Скажи мне, отличается ли цвет полуночи от цвета солнца
Глубже ли бездонный океан, чем небо над головой? Неважно, что передо мной, я буду сражаться, пока не выиграю. Кто меня остановит, когда пламя полыхает во мне? Приди и отними это у меня!
Свободный перевод Sun Heat — Come and Get it From Me
Вызов я принял. А приняв его, посмотрел на Берже в ожидании недовольства из-за сделанного мной выбора, но тот лишь как-то меланхолично улыбнулся, и в глазах мелькнуло всё то же понимание. Хоть я и осознавал, что ничем не обязан ему или Либерти, но мне почему-то стало спокойнее на душе. Речь Лоренцо Фонси и правда оказалась долгой и довольно-таки «скучной»: он пытался изредка шутить, но смеялись в зале единицы. Может быть потому, что я не мог прекратить мысленно воспроизводить наш с Томом разговор, вновь и вновь покрываясь мурашками из-за оставленного поцелуем послевкусия и… крохотной надежды, что опьянила меня и отрезвила одновременно. Чересчур много мыслей скопилось за каких-то пять минут, что длилась наша беседа. Мыслей и вопросов — и не только к Тому, но и Гермионе… Зачем она так поступила со мной? Почему приняла подобное решение, посчитав себя вправе решать?.. Где сейчас содержимое конверта? Стоя среди других вызванных на подмостке людей, я видел, как спустился Том, и видел, как его непроницаемый взгляд прицепился ко мне, с минуту изучая. А затем он растворился в толпе, препарирующей нас острыми взглядами. Само собой, сосредоточение людей было мной несколько преувеличено: всё-таки многие предпочли наблюдать за всем через экраны. Однако свет в зале всё равно притух, создавая контраст как в кинотеатрах, что заставляло ощущать себя в центре всеобщего внимания. Особенно когда нас представлял Лоренцо, непонятно когда успевший выведать детали биографии. Я стойко выдержал странную смесь внимания к себе — пренебрежение, смешанное с любопытством, — когда Фонси представил Макулу и сделал торжественную и довольно-таки продолжительную паузу, будто позволяя нас как следует рассмотреть. — А теперь позвольте представить наше жюри, — пробасил он наконец. Подсветка очертила контуры недалеко стоящего возвышения с пятью креслами и пятью продолговатыми столами. — Олимпия Максим — символ чести поваров. В 1995 году она открыла первое заведение на ничем не примечательной улице Рю де Грена, встав на кулинарную стезю. Её ресторанам присвоено четырнадцать звёзд Мишлен, — заключил он, и первое кресло подсветилось. Максим поднялась на подиум и, подарив всему залу сдержанную улыбку, направилась к своему месту под дружные аплодисменты. — Ульрик Кох, — продолжил Фонси. — Влюблённый в молекулярную кухню живописец-новатор и автор самых оригинальных блюд. Его ресторан «The Square», шеф-поваром которого он является, вот уже восемь лет удерживает звание одного из лучших в мире с тремя звёздами Мишлен, — на этой ноте подсветилось центральное место. Кох с голливудской улыбкой кивнул, обведя зал мимолётным взглядом, и прошествовал к своему креслу под стихающие аплодисменты. Лоренцо, в свою очередь, уже взялся за следующего судью: — Эйлем Бора! Создатель «новой жарманской кухни», автор книг, ведущий известного кулинарного шоу «В гостях вместе с Бора» и владелец более десятка ресторанов по всему миру, суммирующих восемь звёзд Мишлен! Освещение выделило последнее кресло, и седой мужчина остановился посреди подиума. Прижав руку к груди, он склонил голову в приветственном жесте и прошёл дальше. — Джорджина Кейли Росс! — дал петуха Фонси и смущённо кашлянул. — Журналистка, телеведущая, редактор журнала «Кухня сегодня!», ресторанный критик и автор более двадцати книг о здоровом питании. Второе кресло подсветилось одновременно с восходящей на подиум ослепительно улыбающейся брюнеткой. Она сложила ладони вместе, слегка поклонившись, будто благодаря за внимание, и прошла под звуки хлопков, расположившись между Максим и Кохом. — И наконец последний член жюри, но не по значимости, — почти напел Фонси, — Том Марволо Риддл! Меня пробрала дрожь, когда подсветилось четвёртое кресло. — Владелец винной империи, — продолжал Лоренцо, а я смотрел, как Том не спеша поднимается на подиум, — включающей в себя как развлекательные комплексы, рестораны и отели, так и сердце империи: винодельни