Так почему же мне кажется, что ничего не осталось?
Значит, я буду двигаться дальше. Если я останусь стоять неподвижно, то почувствую пустоту, Потому что мне так одиноко, а тебе так грустно, И я выгляжу так глупо, когда теряю контроль: Я один в своей спальне, и стены рушатся. Я думал, что буду счастлив, но я едва дышу, О, я едва дышу. Dean Lewis — Falling Up
Отперев дверь, я скинул ключи в вазу, стянул обувь и прошёл на кухню, сгрузив на стол купленную по дороге в маленькой траттории пиццу. Куртка полетела на спинку кресла, а я сам завалился на диван и поёрзал, блаженно выдохнув. После того как я согласился на предложение, сразу же столкнулся с небольшой проблемой: найти квартиру в чёртовом туристическом городке. Нет, конечно же найти квартиру было легко, а вот цены на эти самые квартиры оказались заоблачными — заоблачными для хоть и весьма популярного городка, но не столицы и даже не столицы автономного сообщества. На побережье, ничуть не менее привлекательном для туристов, можно было снять за четыреста евро двухкомнатную квартиру на второй линии от моря. Здесь же цены отталкивались от тысячи — и это, минуточку, не самый центр. Разумеется, с моей зарплатой стюарта я не мог себе позволить такую роскошь, не прибегнув к помощи деда или не затронув наследство родителей. А мне категорически этого не хотелось. Во-первых, потому что Альбус не одобрил смену моей сферы деятельности, решив, что я просто запутался и не осознаю, что мне в действительности нужно в этой жизни. Я понимал, что это недоверие было своего рода вызовом, мол, докажи мне, что ты способен устроиться, и тогда я буду спокоен за тебя. Во-вторых, в школе злые языки много болтали, что я нужен был деду ради оставленного родителями наследства. Однако Альбус и пальцем не притронулся к солидной сумме в банке, облигациям или недвижимости; не собирался притрагиваться и я без особой на то необходимости, потому что хоть это и принадлежало мне, но я не собирался бросать деньги на ветер — деньги, которые не заработал. Единственное, ради чего я вскрыл «копилку», — чтобы приобрести транспортное средство, отчего дед тоже был не в восторге и возмущённо пыхтел про «металлолом без крыши», как я и предполагал. Кассандра протянула руку помощи, предложив комнату, но я не желал окунаться в ту часть воспоминаний, что осталась на мансарде, как и не хотел мешать ей своими закидонами — в бессонные ночи я мог встать в три часа ночи и начать готовить, включив музыку и гремя посудой. Альбус всегда надевал маску на глаза и вставлял затычки в уши, чтобы ничто и никто его не побеспокоил во время сна, а что до Ваблатски, я просто боялся, что мы не уживёмся. К тому же её апартаменты находились в часе езды от ресторана, и это несколько усложняло утреннюю рутину. Однако удача всё-таки мне улыбнулась: я нашёл небольшую квартиру по приемлемой цене в получасе ходьбы от работы. Вот только спустя два дня позвонил владелец и сообщил, что приезжает его внучка и хочет задержаться в городе на два месяца, поэтому он вынужден мне отказать. Естественно, он извинялся, но мне от этого легче не стало: все планы порушились. Днём и ночью я следил за вереницей предложений, что появлялись и исчезали, каждый раз всё больше склоняясь к тому, что нет ничего плохого в том, если я одолжу небольшую сумму из банка, ведь это не прихоти ради. Можно сказать, это базовая нужда. И тем не менее каждый раз я останавливал себя, лелея надежду, что предложение вот-вот появится. Естественно, моё нервозное состояние заметил Северус. «Что, квартиру не можешь найти?» — загадочно протянул он. «Как ты узнал?» — изумлённо моргнул я, а затем мне захотелось приложиться лбом о плиту. Что может быть более очевидным? Снейп тем временем поморщился, заявляя: «Ненавижу этот город. Вроде ничего особенного — таких местечек в нашей стране полно, — но нет: всех туда тянет. Будто мёдом намазано. И я не исключение: с каждым годом Провэнза