. Но ты — не верхний город, а нижний, и не стоит пытаться перекроить себя потому, что кто-то считает твою компанию не вписывающейся в привычный образ жизни; не пытайся быть тем, кем ты не являешься. — Не Вы ли мне говорили придерживать свою заунскую спесь, иначе меня ждет позиция на коленях перед шерифом? — едко уточнила Кейсо. — А что, разве сейчас это кажется тебе все такой же проблемой? — с тихим смешком заметила Медарда, снисходительно глядя на вытягивающуюся в лице Кейсо от ее слов. — Разница между цивилизованным цинизмом, который ты приобрела в Пилтовере, и тем красноречивым потоком ругани, который ежедневно звучал в лаборатории — большая. Ты не должна быть такой же, какой была внизу, но подстраиваясь под нас, ты рушишь свою ценность и уникальность. Я люблю коллекционировать самородки, а не граненные кристаллы. — Что-то я упустила тот фрагмент, где сочла необходимым сообщить Вам, что желаю быть очередной безделушкой в Вашей «коллекции», — скрипнув зубами, оповестила Кейсо. — Есть что-то конкретное, что Вы хотели мне сказать? Или загадочные аллегории да намеки — все, что я удосужусь услышать сегодня? — К чему нам с тобой прямые слова, если ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю? Притворяться столь паршиво тебе не к лицу. Мы обе отыгрываем необходимую нам роль, хотя на самом деле стоим на одной стороне, поверь. Хочешь прямолинейности? Я прекрасно вижу, как закипает твоя кровь и разносит по венам что-то первобытное, когда ты чувствуешь мимолетные взгляды не Виктора. Кейсо ощутила, как ее дыхание сбивается: этого просто не могло быть, Медарда хоть и была неглупой, но не могла же знать, черт возьми, всего. Девушка была уверена, что все ее слабости и внутренние трещины плотно сокрыты под слоем бесконечных шуток и грубости, но, как оказалось, ее извечная броня дала прореху. И что стало этому причиной, Кейсо уже и сама не знала. — Понятия не имею, о чем Вы говорите, — чуть хрипло оповестила ее девушка, стараясь поддерживать беспристрастное лицо, чтобы хоть как-то оправдать себя в собственных глазах. Медарда довольно хмыкнула, разглядывая столь непривычное замешательство и растерянность на лице девушки. Если Кейсо решила, что только она имеет право раскрывать маленькие секреты и слабости советницы в лице Талиса, то Мэл намеревалась показать, что место Кейсо все так же находилось на прежнем уровне. Женщина, довольно оскалившись на участившееся дыхание девушки, как бы невзначай махнула бокалом в приветственном жесте. — Добрый вечер, шериф. Как насчет того, чтобы порадовать нас сегодня Вашей чудесной игрой? Мужчина, намеревавшийся покинуть этот фарс, запнулся у выхода, с силой сжав челюсть — не успел, вот ведь незадача. — Прошу прощения, советница, но не думаю, что сегодня мне есть, о чем вам сыграть. — Бросьте, если не знаете, о чем играть, — импровизируйте. В конце концов, музыка наше единственное лекарство от душевных неурядиц, верно, Кейсо? — она потормошила угрюмую девушку за плечо, и та наотмашь кивнула, не желая поднимать взора. — По крайней мере, если многоуважаемые ученые не смогут порадовать нас чем-то практичнее. Воспринимайте это как приказ, шериф, и играйте о том, что на душе. Иногда помогает, знаете ли, — она многозначительно уперлась взглядом в Маркуса, насмешливо косясь в сторону девушки. Сама же Кейсо с силой стиснула зубы и уткнулась носом в бокал, делая вид, что ее безумно интересует его содержимое. — Как скажете, — с неохотой ответил мужчина, чувствуя какой-то подвох от вида до невозможности довольной советницы. Кейсо обреченно вздохнула, уныло обводя пальцем край бокала — на кой черт она согласилась посетить этот цирк с Виктором, если самого его и след простыл? Когда задорная музыка стихла, уступая место первым неуверенным звукам фортепианных клавиш, девушка в изумлении подняла взор, вслушиваясь в неловкое, сбивчивое начало какой-то мелодии, словно мужчина и вправду импровизировал. Кейсо была уверена, что советница блефует, ведь продажный шериф последний, кто мог бы быть увлеченным музыкальным искусством, как думалось самой Кейсо. — Он еще и поет, просто загляденье, верно? — Медарда