Gaunt, экспортирующие вина в более чем сотню стран мира! Он шёл к своему креслу, как король — к трону, а я мысленно чертыхался, наблюдая, как Том садится между Кохом и Бора. Рестораны?.. Я смог вовремя остановить себя от вопросительного взгляда в его сторону, успев лишь мазнуть глазами по тому месту. — Выразим благодарность мистеру Риддлу, — тем временем продолжил Фонси, — за то, что, как и каждый год, отели группы TR открывают свои двери для проведения «No filo dun cuchillo»... Что?.. А вот сейчас не смог удержаться, уставившись на благосклонно кивнувшего Риддла и оглохнув на мгновение от очередного звукового взрыва аплодисментов. «Так просто, как спросить в администрации, останавливался ли здесь некий Гарри Поттер, и получить отрицательный ответ» Тугодум... Ну почему я не задумался тогда? В отелях ведь действует обязательство о неразглашении персональных данных постояльцев. Тому бы просто сказали, что не обязаны предоставлять ему такую информацию. Ещё и Алан. Зачем ему оставлять вещи в номере отеля? Ведь в «таких случаях» бронируют на день — на ночь, — а не на месяц. Фонси что-то ещё говорил, и я очнулся, заметив тронувшую губы Тома улыбку, поэтому опустил взгляд, делая вид, что внимательно слушаю, а не пребываю в прострации. Признаться, летом я в основном читал статьи о разводе, а там больше мусолили личную жизнь Тома, чем его деловую деятельность. А потом читал о винодельне, но и так всё упиралось в более техничный подход: достижения на рынке вина, новые приобретения, уровень продаж, прибыльность сектора и так далее. О бизнесе Тома я не читал и ничего не искал, кроме той информации, что предоставляли в университете для выбора места стажировки — мне было это неинтересно. Я знал, что отель Зион принадлежит группе TR — невозможно не знать, когда на входе висит соответствующая табличка с логотипом, — но не ассоциировал никогда TR c именем «Том Риддл»… Я, наверное, выглядел полным идиотом в глазах Нотта, спрашивая Тома, остановился ли он здесь… Но почему Риддл так ответил, будто (опять же) шифровался. И Алан тоже?.. Нет, для Нотта это вполне логично, а для Тома? «Вас не смущает, что вы поднялись в номер отеля с мужчиной…» — вспомнилось мне очень некстати и захотелось бочком свалить куда-нибудь в кладовую, чтобы меня никто не нашёл. Мда. Кто будет трепать твоё «доброе имя» в твоём же отеле, рискуя вылететь из-за утечки информации? Сплетничать между собой, возможно, и то очень тихо, чтоб, не дай бог, услышали на верхушке, и смотреть в сторону — мы ничего не видели, ничего не знаем. Если шесть лет назад об Алане ничего не вылезло наружу, значит, Том прекрасно умел скрывать особенности своей личной жизни… Блядь! Как будто мне было мало тем для размышлений! — Напоминаю, что у участников есть двадцать минут, чтобы сообразить, что они будут готовить, — продолжал Фонси. — Это может быть как импровизация, так и авторское блюдо, если в нём используется локальная продукция. Скосив взгляд на Либерти, я встретил его — изучающий. Скорее всего, он заранее продумал, что будет готовить. В чём заключалась некая несправедливость этого состязания: у них было больше времени, чтобы мысленно соорудить будущую «импровизацию», а вот мы были вынуждены делать это за каких-то двадцать минут. И это притом, что опыта, наверное, у них больше. По крайней мере, больше чем у меня. —…И ровно полтора на приготовление пяти порций блюда, — продолжил Лоренцо с лёгкой улыбкой. — «Мне нравится, когда всё идёт по плану, — он перевёл взгляд на нас четверых, — и я люблю придумывать рецепты на лету, импровизировать и следовать своему инстинкту, а иногда даже ловлю себя на мысли, что всё ещё способен удивлять самого себя», как сказал когда-то Пьер Рофуз. Надеюсь, и вы нас сможете сегодня удивить. Пожелаем же удачи участникам! — Лоренцо поднял руки, и вновь раздались аплодисменты. Единственное решение, которое я смог принять (постоянно отвлекаясь то на слова Тома, звучащие в мыслях раз за разом, то на воспоминание взрыва внутри из-за поцелуя), это не пользоваться своим преимуществом. Возможно, Северус нашёл бы это неразумным, а Андерсен точно ткнул бы меня носом в собственную глупость, но отчасти я хотел положиться на судьбу (или удачу), отчасти — испытать себя. Даже если проиграю, вряд