Изо всех сил стараюсь выжать последние соки
Из своей юности перед её концом.
Жаль, что я не поступил немного лучше,
Не смог сохранить хладнокровие
И сгладить все острые углы.
Всё так быстро пролетает. Давай, задержи момент и притормози. Как ты мог уйти от меня, где теперь я? Я не могу быть один. Josef Salvat — alone
Я дам тебе, во что верить. Я лучше проиграю, чем уйду, даже не попытавшись. Осколки сотрутся в пыль, Пустые обещания разрушат доверие. Найди причину, чтобы отдать мне своё сердце, И я найду причину, чтобы мы были вместе. Andy Black — Broken Pieces
— Занятную историю вы нам рассказываете, Гарри, — задумчиво протянул Монтель. Рядом с ним сидел другой врач, представившийся Валентином Алехо, неврологом. Я же, получив несколько нагоняев за чрезмерную активность, вновь находился в постели, доедал уже четвёртый мандарин и рассказывал врачу всё, что помнил. Вот только мои воспоминания несколько отличались от реальности. Чуть поодаль сидели Снейп и тот, кто представился как Том Риддл. Я хотел, чтобы остался только Северус, но Монтелю почему-то понадобилось присутствие обоих, чтобы сверять показания. — Я ведь не мог это просто придумать… — выдохнул я, — или мне пора уже выдвигаться к психиатру? Этого только не хватало, — совсем тихо проворчал я. Не хотелось, чтобы он услышал. Он… блядь, какой-то странный. Я вновь посмотрел в ту сторону. Риддл, слегка отклонившись назад, лениво бродил пальцами по подлокотнику. Повёрнутый телевизор перекрывал свет лампы, и тень падала на его лицо до плеч, отчего глаза казались почти чёрными и неподвижными — будто он хотел загипнотизировать меня. — Мистер Поттер? — отвлёк меня голос Алехо, и я переключил на него внимание. — У нас несколько очевидных проблем налицо, — после короткой паузы изрёк он. — Вы утверждаете, что собирались покинуть зал вместе с неким Энтони Голдштейном, но потом вернулись в поиске чего-то или кого-то, но кого точно — вспомнить не можете. Затем около кухонь вас нашёл мистер Снейп и вы вместе покинули отель, около входа встретив остальных: Олафа Андерсена, Гестию Джонс… Так? Я лишь кивнул. — Северус? — Монтель перевёл взгляд на Снейпа, и тот, вздохнув, изрёк: — Голдштейн сказал мне, что ты направился обратно, желая найти Тома. Он окликнул тебя, попытавшись догнать, но потерял из виду в толпе — до этого всё совпадает. Затем я и правда нашёл тебя. — Уверенно кивнул Северус, но лучик надежды тут же погас, стоило ему договорить: — Только ты был уже без сознания. — Следуя словам увидевшего вас там врача, Гарри, — заметил Монтель, — вы оступились прямо перед ней, упали, ударились головой, поднялись, видимо не ощутив ещё последствия удара, а потом снова упали — хорошо, что вас успели вовремя подхватить. — Я помню! — тревожно воскликнул я. — Помню, что увидел девушку и она спросила, как я себя чувствую и ударился ли я головой, но меня тут же окликнул Северус. Он подошёл и будто ощупал меня, спрашивая, в порядке ли я. Я сказал, что всё нормально, и мы направились к выходу. — Врачом и правда была девушка. Вы были в состоянии спутанного сознания, и она задавала вам вопросы, а затем бегло осмотрела, прежде чем погрузить. Северус? — вскинул брови Монтель. — Я подошёл, когда тебя собирались увозить на каталке, — медленно произнёс он, поморщившись. — Врач сказала, что я всё равно ничем не смогу тебе помочь, но могу сам пострадать, находясь там, тем самым добавив им работы. Я узнал, куда тебя собираются вести, и направился к выходу. Алехо удовлетворённо кивнул, предположив: — Скорее всего, именно этот момент можно считать точкой отсчёта для ретроградной амнезии. У вас пропало несколько часов из памяти, что вполне ожидаемо и незначительно. Однако пропажа, возможно, послужила толчком для появления новых воспоминаний. — То есть, — еле слышно прошептал я, — в бреду я выдумал несколько часов своей жизни? — Это парамнезия, мистер Поттер, — пояснил Алехо и задумчиво улыбнулся: — Не пугайтесь так. Вам был поставлен диагноз ушиб головного мозга лёгкой степени, диагноз, который мог бы стать фатальным, если в тот момент вы бы упали снова. На этих словах я заметил, как на меня глянули исподлобья бесячие глаза, и отвернулся, вновь уставившись на врача. — Так что худшее уже позади, — продолжил тот. — Вы сказали, что вас затошнило от вида крови на подносе. Скорее всего, это было одним из первых симптомов черепно-мозговой травмы, просочившихся в ваше сознание таким образом, как и упомянутый Вами звон в ушах, потерянность во временных рамках… Опустив глаза на ладони, я сжал руки в кулаки и услышал, тут же подняв взгляд: — Парамнезия бывает трёх типов. Небольшие проявления этого феномена встречаются чаще, чем кажется, — ободряюще улыбнулся Алехо. — У совершенно здоровых людей они не исключены, обычно единичны и происходят на фоне стресса. Бывает, что это лёгкое искажение временной атрибуции каких-то событий. В вашем же случае мы имеем смежную форму меж конфабуляцией — вымыслом, принявшем форму воспоминаний, — и криптомнезией — воспоминаниями, создавшимися из историй, услышанных от других людей или прочитанных в книгах, увиденном в кино или же во сне. Почему я сомневаюсь? Потому что, по всей видимости, ваши воспоминания моделировались, когда вы, находясь между сном и явью, выхватывали образы и фразы из окружения нынешнего, а также воскрешали какие-то из прошлого, вписывая их происходящие с Вами события здесь, — он стукнул пальцем по