Мерцание светлячка

Where is my home? I don't recognize the faces anymore, no Where is my friend? The one I've known since I was only just a kid I think it's time to say goodbye

То, что Кейсо изменилась, не заметил бы лишь слепой или совершенно глупый человек. Любой из светлячков, обладающий хоть каплей критического мышления, опускал голову, нервно тупил взор, но прекрасно чувствовал нутром, что там, наверху, с девушкой произошло нечто, с чем сосуществовать так же, как раньше, она уже не могла. Впрочем, особо внимательные приятели лицезрели эти перемены еще задолго до ее «миссии» в Пилтовере. Спрашивать они, конечно же, не рисковали, да и знали, что дело это было по большей мере напрасным. Кейсо ходила хмурой и ощетинившейся, нервно дергалась на поворотах, словно вот-вот ожидала встретить кого-то, и подолгу погружалась в свои мысли, застывая взором в одну точку, будто внутри нее беспрестанно работали сложнейшие схемы. Особенно заметным это стало после ее возвращения среди ночи от Силко: она едва перекинулась с Экко парой слов, так и не объяснив, почему наркобарон захотел поговорить с ней наедине. Было теперь в ней что-то надтреснутое, неприсущее ей раньше, выцветшее, не желавшее становиться никаким боком в их слаженный механизм, выстроенный годами. Странная растерянность, словно она как собака-ищейка много лет шла по следу, а затем тот внезапно растворился у нее прямо под носом, и она не знала, что делать дальше. Экко не мог отделаться от чувства, что резался о девушку каждый раз, стоило ему заговорить с ней, натыкался на ее зябкий взор, пробирающий до костей, тихие вздохи и какую-то странную усталость. Кейсо всегда была неиссякаемым источником энергии, а сейчас глядеть на то, как эта чаша пустовала, было неприятно-тоскливо. Возможно, он был эгоистом, но видеть такую Кейсо ему не хотелось. Она вызывала в нем бесконечное чувство вины, словно весь ее осадок, весь недотлевший пепел — лишь его рук дело, и ничьих больше. Он наблюдал, как Кейсо битый час покусывала кончик пальца, застыв над их допотопной матрицей хекстека, и вертела в руках фигурку солдатика одного из погибших братьев-погодков, на которую наткнулась не так давно. Она спала едва ли по паре часов в сутки с момента, как несколько дней назад вернулась от Силко прямиком в лабораторию, продолжив заниматься своими наработками, словно и не отвлекалась от них ни на йоту, словно не хотела раскрывать, что произошло в «Последней Капле» после ухода оттуда светлячков. Экко не нравилось, что свое ненормальное измождение Кейсо воспринимала как должное, будто боясь лишний раз позволить себе каплю отдыха. Она много о чем ему не говорила: ни о происходящем вокруг нее, ни, тем более, внутри. — Ты говорила, что была там, когда миротворцы принесли их? — Ева стянула защитные очки с лица, тоже заметив, как Кейсо застыла на долгие минуты с единственным напоминанием в руках о детях, которых, по ее мнению, не сумела защитить. — Даже не смогла зарядить шерифу пощечину за это, — она проговорила это так быстро, словно давно хотела с кем-то поделиться, словно минуты в молчании довели ее до последней стадии напряжения. — Даже не успела замахнуться, как следует. Их просто бросили на брусчатке посреди моста, как дохлых дворняг, пристреленных на всякий случай, словно они могли разносить бешенство. Шериф все бормотал о том, что они желали их спасти… — Кейсо вдруг замахнулась и запустила фигурку в стену, подгоняемая собственными ненавистью и презрением, что позволила дать себе слабину и наговорить все те глупые слова Маркусу после побега из «Последней Капли». — Лживый ублюдок. — Так ты не знаешь… — тихие слова со стороны Евы прозвучали размытым полувопросом, прежде чем девушка вдруг ощетинилась, с шумом отодвигая шаткий стул, чтобы гневно сверкнуть глазами в сторону притихшего Экко. — Ты, черт возьми, не сказал ей?! Кейсо, угрюмо ссутулившаяся над рабочим столом, вдруг стала медленно выпрямляться, словно под давлением гибкого внутреннего стержня, — казалось, еще немного, и они услышат характерный щелчок. Она вскинула непонимающий взгляд перед собой, разрезая им опустившуюся тишину, и Ева показательно развела руками перед Экко, побуждая того говорить; он тихо вздохнул, нервно потрепав волосы. — Это моя вина, Кейсо. Уж точно не твоя, — ему явно было неловко признавать свои промахи — тем более промахи, стоящие жизни детям, которых должен был оберегать в ее отсутствие, вместо того, чтобы