Можем ли мы сказать «прощай»
Всей лжи, что ты наговорил? Знаешь, я стал умнее. Я был здесь раньше, верил в твои сказки, По крайней мере, слепец во мне. Ты показал мне то, что я хотел видеть, И я потерял свою реальность, И потерял себя. А ты играл в бога, Чересчур усердствуя, Но мне это было необходимо. Я должен был поверить, И теперь верю: Пытаюсь быть мудрее С занозой в сердце, что все ещё саднит, Превращая это в зависимость — Молясь твоей религии. Свободный перевод Isak Danielson — Religion
Лавируя меж людьми, я пытался не потерять их из виду, но в какой-то момент всё-таки упустил, чтобы тут же вновь заметить вдалеке, выходящими через дверь. Притормозив, чтобы дать пройти официанту с тележкой, я выскочил через неё, словно пробка из бутылки шампанского, и на мгновение остановился, оглядываясь. Я не знал, на что надеялся, когда пошёл следом… Может, что они забегут в туалет, а я зайду, спрячусь в кабинке и подслушаю чужие разговоры о «делах»? Или остановятся посреди коридора и будут громко и чётко говорить, чтобы все их хорошенько слышали — и я в том числе? А может, что они разойдутся как в море корабли, так и не поговорив, и я смогу вздохнуть с облегчением? Третий вариант был идеальным. Мне не хотелось разворачивать километровый пергамент, на котором я мысленно зачитал возможную связь в прошлом и — возможную? — в настоящем… Не стоило делать поспешных выводов, ведь я уже единожды наступил на грабли, а сейчас снова собираюсь это сделать — скоро шишка на лбу будет. Единственное, что мне было известно, это то, что Нотт работал у Тома, когда тот был ещё женат… Офисная интрижка? Хорошо хоть, что тот не был стажёром, а то нашлась бы определённая закономерность в поступках Риддла. Хотя... а кто сказал, что не стажёром? Может, он там начинал... Тот самый первый, от которого Тому крышу сорвало, а остальные, как там Драко говорил, «временные подстилки со сроком годности до конца лета». Потому что он не мог полюбить их или же забыть Нотта? До тошноты приторно. Шесть лет назад его дочери должно было быть около года — какие выводы можно сделать и кого пожалеть в подобной ситуации? Девочку и её мать? Мне начинало казаться вполне логичным, что Беллатриса взбеленилась и, возможно, потребовала развод, решив усложнить чужую жизнь: решив запретить Дельфи посещать дом, где, скорее всего, эти двое были застуканы или, может, встречались. Хотя какое право я имел рассуждать об этом, сам оказавшись на месте Алана? Только жена у Тома была уже другая, даже если в то время всё ещё ходила в невестах… Можно винить его, только признав собственную вину. Чёрт. Поттер, хватит! Тряхнув головой, я нашёл их взглядом и остановился около диванов. Надежда умирает последней, и она умерла: они явно направлялись к лифтам. А зачем же ещё подниматься наверх, если не в номер отеля? И зачем, твою ж мать, идти в номер отеля вместе? «Дела» обсуждать на ночь глядя?.. Ну, не на ночь глядя, конечно, — всего лишь восемь вечера, — но всё равно зачем? Ведь в отеле есть помещение для деловых встреч на этом самом этаже, а следовательно, у одного из них был забронирован номер… У кого именно? Том нажал на вызов и, повернувшись ко мне профилем, что-то стал говорить Нотту, а тот усмехнулся, покачав головой — на его лице промелькнула ярость. Риддл, вновь склонился к его плечу, видимо что-то сообщив, и ярость сменилась растерянностью, а затем Алан опустил взгляд к полу, будто смутившись, и Том отступил на шаг, рассмеявшись. Нет, блядь, нет! Словно в замедленной съёмке, я наблюдал, как панель лифта мигнула, оповещая о прибытии; словно во сне шагнул вперёд одновременно с открывающимися дверьми; словно в паршивом фильме, я видел, как Алан заходит внутрь, а за ним — Том… А за Томом захожу я. Трагикомедия, не иначе. — Гарри? — удивлённый голос резанул внутри не хуже ножа. — Мистер Риддл? — округлил я глаза, мысленно перебирая все причины, почему бы мне внезапно понадобилось наверх. Алан