всё больше разрастается, и ресторан в подобном месте весьма выгодное вложение». Я повёл плечами. Волшебная атмосфера грёбаного городка, напротив, обратила меня в бегство, а не притянула. Но отрицать странного магнетизма я не стал. Снейп вздохнул, посоветовав: «Поговори с Полин. Она утром что-то упоминала о том, что ей срочно нужно найти постояльца». И я поговорил, хоть до последнего сомневался, что мне подойдёт рандомная квартира из-за расположения, да и цены тоже, но фортуна обласкала меня во второй раз. Полин задумчиво покрутила прядь волос, глянув на Северуса, а потом на меня, будто сомневалась: «У тебя нет аллергии на цветы или пыльцу?» Я покачал головой, и она расслабленно улыбнулась: «Хозяину нужно, чтобы кто-нибудь поливал цветы, пока его не будет. Видимо, в деньгах он не нуждается — сам увидишь — и уезжает куда-то на два года. Квартира сдаётся почти что за символическую плату, — а затем она пробубнила, тяжко вздохнул: — Жаль, что мне сейчас не вырваться… Я скину тебе номер». Когда я впервые переступил порог, а Элиза (я не был полностью уверен, кем она является, потому представилась она посредницей) передала мне ключи, сразу же стушевался: плата и правда оказалась чисто символической. «Вас всё устраивает?» — поинтересовалась она с вежливой улыбкой, а я едва смог кивнуть в ответ, осматриваясь и нервно покручивая в руке ключи. «Пройдёмте», — попросила Элиза, и я последовал за ней, пока она неторопливо показывала мне апартаменты. Квартира была неким подобием лофта: высокие потолки светло-серого оттенка с балками, тёмный пол, большие окна, заливающие светом совмещённую с кухней гостиную, несколько необработанных стен, второй этаж, разделённый на две части: — спальня, с одной стороны, а с другой — кабинет и гостевая комната. «Вы не курите? — внезапно задала она вопрос, и я тут же покачал головой. — Отлично». Элиза подозвала меня к небольшой застеклённой зоне и открыла арочную дверь: «Как вы уже осведомлены, главное условие — это уход за растениями». Я окинул взглядом обилие зелени, оказавшись на пороге небольшой оранжереи, и вдохнул влажный пряный воздух. Растений действительно оказалось много, однако странно было со стороны владельца хором доверить свою растительную коллекцию совершенно постороннему человеку, раз уж он поставил такое условие. Впрочем, чужие заскоки меня не касались — я просто был рад подвернувшемуся шансу. Следом Элиза подошла к витому столику и, постучав пальцем по небольшой брошюре, пояснила: «Здесь всё указано, но, если возникнут какие-либо вопросы, свяжитесь со мной». Таким образом я оказался в этом месте в роли и квартиранта, и садовника, а потом понял, что для меня одного места чересчур много… Но кто же на такое жалуется? Усмехнувшись, я встал и подошёл к столу, открывая коробку с пиццей. Всё ещё горячая масса таяла на языке, пока я перебирал почту: меню из китайского ресторана, приглашение на выставку, очередной календарь и снова реклама. За этим следовал душ и уход за растениями — почти что ритуал, повторяющийся ежедневно. Заканчивал я примерно к восьми, проторчав час-полтора в оранжерее, потом выбирал любой рецепт, заказывал продукты на дом и готовил. А закончив, я спускался этажом ниже, звонил в массивную дверь, и миссис Фигг встречала меня с лучезарной улыбкой на лице: «Чем же ты порадуешь меня сегодня, Гарри?» То мог быть жареный рис по-вьетнамски, гаспачо с моцареллой, говядина Веллингтон, салат с крабом, ягнёнок соте, салат «Табуле», мидии в томатном соусе, грудинка с яблочным муссом… Я готовил множество разных блюд и ужинал в компании пожилой вдовы, с которой познакомился чисто случайно, когда у неё сломалась трость, а лифт находился на обслуживании. Я предложил ей помощь, а она не отказалась, пошутив, что ещё не извелись на этом свете джентльмены. На следующий день миссис Фигг угостила меня своим фирменным рыбным пирогом, а на следующий — её угостил я. Дорин, как она