лезть на рожон. — О чем ты? — казалось, девушка была слишком погружена в свои мысли, чтобы здраво оценить всю непомерную вину, звучащую в голосе брата. — Миротворцы часто ловят карманников, а еще чаще тех, кто не отстегивает им проценты за выручку, сама знаешь. Ребята давно попались им на глаза, но слишком уж проворные были, вот мы и решили попробовать… — он впился взглядом в Кейсо, лицо которой так и не изменилось с начала его повествования. Ему хотелось, чтобы она поняла без слов, чтобы услышала его мысли без лишних объяснений и оправданий, но девушка все также непонимающе хлопала глазами. — Я что-то не понимаю, — казалось, первая шестеренка в ее голове щелкнула, и желваки на лице предупредительно дернулись. — Ты нарочно выкинул их на Линии? Обманчивая незаинтересованность и чрезмерно спокойный голос были не к добру. — Я никого не выкидывал, — он окинул ее хмурым взглядом. — Я им предложил, и они согласились. — Ты предложил детям, едва достигшим десяти лет, пойти с тобой на дело? — она подняла взгляд, несколько мгновений посверлив им перед собой, а затем со всей силы хлопнула по столу ладонью, вскакивая с места. — Ты, черт подери, в своем уме, коротышка?! — Я не… — Экко догадывался, что выглядит весьма жалко, а быть отчитанным Кейсо за собственные ошибки на глазах приятелей совершенно не хотелось. — Я использовал их, как приманку, — отрезал парень, решив, что лучше сорвать этот гнойник одним махом. Каждое слово далось ему с непомерным трудом, и он тут же сжал зубы, стоило ему признаться вслух, потому что глядеть на сменяющуюся гамму эмоций на лице Кейсо было нестерпимо. — Повтори, — коротко отчеканила она, и ее лицо вновь свелось к отстраненному виду, помимо подрагивающих губ и напряженной челюсти. — Мы хотели устроить засаду на миротворцев, которые обычно дежурят в западной части Линий. Это было бы просто — чрезвычайно просто, ребята успели бы смыться раньше, чем пилтоверские громилы догадались хоть о чем-то. Но нам крупно не повезло, Кейсо, я так налажал… — он вскинул на нее очередной молящий взгляд, надеясь, что девушка не заставит его проговаривать все это вслух, ведь было очевидно: она и так уже все поняла. — Продолжай, — прошипела Кейсо сквозь зубы. — Мы думали, что это будет обычный патруль, бездумные псы — легкая добыча, а наткнулись на шерифа с его свитой. Когда мальчишки выскочили вперед, миротворцы открыли огонь, защищая своего поганого ублюдка. Я не хотел, чтобы так вышло, поверь… — Ты, — Кейсо тыкнула ему пальцем в грудь, едва сдерживая сочащуюся ярость, — не имел права так поступать! Не имел права принимать решения, от которых зависят чужие жизни! «Не повторяй моих ошибок», — едва не сорвалось с ее губ, но она вовремя прикусила язык. — Все вышло из-под контроля, я не знал! Не мог знать! Шериф даже не глянул на нас, а ребята были едва живыми, когда Маркус и его люди забрали их, и они исчезли с переулков. Девушка резко застыла, требовательно хватая Экко за воротник. — Что ты сказал? — Что они просто ушли, даже не став разбираться с нами. — Он хотел им помочь… — удивленно пробормотала Кейсо себе под нос, с толикой страха отшатываясь от брата. — Хотел спасти их… — Это не оправдывает его, черт подери! — Экко не нравилось, что в их жизни, в их клочке, разделенном с Кейсо на двоих, слишком часто стал появляться шериф, словно его жизнь вообще имела хоть какую-то ценность. — Они погибли по твоей вине! — взревела вдруг Кейсо, и пока парень пытался схватить ртом лишний глоток воздуха, намереваясь оправдать себя хоть как-то, она странно напряглась, словно прислушиваясь к какому-то известному лишь ей звуку. Прошли доли секунды, прежде чем до Экко донесся странный высокий писк, а Кейсо резко вскочила на ноги, беспомощно шаря руками по столу, будто пыталась найти что-то невероятно важное. — Посох! — надрывно крикнула она, но парень лишь в непонимании застыл. — Это миротворцы! Зажмурьтесь сию же секунду! Экко мгновенно подскочил на месте, едва успев дотянуться до посоха Кейсо прежде, чем снаружи послышался шум и глаза полоснула яркая вспышка, от которой он едва успел увернуться. За этой вспышкой последовало с полдюжины миротворцев, ворвавшихся к двери и направляющихся к дежурящим у ней. Экко, быстро дернув рычаг на механизме Кейсо, направил посох наотмашь от себя, и тот сделал пару коротких выстрелов, сбивая миротворцев с ног. Секунд в замешательстве и попыток прийти в себя от яркого света хекстека