ли Снейп вышвырнет меня из ресторана, поэтому сегодня, нет, прямо сейчас мне просто стоило… стоило готовить, как я делал это всегда. Знал ли Том, что мне бросят вызов?.. По крайней мере, впечатлённым произошедшим или же изумлённым он не выглядел, когда заметил меня рядом с другими. А значит, или хорошо скрыл свои эмоции, или знал заранее. «Я всего лишь просил подождать год, а ты что наделал?..» Я ущипнул себя в попытке отвлечься от нескончаемого потока мыслей. И чем сильнее я старался, тем больше фраз всплывало на поверхность, обволакивая меня, словно вуаль, покалывающим кожу волнением. А волнение медленно перерастало в эйфорию — из-за какого-то поцелуя мои гормоны вновь взбесились, блядь. «Предлагаю тебе попробовать…» — Что ж, — послышался громогласный голос Фонси. — Да начнутся Голодные игры! Чёрт, чёрт, чёрт! Мне нужно было оставить всё это за пределами кухни, как обычно, и закрыться внутри собственных границ на надёжный железный замок, пока всё не кончится. Пока я не вынесу пять порций, не передам их жюри и не выдохну. Лишь тогда можно будет мысленно стенать. Я заметил краем глаза Гестию, Северуса, ободряюще мне улыбающегося, и Олафа. Капля изумления на его лице стоила того, чтобы принять вызов. А потом снова наткнулся глазами на Тома. Чуть склонившись, тот слушал Бора с заинтересованной улыбкой, а я не мог оторвать взгляда, будто зачарованный, и чувствовал подступающий к горлу ком, когда тело вновь пережило всего за секунду физическую встряску. И вновь ущипнул запястье, злясь на собственную слабость и глупость. Мне нужно было думать над рецептом, которого у меня не было, над ингредиентами, которые никак не хотели собираться воедино — в цельную вкусовую комбинацию, — и над временем, которое уже начало тикать, пока я стоял истуканом и ничего путного не мог сообразить. Если всё так продолжится, то Либерти и напрягаться не придётся, чтобы выиграть у меня. А этого я позволить ну никак не мог: даже если проиграю, то хотя бы в процессе, а не потому, что банально не смог смешать муку с сахаром, витая в облаках. Может, Снейп меня не выгонит, но этим я ему точно наврежу: так и представляю заголовки в стиле «Гарри Поттер и грандиозный провал». «Ты так сильно на меня обижен, что готов погубить нас обоих?» Блядь! Я вновь посмотрел в ту сторону и вздрогнул, когда получил ответное внимание. Взгляд Тома был тягучим, как патока, и тёплым, как знойный песок — каждая эмоция в нём будто наслаивалась, а затем рассыпалась. Мне показалось, что свежий и пыльный аромат винограда и земли наполнил мои лёгкие, а сладковатый привкус остался на губах, заставляя прикусить щёку изнутри. И вместо того, чтобы отсечь себя от остального мира, я буквально утонул в этом взгляде, оставляя в этом мире только себя и его, за секунду переживая всё с момента нашей встречи. А потом машинально развернулся и направился в обустроенную открытую кладовую. Если в прошлый раз я представлял, что хотел получить, сейчас действовал наугад, будто некто третий сжимал мои руки и собирал в корзину необходимые продукты. Рядом пыхтела Фаучи, а чуть поодаль застыл Торсен, разглядывая этикетки. Я же вернулся раньше остальных, но не раньше самих гостей: Берже уже что-то резал, Пауэлл — тёр, Саркейра — мыл, Либерти — сортировал. Кухни находились таким образом, что противники стояли спина к спине, что было только на руку — зачем нервничать лишний раз, наблюдая за действиями оппонента? Иногда чужая уверенность может стать слабым местом собственной. Заняв своё место, я приступил к подготовлению рабочего пространства. Двадцать минут давалось на продумывание «рецепта», полтора — на готовку и десять минут — на сервировку. Блюда мы должны были подать в полночь. Как назло, я оказался на стороне жюри и имел возможность наблюдать за ними, как и они за мной. Впрочем, многим было не до нас: в приоритете был сам процесс. Я прекрасно знал, что не только они обсуждали возможный результат, но и все в зале переговаривались, шептались, делали «ставки» и, конечно же, критиковали каждое наше действие. Хорошо, что их голоса были подобны едва различимому гулу. Что до моей задумки, то ей я изрядно усложнил себе жизнь, потому что тесто — вещь капризная, как и выпечка, но не мог отказать себе в удовольствии, даже