открыто потешалась над растерянностью Кейсо и тем, как ей, казалось бы, впервые было нечего сказать. Sweet talk and pretty face I got beat at my own game You came around Made me lose my mind A lovely crime Around a glass of wine You broke into my sinful life You shot me down and stole my heart With just a look, you locked me up I guess it's bad luck You're a dangerous woman Кейсо раздраженно выдохнула, понимая, что вслушиваться в слова совершенно не хотела, но они слишком яро били по барабанным перепонкам: так, что откреститься не выходило. Она с силой сжала бокал в руках, до тихого хруста, и отставила его в сторону, проводя по трещине на толстом стекле — неужели шериф не видел, неужели не понимал, что у его поганых, тошнотворно искренних слов нет и шанса? Сегодняшний день подводил какую-то незримую черту: злость на то, что мужчина стал слишком откровенно, беспардонно заглядывать ей в душу и, что самое главное, находить там отголоски чего-то настоящего, горчила в легких. Мужчину следовало остудить, опустить его паршивые окрыленные песни на твердую почву еще и по той причине, что сегодня в зале Кейсо повстречала чудную девчонку. Слишком много ненужных переменных — слишком. Зачем же он снова и снова врывался в ее нутро бушующим ураганом, оставляя после себя лишь теплое, отогревающее сердце зарево? Глупец. You're the best woman for the worst of men You bring some Heaven to my wicked land Cross my heart and hope to die You leave me high and dry You're a dangerous woman Just like cyanide I will breathe your lies You could break my heart And I would still come right back You caught me off guard I have lost this fight So come on and end me I'm at your mercy Последних слов Кейсо так и не дождалась. — Советница, — холодно откланялась девушка Медарде, которая уперлась нечитаемым взором в шерифа, склонившегося над клавишами и разглядывавшего их так, словно они были самым значимым в его жизни. Ей не составило труда заметить его взгляды украдкой на Кейсо, их постоянные скользящие прикосновения, а также прожигающие друг друга взоры шерифа и Виктора. В такие моменты было особенно забавно наблюдать за Кейсо, которая, совершенно ничего не видя вокруг, мельтешила за работой между этими двумя, что-то бормотала или напевала себе под нос, покручивая каким-то очередным заумным механизмом в руках. Она была хитрой и изворотливой, но временами слепой во всех смыслах этого слова. А может, тут была оплошность советницы, и Кейсо на самом деле все видела и знала, просто упорно игнорировала. Впрочем, когда Медарда с непривычно ноющем сердцем слушала слова песни, она прекрасно понимала, почему Кейсо опускала глаза, когда в помещении появлялся шериф, и лишь продолжала шутить свои грязные шутки, отходя от Маркуса ровно на такое же расстояние, на которое он к ней подходил. У девушки было сердце, даже если она сама так не считала. А шериф, нарочно или нет, слишком открыто показывал ей все свои слабости для того, чтобы такой циничный человек, как Кейсо, могла ими воспользоваться. Но она лишь раз за разом отступала, то ли считая, что не имеет права бить лежачего, то ли без конца давала ему шанс уйти, пока не станет слишком поздно. Медарда понимала: услышь она такие же слова в свой адрес, она бы, наверное, тоже отступила. Выдержать взгляд, полный боли, обращенный в спину уходящей Кейсо, Медарда не смогла при всей черствой стойкости. Кейсо медленно ступала через зал, припоминая, что где-то у входа была веранда. Неуютный шепот за спиной, когда она случайно наступала кому-то на ногу или нервно стукалась бокалом о бортик очередного кресла, начинал медленно, но уверенно разгонять по жилам кровь. Недальновидные, заносчивые идиоты, совершенно не знающие границ собственного самомнения. Она выбралась на пустующий балкон, тут же съеживаясь от скользнувшей по плечам и лодыжкам прохлады. Сейчас бы забраться с ногами под протертое одеяло и прижаться к Экко, пока он будет тихо мурчать о прошедшем дне и очередной девчонке, которую ему удалось подцепить в попытках заглушить тоску по Паудер. Кейсо никогда не поощряла его неразборчивые связи лишь