хватило для того, чтобы пара светлячков отправили их в бессознательное состояние. Экко, отдышавшись, откинулся назад, с неприязнью оглядывая тела пилтоверских солдат, которых Ева ощупывала на предмет оружия. Все произошло слишком быстро, и он кинул короткий взгляд на Кейсо, развалившуюся на полу и хмуро глядящую в пустоту перед собой. — Что это чертовщина? — он пнул ногой крутящуюся сферу на полу, которую подбросили им миротворцы, а затем окинул недоверчивым взором Кейсо. — И откуда ты знала, как именно она сработает? Кейсо тяжело вздохнула, нащупывая пальцами вертящийся, как юла, механизм, подобрала его с протертых напольных досок и, щелкнув внутри него незамысловатый выключатель, остановила замедляющееся вращение. — Потому что его создала я, — скривившись, она отложила его в сторону, словно сама мысль о своем творении была ей неприятна. — Будучи в Пилтовере. Не сама, конечно, но суть работы знаю наизусть. Одноразовый механизм, который заряжается хекстековой энергией. Что-то вроде дымовой шашки, которая оглушает и ослепляет противника, и тот теряет ориентацию в пространстве на несколько мгновений. Этого хватает, чтобы справиться с недоброжелателем. — Ты делала для них оружие?! — возможно, в попытке обвинить Кейсо хоть в чем-то он подсознательно увидел возможность уйти от тяжелого разговора, который был межу ними до этого. Может, отрезвляющее напоминание самому себе, что не только он совершает ошибки, слегка успокаивало его и придавало уверенности. — Ты, черт возьми, создавала вместе с Пилтовером оружие против нас?! Девушка, сжав зубы, кинула на него короткий взгляд исподлобья, словно намеревалась втолковать ему что-то очевидное. — У меня не было… — …не было выбора, да? — скривился Экко. — Я прав, ты ведь это хотела сказать? — он поднялся, хмуро оглядывая помрачневших друзей, и начал собирать остатки вещей, чтобы покинуть разоблаченное место как можно скорее. — Что еще помимо того, что я и так знаю, ты делала лишь потому, что у тебя, якобы, не было выбора? — А это, коротышка, — Кейсо понизила голос до легкой, едва заметной угрозы в голосе, которую расслышать мог только он, — уже не твое дело. Оставшееся время — в лаборатории, которую было необходимо покинуть с минуты на минуту, и по пути домой — ребята не перекинулись и словом. Они вломились в свой дом с небывалой злостью, напряженной тишиной, что мечом повисла над головами, грозясь взорваться в любую секунду россыпью обвинений и ругани. И вместе с их появлением замолчали и все присутствующие, непонимающе косясь на четверых прибывших: потрепанных, угрюмых, переглядывающихся так, словно готовы были вцепиться друг другу в глотки из-за какой-то неизвестной остальным обиды. Они спустились к подножию дерева, устало побросав сумки и рюкзаки со всем, что удалось унести с собой из лаборатории. Первым не выдержал Скар, поворачиваясь к сбредающимся к ним светлячкам, желающим узнать, что произошло. — Они ворвались в одну из лабораторий, едва не перебив нас там. Снова, — выплюнул он, гневно возвращаясь взором к Кейсо. Он стянул с лица маску, раздраженно откидывая ту в сторону, словно принадлежность к светлячкам, созданным ею, становилась для него чем-то постыдным, излишне мягким и добросердечным. — Ты и это им простишь?! — Я едва унесла ноги из «Последней Капли» в ту ночь, и уж не обессудь, но я слегка не задумывалась о безопасности маршрутов, которыми мне приходилось оттуда смываться, учитывая, что на моем хвосте могли быть люди Силко. Мне жаль, ясно? — она вскинула раздраженный взгляд на парня, тут же смягчая тон. — Наверняка кто-то увидел меня и сдал миротворцам, но это только моя вина и ошибка… — Да, это твоя ошибка, черт возьми! — вскипел Экко, до этого безостановочно меряющий шагами пространство вокруг и нервно буравя взглядом девушку. — Твоя ошибка с самого начала, когда ты вернулась и решила, что нам стоит вновь позорно скрываться! У нас был шанс противостоять Пилтоверу, а вместо этого мы вновь прячемся по норам, пока они разворовывают и уничтожают то, что нам удалось достичь! — Мы не сражаемся с Пилтовером, черт тебя дери! — перебила Кейсо, предупредительно тыча пальцем в его сторону. — Если бы у нас был выбор, с кем объединить общие усилия для союза, то это был бы верхний город, и так было всегда! — Так было раньше, а не тогда, когда миротворцы стали расхаживать тут, будто у себя дома. Не тогда, когда за последние пару месяцев мы потеряли больше, чем за несколько