предпочитала, чтобы я её называл, была оперной певицей и потеряла мужа семь лет назад, а дочь — пять, и тем не менее звонко смеялась, добродушно хлопала меня по ладони и оптимистично смотрела в будущее, чем раз за разом поражала меня. Уж кто-кто, а я знал, скольких усилий стоит оклематься после потери родного человека. Дорин же потеряла всех, оставшись одна-одинёшенька, и я не представлял себя на её месте и даже думать об этом не желал. Когда о моей новой знакомой узнал Рон, то пошутил, что средний возраст моего круга общения скоро приблизится к восьмидесяти годам. Отрицать было бесполезно: приготовленной для меня одного еды было много, а Альбус категорически отказался переезжать. «Здесь моя жизнь, моя история, моя память», — заявил он, и я понимал, что именно дед имеет в виду, поэтому настаивать не стал. Миссис Фигг, в свою очередь, оказалась весьма интересной собеседницей. Её жизнь была насыщенной, и каждая история превращалась в увлекательное путешествие в прошлое. Может быть, нам обоим просто было одиноко, хоть она этого не показывала, а я не говорил вслух. После ужина я поднимался в квартиру, затем — в спальню, заваливался на кровать, читал и ждал, когда веки начнут слипаться, и, если повезёт, открывал глаза в шесть утра под трель будильника. Вот такому распорядку дня я следовал, за исключением вторника и пятницы, когда мы созванивались с Роном и Гермионой, и субботы, когда с ребятами из ресторана зависали в каком-нибудь баре. А сейчас я лежал, гипнотизируя взглядом потолок. Может быть, был виноват инцидент с виноградом, но руки сами потянулись к телефону, сами зашли в инстаграм, сами ввели в поиск имя пользователя, сами открыли последнюю фотографию, загруженную утром. Нет, не одну фотографию, а целую серию — по всей видимости, у меня сегодня праздник или, скорее, горе. На первой оказались огромные корзины с миндалём, на последующей — стол с очищенным орехом, двумя бутылками — бренди и орухо — и кувшином с чем-то прозрачным. На третьей — руки, очищающие кожицу с миндаля. Я завис на долгую минуту, разглядывая проступающие вены и костяшки пальцев, пока не очнулся и не перелистнул на следующую. На ней застыл момент высыпания миндаля в продолговатую банку, поверх которого заливали янтарную жидкость. И я понял, что это было: миндальный ликёр. На последней фотографии был запечатлён сам Том, запечатывающий банку, и я сглотнул, скользя взглядом по чужому сосредоточенному профилю. Сердце забилось где-то под желудком, и я подавил подступающую к горлу тошноту. Прошло больше полугода, а ничего, блядь, не изменилось. Риддл засел внутри, как заноза, и раз в неделю я просыпался в поту после сладко-горького сна, а затем не мог найти себе места и вставал, проводя полночи за чтением или же отправляясь на кухню. Всё это было ненормально, наверное. Всё без исключения должно проходить со временем, люди — забываться, а чувства — остывать. Однако исправная всю мою жизнь система дала где-то сбой, да я и сам не отпускал эту ниточку, постоянно истязая себя и напоминая, разглядывая и утешаясь где-то в мыслях. Мастер самобичевания — вот какой титул мне можно присвоить. Наверное, со стороны я выглядел жалко. Хорошо, что эту сторону я никому не показывал, а видимый моим окружением фасад был прочным и монолитным, не позволяющим заподозрить под ним сентиментального слюнтяя, который никак не мог отделить настоящее от прошлого. Какой смысл в том, что я сделал минутами ранее? Какой смысл в моих желаниях или страхах, что вырываются на поверхность в виде иллюзорных снов? Какой смысл в хранении тех немногих переписок, что мы с ним вели? Какой смысл в замирании перед обычной гроздью винограда?.. Ответ всегда один — абсолютно никакого. Я же редкостный дурак, который хотел вырваться из сложившейся ситуации на волю, а когда вырвался — запрограммировал себя и свой разум на существование в клетке прошлого. Телефон в руке завибрировал, и я чуть не выронил