Ты говоришь, что хочешь со всем разобраться,
Но я не хочу даже пробовать, Я умоляю тебя не держать меня на плаву И перекрыть мне кислород. Моя душа в терзаниях, И я не могу решить, что делать, Ведь чем больнее ты мне делаешь, Тем сильнее я люблю тебя. Я, я раб твоей любви! Hurts — Slave to Your Love
— Почему нет? — я смотрел на Альбуса во все глаза. Я с трудом смог сменить тему после получасовой лекции о своей дурьей башке, чаще пустой, чем заполненной дельными мыслями: к примеру, о том, что из горящего здания нужно выбегать, а не вбегать внутрь. И что желательно смотреть под ноги, чтобы не потерять дурью, но всё-таки башку. Альбус сидел на стуле, сложив руки на груди. Борода опять доставала до ключиц, как и волосы. Весь его образ в целом походил на каким-то образом потерявшегося во времени хиппи. Ярко-жёлтая футболка c надписью «I’m retired. You’re not. Have fun at work tomorrow», джинсы клёш, кожаная жилетка… И белый халат, выбивающийся из образа. Вот только тема эта плавно переплыла в сторону Риддла, и я уже подумывал, как бы вернуть его в круговорот возмущения моей глупостью. — Мне там нравится, — пожал он плечами, покрутив фенечку на руке. Что это, блин, кризис семидесяти? — Тебе не кажется, — возразил я, — что это слишком? Мистер Риддл… — Вы что, к друг другу на «вы» обращаетесь? — вскинул он густые седые брови. Чёрт… — М, иногда чересчур увлекаемся… ролевые игры: мистер Поттер, мистер Риддл, — и, как назло, я смутился. Или не назло, а весьма правдоподобно. Я попросил врачей не говорить ничего Альбусу про синдром, пока не будет поставлено точного диагноза: незачем его беспокоить почём зря. И про амнезию — тоже. Хотя, наверное, было бы логичнее рассказать: здоровью та никак не угрожала, а отношение моё ко всяким непонятным Томам Риддлам вполне могла объяснить. В том числе и желание, чтобы Альбус перебрался в мою квартиру до выяснения всех обстоятельств. Но я этого не сделал и теперь пожинал плоды. — Просто, когда меня выпишут, я собираюсь вернуться к себе. На некоторое время… Ты же не останешься жить у… Тома до самого фестиваля, если меня там не будет? — выдавил я. Тот протянул длинное «хм», словно и правда взвешивал все за и против того, чтобы остаться у Риддла, и я не смог скрыть удивления происходящим. Чем это он его приворожил? Вином и шахматами, что ли? — Гарри, я не хотел с тобой говорить на эту тему, пока тебя не выпишут: тебе ведь не стоит нервничать. И поверь, я не хочу ссориться, — наконец изрёк он, — но не одобряю его кандидатуру. И я тоже не одобряю! Первую мою мысль скрыло изумление. А? Чего?.. — В смысле? Ты сейчас на полном серьёзе размышляешь остаться у него дома, но не одобряешь кандидатуру? — я даже привстал. — А ну, ложись! — буркнул он, и я вновь откинулся под пристальным взглядом двух голубых стекляшек. — Я не говорю, что сам он мне не нравится, — проворчал Альбус, заметив немой вопрос на моём лице. — Он довольно-таки интересный человек — этого я не отрицаю. Выиграл у меня несколько партий в шахматы, представляешь? Какая неожиданность! Альбус нервно погладил бороду, будто они не в шахматы играли, а на ресничках отжимались, блин. В ответ я лишь шумно вздохнул. — Я ничего не имею против него в качестве твоего друга, может быть, — продолжил он задумчиво, — но не как партнёра. И это я ещё не жалуюсь, что ты мне ничего не рассказал о нём сам. Не случись… этого инцидента, так бы и продолжал молчать, — утвердительно заявил дед и вновь погладил бороду. И я тоже не понимал, почему я ничего не рассказывал? Нет, конечно, повод мог быть: может, я боялся неодобрения или же считал, что ещё рано. Свои отношения с Джинни мы тоже