виску. — Рассказанное вами о Нарциссе Малфой, к примеру, явное тому доказательство. Вы сказали, что некоторые высказывания помните ясно как белый день, другие же смазываются: одна из таких фраз — «Что с ним?» Миссис Малфой интересовалась Вашим состоянием, если я не ошибаюсь, — он перевёл взгляд на Северуса, и тот кивнул. — Как и слова мистера Снейпа, якобы адресованные вам, когда эти слова были сказаны ему самому врачом. Вы понимаете, что я имею в виду? Что я стал шизиком на почве стресса? — Да, — изрёк я. — Гарри, — обратился ко мне Монтель, будто прочитав мысли, — вы не сошли с ума. — Гм, — кивнул Алехо. — Пример. Сорокалетняя пациентка обратилась с жалобой на нарушения памяти. По её словам, за двадцать лет с ней происходили разные события, которые тут же исчезали из памяти — она об этом забывала. Вот только сейчас эти «забытые» воспоминания начали возвращаться. Сообщила, что вспомнила, что она не безработная учительница музыки — кем пациентка являлась на самом деле, — а весьма известная джазовая певица. Она рассказывала, что вспомнила, как несколько лет назад гастролировала в США, после концерта подписывала множество автографов и что у неё была дублёрша. Поэтому её сольная карьера продвигается и сейчас без неё самой. Она просила помочь ей вспомнить всё, чтобы вернуться к этой «настоящей» жизни. И тем не менее в ходе обследования не выявилось никаких проблем с запоминанием, всё, что было с ней за последнее время, она отлично помнила, и, по словам родственников, никаких проблем с памятью замечено не было, — он развёл руками. — Ей диагностировали шизофрению? — уточнил я, сощурив глаза. Алехо бегло улыбнулся: — Нет, мистер Поттер, это были конфабуляции фантастического типа. Обычно они содержат ложные воспоминания эпического характера, что связано с удовлетворением внутренних желаний и поиском социального престижа. Бывают и более масштабные сюжеты: похищение пришельцами, например. Пациент взаправду уверен, что его похищали и проводили над ним опыты — он это помнит. Или помнит, как был капитаном пиратского корабля. Сломанный файл памяти, который каким-то образом затесался среди повседневных воспоминаний. Не обязательно, что это следствие психических отклонений, мистер Поттер, но тяжёлые случаи конфабуляции могут привести к отклонениям: если человек уверен, что над ним проводили опыты зелёные человечки, потому что он это помнит, со временем у него может начаться параноидный бред. Шизофрения тоже может порождать парамнезию, но это не ваш случай, Гарри, — заключил он. — А какой мой? — усмехнулся я, заметив, что этот Том Риддл всё так же не сводит с меня глаз. И его взгляд, блядь, нервирует. Чего он всё своими глазёнками сверкает, будто я намеренно с разбега головой стукнулся обо что-то? — Во время врачебной проверки пациентка рассказала, — вновь заговорил Алехо, — как на прошлой неделе она проводила время с Леди Гагой и помогала ей выбирать костюмы для нового тура. Проблема в том, что пациентка работает кондитером в Праге и она никогда не встречалась с Леди Гагой, не давала ей советов насчёт туфель и прочей атрибутики. Как показали результаты МРТ ранее, когда пациентка в лихорадочном состоянии поступила в отделение скорой помощи, у неё был энцефалит — воспаление головного мозга, — и её воспоминания переплелись с выдумкой. В вашем случае появлению конфабуляции послужила ЧМТ. В обычном состоянии интуиция помогла бы вам понять, что часть из этого вымысел. События, кажущиеся неправдоподобными, человек подвергает автоматической проверке на уровне подсознания: например, зал ожидания отделения скорой помощи. Перестав кусать нижнюю губу, из-за чьего-то маниакального слежения, я уточнил: — Что не так? — Почему вокруг вас не было других людей? — он вскинул брови. — Вы говорите, что слышали покашливания, но будто были в зале одни. Мы можем выйти и посмотреть — зал ожидания отделения вечно переполнен — одна из наших главных проблем. Ещё одно сомнительное происшествие: куда делся стаканчик с кофе? Другое: вы бы не смогли расслышать разговор мистера Снейпа и Монтеля на расстоянии, но вы расслышали, потому что это происходило где-то рядом, пока вы пребывали без сознания: уловили одну фразу. Всё это «маркеры сомнения», ваш мозг упрощал окружение, создавая видимость толпы, но не её саму на фоне переносимых переживаний, — заключил он. — Но вы сказали, что потеря памяти послужила толчком для появления новых воспоминаний, — неуверенно возразил я. — Есть такая возможность, — согласился Алехо. — Одна из альтернативных теорий объясняют конфабуляции как компенсаторный механизм, возникающий в результате потери памяти. Она возникает из-за потребности закрыть пробелы в знаниях, но этому недостаточно клинических доказательств, поэтому, — он понизил голос, — можно только строить предположения. Однако нельзя отрицать, что создание ложных воспоминаний также тесно связано с эмоциональной памятью: под давлением, к примеру, могут появиться конфабуляции — весьма типично для судебной практики. Поэтому, находясь в стрессовой ситуации, при эмоциональном перенапряжении, минимальные очаговые повреждения привели к такому исходу. Но это не является нашей главной проблемой, — заметил он. Я замешкался, ожидая дальнейших объяснений, а Алехо перевёл взгляд на Монтеля. — Когда вас доставили, Гарри, вы были без сознания около десяти минут. Затем пришли в себя и отвечали на вопросы: тошнота, колебание