потому, что утопить боль от болезненного желания вернуть Джинкс, перестрелявшую половину его друзей, не выйдет. Но порицать его не могла уж тем более. Девушка прикоснулась ладонью к лицу — туда, куда паренек яро вжимался своей щетинистой щекой пару часов назад, и протяжно вздохнула. Не так она себе представляла встречу с самым близким ей человеком спустя столько месяцев насильной разлуки. Все прошло как-то слишком быстро, обрывисто — надо же, нашли даже время перекинуться парой нелестных выражений. Какое вообще до этого им тогда было дело, если они так долго не виделись? Кейсо раздосадовано помотала головой, опираясь на бортик, и немного оторвалась от земли, повиснув на руках. Шум портьеры, скрывающей веранду от общего зала, заставил ее несколько раз расслабленно стукнуть ногами о мраморные плиты, а затем вернуться обратно на землю, впиваясь пальцами в холодную влагу каменного балкона. Несложно было догадаться, кто в очередной раз решил нарушить ее долгожданное одиночество извечной тенью за спиной. Она мысленно чертыхнулась: не то чтобы его компания сейчас казалась самым неприятным, что могло бы быть, но говорить ему было нечего. Не после той отвратительно искренней песни, которая сейчас совершенно была не нужна самой Кейсо. Лучше бы он приберег это показушное выступление для кого-то другого. Мужчина поставил свой бокал в паре сантиметров от ее руки и резко выдохнул — так, что Кейсо внутренне сжалась, давая себя мысленную пощечину. Казалось, она прозвучала так громко, что ее услышал бы даже Маркус. Разве мужчина делал это показушно? Кейсо сжала пальцами бортик еще сильнее, ощущая, как горечь от чужого болезненного вздоха скапливается в ее в солнечном сплетении острым распирающим комом — настолько острым, что становилось трудно дышать. Впервые в жизни она была благодарна за отсутствие зрения, потому что уверенность заполонила мысли — его взгляд сейчас, вероятно, был еще красноречивее тех слов, и выдержать его у нее не вышло бы. И тогда мужчина наверняка остался бы совершенно разбитым, выслушивая ее колкую, насмешливую речь над его глупыми надеждами, несоответствующим его возрасту желанием юной пигалицы, не подходящей по статусу, и отсутствию хоть каких-то шансов на нее саму. Но стоило шерифу мягко тронуть ее руку, Кейсо внезапно засомневалась: может, если бы она все-таки и могла видеть, то проигравшим из них двоих очутился бы совершенно не он. Молчаливое приглашение на танец от его скользящей ладони ударило Кейсо, подобно разряду току, и она попыталась уязвлено одернуть руку и сделать шаг назад, но мужчина продолжал так же крепко сжимать ее ладонь. — Я пришла сюда с другим партнером, — она не смогла сдержать рвущейся наружу грубости, ведь внезапное понимание, что ее мнимый контроль над шерифом сходит на нет, полностью меняя их местами и ставя ее в роль слабой, незащищенной жертвы, било слишком хлестко. Признаться самой себе, что она могла бы уступить ему, а может и проиграть — было невозможно. Только не для той Кейсо, которой она привыкла быть. — Твой другой партнер сейчас выслушивает очередную похвалу, кажется, совершенно позабыв о тебе, — он настойчивее потянул ее на себя, с досадой понимая, что его слова не вызвали ни ожидаемого огонька в глазах, ни попытки отыграться, огрызнуться, выиграть этот словесный спарринг, да опустить его в грязь со своей грубостью, в конце-то концов. Все, что промелькнуло на ее лице — лишь поганая покорность, смирение с тем, что его слова были правдой, и мужчина несколько раз мысленно чертыхнулся. Не этого он хотел добиться. Не за этой — понурой, с потухшим взглядом и обреченным принятием на лице — Кейсо он шел сюда, через весь зал. Но она поддалась, небрежно, слишком аккуратно и ненавязчиво укладывая руки на его плечи, словно это был танец двух старых приятелей, и Маркус не посмел нарушить ни ее правила, ни дистанцию, механически укладывая руки на девичью талию — так, чтобы ни один чертов палец не соскользнул на вульгарные вырезы по бокам. Да уж, среди капитанов миротворцев, присутствующих сегодня гостями на аукционе — этих необразованных мужланов, — ее платье вызвало