Отгоняя конец, мы поклялись отречься от горя,
И это убивает нас нежно, топя в чувствах. Почему мы не можем отмахнуться от призрака, преследующего наши воспоминания? Я знаю, это сводит тебя с ума — Видеть, что я двигаюсь вперёд. Свободный перевод Machineheart — Peace of Mind
Энтони оказался прав. Я стал частенько заскакивать в книжный после работы: садился на одно из уютных кресел около окна и листал «меню дня» — подобранную им книгу и не всегда о кулинарии, — как делали многие другие посетители. В книжном и правда царила приятная атмосфера с учётом того, что я никогда не был фанатом чтения в публичных местах — концентрация подводила меня особенно в гробовой библиотечной тишине. Здесь же спокойствие и радостная суматоха сочетались в идеальной пропорции: молчание людей не нервировало, а шелест страниц, приглушённый шум с улицы, тихий бубнёж старика Ангуса где-то в отдалении и мелодичный тембр Энтони, занимающегося очередным клиентом. Я не знал, чем он руководствовался, подбирая книги, когда ему говорили что-то вроде: «Ну, мой отец рассудительный, заботливый, несколько противоречивый в своих решениях. Чем он увлекается? В молодости увлекался альпинизмом и коллекционировал старинное оружие. Ещё много путешествовал… Сейчас предпочитает более спокойный образ жизни: партийку в карты в местном баре с друзьями». Выслушав клиентку, Энтони терялся где-то меж стеллажей, чтобы через минуту выйти с той самой книгой, и, конечно же, это была не «1001 совет альпинисту» и не «Иллюстрированная энциклопедия старинного оружия», а роман. И в моё присутствие ещё никто не воспользовался подарочным чеком, чтобы поменять выбранный им экземпляр или сделать возврат. Когда Тони освобождался до появления следующего клиента, он молчаливо застывал около моего кресла, прислонившись к спинке. «Как тебе сегодняшнее блюдо?» — поинтересовался он с лёгкой улыбкой. «Не пытайся скрыть, что тренируешь свои навыки на мне», — насмешливо возразил я. «Каждый раз, когда кому-то нравится определённая книга, это позволяет проникнуть в его разум, — шепнул он доверительно, словно то был секрет, — и узнать человека получше». «Какой долгий и недостоверный способ познакомиться поближе», — покачал я головой, перелистывая страницу. «Почему же?» — с искренним интересом спросил он. «Потому что клиенту могут нравиться весьма различные между собой книги: разных жанров, разных эпох…» — «Всё проще, чем тебе кажется, Гарри, — он присел на корточки, и наши лица оказались на одной высоте. — Когда мы подбираем что-то, будь то подарок или же товар, личностные качества и характер служат якорем, а хобби помогают дать более конкретное определение». «Человек, который не читает ужасы, не обязательно должен быть пугливым», — возразил я. «Конечно нет, но те, кто их читает, находятся в поиске острых ощущений, и книгами это не ограничивается, а это даёт мне несколько подсказок, — Энтони на мгновение перевёл взгляд на клиента, держащего руках «Ритуал» Адама Нэвилла. — Он явно больше оценит прыжок с парашютом или спидрайдинг, чем посещение СПА-процедур. Возможно, в отношениях тоже предпочитает русские горки, да и на работе вместо своевременного выполнения своих задач оставляет всё на последний день, чтобы в крови подскочил адреналин». «А если это просто лень?» — не скрывая своего любопытства, спросил я, мельком поглядывая на мужчину. «Ленится тот, кто у чёрта на рогах занимается спидрайдингом? Вряд ли. Спросим?» Такие обрывочные разговоры постепенно превратились в привычку: мы могли спорить, обсуждать книги, вдаваться в пространственные рассуждения, а затем Энтони растворялся меж стеллажами, помогая новому клиенту, а я возвращался к чтению. Около восьми я покидал магазин, купив очередной том и добавив название в свой список, который с каждым днём становился всё более длинным. Вот только читать всё это мне было некогда. Но, как сказал бы Альбус, книг много не бывает. Вместе с этим я наконец расширил свои границы, каждую прогулку перемещая невидимую черту дальше на