лет! Мы успеем еще повоевать с Силко, сейчас же нам нужно противостоять Пилтоверу! — Ты слышишь, что вообще несешь? — вспылила Кейсо. — Нет, дорогой мой, все совершенно иначе! Это с Пилтовером мы еще успеем повоевать, если твоей детской разбойнической душонке так захочется. А пока в наших руках то, ради чего я провела последние месяцы наверху, пока в наших руках то, что поможет очистить улицы Зауна от мерцания, — мы не будем бездарно терять время на твои войнушки с верхним городом. — Но… — Я все сказала! — рявкнула она. — Может, все дело в том, что ты побраталась с Пилтовером, а?! — не выдержал вдруг Экко, не в силах скрыть сквозящее в голосе презрение. — Сначала ты сбегаешь в верхний город, а затем твой поганый любовник наведывается сюда, в наш Заун! — Ты… — Кейсо ошарашено замерла, вникая в смысл сказанных слов. — Ты следил за мной?! — Да, я следил! Расскажи им! Ну же, расскажи, Кейсо, как сильно ты ненавидишь нашего достопочтенного шерифа, который лижет ботинки Силко! Или его огромный член так сильно затмил твой рассудок, что… Громогласный звук пощечины отразился эхом от помещения, долгие мгновения отдаваясь неприятным звоном в ушах, и Экко приложил ладонь к горящей щеке, ощущая, как его разум медленно охлаждается от своих же слов. Тишина, затопившая их дом, стала почти осязаемой, вязкой, пугающей до самой сердцевины. Их ссоры и недопонимания частенько доходили до несерьезных потасовок — лишь тогда, когда они не могли решить что-то мирным путем, когда просто дурачились, пытаясь поделить последнюю бутыль рома из Билджвотера. Но подобного Кейсо себе не позволяла никогда. Экко сделал шаг назад, отступая, и неверяще опустил взгляд, стоило ему встретиться с ее глазами, обрамленными дрожащими ресницами. Как он мог? Как он мог сказать такое ей — человеку, которого любил больше остальных? Человеку, заменившего ему наставника, мать, сестру, внимательного слушателя любых его бед; отдавшего ему все до последней капли, лишь бы он жил нормально? — Прости, — Экко протянул к ней ладонь, но девушка откинула ее, презрительно кривясь. — Кей, прости, я не… — Не смей, — ее голос дрожал от едва сдерживаемого гнева, и светлячки невольно сжались. В их доме никогда не было раздора. И вместе с тем, как ее глаза темнели от запоздалого ощущения предательства, стоило коротышке озвучить вслух ее тайны, которые обещал хранить, — верхушка их древа протяжно зашумела, заставляя зябко поежиться всех находящихся на поляне. Рой поджигателей, потревоженных криками, взмыл к потолку, накрывая поляну едва заметным мигающим заревом. Экко заворожено застыл, со съедающим душу стыдом смотря в глаза Кейсо. Ее взор был направлен аккурат на него, и он не видел там ничего, что было присуще девичьему взгляду ранее: ни теплоты, ни поддержки, ни гордости. Казалось, Кейсо была самим олицетворением этого места, идеи светлячков, их веры; стоило ее уверенности пошатнуться, как дерево предупредительно зашумело, словно убеждая: широких ветвей, согревающих по ночам и скрывающих ото всех невзгод, может не стать в любой момент, как и той, кто привела всех сюда. Она сделала глубокий вдох, повторяя одними губами: — Не смей. Было иронично, что сейчас, находясь в месте, которое долгие годы Кейсо считала своим домом, она чувствовала себя неизменно лишней. Вместо взоров людей, которых долго и упорно вытаскивала из трясины, она ощущала лишь их отвернутые спины, потому что ее люди больше не понимали ее, не чувствовали так, как раньше. Никто не хотел разделяться, никто не хотел выбирать, на чью сторону становиться в конфликте двух важнейших людей для светлячков. Но неминуемость этого выбора осязалась костью в горле у всех присутствующих. Кейсо сделала шаг назад, смакуя появившееся осознание: несмотря на ее искреннюю любовь к светлячкам, совершенно иная жизнь в Пилтовере сбила ее с курса. Впрочем, винить кого-то, кроме себя, она не могла. По возвращению домой ее ждал полностью другой мир — не такой, каким она его оставляла. Кейсо потратила годы служения чужим интересам, потому что безвозмездно любила свою семью; теперь же ей не было места нигде: ни в верхнем, ни в нижнем городе. — Это правда? — прозвучал глухой голос Скара. — Ты и шериф… Кейсо шумно выдохнула сквозь стиснутые зубы, опираясь руками на перила и пряча лицо в свисающих на глаза спутанных прядях. Ей нечем было парировать такие заявления просто потому, что оправданий своим порывам не хватало даже для себя. — Что