Eiswein

Скажи мне, где мы потеряли веру. Я просто не знаю, Не хочу переживать это. Есть чувства, которые не умирают со временем. Они остаются жить, и сегодня я нашел верные слова: Прости, прости меня За то, что совершал одну и ту же ошибку пятьсот раз. Прости, прости меня, Если я так и не стал таким, какого ты заслуживаешь. Второго шанса не будет. Но у меня осталось чувство. И я не хочу таить горечь. Dvicio — Discúlpame

      — Вы всегда так пунктуальны? — насмешливо поинтересовался я, посмотрев на округлые часы на стене.       Было ровно двадцать минут девятого.       Мы сидели друг напротив друга: я на стуле, он — в кресле. Я успел за это время прогуляться по внутреннему дворику больницы, принять душ и сменить одежду — и это никак не связано с тем, что он должен был прийти. Просто иногда мне казалось, что кожа всё ещё пахнет гарью, будто впитав в себя тошнотворное эхо случившегося, которое выветрилось у меня из памяти, но осталось следами на теле. Я даже несколько уже пожелтевших синяков обнаружил.       — Подождал за дверью пять минут.       — Зачем вы солгали? — перешёл я сразу к делу.       Не к тому делу, конечно, к которому хотел бы перейти.       — А если солгали, то надо было идти до конца, мистер Риддл, — продолжил я. — Изменить реальность под вашу ложь или не позволить мне контактировать с моим окружением — это уж на ваше усмотрение.       — К тебе приходила полиция, — изрёк Риддл, вытянув ноги. — Думаю, ты уже понял, что к чему, Гарри. Не потеряй ты память, всё было бы намного проще. Мне пришлось импровизировать… — он задумчиво опустил взгляд, прежде чем добавить: — Приятель, наниматель, старый знакомый — всё это никуда не годилось.       — А что же «любовник»? Неприглядно? — усмехнулся я.       — Ещё более сомнительный статус, — уклончиво ответил Риддл, откинувшись на спинку кресла.       — Ах вот оно что, — тихо рассмеялся я. — Вы не подумали, что лучше всего для нас с вами просто остаться незнакомцами, когда стало ясно, что с моей памятью не всё ладно?       — После признания на судействе о том, что мы знакомы? — недоверчиво уточнил он. — Как, думаешь, это бы выглядело, начни я избегать тебя?       Я замолчал.       — Возможный мотив, — покачал я головой, ощущая какое-то гадливое веселье. — Подмочить репутацию и подорвать отель бывшего любовника, который публично заявил о том, что мы никто друг другу, — просто стажёр и наниматель.       — И отказался выбирать твоё блюдо с таким красноречивым названием, явно посвящённым мне, присудив ничью, — продолжил он за меня.       — Я весь в печали, ни с кем не разговариваю, просто стою в сторонке, а потом кидаю горелку, ставлю таймер и ухожу… — у меня вырвался ещё один смешок. — Но это ведь глупо.       — Достаточно, чтобы вцепиться в тебя на первых порах. Раздражающая медлительность разбирательств изведёт любого. Хочешь утонуть в машине правосудия, Гарри? — нахмурился он.       — Не хочу, — еле слышно заявил я. — Я понимаю, конечно, что всё выглядит куда проще, если мы пара, просто хранящая свои отношения в секрете ото всех…       Сощурив глаза, Риддл вцепился в меня взглядом, словно охотничья собака — в шею добычи, а я продолжил, слегка приподняв брови:       — Но что вы будете отвечать на вопросы о своей жене?       — То, что будешь отвечать и ты, — подался он вперёд. — Мы с ней живём раздельно уже около четырёх месяцев, с середины января, и собираемся подать заявление на развод по обоюдному согласию тридцатого июня, когда она вернётся в страну. И ты об этом знал.       Мурашки пробежали по коже, и я невольно склонился вперёд.       — Это правда? — еле слышно выдохнул я.       — А что, уже вспомнил меня? — его губы растянулись в наглой улыбке, и я тут же откинулся назад, недовольно нахмурившись.       — Не находите, что есть множество несостыковок: может, вы с ней жили раздельно, но и со мной тоже. Почему?       — Квартира, где ты живёшь, принадлежит мне, — спокойно ответил он, и я на мгновение застыл, задохнувшись удивлением. — А когда я приходил или покидал её, не их собачье дело — главное, что есть связь. Тем более у нас вполне мог быть конфетно-букетный период, — помахал рукой, словно это было очевидно, — мы не обязаны сразу жить вместе.       И поэтому я переспал с Энтони? — чуть ли не вырвалось у меня, но я успел вовремя прикусить язык.       — Но… что делать с другими?       — С другими? — напрягся он.       — Если у нас конфетно-букетный период, почему я, гм… встречался ещё кое с кем.       — А ты всем рассказал, что у вас с ним какие-то официальные отношения?       Чужой взгляд коснулся меня и упорхнул на дальнюю стену.       — Нет.       Я и правда никому не рассказывал. Если Снейп что и знал, то это были лишь его собственные домыслы. Даже Гермионе с Роном я не рассказывал о новом знакомстве… И Кассандре тоже. Поэтому был лишь сам Тони и Дорин.       — Это опять же неважно, — сдержанно ответил Риддл между тем. — Мы же не достоверность нашего брака в суде доказываем, Гарри, а лишь утверждаем статус и укрепляем нашу связь, чтобы тебе не впаяли маловразумительный мотив и не начали его прорабатывать. Мы скрываем наши отношения, чтобы не провоцировать прессу до развода, квартира принадлежит мне, но есть видимость съёма — символическая цена добавляет весомости аргументу, — неторопливо пересказывал Риддл, — а если тебя волнует Голдштейн, то мы могли поссориться и ты совершил ошибку по пьяни. Даже твой рассказ мог быть для отвода глаз, чтобы не расстраивать его, но и не давать ложной надежды мальчишке после того, как ты осознал свою ошибку. Всё это мелочи.       — Вы говорили с ним?       — Нет.       — Тогда с чего взяли, что я ему что-то рассказывал?       — Легко предположить, что за эти десять минут ты захочешь с ним объясниться, но вряд ли этого времени хватило, чтобы в деталях всё рассказать.       Я закусил губу, сжав колени через ткань спортивных брюк.       — Неужели вы были так уверены, что я пойду вам навстречу?..       — Это тоже неважно, — покачал он головой. — Ты по-любому объяснил бы ему ситуацию, поменялся бы лишь конец разговора: «я скоро вернусь» или «до встречи».       — А вы сами?       Том выжидающе посмотрел на меня, приглашая пояснить.       — Не подумали, что вместо непонятного поведения лучше сразу меня предупредить? Что, если бы полицейские начали спрашивать?..       — Во-первых, ты был изначально агрессивно настроен по отношению ко мне…       — Естественно! — хмуро оборвал я его на полуслове. — Вы вели себя неподобающим образом!       Том склонил голову набок.       — Конечно же, прежде чем зайти в палату, я должен был предвидеть, что ты уже очнулся и так как с тобой не бывает просто, то ты непременно вычеркнешь меня из своей памяти, поэтому стоило войти, представиться по имени и фамилии и поинтересоваться, хорошо ли тебе спалось.       Жар цапнул меня за щёки, и я коснулся лица в попытке развеять смущение.       — Я следовал заданной динамике, — продолжил Риддл, — которая мало отличалась от того, что происходило летом, Гарри. Объясни я тебе всё, услышал бы нечто вроде: «Я сейчас пойду и всё им расскажу. Мне поверят, ведь я ни в чём не виноват. И ещё: мне ваша помощь не нужна!» — чуть повысил он голос.       Я заскрипел зубами от схожих интонаций, заметив отпечаток улыбки.       — Тебе нужно было оклематься, подумать, может быть, чуть-чуть соскучиться? И вот ты уже более лоялен, — его колено задело моё, и я невольно вздрогнул.       Чужая улыбка смазалась, превратившись в откровенную насмешку, но такую ласковую, что я мгновенно растерялся, а едкий вопрос, застрявший в горле, прозвучал как-то сдавленно:       — С чего вы взяли, что я соскучился?       — Разве нет?       — Нет. Вы всё это начали, потом обиделись и пропали. Мне показалось это странным, и я решил с вами поговорить, — попытался я звучать нейтрально.       — Вижу, ты и правда много думал. Мне нужно было разобраться в происходящем, а полиция — это во-вторых — вообще не должна была здесь появляться до твоей выписки, — нахмурился он. — Я надеялся, что вся грязь и пыль улягутся и тебе не нужно будет ни с кем беседовать.       — Но что-то изменилось?..       — Изменилось, — задумчиво подтвердил он и скривился.       Том извлёк телефон из кармана, уставившись на экран, а спустя несколько секунд передал мне.       На видео люди столпились группами и парами, формируя первый план, на втором были кухни, а на заднем плане находился я сам, но из-за наслоения меня было видно лишь наполовину. Я стоял, посматривая по сторонам и разглядывая народ, выглядя при этом как-то странно — будто был не в себе, — а потом склонился, исчезнув с поля зрения, чтобы появиться спустя десять-пятнадцать секунд.       — Я всего лишь шнурки поправил! — возмущённо выдохнул я, заметив, как рука дрогнула.       — Я не сомневаюсь, — Том потянулся ко мне, и наши пальцы соприкоснулись. — Проблема в том, Гарри, — выдохнул он, не спеша разрывать контакт и брать свой телефон из моей руки, — что больше ничего подозрительного за этот период заснято не было. Поэтому или кто-то провернул всё в критический момент: когда победители выстраивались в ряд и всё внимание было приковано исключительно к вам, или ползком пробрался на кухни, — он криво усмехнулся, кончиком пальца едва заметно поглаживая ребро моей ладони, — или сделал это ещё раньше, сильно рискуя.       — В те десять минут, что вы обсуждали блюда?       Он кивнул:       — Удачный и одновременно рискованный момент. Камеры уже перестали записывать, многие из вас прибирали рабочие места, постоянно слоняясь из стороны в сторону. К тебе кто-нибудь подходил?       — Нет… — я покачал головой. — Точнее, я сам подходил к Берже, и мы разговаривали несколько минут. Другие тоже перебрасывались фразами… Все мы нервничали и пытались как-то занять это время, но, если бы кто-то из нас восьмерых начал крутиться около чужой духовки с горелкой, кто-нибудь обязательно бы заметил, — с явным скептицизмом заключил я, невольно поглаживая большим пальцем его ладонь. — Если только не засунуть горелку в глубокую ёмкость, противень… как для каннеллони.       Сглотнув, я поднял взгляд на Тома, встретившись с его внимательным взглядом, будто заранее знающим, куда меня должны привести собственные мысли.       — Кто-нибудь обязательно бы заметил, — повторил я. — Пауэлл?       Риддл лишь кивнул, а я поспешно заговорил. Даже не заговорил, а затараторил, чувствуя, как меня начинает бить мелкая дрожь:       — Перед соревнованием мистер Берже попросил меня отказаться от участия в поединке: он считал, что я могу победить Макулу со своим авторским блюдом. Берже ничего конкретного не говорил про проблемы Либерти, лишь упомянул, что дело было в деньгах — выигрыше, — а не в самой победе. Мне кажется, кто-то хотел подставить его, но… но ошибся духовкой, они ведь напротив находятся, и можно запутаться, какая какой кухне принадлежит. Полиция ищет не в том направлении!       Риддл молчал. И молчание это было тягостным.       — Ну, скажите же что-нибудь, — выдохнул я нервно.       — Нет, Гарри, — возразил он наконец, еле слышно вздохнув. — В правильном направлении: откуда, ты думаешь, такая настойчивость?       Я широко раскрыл глаза, собираясь возразить, но он опередил меня:       — Я лишь попрошу, чтобы ты ничего не спрашивал: кто, как и почему, — смягчил он тон. — Либерти хотели предупредить и предупредили. Его не подставляли: в тюрьме он им не нужен. А вот козёл отпущения необходим: в качестве второго предупреждения. Тебя легко утилизировать: новичок, который мог нечаянно положить горелку в духовку вместо полки.       — Но это бессмысленно, я ничего…       — Ничего не сделал? — хмыкнул он и возмущённо протянул: — Всё не так? Ты не виноват? Адвокат с лёгкостью всё опровергнет? — а затем совсем тихо пояснил: — Твой свидетель сейчас в морге.       Я сглотнул, а он так же тихо продолжил:       — Надо заметить, всё это, — извлёк он телефон из моей руки, указав глазами на запись, — вторично. Не получится закрыть за решёткой, избавятся. Свидетель исчез, главный подозреваемый — тоже. Глухарь.       — Это коллекторы? — перебил я его, опустив взгляд вниз. А затем покачал головой и сам же себе ответил: — Нет, нет… Они бы не стали так заморачиваться. Кто это тогда? Что сделал Либерти?       Мозг активно искал причину, и я ощущал смутное беспокойство, будто уцепился за невидимую нить и стоило только потянуть, чтобы получить ответ.       — Я же просил, — предупреждающе сказал Риддл и склонился вперёд. — Я объясню всё потом, а сейчас не покидай территорию больницы. Желательно во двор тоже не выходи…       — Ничего не спрашивать? — повторил я, будто в трансе. — Как я могу ничего не спрашивать? Утонуть в машине правосудия или в реке — да у меня есть выбор! — усмешка искривила губы. — А дальше-то что?       Протянув ладонь, Риддл коснулся моего подбородка, заставляя сфокусировать взгляд на нём.       — Дальше тебя выпишут, и ты временно, — с нажимом сказал он, чуть сильнее сжав пальцы на моём лице, — поживёшь у меня. В гостевом домике, если хочешь. Не стоит бояться, Гарри, — его голос понизился до шёпота. — Не бойся, слышишь меня?       — Я не боюсь, — покачал я головой, протолкнув ком в горле. — Мне что, пять лет?       — На твоём месте мог оказаться любой, — успокаивающе добавил он, отпуская меня. — Берже был зол или же расстроен, когда ты согласился участвовать?       Я озадаченно моргнул:       — Нет. Он сказал, что я был в своём праве. Скорее, отнёсся с пониманием к моему выбору, — задумчиво пробубнил я.       Том опустил взгляд с глухим «гм», и я уточнил:       — Считаете, что это был он?       Покачав головой, тот откинулся назад, что-то поспешно напечатав, и покрутил телефон в руке.       — Мистер Риддл? — я подался вперёд, руками опершись на подлокотники его кресла.       — Полагаю, его желание отговорить тебя от участия несло несколько иной характер, и, в отличие от Пауэлла, он предусмотрительно молчит.       — Если он хотел предупредить меня, то, получается знал, что что-то должно случиться?       — Всё возможно, — неопределённо заключил Том и вновь замолчал.       Экран его телефона подсветился, но я не успел ничего прочитать: он тут же убрал его в карман. Приподнимаясь, я навис над ним, заметив промелькнувшие изумление на чужом лице.       — А теперь уточните, для кого конкретно мы с вами вместе: для следствия или для тех, кто захотел сделать из меня повара-дурачка, который мог нечаянно положить горелку в духовку вместо полки и от которого просто избавиться?       На чужом лице появилась сдержанная улыбка, и я недовольно заметил:       — Можно было начать с этого, мистер Риддл.       — Отвечая на твой вопрос: для тех и для других. Среди рекомендаций Валентина было избегать потрясений и стрессовых ситуаций. Как думаешь, угроза жизни к какой категории относится? — улыбка тотчас стёрлась, и я опустился на стул, поглядывая на него исподлобья. — Но ты прав, ты уже не ребёнок и гиперопека излишня.       — Здесь стоит прослушка? — сощурил я глаза.       — Видеонаблюдение, — незамедлительно ответил Риддл.       Кровь прилила к лицу и, показалось, покинула моё тело, заставляя похолодеть.       Я столько всего говорил… И… блядь! Столько. Делал. Разного!       — Для твоей же безопасности, Гарри. Вероятность того, что кто-нибудь проберётся сюда, конечно, почти равна нулю, а вот то, что ты сам мог собрать вещи и уйти…       — Вы подслушали мой разговор с Энтони? — перебил я его.       — Во время визитов звук отключался.       — Это не ответ.       Я вновь поднялся, нервно пройдясь из стороны в сторону.       Получается, кто-то следит за мной двадцать четыре часа в сутки?       — Да, — ровно ответил он.       — Вы не могли знать, что у нас с Энтони было «по пьяни», — усмехнулся я, развернувшись к нему. — Почему вы соврали?       — Соврал?       — Сказали, что легко предположить, что за эти десять минут я захочу объясниться с ним, когда просто подслушали.       — Я не лгал, — пожал он плечами, — а лишь ответил на конкретные вопросы…       — Вы невыносимы! — перебил его я.       Риддл сидел с совершенно невозмутимым видом.       — Это нарушение моей частной жизни, — добавил я весомо.       — Потом можешь подать на меня в суд, — спокойно изрёк он, а я вновь смутился, вспоминая, что я здесь вытворял за эти восемь дней, помирая от скуки и безделья.       Строил шалаш на кровати, кидался мандаринами, представляя, что корзина — это его голова. Разговаривал сам с собой, возмущаясь и выговаривая невидимому собеседнику, материл его…       Мысленно застонав, я подошёл к окну, которое выходило на проезжую часть.       — Каждый день записи стираются, — раздалось за спиной.       — Какое облегчение, — фыркнул я. — И кто следит за мной? Не сомневаюсь, что зрелище увлекательное, но сомневаюсь, что у вас есть столько свободного времени.       — Охранник.       — О, так у меня ещё есть и охранник. И где он прячется? Может, под моей кроватью? — обернулся я.       Но ничего не получилось. Том посмотрел рефлекторно в сторону возможной — и каким-то образом невидимой — камеры.       И я отвернулся.       Повисла тишина.       — А если бы я вам не написал?       — Я всё равно собирался приехать.       — Из-за полиции?       — Из-за полиции.       — И не появлялись всё это время по причине занятости или же всё-таки обиделись и решили молча пялиться на меня через камеру? — я глянул поверх плеча.       — Странное определение ты используешь. Что значит, «обиделся»? — Риддл поднялся, сделав шаг ко мне. — Чем быстрее всё это разрешится, тем быстрее ты сможешь вернуться к обычной жизни. Разве не этого ты хочешь?       — Я всё понимаю, что, в отличие от меня, вы воспоминаний не теряли, что, возможно, вы что-то испытываете ко мне и это заставляет вас… переживать? Но… с чего вы взяли, что обязаны решать мои проблемы, не посоветовавшись со мной? Возомнили себя рыцарем в сияющих доспехах или, может, в силу возраста моим опекуном? — раздражённо уточнил я, краем глаза осматривая пространство.       Где же блядская камера?       — Потому что ты не сможешь сам всё решить, — просто ответил он, оказавшись совсем рядом. — И советоваться с тобой — значит терять время, наткнувшись на непробиваемую стену, которая, вопреки здравому смыслу, будет всё крепчать, потому что ты упрямый, Гарри, — Риддл понизил голос, загоняя меня в ловушку ещё одним шагом. — А сейчас не та ситуация, чтобы упрямствовать и показывать характер. Обстоятельства сложились так, что ты в данный момент находишься в опасности. Увы, эта опасность никак не связана с тобой напрямую, чтобы ты смог разрешить конфликт своими силами. Если ты собираешься пожаловаться полиции и ожидаешь, что получишь от них защиту, тебе сначала надо будет доказать, что всё это связано с Либерти и тебя хотят подставить, а пока у тебя на руках нет ни одного доказательства, тебя даже всерьёз не воспримут, не то чтобы приставить охрану. Так как ты, позволь узнать, собрался решать проблему?       В глубине души я понимал, что он прав, но не мог противостоять силе возмущения внутри.       — Но и с вами это не связано напрямую, так как вы собрались решать мою проблему? И кто вам разрешил установить здесь слежку? Мистер Монтель знает?       Риддл лишь улыбнулся краем губ, будто его забавлял каждый из заданных мною вопросов.       — Тебе совершенно не страшно? Или же ты мне не веришь?       — Верю, и мне страшно, — вздрогнул я. — Но я не могу… полагаться на вас.       — Потому что я тебе чужой?       Я растерялся.       Сложно было выдавить из себя «да», но сказать «нет» не позволяла логика, ведь для меня мы были знакомы всего ничего — всё остальное исчезло. Это было жутко странное ощущение само по себе: новые знакомства не несут в себе никакого отпечатка прошлого, а тут, по сути, я смотрел на едва знакомого мне человека, но ощущал, словно мы были знакомы всю жизнь.       Не успел я сформулировать свои мысли, как увидел, будто в замедленной съёмке, что он протягивает мне ладонь, и вскинул брови в немом вопросе.       — Том Марволо Риддл, — внезапно представился он, одарив меня мягкой, буквально растаявшей на губах улыбкой.       И я невольно ответил на рукопожатие, стиснув его руку дольше необходимого:       — Гарри Джеймс Поттер.       — Я хочу предложить вам помощь, мистер Поттер, — сжал он мою ладонь также крепко.       — В качестве кого?..       — Феи-крёстной?       — Вы надо мной издеваетесь?       — Ничуть. Чтобы вам помочь, нужно волшебство. — И, увидев скепсис на моём лице, пояснил насмешливо: — Магия связей, которой, к сожалению, вы не владеете.       Рукопожатие внезапно стало каким-то чудным: как и прежде, с телефоном, он очертил вены на моей руке большим пальцем, ласково потерев.       И будто по мановению волшебной палочки, в мозгу что-то щёлкнуло.       Я вспомнил!       Не его, конечно. А то, что до меня никак не доходило раньше.       — И какие же у вас связи в наркобизнесе, мистер Риддл? — в свою очередь, уточнил я почти шёпотом, заметив тень праздного любопытства на его лице. — Вы считаете меня глупым?       — Нет, — покачал он головой.       Я, может, глупым и не был, а вот ситуация — да.       Мы стояли, все ещё пожимая друг другу руки.       — Недавно была ликвидирована транснациональная сеть, отмывающая деньги организованной преступности… Производили обыск в частных домах и предприятиях, среди них были два известных итальянских ресторана, один из них находился прямо напротив Конгресса депутатов — это было опубликовано в прессе, и мы обсуждали с Северусом. Он сказал, что такое происходит чаще, чем мне кажется, и сложно отследить. Но я бы никогда не подумал, что Либерти может быть как-то вовлечён… в такое.       Том провёл кончиками пальцев, захватив моё запястье, и я вздрогнул, покрываясь мурашками — это было какое-то непонятное взаимодействие. Вроде ничего не происходило и прикосновения казались совершенно невинными, но ощущения, порождаемые ими, были интимными и возбуждающими, будто бы мы втайне от самих себя знакомились друг с другом на ощупь.       — Чтобы отмывать деньги, необходимы подставные лица и предприятия, Гарри. Да даже звёзды открывают закусочные, магазины и прочие заведения, чтобы на более мелком уровне выводить доходы от нелегальных концертов. Либерти или любой другой просто могли занять для открытия своего дела не у тех людей.       Я замолк на мгновение, тут же озадаченно спросив:       — Думаете, ему нужны были деньги, чтобы погасить долг и выпутаться из всего этого?       Том невесело усмехнулся, теперь уже откровенно поглаживая кожу, будто нащупывая пульс.       — Если и так, то он совершенно не понимал, с кем имеет дело, — чуть повёл плечом Риддл. — Нет никакой разницы, отдаст он заём или нет, потому что это всего лишь крючок, а он — Золотая Рыбка. И отпускать его никто не собирался, скорее всего.       — Поэтому и предупредили, чтобы не рыпался, — еле слышно заключил я. — А полиция? Полиция ведь должна знать… они же постоянно накрывают подобные сети.       — Что полиция? — криво усмехнулся Том. — Система из упомянутого тобой случая работала успешно на протяжении двадцати пяти лет.       — И что мне делать?.. — порывисто выдохнул я.       — Ничего.       Чужая ладонь скользнула выше. Его пальцы забрались под просторную ткань рукава, и меня охватила волнительная дрожь из-за щекочущего прикосновения, скользящего от запястья к сгибу руки.       Дыхание спёрло.       — Спрошу по-другому. Что вы собираетесь делать? — уточнил я, осевшим голосом.       Том кивнул, — перефразировка явно ему понравилась, — а потом одарил меня почти мальчишеской улыбкой:       — Я же просил не задавать лишних вопросов.       Фыркнув, я отдёрнул руку.       — Хочу просто удостовериться, что при этом никто не пострадает.       — Ты пришёл и говоришь: Дон Корлеоне, мне нужна справедливость…       Моё видимое удивление сделало его усмешку откровеннее, и Риддл продолжил:       — Но ты просишь без уважения, ты не предлагаешь дружбу, ты даже не назвал меня крёстным отцом.       — Это намёк?       — Это шутка, Гарри, — коротко рассмеялся Том. — Я против кровопролития. Оно приносит лишние расходы.       Сощурив глаза, я чуть не толкнул его в грудь, вовремя остановив себя от этого фамильярного жеста, вспомнив о чужой травме, что не осталось незамеченным.       — Прекратите говорить цитатами! — с раздутым возмущением цыкнул я.       — Могу сразу достать пистолет.       И почему-то вместо того чтобы разозлиться, я смутился, дав этой фразе совершенно иной смысл, и опустил взгляд, намереваясь посмотреть в пол, но взгляд застыл на уровне чужого паха. Щёки обожгло смущение из-за всей нелепости моего положения, и я тут же вскинул глаза, замечая, как на чужом лице расцветает неприкрытое удивление.       — Это не то, о чём вы подумали, — поспешно прошептал я.       — И о чём же я подумал?       — Я не смотрел туда…       — Туда — это куда?       — На ваш член, — откровенно ответил я.       — Я и мысли такой не допускал.       Нахмурившись, я кисло уточнил:       — Тогда почему смеётесь?       — Можешь смотреть, это не преступление. Я же не голый.       — А если были бы голый — преступление? — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать.       Идиот, идиот, идиот!       — Акт соблазнения, — просто ответил он. — Ведь в отличие от тебя, как ты сказал, я воспоминаний не терял.       И что же в этих воспоминаниях?..       Очередным порывом было задать новый вопрос, но я сдержался, больно закусив губу. Том, ничуть не смущаясь того, что нарушает моё личное пространство вновь, коснулся лица, скользнув пальцами вдоль челюсти и задержавшись за ухом, отчего очередная толпа мурашек пробежала по телу.       Пульс участился.       — И почему же ты не дашь мне снова по лицу? — всё ещё улыбался он, обескураживая меня.       — Попробуйте сделать что-нибудь ещё, и обязательно дам.       — Что-нибудь… Поцеловать в губы, к примеру? — понизил Риддл голос.       — К примеру, — подтвердил я.       — И как мне быть дальше? — вздохнул он, не отводя от меня цепкого взгляда.       — Ничего не делать, — улыбнулся я.       — Но мы уже познакомились, — возразил он, — разве это не даёт мне некоторые привилегии?       — Не даёт. Вы не можете держать руки при себе?       — Не могу, — кивнул он, чуть склонившись.       — И хотите, чтобы я с вами жил на одной территории? — с выраженным скепсисом уточнил я.       — Хочу.       — Тогда позвольте узнать, — нарочито медленно начал я, — как так получилось, что квартира, которую я снимаю, принадлежит вам? Я явно не знал об этом.       Я бы ощутил, если бы он напрягся, но пальцы, слегка поглаживающие чувствительную кожу за ухом, даже не вздрогнули.       — Наверное, это случайность, — ответил он.       — Не верю в случайности, — покачал я головой.       Том вздохнул.       — У меня были дела в Германии. Я планировал остаться там на год и поручил своей помощнице ухаживать за цветами.       — Эта оранжерея ваша?..       — Принадлежала моей матери, — пояснил он. — Конечно, сохранилась она не в том виде: вся квартира раньше была оранжереей. Мой отец всё уничтожил, — спокойно добавил он.       — Почему?       Риддл пожал плечами, будто не хотел развивать эту тему дальше, и я тряхнул головой, понимая, что и сам рад отвлечься. А стоит мне отвлечься, как разговор уплывёт в другом направлении.       — И как так получилось, что квартиру снял именно я?       — Северус позвонил мне. Попросил сориентировать его с поиском жилья для одного весьма талантливого повара-новичка, гм, — Том замолк, скосив взгляд, словно сейчас признавался в чём-то постыдном. — Должен признаться, когда мы с тобой говорили на мероприятии, я вновь воспользовался формулировкой заданных тобою вопросов.       Я непонятливо моргнул, и он пояснил:       — Ты спросил, знал ли я, что ты вернулся в город, я ответил, что видел тебя в начале апреля. И это так. Просто небольшая неточность, — склонил он голову набок.       — Вы видели меня в апреле, но узнали намного раньше, — усмехнулся я. — И часто вы пользуетесь словами своих собеседников, чтобы обдурить их?       — Разве я тебя обдурил? Спроси ты, когда я узнал, что ты вернулся в город, и я бы ответил, — как ни в чём не бывало парировал он.       — Повторюсь: вы невыносимы, мистер Риддл.       И хуже всего, что мне это, кажется, нравится.       И неудивительно: знатно я приложился головой, что бы там ни говорили врачи.       — Вы знали, чем я занимаюсь?       — Знал.       — Следили?       — Сложно назвать совпадением наше с Северусом знакомство, — он слабо улыбнулся, — разве что оно более тесное, чем с другими важными фигурами вашей профессии. Вся твоя новостная лента состояла из фотографий блюд, готовки и прочего.       — Получается, что вы знали, что я приеду в Провэнзу работать ещё до моего здесь появления и подсунули свою квартиру, — заключил я.       — Просто предложил Северусу такой вариант.       — И попросили скрыть, что предложение исходит от вас. Потому что меня Северус отправил к Полин, — я поджал губы.       То-то же у него был такой загадочный вид, и ещё эти театральные воздыхания горе-актрисы.       — И что же ты хочешь сделать? — настороженно спросил Риддл.       — «Символическая» цена была из-за меня, так? — криво усмехнулся я. — Назовите нормальную сумму за месячную аренду.       — Гарри, это смешно. Ты ухаживал за растениями? Ухаживал, — развёл руками Том. — Ты отработал эти деньги, поэтому я ничего от тебя не приму.       Интересно, чего ещё я не знаю.       — Вы разводитесь, — то ли спросил, то ли уточнил, то ли подтвердил я. — Что-то недолго продлилось счастье, — усмешка вышла какой-то вымученной.       Том опустил руку, отступив на шаг, будто я зашёл на запретную территорию.       — Вы расскажите почему?       — Что ж, интересный обмен: память обо мне на возможность быть выслушанным. Но мы поговорим об этом не здесь и не сейчас.       — Не здесь и не сейчас, потому что вы так решили? — прозвучало это раздражённо, и внутри будто что-то перевернулось от негодования.        — А есть разница раньше или позже? — холодно парировал он. — Что это изменит именно для тебя сейчас? Мгновенно воспылаешь ко мне забытыми чувствами?       — Нет, но… — я осёкся на полуслове.       С одной стороны, его правда. Узнай я сейчас о мотивах женитьбы и развода, для меня всё равно ничего не изменится. Это было простое любопытство. С другой — что-то внутри яростно требовало объяснений и требовало их безотлагательно, порождая странные желания вцепиться в него, пока он мне всё не расскажет.       — Почему бы нам просто не узнать друг друга заново? — предложил Том. — Мы, — он задумчиво мазнул взглядом по окну и вновь сфокусировался на мне, — как-то пропустили этот этап…       — Этап знакомства? — уточнил я.       — Или не завершили его, — продолжил Риддл, словно не расслышав мой вопрос, — сложно дать какое-то определение летнему помутнению, — понизил он голос, прозвучав слегка озадаченно.       — По словам друзей, это я слетел с катушек, а не вы…       Том улыбнулся.       — Возможно, поначалу. Затем… Просто я лучше владею собой, Гарри, — улыбка рассеялась, когда он продолжил: — И всё равно совершил кучу ошибок. Я не хочу вновь торопиться.       Сложно.       Это был странный разговор. Можно было назвать его односторонним: когда человек говорит о чём-то понятном только ему или рассуждает на тему, совершенно чуждую тебе, а ты просто вынужден слушать и кивать, чтобы поддерживать разговор. Так, наверное, всё и должно было быть, если бы внутри на каждое его слово не откликалось нечто. Ощущалось это отголосками мыслей и ощущений, а выплёскивалось наружу — мелкой нервной дрожью: внутри всё бурлило от эмоций.       — В каком смысле «торопиться», мистер Риддл? — прохрипел я и кашлянул, прочищая горло, когда его блуждающий взгляд вновь остановился на мне.       — Идти на поводу у своих желаний, — спокойно ответил он, — и у твоих тоже.       — То есть у похоти, — со смешком выдавил я. — И тем не менее в первый же день вы меня поцеловали, а за время, что вы здесь пробыли, не переставали липнуть. Мне кажется, это и есть чересчур торопиться.       — Хорошо, — он поднял здоровую руку, будто сдаваясь, — я больше не прикоснусь к тебе, пока ты сам не захочешь, — и даже отступил на шаг, словно в подтверждение своих «добрых» намерений.       Вопреки собственным словам, я ощутил неподдельное разочарование.       — И как же мы будем узнавать друг друга заново?       — Неужели молодёжь нынче не знает о свиданиях? — вскинул он брови, насмешливо улыбнувшись.       И улыбка эта была столь многослойной, словно под иронией скрывалось и размытое желание, и обещание чего-то большего, что я моргнул, стряхивая с себя наваждение.       — И не улыбайтесь, — выдохнул я сурово.       — Почему это?       Что я мог ему сказать?       Что от вида его улыбки что-то внутри растекается лужицей и рождается желание, поцеловать в уголки губ, а затем смять дразнящие губы…       Чёрт!       От человека, который сейчас указал на его «шаловливые» руки, упрекнув в чрезмерной навязчивости, это прозвучит лицемерно.       — Ты слишком громко думаешь, — отозвался он, и я моргнул.       — Ничего не могу поделать со своим желанием отсосать вам прямо здесь и сейчас, — выдал я будто пулемёт.       Что ж, краснеть медленно, от кончиков пальцев до кончиков ушей, нужно ещё уметь. Это особый талант, который я открыл в себе прямо сейчас.       Я не понимал, почему мой — это не я сказал! — рот произнёс эти слова и почему вместо «поцеловать» — это было поцеловать, блядь! Поцеловать! — я сказал «отсосать».       За что?..       И будто этого мне было мало, я вновь опустил взгляд к полу и вновь на полпути зацепился за пряжку чужого ремня, зависнув.       Послышался смешок. Непонятно, то ли мой — нервный, то ли его — полный веселья.       Отлично.       Резко отвернувшись к окну, я выдал ещё быстрее:       — Уже девять. Вам пора!       Я ожидал, что он сейчас что-то скажет, начнёт возражать или, может, подденет меня, но позади раздался глухой смех, отдаляющиеся шаги и ласковое «я напишу тебе, Гарри». А затем хлопнула дверь.       Он ушёл.       А я остался один на один с собой медленно умирать от стыда.       Что ж, по крайней мере, за всей этой сумятицей я совсем позабыл, что стал чьей-то мишенью.