несколько улиц. А чуть позже ко мне присоединился и Энтони. Иногда за нами увязывалась Ромильда, которая, как оказалось, тоже переехала в город год назад, и ей тоже было интересно слушать его исторические вставки — что-что, а рассказывать тот умел. Само собой, со стороны могло показаться, что я восполняю временную потерю, но они не заменили мне Рона и Гермиону — такое попросту было невозможно, — однако их присутствие стало подобно глотку свежего воздуха с момента моего переезда в Провэнзу. «Наконец-то ты похож на своих сверстников», — заявил Снейп, чем вызвал моё удивление. «А чем я отличался раньше?» — «Будто не знаешь», — фыркнул он. «Разве в моём возрасте ты не трудился в поте лица, чтобы достичь всего того, что имеешь сейчас?» — сощурил я глаза. «А что я имею, Гарри? — внезапно хмыкнул Северус. — Несколько ресторанов, репутацию и звёзды Мишлен — что всё это, по-твоему? Из меня плохой пример для подражания. В молодости я был чересчур категоричным и высокомерным: в моём окружении не было такого понятия, как друзья или коллеги, существовали только удобные знакомства и соперники. Моя жизнь вращалась вокруг кухни, а всё остальное я оставил за её пределами, считая это абсурдным и совершенно мне не нужным. Я посещал семейные праздники, потому что не доверял выбор блюд моей матери, а не потому, что у неё или у отца был день рождения. Я расторгал отношения, когда те заходили слишком далеко, так как в какой-то момент решил, что брак и впоследствии дети отнимут у меня чересчур много времени. Точнее, отнимут меня у всего этого», — глянул он в сторону кухни и замолк. Лицо Снейпа ничего не отражало, но почему-то мне чудилась горечь, закравшаяся в мимических морщинках. «Сожалеешь?» — невзначай спросил я, а Снейп скривился, смахнув прядь волос с глаз: «Все мы о чём-либо сожалеем. Особенно о собственной дурости». «Предпочтения меняются, Северус. Разве можно назвать это ошибкой? В то время ты считал, что самое важное для тебя — это кулинария, так что могло заставить тебя передумать? Если бы к тебе подошли и сказали, что в сорок лет ты пожалеешь о своём решении, поэтому прекрати видеть в каждом поваре своего соперника, позволь родителями воспользоваться услугами другого ресторана, женись и заведи карапузов — они твоё наследие, ты бы послушал? Скорее всего, послал бы советчиков на четыре буквы. Сейчас ты всё воспринимаешь по-другому», — вздохнул я. «Ты хочешь послать меня на четыре буквы?» — усмехнулся он, и я вернул улыбку: «На три». Не знаю, послужил ли тому наш долгий разговор с Северусом или проснувшийся дух авантюризма, но, когда в субботу Энтони предложил отужинать в небольшой семейной таверне, я не стал отказываться. Во-первых, потому что это было прекрасным шансом вдохновиться другой кухней, а посещать заведения в одиночку я не мог, как бы не старался. Во-вторых, потому что всё это время тот не предпринимал никаких активных действий и за флирт можно было принять разве что подколки. Поэтому чужое предложение не имело никакой подоплёки — всего лишь ужин двух друзей. И, стоит отметить, тот оказался фантастичным. Энтони, само собой, остался в своём репертуаре, но я успел опередить его: «Это место открылось во времена Гражданской войны, а в погребе скрывалась местная богема?» Энтони глухо рассмеялся, откладывая меню: «Почти угадал, но ошибся местом. Есть в городе и такая таверна, где соседи использовали подвал в качестве убежища. Это заведение намного старше: таверна открылась в 1845 году, и вон та печь, — он указал в сторону, — работает с момента основания». Я едва заметно улыбнулся, заключив: «А дрова, размещённые справа от печи, распределяют аромат перца, соли, сала, белого вина, лаврового листа, розмарина и чеснока. Фирменная кухня, поддержанная многовековыми традициями. Потрясающе, да?» «Ты вводишь меня в заблуждение, Гарри. Скоро у меня не останется для тебя историй, и что мы тогда будем делать?» — с наигранным недовольством пробурчал он, хоть уголки губ тянулись вверх в полуулыбке. Я доверил ему выбор