вскинул брови, а затем будто спохватившись сказал: — Мистер Поттер, хотел извиниться перед вами за слова Регины, — он едва заметно улыбнулся, а я мысленно скривился. Нельзя быть таким, нельзя. — Не принимайте близко к сердцу, — добавил он. Слова о чём? Что мне стоит бежать от Северуса или что не следует отказываться от предложения Готье?.. — Вам не о чем беспокоиться, — кивнул я. — На какой вам этаж? — нетерпеливо поинтересовался Том. А на какой ВАМ?.. — Шестой, — решительно заявил я. Том, сощурив глаза, в которых плескалось нечто непонятное — будто разочарование? — нажал на кнопку. Главное, чтобы он нажал на обе сразу… Но этого не случилось, и поэтому зелёным загорелась только цифра «шесть». Он что, шифруется?.. Чертыхнувшись внутри, я затаил своё негодование, расслабив плечи. Будто бы я полез к нему в номер… Что, впрочем, я и собирался делать, разве нет? Иначе какой смысл ехать за ним? Чтобы поглазеть, как они зайдут в номер и дверь закроется перед моим носом?.. Или, может, прилипнуть к двери в попытке подслушать? Украсть костюм персонала и завалиться внутрь для внеурочной уборки?.. — Вы остановились в отеле? — дежурно поинтересовался Нотт, прерывая мысленный поток пререканий с самим собой, и я оглянулся на него. Том стоял слишком близко к Алану — неприлично близко, — и будто не замечал этого, а мне хотелось встать между ними, чтобы образовать немного пространства — безопасного расстояния. Я одернул себя, заставляя отвести взгляд. — Вечер ведь будет долгим, поэтому решил не возвращаться домой поздней ночью, — ляпнул я первое, что пришло мне на ум, хорошо хоть звучало это убедительно. — Вы тоже, мистер Нотт? — вновь поднял я глаза, жалея, что не назвал десятый этаж. — Нет, отель оказался переполнен, — пояснил он с сожалением. Переполнен? Значит, номер снял Том… И что дальше? Раз свободных номеров нет, мол, приглашаю тебя переночевать в моём? Я невольно перевёл взгляд на Тома: — А Вы, мистер Риддл? — Бронирую на всякий случай, — спокойно пояснил тот, как будто это должно мне всё объяснить. И что это за «всякие случаи»? Надо было заткнуться, но, чёрт возьми!.. — На всякий случай? — уточнил я, но ответил мне Нотт: — На случай если состояние не позволит сесть за руль, водитель будет отпущен, а такси — переполнены из-за массовых передвижений, — Алан несколько смущённо улыбнулся мне и добавил, точно объясняясь: — Это входит в мои обязанности. И, скорее всего, входило, когда он работал у Тома — ещё бы не знать! Может, он ещё и в курсе расписания Риддла, привычек, желаний, мыслей — всё то, что для меня до сих пор осталось секретом. Я сцепил зубы. Лифт остановился, и через мгновение дверца открылась. — Ваш этаж, Гарри, — напомнил Том, когда я замешкался в надежде, что они выйдут на том же этаже. Но чуда не случилось — или несчастья, потому что куда-бы я себя дел в таком случае? — До встречи, мистер Поттер, — попрощался Нотт. Том отступил, вновь оказавшись бок о бок с Аланом. — До встречи… Сейчас они останутся наедине, и что тогда? Блядь! Не успели лифт закрыться, как я вновь шагнул вперёд: — Мистер Риддл, мы могли бы поговорить?.. Демонстрируя изумление, Том приподнял брови, а затем на его лицо легла тень раздражения. — Сейчас, — выдохнул я вдобавок, наплевав, что это прозвучало, как мольба. — Прошу прощения, Гарри, но мне сейчас некогда, — безразлично заявил он. Сердце ёкнуло. Тебе или вам? И какого хрена это звучит, как «запишись ко мне на приём, если хочешь поговорить»?.. Я сделал шаг назад, мазнув взглядом по Алану, застывшему позади с… неким подобием сочувствующей гримасы. — Простите, что помешал, — прозвучало это скомкано, и я отступил на два шага. Дверь бесшумно закрылась, и я машинально поднял взгляд на панель, будто в трансе наблюдая за мигающей стрелочкой «вверх». Пульс участился, а затем замедлился. Почему я такой идиот? Достойный чужой жалости идиот, судя по выражению лица Алана. Может, он знал, что нас, таких