вы хотите от меня услышать? — сдавшись в каком-то внутреннем, особо тяжелом поединке, уставше спросила она, поднимая мутный взгляд на толпу, окружавшую ее. Признаваться в этом было не просто тяжело — скорее, невозможно. — Не спала ли я с шерифом? Спала, как уже успел упомянуть Экко. Но это никак не отразилось на нашем деле и на моих целях в верхнем городе. Кейсо прекрасно понимала, сколь глупо и алогично это звучит для окружающих, но ведь она — она-то знала, что это было чистой правдой. — Кейсо… — с долей неверия и подбитой слабости, едва ли не полушепотом произнес Скар. — Нет… — Да. — Он же… — мужчина запнулся на полуслове, и его взгляд резко потускнел так сильно, что поднять его на Кейсо — несгибаемого, нерушимого, практически святого лидера — он больше не смог. Она могла убивать, она могла быть «грязной» для народа Пилтовера, но несмотря на это, она всегда оставался искренней в своих мыслях и взглядах, верной светлячкам до последнего. — Почему, Кейсо? — Почему что? — она передернула плечами. — Да что, черт возьми, такого? Это же не Силко, в конце-то концов! — Вот именно! — вспылил вдруг мужчина. — Лучше бы это был Силко, у него хоть принципы есть, он хотя бы воюет за Заун — грязный, пропитанный наркотиками, но все же родной Заун! И если он и свершает насилие, то не скрывая его! А шериф, он же… Он же бессердечный алчный трус! Уж лучше быть бесчестным наркобароном, не прячущимся за маской святого, чем таким плешивым лицемером! — Ты не знаешь его, — прошипела Кейсо, прекрасно понимая, что не должна была говорить этих слов, потому что попытка оправдать Маркуса была сродни медленному копанию ямы самой себе же. Не должна была, но и ее люди — самые близкие ей люди — ошибались. — Силко направил на меня пушку на нейтральной территории! На меня! Мать его! Пушку! — она тыкала ему пальцем в грудь на каждом слове, отделяя их рваными паузами. — И если бы не шериф, то моя шкурка бы уже украшала изголовье чьего-нибудь кресла! Мы все не без греха, Скар, и я не горжусь этой связью, но так уж вышло, черт возьми. — «Так вышло»? «Так вышло»?! Как ты могла, это же… Ты же… — Я же что? — выплюнула она. — Ну, пупсик, договаривай! Я — что? Шлюха из борделя? Не удивишь ты меня уже своими высказываниями, вот только раньше вам не было дела до того, где и с кем я сплю, когда это покрывало ваши интересы! Пока это было выгодно и удобно вам. Первый раз в жизни я залезла в постель с мужчиной, потому что мне этого хотелось! Так что не смей. Даже не вздумай порицать меня за это, просто не имеешь права. — Из-за него погибло с десяток наших! — А из-за нас с десяток их, — глухо ответила девушка. — Мне надоела эта бессмысленная мясорубка, надоело посылать вас на убой, нам не выиграть в войне с Пилтовером! Я не хочу… — она запнулась, шумно выдыхая, когда голос сорвался от излишних эмоций. — Я устала вас терять. Мы просто отстреливаем друг друга, потому что привыкли. Так нельзя. — Да по-другому и не выйдет, — раздраженно проговорил Скар. — Не выйдет? — Кейсо шумно выдохнула, словно оскорбленная чем-то. — Может, вы забыли?! Забыли, кем был Вандер? Нижний город и Линии держались только благодаря тому, что мы не высовывали нос! Но с политикой Силко, вы, кажется, стали об этом забывать! — Вандер мертв! — внезапно сорвался Экко, старавшийся удержаться в стороне от полемики, нависая над Кейсо с горьким выражением лица. — Мертв, черт тебя дери! Где же та прежняя принципиальная Кейсо, где наш лидер, не уступающий и не прогибающийся ни перед кем лишь бы отстоять свою точку зрения?! — В чем ценность отстоянной точки зрения, если вокруг нас останутся лишь мертвые тела?! — их безудержные крики друг на друга — до хрипа, до сиплого голоса — заставляли все больше и больше людей стекаться к центру, погружая их дом в тревожные сумерки. — В чем цена победы, если она дается такой ценой?! Тебя не было там, Экко, не было и подавно! Ты не помнишь, как мост был загроможден трупами людей, ты не знаешь, каково это: не мочь вздохнуть полной грудью, потому что кровь пропитала весь воздух; просто стоять в стороне и знать, как невинные люди погибают за чью-то идею и принципы, и не иметь возможности помочь! Ты хочешь войны, мальчишка?! А готов ли ты к ее последствиям? — она схватила его за грудки, отчеканивая каждое слово отдельным глотком воздуха. — Готов ли остаться одним выжившим и понять, что все смерти, вся боль и потери будут лежать только на твоих плечах? Только