пульса, головная боль, повышенная температура тела и рвота. Вас вырвало дважды, — уточнил тот. — Всё это типично для лёгкой черепно-мозговой травмы, будь то ушиб или сотрясение, тем не менее спустя полтора часа бодрствования Вы вновь потеряли сознание — что вызвало переполох. Это вполне мог быть «период просветления» более подходящий для эпидуральной гематомы, — скоплением крови между твёрдой мозговой оболочкой и костями черепа, — пояснил он, когда я вопросительно вскинул брови. — Сознание сменяется расстройством вплоть до комы — один из наихудших вариантов. Я перевёл взгляд на Снейпа, заметив, как сошлись его брови на переносице, а потом невольно мазнул глазами по полезшему ранее ко мне дебилу, который всё так же не сводил с меня взгляда: мутного и какого-то болезненного — будто это он головой стукнулся, а не я. — Тем не менее компьютерная томография ничего не выявила, — покачал головой Монтель, — кроме точечных корковых кровоизлияний, типичных для лёгкой формы; все ваши показатели нормализовались спустя сутки: не было повышения артериального давления или существенных отклонений в дыхании и температуре тела. — Тогда в чём проблема? — я нахмурился, не понимая, к чему они клонят. — Я просто спал?.. Поправив очки, Алехо сложил руки на груди: — Мы предположили синдром Клейне-Левина — синдром «Спящей красавицы». Период спячки может длиться около десяти дней. Периоды летаргии могут длиться и меньше — всё индивидуально в этом случае — примерно два-три дня каждые три-шесть месяцев. Больные спят по восемнадцать и более часов в сутки, поднимаясь лишь для того, чтобы поесть и справить нужду. Если разбудить, то пациент будет заторможен, крайне раздражителен и даже агрессивен, а по завершении приступа он не помнит ничего, что происходило в этот период, считая, что просто проснулся на следующий день. Он сделал паузу, но продолжил уже Монтель: — В мире насчитываются едва ли около тысячи человек с этим заболеванием, Гарри. Природа болезни, увы, не до конца определена. Есть склонность полагать, что в результате перенесённого простудного заболевания развивается энцефалит, ограничивающийся зоной гипоталамуса, и из-за угнетения клеток, влияющих на сонливость и бодрствование, снижается выработка вещества, возбуждающего кору мозга. Организм переходит в состояние сна. Спровоцировать болезнь могут и черепно-мозговые травмы… — Это точный диагноз? — невольно перебил я и присел, ощутив покалывающее напряжение на кончиках пальцев. — Предварительная оценка, — покачал головой Монтель. — Нам нужно оценить другие признаки наличия патологии, если они появятся. — И как же? Мне не хотелось спрашивать в присутствии постороннего, каким образом я справлял нужду все четыре дня. Потому что я и правда считал, что проснулся к вечеру… Однако эти четыре дня я как-то должен был функционировать, а раз катетера не было, я или брёл, как сомнамбула, в туалет каждый раз, что подтверждает их догадки, или на меня надели памперс, блядь, которого на мне сейчас не было. Ну, или катетер убрали. Ох, критическое мышление, наконец-то ты проснулось — я скучал, чёрт возьми. — ПЭТ-КТ головного мозга, — пояснил Алехо. — Когда вы восстановитесь, мы проведём диагностирование, которое не должно выявить никаких нарушений деятельности мозга, а потом проведём повторное во время фазы затяжного сна, когда — и если! — начнётся приступ. — А симптомы? Есть ещё? Какие-то другие… — спросил я, ощущая, что всё ещё сплю. — Симптоматика варьируется от одного пациента к другому, — ответил невролог. — Сонливость, постоянное чувство голода… — Я сглотнул, уставившись на кожуру от четырёх мандаринов, и услышал смешок: — Мистер Поттер, голод уровня булимии: пациент никак не может наесться. Усталость, спутанность сознания и рвота, опять же, в вашем случае это нормально после травмы. Синюшность конечностей не наблюдалась, потливость — тоже, галлюцинации — ложные воспоминания к ним не относятся, повышение либидо?.. Я нервно покачал головой. Если, конечно, я что-то забыл за эти четыре дня: например, сомнамбулическую дрочку. — Синяки под глазами присутствуют, — заметил Алехо, — но, по словам мистера Снейпа, вы часто пренебрегаете суточной нормой сна. Это так? — Да… — Я бы мог вас отругать за это, но в наше время недосып — это норма для большинства людей. Новая вредная привычка. — А что, если всё так?.. Есть какое-нибудь лекарство, лечение? Алехо поджал губы, помедлив с ответом, и я понял, что нет, нет, сука, никакого лечения. — То есть я буду регулярно впадать в спячку, парализуя свою жизнь на сутки или на десятки дней, и никак не смогу этому помешать? — я невольно склонился вперёд, мысленно проиграв такой сценарий. — В некоторых случаях хорошо себя проявили препараты лития и противоэпилептические средства, как карбамазепин, но всё индивидуально. Мистер Поттер, это ещё не диагноз, и рано говорить с уверенностью — явление могло быть транзиторным, — спокойно изрёк он, добавив: — Как и диссоциативная амнезия. — Вы сказали ретроградная, — машинально поправил я. Это что же получается? Нет, нет, нет, не стоит об этом думать. Когда на бумажке появится точный диагноз, тогда и буду думать, что мне делать со своим новым статусом спящего идиота, который зачем-то попёрся в самое пекло… — Ретроградная предшествовала травмирующему событию, — пояснил Алехо. — Это была несущественная мелочь. Проблема в другом: часть конфабуляции и ваших воспоминаний исчезла. Как