бедных дурачков, было много на этом свете, поэтому и сочувствовал. Этим вопросом и многими другими я задавался весь путь обратно: почему я не переборол себя и не остался в зале? Почему побежал разбираться в том, что меня никоим образом не касается? Почему не сдержался и буквально попросил его поговорить со мной? Почему эти чувства настолько сильны, что повелевают мной, а не я — ими? Мне хотелось покинуть отель, поймать такси и уехать домой: бродить по залу с приклеенной искусственной улыбкой не было никакого желания. Ситуация словно повторилась, и своим поступком, может, и ненамеренно, но Том прошёлся по моей самой болезненной мозоли. Но я не уехал. Вернулся в зал, взял бокал и просто гулял, частенько ловя на себе всё те же пристальные взгляды. Видел пару раз Лозэ и уворачивался от её взгляда: казалось, ей не терпелось поговорить со мной наедине; видел Северуса в компании Максим и не стал мешать им; видел Андерсена вместе с Гестией — они явно обсуждали какой-то рецепт; видел Саркейру с Пауэллом, они просто стояли и присматривались, будто двое засевших в засаде хищника, и взволнованного чем-то Берже рядом с Либерти; видел Готье, который с удивительной проворностью оказывался везде и всюду — всегда в разной компании… И пока я болтался у всех на виду, изредка отвлекаясь на короткие беседы ни о чём, не мог отделаться от мысли: всё это безобразие — результат ревности. Ревности, безудержной и сильной, которая выжигала меня сейчас изнутри, которая заставила пойти на поводу у эмоций, которая втолкнула меня в тот чёртов лифт, лишь бы не оставлять их наедине друг с другом. И всё потому, что я ощутил промелькнувшую искру. Они флиртовали в холле и сейчас непонятно чем занимались, а я стоял посреди наполненного людьми зала в одиночестве, вроде как имея новые отношения, и не мог ничего сделать ни с самим собой, ни с ситуацией — тошнотворная беспомощность. Как назло, вспомнился разговор с Малфоем и мои полные уверенности слова: «Я не понимаю, о каких чувствах может идти речь? Мы расстались больше года назад…» И вот он я — жалкий комок чувств — спустя восемь месяцев стою и жалею себя, чего избегал всеми силами в августе. Жалею и не могу не спросить: стал бы я испытывать то же самое, увидев Энтони с его сестрой или с кем-нибудь другим? Ответ был неоднозначным, потому что я так хотел. Потому что продолжал пятиться назад, считая, что гордо шагаю вперёд, потому что должен был переболеть это и не переболел… Том остался мне небезразличен, и это надо было просто принять и, возможно, впервые принять то, что жалость к самому себе — это не слабость: все в какой-то определённый момент своей жизни жалеют себя. Мне казалось, что я всё понимал о собственных чувствах, когда в действительности с той ночи жил в отрицании посетившего меня тогда откровения: «Я был влюблён, любил и, видимо, буду любить его и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра…» Может, своей болью я и поделился с Кассандрой, но не любовью и надеждами. Возможно ли, что она так же растворится, как и должна была стихнуть боль, если выплеснуть всё через слова? Вот только я не знал, как выразить это чувство: казалось, стоит начать говорить, и оно моментально хлынет из глаз, вместо того чтобы стать словами — у меня не было желания «расчувствоваться» даже перед друзьями. Я даже не заметил, как допил шампанское, но продолжать не стал: нужно держать данные себе обещания — хотя бы те, что не касаются Риддла. — Ждёшь начала соревнований? — мягкий голос Габриэль вывел меня из транса. — Уже не терпится посмотреть, — одарил я её слабой улыбкой. — Осталось сорок минут, — оглянулась она, покручивая меж тонких пальцев бокал. — Не боишься, что тебе могут бросить вызов? — Я бы предпочёл просто наблюдать. Да и думаю, что меня вряд ли вызовут: какой смысл выигрывать у новичка, который буквально вчера начал работать? Она кивнула: — А проиграть? Я была вчера в ресторане, — загадочно