блюд и не прогадал. Слов не осталось: меня поглотил голодный зверь внутри, который, распробовав анчоусы с перцем, тушёную куропатку, треску в томатном соусе и соте из овощей с иберийской ветчиной, заглотил всё махом, не давая передохнуть. Энтони, в свою очередь, с интересом наблюдал за мной, а ел чересчур медленно, неохотно — будто без аппетита. — Тебе не нравится? — поинтересовался я, разливая очередную порцию вина по бокалам, заметив краем глаза, как, услышав мой вопрос, он едва заметно поморщился. — Здесь вкусно готовят — не зря таверна простояла столько времени и простоит ещё столько же, а клиенты, захлёбываясь эмоциями, строчат восторженные отзывы, — туманно ответил Энтони. — Теперь ты вводишь меня в заблуждение? — невинно поинтересовался я. Он сделал глоток вина, скосив взгляд в сторону, и вздохнул, вновь переключив внимание на меня: — Это просто солёный кусок рыбы — у меня аносмия. А так как я не могу различать ароматы, то любое блюдо для меня — это просто набор чего-то солёного, сладкого, кислого или горького. Примитивно и весьма разочаровывающе, знаю. Как и то, что я не смогу насладиться в полной мере той едой, что ты когда-нибудь приготовишь. Я замер, сжав ножку бокала, и медленно поставил его на стол, так и не отпив. — И прежде чем ты спросишь, я отвечу: нет, это неизлечимо, — добавил Тони и невозмутимо улыбнулся. — Однако мне приятно смотреть, как едят другие люди, наслаждаясь в процессе вкусом блюд. — Ты поэтому ничего не заказывал в нашем ресторане? — аккуратно поинтересовался я. — Возможно, — вновь неопределённо ответил он. — У кофе самый понятный вкус: горький. С сахаром — горько-сладкий. А атмосфера в «Prophecy» и правда приятная — тогда я ничуть не лукавил. Мне было сложно представить, как это — не чувствовать не то чтобы запаха, но и из-за этого практически не различать нюансы вкуса: то, что делает лосось лососем, а не палтусом, и утку уткой, а не курицей… Возможно, потому что мои рецепторы работали на все сто, и вообразить, что однажды вся еда может стать всего лишь солёным мягким куском туши или хрустящим стебельком спаржи, было чудовищно сложно. — Размышляешь о том, как это? — раздался его голос. Энтони пристально смотрел на меня, а на лице по-прежнему играла полуулыбка. — Думаю о том, что ты сильно рискуешь. — Он непонятливо вскинул брови, и я пояснил: — Продукты имеют обыкновение портиться. Если ты не можешь этого почувствовать, рискуешь отравиться. Энтони рассмеялся, покачав головой: — А как же срок годности? — Любое нарушение температурного режима при перевозке молочных продуктов — и у тебя в холодильнике лежит испорченный Бургосский сыр датой до двадцатого апреля. А ты даже не поймёшь, чем траванулся. — Не пугай меня, — округлил он глаза. — Кстати, раньше двери таверн были выкрашены в красный цвет, как символ вина, которое в них продавалось. — Не пытайся соскочить с темы, Тони. Вот оставил ты летом сэндвич на солнце, а потом спохватился: для тебя он солёный, а на самом деле эта адская жара успела его испортить. Он склонил голову набок, делая вид, что внимательно слушает и даже прислушивается, но я прекрасно осознавал, что мои слова его забавляют. — Я серьёзно! — Я и не сомневаюсь. — Ты даёшь кому-нибудь пробовать то, что ешь? — Думаешь, мне следует обзавестись дегустатором? — с серьёзной миной поинтересовался Энтони, однако в голосе проскальзывала ирония. Я же молча насадил на вилку кусочек утиного рагу, что он мусолил уже пятнадцать минут, и попробовал. — Идеально. Ешь. Энтони последовал моему примеру, продолжая прятать улыбку, отчего его лицо приобретало странное выражение насмешливой задумчивости. — Так что, будешь моим дегустатором? — внезапно спросил он. — Неужели ты для этого караулил меня в ресторане? — не сдержал я смешок. — Само собой. Чтобы ты сообщал мне, было ли нарушение температурного режима или же я могу спокойно слопать сыр, не опасаясь закончить в больнице. А что, если это будут рыбные консервы? Какой ужас, — Энтони тяжко вздохнул, глянув на меня