на твоих, Экко, и больше ни на чьих?! Не думаешь ли ты, что такая победа станет тебе поперек горла?! На войне не бывает победителей, лишь проигравшие, — она отпустила его, кивая себе за спину в сторону притихшей толпы. — Они равняются на тебя, глупец. — Ты говоришь, как Вандер, — глухо пробормотал Экко, уверенно поправляя воротник куртки. — Пытаешься быть ему заменой, но у тебя не выйдет, даже не пробуй. — Но я не… — она вдруг поперхнулась несказанными словами, враз теряя весь запал отстоять свою точку зрения. Ведь сам Экко не раз сравнивал ее с бывшим владельцем «Последней Капли», подтрунивая, что она станет неплохой хозяйкой бара, когда они выгонят Силко оттуда. Он не раз говорил это, потому что одним из первых вселил в нее надежду, что она сможет творить что-то хорошее для Зауна. — Я не… — Хватит, Кейсо, — словно уловив шаткое состояние девушки, вновь вступил в разговор Скар. Если они хотели добиться своей правоты, если хотели доказать, что они могут постоять за себя, следовало разрешить этот гнойный узел, дискуссию, затянувшуюся на месяцы, раз и навсегда. В тот раз, когда назревали недовольства, Кейсо удалось сбежать от этих разговоров в Пилтовер, убив двух зайцев одним махом: приструнить светлячков и свершить аферу века над заносчивыми пилтоверскими аристократами. Но Кейсо вернулась, — и неозвученные переживания вместе с ней. — Экко прав, ты — не Вандер, и сравнивать происходящее сейчас с теми временами глупо и самонадеянно. В те года они просто хотели заявить о себе, припугнуть, ведь тогда еще не было такого беспредела. Мы же хотим довести дело до конца: отомстить за близких, за унижения, за то, что с каждым годом они все больше использовали нас, как сточную канаву. — И мы отомстим, Кейсо, — твердо проговорил Экко и кивнул сам себе, словно суммируя сказанные другом слова, неловкие переминания и взгляды остальных светлячков, которые стыдливо упирались глазами в пол, считая, будто предают Кейсо, принимая какие-то решения без нее. Он видел во взорах остальных непомерную вину, ведь в какой-то степени они шли против той, кто их создал, и не мог допустить, чтобы все до единого ощущали это поганое чувство. Пусть ответственность за эти слова и решения лежат только на его совести, в конце концов, именно таким Кейсо его и растила. Но было ли это предательством, если они просто продолжали идти той дорогой, которой хотели, пока Кейсо внезапно не взбрыкнулась, решив поиграть в благородного героя? Он шумно выдохнул, поднимая взгляд на девушку. — С твоей помощью или без. — Месть — это не выход, коротышка, никогда им не был, — обреченно прошептала она. — Я не коротышка! — вдруг сорвался на крик он, перепугав стоящих рядом. — Кейсо, мне двадцать! Двадцать, черт тебя дери! Я всегда помогал тебе со светлячками, я брал на себя обязанности, когда у тебя не хватало сил на это, я же… — он запнулся, не в силах удержать горечь, маячившую на подкорке сознания. — Когда же ты уже прозреешь и поймешь, что я не ребенок, которого тебе нужно оберегать? Мы не твои дети, которых ты должна охранять и которые нуждаются в твоей защите! Все стояли в тишине — смутном ожидании ответа Кейсо, хоть кивка головы, хоть приподнятой брови. Но она молчала. Молчала, кривилась, словно в попытке пересилить себя, задавить какое-то внутреннее противостояние, не дававшее смириться с услышанным. В конце концов ее плечи опустились, и она, едва заметно качнув головой, прошествовала к неприметному уголку у древа, плюхнувшись на пол. Когда молчание и неловкие взоры на нее затянулись, они криво усмехнулась, разводя руками: — Ну, вещай, Экко, — Кейсо покопалась в бездонных карманах куртки, выудила оттуда пресловутую трубку, почти ощутив, как раздраженно сжал челюсть Экко, и закурила табак, вновь вскидывая взор волком перед собой. — Ты же у нас теперь лидер. С его языка едва не сорвались оправдания, желавшие убедить ее, что ему не требовалось ее место. Что ему и в голову не пришло бы устраивать какой-то детский, никому не нужный бунт, потому что заменить Кейсо у него так или иначе не вышло бы. Но времени было мизерно мало, и тратить его на очередные ссоры и выяснения отношений было неразумно. Он желал выйти на рассвете, и ему была необходима если и не поддержка Кейсо, то хотя бы ее молчаливое принятие и позволение. Продолжать ворошить то, что было и так на пороге сожжения дотла, не хотелось. Им бы совсем немного времени, чтобы убедить не только верхний город, но