если времени будет впритык. Пшеничная мука, щепотка соли, яичный желток, тёплая вода, растительное масло — да, это было вытяжное тесто. На столе стояла бутылка вермута, одна миска с виноградом, другая — каштанами и кусок Камамбера на тарелке. А над всем этим возвышался я, производя замес. «Мы оба думали, что это пройдёт, что это должно пройти со временем, и оба ошибались», — прошелестел в мыслях его голос, и я отнял взгляд от эластичной массы, чтобы встретиться с Томом глазами. Я понимал, что ему всё прекрасно видно — кухню от мест жюри отделял подиум в десять-пятнадцать шагов — и что он следит за моими движениями со стабильно равнодушным выражением лица. Вот только я буквально кожей ощущал это пристальное внимание, и оно разгоняло кровь по венам, заставляя меня чувствовать, что я сейчас не тесто замешиваю, а делаю что-то действительное непристойное. — Один конкурсант приступил, чем же заняты остальные? — послышался назойливый голос Фонси. — Напоминаю: у вас осталось пять минут… Он что-то ещё болтал, пока я оборачивал шар из теста в пищевую плёнку и оставлял его отдыхать. Впереди у меня было полчаса на изготовление начинки для этого странного штруделя. Руки вскрывали каштаны, глаза следили за временем, и я наконец-то смог сконцентрироваться полностью на том, что делаю. Однако новый вид концентрации был несколько иным: я готовил, но не переставал ощущать чужой взгляд. Будто эфемерное прикосновение пальцами — почти щекотка, — он скользил от моих рук к шее, и я вздрагивал, покрываясь толпами мурашек, чтобы в следующий момент мазнуть глазами по жюри и всего лишь на одну секунду поймать лютый голод, осевший на дне чужих зрачков. И причина была явно не в еде… «Видимо, секс на публике тебя и правда возбуждает…» Он что, хочет меня окончательно запутать и попробовать потом нечто отвратительное на вкус?.. Поспешно опустив взгляд, я перевёл дыхание и посмотрел на часы — уже прошло десять минут. Время за готовкой летело, и это было самое опасное его свойство: оно сыплется меж пальцев. Руки двигались быстро, разрезая ягоды винограда надвое и складывая половинки в отдельную миску. Вермут стремительно вскипал, как и я сам в попытке игнорировать присутствие Тома и игнорировать этот настойчивый аромат полыни, мяты, корицы, кардамона, ореха… «Всё же я угадал. Любишь аперитивы?» Меня, чёрт возьми, вело от его взгляда и от собственных действий. Что же он делает? Что Я ДЕЛАЮ, снова поддаваясь наваждению? Понимал ли Том, что я чувствую его, будто он сейчас стоит за спиной и медленно ведёт носом от впадины меж ключицами до уха; будто вновь сжимает ладонями мои бока и шепчет: «Старательнее, мистер Поттер…» Рука дрогнула. Упавшие в вермут шляпки гвоздики и щепотка корицы усилили аромат, сводя меня с ума, и я глянул на него исподлобья, чувствуя, как ускоряется пульс. Том сидел прямо. Даже чересчур прямо, словно был максимально напряжён в этот момент, а его лицо окаменело, демонстрируя всем застывшее и, можно сказать, безмятежное выражение лица. Как ему это удаётся?.. Каштаны начали подрагивать на сковороде, шипя и вскрываясь, как только доходило до точки. Их пряный, чуть копчёный аромат гармонично вплёлся в эту симфонию, заставляя меня на мгновение прикрыть веки. «Положи руки на стол, Гарри», — я резко разлепил веки, продолжая слышать вибрирующее эхо своего имени. — У мисс Деверо на кухне бушует самая настоящая буря из специй, — вернул меня на землю голос Фонси, — Что же вы собираетесь готовить, поделитесь с нами? Раздался её приглушённый голос, а я снял каштаны с огня, наблюдая краем глаза, как вермут доходит до точки кипения. И следующие несколько минут очищал сухофрукт, обжигая подушечки пальцев, чтобы следом нарубить податливую мякоть, уложить слоем в глубокую миску и закрыть виноградом, заливая это кипящим вермутом и оставляя мариноваться. — А вы чем собираетесь нас сегодня порадовать, мистер Поттер? — переключился Лоренцо на меня. — Штруделем, мистер Фонси, — машинально ответил я. Он едва заметно вскинул брови, когда я снял бумажную плёнку с сыра, и поместил его в разогретую кастрюлю, закрыв следом крышку. — Корни этой выпечки уходят на Восток, — заговорил тот, увлекая своей театральной интонацией, раздражающей меня — мы ведь не на кулинарном