Eiswein

Любовник, любовник... Я не желаю быть твоим любовником. Я знаю, ты знаешь, что хочешь меня, Но любить меня нелегко. Я знаю, ты знаешь, что должен заполучить меня, Но не сможешь обладать мной. Ты приносишь мне боль, приносишь мне радость, И не оставляешь мне выбора: Я смотрю на тебя и вижу пустоту, И в последнее время я чувствую раздражение. Вольный перевод Saint Slumber — loverboy

      Да уж.       Я смотрел на девочку, девочка смотрела на меня.       Когда прозвучал голос Майка, не будь дверь закрыта, я, наверное, вывалился бы из машины — настолько резко отпрянул от Тома. И всё же я легонько приложился головой.       Тот, в свою очередь, еле слышно выругался сквозь зубы, прикрыв на мгновение глаза, и медленно выпрямился. Чужие ноздри затрепетали, рука поправила ворот рубашки и аккуратно накинула пиджак на второе плечо, и вот он уже само хладнокровие, в то время как у меня, скорее всего, всё было на лице написано.       Чистосердечное признание, блядь.       — Майк, — спокойно позвал Том.       Нет!       Щелчок, и дверь открылась.       — Папа! — задребезжал детский голос в отдалении.       Волна мурашек пробежала по телу, а за ней последовало дикое смущение.       Мне хотелось сквозь землю провалиться, а когда Майк попытался открыть мою дверь, я вцепился в неё и тут же щёлкнул кнопкой, умоляюще смотря на него через стекло, будто он мог меня видеть. Видеть, может, и не мог, но понял всё быстро, отпустив ручку и сдержанно кивнув, мол, выйдите, когда сами захотите.       — Папа, папа! Мне отдали сегодня листок с оценками! А ещё у нас гости! Мы ведь устроим сегодня барбекю и потом поиграем в твистер? — щебетало создание, буквально захлёбываясь энтузиазмом.       Надо выйти и поздороваться… Надо-надо. Сейчас, ведь я воспитанный человек, а Дельфи всего лишь ребёнок… Чёрт!       Я мазнул взглядом по территории. Всё здесь было таким, каким я помнил — удивительно, что я забыл только того, кому это всё принадлежало.       — Так и будешь сидеть в машине? — раздался голос деда, и я вздрогнул, а затем тут же помрачнел.       Это он-то гость?       Но ответ появился собственной персоной чуть позже.       А сейчас, когда все удалились куда-то в кабинет по «срочным делам», которые, как видно, у Тома не вызывали особого энтузиазма — или же кое-кто конкретный, — а дед пошёл полежать из-за «скачка давления», которых у него отродясь не было — хитрый же лис! — я остался наедине с девочкой. Впрочем, я тоже попытался сбежать в гостевой домик, но Альбус ловко перехватил меня и попросил присмотреть за ребёнком, будто он сам тут нянькой подрабатывал. Дельфи застыла в стороне, поглядывая на меня с толикой любопытства и чего-то непонятного во взгляде, будто только и ожидала слов деда, чтобы утащить в гостиную, а я просто не смог вовремя выдумать какую-нибудь правдоподобную отговорку.       Конечно, это был всего лишь повод.       Том представил меня ей как Гарри Поттера и я понятия не имел, понимает она что-нибудь или же нет, но сильно надеялся, что Риддл не бросил бы меня одного с ребёнком, которому ничего не объяснил. Дескать, разбирайтесь сами.       Не то чтобы я плохо ладил с детьми, скорее, наоборот, но эта девочка была не просто ребёнком, в чём я пытался себя убедить раз за разом, а дочкой Тома. Тома, которого я не помнил, но к которому меня тянуло, которого я десять минут назад сам поцеловал и с которым мы перешли за какие-то полчаса из статуса «всё сложно» к статусу «пиздец как всё сложно».       Дельфи же ровно сидела на диване, сложив ладони на коленях, и с каким-то критичным интересом осматривала меня, словно гостя на приёме.       — Ты мне не нравишься, — внезапно заявила девочка.       — Что?..       — Хочу, чтобы ты покинул наш дом, — добавила она капризно.       Видимо, Дельфини всё отлично понимала.       — Ну что ты вылупился, будто не понимаешь человеческого языка. По слогам повторяю: ты-мне-не-нра-вишь-ся!       Я помедлил, не зная, что ей ответить, но, откровенно говоря, столь наглое и вызывающее поведение было возмутительным.       — Так и будешь сидеть? — она едва не топнула ногой.       — Меня попросили приглядеть за тобой, — неторопливо ответил я, расплываясь в жёсткой улыбке.       — Мне уже восемь лет, и присматривать за мной не нужно.       — Столь взрослых сеньорит не учат уважению?       — Кто ты такой, чтобы я тебя уважала? — не растерялась она, совершенно не по-детски ухмыльнувшись, тут же став точной копией Тома.       Я сцепил зубы, медленно выдохнув.       Не то чтобы я ожидал тёплого приёма, но Альбус сказал, что она показывала ему игрушку, которую я ей подарил. И частично у меня были какие-то воспоминания, где она казалась беззаботным и радостным ребёнком...       — А теперь немой рыбиной притворяешься? Я должна уважать тебя потому, что ты взрослый, или потому, что ты новый лю… — Дельфи вдруг запнулась и тут же буквально выплюнула: — Лю-любовник моего отца?       Лю-любовник? Что это за зверь такой?       В попытке сдержать смех, я поднялся и сунул руки в карманы джинсов, сжав ключ от мотоцикла.       — Собираешься сбежать? Или пойдёшь и нажалуешься папе, что я тебя обижаю? Так он не поверит, — изъявила она с толикой ехидства и самодовольства, тут же вскинув голову и ещё больше распрямив плечи, словно в попытке замаскировать промах.       И как мне с этим сладить?       Глянув на неё, я заметил и вызов, и злорадство — то самое непонятное во взгляде, что было сложно разглядеть сразу, — и отвернулся.       — Стоит ли меня уважать за мои достижения? — медленно начал я, — Нет, Дельфини. Разве ты о них знаешь? Статус взрослого и статус... близкого твоему отцу человека — не являются заслугами, — я слабо улыбнулся, не зная, поймёт ли она меня вообще. — Но я попросил бы в первую очередь не судить, если не знаешь, и не руководствоваться домыслами. Или же с каждым человеком ты начинаешь знакомство через грубость и довольствуешься тем, что сказали тебе другие о человеке, или тем смыслом, что несёт в себе какой-то определённый статус? — спросил я, повернувшись к ней.       Что ж, я ожидал, что она вновь огрызнётся — вряд ли моя речь как-то её проймёт, — но эффект был незамедлительным и чудным. Дельфи вдруг растратила всю браваду и дерзость, едва ли не робко мне улыбнувшись, а затем расслабилась и забралась на диван с ногами, подперев лицо руками.       — Нет, мистер Поттер, — она чуть покраснела, но будто от радости, а не от смущения, вызванного моей речью. — Вы достойны уважения за одно лишь то, что остались стоять здесь и не ответили грубостью на грубость. Только папе не говорите, — добавила она ровно. — Он попросил без фокусов, но…       Дельфи скривилась.       — Я просто хотела понять…       — Понять что? Стерплю ли я твои нападки?       Она вновь досадливо скривилась, будто ей самой было неприятно собственное поведение, и я уточнил:       — Том что-нибудь тебе объяснил?       — Разумеется!       — И что же? — ещё более опасливо спросил я.       Дельфини поёрзала, вздохнув:       — Папа очень долго грустил, — еле слышно, будто нас могли услышать, заговорила она, поднимая взгляд. — Когда я спросила, он сказал мне, что первая половина его сердечка — это я, а вторую он потерял. Поэтому ему больно, но всё пройдёт, когда «сердечко вновь станет целым». Мило, что он использует все эти метафоры до сих пор, словно я совсем маленькая и ничего не понимаю… — послышался задорный смешок. — Конечно, я поддерживаю видимость, что до сих пор верю и в Боггарта, и в сказки, и в волхвов. Ой!.. И это тоже, пожалуйста, не рассказывайте ему, — прошептала она, округлив глаза. — А вот нормально он мне всё объяснил неделю назад.       Ощущая, как собственное «сердечко» сбилось с ритма, я уточнил:       — Долго грустил — это сколько?       — Не знаю, но, наверное, с тех пор как я увидела вас на ярмарке летом. В тот вечер папа сначала ушёл куда-то, потом возвратился и они поссорились с Драко. Мы вернулись домой очень рано, и папа всю дорогу молчал, — как-то печально улыбнулась Дельфи и гордо добавила: — А я уже способна выстроить причинно-следственные связи.       Юный Шерлок Холмс.       Я усмехнулся.       И с чего она взяла, что это из-за меня он грустил? Разве не логичнее предположить, что это… собственная мать или же новая супруга, в конце концов?       Словно прочитав мои мысли, она добавила:       — Я слышала, как Драко назвал ваше имя, мистер Поттер.       — Гарри, — поправил я её, вернув улыбку.       — Гарри, — кивнула Дельфи. — А вы колдун?       — Что?       — Вы околдовали моего отца, — прояснила она с насмешливым интересом, вновь напомнив мне Тома, — и я слышала, что на кухне вы творите настоящие чудеса…       — Я повар, — озадаченно признался я, боясь уточнять смысл слова «околдовал».       — И что вы умеете готовить? Пирожные и торты умеете? — она с неподдельным интересом подалась вперёд, а в глазах буквально заискрилось предвкушение.       — Зависит… Какие пирожные ты любишь? Эклеры?       Дельфи чуть сморщила нос, покачав головой:       — Макароны. Их сложно готовить, — заявила она с важным видом.       — А ты сама готовишь?       Мне вспомнилось, как Джинни рассказывала, что в детстве много играла: она готовила из пластилина, а её братья разносили блюда.       — Я пыталась, — кивнула Дельфи. — Смешивала печенье с шоколадной пастой и орехами, чтобы получился десерт... но на вкус это было как шоколадная паста с орехами, — вздохнула она. — Но хотя бы ничего не сожгла. В отличие от папы. Он совсем готовить не умеет...       — Почему ты так думаешь?       — Ну сам он никогда не готовит, — ответила та. — Теперь заказывает еду на дом, потому что у Филиппа — это наш бывший эконом — всё было пресное и омерзительно зелёное.       — Зелёное?       — Мама считает, что мне нужно обязательно есть сельдерей, шпинат, мангольд, спаржу, стручковую фасоль, кабачок… Потому что у зелёных овощей и растений низкий гликемический индекс, — выговорила она с лёгкостью, — и они не отложатся жиром на боках, — Дельфи скривилась. — И Филипп следовал её инструкциям… Это стало для меня сюрпризом, а девочка — кладезем полезной информации.       — Белла живёт где-то поблизости? — уточнил я.       Дельфи махнула рукой куда-то в сторону:       — Папа купил ей дом чуть ниже по улице, чтобы она угомонилась.       — Это он так сказал?       — Нет, — Дельфи закатила глаза, словно я сказал какую-то глупость, — это я так думаю, потому что она не хотела, чтобы я жила с папой. Маме нравится контролировать всё, что я делаю: как одеваюсь, что смотрю и говорю, что ем, с кем провожу время… — она громко фыркнула. — А так, если она где-то рядом, создаётся видимость контроля.       Мне подумалось, что дело было не только в этом, но Дельфи, скорее всего, не знала обо всех трениях и нюансах достигнутого равновесия между её родителями. Впрочем, как и я. Забавно, что незнание нас объединяло.       — Тогда вместо сладкого тоже сельдерей? — прищурился я.       Дельфи с толикой возмущения покачала головой:       — Папа отменил овощной месяц и уволил Филиппа.       — Потому что он следовал инструкциями твоей мамы?       — У него за спиной, — подчеркнула девочка, снова недовольно сморщив носик. — Он такое не терпит, имейте в виду. Естественно, я знаю, что не стоит перебарщивать с жаренным, солёным и сладким, — самодовольно скрестила она руки на груди, — но я не травоядное, чтобы жевать весь день одну траву.       — Ты думаешь, что я буду теперь вместо Филиппа? — аккуратно уточнил я.       Дельфи покачала головой, мгновенно скрыв удивление, порождённое моим вопросом:       — Нет конечно. Просто предупреждаю, если мама вам что-нибудь скажет или о чём-нибудь попросит — а она попросит, — уверенно кивнула та, — не идите у неё на поводу и не выполняйте чужих просьб. Используя ту сказку, я не хочу, чтобы папа снова «грустил», и вы, скорее всего, тоже этого не хотите. Поэтому я хотела понять, насколько вы… нюня.       Нюня?       — И чтобы ты стала делать, если бы я убежал отсюда в слезах? — насмешливо поинтересовался я.       И сомневался, что хотя бы кто-нибудь так поступил на моём месте — скорее поставил бы наглую соплячку на место. Странная, конечно, комбинация детской непосредственности и чудной логики: какой ещё ребёнок станет устраивать проверки и давать советы насчёт своей матери?       — Не знаю, — пожала она плечами и, чуть покраснев, призналась: — Подобного опыта у меня ещё не было. Наверное… извинилась бы перед вами.       Мне внезапно стало интересно, как хорошо они ладили с новой супругой Риддла... Но спрашивать об этом я не собирался. Это было нечто личное, и если та хотела рассказать мне про Антонину, то инициатива должна была исходить от неё.       — Тогда и сейчас следует поступить так же, — изрёк я, понимающе улыбнувшись. — Даже если у тебя были благие намерения, ты повела себя несколько грубо, не считаешь?       Дельфи помолчала с секунду и чуть склонила голову, будто согласившись:       — Простите, мистер Поттер, за этот розыгрыш.       — Извинения приняты.       Хотя бы лёд тронулся, и я не чувствовал прежнего напряжения.       — А теперь… как ты думаешь, сколько времени они будут заняты?       Задумчиво подёргав себя за собранные в хвост волосы, она ответила:       — Наверное, около получаса. Папа не любит заниматься делами в выходные дни.       Ещё бы узнать, что это за дела такие, если Малфой тоже там…       — Мы можем пройти на кухню? — поинтересовался я, вопросительно глянув в ту сторону, где, как мне помнилось, находилась именно она.       — Конечно, — в её голосе прорезалось удивление.       Я решил занять нас обоих делом, которое, как мне показалось, её заинтересовало, и в течение следующих десяти минут Дельфи висела на столешнице, старательно выводя в небольшом блокнотике буквы и наблюдая за мной.       — В чашку добавляешь четыре столовых ложки муки, четыре — сахара, две — какао…       — А можно вместо какао шоколад?       — Можно, но тогда без шоколадной стружки, иначе получится слишком приторно, — кивнул я. — Смешиваем сухие ингредиенты, добавляем одно яйцо, — я ловко разбил его о край миски, — и вновь перемешиваем, а затем добавляем три столовые ложки молока, три — масла, и снова.       Я тщательно перемешал перед внимательным взглядом Дельфи, которая тут же всё записала в своём блокнотике со страстью студента-первокурсника.       — Наконец добавляем четверть стакана шоколадной стружки и в идеале немного ванильного экстракта или ванилина, которого у нас сейчас нет, к сожалению.       — Это очень важно?       — Вкус становится более глубоким, как и аромат, что в столь простом рецепте желательно, но вполне можно обойтись и без него. — Подхватив кружку, я поставил её в микроволновку и повернулся к Дельфи: — Ставим на три минуты на высокой мощности.       Набрав время, я нажал на кнопку, и кружка медленно закрутилась внутри под мерное гудение аппарата.       — А из чего ещё можно сделать быстрый пирожок?       Дельфи спрыгнула с высокого барного стула и подошла к микроволновке, заглядывая внутрь.       — Можно обойтись без шоколада, — я прислонился к дверце холодильника. — Можно взять два яблока или две груши — что тебе больше по вкусу — и нарезать их дольками, само собой, под присмотром... более опытного повара.       Я сощурил глаза, когда она посмотрела на подставку для ножей, но не пожелал использовать термин «взрослый», вспоминая, как сам каждые несколько лет мнил себя достаточно взрослым в её возрасте.       — В миску вбиваем два яйца, добавляем щепотку соли и шесть столовых ложек сахара, взбиваем всё венчиком, — указал я взглядом на ручное приспособление.       Дельфи же не стояла без дела: она стянула свой блокнот и продолжила быстро всё записывать, то и дело поднимая на меня блестящие глаза.       — Можно добавить корицу и на этот раз ванильный сахар, далее обязательно добавить одну чайную ложку разрыхлителя. Берём вот такой противень, — я приоткрыл один из ящиков показывая на одну из форм для выпечки — стеклянную и продолговатую, и подчеркнул: — именно такой, Дельфи: стеклянный. Далее смазываем его сливочным маслом и выкладываем фруктовые дольки, которые заливаем получившейся у нас смесью. Снова ставим в микроволновку и включаем её на пять минут на высокой мощности. Если же пирог окажется сыроват, можно добавить ещё минуту.       — А можно просто нажать на иконку пирожного? — указала она на функцию.       — Лучше устанавливать вручную, — покачал я головой.       В этот момент произошло два события сразу: микроволновка пикнула, оповещая об окончании процесса, и позади послышались шаги.       — Какая идиллия…       Драко остановился в проёме, сунув руки в карманы, и уставился на меня, будто только что увидел. На его лице застыла маска, которую я прекрасно знал: Малфой был в ярости.       — Мы приготовили кексик в чашке, — проинформировала его Дельфи.       Она открыла микроволновку и, заблаговременно натянув на руку рукавицу, ловко достала чашку, следом перенося её на стол.       — Теперь можно посыпать остатками шоколадной стружки, — указал я, и она сделала это сама. — Пусть немного остынет.       — Хорошо, — кивнула Дельфи, остановившись напротив своей чашки, будто дракон, обнаруживший сундук с сокровищами прямо перед носом.       Я понимал, что на вкус это будет обычным шоколадным бисквитом — не самым лучшим, надо заметить — и ребёнок ел куда более изысканные и вкусные десерты, но также понимал, что сейчас её радость обусловлена самим процессом и тем, что она сможет повторить это после сама. Смысл был в том, что само действо её увлекало с той же силой, как когда-то меня увлекло то, что из кучки разных продуктов можно было сотворить цельное блюдо.       Это была своего рода игра.       — Мы можем поговорить? — еле слышно спросил Драко.       — Прямо сейчас?       — Эльфи, побудешь одна? — Малфой перевёл на неё вопросительный взгляд, и девочка, снова что-то строчащая в своём блокноте, рассеянно кивнула.       Если честно, я не ожидал встретить чету Малфоев здесь и, видимо, для Тома это тоже стало неожиданностью. По крайней мере, появление Драко за спинами его родителей — тот взял перерыв (промежуточный год) и «отдыхал», катаясь по миру. Моё же появление стало для него таким же сюрпризом и, судя по выражению лица, сюрпризом довольно-таки неприятным.       Мы вышли, остановившись в коридоре, и Драко обернулся:       — Знаешь, неприятно узнавать последним, что ты и Том… — он оборвал себя на полуслове и тут же спросил гневным шёпотом: — Неужели прошлый опыт тебя ничему не научил, что ты простил его, согласился на жалкую роль любовника, да ещё и поселился здесь?       В чужих глазах заплескалось разочарование.       — Почему ты не отвечал? Я звонил тебе, когда узнал про больницу, — добавил Драко с явным упрёком в голосе.       — Я потерял телефон, а восстановить карту не мог, поэтому купил новую… Пока.       — И не соизволил мне позвонить?       — Ты вроде в Италии отрывался…       — Ты мог написать! К тому же я вернулся неделю назад, — отчеканил Малфой. — И не ожидал, что найду тебя здесь. Снова!       — Взаимно, — усмехнулся я, пытаясь выглядеть непринуждённо.       Я понятия не имел, сколько знал Малфой о нас с Томом, и до этого самого момента вообще предполагал, что наши отношения для него тайна. В отличие от Дельфи, у меня все причинно-следственные связи были нарушены из-за провалов.       — Ты объяснишь мне, что произошло? Я думал, ты живёшь своей жизнью, работаешь поваром в ресторане великого и ужасного Северуса Снейпа, а не живёшь на попечении моего дяди, да ещё и со своим дедом, который, к слову, чуть дырку во мне не просверлил, когда увидел, а потом ещё и все ноги оттоптал. Что ты ему рассказал, что он до сих пор меня не выносит?..       — Ничего. Ему хватило того, что из-за тебя я свалил к чёрту на куличики в конце курса и завалил экзамены, — напомнил я, снисходительно улыбнувшись, когда Малфой помрачнел, будто и сам забыл о досадном инциденте. — И я не живу на попечении у Тома. Мы… встречаемся.       Оставалось надеяться, что Драко не заметил паузы.       — Почему?.. Ты ведь не желал ничего о нём слышать, когда покидал город, — выдохнул он рассеянно. — И как это встречаетесь? Или он опять тебе мёда в уши налил?       Что ещё за вопрос такой: почему мы встречаемся?       Я едва сдержал смешок.       — У меня встречный вопрос: почему я должен перед тобой отчитываться? Мы, кажется, — и «кажется» в буквальном смысле, ведь я не мог понять с точностью, — остались в дружеских отношениях, когда я покидал город. А ты вновь стоишь передо мной и качаешь права, будто я тебя обманул.       — То есть мне, как твоему другу, должно быть наплевать, что ты снова пытаешься разрушить свою жизнь? — с едкой насмешливостью уточнил Малфой. — А Уизли с Грейнджер в курсе происходящего?       — Позвони и поинтересуйся, — кинул я небрежно, молясь, чтобы он не принял это как вызов, а повёлся на мой тон. — Мне нужно вернуться на кухню. Дельфи наверняка заскучала там.       — Я у тебя интересуюсь, но ты не отвечаешь, — вновь понизил он голос до шипения. — И она не нуждается в няньке, если что.       — Не понимаю, чего ты на меня взъелся? — в изумлении спросил я. — Тем более мои отношения с Томом касаются только нас двоих.       И почему ситуация казалась мне такой знакомой?       — Я пытаюсь тебя вразумить, а не переругаться!       — Нет, ты пытаешься заставить меня прислушаться к твоему мнению и поступить в соответствии с ним. Я сам как-нибудь разберусь с Томом — советчик мне без надобности.       — Ошибаешься, Гарри. Они касаются множества людей, среди которых есть его законная жена и дочь, — прозвучал до глушения громко голос Драко, и я невольно покачнулся.       Виски прострелила тупая боль, столь же быстро исчезнувшая.       — Забавно слышать, племянник, что теперь ты поборник высокой морали, — раздалось ироничное замечание со стороны, и я вздрогнул, когда заметил Тома.       Тот подошёл ко мне и обнял со спины, мягко коснувшись губами виска. Я на секунду растерялся, не понимая, нужно ли подыгрывать или что мне вообще делать в такой ситуации. И подыгрывать было несложно, когда тело само откликнулось на чужие действия — я прижался к нему под внимательным и разъедающим нас, подобно кислоте, взглядом Драко.       — Где мои родители? — сухо спросил тот.       — Люциус разводит огонь, Нарцисса поехала за лимонами, — просто ответил Том и шепнул мне на ухо: — Не хочешь отдохнуть, Гарри?       Отдохнуть где?..       Присутствие Драко было компрометирующим. Я не был уверен в своих действиях… То есть, конечно, в гостевом домике я ориентировался и на территории тоже — воспоминания об этом никуда не исчезли, — но уверенность в том, что я смогу вести себя естественно в его присуствии, таяла с каждой прошедшей секундой.       И куда делся дед, когда он был так необходим, чёрт возьми?!       — Можно уже попробовать? — из кухни показалась Дельфини с чашкой в одной руке и зажатой ложкой — в другой.       Словно почувствовав, что я собирался вырваться из совершенно несвоевременных объятий, Том сильнее притиснул меня к себе, давая понять, что если я дёрнусь, то сделаю ему больно и к тому же поведу себя странно, но для меня было странно другое: абсолютное спокойствие Тома в такой ситуации.       Дельфи же, будто не заметив ничего необычного в том, что её отец стоит в обнимку со мной — хотя чего удивляюсь после устроенной ею «проверки»? — вопросительно вскинула брови:       — Можно?       — Он тёплый? — тихо спросил я.       Она лишь кивнула.       — Тогда можно.       — А кто же будет есть мясо? — внезапно спросил Том, плавно меня отпуская, и тут же выхватил у Дельфи чашку, подняв над резко вскинувшейся вверх головой.       На лице отразилась настоящая угроза, когда она предостерегающе окликнула:       — Папа!       — Собираешься слопать эту сладкую бомбу и перебить себе аппетит?       — Отдай, — сощурилась она, воинственно выставив перед собой ложку. — Я успею снова проголодаться!       — Прости… — я запнулся, глянув на обоих и заметив, что Драко не сводит с меня пристального взгляда. — Я забыл про барбекю.       «И никогда не знал, потому что ты забыл меня предупредить!»       — А я забыл тебя предупредить, — улыбнулся Том, будто прочитав мои мысли.       Это у них что, фамильная черта?       — Дядя будет ещё два часа огонь разводить, — вспыхнула она сама, подобно яркому пламени, — и… Папа! — она потянулась за ложкой, которую Том ловко выхватил, застав её врасплох.       Дельфи широко раскрыла глаза, с явным изумлением, вспыхнувшим на щеках румянцем, наблюдая, как Риддл захватил кусочек кекса и сунул себе в рот, довольно сощурившись.       — Разве ты не помнишь, что у правителей были дегустаторы? — поинтересовался Том, отвлечённо ударив ложкой об край чашки.       — Но я не королева!       Я нахмурился:       — Думаешь, моим кексом можно отравиться?       Мы вдвоём уставились на Тома с явным недовольством, а тот, в свою очередь, посмотрел на Драко. Под всем этим показушным весельем явно скрывалось напряжение.       — Держи, — протянул он ей кружку.       — Ты слопал половину!       — Вкуснятиной нужно делиться.       — А оценки мои посмотрел? — спросила она, резко сменив тему.       — Хотел зачитать их в присутствии остальных, — шепнул он с сытой улыбкой, — разве ты не хочешь похвастаться?       Дельфи покраснела, почему-то глянув на меня, словно была смущена тем, что Том раскрыл её план, да ещё и озвучил его при всех. Громко фыркнув, она развернулась и исчезла на кухне.       — Она обиделась?       — Скорее смутилась, — произнёс Драко, подтверждая мои догадки.       Он смотрел на Тома с той же скрытой враждебностью, и я растерялся. Нет, конечно, положение оказалось сложным: я только сейчас понял весь ужас связей, в центре которых оказался.       — Может, мне стоит извиниться перед ней?       — Тебе-то за что? — цыкнул Малфой       — Идём? — предложил Том, полностью игнорируя чужое присутствие.       Мне бы такой дар.       — Пожалуй, ты прав. Голова побаливает, — слегка скривился я, но не успел сделать и шага, как Том ловко потянул меня за локоть в сторону лестницы.       — Что ж, Гарри, увидимся за обедом, — напомнил о себе Драко.       Минутку…       — Что ты делаешь? — шепнул я, когда мы оказались на ступеньках, все ещё ощущая ядовитый взгляд, упирающийся мне меж лопаток.       — Не находишь странным, — так же тихо ответил он, — что ты пойдёшь через весь сад в гостевой домик, чтобы просто отдохнуть? Где, к слову, сегодня будут ночевать Малфои.       — Отлично!.. — цыкнул я, чуть не оступившись, и Том крепче поддержал меня. — И ты, конечно, предложишь мне спать в своей спальне?       — Я тоже не ожидал гостей сегодня, — скосил он взгляд на меня. — Люциус должен был заехать вечером. Один.       — Тогда?..       — Позвонила Нарцисса, и Дельфини пригласила их на барбекю. Похвастаться оценками, — пояснил он. — Драко увязался следом, видимо, — они хорошо ладят.       Оказавшись на втором этаже, я высвободил руку и замер, мазнув взглядом по стенам в попытке воспроизвести хоть что-нибудь в своей памяти.       — Ты помнишь? — раздался его голос над ухом.       — Дом — да, а то, что здесь происходило между нами — нет, — покрылся я мурашками из-за лёгкого прикосновения к пояснице, которое тут же исчезло.       Том благоразумно отстранился.       — Здесь ведь есть гостевые комнаты... Могу я занять одну из них? — повернулся я к нему, заметив, как между бровей пролегла хмурая морщинка.       — Есть, но тебе лучше сейчас отдохнуть в моей комнате, — гнул он свою линию.       — И там нет вещей твоей жены? — насмешливо уточнил я.       — Спальня Антонины напротив, — указал Том глазами, не поддавшись на провокацию.       — И всё же… всё это слишком.       Стремительно? Странно? Поразительно? Я не ощущал себя чужаком в этом доме, на этой территории, которая хранила какое-то летнее тепло, будто скрытое ото всех (и от меня в том числе) воспоминание счастья.       — Послушай, Гарри, — привлёк он моё внимание, — возможно, всплывут какие-нибудь воспоминания...       — Если посплю в твоей кровати, а кровать там одна, я предполагаю? — уточнил я.       — По крайней мере, тебя никто не побеспокоит до самого обеда.       — А кто меня должен беспокоить в гостевой комнате? Драко?       Том не изменился в лице, лишь край губ дёрнулся вниз.       — Или моя дочь, — вполголоса сказал он.       Глянув исподлобья, я усмехнулся:       — Спальня твоей жены и её тень, Драко и его тень…        Моё показное веселье не нашло в нём отклика.       — Я развожусь в июне.       — А наши отношения с Малфоем закончились почти два года назад, — парировал я.       — Всё чаще у меня создаётся ощущение, что ты всё помнишь и мучишь меня намеренно, — шепнул он, шагнув вперёд.       — Возможно, когда всё вспомню, так и поступлю.       Повисла тишина.       Мы смотрели друг на друга, и я терялся в своих ощущениях. Правда в том, что меня самого удивляло, что с самого дня «знакомства» наши разговоры не походили на беседы едва знакомых людей: с его стороны, оно и понятно, но со мной-то что происходило всё это время?       Алехо говорил, что это абсолютно нормально, приводя в пример жертву насилия, которая само насилие не помнит, но зайдя в лифт, где оно совершилось, умирает от страха и боли — то были фантомные ощущения, как от ампутированной конечности, которой нет, но ты её чувствуешь. Так и со мной: самих воспоминаний не было, что не мешало мне испытывать всё, как если они были.       Инициатива в машине исходила от меня, и я прекрасно понимал, что, продлись путешествие дольше — мы бы целовались и десять минут, и двадцать… А главное — мне было абсолютно насрать на присутствие Майка. А сейчас я вновь ощущал, как внутри всё бунтовало, и это не поддавалось никакой логике: меня бросало из крайности в крайность.       — Ладно…       — Ладно.       Произнесли мы это одновременно, и вновь повисла неловкая тишина.       — Что «ладно»? — вскинул я брови, первым нарушая её.       — Не буду настаивать. Если ты хочешь отдохнуть в комнате для гостей, пойдём, я всё покажу, — ласково улыбнулся он.       — Нет, не пойдём, — покачал я головой, мысленно чертыхаясь (опять лыбится!) и тут же добавил: — «Ладно», посмотрим на твою спальню, я имел в виду. Может, и правда вспомню что-нибудь.       Том шагнул назад, будто только этого и ожидал. Упёршись спиной в одну из дверей и не сводя с меня нечитаемого взгляда, он завёл руку назад, медленно поворачивая ручку всё с той же улыбкой, которая с каждой секундой теряла в невинности и прибавляла в лукавости.       Я повёл плечом, стряхивая с себя оторопелость, и приблизился, смело заглянув внутрь. Обстановка тоже показалась мне знакомой, будто увиденной когда-то в очень реалистичном сне. Сделав несколько шагов, я остановился, осматриваясь: зеркало в полный рост, несколько кресел, тумбочки по обе стороны гигантской кровати и несколько стеллажей с книгами. А ещё огромная мягкая игрушка в форме повара, сидящая на одном из кресел и взирающая на меня глазами пуговками.       Я помнил её — часть подарка Рона и Гермионы, — но как она оказалась здесь?..       — Твой подарок мне на память, — заметив мой взгляд, прокомментировал он и, оставшись стоять в стороне, спросил: — Хочешь принять душ?       Было ощущение, что теперь он держит дистанцию.       — Утром в больнице принял.       Он кивнул в ответ.       — Я забыл внизу рюкзак. И по-любому мне нужно заскочить домой — собрать на первое время.       — Твой дедушка привёз чемодан, — сообщил Риддл. — Потом заберёшь его, а сейчас… — он исчез за одной из двух боковых дверей.       Чемодан?       Дед будто постепенно выселял меня из собственной квартиры. Если бы он ещё и мою зубную щётку сунул в ванную Тома, а тапочки закинул под его кровать, я бы не удивился. Хотя следовало бы: он же вроде не одобрял этих отношений. Не одобрял, а такое ощущение, что решил меня побыстрее сбагрить.       