будто мне было мало перечисленного, чёрт! Я нахмурился, пытаясь понять, что он имеет в виду, а затем Алехо указал на человека за спиной, Тома Риддла, и спросил: — Вы помните мистера Риддла? — Почему я должен его помнить, если впервые вижу? — Однако вы вернулись в зал, чтобы найти его, — спокойно возразил Алехо. — Я не искал его, — покачал я головой. — Тогда с какой целью вы вернулись? Я напряг память, но особой цели не было… Я просто вернулся, больной на всю голову, ага. — Возможно, я искал Северуса, но не его, — я перевёл взгляд на объект наших рассуждений. Риддл с окаменевшим лицом следил за мной, будто камера видеонаблюдения. Меня от его присутствия подташнивало и бросало в холодный пот — это были не самые приятные из ощущений. — Меня напрягает его присутствие, мистер Алехо, — сообщил я. — В каком смысле? — Мне неприятно, что… гм, — «что здесь он», мысленно сказал я, но вслух произнёс лишь: — Что о моих болячках слушает посторонний человек. — Валентин, — внезапно подал он голос, от которого у меня мурашки по коже пробежали, — мне выйти? — Нет, прошу вас остаться. Простите, Гарри, — покачал Алехо головой, — но нам нужно кое-что уточнить прежде. Северуса вы помните? Я сдержанно кивнул, не совсем понимая, к чему они ведут, задавая такие, гм, странные вопросы. — Помните, что было на мероприятии? — Само собой. Я участвовал в состязании, приготовил штрудель, победил наравне с Макулой Либерти… — Кто голосовал последним? — внезапно спросил он, и я замер, в попытке вспомнить. Олимпия Максим была первой, Кох — вторым, Бора — третьим, Росс — четвёртой. — Росс, — ответил я без промедления. — Судей было пятеро, — возразил он. — Вы помните пятого члена жюри? — Пятого не было, — поджал я губы. — Хорошо, — отступил Алехо. — С кем ещё вы общались тем вечером? — После состязания с Аланом Ноттом, — пояснил я, вспомнив разговор в туалете, а затем замер, понимая, что не знаю, о чём мы с ним говорили. — Потом с Энтони Голдштейном и его тётей… — Вы сказали, мистер Поттер, что помните, — часть ложных воспоминаний, — как сидели в зале ожидания с мистером Снейпом. С какой целью вы там находились? Может, ожидали какого-нибудь диагноза? Результатов? Я выдохнул, ощущая, что не могу сфокусироваться на воспоминании, о котором он говорит. Зал помнил, помнил себя со стаканчиком кофе и Северуса, но не помнил, по какой причине мы там находились. — Вы упоминали, что зашли Нарцисса Малфой и Беллатриса Блэк — их вы помните? — Само собой, — уверенно кивнул я. — Откуда вы знаете Нарциссу? — Миссис Малфой — мать моего друга, гм, — туманно пояснил я, но Алехо, видимо, это хватило, потому что он кивнул. — А Беллатриса Блэк? — Беллатриса — мать Дельфи. — А Дельфи — это кто? — уточнил он, сощурив глаза. — Дочь… — и я вздрогнул, когда понял, что связь вновь обрывается. — Чья? — Не знаю, — выдохнул я, ощутив, как пульс учащается. — Дочь Беллы. — Кто её отец? Ладони вспотели, и я нервно потёр их. — Не знаю… Я будто бы бежал по дороге, вокруг был красочный пейзаж, а потом путь обрывался и я кубарем летел в абсолютный мрак — так ощущались эти пробелы. — Хорошо, — примирительно изрёк он. — Не напрягайтесь, если не можете вспомнить. Зайдём с другой стороны: вы проходили стажировку в Провэнзе, это так? — Так, — согласился я. — Кто был вашим руководителем? — Питер Петтигрю, — отвечал я, ощущая, что это полный бред. — А начальником Петтигрю? И вновь тупик. Я сжал одеяло, скомкав его. — Кому принадлежал дом, в котором вы проживали во время стажировки? Я открыл рот, чтобы ответить, но единственное, что вылетело это: — Понятия не имею… — А потом меня мгновенно осенило, и я с облегчением добавил: — Я жил у подруги, Кассандры Ваблатски. — Жили всё лето? Вместе с друзьями? И я вновь запнулся о свою память. Блядь! — Что это такое? — Судя по всему, — начал Алехо, — исчезла вся информации об одном конкретном человеке, относящаяся к разным периодам жизни — систематизированная амнезия. — Но почему?.. Я не чувствую, что забыл что-то… — Пока вы не начали натыкаться на пробелы, даже не осознавали их существование — большинство пациентов не отдают себе отчёта в этом, пока им не указывают на исчезнувшие события или не рассказывают о них, — доверительно пояснил невролог. — Из той информации, что мы имеем, вы отправились обратно в зал в поиске Тома Риддла. Стрессовая ситуация при дополнительной травме поспособствовала созданию конфабуляции, как я уже говорил, и, возможно, во сне, проигрывающем ваши новые воспоминания, скажем так, вы пережили травматическое событие. Событие, которое заставило вас впоследствии заблокировать связанную с этим память. Я дотронулся до век, потерев их и на мгновение зажмурившись. — Мистер Алехо, — выдохнул я после секундной паузы, — вы хотите сказать, мало того что я выдумал часть своих воспоминаний, так на основании мифа я ещё и травмировал самого себя, а затем отрёкся от трагических воспоминаний? — Примерно так… — едва ли не смущённо улыбнулся он, когда смущаться надо было мне. Я будто в собственных ногах запутался. — Люди, имеющие опыт или ставшие свидетелями таких травмирующих событий, как сексуальное насилие или любое другое, войны, природные катастрофы, смерть близкого человека… нередко страдают от диссоциативной амнезии. Иногда эта информация хоть и забыта, но продолжает влиять на поведение. Например, жертва взрыва, хоть этого и не помнит, вздрагивает, слыша громкие звуки, и обходит