и саму Кейсо, чего они стоят. Доказать, что его мысли, которые вызревали в его голове последние месяцы и годы — обдуманные решения, принятые не сгоряча. Ему было необходимо признание Кейсо как ничто иное, ее уверенность в нем и доверие. Но тот факт, что она вполуха слушала его планы на Пилтовер и воодушевление других светлячков, как она неодобрительно, почти что разочарованно покачивала головой, топил надежду на ее доверие все сильнее. В конце концов она устало протерла глаза, тихо поднялась с места и незаметно исчезла из его поля зрения. Экко успел словить лишь несколько неодобрительных взглядов светлячков, смотрящих на него прищуренным взором. Ему не хотелось, чтобы в их семье были разногласия, и уж точно не хотелось, чтобы люди делились на два лагеря, но он собирался это исправить. Вот только заявит о себе Пилтоверу, а затем все обязательно исправит. Непременно. Он не думал о том, что мог ошибаться и, конечно, не мог даже помыслить, что если он оступится, если все-таки окажется неправ — то исправлять и возвращать обратно будет уже нечего. Кейсо выскользнула из их дома так, что едва успела заметить это сама. Она очнулась лишь на Линиях, когда какой-то околознакомый торговец краденными пилтоверскими механизмами окликнул ее в третий раз, но заметив, что девчонка в своих мыслях, махнул на нее рукой. Она брела по грязным лужам, ощущая, как капли какой-то дряни оседают плотным слоем на голых участках исцарапанных ног. Было сыро, тускло, едва хватало сил, чтобы делать лишний глоток воздуха, на мысли энергии и вовсе не оставалось. Торговые улицы пестрили разнообразием и обилием запахов как паршивых, так и вполне неплохих: зазывали уличной едой, шумели звоном кружек с каким-то местным пойлом. Разгар дня всегда знаменовался сотнями людей, воришек, карманников, снующих туда-сюда. Общий гул доводил до какого-то исступления, пустоты в голове, отсутствия мыслей и переживаний — всего, что беспокоило ее пару минут назад. Кейсо казалась себе бестелесным существом, которое если растворится, сольется, вплетется в улицы нижнего города, исчезнув раз и навсегда — никто этого и не заметит. Впрочем, было одно место, где невзирая на ее мысли, на ее решения и ошибки, она могла быть нужна в любое время дня и ночи. Вот только за последний месяц Кейсо стала наведываться сюда до паршивого часто. Особенно для той, кто пообещал себе, что и ноги ее больше там не будет. Прикусывая щеки изнутри от утягивающего изнурения, она брела туда, где могла бы найти короткое успокоение, в долгосрочной перспективе действующее лишь медленнодействующим ядом. Бабетта встретила Кейсо — ссутуленную, приваленную к промерзлой стене плечом — с несдержанным удивленным выдохом. Девчонка выцветала изо дня в день, и, казалось, что мир медленно катился к черту, ведь Кейсо была последней, кто мог бы опустить руки, последней, кто, плюнув на остальных, позволила бы себе пустить все на самотек и перестать излучать прежний свет, зная, как он необходим остальным. Может, дело было в том, что уверенность в ее необходимости кому бы то ни было стала медленно гаснуть. — Я думала, вы сейчас… — медленно начала Бабетта. — Мне нужно поработать, — глухо перебила ее Кейсо, опуская глаза. — Нет, тебе не это совершенно не нужно, — мотнула головой владелица борделя, но девушка уже протолкнулась мимо нее в помещение, склоняясь над рабочим столом той и бесцеремонно шаря руками по поверхности и ящикам. Бабетта осматривала ее фигуру из-под полуприкрытых век, неодобрительно качая головой, когда Кейсо, дернув закрытый на ключ ящик, фыркнула и полезла в волосы за тонкой шпилькой, намереваясь открыть замок. — Ты вломилась ко мне на работу и роешься в личных вещах, имей хоть какие-то совесть и уважение. — У меня их давным-давно нет, ты это знаешь, — замок податливо щелкнул спустя пару уверенных ловких движений, и Кейсо, покопавшись в его содержимом, выудила небольшую пластину, направляя капсулу из ее набора прямо под язык. Она криво усмехнулась, делая благодарный поклон. — К тому же, если бы ты и вправду хотела меня как-то остановить, то сделала бы это еще при входе. Неужто мои услуги были настолько нарасхват, что нынешние девчонки не справляются и ты совершенно не против пустить меня внутрь на часок-другой? Неприятный оскал Кейсо заставил Бабетту поморщиться. — Во-первых, не хами мне, — ее тон на секунду похолодел. — Во-вторых, это не поможет, Кейсо, — женщина протяжно вздохнула, с дотошным