достаточно долго скрывали… Но всё-таки мне это казалось немного — много — странным. — И почему же ты не одобряешь его? Дед отклонился в сторону, скрестив ноги под стулом: — По очевидным причинам, Гарри. Ты с ним намучаешься, как и он с тобой: вы друг другу не подходите. А я не хочу, чтобы ты снова страдал и срывался куда-нибудь. Вот именно! И опять первая мысль сменилась другой: ему-то откуда знать, подходим мы друг другу или нет? И вообще, это как бы мой выбор... — И поэтому ты остался у него дома? — уточнил я с ироничным прищуром. Альбус вздохнул: — Я воспринял это как приглашение погостить. — Мне кажется, ты слишком торопишься с выводами… — Я понимаю, что ты уже взрослый и моим неодобрением, как и советами, можешь подтереться. — Мне интересно другое: почему это он должен намучиться со мной? Если, конечно, я не превращусь в медведя, впадающего в спячку, готового отгрызть голову любому, кто попытается его разбудить. Альбус красноречиво глянул на меня, будто я был сущим дьяволом и должен был это понимать. Разведя руками, я пригласил его пояснить, и он выдал со скоростью пулемёта: — Ты упрямый и безрассудный. Любишь бежать впереди паровоза, чаще действуешь, а потом думаешь, чем думаешь, а потом действуешь, захлёбываешься эмоциями, не даёшь вставить ни слова, если считаешь себя правым, а если обижаешься — молчишь и уходишь, считая, что это лучший способ не «захлебнуться эмоциями»… Тебя может заносить из крайности в крайность; ты ревнивый до мелочей: я захотел остаться в его доме, а не в твоём — всё, конец света, — дед мягко улыбнулся. — Мне продолжать? — А все остальные люди идеальны, — фыркнул я, отвернувшись к окну. — Не обижайся, ребёнок, — примирительно сказал он. — Просто есть люди более простые в обращении, чем другие. Ты не из таких… — А Том? — вновь повернулся я к нему, выудив несколько мандаринов из вазы. — С ним я ещё не определился, — покачал дед головой. — Получается, что ты о нём печёшься, а не обо мне? — вскинулся я. — Видишь? Из крайности в крайность, — со смешком заметил дед. — Если ему будет сложно, в конце концов больно будет тебе. — О, так ты думаешь потому, что он такой весь из себя представительный, взрослый, а я просто упрямый мелкий говнюк, который истерит, он устанет от меня и бросит? — осклабился я, склонив голову. — А о том, что у него характер тоже не сахар, не подумал? Я замолчал, засопев и старательно очищая фрукт. Почему, впрочем, меня это так злит? Я всё равно собирался притормозить развитие отношений, которые не помню. И собирался сказать Альбусу про это: мягко намекнуть, что мы в статусе «всё сложно». И не ему одному: Северус вчера вновь мягко заявил, что в чужую личную жизнь вмешиваться не собирается, когда я попытался уточнить у него некоторые детали... Ага, как же! Как намекать, что мне надо тусоваться со сверстниками, влюбляться и жить «полной» жизнью, так первый в очереди, а как прояснить детали моих непонятных отношений, так сразу в кусты. Или он боялся наговорить лишнего, или ничего не знал. В обоих случаях напрашивается вопрос: как такое возможно? На вопросы о произошедшем он также сказал, что это неподходящая тема для разговора, пока я окончательно не поправлюсь, — тоже мне, нашли нежную фиалку, — а затем предупредил, что, возможно, со мной захочет поговорить полиция, как с одним из участников состязания, чтобы узнать, видел я чего или нет. Я отнёсся к этому со скепсисом: что я мог им сказать? Что был в галерее, потом навернулся на ровном месте и выдумал себе удивительный новый мир? Хотят ли они послушать мои предположения о том, кто преступник? Я уже видел, как офицеры крутят у виска пальцем, покидая