стороной места, подобные тому, где случилась катастрофа. Скорее всего, именно по этой причине вас… смущает присутствие мистера Риддла. Я вновь переключил внимание на него, скользнув глазами по напряжённой линии плеч, горлу, кадыку, гладко выбритому подбородку, чёткому контору губ, уголкам рта, едва заметно приподнявшимся. Я тут же скосил взгляд, поняв, что чересчур пристально рассматриваю его. — Значит, что бы это ни было, мне не стоит вспоминать, — заключил я, стряхивая с себя наваждение. — Боюсь, всё несколько сложнее. Это конфабуляция породила вымышленную стрессовую ситуацию, а не реальность, но стёрли Вы не породившее стресс событие, а всю информацию сходного содержания. Исходя из вашего положения, предшествующий опыт… — он окинул меня внимательным взглядом, — мог породить сильный страх и эмоциональное напряжение, где вы машинально предположили худшее. Всё это вместо обнадёживающих ложных воспоминаний, где всё хорошо, что более типично, создало более тёмный сценарий, возможно, из-за творящегося вокруг вас хаоса — здесь можно только гадать о причинах подсознания, — он сочувственно развёл руками. — Но рассказанная вами история, местоположение, присутствие определённого круга людей наводят на мысли о потери… — Намёк понят, — выдохнул я, обрывая его на полуслове. — Полагаю, это касается вас, мистер Риддл, — посмотрел я на него. — Полагаю, что меня, — отозвался он, а меня вновь прошиб холодный пот. — И кто мы друг другу? — с толикой скепсиса уточнил я. — Пара, — не моргнув и глазом, ответил он. — Как это?.. — вскинул я брови. О да, нелепейший из вопросов. — Бальная? — ну конечно же, ведь я ясно помню, как записался на уроки танцев. Мысленно застонав и не позволив ему вставить ни слова, я тут же добавил: — Пара друзей? Пара коллег? Вы тоже повар? Северус? Насмешливый взгляд будто бы обласкал меня, вновь послав толпу мурашек по телу. — Любовная пара, — изрёк он, как само собой разумеющееся. В горле стало сухо, и я сглотнул по ощущениям так громко, что меня услышали даже в коридоре. — То есть… Мы встречаемся? — И вновь обратился к Снейпу: — Это правда? Северус поднял руки, дескать, вмешиваться не собирается — что ещё за финт? — и я вновь уставился на Риддла. — Вы ведь понимаете, что не имеете права обманывать больного человека? — процедил я, дёрнув головой вверх, чем заработал слабый отголосок боли в висках. Просто замечательно! — Ты прав, поэтому я бы не стал тебя обманывать, — спокойно сказал он. — А приукрашивать тоже бы не стали? — подался я вперёд. Почему-то казалось, что он пытается обвести меня вокруг пальца. С одной стороны, если из-за страха за чужую жизнь я сделал себе ментальный харакири такого уровня, затем ещё и заживо его похоронил на просторах разума, а похоронив, дошёл до ручки и кинулся в объятья амнезии, то у меня явно были… чувства к нему. С другой — сейчас эти чувства превратились в холодок по спине и желание отвернуть чужое лицо в другую сторону, чтобы не смотрел так и не улыбался. Вот чего он лыбится, блядь?.. Врачи тактично молчали: один поглядывал на часы, другой — в какие-то бумажки. Наверное, мои результаты. — Мистер Алехо, даже если всё так, разве не рискованно пытаться вспомнить? — нахмурился я. — Мне и сейчас хорошо, я не хочу впасть в депрессию или стать параноиком, рыдая по углам и трясясь от каждого шороха. Тот вновь поправил очки, слегка склонившись вперёд: — Воспоминания могут вернуться сами, когда вы поправитесь и окажетесь в привычной для вас обстановке, Гарри. Если же вас беспокоит травматическая составляющая, то ваш случай особый: инцидент был всего лишь симуляцией, проигранной вашим сознанием, скажем так. Если есть желание, можно, конечно, обратиться к психотерапевту для прорабатывания ситуации. Я бы вам рекомендовал в этом случае обратиться по другой причине: повышенной тревожности, — заметил он, почесав подбородок, а потом понизил голос: — Исходя из вашей медицинской истории, после определённого события у вас случались панические атаки. Верно? Я сдержанно кивнул. — Не депрессия, но дистресс, — продолжил он. — Бессонница, апатия, беспокойство, потеря аппетита. Вы указывали тошноту, нехватку воздуха и усталость, — перечислял он, будто рентгеном меня просветив, и вновь уточнил: — Вы отказались от антидепрессантов, отдав предпочтение психотерапии, верно? — Я взял себя в руки, — парировал я. — И мне помогли… Джинни. — Я просто хочу сказать, мистер Поттер, что в вашем случае есть риск, что простая тревога может перейти в тревожное расстройство, приведя к фобии: сильно тревожиться за близкого человека, когда он болен, и переживать снедающий страх, когда он просто вышел в магазин за хлебом — разные вещи. — Понял вас... Похоже, что выйду я отсюда с целым набором болячек, — криво улыбнулся я. Ни капельки не смешно. — Я не ставил вам диагноз, — мягко возразил Алехо. — Но считаю, что лучше перебдеть, чем недобдеть, Гарри. Знаю, что прозвучит странно, — он сдержанно улыбнулся, — но действенным методом будет проводить как можно больше времени в компании мистера Риддла. Это он что, на сожительство намекает? — Почему это? — раздражённо уточнил я. Даже если Риддл не врёт, в настоящий момент он для меня совершенно посторонний человек. Нет, конечно, в летнем лагере в первые дни ты спишь в одной комнате с кучей незнакомых тебе детей, с которыми только предстоит познакомиться… Но от этого легче не становится: я не ребёнок, а он и подавно. А