Eiswein

Не хочу узнать, что ты растерялся и даже не попытался дозвониться до меня. И всякий раз, когда ты один в переполненном зале, Я буду там, когда тебе понадоблюсь. Через взлёты и падения — я рядом. Когда ты в эпицентре событий, Позвони мне в любое время, я буду рядом. Я прорвусь сквозь ураган, поверь мне, Я не позволю тебе стать беглой историей, теперь Рука об руку, пока мы не найдём выход. И я никогда не покину тебя, поверь мне, сейчас... Ты можешь довериться мне? Josh Alexander — Hurricane

      Весь ужин длилась моя с Томом игра в гляделки.        И не только.       Сидели мы друг напротив друга, и или стол был настолько узким, или же у нас ноги у обоих были длинными, но наши колени постоянно соприкасались, пока Дельфини с упоением пересказывала сюжет ужастика, который они с дедом посмотрели. Я же не понимал, норма ли это, что ребёнок смотрит вещи столь, блин, впечатляющие: там была и человеческая мясорубка, и пила, и пугало с этой пилой, и… Дальше Том попросил её не спойлерить, что меня позабавило. А ещё больше позабавило то, как она с лёгкостью перевела тему и тут же начала расспрашивать меня о рецептах всего приготовленного на столе. Такой резкий переход — от кишок до кулинарии — был чересчур стремительным, и я даже малость растерялся. Но в действительности же через пару фраз мы вновь вернулись к кишкам: Дельфини интересовало, готовил ли я когда-нибудь чоризо и бирольдо.       Чужое любопытство я, само собой, утолил.       Получилось так, что за столом больше всего болтали мы с Дельфи. Альбус таинственно хмыкал, будто знал больше, чем все остальные присутствующие, Том же переводил с меня на неё взгляд, и каждые несколько наших фраз уголки его рта слегка, будто лениво, приподнимались в улыбке. И мне приходилось собирать свои растёкшиеся мозги в кучку, чтобы продолжать понятно изъясняться с ребёнком. После же, когда речь зашла о преподавательской деятельности деда, разговор принял неожиданный поворот: Дельфи очень хотела узнать, много ли тот ругал Тома на лекциях.        Оказалось, что много. Не ругал, нет, не соглашался с изложенными им в эссе тезисами, поэтому Риддл… завалил предмет. Я смотрел на того с легким недоумением — он казался типичным отличником, который всегда и везде тянет руку вверх, — а Том рассмеялся, заметив мой шок из-за столь скандальных новостей.       — Не явился на экзамен, — пояснил дед.         — Решил, что меня всё равно завалят, — уточнил Том, отложив приборы. — В то время профессор Дамблдор не разделял моих взглядов. А во мне всё ещё был жив юношеский максимализм.        — И до сих пор не разделяю некоторые из них, — поддакнул дед.       Это что, начало ссоры?       Чужих взглядов он не разделяет, но попользоваться всеми удобствами за чужой счёт только рад?       — И как же ты сдал предмет? — вернулся я к теме разговора.        — Пересдал в сентябре.       — Другому профессору, — добавил дед, словно это было важно.       — А разве так можно? — подала голос Дельфи. — Если моему учителю не понравится, что я думаю, он тоже может поставить мне плохую оценку?        Дед насупился, а я едва сдержал смешок.       — Всё было не совсем так, — прозвучало это как оправдание. — Мой студент, — его взгляд упал на Тома, — находил способы, чтобы его работы выглядели не совсем… серьёзно. А так как он не принимал тему всерьёз, то и я не мог оценивать их… м, по достоинству.         — Вот так-то, — усмехнулся Том, покрутив вилку меж пальцев.        Может, Дельфи и научилась выстраивать логические цепочки, но так и не поняла, что имел в виду Альбус. Мне же было всё ясно как белый день: Том стебал моего деда через сданные ему работы. Или как-то так.        — Тогда вы много его ругали, — кивнула Дельфини с важным видом.       — Профессора не ругают студентов, — возразил дед.       — Но вам всё равно не нравился мой папа, — насупилась она точно так же, как сам дед ранее.       — Охо! Я разделял твоего отца как личность и как своего студента. Так делают все преподаватели!        — Тогда почему папа пошёл к другому профессору и тот поставил ему хорошую оценку, а вы нет?       — Потому что у профессоров бывают разные оценочные критерии — вот и всё.       