палату. Так что обсуждали мы выявленную неуклюжесть Стюарта, который временно меня заменял, и мой больничный. Снейп настаивал на том, чтобы я отдыхал месяц, я же настаивал на том, что мне и пятнадцати дней за глаза и за уши. Руки уже чесались взяться за дело… Честно говоря, мне казалось, что я раньше помру от скуки, чем от каких-то там серьёзных последствий травмы, но врачи вряд ли примут мои опасения всерьёз — ещё бы, — как и Северус. От его предложения включить тихо радио я отказался. А мои попытки перевести тему на Риддла не увенчались успехом. Ответ был стандартный: «Почему бы тебе не поговорить с ним самому, когда он придёт?» Я не стал отвечать, что уклончивость выглядит весьма подозрительно с его стороны, а с Риддлом говорить я не хотел по ряду причин, часть которых были мне самому непонятны. Например, что он меня бесит своей самоуверенностью. Так и тянет сделать что-нибудь эдакое, что по обыкновению закончится чем-то унизительным для меня. Альбус, молчавший всё это время, вдруг поинтересовался: — Как ты ладишь с девочкой? Я моргнул, мгновенно растерявшись. Речь, понятное дело, шла о Дельфи. Я помнил её, помнил, как она выглядела. Девочку держала за руку Беллатриса, а потом я видел её, катающуюся на поезде на ярмарке, которую мы посещали летом — эти воспоминания откликнулись странной горечью во рту и необъяснимой тоской. Но это было всё: я не помнил, чтобы вообще с ней хоть как-то контактировал сам, учитывая, что раз Альбус её видел, значит, Дельфи живёт с отцом… Ещё один странный факт, учитывая то, что мы «пара», как Том выразился. Скорее уж тогда тайные любовники. Но если тайные, то почему Альбуса с Дельфи познакомили? — Хорошо, — туманно покачал я головой, мысленно обливаясь слезами оттого, в какие дебри вся эта ситуация меня заводила. — Она показывала мне игрушку, что ты ей подарил. Я ощутил, как дрожь пробежала по телу, и засунул мандарин в рот, чуть не подавившись. Просто отлично. Откуда? Игрушка в моих руках, Драко что-то мне говорит, я что-то говорю ему — казалось, я мог услышать гул, стоявший на ярмарке, — и Малфой уходит вместе с игрушкой. Какая связь между Драко и Дельфи?.. Надо было не целоваться с Риддлом, а вытрясти из него всё. А я как всегда — как дурак. — Рон и Гермиона звонили? — перевёл я тему. — Да. Вчера, — сощурился дед, явно неудовлетворённый до конца моими ответами. — Нужно будет купить новый телефон, — вздохнул я, делая вид, что ничего не знаю и не понимаю его игру в гляделки. — И возьми, — указал я глазами на ключи от квартиры. Нужно было попросить его, чтобы он предупредил Дорин. Хоть для неё нет ничего необычного в том, чтобы я пропадал где-нибудь на неделю: на работе, к примеру. Но всё же не хотелось заставлять её нервничать лишний раз, тем более после выписки. — Они хотели приехать, но я отговорил: у тебя и так километровая очередь из посетителей. И с большей их частью я не знаком, — дед недовольно сощурил глаза. — Не хотел я начинать эту тему, — Альбус отвернулся на мгновение, вздохнув, и вновь уставился на меня, — но какие у тебя отношения с Энтони Голдштейном? Ладони тут же вспотели, когда дед недоверчиво продолжил, посмотрев в окно: — Не знаю, почему ты с такой настойчивостью делаешь из меня дурака, Гарри. — Просто… — Дай закончить, — буркнул он, тряхнув головой. — Когда я приезжал с Томом в больницу на второй день, твой начальник был с Голдштейном. Его не пускали без моего разрешения, — скосил он взгляд. — На мальчике лица не было. Он просил меня, Риддл же молчал: не возражал, но и не одобрял. Однако я видел, как ему неприятно это, и хочу спросить тебя, — Альбус нахмурился, — находясь в отношениях, ты завёл