квартиру с левыми людьми я никогда не снимал, да и дело в другом: мне было неуютно в его присутствии — сердце будто тисками сжималось каждый раз. — Чтобы ложные воспоминания не породили очередной виток стресса, Гарри, — раздался голос Алехо. — Когда память вернётся, эмоциональное потрясение пережитое вами из-за конфабуляции столкнётся с реальностью прошлых воспоминаний и главное — новых. Вы интуитивно отринете одно из конфликтующих событий из-за его недостоверности: воспоминание превратится в плохой сон, не более. — А если я так ничего и не вспомню? — Такая вероятность тоже существует, — кивнул Алехо. — Тогда зачем мне проводить с ним время так, на всякий случай? Это же бред… И я не идиот, — посмотрел я на Риддла, а затем на невролога, — прекрасно помню эти восемь месяцев: моя личная жизнь свалила за границу и, будь у меня с вами отношения, — сощурил я глаза, — то я бы не стал пытаться завести новые с Энтони. На этих словах я заметил хищный блеск в глазах и сведённые челюсти, к чему добавилась игра желваков. — Если не вспомнишь, — раздался его вкрадчивый голос, подёрнутый лёгкой хрипотцой, — влюбишься снова. В чём проблема? Я опешил. Неужели его не смущает, что мы здесь как бы не одни, твою ж мать?! Алехо неловко кашлянул: — Мистер Поттер, увы, вам только кажется, что вы всё прекрасно помните, но это потому, что диссоциативная амнезия буквально отводит ваш внутренний взор от пробелов. К примеру, если Вы думали о мистере Риддле — пробел, если вы покинули свою квартиру, чтобы встретиться с ним, — пробел, вы провели вместе выходные — пробел… Таким образом нам придётся деконструировать каждый Ваш день, чтобы понять, сколько их и где они, что, естественно, непрактично. Сейчас вам кажется, что его в вашей жизни никогда и не было, потому что забвение затронуло каждую вашу мысль, касавшуюся утерянной категории памяти, но это не означает, что это так. Всё лучше и лучше. Я вновь перевёл взгляд на один сплошной пробел, одарившего меня совершенно наглой улыбкой. Алехо поднялся: — Мистер Поттер, я бы хотел провести повторное МРТ. — Проводите, — процедил я, не сводя взгляд с Риддла. — Что ж, если у вас больше нет вопросов… — Есть, — посмотрел я притихшего Монтеля: — Сколько мне ещё валяться? — Стандартные две недели, Гарри, — пояснил тот. — Вы можете чувствовать себя обманчиво хорошо, что не исключает наличия у Вас травмы. Нам стоит аккуратно отнестись к этому во избежание осложнений и нежелательных последствий, — заключил он деловито и тут же обратился к Снейпу. — Северус, тебе нужно кое-что подписать. Кивнув, он поднялся. Посмотрев на меня нечитаемым взглядом, он не дал остановить себя немой мольбой в моих глазах и покинул палату вместе с врачами. Дверь с тихим хлопком закрылась. И почему именно сейчас нужно что-то там подписывать? Или это намёк на «оставим голубков одних»? Но я ему никакой не голубок, блин… — Вам тоже пора, — перевёл я взгляд на Риддла, а затем вздрогнул, поняв, что за своими болячками забыл о двух важных вещах: — Они ведь известили моего дедушку? Где он сейчас? Не хватало только, чтобы Альбус весь испереживался, проделав путь ночью в его-то возрасте. И где он остановился?.. Безусловно, Алехо был прав — такими темпами до тревожного расстройства мне недалеко. — Не волнуйся, я поговорил с ним. Я нахмурился: — Как это «поговорили»? — Убедил, что с тобой не нужно сидеть двадцать четыре часа в сутки, подорвав тем самым своё здоровье, — будто прочитав мои мысли, пояснил он. — Он дома. — У меня в квартире? — поинтересовался я, мрачнея. — У нас дома, — парировал он. — Нет никакого нашего дома, — отрезал я, ощутив жар от растекающегося по лицу румянца. — Я жил в съёмной квартире — это я помню точно. И приехал оттуда тем вечером. Зачем бы мне так поступать, если мы живём вместе? Риддл поднялся, неторопливо подступая к кровати, и я поёжился, когда он с задумчивой улыбкой изрёк: — Я и не говорил, что мы жили вместе, но собирались. Ты ведь не помнишь, что было между нами на мероприятии и что собирался мне сказать. — А откуда ты знаешь, что я собирался тебе сказать, если я так и не сказал? — Интуиция, — просто заключил он. — Мой дом — твой дом. Тебе следует слушаться указаний врача, Гарри. Тем более у нас столько возможностей для совместного времяпрепровождения теперь, пока я временно перешёл на удалённую работу, — указал он глазами на свою руку. — Ты… — я осёкся, поняв, что машинально начал фамильярничать с ним. — Вы понимаете, мистер Риддл, что сейчас, что бы я к вам ни испытывал ранее, этого нет... Вы меня раздражаете, — еле слышно фыркнул я. — Тоже хорошее начало: от ненависти до любви один шаг, — осклабился он. — От любви до ненависти, — возразил я. — Я вам не доверяю, а если я вам не доверяю, как я могу с вами жить? — Поэтому я взял твоего дедушку в заложники, — улыбнулся Риддл, а мне вновь захотелось отвернуть его лицо, чтобы не видеть эту улыбку, из-за который неприятно ёкало сердце. — Если не хочешь проводить со мной время, буду хотя бы с ним играть в шахматы. Но мы можем договориться, — понизил он голос, а интонация стала обволакивающей, соблазняющей. Я вскинулся, с трудом сдерживаясь. — И это вот залог... залог… — я оборвал себя на полуслове, сцепив зубы. Я впервые испытывал желание кого-то укусить, и укусить почему-то за нос, за идеально прямой нос, чьи крылья сейчас хищно трепетали. Но делать этого было категорически нельзя: не хватало ещё