исподлобья. — И как же я буду пробовать твою еду на расстоянии? — задал я вопрос, заранее предугадывая ответ и понимая, что период затишья подошёл к концу. — Мы можем съехаться, — пожал он плечами, словно это было самое обычно предложение на свете. — Завтрак, обед и ужин — всё под твоим контролем. — Так вот оно что, — протянул я. — Тебе негде жить и не хватает денег на пропитание? — Ты совершенно прав. Хозяйка меня выгоняет, — ответил он и опустил взгляд, наколов ещё один кусочек рагу. — А тут ты, такой добрый, разумный, немножко грустный, да ещё и готовить умеешь — просто мечта. — Это жестоко, знаешь? — сокрушённо вздохнул я. — Ты хочешь воспользоваться мной в своих гнусных целях. — Ты даже не представляешь каких, — улыбнулся Энтони, отправив в рот утку и подперев подбородок рукой, пока медленно пережёвывал. В глазах плясали озорные огоньки. — Будешь объедать меня? — Сяду тебе на шею и свешу ногу, как тебе такая перспектива? — Свесить не получится: можешь стирать пыль с моих книжных полок и следить за оранжереей. Хоть какой-то толк от тебя должен же быть? — сдержав улыбку, угрюмо парировал я. — У меня много других талантов, — опустил он руку, оставляя вилку на столе, и сделал глоток вина, не сводя с меня пристального взгляда, чтобы тут же добавить: — Вязать крючком, к примеру. Кто ещё может похвастаться подобным? Трагично сжав переносицу, я не сдержался, хрипло рассмеявшись, и Энтони вторил мне, слегка откинувшись назад. Он взъерошил волосы, отсмеявшись, что придало ему несколько дурашливый вид, а я, подразнивая, заключил: — По крайней мере, один талант я в тебе обнаружил. — Порази меня, — мягко ответил Энтони. — Ты ведь не будешь десерт? — Если ты спешишь — не буду, — на лице появились оттенки удивления. — Тогда пойдём: вдохновение — вещь непостоянная. Я немедленно поднялся, ощущая лёгкую дрожь в теле — меня словно лихорадило, — и подозвал официанта, чувствуя, как невероятное воодушевление кипит внутри. *** — Ты понимаешь, что сейчас нарушаешь правила? — спросил Энтони, с опаской поглядывая на отсечённую голову угря в миске для отходов. — Их нарушаешь ты, а я всего лишь готовлю, — машинально заявил я, взбивая яйца. — Тем более что ты в униформе, я тоже, а продукты я купил сам — все нормы соблюдены. Вспомнив, как мы рыскали около часа в поиске открытого в это время супермаркета, я усмехнулся. — А то, которое гласит, что посторонним вход на кухню воспрещён? — Ты не посторонний, а мой временный ассистент, — возразил я и всучил ему миску. — Какая честь, учитель, — приподнял он её, почтительно склонив голову. Я перемешал грибы на сковородке, проверив температуру. — Достань рыбу из холодильника, вынь её из смеси и удали излишки, — попросил я. Пока он с поразительной проворностью выполнял поручение, я смешал грибы со взбитыми яйцами и добавил петрушку, оставив всё это на столе. — Готово, — передал он мне миску с кусками угря, которые тут же зашипели, стоило опустить их на сковороду. Вторая ждала своей очереди, а Энтони обходил меня по кругу, заглядывая то с одной стороны, то с другой. — Спрашивай уже, — отвлечённо пробубнил я, переворачивая рыбу. — Ты импровизируешь или следуешь какому-то рецепту? — И то и другое. Сняв с огня угря с золотистой корочкой, я добавил на ту же сковороду шесть столовых ложек рыбного бульона, сок половинки лимона, перец и соль, а в чистую, добавив пару капель масла, вылил смесь из яиц и грибов. — И какое название ты дашь этому блюду? — почти деловито осведомился он. Энтони внимательно следил за моими руками, словно ничего интересней в своей жизни не видел. — У тебя есть какие-нибудь предложения? — Харакири угря? — Это ужасно, — усмехнулся я. — Что ужасно, так это шапочка на моей голове, — вяло отозвался он, поправив головной убор. Пока соус кипел, я перемещал соседнюю сковороду круговыми движениями, переводя взгляд с убавляющейся жидкости на омлет. — Не находишь это символичным, Гарри? — окликнул меня Энтони, и я мазнул взглядом по небольшой инсталляции, что он устроил в