другие на стороне? Пальцы вздрогнули, когда я вспомнил поцелуи с Энтони, наши встречи и ночь, что мы провели вместе… Разговор в галерее исчезал временами, а значит, мы говорили кое о ком. Что, если я и правда собирался оставить Тома? Я ясно помнил, как обнимал Энтони перед происшествием, так что ещё это могло быть, учитывая, что Риддл говорил о моём намерении с ним поговорить?.. Тем временем дед вздохнул, вновь подёргав себя за бороду: — Я не собираюсь отчитывать тебя или читать нотации, просто хочу понять причину… — Думаешь, что я изменил Тому?.. — оборвал я его на полуслове, вскинув глаза. Я даже позвонить не мог Энтони, чтобы уточнить детали: мобильный нашёлся, но был вдребезги разбит — выпал, видимо, когда выпал и я — из реальности. Оставалось только ждать, когда он придёт: я не помнил его номер на память и не хотел просить Альбуса… Нужно было сказать Северусу, когда тот зайдёт. Только вот что мне сейчас ответить деду, если я помню то, что вписывается в его теорию и противоречит словам Риддла? Однако отвечать не пришлось: нас прервали. Дверь открылась, и вошёл врач. — Гарри, мистер Дамблдор, я с результатами МРТ. Вы не против? — Да-да, — закивал я, тут же поморщившись от остаточной боли. Спасибо вам, мистер Алехо. Даже не представляете, как вы вовремя!***
Настолько, насколько не вовремя появился Риддл. Я же попросил… Так почему он снова здесь? Неужели других дел нет, кроме как околачиваться около больницы? Нет, нет, нет… Разве не я собирался вытряхнуть из него всю правду? — Мистер Дамблдор, водитель ждёт снаружи на случай, если вы хотите вернуться. — А как же ты? — Я возьму такси на обратном пути. …Минуточку. — В… — я резко оборвал себя на полуслове, шумно выдохнув. Я будто по минному полю ступал: дед был чересчур умён, чтобы ничего не заподозрить, если я тут начну распинаться и кидаться претензиями. — Спасибо, что позаботился о нём, — расплылся я в самой ласковой улыбке из тех, что была у меня в арсенале. И обманул меня, говнюк. — Деда, мне нужно поговорить с… Томом наедине, — выдохнул я. Как следует так поговорить — со всего маху, блядь! — Понимаешь? — спросил я еле слышно, но так, чтоб с чувством. Альбус вскинул брови, а затем усмехнулся в бороду, пошаркав ногой. — Конечно понимаю. Я навещу тебя с утра. — И склонившись, поцеловал в макушку, еле слышно шепнув: — Мы ещё не договорили, хитрюга. Я сощурил глаза, отговорив себя от показательного щелчка зубами в сторону Риддла — не дикарь же я в самом деле, — когда дед отвернулся. А Том усмехнулся; едва заметно, самым краешком губ, дёрнувшимся за одно мгновение вверх и вниз, будто насквозь меня видя: и мои мысли, и мои порывы. — Я забыл тебя попросить, — собираясь сказать о Дорин, я остановил Альбуса, когда тот открывал дверь, а затем покрылся холодным потом. Блядь, блядь, блядь! Оранжерея! — О чём? — нахмурился он, видимо заметив мою внезапную бледность. — В моей квартире растения… — сбивчиво пояснил я. — Там на столе есть инструкции по уходу. Это срочно. Ты бы мог поехать и… — Не волнуйся, дорогой, — внезапно произнёс Том, обрывая меня на полуслове, и это его «дорогой» было не ласковым обращением, а ответной колкостью, обёрнутой в бархатистый и глубокий тембр его голоса. — С растениями всё в порядке — за ними ухаживают. Кто?.. Альбус озадаченно переводил с него на меня взгляд. Что ж, я делал то же самое, только с Альбуса на Риддла. — Гарри, — улыбнулся тот, сделав удивлённые глаза, — разумеется, я попросил, чтобы за оранжереей присмотрели, когда ты попал в больницу. Как?.. Ладно, плевать. — Альбус, — вновь окликнул я деда, но сказать ничего не успел, потому что Том тут же добавил: — И