шоу. — Нечто из тонких слоёв теста с начинкой из грецких орехов и мёда описывалось в старых рукописях, — с энтузиазмом продолжал Фонси. — Венгры заворачивали в тесто яблоки, изюм, орехи… Венский штрудель имеет творожную начинку и подают его щедро политым сливочным соусом, но самый популярный нынче, безусловно, это яблочный. Из чего же вы будете готовить, мистер Поттер? — уточнил Лоренцо, приподняв брови, будто брал у меня интервью. Я заметил, как Берже кинул на него недовольный взгляд, и не сдержал улыбку. По крайней мере, я здесь такой не один. — Секрет, — по слогам протянул я. — Я вижу вермут и вижу виноград, — гнул свою линию Фонси. — Это же не вишня… Не слишком ли водянистая ягода для штруделя? Не боитесь, что тонкое тесто утонет в соке? — Кукурузный крахмал, мистер Фонси. С вишней он также используется, — спокойно изрёк я и поднял взгляд, задев им Тома. Тот слегка отклонился назад, опустив голову, при этом не разрывая зрительного контакта. — А сыр для чего? — с толикой скепсиса спросил Лоренцо, а затем, не дождавшись ответа, исчез из поля моего зрения, чтобы я тут же услышал его голос за спиной: — А Вы, мистер Либерти? Вдохновение тоже повело вас по пути теста? — Это паста, — глухо отозвался тот, явно не имея никакого желания комментировать свои действия. — Равиоли, аньолотти, капелетти? — Каннеллони. — Утка и манго… Что же за начинку вы задумали? — уточнил Фонси, а затем вновь повысил голос, обращаясь к залу: — Хочу напомнить, что в настоящее время провинция Тедры является крупнейшим производителем манго в Европе с площадью около четырёх тысяч гектаров, которые продолжают расти с каждым годом. Что это ещё за минутка рекламы?.. Я вновь отключился от происходящего. Точнее, попытался. Мне предстояло ещё долгих пятнадцать минут ожидания, пока ингредиенты теста сцепляются меж собой, а виноград и каштаны впитывают часть гремучего «бульона». И эти пятнадцать минут можно было подумать над подачей — моим самым слабым местом. Если бы мы с Томом были здесь одни, я бы вырезал из штруделя член и подал ему, но, увы, вряд ли остальные оценят мою креативность. Можно было ещё подумать над его словами: «В противоположном случае я приму это как окончательное „нет“». У меня создалось ощущение, что своим предложением он прижал меня к стенке: это будоражило — видимо, я всё-таки не в себе — и одновременно возмущало. Я не мучил себя проблемами предстоящего выбора, потому что собирался выдвинуть своё условие прямо после завершения судейства: эта идея промелькнула столь же ярко в моих мыслях, как и сам рецепт, на который, чего уж отрицать, меня вдохновила выходка Тома с аспиком. Вот только сначала нужно было понять, что стало с письмом. Можно было позвонить Гермионе, как только освобожусь, но она, скорее всего, уже будет спать. Конечно, я имел право разбудить её и потребовать объяснения, но... Да уж, я просто не представлял, как мне реагировать, если она начнёт говорить, что хотела как лучше. Моргнув, я отвлёкся на облако пара и вновь втянул пряный аромат. Вроде неплохо. Всю четверть часа я пытался лишний раз не смотреть, подготавливая посуду для следующего этапа. Это было сложно: как чувствовать чужое внимание и пытаться его игнорировать, как ощущать дыхание на шее и не оглядываться, как чувствовать ладони на бёдрах и не вздрагивать. Я глянул на часы, а потом перевёл взгляд на него, сдержав судорожный вздох. Почему он так смотрел на меня?.. Разговаривал с Кохом и одновременно смотрел, не отрывая чуть прищуренного взгляда. Что-то отвечал ему, кивал и даже улыбался, а глаза были неподвижны. Конечно, со стороны сложно было определить, куда именно он смотрел — на меня, на Либерти или на готовящего рядом Берже, — но… Чёрт. В такой ситуации мне не хватало только возбудиться, будто какому-то извращенцу. В этот момент Том, словно читая мои мысли, усмехнулся, сложив руки перед собой, и я вцепился в кастрюлю. Берже обеспокоенно глянул на меня, и я мгновенно понял по отражению, что весь запыхавшийся и красный как рак. Сделав глубокий вдох, я поставил кастрюлю на огонь с глухим звоном. Всё-таки хорошо, что он назвал комнату, где остановился: штрудель в форме члена я пошлю ему лично в номер. И пусть интерпретирует послание, как хочет: пошёл на хуй или отсоси мне!