настоящий фурор, поднимая давно забытую, но не менее испепеляющую шерифа тему похождений пары их коллег. Мол, неудивительно, что они решили тогда поразвлечься. Маркус сделал несколько неуверенных движений, тут же наступая девушке на ноги и вызывая, — о боги, наконец-то, — первый отголосок улыбки на ее лице. — Черт подери, шериф, ты умеешь испортить абсолютно каждый момент в своей паршивой жизни, — она все же не сдержала тихого смешка, когда он, от ее неожиданно звонкого голоса, вновь отдавил ей ногу. — Неужто не знаешь, что приглашая даму потанцевать, нужно как минимум уметь это делать. — Если это вызывает у тебя смех, значит, я еще не так плох. Кейсо абсолютно не понимала, как у него получалось вызывать тонкие струящиеся разряды, едва касаясь кожи. Как она могла чувствовать его силу, если он и вовсе не держал ее, касался с придыханием — так, словно она рассыплется от любого колыхания воздуха, — и давал ей столько свободного пространства, сколько она пожелает. Самым неуместным было то, что даже местное горьковатое вино не пьянило, не било в голову так сильно, как чужие прикосновения, и это доводило девушку до такой злости, что эмаль на зубах продолжала протяжно скрипеть. — Не зазорно ли Вам быть здесь и танцевать со мной, вдруг кто нагрянет? — ей хотелось парировать его действия хотя бы едкими словами, ранить, разбивать единственное хрустально хрупкое, что дали в ее грубые руки, — иначе глушить собственные тревоги она и не умела. — Тогда я скажу им, что ты меня заставила. — О да, безоружный бунтарь из Зауна, к тому же еще и слепой, подчинил шерифа и заставил его играть по своим правилам. — А разве это не так? — он запоздало попытался хмыкнуть, едва ли не хохотнуть со своих слов, но серьезный тон никуда не делся, не до того, как девушка успела его отследить и вновь сцепить зубы, грозясь вызвать себе сильную мигрень. Кейсо неосознанно замерла, шипя на очередной грузный шаг мужчины на собственную ногу. Она не хотела слышать таких прямых откровений между строк от шерифа — не хотела, потому что в последнее время сил на то, чтобы просто отшутиться или съязвить уже не хватало, а прежнее презрение медленно шло ко дну. Вместо грязного продажника в смутных тенях проступал образ сломленного мужчины, затерявшегося среди своих бесчисленных ошибок и попыток удержаться на плаву еще немного. Кейсо понимала, что готова отдать все, лишь бы вернуть, сложить по осколкам тот образ напыщенного индюка обратно, но чем спешнее она пыталась собрать эти части воедино, тем сильнее рушила картину, наполняя мысли новыми деталями — словами и ощущениями. На фоне всего этого пробуждалось грызущее нутро изнутри напоминание: она уже полгода как пыталась наставить Виктора на путь истинный, а тот порой и вовсе не замечал этого. И ей, кладя руку на сердце, страстно хотелось, чтобы на месте грубых шершавых пальцев были тонкие и изящные, вот только сама Кейсо не была под них выкована. Тонкие и изящные пальцы принадлежали тому, кто не умел бродить с ней по улицам Пилтовера и смеяться с мелочей по той причине, что этих самых мелочей он просто не замечал. Вишенкой на торте оказалось собственное откровение: сухие руки вызывали у нее странный облегчающий покой, которого от них быть просто не должно было, который явно не являлся панацеей от ее бед, но временным болеутоляющим — определенно. — Удивительно, как у такого поганца, как ты, может быть такая прелестная дочь, — вновь разбила тишину Кейсо, словно, если бы она этого не сделала, то затянувшееся молчание грозило сорвать ее не на разговоры, а на то, что клокотало внутри горячим маревом. — Видимо, она пошла совершенно не в меня. — Видимо, да, — выдохнула она, стараясь скрыть неуютное жжение на кончиках пальцев, которые постоянно съезжали с чужих плеч, и обжигающий легкие воздух, что с каждой секундой становился все тяжелее. Кейсо уже было опустила голову вниз, но ее подбородок встретился с чужими пальцами, которые требовательно вернули ее в прежнее положение. Шериф почему-то остановился, не убирая руки, и девушка шумно втянула носом воздух, ощущая, как подушечка его большого пальца мучительно