предупредил миссис Фигг. Дед сунул руки в карманы, брови слегка приподнялись и опустились, а в глазах мелькнули насмешливые огоньки: — Да? — Купи мне телефон, — нашёлся я. Но это, блин, совсем не то! — И мне нужна нормальная одежда, ты бы мог привезти завтра? — Хорошо, — медленно ответил он, продолжая разглядывать нас, словно чудных зверьков в зоопарке. Чувствую, что поговорит дед со мной потом основательно. — Что-нибудь ещё? — уточнил Альбус. — Это всё, — еле слышно пискнул я. Он кивнул, окинув нас пристальным взглядом напоследок, и вышел, прикрывая за собой дверь. Стоило ему это сделать, как я скинул одеяло в сторону и сел: лежать весь день было невыносимой пыткой. Вопреки куче вопросов, я ощущал недовольство из-за того, что он наплевал на мои слова. Даже не проигнорировал их, а обманул меня. — Мне кажется, я просил вчера, чтобы Северус привёз его, — скосил я взгляд на Риддла. — Ты согласился. Он тоже. Тот дотронулся до лица, и я заметил отпечаток усталости, въевшийся в заметные синяки под глазами и чуть покрасневшие глаза. — Северус и привёз, но ты ничего не говорил про то, что я не могу приехать следом и увезти его обратно, — покачал тот головой и направился к стулу, на котором раньше сидел Альбус. — Вы всегда выполняете всё дословно? — на этих словах он поднял на меня насмешливый взгляд и уселся, а я хмуро добавил: — Это было само собой разумеющееся. Я не могу запретить вам посещения, потому что это будет выглядеть странно. И я не сделаю этого, потому что у меня есть вопросы. — Раз есть, помогу чем смогу, — отозвался он, положив ладонь на своё колено. Я на мгновение завис, рассматривая серую брючную ткань, обтягивающую ногу, будто под влиянием дежавю. — Хочешь? — лениво поинтересовался Риддл. Я растерянно моргнул: — Хочу что? — Ко мне на колени, — губы растянулись в хищной улыбке, и рука похлопала по ноге. — Нет! Помимо воли, румянец вновь обжёг щёки. Вот почему я не хотел с ним говорить: любая фраза могла окончиться непонятно чем. — Жаль, — просто констатировал он. — Так какие у тебя вопросы? Я попытался собраться с мыслями, не в силах сосредоточиться, и вновь потянулся за мандарином, на автомате схватив банан. — Гарри? — Как вы связаны с Драко? — Он мой племянник. Я кивнул, не понимая, почему сам не выстроил связь через Беллатрису. Создавалось такое ощущение, что, если меня не ткнуть в факт лицом, я буду блуждать вокруг да около. — Почистить? — поинтересовался он. — Я сам, — буркнул я, машинально надрывая ножку фрукта и откладывая его в сторону. Не буду я при нём есть бананы. — Это всё? — Вы сказали, что мы пара, но я не помню, чтобы проводил время с вашей дочерью. Помню только, что подарил ей игрушку на ярмарке. Почему? Я заметил, как он напрягся, и мысленно сделал заметку. — Я не успел вас познакомить, — изрёк Риддл спустя мгновение. — Вы скрывали меня? Я бы дал руку на отсечение, что выглядел так же, когда Альбус задавал мне вопросы. — Не назвал бы это так. — А как тогда? Мне вдруг сделалось неприятно. — Впрочем, это неважно. Я и без того почти уверен, — протянул я с раздражением. — В чём? — Что кем бы мы ни были друг другу, это меня не устраивало и я собирался порвать с вами. Я ожидал чего угодно, но не смеха. Риддл тихо рассмеялся, будто я тут анекдоты травил. — Что же навело тебя на такую мысль, Гарри? — выдавил он, со смешком откинув голову на спинку, и уставился в потолок, продолжая улыбаться. Это вообще не смешно. — Что я изменил вам, — процедил я. Будто в замедленной съёмке, сначала он опустил взгляд на меня, потом — голову. На лицо легла тень, и чужие черты лица заострились. — А я не такой человек. — Почему-то раздражение сразу