подтвердить свой агрессивный настрой. — Ну же, выскажи мне всё, — подначил Риддл. — Я же знаю, какой ты прямолинейный, Гарри. — Да неужели? — Неужели, — вторил он мне. — Надо быть или вусмерть пьяным, или очень отчаянным, или же откровенно смелым, чтобы полезть целоваться к тому, от кого зависит успех твоей стажировки, толком не зная ни его статуса, ни ориентации, ни наличия ответной симпатии, а затем признаться в любви и возмутиться отсутствием желаемого ответа, когда твоей реакцией на моё прикосновение было… — он повернул голову, показывая место, куда я недавно заехал кулаком. Там, кстати, даже следа не осталось. Или я так слабо бью, или он и правда железный. — Разница в том, мистер Риддл, — прошелестел я, прерывая его, — что вы знали меня, а я увидел перед собой незнакомого мужика, который полез ко мне чуть ли не целоваться. К тому же, по всей видимости, летом я был не в себе… — всё, что он сказал, — это не я, — Теперь же со мной всё в порядке. Аллилуйя. — Вы сказали высказаться, — тут же добавил я, — поэтому я буду честен. Не считаете, что раз я вас не помню, стоило бы быть более осторожным, оставляя первое впечатление о себе?.. — А-а, — протянул он, криво усмехнувшись. — Что «а-а»? — Что значит «более осторожным»? Притворяться, осторожничая с каждым словом? — О, такое поведение не по вам? Лучше уж показаться наглым и самонадеянным типом с тираническими замашками и эго размером с галактику, — я фыркнул, ощущая раздражение. — Не знаю, что я собирался вам сказать тем вечером, но, возможно, вы даже слушать бы не стали, решив всё за нас обоих. — Да, я тоже не понимаю, что ты во мне нашёл, но раз в первый раз я не слишком-то и осторожничал, зачем мне делать это во второй? — пожал он плечами и тут же поморщился. — Вам смешно? — рыкнул я. Риддл замер, смотря на меня сверху вниз, а потом медленно склонился, упираясь здоровой рукой в постель. Я сглотнул, ощутив кажущийся знакомый аромат парфюма, и слегка отклонился назад. — Когда случился взрыв, знаешь, что меня спасло? — вполголоса спросил он, едва заметно приподняв брови, а у меня внутри вновь скрутился жгут из волнения и чего-то непонятного. — Я стоял, прислонившись к колонне, а Кох — его помнишь, как мы уже выяснили — стоял передо мной и принял на себя весь удар. Нас снесло вместе… Горло свело спазмом, и я покачал головой: — Я не хочу знать… —…И отбросило нас вместе: я упал на руку, а он — на меня. Его придавило, а я попал аккурат меж балками. Понимаешь, Гарри? — перешёл он на зловещий шёпот. — Мистер Риддл! — остановил я его, проталкивая ком в горле. Произошедшее было второй темой, о которой я забыл спросить, но сейчас мне буквально физически поплохело: его слова натянули невидимую струну внутри, готовую вот-вот лопнуть. — А в тот момент, когда нас вытащили, я послал за тобой охранника в галерею, но — сюрприз! — воскликнул он всё таким же полушёпотом, — тебя там уже не было. Вместо того чтобы остаться в безопасности или спуститься через галерею, ты попёрся внутрь, а затем ещё и рванул в самое пекло! Будь пожар сильнее, а вентиляция в зале — хуже, ты бы ещё и угарным газом надышался. Ты хоть понимаешь, как это безрассудно? Понимаешь, как меня напугал? — буквально рыкнул он. — Так что да, позволь мне тоже быть откровенным с тобой: я не вижу смысла в том, чтобы продолжать все эти метания после всего произошедшего, — поспешно выдохнул он, сократив оставшуюся дистанцию и дотронувшись своими губами до моих. Его ладонь сместилась, сжав моё запястье, похоже, во избежание рецидивов, и мне оставалось, пожелай я вновь воспользоваться хуком, только толкнуть его в больную руку или плечо, чего я делать… Естественно, я не стал этого делать: нельзя бить больного. И я не первый раз целуюсь с малознакомыми людьми — даже этим летом, если вспомнить. «Не вижу смысла в том, чтобы продолжать все эти метания после всего произошедшего» — это что-то типа «я тебя люблю, не будем тратить время зря»? Что ещё за признание такое?.. Я приоткрыл губы, все ещё ощущая вкус мандарина, к которому тут же добавился привкус мяты, когда его язык скользнул внутрь, посылая по телу толпу мурашек. В висках вновь запульсировала боль. Бить больного нельзя, хотя и целовать больного на всю голову, то бишь меня, тоже нельзя — у меня может и голова закружиться. Прямо как сейчас… Что там Алехо говорил про повышенное либидо? Но вместо того чтобы отцепиться, я обхватил его за шею, позволяя вылизывать свой рот. Позволял в чисто профилактических целях… Было хорошо — целовался он, чёрт возьми, просто великолепно, — а моему измученному телу нужен был всплеск эндорфинов. Но стоило нам обоим на мгновение прерваться, как он едва ли не величественно изрёк: — Один-один. И я вновь потянулся к нему, сам не понимая желаний своего тела, — не понимая, почему сердце загнанно стучит, а дыхание пропадает, — но Риддл резко отстранился, отпуская меня. — Мне, наверное, стоит извиниться, мистер Поттер, — вдруг чинно протянул он, будто на заседании сидел. Какого хрена он?.. А я?.. Словно отголоском, я хотел спросить его, за что ему извиняться, но тут же передумал, когда злость завихрилась внутри, сдувая слой пыли с моего притихшего нрава: — По вам видно, что вы всегда наступаете на желания других в угоду своих, поэтому не стоит — это будет неискренне. — Чем же я ва-ас так разозлил? Тем, что коснулся или тем, что вам понравилось? — продолжал он поддерживать официальный тон