стороне: цезарский гриб — один из самых маленьких — и два куриных яйца, скрывающих срез ножки. — Символичным, что я вдохновил тебя на блюдо из подобных продуктов? — Ты только что соорудил член из моих ингредиентов? — уточнил я, перевернув с помощью тарелки омлет, и, брызнув ещё несколько капель, свернул его с другой стороны, следом добавив кусочек масла в соус и начиная методично его перемешивать, пока оно полностью не растаяло. — Вообще-то это лицо, — насмешливо протянул он, переворачивая композицию. — Два глаза, нос и шляпка в качестве улыбки. Я хмыкнул, одновременно снимая обе сковороды с огня. Раскрыв лепёшку из омлета, я поместил внутрь золотистый кусок угря и полил соусом, тут же слегка прижимая вверх к корочке. Энтони оставил свои игрушки в стороне и склонился над тарелкой, а я заметил, как затрепетали крылья носа, когда он втянул воздух в попытке ощутить аромат, чтобы следом разочарованно сморщиться. Однако улыбка тут же смыла горечь с его лица, когда он с воодушевлением протянул: — Выглядит аппетитно. Яйца с сюрпризом. — Каждое новое название хуже предыдущего. Попробуешь? — я разрезал омлет, наблюдая, как стекает соус, частично впитавшийся в смесь. — Разве мой новоявленный дегустатор не должен пробовать каждое блюдо первым? — поднял он пытливый взгляд. — Плюс в том, что, даже если это совершенно несъедобно, ты ничего не поймёшь, — привёл я весомый аргумент, — и будешь продолжать петь мне дифирамбы. Отрезав кусочек, я, казалось, целую вечность рассматривал его в страхе, что сказанное мной в шутку окажется правдой, пока Энтони не шепнул: — Остынет ведь, — и я без промедления погрузил его в рот, медленно смакуя в попытке осмыслить: провал это или же триумф. А пока я размышлял, Энтони успел тоже попробовать и теперь жевал с таким же задумчивым видом. — Очень приятно, — внезапно заявил он и, заметив мой вопросительный взгляд, добавил: — Приятная текстура. Мне кажется, сам по себе омлет может быть суховат, а с грибами — тем более. Но довольно-таки жирный угорь и густой соус компенсирует этот недостаток, и это… гм, приятно жевать? Я тихо рассмеялся. — Весьма оригинальный комплимент. — А что думаешь ты сам? — Я не совсем уверен. — Не понравился вкус? Могу лишь сказать, что соли было в самый раз. — Нет, напротив, мне очень понравилось, и именно поэтому я сомневаюсь. Я преуменьшал: не очень, а безумно понравилось. Рыбно-грибная бомба в пышной яичной обёртке взорвалась у меня во рту, оставляя сливочно-пряное послевкусие и чувство эйфории вместе с желанием тут же позвонить Снейпу, чтобы поделиться с ним новостью или открытием, или чем бы это ни было… Но могло ли быть моё восприятие чисто субъективным? — Как может повар сомневаться в собственных чувствах? — Энтони забрал тарелку у меня из рук, поставив её на стол. — Ты ведь не станешь подавать клиентам то, что тебе самому не нравится? — Дело не в этом, — с лёгким раздражением повёл я плечом и опустил взгляд на собственные руки. — Новички часто зазнаются, считая, что они приготовили нечто уникальное, нечто такое, что должно перевернуть мир кулинарии вверх тормашками. Я видел таких, я учился вместе с ними, и, возможно, мои амбиции в какой-то момент затуманили здравый смысл… Не успел я договорить, как он поднял мою голову за подбородок и дотронулся до губ, едва прикасаясь, будто спрашивая разрешения. Я же несколько опешил, поэтому вцепился рукой в край столешницы, собираясь что-то сказать, но вместо этого сам же позволил углубить поцелуй. Много важности придают самому первому поцелую, я же интерпретировал всегда это событие по-своему: важен первый поцелуй с каждым человеком. Энтони не напирал, наоборот, словно был готов в любой момент ретироваться с поля боя, а я не стал гримасничать или строить из себя поруганную невинность и, положив ладонь ему на затылок, перехватил инициативу, мягко дотронувшись языком до чужой губы и следом проникнув в рот. Это было странно. Скорее странно-приятно, чем странно-никак, чего я ожидал с большей вероятностью. Я не знал, поторопился ли Энтони или же мне было это нужно, был ли импульс навеян обстановкой или же собственными желаниями, было ли это правильно или же очередной ошибкой… Я ничего не понимал и просто целовал его, зарываясь пальцами в чужие волосы на затылке и мягко оттягивая его голову назад, пока шапка не упала на пол, а Тони судорожно не вздохнул, осоловело глянув на меня, будто сам был удивлён случившемся. Блядь. Воцарилась тишина, но продлилась она недолго: — Мне жаль, что в этом деле я тебе не советчик, кхм, — кашлянул Энтони. — И что не могу вселить в тебя каплю уверенности, хоть сам убеждён, что это блюдо с неизвестным до сих пор названием, — он ободряюще улыбнулся, — придётся по вкусу и вашему шеф-повару. Поэтому спор я выиграл и свой приз забрал. — И когда мы успели поставить что-то на кон? — Ты ведь думаешь, что тобой завладела гордыня, я же считаю иначе, — Энтони отвлечённо опустил взгляд и покрутил пуговицу на куртке. — Подожди-подожди, — остановил его я, рассмеявшись. — Ты сам назначил выигрыш и забрал его до разрешения спора? Не говори мне, что выигрыш столь банален… — Самое первое воплощение шедевра, — пояснил Энтони, и я заметил тарелку с омлетом около него. — А ты что подумал? — он насмешливо фыркнул и взял вилку в руку, подцепив ещё один кусочек угря с яйцом. — Я думаю, что сейчас ты смущён и всячески пытаешься это скрыть, — заявил я, не скрывая своего веселья. — Что удивительно, ведь инициатива исходила от тебя. — А тебе полагалось быть ошеломлённым, — еле слышно проворчал Энтони и забил рот омлетом, словно я мог вытянуть из него ещё какие-то признания. — Это был неудавшийся манёвр отвлечения внимания? Он проглотил и перевёл на меня взгляд, вскинув брови: — Почему же неудавшийся? — И на лице вновь расцвела наглая улыбка, когда Энтони добавил: — Мне всё очень понравилось: и блюдо, и сам повар. Я замер, не зная, что ему ответить, и не понимая, почему буря разразилась именно сегодня. Мог ли он объявить о своих намерениях тогда и ожидать, когда я сделаю шаг навстречу? Мог ли я, ответив на поцелуй, обозначить свою позицию, сам того не ведая? Иногда поцелуй — это просто поцелуй, иногда — нечто большее… И, видимо, наш входил во вторую категорию. Вот только что мне теперь с этим делать? Тишину нарушила ритмичная мелодия звонка, и я озадаченно моргнул, разрывая зрительный контакт. Энтони достал мобильный и скривился, а я скосил взгляд на часы, стрелки которых показывали полвторого ночи. — Я бы хотел помочь тебе здесь прибраться, — изрёк он, убирая телефон, — но у меня возникло неотложное дело… — Понимаю, — кивнул я. — Я тебя и так задержал сегодня. — До завтра или… послезавтра? — как-то неуверенно спросил Энтони, а я молча открыл ящик, достав одноразовый контейнер, и аккуратно сгрузил туда блюдо, протягивая его ему: — Не забудь свой выигрыш, но если завтра я окажусь прав — ты должен будешь мне что-нибудь приготовить. Я заметил, как его плечи расслабленно опустились, но напряжение никуда не делось. Видимо, причина крылась не в поцелуе, а в звонке. — Хорошо, что я уверен в твоих кулинарных способностях, — мягко отозвался Энтони, явно пытаясь замаскировать нервозность, и расстегнул куртку на ходу, — иначе, боюсь, испробовав моё фирменное блюдо — сгоревшую курицу с высушенным горошком, — твои вкусовые рецепторы не оправятся от потрясения. — Что ж, я подарю тебе таймер. Я последовал за ним из кухни, принимая из рук куртку, когда Энтони, вновь глянув на телефон, убрал его в карман и спешно запахнул пальто. — У меня тоже есть амбиции, Гарри, — внезапно заявил он, остановившись около выхода. — И чего же ты желаешь добиться? Энтони лишь криво улыбнулся с тем непонятным выражением лица и, ничего не ответив, покинул ресторан, оставляя меня в приподнятом и в то же самое время меланхоличном настроении. Казалось, сегодняшний день должен перевернуть мою жизнь с ног на голову… Но перевернул ли на самом деле? Растерянно мазнув взглядом по фонарю за окном, я сжал в руках белую ткань и отправился на кухню.