перетекло в чувство стыда, и моя речь стала сбивчивой, будто извиняющейся: — Значит… или мы с вами расстались, или собирались расстаться… — Уточни термин «изменил»? — меня буквально до костей пробрало холодом в его голосе. Может, он не успел познакомить меня с дочерью? Или я попросил повременить, послав ей игрушку? А с другой стороны, возможно, я сам скрыл факт измены?.. Нет, я бы не поступил так, если бы его любил, но, если бы не любил, не был настолько шокирован собственным разумом. Или же я настолько любил, что скрыл, боясь потерять, но я не такой, блядь, человек… Одна сплошная путаница. — Гарри, — он подался вперёд, а я вновь лёг, натянув одеяло по самый подбородок. Мне совершенно по-детски захотелось спрятаться под ним. — Ты с ним спал? — напряжённо спросил Том. Повисла тишина. — Да… — подтвердил я, ощущая, что это признание болезненно кольнуло где-то глубоко внутри, словно эхо сожаления. — Когда и как? — Я не собираюсь делиться деталями. Вам не кажется, что это слишком… — Когда? — с нажимом повторил он вопрос, вперив в меня тяжёлый взгляд. …Интимно, чёрт! Даже если бы я помнил. — В тот день мы обедали в «Ремо», а после поехали ко мне. Что ж, терять мне по-любому нечего — надеюсь на это, по крайней мере, — даже если он встанет и уйдёт. Возможно, я совершил очередную глупость, но совесть диктовала мне, что я поступил правильно: если я собирался его бросить, это всё равно вскроется рано или поздно, если же любил и — это бес попутал — изменил, то он заслуживал знать правду. Однако Риддл просто замер, будто окаменев. Я ожидал, что он что-то скажет, но он просто молчал, смотря куда-то поверх моей головы. А пока он смотрел в никуда, я смотрел на него, цепляясь за любое мимическое изменение, внезапно застыв в непонятном мне страхе. — Тебе было хорошо с ним? — словно очнувшись, спросил он. Зрачок расширился, а радужка его глаз странно вибрировала на свету, будто переливаясь от тёмного оттенка к более светлому, и я моргнул, разрывая зрительный контакт, пока не утонул в промелькнувшей там надежде и злости. Я не знал, что ему ответить: сказать «нет» — было бы солгать, «да» — тоже. Просто потому, что я плохо помнил ту ночь. Точнее, ничего не помнил, кроме небольшой её части ещё на диване. И, нельзя сказать, что я очень страдал, целуя Энтони, или замирал от отвращения, или делал, блядь, это насильно. И оттого, что проникновения не было, нельзя было отрицать произошедшее. А изменял я не единожды: простой поцелуй — которых было достаточно — тоже был предательством. Разве нет? Я растерянно опустил взгляд на ладони, сжимавшие одеяло. В какой момент разговор свернул не туда? Мне стоило сразу сменить тему. Может быть, уточнить про растения. Но, наверное, он бывал в моей квартире… а значит, знал о них, и о Дорин тоже знал. Тогда вопросы были попросту излишними. Риддл вдруг резко поднялся, похоже, приняв моё молчание по-своему: — Прости, у меня назначена встреча, — глухо отозвался он. На мгновение мной завладело желание схватить его за руку и остановить, когда он обогнул кровать, направляясь к выходу, и пояснить, что я сам толком не знаю, было хорошо или нет, потому что не помню, каково было с ним самим… Но я этого не сделал и просто наблюдал, как дверь открывается, а потом закрывается за его чересчур прямой спиной. Что ж, своего я, кажется, добился — посещения прекратятся. А если прекратятся, то и смысла в вопросах нет — какая мне разница, что нас связывало, если я этого не помню? Только почему-то этот факт не то чтобы радости не принёс, но даже облегчения не подарил. Напротив, на душе стало ещё поганее. Может, Альбус прав и я всегда бегу впереди паровоза?