медленно очертила нижнюю губу, слегка оттягивая, и вслед за этим движением лицо опалило чужое дыхание с примесью дорогого ноксинианского вина. Маркус ощущал ровно столько же жара, разливающегося по телу от вида ее запрокинутой головы и поблескивающих в ночной темноте глаз, сколько и ненависти к их обладательнице. Он вновь пообещал себе, что не сделает движение навстречу первым, потому что прекрасно видел — именно этого она и ждала, но стоило ей бегло скользнуть языком по устам, как мужчина, сдавшись, чуть толкнулся к ней, в последний момент замечая мелькнувшее победное выражение на ее лице и мимолетную довольную ухмылку. Этого хватило, чтобы он остановился в миллиметре от ее губ, съезжая рукой с подбородка на тонкую девичью шею. — Зачем ты делаешь это? — с горечью прошептал он, несильно сдавливая чужое горло — лишь для того, чтобы она ощутила: если он захочет, то сломает ее одним неаккуратным движением, и выражение лица девушки вновь стало нечитаемым. — Зачем творишь это со мной? — Затем, что этот вечер был слишком скучным, а ты сам пришел ко мне, шериф, — она вопросительно приподняла бровь, словно не понимая, что такого сделала и что вообще произошло. — Я ведь столько раз предупреждала не пытаться играть со мной в кошки-мышки. Кейсо мысленно, не без отвращения похлопала своей желчи. Красотка, милая, ничего не скажешь: такую гадину, как ты, еще поискать надо. Маркус, напоследок сжав ее шею так, чтобы она широко раскрыла глаза и закашлялась, опустил руку, сникая под ее безэмоциональным взором. Как же сильно ей нужно было ненавидеть Пилтовер и всех в нем, кроме чертового Виктора, чтобы столь безжалостно играть с ним, как несмышленый котенок резвится с полуживой мышью. Он на мгновение замер, задумчиво хмурясь. Виктор. — Или затем, что я ненароком задел больную тему о партнере, оставившим тебя одну посреди незнакомого места? — Ма-аркус, детка… — протянула она и ухмыльнулась, на скорую руку поправив его сбившийся галстук, а затем сделала резкий шаг вперед, едва прикусывая кожу под кадыком, отчего мужчина чуть пошатнулся, когда перед глазами вспыхнули разноцветные искры от ее прикосновений. Кейсо приоткрыла губы и зашептала ему куда-то в шею: — Тебе, чтобы задевать мои больные темы, нужно еще работать и работать, милый, не прельщайся. Она обогнула застывшего мужчину, оставив влажный след на шее, и прихватила с собой его бокал, направляясь в сторону зала. Но сдержать довольного вздоха Маркусу не удалось. Вот оно. Речь, наполненная язвительными эпитетами, приторно-ласковыми словами, пропитанная зауновским характером и нутром. Вот, как она звучала, когда надевала маски, вот, как она выглядела, когда кто-то бил по больному, уязвляя ее истинные мысли. — У тебя больше не выйдет, — окрикнул он ее перед тем, как она успела бы скользнуть за портьеру, и пожал плечами на ее надменно приподнятую бровь и вопросительный взгляд, — не выйдет скрываться за этим презрением, мнимой ненавистью и самоуверенностью. Я видел тебя, успел заглянуть за ширму твоих извечных образов. Как бы ты ни старалась, как бы искусно ни отыгрывала очередную роль, сколько бы желчи ни вылилось из твоих уст — я тебе больше не поверю. Ни единой твоей напускной маске. — Сколько уверенности в твоем голосе, — она так и продолжала насмешливо глядеть перед собой, — а ведь ты даже не познакомился и с половиной моих «масок», отчего же так уверен, что тот образ, который ты видел — и есть настоящий? — Потому что ты не можешь притворяться, когда тебе причиняют боль. Я провел в лаборатории полгода и видел подобное множество раз. Да я ведь и сам причинял ее тебе, верно? И если это и вправду не последняя маска, я буду сдирать их вместе с твоей кожей — будь уверена — пока тебе не надоест менять их одну за другой. Кейсо молчала. Молчала и ухмылялась в ответ, пока ухмылка не дрогнула и не сползла с ее лица так же быстро, как и появилась. Девушка долго смотрела перед собой — куда-то в район его нагрудного кармана, пока наконец не развернулась, прикасаясь рукой к портьере. — Ты глупец, Маркус, — сказала она, прежде чем выскользнуть с веранды. — Беги от меня, пока не поздно.