играючи, растягивая гласные обращения. — Вы можете меня не помнить — мне всё равно, — мрачно усмехнулся он. — Так мы сможем начать всё с самого начала, но я всегда добиваюсь своего, мистер Поттер — в этом вы абсолютно правы. Я лишь распахнул глаза, собираясь с мыслями, но он не позволил мне ничего сказать, тут же сменив интонацию: — Лучше не делай глупостей, Гарри. Таких глупостей, как выписываться раньше времени. Напомню, что здесь Альбус, и он попросил — я попросил, — сощурил Том глаза, — чтобы его известили, если неусидчивый внук попытается покинуть больницу. — Ты… — я чуть приподнялся, в неверии глядя на него, — вы угрожаете мне? — ВЫ же — показательно протянул Риддл, — не хотите лишний раз волновать его? — Он усмехнулся, а затем глянул на часы: — Что ж, мне пора. — Стоять! Я резко сел, заметив отпечаток недовольства на его лице из-за моего поспешного действия, и опасливо спросил: — Где мой телефон?.. — Тебе нельзя читать, слушать громкую музыку, смотреть телевизор и уж тем более пялиться в мобильный, Гарри, — пояснил он как ребёнку. — Какой ещё телефон? — Тогда скажите Альбусу, чтобы он сейчас приехал ко мне. — Дашь ему ключи от своей квартиры, спасая от меня, злодея и тирана? — он бегло рассмеялся, поправив халат на плечах. — Да! — Где ты возьмёшь ключи? На тебе сорочка, — Риддл указал глазами на дурацкую больничную рубашку. А я встал, чем вызвал ещё больше недовольства — хорошо хоть капельницу убрали. Или плохо: я бы мог использовать её и шандарахнуть по нему как следует — вот насколько у меня руки чесались. Плохой знак: сначала желание нос откусить, сейчас — снова по морде приложить. Нет, ну это не моя вина: Риддл явно нарывается. — И куда это ты собрался, — поймал он меня на полпути под локоть. — В отделение стационара, — буркнул я, высвобождая руку. Мои вещи должны быть у старшей медсестры… Наверное, должны быть, блядь. Однако Риддл едва ли на мгновение отпустил меня и сделал это лишь для того, чтобы следом обхватить за талию, прижавшись со спины. — Неужели ты правда думаешь, что я причиню вред твоему деду? — поспешно поинтересовался он, шепнув на ухо. — Неужели, — передразнил я. — Я не знаю вас и не знаю, на что вы способны, мистер Риддл, — процедил я. — У меня мурашки по телу, когда я смотрю на вас. Своих чувств я не помню, вас я тоже не помню. Может, я хотел уйти от вас… Может, собирался расстаться! А тут такой шанс, чёрт возьми! — Какой в этом смысл, Гарри? — настойчиво спросил он. Я вздрогнул, когда ощутил, как ткань его одежды трётся о мою кожу. Чересчур близко, слишком интимно… — Меня ты, возможно, не помнишь, но Северуса — да, — продолжил Риддл, — и ты знаешь, какой он человек… — Может, вы его запугали… — прошептал я. — У каждого есть слабое место, даже у Сева. Его рука, находящаяся поперёк моей груди, дрогнула, и я сжал её в попытке отцепить от себя. — Угрожал ему подорвать ресторан, если он будет много болтать, — вкрадчиво изрёк он, а потом рассмеялся. Однако смех тут же стих, как и исчезла рука — я освободился. — А может, это был не страх, а мечта, м? Мечта избавиться от моей тени в своей жизни, — категорично заключил Риддл и обошёл меня, встав на проходе. Меня качнуло, и он вовремя поймал, придержав, теперь уже за поясницу — мы вновь оказались прижатыми друг другу. Риддл вновь поморщился — видимо, я задел руку. Ощущение прохладных пальцев, пробежавшихся вдоль позвонков, заставило меня мгновенно отступить. — Что бы тебе сейчас ни казалось, будь, по крайней мере, разумен, Гарри. Ложись в постель и отдыхай, пока не свалился и не добавил себе болячек, — предупреждающе протянул он. — Завтра я привезу Альбуса… И как он смог усмирить деда? Альбус своенравный и сам себе на уме. — Пусть Северус, — выдохнул я. Сердце громыхало как бешеное — создалось ощущение, что у меня вдобавок грёбанная тахикардия из-за него. — Что Северус? — Завтра привезёт Альбуса, и я лягу. Том нахмурился, вглядываясь в моё лицо. — И это я шантажист и тиран, — выдохнул он, сжав переносицу. — Хорошо. — Дайте мне ваш номер, — потребовал я. Мало ли… Я не понимал, почему так остро реагирую на него, но буквально всё внутри восставало против. Алехо сказал же, что информация, хоть и забытая, но продолжала влиять на поведение. А меня жутко колбасило от одного его вида — не к добру это. Риддл вскинул брови и вновь вздохнул, усмехнувшись: — Держи, — выудил он визитку из кармана пиджака. — Улица Мёльник, дом тринадцать — на случай если отправишь полицейских в мой дом для освобождения заключённых там заложников. Однако, боюсь, твоему дедушке пришёлся погреб весьма по вкусу — он и правда ярый поклонник наших вин. Наглые инсинуации. Я вырвал карточку из его руки, заметив, как улыбка стала шире — вот чего ему всё весело-то? — и направился к кровати, взяв по дороге ещё один мандарин. — Гарри, — позвал он меня внезапно. Я обернулся, присаживаясь на край постели, и вопросительно уставился на него. — Не стоит дразниться, — только и сказал он, прежде чем покинуть палату, ничего не объяснив. В смысле «не стоит дразниться»? Ему, случайно, по голове не прилетало тоже? Я раздражённо откинул кожуру мандарина в стоящую неподалёку корзину и завалился на кровать, зашипев от боли, когда голова чересчур резко упала на подушку. А затем ощутил прикосновение прохладного постельного белья к коже… Пояс оказался полностью ослаблен, и вся моя спина, включая задницу, была напоказ... Блядская больничная сорочка!