Кулаки помимо воли сжались, и я выдохнул.       Понятно, чего он быстренько сбежал от меня. И где, интересно, пристроился отдыхать, если домик занят?..       — Гарри? — громко позвал Том.       Я встрепенулся и поспешно зашёл внутрь того, что оказалось гардеробной комнатой. Он протянул мне комплект из белой футболки и чёрных спортивных штанов — или пижамных, не совсем понятно. А стоило мне принять одежду, как Том вышел и махнул рукой в сторону второй двери:       — Ванная комната — на случай если ты забыл… — он замолчал, а затем задумчиво поинтересовался: — Какой-нибудь прогресс?       — Комнату помню… смутно.       — Но не то, что в ней происходило, — заключил за меня Том.       Не нужно быть гением, чтобы понять, что же в ней такого таинственного происходило. Но или же секс был не настолько хорош, чтобы вид кровати стал своего рода шоковой терапией, или же моей памяти был необходим иной тип «возбудителя».       — У меня осталось ещё много вопросов, — напомнил я, шагнув к нему.       — Не сомневаюсь, — Риддл, напротив, будто оступился, вновь сохраняя расстояние между нами.       Я сощурился:       — Что происходит?       — А вдруг снова накинешься на меня с поцелуями? — он криво улыбнулся, дразнясь.       — Накинусь?.. — ошалело вторил я.       — Я же не железный.       — Это попытка сменить тему? — оставив сменную одежду в кресле, я попытался приблизиться к нему, но Том вновь отступил — теперь уже к двери. — Ты только что сам внизу обнимал меня!       — Мы были не одни, — мягко возразил Том.       Как раз это меня и не устраивает!       — И почему мне казалось, что такие порывы должны проявляться вдали от чужих глаз?       — На то они и порывы, Гарри. И сейчас они… крайне опасны.       — Крайне опасны? — осведомился я чуть ли не со смешком. — То есть целовать и обнимать можно только при всех, и чем больше публики, тем лучше?       Том коснулся подбородка, разглядывая меня, и потёр его, будто щетина чесалась.       — Что? — нетерпеливо спросил я.       — Хочешь перемотать всё к той части, когда мы вновь окажемся в одной постели?       Мне бы стоило возмутиться, но смущение невольно выступило почти ощутимыми пятнами на коже — какого хрена меня это сейчас смущает?       — Значит, или мы переспим, разрядив… гм, обстановку, или ты будешь шарахаться от меня? — уточнил я с явно выраженным скепсисом, которым пытался смыть краску со своего лица.       — Нет никакого «или», Гарри, — едва ли не томно улыбнулся он, отчего у меня опять заныло где-то в груди. — Я буду держать разумную дистанцию, когда мы с тобой наедине. Возможно, ты этого не ощущаешь сейчас, что отчасти здраво и помогает мне держать себя в руках, — едва слышно произнёс он, будто делая замечание про себя, — но именно из-за того, что нас друг к другу тянет, скажем так… да, очень сильно тянет, — Том усмехнулся, — летом я думал, что это простое и, главное, временное помешательство...       В смысле «временное»?..       Видимо, заметив, что я не совсем его понимаю, он пояснил:       — Приемлемое объяснение тому, почему одна лишь мысль о тебе будоражит. Я же не подросток.       Том внезапно вновь отступил, заметив мой манёвр. А мне до жути хотелось просто оказаться рядом, даже не касаясь его, а хотя бы ощущая еле заметный шлейф холодного парфюма.       — Возможно, думать в тот момент, что сексуальное влечение — это причина всему происходящему, было проще, чем понимать, что столь сильное желание — последствие, но никак не причина, — добавил он, прищурившись.       — Не понимаю, — нахмурился я.       — Думаю, в отличие от меня, для тебя летом всё было предельно ясно. И просто. Но это лишний раз подтверждало мои сомнения и толкало к мысли о том, что это всё проходящее, Гарри. Захотелось парню острых ощущений — с кем не бывает? Ты был напорист, но мне, признаюсь, сложно было понять, что это: временный каприз или же что-то серьёзное, — он едва заметно пожал плечами. — Может, думать так спасало меня от осознания, что за какой-то месяц моя жизнь перевернулась с ног на голову, а значит, все мои планы полетели к чёрту. Перемены всегда пугают. Пойми я тогда, насколько всё серьёзно, попробовал бы избежать той ситуации, в которой мы оказались, — Том понизил голос, и я сглотнул, когда он опустил взгляд, а затем вновь посмотрел на меня. — Но может, так было нужно? Зато теперь мы словно поменялись местами: теперь, когда я ясно понимаю, что чувствую к тебе, по иронии судьбы ты, напротив, растерян.       — Я не растерян, — тихо возразил я.       Ага, только пять минут назад не знал, что мне делать: то ли подыгрывать, то ли бежать, то ли слиться со стенкой.       — В любом случае, — чужие губы дрогнули в усмешке, — я-то всё понимаю, а вот моё тело тоже живёт своей жизнью, Гарри. И девять месяцев… воздержания лишь усугубляют ситуацию. Хотелось бы, чтобы ты помнил всё в деталях, что я тебе сейчас сказал. И когда вспомнишь прочее, возможно захочешь вновь сбежать или начать меня игнорировать, имел это в виду, — сипло заключил он.       В горле пересохло, и я вновь сглотнул. Казалось, это было слишком громко: как удар молота о наковальню. Внутри всё ворочалось от непонятного нетерпения, которое заставило меня вновь сделать шаг вперёд. На этот раз Том не сдвинулся, но и я не стал подходить вплотную, когда тихо уточнил:       — Воздержания?.. — покачнувшись на месте, я нервно спрятал вспотевшие ладони в задние карманы джинсов. — А как же Нотт?       — Что ж, ответь мне на вопрос: тебе было хорошо с Голдштейном? — теперь он сам шагнул мне навстречу.       Вот тебе и воздержание… И что это за тип такой тогда, блядь? Избирательный?       — Я уже ответил тебе тогда.       Помрачнев, я теперь желал только одного: чтобы он сам отступал, пока не покинет чёртову спальню.       — Ты не ответил, а просто промолчал.       — А ты ушёл, поняв моё молчание по-своему.       — Я ушёл, потому что разочаровался.       — Потому что разочаровался в ком? Во мне? — Усмехнувшись, я в неверии вскинул брови: — Что за несправедливость и лицемерие!.. Ещё скажи, что в брачную ночь ты спрятался от своей жены! И сколько раз ты переспал с Ноттом, а?       — Ни разу после своего возвращения, — процедил Том.       