протянула она. — И мне очень понравилось новое меню, особенно угорь под омлетом. — Удивительно, — еле слышно выдохнул я. — Что это всего лишь какое-то блюдо, а столько ажиотажа вокруг него и тебя? — Ты читаешь мои мысли, — криво улыбнулся я. — Бесспорно, — Габриэль задумчиво коснулась подбородка, — угорь хорош, но то, что всех в действительности впечатлило, — это включение блюда в меню. Этим мистер Снейп дал тебе высший балл. Поэтому мне даже интересно, какими станут соревнования в этом году. Посмотрев на часы, я вздохнул. Планируя отдохнуть и отвлечься от мыслей о кое-ком этим вечером, я заработал очередную головную боль — почему у меня всё через одно место, стоит ему нарисоваться где-то поблизости? — В любом случае я буду болеть за тебя, — заключила Габриэль. — Слышу в твоих словах уверенность в том, что перчатка достанется именно мне, — коротко рассмеялся я. Габриэль хитро улыбнулась, а затем едва слышно прошептала, приблизившись к моему плечу: — Шокирую тебя, но так здесь думают многие. Я нахмурился. А как же слова Олафа?.. — Что ж, если они меня не найдут, то и бросить вызов не смогут, — усмехнулся я. — Собираешься сбежать? — О нет, — покачал я головой. — Зрелище я не пропущу, но и не расскажу тебе о своём временном убежище — мало ли ещё выдашь. Габриэль беспечно рассмеялась и перевела взгляд на экраны, на которых сейчас завис логотип скрещённых ножей. — Советую выдвигаться в твоё секретное место, Гарри, — вдруг негромко предложила она, скосив взгляд, и я заметил направляющегося в нашу сторону Берже. Стоило тому оказаться рядом, как Габриэль и след простыл. — Тимоти Берже, — сухо и без тени улыбки представился он, протянув ладонь. Я крепко пожал её: — Приятно познакомиться, мистер Берже. — Я не отниму у Вас много времени, — изрёк Берже, указав глазами в сторону галереи, а я кивнул, проследовав за ним. Стоило дверям за нами закрыться, а мне остановиться около балюстрады, он тут же перешёл к делу: — Буду откровенен, мистер Поттер, вы должны отказаться от дуэли с Либерти. Что ж им всем неймётся? Я бы, наверное, встревожился, если бы не слова Габриэль. Может, она права, а я попросту не осознаю всю значимость Северуса в гастрономической сфере, потому что наши дружески-наставнические отношения приземляют его в моих глазах? — Отказ равняется проигрышу, мистер Берже. Я не хочу проигрывать, — покачал я головой. Даже если меня вызовут — в чём я сильно сомневался. Он кивнул: — Знал, что вы откажетесь. Полагаю, Вы могли слышать о Макуле разное, — понизил он голос, словно нас могли услышать. — Могу я узнать причину? Берже устало вздохнул: — Я не хочу распространяться о его проблемах, но дело не в репутации, а в выигрыше. — Десять тысяч? Тот коротко кивнул: — Он наивно полагает, что Вы, мистер Поттер, сегодня здесь самое слабое звено, ссылаясь на ваш, гм, маленький опыт работы. — Берже на мгновение замолчал, а затем поспешно добавил: — Поэтому, вопреки настойчивым советам, — выделил он, слегка нахмурившись, а я мысленно дополнил фразу «вопреки настойчивым советам инвесторов», — собирается назвать ваше имя. — А Вы уверены, что я выиграю? — с толикой скепсиса уточнил я. — Соревнование предполагает импровизацию, — незамедлительно ответил он, — или приготовление блюда собственного авторства, которого у него нет, но есть у вас. И я пробовал его, — спокойно поделился Берже. Да что ж такое-то?.. — Не изумляйтесь так, мистер Поттер, — сдержанно усмехнулся он. — Мы словно стая коршунов: сразу бросаемся пробовать новое, оценивать и, разумеется, критиковать. И я уверен, что импровизация Либерти не дотянет — он проиграет. — Вы сейчас предлагаете мне добровольно подарить ему десять тысяч? — озадаченно протянул я. — И предлагаете прослыть… как у Вас принято, трусом? — Это наглость с моей стороны, — в его глазах отразилось понимание, — но, будь у меня другой выход, я бы к вам не обратился. Я пробовал говорить с ним, но Макула слишком