его от неожиданности. — Не спишь? — раздался хрипловатый голос деда. — Сплю и во сне отвечаю на звонки. — Ну мало ли ты уже засыпал, — пробурчал Альбус. — У тебя всё хорошо? — Всё просто прекрасно, — я улыбнулся, словно он имел возможность видеть моё выражение лица и это могло подкрепить уверенность в собственных словах. — Что-то случилось? — Да, случилось: я проиграл партию в шахматы, — сокрушённо поведал тот. — Соболезную, — я приподнялся, опершись на изголовье. — Бакстер, должно быть, счастлив? — О, ты даже не представляешь! — ехидно протянул он. — Выиграл один раз, а возомнил себя Ласкером. Полдня бахвалился, как петух. — Ничего, возьмёшь реванш, — хмыкнул я. — Я хотел приехать к тебе на недельку, — внезапно выдал он. — Какую именно? Или это тоже зависит от расписания игр? — Само собой. Я не могу прохлаждаться и потерять свой титул, — тихо рассмеялся Альбус. — Или ты не хочешь, чтобы я приезжал? Боишься эффекта неожиданности? — Ты прекрасно знаешь, что я всегда тебе рад, — возразил я. — И если ты на что-нибудь намекаешь, то я живу один и у меня всегда есть свободная комната. — По-прежнему один, — поправил меня дед, — а прошёл уже месяц. — Всего лишь месяц, — машинально заметил я. — На эту тему мы не будем разговаривать на ночь глядя, и вообще тебе пора спать. — Не повышай на меня голос, ребёнок! — Трубку от уха отдали немного, — порекомендовал я, ощущая приятное покалывающее тепло внутри. — И я не ребёнок. — Ребёнок-ребёнок, — уверенно подтвердил он. — Ты ходил в парикмахерскую утром? — Зачем? Вздохнув, я отнял телефон от уха, тихо выругался и вновь прижал его к щеке, ласково сообщив: — Чтобы вновь волосами пол не подметать. И кто из нас двоих ребёнок, а? Я же оставил напоминание в календаре: ты был записан на одиннадцать часов. — Я убираю их в хвост, — едва ли не гордо заявил дед. — Определённо, это прогресс. — И почему это ты меня ругаешь? — Я беспокоюсь о тебе. Может, всё-таки нанять… — Даже не смей заикаться об этом, — цыкнул Альбус, перебивая меня. — Никакие сиделки мне не нужны! Я не хочу жить с посторонним человеком и вполне способен о себе позаботиться. — Знаю я, но Мелинда могла бы не только убираться и обед готовить, но и напоминать о важных мероприятиях: например, о стрижке. — И это ты называешь важным? — недоверчиво фыркнул он в трубку, и внезапно раздалось оглушительное «го-о-о-л!» с его стороны. — Да заткнись ты, Берни! — гаркнул Альбус и тут же обратился ко мне: — Всё, мне пора, гм... спать. Когда соберу чемоданы, позвоню, — и отключился. Я посмотрел на сброшенный вызов и улыбнулся. Фразы «я не люблю футбол» и «футбол для идиотов, которым нравится наблюдать за крошечными бегающими точками на экране», по всей видимости, стали не совсем актуальными. Это когда он начал смотреть матчи с соседом? Ещё и врать научился. Я вздохнул и вновь улыбнулся: после разговора на душе полегчало, словно тиски малость разжались. Стоило отложить телефон, как тот вновь завибрировал, извещая о полученном сообщении: «У тебя есть „Азбука вкуса“?» Я озадаченно моргнул, изучая неизвестный номер, пока не пришло новое сообщение: «Это Энтони. Я вконец обнаглел и попросил твой номер у официантки. Ромильды». «Хочешь, помогу тебе?» — «С чем это?» — «Он такой милашка». Ну спасибо, помогла. Перекинув телефон из руки в руку, я покачал головой и, помедлив пару секунд, добавил его номер в контакты. Тони: Надеюсь, ты уже меня заблокировал) Тони: потому что я собираюсь перечислить все книги из списка "Десять лучших мировых кулинарных книг". Помимо воли, улыбка растянулась на губах. Гарри: Дай угадаю Гарри: Первая в твоём списке — "Кулинарная библия"? Свернув приложение, я заметил краем глаза миниатюру, застывшую на чужой фотографии, когда в оповещениях вновь выскочило: Тони: Ты даже не стараешься! Я мазнул глазами по Тому и, повременив, закрыл инстаграм. Пора двигаться дальше. А вот смогу ли я это сделать — уже другой вопрос.