пониманием рассматривая нахальный образ Кейсо, за которым она вечно пряталась от своих невзгод. Бабетта и вправду могла бы ее остановить: пригрозить, прикрикнуть, да просто попросить не поступать так вызывающе некрасиво по отношению к ней, и Кейсо бы мгновенно прислушалась, потому что уважала ее. Но девушка выглядела, как побитый пес, потерявший своих хозяев, и Бабетта не смогла ей отказать. Кейсо рассерженно мотнула головой, не ощущая необходимого быстродействующего эффекта от принятых таблеток. — Откуда тебе знать, — злобно огрызнулась девушка, наотмашь тыча в нее пальцем, — откуда тебе знать, от чего мне нужно помогать? — Потому что ты далеко не первая, кто приходит ко мне спустя долгий перерыв. Все думают, что так проще. Думают, что отрезвить себя, напомнить, каково это, возненавидеть собственное существование еще больше после случившегося или, не знаю, в очередной раз наказать себя — хороший вариант для принятия каких-то своих решений, хороший вариант, чтобы забыться, но это не так. — Это далеко не хороший вариант, — хохотнула Кейсо, вставая с места и оглаживая развешенные маски на стене. — Зато единственный действенный, — она вновь мотнула головой, недовольно кривясь. — Черт, что это была за нерабочая дрянь? — Стимулятор, какая-то щадящая версия. Последнее время девочки жаловались на чрезмерное влияние прежних лекарств, вот и пришлось заменить. Это не для развлечения, Кейсо, а для работы. — А я и сказала, — криво усмехнулась девушка, — мне нужно поработать. Бабетта понимала, что о химии, которой пичкали шлюх, Кейсо знала не понаслышке. Но подобным интересовался мало кто, даже ее чертов недалекий братец, все еще находящий в себе силы делить мир на черное и белое. Работа ее девочек — работа Кейсо требовала необходимости быть в хорошем настроении и активности всегда и везде. При любой ситуации. И даже если ты вернулся со стычки, где пристрелили твоего лучшего друга — возможности взять выходной просто не существовало. Силы на это были не всегда, потому разная наркотическая дрянь, стимулирующая сознание, вызывающая ненормальную, непомерную энергию и физическую активность, ощущения, словно еще немного — и ты свернешь горы, — были вечными спутниками таких, как Кейсо. — Насколько все должно быть плохо, чтобы ты добровольно пришла сюда, Кейсо? — она подошла со спины, оглаживая руку девушки, и тяжело вздохнула, когда ладонь Кейсо, шерстившая по стене, наткнулась на изящную маску, обрамленную металлическими изгибами, лисьими ушами, переливающимися огненными оттенками в бликах свечей. Ее маску. — Если я скажу тебе, что мои люди больше не принадлежат мне? — Кейсо внезапно осознала основную причину, по которой пришла сюда. Основную причину, по которой последние недели она ощущала себя столь паршиво — это глупое, почти что разбивающее детские надежды — последние оставшиеся — осознание. — Они никогда не принадлежали тебе, — подметила женщина. — Это мои люди! — вдруг выкрикнула Кейсо, краем уха подмечая какой-то шум из коридоров. — Я вырастила их, я создала их, вложила в них столько, вложила в них себя, все, что я могла отдать, все, чем могла пожертвовать! — А они просили тебя об этих жертвах? — тихий спокойный вопрос отдался металлическим звоном в ушах у девушки, и она вцепилась пальцами в маску, поворачиваясь с искаженным от гнева лицом. — Часто ты тыкаешь их в это носом? Что они тебе чем-то обязаны, что ты столько сделала для них, а они, такие неблагодарные, не ценят этого? — Да я никогда не… — начала было она, тут же осекаясь от остро резанувшей под дых правды. — Это было твое решение, Кейсо, — вновь перебила ее женщина, косясь в сторону посторонних голосов в коридоре. — Ты выбирала, что готова чем-то жертвовать ради них, что готова тратить свою жизнь не на себя, а на них. И я горжусь этим. Горжусь, что ты создала светлячков, что ты столько отдала им. Но они — не твои. Не твоя собственность, не твои дети, не твои должники, понимаешь? — в коридоре послышались нестройные шаги, и Бабетта вздохнула. — А теперь нацепляй эту проклятую маску, потому что миротворцы стали захаживать сюда до неприятного часто, а твое чудесное личико украшает каждую затертую стену Зауна с подписью в пару сотен тысяч золотых. Так что если тебе плевать на свою жизнь, то избавь хотя бы меня от проблем и необходимости отчищать твои кишки с моего дорогущего бархатного дивана, если кто-то из солдат Пилтовера решит пристрелить тебя прямо здесь.