упрям… — Мистер Берже, а Вы вообще уверены, что он выиграет, если на моём месте окажется кто-то другой? — Не берусь утверждать: стопроцентной уверенности в этом деле нет никогда, — ставка ведётся всегда на наш проигрыш, — но в том, что вероятность успеха повысится без Вас, я уверен. — Я подумаю, — отвернулся я, ощущая, что вечер становится ещё более паршивым. — Но ничего не могу обещать. — Понимаю, — вполголоса изрёк Берже. — Спасибо, что выслушали меня, мистер Поттер. Я лишь кивнул в ответ, когда он столь же тихо исчез, вернувшись внутрь. Внутри совесть боролась с логикой, а на сердце было тяжко. Не нужно было мне сегодня приходить сюда. То, что планировалось, как спокойный вечер в окружении увлечённых кухней людей, превратилось в очередную эмоциональную встряску. Жаль, что история не терпит сослагательного наклонения. Глянув вниз, я следил за огнями циркулирующих машин, и не совсем понимал, как мне стоит поступить, если Либерти всё-таки решится. Хотелось попросить совета у Северуса, но я не желал ставить его в неудобное положение, а разговор с Олафом закончится весьма предсказуемо: «Соглашайся. Это проблемы Макулы, что он нуждается в деньгах, а не твои». Что, если выигрыш ему жизненно необходим? Да даже не «если», а точно: Тимоти Берже не тот человек (исходя из слов Андерсена), что будет просить — и просить даже не за себя. А значит, повод действительно был серьёзным. Подняв взгляд, я мазнул им по боковым балконам и скривился. Что, интересно, сейчас происходит в одном из номеров? Моему воображению понадобилось меньше секунды, чтобы подбросить дрова в огонь притухшей на мгновение ревности, и та вновь взвилась внутри. Лучше бы продолжал маяться мыслями о Либерти. А времени для принятия решения оставалось всё меньше — каких-то полчаса. Глаза вновь вернулись к балконам. Мне осталось полчаса, и прошло уже больше часа, как они одни в номере... В желудке образовалась сосущая пустота. Вцепившись в перила, я шумно выдохнул и закрыл глаза в попытке настроиться на абсолютную тишину: ничего не знаю, ни о ком не думаю, на хрен его. В тот же момент неподалёку открылась одна из дверей, и кто-то вышел покурить. А спустя несколько минут — другой гость, затем — пара, тихо о чём-то беседующая. Двадцать минут. Я мог бы остаться тут, мол, засмотрелся на город и потерял счёт времени. Может быть, и некрасиво проигнорировать таким образом вызов — уж лучше согласиться или отказаться от состязания, как просил Берже, — но дилемма хотя бы разрешится. Телефон в кармане завибрировал, оповещая об оставшихся десяти минутах. Мысленно застонав, я облокотился на каменные перила, выглядывая из-за мощной колонны — здесь было спокойно. Довольно-таки тихо, чтобы переждать «призыв», но тогда я не лукавил: мне правда хотелось посмотреть на соревнования. Вот только мелькать в окне как полоумный в попытке подглядеть — явно не вариант. Может, Либерти уже передумал или Берже смог его уговорить последовать совету инвесторов — всё-таки он меня поставил в неудобное положение, намекая на проявление некого «благородства» по отношению к тому, кто явно не сделал бы того же в ответ. Запустив пальцы в волосы, я сильно потянул, пока не ощутил боль, и тут же опустил, посмотрев на свои руки. С другой стороны, можно сымпровизировать, тогда наши с ним шансы уровняются… Win-win, как говорится. Я ведь импровизировал, когда готовил угря? Да и я не был столь уверен в собственной победе, в отличие от Берже, — привыкший к давлению Макула и я, перенервничавший в первый же полный свой день за плитой. Что, если меня удар хватит перед сотней наблюдающих за каждым взмахом ножа глаз?.. Устало потерев глаза, я разомкнул веки, сконцентрировавшись на мигающих вдалеке огнях фар. — О чём ты хотел со мной поговорить? — И чуть ли не подскочил на месте, испугавшись низкого и такого знакомого голоса за спиной. Том остановился рядом и, смерив меня изучающим взглядом, вопросительно приподнял брови.