И они уставились друг на друга с подозрительным прищуром.        Альбус что, с ребёнком спорил?        Я усмехнулся, покачав головой.       Всё чудесатее и чудесатее. Правильно говорят: старики как дети.        Тем не менее ужин, можно сказать, прошёл спокойно. И даже я был спокоен. Удовлетворен. Не надолго, конечно.        Где-то до десерта, на который нас дожидалась панна-котта с персиком в холодильнике. Я сам пошёл за ней — стоило проверить, успела ли застыть, — но у меня весьма своевременно появился помощник. Или же провокатор, который утащил меня в сторону, вовлекая в поцелуй.        Вкус перепела смешивался с вином на чужом языке, но стоило мне его едва распробовать, как Том со смешком отстранился и украл поднос с десертом. Посеяв во мне зерно вожделения, он, блядь, снова сбежал!       А потом ещё и игрался с едой, снова воплощая собой одну сплошную провокацию. Или мне так казалось: ни дед, ни Дельфи ничего не поняли. А в его стоне с первой ложкой десерта мне почудился соблазн, как и в языке, проскользнувшем меж губ. Языке, который слизал белый сгусток с губы… белую крошку. Кусочек?..       Персика…       Лучше бы флан приготовил.       Это было впервые, когда я проглотил что-то, даже не поняв, удалась ли панна-котта по вкусу — настолько пристально следил за ним.        — Дырку во мне просверлишь, — заметил Том и погрузил очередную ложку десерта в рот.       — Жду, когда меня будут хвалить, раз аж стонут от удовольствия, — скрыл я смущение под толстым слоем иронии.        — Это очень вкусно, Гарри, — выдохнула Дельфини.        Щёки девочки горели алым, глаза сверкали.       — На… — она оборвала себя на полуслове, будто бы смутившись.       На?       — Научишь её? — поинтересовался Том за дочь.       — Папа!        — М? — не изменился он в лице ни на йоту.       — Ябеда, — шепотом процедила она, переведя возмущённый взгляд на меня. Тот сразу стал мягче с лёгким оттенком надежды.       Казалось, что до меня информация доходит как отсюда и до луны.       — Ты хочешь, чтобы я учил тебя готовить?.. Поэтому спрашивала о рецептах?       Румянец пошёл теперь пятнами.       Наверное, дело было в её нестандартном поведении — я постоянно забывал, что она ещё совсем ребёнок. А что нравится делать многим детям?        Вот именно.        — Грех не воспользоваться таким шансом, — заметил Альбус, отодвигая от себя стаканчик.       Кто-кто, а он про использование шансов знал лучше прочих.        — Я не против, Дельфи.        Её глаза широко раскрылись, словно она не ожидала положительного ответа.       — Правда?       — Правда, — кивнул я со смешком.        Ещё никто не просил меня учить его с такой смесью энтузиазма и смущения. Точнее, вообще никто никогда не просился учиться у меня. Я сам-то был своего рода учеником.        — Если хочешь, когда у тебя будет свободное время, — продолжил я, — мы можем вместе готовить ужины. Да, скорее ужины. Или обеды… По выходным, когда у тебя школы нет.       — Да! — закивала Дельфи с энтузиазмом, а я перевёл взгляд на Тома.       Не много ли я на себя брал, говоря такое?        Это прям были такие далеко идущие планы.         Которые, кажется, кое-кому не очень понравились.        На лбу Риддла появилась складка, которая меня встревожила. И, разумеется, просто так я это не оставил — пристал к нему после ужина, когда он загружал посудомойку. И делал это медленно. Я видел, что ему неудобно, но от помощи он отказался.        — Мне не стоило соглашаться?       Том перевёл на меня взгляд с оттенком вопроса на лице.       — Учить Дельфи готовить, — тише пояснил я. — Ты как будто лимон проглотил.       Среагировал он тоже странно: рассмеялся. А затем захлопнул дверцу, выпрямившись, и приблизился к моему уху, шепнув:       — У меня были большие планы на кухню, которым не суждено сбыться, потому что теперь она от тебя не отстанет и готовить вы будете вместе, а значит… Что это значит, ты и сам понимаешь, — и он совершенно целомудренно прижался губами к моему виску, следом отстранившись, а меня уже охватил пожар от одних лишь мыслей о том, что он мог там себе напридумывать.       — Кухня не… — Горло перехватило от волнения, и я сипло заключил: — Не для этого.       — Нехорошо будет, если сперма попадёт в наш ужин — ты прав, — заметил Том совершенно обыденным тоном.        Ведь и правда, это будет, как если бы в еду попал волос. Или ресничка, или что угодно. И это тоже было обычное замечание, но почему-то из его уст оно звучало до жути пошло.        — Какие у тебя планы на вечер? — выдал я пулемётом.       — Думал просмотреть пару контрактов, — мазнул он по мне взглядом, — принять душ, зубы почистить и…        — И?..       — И лечь спать.        Над головой будто туча образовалась, начало моросить, мимо машина пронеслась, облив меня водой из грязной лужи, ещё и птица пролетела, насрав на плечо. Вот так я себя ощутил.       Том же снова рассмеялся.       — И чего смешного? — хмуро спросил я.       — Твоё выражение лица бесценно, — по-мальчишески улыбался он.        — Если спать собрался, улыбку спрячь, — буркнул я.       А то опять дразнится и не даёт. Ещё и лыбится, доводя меня до нервного тика. И снова не даёт!       — Вот ты согласился вроде бы, — включил он программу посудомойки, — что будешь говорить мне о своих желаниях, а не строить недовольные мордашки. И что же ты делаешь? Молча строишь недовольные мордашки.       — А что я должен сказать?       — А что ты хотел делать?       Так не пойдёт. Вопрос на вопрос — это пиздец как нехорошо.       — Кто-то говорил… — выдохнул я, — про новый план наших свиданий. Свидание было, а вторая часть не планируется? Или отменяется?       — Вторая часть? — Том сделал совершенно глупое выражение лица, словно не он об этом говорил перед ужином.       Я сжал кулаки, тряхнув головой.       — Ну же, Гарри, — растерянность сменилась открытой провокацией, затаившейся в наглом взгляде. — Чего ты хочешь?        — Мне что, на весь дом крикнуть? — спросил я, передёрнув плечами, и уже тише добавил: — Тут дети.        Какая дурацкая банальность вылетела из меня.       — Можешь на ушко мне шепнуть, — Том повернул голову так, будто показывал наличие ушей.       Ну спасибо, блядь. Сам бы не догадался.       Преодолев расстояние между нами одним шагом, я ткнулся губами ему в ухо и не прошептал, а недовольно прошипел:        — Трахни меня!       Что-то это мне напоминало. Словно чувством дежавю по башке ёбнуло. И эхо этих слов тянулось откуда-то из лета.       — С постоянством нас, — будто тост произнёс Том. — Но тебе придётся быть сверху, — добавил он, опалив мою шею горячим дыханием. — Я обещал тебя покатать на моей… лошадке. С опозданием, конечно, — продолжил он насмешливо, и я вздрогнул.        — Покатаемся на карусельных лошадках?       — Разве что я прокачу тебя на моей лошадке, — с торжественной серьёзностью отвечает Том, и журчание воды стихает, а за ним следует шум сушки.       — На твоей лошадке кататься небезопасно — у меня до сих пор задница болит, — иронично фыркаю я, вытирая руки полотенцем, а следом застегиваю джинсы, приводя себя в относительный порядок.       — Недовольным моим сервисом ты не выглядел, — в голосе чувствуется улыбка.       — …Оседлаешь меня? — ворвался его голос в вихрь неясных воспоминаний.        Перед глазами пронёсся поезд, уши заложило от шума, а во рту появилась фантомная горечь. Всего на мгновение мне показалось, что сердце сейчас разорвётся на куски от какой-то немыслимой тоски и обиды.        Поезд делает очередной круг.        Спутница Тома машет ей, а ребёнок вскидывает обе руки, что-то крича им. Не мне. И не ко мне Том склоняется, говоря что-то. Не я обхватываю его за шею, нежно чмокая в губы.        Я всего лишь стою посреди толпы. Безликой толпы. И переживаю одно сожаление за другим. И вместе с каждым из них, с каждым выдохом рассыпаюсь, раскалываюсь, разбиваюсь вдребезги. Знаю, что нужно уйти оттуда, но не могу сделать и шагу, с жадностью впитывая детали того, как Том придерживает Антонину за талию, как она выкрикивает что-то Дельфи, как девочка сияет ей в ответ лучезарной улыбкой.       Я там лишний. Лишний это я.        И шея чешется. Её жжёт, жжёт каждый засос, пока Том подхватывает дочь, а та рассказывает ему о том, как там было круто, наверное; пока он снова улыбается ей, а я задыхаюсь, видя, как Антонина отдаёт билет Дельфини, как Том это осуждает, но осуждение растворяется, когда она касается его лба.        Он целует её ладонь, а мне хочется отвести взгляд, но я не могу. Прошлый я заставляет меня впитывать всё в деталях, вплоть до всепоглощающего разочарования.        Жалость? Пожалел ли он меня? Просто воспользовался? Ошибся ли я? Зачем? Зачем… ему это было надо? А мне зачем? Почему я всегда выбираю не тех людей?..       Все эти вопросы не мои, но и не чужие.        — Пристегните свои ремни — мы отправляемся в мир грёз! Чу-чу! — вновь разносится по округе, и я вздрагиваю.       Горло сводит судорогой, дыхание перехватывает.       Я просто не хочу, не хочу. Хочу обратно в мир грёз…       —  Гарри?!        Меня буквально тряхнули, и я осоловело моргнул, выпуская из себя весь накопленный воздух, будто был готовым вот-вот лопнуть шариком.       Я сдулся, ощутив себя таким же до отчаяния уставшим, каким был в тот момент. Словно весь мир опустился на мои плечи и под его гнётом хотелось сгорбиться и спрятаться где-нибудь. Убежать от всех этих свалившихся на меня знаний, от разбитого себя, от его взгляда, от чудной жалости Драко… от улыбки Дельфини.        Я понимал, почему тогда вернулся домой, покидал все вещи, что у меня были, без разбору и сбежал: хотел сделать вид, что ничего не случилось. Забыть. А если ничего не случилось, то и больно не должно было быть. Мне не нужны были объяснения, без надобности — утешение. Выслушать его означало столкнуться один на один со своими чувствами и эмоциями. Со своим разочарованием. И снова пережить его. А я не хотел ничего из этого. Я просто хотел забыть. Развязать узел, образовавшийся за пару секунд, что я стоял посреди ярмарки.        Прикосновение к щеке заставило меня поднять взгляд. Челюсти Тома были напряжены до желваков, глаза —  полностью сфокусированы на мне, а брови — сведены. Воплощение беспокойства.        — Вызвать врача? — спросил он, продолжая настороженно взглядываться.        Я отмахнулся от его руки и прошёл мимо.        Врач может вылечить меня, разве что вновь стукнув по башке. Чтобы эти блядские воспоминания исчезли.        Буквально вбежав по лестнице, я зашёл в спальню и наткнулся взглядом на игрушку повара.        Теперь я помнил и другое: как оставил её и думал, что Том засунет её куда-нибудь. Выкинет, может быть. Не знаю, дочери отдаст. Это просто был жест. Возможно, дурацкая попытка сказать что-то без слов: типа, на тебе на память, мудак. Немного детский поступок — желание показать, настолько меня всё это задело. Вот только вряд ли он понял это: подтекст был исключительно в моей голове. Записок я не оставлял.        Весь этот кусок… он был самым большим, словно объединённым одной эмоцией, которая в действительности была клубком разных чувств. Негативных. Разъедающих меня изнутри не неделю и не две. Месяцы. Я жил в какой-то прострации целые месяцы из-за него. И выходил из этого состояния лишь на кухне.        Однако был момент, когда это ощущение исчезло и вновь появилась обида. Острая обида, приправленная гневом и непониманием. Но причину я вспомнить не мог. На этом месте был грёбаный пробел. Снова.        Пусть. Мне хватило всего того, что я вспомнил. И если его слова про ярмарку и женитьбу, его слова о том, как бы он мне сказал всё тем утром, без воспоминаний откликались лёгким душевным зудом, то сейчас внутри была буря.         И зачем я сюда пришёл?        Дверь за спиной хлопнула, заставив меня обернуться.       Том прислонился к ней спиной, не сводя с меня напряжённого взгляда. А затем двинулся вперёд. Шагал он с опаской, даже не моргая, точно страшился, что, когда моргнёт, я выпрыгну в окно.        — Ты идиот? — спросил я, хриплым, будто не своим голосом. —  Не мог сказать, что будешь занят на ярмарке? Не мог придумать какую-нибудь правдоподобную отговорку, если в тот момент не хотел говорить об этом со мной?!        На чужое лицо легла тень.       — Я не хотел тебе врать.        Ну надо же! Поэтому можно недоговаривать?!       — Если бы я солгал, потом было бы хуже, — выговорил он чётко.        — И на что ты рассчитывал, блядь? — едва удержался я от рыка.        Усталость была проходной, и теперь мне хотелось заметаться по комнате в одном темпе с мечущимися в груди эмоциями.        — Что ваша троица, как и вся молодёжь, выйдет после часа ночи, когда начинается самое интересное для вас, — его взгляд стал тяжёлым, а черты лица будто заострились. — Что тебе нечего делать в зоне с детскими каруселями, что в толпе самого себя можно потерять, не то чтобы найти другого человека… Не думал я, что мы встретимся. После ужина мы с Антониной и Малфоями собирались пройтись, прокатить Дельфини на каруселях и сделать пару фотографий. Всё.       Я сцепил зубы, заскрежетав ими.       — И что потом? Ты бы отвёз дочь домой, вернулся и сделал бы вид, что только пришёл?       — Я не говорил, что мы встретимся на ярмарке, Гарри. Собирался отправить тебе сообщение: думал, встретимся под утро, когда вы с компанией вернётесь.       — Ты просто запутал меня, чтобы не давать никакой точной информации!       Том скривился, но кивнул.        — И ничего не сделал после, — заключил я со смешком.       — Ничего не сделал? Сколько раз я пытался поговорить с тобой? — нахмурился он.       — Не после, в ту же ночь. Ты даже не позвонил мне.        — Ты бы не взял трубку.       — А тебе откуда знать?       — Тебе нужно было остыть. Разве я ошибался, Гарри? Даже спустя некоторое время ты отказывался меня слушать. Если мне пришлось нас в тракторе запереть, и то ты не дал мне и слова вставить. Чего уж говорить о телефонных объяснениях. Там, где шумно. Я не мог бросить дочь и бежать за тобой, Гарри, — он дотронулся до щёк, потерев их. — У меня тоже были обязательства. Перед Антониной в том числе.        — А передо мной их не было? Чёрт, — я выдохнул, вцепившись в волосы и потянув за них.       Если до этого меня одолела беспредельная тоска, из-за которой хотелось согнуться пополам, то теперь мне хотелось ему въебать. Не пощёчину дать — ещё чего, — а врезать. С запозданием.        — На тот момент я тебе ничего не обещал. И не собирался, пока не смог бы выполнить обещанного, — сухо ответил он. — В её случае всё иначе. Если я хотел дать тебе какое-то обещание, сначала стоило найти решение проблемы. А для этого необходимо время.        Шумно выдохнув, я отвернулся от него и шагнул к кровати. Упав на неё, я ткнулся лицом в подушку и всё же зарычал в бессилии. Или замычал.        Всё это было бессмысленно.        Обсуждать сейчас август. Обсуждать то, что было. Обмениваться обвинениями и злиться. Эти долбанные воспоминания нахлынули волной именно сейчас, заклокотали яростью, и мне просто нужно было их пережить.       Всё это я понимал. Понимал и бесился. Будто бы тоже с запозданием, с которым чесался кулак.       — Гарри, — послышалось мягкое, успокаивающее обращение со стороны, и ладонь легла мне на поясницу.        — Не надо только, — отнял я голову от подушки, повернувшись к нему, — винить во всём случай. Мол, так получилось, никто не виноват, случайность, бла-бла-бла...       — Я виноват — ты это хочешь услышать? — склонил он голову, но руку не убрал.       Её прикосновение жгло по-прежнему.       — Хочу, — и я офигел от капризных, требовательных ноток в собственном голосе.       — Я виноват, — признался он.       И мне от этого легче не стало.       Класс.       — Антонина, — хмыкнул я, вспоминая её размытый облик. — Ты не хотел говорить о ней. А я опять, как идиот, делаю вид, что её не существует и ты не женат, — и я вновь хмыкнул. — Если она вернётся завтра, ты спрячешь меня?       Брови Тома сошлись на переносице, уголки губ опустились, и на лице появилось недовольное выражение.       И это он ещё недоволен! Серьёзно, что ли?       — Тебя спрячу, твоего дедушку выкину за ворота, Малфоям заплачу за молчание, а дочери сотру память? — уточнил он вкрадчиво. — Разве я тебя вообще скрывал? Забыл, что было в больнице? Забыл, что я сказал тебе про развод? Ты ведь не идиот, Гарри, чтобы теперь не понимать, что это был за брак.        — Я и не знаю, что это был за брак! — ответил я в тон ему.       Он медленно выдохнул.       — Тебе просто охота поссориться со мной. Снова.        Я поджал губы.       Раздражение — оно такое. Совершенно дебильное. Вроде осознаёшь себя, а остановиться не можешь.       — Вообще-то у меня были другие планы на этот вечер, но эти твои фразы про лошадок… — спустя долгую паузу ответил я и громко фыркнул, перекатившись на спину и скинув тапки, которые висели на самых носках. — Давай, пока я добрый.       — Что давать? — опёрся он на руку.        — Включай шарманку и рассказывай.       — А конкретнее?       — Я про Антонину!       Неужели не понятно?       — Как ты это любишь, — добавил я хмуро, — в деталях. Исповедуйся мне.        — Если я расскажу, мне придётся тебя убить, — дрогнули уголки его рта в сдержанной улыбке. — Об этом знает узкий круг людей.        — А я тебе посторонний, получается, — кивнул я, ощутив новое ответвление раздражения.       — Гарри... — в чужом голосе послышался укор.        — О твоей бурной жизни с бывшей женой знают все как будто, — не удержался я от язвительного комментария.       — Конечно. Кого встречу, всем рассказываю свою трагичную биографию. От и до, — без тени улыбки ответил Том, добавив: — Чтобы меня пожалели.        — Не переводи тему. Или сразу скажи, что не хочешь ничего мне рассказывать, потому что я не принадлежу к «узкому кругу людей».         — И тогда ты продолжишь дуться?       — Я не дуюсь! — возмутился я и скривился. — Ладно, мне не очень приятно. Но я не дуюсь.       — Ладно, не дуешься. Узкий круг людей не является синонимом близкого, ты ведь понимаешь? — приподнял брови.       Вздохнув, я почесал шрам.       — Это какая-то тайна?       — Конечно, — вновь дрогнули его губы в улыбке. — Я тайно влюблён в Антонину, поэтому ты сейчас здесь, а она там. Наша любовь такая тайная, что о ней не знает никто. Даже мы.       Заскрипев зубами, я уставился на него.       — Бесишь меня сейчас намеренно?        Том поправил лямку бандажа, шлепнув ею о плечо.        — Нет. С Антониной мы были знакомы ещё с университета. Я переманил её в качестве сотрудницы позже. Когда она попросила помощи из-за бюрократической волокиты, я не смог отказать: мне и самому был выгоден такой расклад. Мы многое друг о друге знали, работали в одной сфере, имели схожие интересы, и, главное, Антонина хорошо ладила с Дельфи и имела иммунитет к выходкам моей бывшей жены. Мы могли дать друг другу то, в чём каждый нуждался. Это было удобно для обоих. Всё.       Этим «всё» он будто меня встряхнул.       Как это всё?!       — Это что, синопсис? — недоверчиво уставился я на него.       — Там особо ничего интересного и нет, — пожал он плечами.        — То есть про свою жену, отца, Алана ты мне всё расписывал в красках три часа, а тут вдруг не нашлось ничего интересного?        Том вздохнул.        — Ты хочешь услышать историю нашей дружбы? Это ведь не история брака, Гарри. Ничего увлекательного в этом нет.        — Ничего не знаю. Я слушаю, — сделал я вид, что весь обратился в слух.       Том побуравил меня взглядом с минуту и странно улыбнулся. Будто чему-то своему.       — Как я и сказал, наше знакомство с Антониной уходит корнями в университет, — неторопливо напомнил он и забрался на кровать, прислонившись спиной к изголовью. — После она вернулась в Россию, затем же, когда увидела в моём лице хорошую возможность для карьерного роста, вцепилась в неё с бульдожьей хваткой. Мы начали работать вместе.       — А ты пробовал заводить отношения вне деловой среды? — не сдержался я.       Том окинул меня насмешливым взглядом:       — Так вот в чём проблема… А я и не догадывался.         Я подтянулся на руках, устроился рядом с ним, привалившись плечом к его плечу, и, слегка толкнув его в сторону, заметил:       — Я не часть твоей работы. Это, скорее, волонтёрство. Ты ведь ничего за это не получаешь.       — Я получаю нечто куда более важное, чем просто зарплата, —  улыбнулся он.       —  И что же это?       —  Связи, Гарри. Твоя подруга, мисс Грейнджер, не единственная, кто обращается ко мне после. Юные специалисты. Всё это рынок возможностей.        Его слова озадачили меня.       — Вы с Гермионой общались?       Этого я не знал или не помнил — сложно было понять, что именно.       —  Она обращалась ко мне за помощью, — кивнул Том.       Стоило позвонить им. