Eiswein

I could love you with my eyes closed Kiss you with a blindfold Figure you out (figure you out, yeah) I might hold you with my hands tied Show you I'm the right guy To figure you out VOILÀ — Figure You Out

      Напряжение — это когда находишься за столом в совершенно непонятной компании и по возрасту, и по личным отношениям: супружеская пара Малфоев, их сын, который приходится мне бывшим парнем и одновременно племянником моему нынешнему «бойфренду», восьмилетняя дочь Тома, поглядывающая с интересом то на меня, то на Драко, то на своего отца, и мой дед — тот вообще будто мимо проходил и решил на огонёк заскочить. Насколько тесен оказался этот мир, что Альбус себя вёл так не потому, что совести у него нет и чувствует он себя везде как дома, а потому, блядь, что знаком с Люциусом и с Томом лично — о чём очень своевременно забыл упомянуть! Он, оказывается, преподавал Тому на первом курсе «Методы поиска и использования информации» и «Политика и коммуникация» — на пятом. Нет, я, конечно, знал, что, оставив журналистику, дед вновь вернулся в университет, но я был слишком мелким, чтобы интересоваться этим, а после он ушёл на пенсию… Понятное дело, что через него прошли сотни студентов и что, возможно, он даже не сразу вспомнил Тома, поэтому и не сказал мне в больнице: «А знаешь, мы знакомы. Я ему когда-то преподавал…» Но нет, ничего Альбус не сказал, делая вид, что и сам познакомился с Риддлом недавно.       Он всегда был таким: если для меня что-то было далеко не очевидным, Альбус не утруждал себя лишними пояснениями. Я всегда должен был додуматься сам и предложить ему годную теорию, которую он бы подтвердил или раскритиковал в пух и прах. «Это заставляет тебя развивать дедуктивные навыки и эмпатию, Гарри», — говорил он мне, сдержанно улыбаясь. «Нашёл себе ручного детектива», — ворчал Гел и, когда мы оставались одни, рассказывал то, о чём Альбус умолчал. Но теперь Геллерта не было, чтобы стать вторым голосом, заполняющим пробелы, оставленные дедом.       И, видимо, с Томом они были в этом похожи. Прояснилось, почему тот сразу всё выложил Альбусу, как на духу, а вот чего мне не сказал тоже: «Эй, Гарри, а я давно знаю твоего деда…» — вот это совсем непонятно. Поэтому плюсом к странным связям добавились новоявленные отношения и то, что, получается, я стажировался у бывшего студента своего деда, а теперь и «встречаюсь» с ним. Поэтому напряжение — это также, когда сидишь и ожидаешь, что в любой момент сюда зайдёт Антонина Долохова под ручку с Тони и представит его своим сыном, а за ней прошествует Беллатриса в обнимку… с моим крёстным, к примеру, и скажет, что она его двоюродная сестра. Фантазию закоротило бы на этом моменте, и можно было бы смело спрашивать, где находится скрытая камера.       И я чуть не забыл: напряжённая ситуация — это ещё и та, когда застрял меж эманациями чужого раздражения, и раздражения, тщательно скрытого ото всех, но всё ещё ощутимого для того, кто стал ему причиной. То есть меня.       После того как Том покинул комнату, я не стал никуда ходить. Просто сел, посидел немного, помедитировал, пытаясь прийти в себя и переварить всё сказанное им, а потом переоделся и забрался на кровать, словно она была моей — наглости мне не занимать (наверное, это семейное). Постель явно перестелили утром, но, видимо, использованный кондиционер для белья был весьма специфичным, потому что нотки древесины и бергамота вплелись в аромат самого Тома, которым накрыло меня в машине. Я явственно ощущал его, и, когда повернулся набок, создалось ощущение, что Риддл дремлет у меня за спиной — очередное дежавю. В поле зрения оказалась мягкая игрушка, и мы долгие пять минут сверлили другу друга взглядом — жаль, что такие не идут в комплекте со скрытой камерой. Будучи честным с самим собой, я был бы не против подглядеть за Риддлом. Хоть это казалось каким-то извращением, но извращением интуитивно правильным.       И не то чтобы я не думал обо всём, что он мне рассказал, изнурительно ебя свой мозг, но некое ощущение, что выбора-то, по сути, и нет, дарило безмятежность. Отпустить друг друга внезапно показалось какой-то чудовищной ошибкой, которую мой разум несколько раз подчеркнул и обвёл красным, а затем и вовсе стёр, оставляя один-единственный вариант. А вместе с ним и ясность. Может быть, я и не помнил многого, но прекращать эти отношения нечто во мне явно не желало. Мне хотелось хотя бы попытаться узнать Тома заново и хотелось, чтобы он больше не смотрел на меня так: с затаённым разочарованием, словно я помог ему в чём-то убедиться.       Не стоило рубить с плеча. Не стоило идти на поводу у своей импульсивности и бежать впереди паровоза.       Я повторял это, как мантру.       Вопреки смятению и тяжёлым мыслям, я так глубоко ушёл в себя, что не понял, в какой момент моих мысленных блужданий и вовсе отключился, крепко заснув. А вот пробуждение превратилось в нечто странное: мне было спокойно и уютно, а запах Тома окутывал с ног до головы — я будто тонул в нём. Потёршись щекой о мягкость подушки, я ощутил, как меня обняли со спины, и невольно улыбнулся, зажмурившись, когда яркий солнечный свет ударил прямо по глазам.       — А Premios Baco? — с улыбкой интересуюсь я.       Хмыкнув, он неотвратимо-медленно накрывает мой рот своим, и мне становится чертовски хорошо. Порывисто отвечая, я улыбаюсь сквозь поцелуй, как последний дурачок. А он беспощадно сминает мои губы, придерживая лицо, и скользит языком во рту, углубляя ласку. Тело тотчас пробирает дрожь, а томящаяся нега постепенно начинает бурлить, угрожая переродиться острым вожделением.       — С добрым утром, Гарри, — разрывая поцелуй, изрекает он и напоследок кратко касается моей нижней губы, прежде чем окончательно отстраниться.       — С добрым утром, Том, — прошептал я, сам прекращая поцелуй, и открыл глаза.       Лишь для того чтобы тут же окаменеть, увидев под собой раскрасневшееся лицо Малфоя.       — Гарри… — одними губами сказал он.       Я ощутил стояк, упёршийся мне в бедро, и сладкий запах чужого одеколона, прорвавшийся сквозь завесу пряного аромата древесины.       Сон как рукой сняло.       — Какого хрена ты творишь?! — прошипел я, резко приподнявшись на локтях, но скатиться не успел.       Словно предвидев мои дальнейшие действия, Драко вцепился в меня и скрестил ноги за поясницей, крепко прижав к телу.       — Ты поцеловал меня, Поттер, — протянул он, облизав блестящие от слюны губы, — как не целовал уже давно…       — А тебя ничего не смущает? — рыкнул я, попытавшись подняться.       Драко — коала недоделанная! — снова утащил меня вниз, сипло застонав, когда мы столкнулись.       Или в нём силищи прибавилось, или это я растерял форму после двухнедельного пребывания на больничной койке.       — Отцепись, блядь! — Схватив чужие запястья, я отцепил их от себя и прижал к подушке, просящим тоном попытавшись его вразумить: — Прекрати себя так вести, пожалеешь ведь потом…       Однако на меня уставились совершенно шальные глаза, подёрнутые возбуждением и непробиваемой наглостью.       — Меня всегда заводило, когда ты меня так называл, — почти промурлыкал Малфой и настырно потянулся к моим губам, а я сделал вот совершенно дебильную вещь: подался вперёд, отчего поцелуй смазался куда-то в район шеи и мои бёдра, скользя, проехались по чужим.       Малфой глухо застонал:       — У меня ведь и не получается ни с кем, как с тобой…       — Это не мои проблемы, — процедил я и был вынужден отпустить его запястья, чтобы попытаться высвободится из захвата.       — Чувствую я, насколько это не твои проблемы, — насмешливо фыркнул Драко и призывно потёрся о мои бёдра.       Дурак он и есть дурак.       — В последний раз тебя предупреждаю…       — О, знаком я с твоими предупреждениями, — засмеялся Малфой. — У нас так всегда… Как ты называл это: разрушительная динамика отношений. Я подыграл, оставшись «друзьями», дал тебе время и пространство, даже уехал, чтобы ты отпустил обиду до конца, позволил даже завести интрижку с моим дядей… Но прекрати эти метания, Поттер. Ты не расстался со мной, ты просто от меня сбежал и до сих пор бежишь, потому что боишься своих чувств. Просто надо признать, что мы по-другому с тобой не можем и нам хорошо именно так.       Вот это самомнение.       Я даже хохотнул от осознания всей абсурдности сего заявления, впадая в некое подобие ступора, и тут же лёгкая жалящая боль под кадыком заставила впасть в очередной ступор. Не хотелось, конечно, вывозить всё на физическом насилии, но тот так и напрашивался на роскошный фингал под глазом.       Но ещё больше меня ввело в ступор услышанное за спиной:       — Бежит, значит?       Насмешливое и едкое оно вновь кинуло меня в объятья Малфоя — эффект неожиданности, чтоб его.       За всей этой вознёй я не услышал ни шагов, ни, разумеется, открывающейся двери, которую я, само собой, не стал закрывать. У меня даже в мыслях не было, что Малфой может заползти в спальню Тома — и зря! — и тем более что этот остолоп заберётся в постель — опасения Тома теперь выглядели по-другому. Да и смешно было закрываться от самого хозяина этой спальни: возможно, я втайне лелеял надежду, что он сам поднимется.       Вот и поднялся… Чтоб его! Драко, то есть...       — Ну ты и сука, Малфой, — прошептал я одними губами.       Тот блаженно улыбнулся и ослабил хватку, и я буквально свалился набок и тут же сел, уставившись на Тома.       Говорить «это не то, что ты подумал», наверное, выглядело нелепо в подобной ситуации. Малфой был весь вспотевший и красный, а стояк, проследовавший из сна, характерно указывал и на мою готовность, вместе с наливающимся на шее засосом, на котором Том остановил свой взгляд. Дёргать свалившееся вбок одеяло на себя я не стал: не стоило ухудшать и без того ужасную ситуацию.       — Я пришёл позвать тебя к столу, Гарри. Тебе надо поесть и принять лекарства, — почти равнодушно изрёк он. — Если ты не имеешь до сих пор понятия о приличиях, — следом сдержанно изрёк Том, явно обращаясь к Малфою, но почему-то смотря на меня, — тебе здесь не место. Это последний раз, когда ты переступаешь порог моего дома, Драко.       Тот резко сел и, широко распахнув глаза, возмущённо воскликнул:       — Ну уж нет!       Том не стал вступать с ним в спор, лишь развернулся и ушёл, прикрывая за собой дверь, как сделал это пару часов тому назад.       Я не успел с ним поговорить, да и не знал, как объяснить щекотливую ситуацию, чтоб не превратиться в одно сплошное клише, а он, будто зная о моих намерениях, не отходил от дочери, показывая, что говорить со мной сейчас не намерен. За столом же он вёл себя образцово и вежливо, но от этой показной любезности мне становилось только хуже. Том даже сел не рядом со мной, а напротив — вместе с Дельфи, делая вид, что уступает место Альбусу. Однако я понимал, что причина подобного размещения была иной: Том злился, но показывать это отказывался, как и отказывался колоть меня намёками или капать ядом на стол. Роль, которую удачно взвалил на себя Малфой, постоянно задавая каверзные вопросы, и, видимо, только присутствие ребёнка останавливало его, в ином случае вопросы из каверзных перешли бы в категорию неприличных.       Но Дельфи вскоре покинула стол. Она хоть и была любопытна не по годам и даже участвовала в беседе, но явно не интересовалась «нудной» темой влияния политической обстановки на цены, в которую вскоре углубились Том, Малфой-старший и мой дед, и заинтересовалась больше подкидыванием всякой всячины в мангал, а затем и подкармливанием золотых рыбок в небольшом искусственном пруду, который я сам заметил лишь сегодня.       В моём переменно забытом августе мне помнилось, что с Драко мы построили простые отношения: когда двое любовников, которые изначально никогда не были друзьями, узнают друг друга в этом качестве и постепенно между ними устанавливаются чудные отношения, близкие к приятельским. Было ли это и правда «ожиданием» с его стороны (что, приняв его в качестве друга, я смогу оставить позади наше прошлое и тогда появится шанс), без понятия. Я не считал, что мне нужно было писать об этом именно так или говорить о том, что между нами всё кончено: это было ясно и без слов. По крайней мере, для меня. Конечно, существовала возможность, что я боялся закончить разговор как обычно; боялся, что всё начнётся вновь — трудно было понять, чего именно я тогда боялся. Тем не менее несокрушимая самоуверенность Малфоя, по всей видимости, позволяла ему думать, что только он имеет право разрывать отношения, а в ином случае это не считается. Но, скажи я ему или напиши, он бы всё равно отказался, и мы бы зависли в ситуации «развода» без обоюдного согласия.       — …Как вы считаете, мистер Дамблдор? Вы единственный здесь, кто может меня понять, — раздался голос Драко, и я вернулся на землю.       — Понять? — хмыкнул дед. — Как гей гея?       — Именно, — спокойно пояснил тот.       Промелькнувшие насмешливое выражение на лице Альбуса я интерпретировал как «какая каша в голове у этого пацана», а пацан, тем временем, поддев оливку вилкой, покачал ею из стороны в сторону и заметил:       — Мои родители давно смирились с моей сексуальной ориентацией…       — Куда сложнее смириться с твоим характером, — спокойно заметил Люциус, разрезая свой стейк.       — …так что не стесняйте себя в мыслях и словах.       Стеснение и мой дед?.. Спасибо, блин, что дал разрешение.       Я еле слышно фыркнул.       — Ты не согласен со мной, Гарри? — Драко перевёл на меня требовательный взгляд.       — Прости, не расслышал.       — Ты не согласен с тем, — он сузил глаза, раздражённый тем, что я не слушал его, — что бисексуалы редко формируют однополые пары: они чаще всего скрывают свою ориентацию от близких людей, считают это простым увлечением и заканчивают, живя более социально принятой гетеросексуальной жизнью.       Альбус лишь чуть приподнял брови, слегка отклонившись назад и будто взирая на Малфоя-младшего сверху вниз.       — Разве для вас не предпочтительнее, чтобы Гарри женился на девушке, Альбус, раз для него это возможно?       — Предпочтительнее, — изрёк дед.       Я хмыкнул — что-что, а это я знал всегда.       — Но не потому, что это возможно или невозможно, — продолжил он, — а потому, что, если моего ребёнка обидит какой-то нахалюга, боюсь переступить через все социально принятые нормы и закончить в обезьяннике. А для моих лет это уже довольно-таки экстремальное развлечение.       Драко даже в лице не изменился, словно не поняв намёка.       — То есть, по-вашему, женщина не способна обмануть и обидеть — эдакое невинное создание — и только мы, мужчины, козлы? — уточнил он.       — Альбус имеет в виду, что не поднимет руку на даму, — пояснил Малфой-старший, сдерживая откровенную насмешку в голосе.       — А Тома с лестницы спущу, — подтвердил дед, скрестив руки на груди, но Риддл даже ухом не повёл. — Сколько бы Гарри ни было лет, он останется для меня ребёнком, и, полагаю, кроме вас двоих, остальные могут понять меня, как родителя.       — Разумеется, — согласилась с ним миссис Малфой.       — Мама! — возмутился Драко, словно собирался отрицать свой статус «ребёнка». — Это какой-то синдром курицы-наседки.       — Отнюдь, — возразил Люциус. — Ярость на обидчика обусловлена инстинктом защищать своё потомство, вот и всё.       — Как примитивно, — проворчал тот. — Вообще-то обидчик не должен иметь пола, иначе это какая-то дискриминация.       — Поэтому я и уточнил: вопреки социально принятым нормам. Махать кулаками — само по себе неподобающее занятие, — явно забавляясь, пояснил дед.       Драко нахохлился, на мгновение уткнувшись в собственную тарелку и наконец-то проглотив замученную оливку.       — И всё же статистику невозможно обмануть. Бисексуалы гораздо чаще вступают в брак… Треть, — уточнил он, будто просматривал эту самую статистику недавно, — и, внимание, — поднял Драко палец, — только девять процентов имеют однополых партнёров.       — Ты сам сказал, — усмехнулся Том, — девять процентов. Я предпочту отнести себя к меньшинству, — и он посмотрел на меня долгим и каким-то расплавленным взглядом.       — Сказал дважды женатый на женщинах бисексуал, — парировал Драко.       — Как мне кажется, — вмешалась Нарцисса, кинув строгий взгляд в сторону своего сына, — дело в самом окружении. Люди с нетрадиционной ориентацией составляют нынче солидную, но всё же в соизмерении небольшую долю от общей численности взрослого населения, Драко.       — Поэтому симпатия к противоположному полу возникнет с большей вероятностью, — заключил Том, мазнув по Малфою едва ли не скучающим взглядом.       — И с большей вероятностью ею и закончится, — хмыкнул Драко, уставившись на меня исподлобья.       — Это предустановка, — пожал плечами Альбус.       — Вот именно!       Дед вздохнул и пояснил, словно имея перед собой очередного засыпающего на паре студента:       — Вместе с установкой «не влюбляться в натуралов», ибо это проигрышный вариант, встречается и другая: «не встречаться с бисексуалами». Так как существует расхожее мнение, которое ты только что озвучил, что это непродолжительные отношения, которые закончатся разрывом. Из-за женщины в нашем случае.       Драко выглядел удивлённым.       — Альбус имеет в виду, что это стереотип, — заключил Люциус.       — Спасибо, папа, понял я, — снисходительно протянул он. — И всё же считаю, что это личный выбор, а не отсутствие такового из-за нехватки: легко найти однополого любовника или даже нескольких для непродолжительных отношений, но сложно для иных целей? Сомнительный аргумент, — Малфой уставился на Риддла.       Тот осушил бокал вина, и я невольно подсчитал — это был уже шестой.       — Ты пытаешься подтвердить статистику, используя меня? — уточнил Том.       — Ага. Ты, дядя, наглядный тому пример, — осклабился Драко и уже без всякого стеснения добавил, покосившись на Альбуса: — Используешь одну сторону своей ориентации для удовлетворения сексуальных потребностей, а вторую — для подтверждения статуса в обществе.       — Для подтверждения статуса в обществе, — задумчиво вторил Том, приподнявшись и наполняя бокалы.       — Успешного бизнесмена и примерного семьянина, — фыркнул Драко.       Том рассмеялся в ответ, покачав головой, будто услышал несусветную глупость.       Люциус кашлянул, явно пытаясь сдержать смех:       — Боюсь, после скандала, устроенного твоей тётей, ничто не сможет сделать из Тома примерного не то чтобы семьянина, а просто гражданина.       — Как там было, Люц? — Том склонился, опираясь на здоровую руку, все ещё смеясь.       — Очевидцы утверждают, — провозгласил тот, — что в поместье творились разные извращения. Том Риддл, по их словам, наряжался в леопарда и гнался за юными девушками, играя в охотника и жертву», — рассмеялся он.       Я сразу понял, что речь идёт о какой-то вырезке из жёлтой прессы времён его развода, но я не читал все статьи — одну-то еле осилил.       — Что это? — нахмурился Драко.       — У твоей тёти богатое воображение, — пояснила Нарцисса.       — Ну почему же воображение, тому были фотографические подтверждения, — улыбался Том.       Теперь уже удивился я.       — Тебя в леопардовом костюме?       — Я там юный второкурсник, — ответил он, и, наконец, я не ощутил исходящего от него раздражения. — Франсхук — один из центров южноафриканского виноделия, и там находится семейная винодельня «Leopard’s Leap», которую мы посетили, когда остановились в городе.       — Среди прочих, — кивнул Люциус со смешком.       — И я проиграл спор. Они откуда-то добыли леопардовые штаны и майку…       — Откуда-то? И не штаны, а легинсы. Я с трудом отыскала в местном бутике подобные богатства, и скажи спасибо, что нашла угги твоего размера, — притворно возмутилась Нарцисса.       — Угги, летом, спасибо, — поклонился Том.       — И за хвост тоже поблагодари.       — Хвост?.. — на лице Драко застыла странная смесь эмоций.       — Отрезали от кошачьей удочки, — Том скривился, а миссис Малфой добавила:       — А затем прикрепили скрепкой.       — И что ты в таком виде… делал? — я уставился на Риддла, еле сдерживая смех.       — Убегал от полицейских, — отозвался тот. — Мы вышли на прогулку, и я должен был дойти до определённой точки, а потом переодеться.       — Но лонгслив разошёлся сбоку, — рассмеялась Нарцисса, переводя взгляд с Драко на меня, — и прямо перед нами остановилась полицейская машина.       — Сначала они не могли понять, что происходит, а Том уже побежал, — перехватил роль рассказчика мистер Малфой. — А когда полицейские стали выходить из машины, мы рванули за ним. Нас, конечно, поймали…       — И? — Драко подался вперёд.       — И ничего, посмеялись вместе и выписали штраф.       — Но такое нельзя было не запечатлеть, — пожала плечами Нарцисса.       Дед улыбался, словно сам участвовал в этом перформансе.       — А у тебя остались ещё фото? — спросил я с надеждой.       — Остались, — сощурился он, улыбаясь криво. — Хочешь посмотреть, как я сбегаю, — выделил Том это слово, впервые за это время кидаясь намёком, — от полиции?       Я заметил, как злость вновь овладевает им, и отвёл взгляд.       — А на что спорили? — рассеянно спросил Драко.       — Секрет, — лукаво шепнул мистер Малфой и поднял бокал: — Предлагаю выпить за юность и за любовь, какой бы она ни была.       Драко поджал губы, но всё равно вскинул руку с бокалом, а я наблюдал за тем, как Том делает очередной глоток, и ощущал смутное беспокойство.       — А меня ты не рассматриваешь для своих статистик, Драко? — поинтересовался я, пытаясь развеять вновь повисшее напряжение, едва ли видимое для всех остальных, но остро ощутимое для меня.       Покрутив витиеватый браслет на запястье, тот пробормотал:       — Ты не был женат, но если абстрагироваться, то ситуация схожая: дважды ты намеревался жениться и оба раза на девушках.       И что с того?       — И где же здесь логика? Намерения ничего не значат, как и фантазии: можно мечтать «связать себя узами брака» с кумиром, к примеру. Разве это что-то доказывает статистически?       — Я имею в виду планы, а не фантазии, Гарри, — сощурил глаза Драко.       — В детском саду я собирался жениться на трёх разных девочках и, «когда вырасту» — на своей учительнице. Это тоже были мои «планы».       — Вот оно: на «девочках и учительнице».       — А ты в детском саду только и мечтал жениться на мальчике, — фыркнул я.       — Я вёл себя по-другому, — Драко стиснул вилку, словно собирался ею в меня ткнуть.       — Рылся в чужой косметичке?       Драко вскинул брови, и я пояснил:       — О, ты мне все уши прожужжал про «перевёрнутый паттерн поведения». Дед, а ты играл в кукол?       Альбус тихо рассмеялся:       — Мой любимый набор: Йо-йо, лего и лопата.       — А помады там не завалялось? — прокомментировал я.       — Поттер, не утрируй, — процедил Малфой. — Я ведь говорил, что это не совсем практичный подход, потому что только атипичные случаи поведения попадают под клинику и появляется ложный результат. Но нельзя отрицать, что существует связь между гендерно неконформными признаками поведения в детстве и сексуальной ориентацией. И что ужасного ты находишь в игре в кукол или в изучении женской косметички?       — Ничего, — пожал я плечами, — это ты пытаешься подогнать всех под какую-то роль, когда сейчас всё это методично деконструируется: малышки носят синий и бьют молотком по игрушечным столам, а мальчиков одевают в розовый и говорят, что и они могут быть принцессами. И ничто из этого ничего не означает: путей развития довольно-таки много. А я тебе уже говорил, что, в отличие от тебя, мне абсолютно наплевать на свою сексуальную ориентацию и махать ею, как флагом, я не намерен.       — А я скажу тебе почему, — подался он вперёд. — потому что скрываешь её.       — Скрываю? — усмехнулся я в неверии. — Если я не говорю каждому второму, за какую футбольную команду болею, это ещё не значит, что я что-то скрываю.       — Потому что боишься, что болельщик противоположной команды двинет тебе в глаз за твои предпочтения.       — Потому что я болею за обе команды и мне похуй, — повторил я со вздохом.       — Тебе не похуй, ты просто удобно устроился, используя свою нормальность, когда ситуация того требует.       — Нормальность? Какое-то не политкорректное слово ты используешь, Драко, — поддел я его. — На это можно взглянуть и с другой стороны: ты стесняешься своей «ненормальности», поэтому постоянно самоутверждаешься. И поэтому моя точка зрения для тебя неприемлема: «Как это ему может быть всё равно?! Он должен или стрематься, или гордиться!»       Драко аж покраснел от возмущения:       — Ты только что сказал, что я стесняюсь того, что гей?       — Как ты только что сказал, что я должен на лбу написать, что мне нравятся и вагина, и член, — пожал я плечами и смутился. — Простите… за выражение.       Мистер Малфой хмыкнул, а Нарцисса изрекла:       — Тебе не за что извиняться, Гарри.       Что ж, полагаю, это самое невинное определение, что они могли слышать, живя с Драко.       — До подросткового возраста мы ничего толком не могли определить со стопроцентной уверенностью, — примирительно сказал я.       — Ещё скажи, что мы следовали тому, что видели дома, — повысил голос Драко. — Потому что твоим примером никак не было традиционное папа-мама… — он внезапно осёкся и выдохнул тихо: — Я не то имел в виду, извини.       Возмущения или обиды у меня внутри не нашлось, а вот дед помрачнел и теперь хмуро крутил меж пальцев какую-то трубочку.       — Просто хочу сказать, что меня ты не рассматривал… в таком качестве, — послышался голос Драко.       — Интересно, почему, — сардонически протянул я.       Малфой, который секунду назад казался смущённый собственными словами, тут же насупился:       — Уверен, что и сейчас такая же ситуация.       — Сейчас? — машинально уточнил я, поглядывая на деда, а потом посмотрел на Тома, чей бокал вновь пустовал, и напрягся.       Явно перебор.       — У вас с Томом, — с толикой ехидства пояснил он, — сомневаюсь, что ты рассматриваешь такую возможность…       — Драко, чужие отношения не твоего ума дело, — перебила его Нарцисса.       — Мы же теперь в кругу семьи, — медово протянул Драко, — как же меня может это не волновать. Да и Гарри мне далеко не чужой, так ведь?       Тщательно скрываемое раздражение выпорхнуло наружу, и Риддл вновь потянулся к бутылке, которую я вовремя перехватил, наполняя свой бокал под надзором его горящего негодованием взгляда.       — Тебе запрещён алкоголь, — предупредил он.       Я хотел было ответить, что и ему не следует перебарщивать, когда Альбус поставил мой бокал перед собой.       — Спасибо, ребёнок, — кивнул он.       Бутылка закончилась.       — А как вы познакомились? — проворковал Драко.       — Каком кверху, — усмехнулся Том, чьё настроение явно стремительно ухудшалось.       — Что? — Драко поперхнулся, будто был не в курсе, что я проходил стажировку.       Определение пришлось как раз к слову: на виноградниках иногда только «каком» кверху и стоишь.       Риддл оставил его вопрос без ответа, поднимаясь:       — Спущусь в погреб, — пробормотал он, глянув на Люциуса.       Я заметил взволнованный взгляд миссис Малфой и резко поднялся, уставившись на загипсованную руку:       — Я с тобой… Помогу донести.       Как по команде поднялся и Драко:       — Да, дядя, устрой нам экскурсию в погреб…       — Драко, иди закрой мангал, пока Дельфи не начала кидать туда улиток, — попросил Люциус.       — Но…       — Без «но»!       Приказной тон Нарциссы стёр любой намёк на возражение с лица Драко, и я понял, что кого-то ждёт длинная воспитательная беседа, стоит обеду закончиться. И пока я наблюдал, как Малфой с кислой миной направился в сторону игравшей неподалёку Дельфи, и слушал, как Альбус вновь разряжает обстановку нейтральной темой, пропустил момент, когда Том пропал из поля зрения.       Двигался тот на удивление шустро.       — Подожди, — окликнул я его.       — Я в состоянии принести одну бутылку одной рукой.       Не оглянувшись, он прошёл мимо дома, направляясь куда-то в сторону — видимо, в гараж.       И что мне ему сказать? Что нам нужно объясниться друг с другом снова? Что это простое недоразумение и у меня ничего подобного и в мыслях не было? Что Драко сам себе на уме и сделал это назло? Что, в конце концов, он сам боялся, что Малфой сунется ко мне, так чего сейчас злится?       Дверь хлопнула перед самым носом.       Чёрт!        — Давай… поговорим, — влетел я следом.       В гараже было просторно и темно. В ряд стояли три машины и миниатюрный John Deere, пахло пластиком, резиной и бензином, и я на мгновение растерялся, но тут же отыскал его удаляющуюся фигуру, которая отмахнулась от меня:       — Не сейчас.       — Нет, сейчас!       Том, не замедлившись ни на мгновение, направился к дальней стене, где виднелась деревянная дверь, а я чуть не запутался в ногах, зацепившись за что-то.       — Мне нужно время, чтобы остыть, — произнёс он спокойно, потянув на себя ручку.       Я рванул вперёд и резко прижал ладонь к дереву — дверь вновь захлопнулась, а Том наконец повернулся ко мне и теперь без свидетелей явно не пытался скрыть своё скверное настроение.       — Просто проясним ситуацию… — тихо попросил я.       — Да мне и так всё ясно, — усмехнулся он.       — Это несправедливо.       — Несправедливо? — повторил Том елейным тоном. — Гарри, застань ты меня в подобной ситуации, сбежал бы, отказываясь слушать любые мои доводы; я же всего лишь прошу оставить меня на время и дать успокоиться!       — Успокоишься, и что дальше? Я же вижу, что ты в ярости. Давай уладим это, — выдавил я. — Поговори со мной.       На чужом лице заиграли желваки, а отчуждение во взгляде, проявившееся ещё тогда, в комнате, испугало меня.       — Да, я тоже просил об этом целый месяц: поговори со мной, Гарри; выслушай меня, Гарри; ответь мне, Гарри… — предельно медленно выговорил, вновь нажав на ручку. — Я не отказываюсь от разговора, но не сейчас. Убери руку, пожалуйста.       Теперь уже раздражён был я.       — Я не знаю, что я делал летом, не помню. Но не поступай так, как поступил бы я!       Том вздохнул. Потерев веки, он глянул на меня и вновь вздохнул:       — Ты что, провоцируешь меня? Очень смелое и очень странное поведение…       — Я кое-что вспомнил, — поспешно перебил я его, подумав, что максимальная откровенность сработает и в другую сторону. — Когда просыпался и до этого тоже было, но кусками… А вспомнил я утро, но не знаю какое, потому что контекста всё равно не помню, — сбивчиво говорил я, словно другого шанса у меня могло и не быть. — Но мы говорили о конкурсах вин, а потом ты меня поцеловал, и я даже представить не мог, что Драко проберётся в спальню. Я думал, что это ты… Я был сонный, возбуждённый и пахло тобой, блядь! — голос сорвался, и пульс зашкалил, когда я потянулся к нему, как к спасательному кругу.       Дверь заскрипела, когда я прижал к ней Тома, тут же испугавшись, что мог сделать больно из-за руки, но отстраниться мне не позволили.       — И что ты делаешь сейчас? — тихо спросил он.       — Ловлю тебя…       Мои губы нашли его, но ткнулись в щёку — Том отвернулся, — и я шумно вздохнул, прижавшись лбом к его виску.       — Я думал о том, что ты сказал там, наверху, и я правда многого не помню, но… мне хочется отпустить это прошлое и чтобы память никогда полностью не вернулась. Не хочу помнить плохое, но одновременно боюсь, что не вспомнить — значит всё перечеркнуть. Мне страшно от одной лишь мысли сделать это. То есть я боюсь сам теперь всё испортить… Стрёмно, — у меня вырвался нервный смешок. — Определённо в моих мыслях всё это звучало лучше.       Я сам-то себя не понял. Пиздец.       — И поэтому ты решил припереть меня к стенке и превратить злость в источник страсти? — в его голосе проснулась насмешливость.       Оттепель айсберга, бля. Это ведь хороший знак, да?       — Просто хочу сказать, что стояло у меня на сон или воспоминание — чем бы это ни было — с тобой, а не на Драко, — признание далось мне легко, и я, наверное, удивился бы, если бы не натянутые, как струны, нервы. — Мне сложно объяснить, как я себя чувствую, Том. Потерянным, наверное, и я постоянно разрываюсь между двумя диаметрально противоположными ощущениями: будто я тебя знал всю жизнь, а потом понимаю, что ты чужой мне и я ни фига не помню; а ещё разрываюсь между двумя такими же противоречивыми желаниями: держать тебя на расстоянии и не отходить от тебя ни на шаг. Мне сложно понять, отчего они рождаются.       — Ты и до потери памяти был сплошным противоречием, Гарри, — мягко сказал он, словно пытаясь успокоить.        Я ощутил, как чужая рука легла мне на поясницу, медленно поглаживая, и был благодарен за этот жест.       — Могу лишь предположить, — продолжил он, — что подсознательно ты не можешь меня никак простить, и поэтому мечешься.       — Инстинктивно? — глухо спросил я.       — Наверное. Впрочем, также было при каждой новой встрече вплоть до того вечера…       — Скажу сразу, инцидент с Драко — не очередной побег и не попытка отомстить тебе, — покачал я головой, поднимая взгляд на него.       — Я понимаю.       — Тогда почему ты разозлился?       — Что ещё за вопрос, Гарри, — недоверчиво усмехнулся Том. — Я тебе всё объяснил, но одно лишь имя Алана… — он вгляделся в моё лицо, — прокладывается морщинкой меж твоих бровей, и ты начинаешь кривить губы. Не спорю, что тебе сложно, но и я в затруднительном положении: с тех пор, как ты очнулся, потеряв память, я словно по острию лезвия хожу, — понизил он голос. — И застать тебя с Драко в весьма недвусмысленной ситуации не способствует хорошему настроению. Мне кажется это очевидным, уж извини. Но своего племянника я хорошо знаю и верю, что между вами всё кончено, что его бесит. Но, будь на месте Драко Голдштейн, Гарри, — Том поднял руку, стиснув мой подбородок и будто проникая взглядом под кожу, — и подобная ситуация стала бы конечной станцией для нас.       Сглотнув, я вновь опустил взгляд где-то на уровень его груди:       — Ты сказал, что я волен жениться, волен переспать ещё два раза с Тони…       — А прежде я сказал, что перед этим ты волен оборвать наши отношения, — резко перебил он меня, и я ощутил, как Том напрягся всем телом.       — …и я хотел сказать тебе, что ничего из этого делать не намерен, — заключил я с недовольством, заметив, как чужие плечи слегка опустились. — Просто это было то самое: взбушевавшееся противоречие во мне, — и я вновь нервно усмехнулся. — Не знаю, возрастное ли это или внутреннее. Дед сказал, что я сложный человек — я же считал себя простым как топор. Может, со стороны виднее.       — Почему мне кажется, что ты напуган?       — Потому что я напуган, — уставился я в одну точку. — В спальне ты посмотрел на меня как на незнакомца, и я понял, что всё это время предлагал тебе стать незнакомцами, раз уж память отшибло, а когда дошло до дела, стало до жути страшно вновь увидеть этот взгляд. И этот страх будто не мой, а того, кто помнит и сидит внутри, пытаясь докричаться до меня всё это время. И я понимаю, что могу натворить кучу ошибок, а потом вспомнить, но ситуация уже станет непоправимой и тогда… — осекшись, я сглотнул.       После «тогда» была пустота.       — Гарри, — позвал он, и я поднял взгляд. — Будем решать твои противоречия одно за другим. Быть может, ты и сложный человек, но и я тоже предельно далёк от идеала, которого и в природе-то не существует. Нам ещё стоит узнать друг друга, а это знание может дать не столько слова, сколько само время. Поэтому не стоит спешить.       — Ты повторяешь это как мантру.       — Что?       — Что нам не стоит торопиться.       — Я тоже боюсь наломать дров, — улыбнулся Том и медленно коснулся моих рук, будто собирался отстраниться.       — Это глупо, — возразил я, резко опустив ладони ему на поясницу. — Так старательно сохранять дистанцию: нам ведь не обязательно сразу прыгать в постель. Бывает, что на свиданиях и обнимаются, и даже целуются, знаешь?       А затем, чтобы окончательно отпустить непонятное отчаяние внутри, я сделал то, что желал сделать ещё в машине — и по ощущениям очень давно — и что невольно вызвало смущение: скользнул руками ниже и сжал обтянутые плотной брючной тканью ягодицы.       — Специфические объятья, — иронично прокомментировал Том. — Я-то знаю, но сомневаюсь, что мы сможем остановиться на одних поцелуях.       — Сможем, — уверенно заявил я, а он забрался в задний карман моих джинсов, притягивая к себе.       Сдавленно выдохнув, я уткнулся ему в плечо — еле заметные нотки парфюма, запаха дыма, вина и капли пота дурманили. Нега мгновенно растеклась по телу, концентрируясь тяжестью в паху…       Мда.       Вся уверенность тоже рванула вниз, покидая меня.       — Сможем, Гарри?.. — предупреждающе прошептал Том, когда я двинул бёдрами вперёд, крепче сжимая чужой зад.       — Ладно, раздвинем немножко границы. Как насчёт петтинга? — спросил я сообразно с ситуацией.       Улыбка блеснула в полумраке, тут же исчезнув из виду.       — Мы даже, — его губы медленно коснулись моей шеи, — не на свидании, — а затем снова дотронулись до кожи, прокладывая горячую дорожку к уху.       — У нас был пикник и теперь спуск в таинственное подземелье — чем не свидание? — шепнул я, чувствуя жар чужого тела и постоянно напоминая себе о чёртовом гипсе, который неимоверно мешал.       — У меня были несколько иные планы...       Том захватил мочку моего уха губами, задев её языком и слегка оттянув. Клубок желания скрутился туже внизу живота, и я впал в транс, словно участвуя в некоем таинстве.       — Какие?       Чужая рука выскользнула из кармана, чтобы забраться под свободную ткань джинсов — те на мне висели — и погладить полоску кожи над резинкой боксеров. Поясницу тут же сковало напряжение, а вдоль позвоночника пробежал холодок — я покрылся мурашками.       — Позволь мне сохранить это в тайне, — прошептал он, скользнув ладонью ниже и глубже, под ткань нижнего белья.       — Том!.. — теперь уже предупреждение в голосе принадлежало мне.       Ответом мне стал укус в том же месте, где должен был находиться засос Малфоя. Его губы плотно сомкнулись на моей коже, и язык скользнул, будто пробуя её на вкус, чтобы следом втянуть и слегка прикусить. На смену теплу рта пришёл неприятное соприкосновение с воздухом.        — Ты же сам упомянул петтинг, — пожурил он и подался ближе, прижавшись ко мне всем телом.       — Да, но-о… — оборвав себя на полуслове, я издал непонятный звук, похожий на всхлип.       Мои глаза широко раскрылись, а тело невольно содрогнулось, когда его пальцы скользнули меж ягодиц, задев колечко мышц и слегка нажав, словно пробуя, подастся или нет, провели вдоль шва и дотронулись до мошонки. Джинсы приспустились, буквально вися на мне, а эластичная ткань сковала его движения, но усилила мои собственные ощущения от происходящего.       И это он себя плохо контролирует?..       — Ты забыл уточнить, Гарри, — протянул Том вкрадчиво и потёр чувствительное местечко прямо под правым яичком, будто зная, что у меня там эрогенная зона. — Петтинг ведь может быть разным: трение через одежду, использование секс-игрушек, эротический массаж…       — Напомню, что ты попросил трахнуть тебя, Гарри, а не заняться с тобой любовью, — чужие губы едва дрогнут в подобии улыбки. — А трахнуть можно членом, пальцами, языком, игрушками… И сейчас как раз сезон свежих огурцов, — уже откровенно насмехается он.       — Том!.. — я резко его останавливаю, выставив перед собой руки. — Я понял…       — Вот и славно.       Воспоминание было таким ярким и отчётливым, что я навалился на Тома, будто на мгновение отключившись от реальности, пока внутри разгорался самый настоящий пожар.       — Это уже слишком… — выдавил я, невольно вильнув тазом и ощутив его возбуждение.       — Сначала ты провоцируешь, а теперь чем-то недоволен? — сипло рассмеялся он, отчего внизу стало не только тесно и жарко, но и влажно — предэякулят впитался в ткань.       — У тебя есть ко мне претензии? — интересуется Том, точно спрашивая о какой-то предоставленной услуге.       — Да. Что ты выполняешь всё дословно, — еле слышно бурчу я, расстёгивая джинсы.       Уставившись на всё ещё влажные белёсые пятна спермы на боксерах, я, ничуть не смущаясь, следую за ним и стаскиваю с себя штаны, кидая их поверх его.       — Хочешь стребовать с меня компенсацию в виде услуг химчистки?       Еле слышный стон стал оглушительно громким в тишине. Мне казалось, что я переживаю сразу два возбуждения: то, что испытывал в прошлом, и то, что испытываю сейчас. Хотелось толкнуться бёдрами вперёд, чтобы ощутить его, но я не мог, зажатый меж чужим телом и массирующей мою мошонку ладонью.       Тусклый свет, отражённый в едва ли не чёрных глазах, делал их какими-то голодными, и, когда он чуть склонился, я прислонился лбом к его лбу и утонул в этом гипнотизирующем взгляде.       — Похоже, нам обоим не ведомо, что такое «не торопиться», — едва ли не мрачно изрёк он, — но признаю, это помогло унять гнев.       — Гнев? — словно в тумане переспросил я.       Непрекращающаяся и столь же размеренная ласка, которая лишь стимулировала, но не помогала мне кончить, несколько мешала думать.       — Ещё десять минут назад, я собирался формально сказать Люциусу, что Драко отныне нежеланный гость в этом доме, что расстроило бы и их, и мою дочь… Но я не намерен мотать себе нервы и терпеть подобные выходки, — в голосе прорезалось нечто клокочущее, сменившееся сдавленным вздохом, когда я обвёл ладонями его бёдра, коснувшись ширинки.       Мне нравилось, как он реагировал на столь простое прикосновение, потому что плавиться в одиночку, как шоколад на солнце, чересчур смущало, заставляя ощущать себя помешанным. Мне снова казалось, что я так себя и ощущал всегда в его присутствии, просто сейчас не помнил этого.       — А теперь ты изменил своё решение?        Я легко дотронулся губами до губ, кончиками пальцев потирая и надавливая на металлическую полоску молнии.        — Сократил доступную территорию, — выдохнул Том и следующий поцелуй был уже за ним — такой же лёгкий, будто мы просто ловили дыхание друг друга.       — Как это?       — Нахождение в главном доме только под присмотром.       Я хмыкнул, чуть сжав ладонь и помассировав выпуклость — большое нечто, блядь! — и буквально ощутил ответную пульсацию. Том на мгновение прикрыл глаза, пропустив очередной вдох-выдох.       — Боюсь, Драко найдёт, в какую щель проскочить. Он весьма находчивый.       Его глаза тут же распахнулись и сощурились, будто угрожая мне.       То, что в них отразилось, была чистая ревность, и это осознание растеклось по телу теплом, добавляя градус моему возбуждению.       — Я не моральный садист, но это неожиданно приятно. Меня никогда не ревновали, — признался я и, дотронувшись до его локтя сбоку, добавил: — Трение через одежду.       Стоило отступить в безопасную зону, раз уж я взялся утверждать что сможем.       — В смысле?.. — Том провёл пальцем вдоль полоски кожи, и я закусил губу, невольно стиснув пальцы сильнее на весомом аргументе у меня в руке, отчего на его лице выступили желваки. А затем он медленно убрал руку, и резинка плотно прильнула к коже, когда его ладонь легла мне на ягодицу, притянув к себе.       — Меня никогда не ревновали, — пояснил я сипло. — Всегда ревновал только я.       Болезненный стояк мешал думать связно, и мне казалось, что я продолжаю нести какую-то бессвязную чушь.       — Он так и мелькает в нашем разговоре, — внезапно вздохнул Том, мотнув головой, и уточнил: — А мой племянник?       Я убрал руку в сторону и сжал его бёдра, прижавшись поступательным движением, отчего болезненное натяжение только усилилось. Хотелось освободиться от треклятой одежды и ощутить его кожей — безопасной зоной здесь и не пахнет.       — Ревность всегда была третьим участником в наших с ним отношениях, — заметил я, пытаясь отвлечься. — Моя ревность. Он… ему нравилось, когда я злюсь. Он считал, что превращать злость в ярость, как ты выразился, делает секс горячее. И я не мог с ним поспорить: примирения и правда выходили… бурными.       Том лишь невесело хмыкнул, а я продолжил:       — Вот только осадок накапливался и секс ничем здесь не мог помочь. Но хорошо, что я на своей шкуре испытал это, чтобы самому не злоупотреблять, заставляя другого человека страдать.       — К сожалению, — Том внезапно шагнул вперёд, заставляя меня отступить, — ревность — не то чувство, которое всегда подконтрольно человеку. И ты должен это понимать.       Я тревожно обернулся — сзади оказалась одна из машин.       — Но доверие…       — Доверие появляется со временем, Гарри, — покачал он головой. — Сядь на капот.       Я как раз остановился, опершись руками на него.       — Что ты хочешь сказать?       — Что я не смогу не ревновать тебя, даже если ты не будешь давать мне повода, просто потому что у меня свои страхи и свои тараканы в голове, но буду благодарен, если ты не станешь провоцировать меня намеренно. И взамен обещаю тебе то же самое.       — Согласен. Но если… — я приподнялся на руках, легко усевшись и разведя ноги, чтобы он мог легко между ними встать — намерения были ясны как белый день, — ты начнёшь испытывать симпатию к кому-то ещё, хочу, чтобы ты сразу мне об этом сообщил.       Том застыл, медленно ведя ладонью вдоль моей ноги — от колена до самого бедра, — а затем смеcтил руку на капот, нависая надо мной.       — Не нужно тянуть, жалея меня или пытаясь определиться… — добавил я предельно серьёзно, а он, вместо того чтобы подтвердить, подался вперёд и жадно толкнулся языком меж моих приоткрытых губ, запечатывая рот настойчивым поцелуем.       Отклонившись назад, я буквально лёг, сжимая его бока ногами, как утром делал чёртов Малфой, вот только теперь у меня не было ощущения неправильности происходящего — напротив, всё было правильно. В ответ на мои мысли, Том толкнулся бёдрами в мои, словно насаживая меня на себя, и я невольно застонал ему в рот, когда неэластичная ткань слишком сильно натянулась, впиваясь и болезненно давя.       — Сомневаюсь в том, что подобное произойдёт, — прошептал он, отрываясь от моих губ. — однако если тебе так спокойней, то обещаю. Можно ли воспринимать все твои пожелания… как уверенность в продолжении наших отношений? — с опаской уточнил он.       Неуверенная и в то же время соблазнительная улыбка блуждала на лице, тёмные глаза пьяно поблескивали в полумраке — он был настолько именно чудовищно красив в это мгновение, что дух перехватывало. Я открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл, будто потеряв дар речи и впервые увидев его, до этого как-то не особо обращая на это внимание.       — Что такое?..       Том медленно склонился, задевая губами мой подбородок.       — Просто… — я, словно школьник, готов кончить от одного вида твоей улыбки, чёрт возьми, понимаешь? — ничего, — поспешно добавил я вслух.       — Тебе неудобно, — утвердительно изрёк он и спустился дорожкой из поцелуев, пока не обжёг дыханием уже не розоватый засос, а, скорее всего, потемневший синяк.       Я не выдержал: толкнулся вверх бёдрами, ощутив кожей его порывистый выдох.       — В этом конкретном случае нам стоит поторопиться, — прошептал я, оттягивая его голову за волосы и заглядывая в лицо, чтобы встретиться с полностью расфокусированным взглядом.       Мог ли он захмелеть с опозданием? Или я выгляжу так же?..       — Если вы уже успели раздеться, попрошу накинуть на себя что-нибудь, — вдруг раздался откуда-то издалека голос мистера Малфоя, — у нас тут нештатная ситуация.       Я забарахтался, чуть не скатившись вбок. Том коснулся рукой лица, будто смахивая наваждение, и насмешливо глянул на меня. Он медленно выпрямился, отдёрнув кардиган, — ткань прикрыла его пах, — и всё так же насмешливо подал голос:       — Всё прилично, Люц. Где пожар?       Я тут же сел и поморщился — неудовлетворение дало о себе знать, неприятно и даже болезненно заныв в паху. Невелика беда… Или велика, блядь. Следом на удивление ловко соскочив с капота, я выпустил рубашку из штанов, выглядя немного взъерошенным только и всего.       — Обойдёмся и без пожара, — изрёк Люциус, приближаясь и окидывая нас угрюмым взглядом. — Сюда пожаловала полиция.       В мгновения ока вся радость и возбуждение осыпались, как шелуха.       — Они сообщили с какой целью?       — Вручить повестку на допрос, — Малфой-старший посмотрел на меня.       Том выудил телефон из кармана, стиснув его, и я понял, что он собирался кому-то звонить.       Зачем? Что это ещё за выражение лица? Будто конец света наступил.       — Это всего лишь повестка. Надеюсь, не в суд, — пошутил я, пытаясь разрядить обстановку.       — Не в суд, — неожиданно из-за спины Люциуса появился дед. — На допрос, — мрачно пояснил тот, помахав листком перед нами. — В качестве подозреваемого.