Мы замолчали одновременно, уставившись волком друг на друга, и внезапное озарение меня буквально пронзило, заставив на мгновение растеряться.       — Ах вот оно что-о… — певуче протянул я. — Тебя задело то, что я, наверное, снова повстречавшись с тобой, всё же сделал это, в то время как ты начал хранить целибат в предвкушении моей задницы и кинул Нотта, словно использованный носовой платок, — моя усмешка переросла в издевательский смешок, и Том поджал губы. — А насчёт твоего вопроса, сказать с уверенностью не могу: я был пьян, хотел его, и эйфория туманила мой разум. Придётся сделать это на трезвую голову, чтобы узнать точно, каково оно. Тогда я смогу тебе ответить.       Мои ожидания не оправдались. Том не разозлился в ответ, напротив, он внезапно отступил и совершенно спокойно, даже, можно сказать, отчуждённо ответил:       — Как знаешь, Гарри. Чуть ранее ты сказал: «Спальня твоей жены и её тень, Драко и его тень…» Если ты собираешься жениться, чтобы сделать мне больно и чтобы «правосудие» восторжествовало, то не советую тебе так поступать.       Не советует?..       Ярость внутри всколыхнулась с новой силой, сметая на своём пути все предупредительные знаки, выставляемые на обозрение здравым рассудком. Я понимал, что мы препираемся из-за прошлого (которое я ещё и не помню к тому же), и, как показывает опыт, нет ничего более бессмысленного, чем это, но я никак не мог сладить с самим собой. Имя Алана Нотта сейчас не просто раздражало, оно действовало на меня, как красная тряпка на быка. И теперь у меня были все основания так реагировать.       — Не советуешь? — вопросительно повторил я, сощурившись. — Может, ещё прикажешь мне? Хочу напомнить, что я совершенно свободен и волен делать что хочу: наши отношения, скорее всего, закончатся, когда ситуация разрешится. Ты сам говорил, что будешь уважать мой выбор, разве не так?       Том поднял взгляд, и моя злость тотчас сменилась привкусом сожаления на губах. Ожидая столько же в ответ, я получил лишь тоску, которая буквально воплотилось видимой маской на чужом лице и тут же исчезла, оставляя после себя нечитаемое выражение отстранённости от всего происходящего.       — Всё верно, — будто эхом отозвался он, не отводя взгляда от какой-то невидимой точки у меня за спиной, и продолжил монотонно и словно скучающе: — Мне больше нечего скрывать, Гарри. Я встретился с Ноттом на конференции в Бад-Кройцнах. Не могу сказать, что это была случайность. Я знал, что там будет или он, или Регина. Она оторвала от сердца личного помощника и отправила вести переговоры с другой винодельней, чтобы объединиться и впустить новый приток Ледяного вина в страну. Меня это не слишком волновало: Eiswein редок, его не может быть чересчур «много». Всё, в конце концов, зависит от качества конечного продукта и успеха маркетинговой кампании. Мне было спокойно в Германии: слишком много дел, требующих моего внимания, слишком много людей, требующих того же, чтобы остановиться хоть на минутку и подумать... В начале ноября я намеревался вернуться домой, но стал откладывать дату, — Том понизил голос и потёр веки. — В то время Дельфини должна была переехать ко мне и даже Трис вроде как успокоилась, когда получила роль в театральной постановке. И я вернулся вместе с Антониной, чтобы сбежать через неделю обратно.        И что это? Минутка истины?       — Откровенно говоря, — отнял руку от лица Том, — мне было хреново в собственном доме. То, к чему я стремился всё это время, внезапно оказалось недостаточным и каким-то неполноценным. Я был женат на женщине, которая стала мне не только женой, но и всегда была хорошим другом, с которой я планировал провести оставшуюся жизнь в относительном спокойствии, моя дочь вернулась домой, и теперь не было никакого расписания встреч — я мог увидеть её в любую минуту… Однако всё это было, хм, не так, не тем, не знаю, как тебе объяснить это, — он задумался на мгновение. — Мне казалось будто цель ещё не достигнута и мне всё ещё не хватает половины себя, и всё вокруг, — он едва заметно обвёл взглядом комнату, — кричит об этом… Да, это стало неприятным сюрпризом для меня. За день до отлёта Дельфини спросила, заболел ли я или, может, не рад тому, что она живёт со мной, — он криво усмехнулся. — Я выдумал сказку, хотя осознавал, что она научилась прекрасно читать между строк и молчит лишь потому, что всё понимает. Всё это оказалось подобно снежному кому. Я вернулся в Германию в одиночестве, решив остаться там ещё на месяц, словно оттягивая неизбежное, и именно тогда встретил Алана. Отрицать не буду, я был рад видеть его снова и был рад вновь проводить с ним время за разговором — это меня отвлекало. И в какой-то момент я подумал, что, возможно, смогу если и не забыть тебя, то немного забыться, а стоит забыться, то меня немного отпустит — весьма банально. Если ты думаешь, что я сразу потащил Алана в постель, то это не так, — будто хлестнул он меня этой фразой. — И результат был весьма ожидаемым.       Мне захотелось его заткнуть, но внутренний Гарри будто испытывал какое-то болезненное удовольствие, слушая Риддла.       — Каким? — спросил я на выдохе.       — Возбуждение, оргазм и пустота, — изрёк он, не отводя от меня напряжённого взгляда. — Когда он повернулся, иллюзия рассеялась. Удивительно, с одной стороны, и предсказуемо — с другой. Нет, я не хотел заменять одно другим: клин клином невозможно вышибить — это я понял ещё давно. Уверен, что Драко тебе в деталях расписал мои летние увлечения, чего ты, само собой, не помнишь, — несколько рассеянно заметил он, переведя взгляд куда-то в сторону. — Все они разительно отличались от Нотта: голубоглазые или сероглазые блондины с взбалмошным характером. Именно это бесило Драко: он считал, что я сплю с ними, потому что подсознательно хочу переспать с ним, но отказываю себе в удовольствии, и, конечно же, он радикально отрицал то, что я всегда буду воспринимать его как мелюзгу, вечно срыгивающую на меня яблочным пюре, — Том вновь криво усмехнулся, нервно коснувшись волос. — Я же попросту желал освободиться от иллюзий. Довольно-таки иронично, что поддался я им именно с ним в постели.       — И как, помогло? — не сдержал я едкого вопроса.       Мне хотелось придушить Нотта, но и одновременно... О да, мне было жаль его.       — Мы переспали три раза в какой-то отчаянной попытке воскресить то, чего давно уже нет, — спокойно изрёк он, выдержав мой взгляд. — Легче всего было к утру, когда он спал спиной ко мне и я видел тёмные завитки волос на затылке, спросонья принимая его за тебя. В четвёртый раз я воспользовался усталостью в качестве отговорки и лёг спать. Он понял, что происходит, — Том потёр переносицу, — и буквально поселился в моём номере. Мы стали просто спать в одной постели, ничего больше. Что за интерес ко всему этому был у него, я не знаю, но чувства явно остались в прошлом для обоих. Возможно, он проверял себя, может быть, искал примирения не только с собой, но и со мной… В тот месяц мы жили скорее как друзья, чем как любовники. Когда я уезжал, он попросил взять с собой два чемодана со своими вещами. У авиакомпании был лимит: до девяти дополнительных мест багажа. У него же набралось к тому моменту одиннадцать чемоданов. Я привёз его вещи в номер отеля, чтобы ему проще было их забрать потом. Алан вернулся внезапно. По его словам, немцы неохотно шли на требования Регины. И в тот же вечер ему зачем-то срочно понадобились вещи. Ты не помнишь, но видел, — Риддл вперил в меня взгляд, — иначе бы не пошёл следом, как мы отошли поговорить и, наверное, со стороны казалось, что мы ссоримся. Как по мне, менее подходящего момента было не найти. Но там были часы с кукушкой для его сестры, и Jägermeister — для отца, — Том покачал головой с усмешкой.       А я понял, что он делает это для меня. Рассказывает всё в деталях, словно сидит на допросе, на котором я — следователь.       — На следующий день у них был день рождения, о чём я своевременно забыл. Он же, боясь, что багаж потеряют, решил отправить подарки со мной заранее. А затем ты оказался в лифте, последовав за нами и, скорее всего, планируя прислониться ухом к двери моего номера или заглянуть под щёлочку. Уже там ты проигрывал какую-нибудь мысленную картину дикого секса между нами — у тебя всё на лице было написано. Я не хотел, чтобы ты последовал на этаж, дождался в коридоре, увидел нас с чемоданами, получил видимое подтверждение своим домыслам и придумал себе невесть что, а затем сбежал куда-нибудь — это только усложнило бы последующий разговор. Мы спустились на парковку и около десяти минут пытались запихать два чемодана в машину, где их уже было десять — он приехал сюда прямо из аэропорта. В конце концов, он достал подарки, а остальное мы оставили в комнате хранения багажа. Алан заказал доставку с курьером, а я прошёл через пост охраны, попросив скинуть мне съёмку с камер видеонаблюдения, чтобы показать тебе, если ты будешь сомневаться в каждом моём слове, и так же нашёл тебя. Однако ты попытался вновь сбежать, а я совершенно по-ребячески вспылил, когда ты назвал Голдштейна своей новой любовью, хоть и понимал, что сказано это было мне назло. Я не собирался ничего скрывать и хотел рассказать всё как есть, если ты согласишься меня выслушать. Разумеется, в более приватной обстановке, — Том вдруг отступил к двери. — Это ответ на твой второй вопрос: всё о наших возобновлённых с Аланом отношениях. В деталях. А ответ на первый: свою брачную ночь я провёл за столь обыденным занятием, как глубокий сон. Я прекрасно понимаю, что сам во всём виноват и что всё это может звучать, как оправдание: я сам себе вырыл могилу и сам же закопал себя в ней, поэтому не имею право давить на жалость — тебе тоже пришлось несладко. Сделанного не воротишь. Урон уже был нанесён... Но мы всё равно сейчас здесь.       Том замолчал на мгновение, окинув комнату рассеянным взглядом, прежде чем снова сфокусироваться на мне. Я не смог выдавить и слова, протолкнув возникший на ровном месте ком в горле, в то время как он, прочистив горло, продолжил:       — Ты, кажется, упрекаешь меня в том, что мне оказался небезразличен факт твоей проведённой ночи с Энтони и пользуешься Аланом и моей женой, будто щитом… Мне должно быть всё равно? Я должен был радоваться? Будто из-за моих поступков я должен был перестать испытывать и ревность, и разочарование, и предполагаемую тобой обиду, словно ты считаешь, что ответом на одно действие должно быть другое такое же: око за око, зуб за зуб. Я понимаю твою досаду, Гарри, и понимаю, что этим, возможно, ты будешь попрекать меня всегда, — понизил он голос. — Да, ты прав, а также ты прав в другом: ты волен делать что хочешь со своей жизнью. Можешь прямо сейчас оборвать наши отношения и переждать в гостевом домике — я всё равно тебе помогу, — после можешь жениться, а можешь в отместку переспать ещё два раза с Голдштейном… Но информировать меня об этом не стоит. — Он помедлил и заключил, открывая дверь: — В какой-то момент мне показалось, что твоя потеря памяти — это дар, потому что у нас есть два варианта: выяснить всё и отпустить прошлое или же отпустить друг друга.        Я ощутил, как сердце пропускает удар.       — Твоя одежда висит на стуле, обувь под стулом. Гости уже вернулись с прибавлением: если не хочешь столкнуться с миссис Малфой, — перед глазами мелькает чужая насмешливая улыбка, — когда проснёшься, можешь воспользоваться ведущей с балкона лестницей.       Риддл указывает в сторону ванной комнаты и, подобрав с тумбочки мобильный телефон, по пути прячет его в карман. А в следующую секунду, вместо того чтобы сказать: «До встречи» или «Пока», или просто пожелать хорошего дня, я говорю:       — Я люблю тебя, — и выдыхаю, вцепившись пальцами в ткань постельного белья.       Том застывает около полуоткрытой двери. Его рука покоится на ручке, а вторая — так и остаётся в кармане брюк, когда он бегло оглядывается на меня.       Моргнув, я встретился с ним взглядом: он точно так же оглянулся на меня, застыв на пороге. Ощутив внутреннюю дрожь, я невольно шагнул вперёд в желании дёрнуть его за руку и сказать, что я вот такой вот дебил; сказать, что всё правильно, что нам нужно выговориться; сказать, что дед прав: я упрямый, как осёл, и чаще говорю, не подумав, да и действую тоже; что не собираюсь я ни на ком жениться и ни с кем спать ни в отместку, ни просто так; что я просто так же банально ревную, а ревную я всегда громко. Не могу просто мысленно кривиться, как некоторые, взглядом испепелять и намёками кидаться — да всё что угодно, лишь бы стереть эту горечь с чужого лица.       Указав в сторону, Том лишь добавил:       — Последняя комната справа — свободна, если не захочешь оставаться здесь, — и в следующую секунду вышел.       Дверь тихо прикрылась за ним, оставляя меня в оглушающей тишине.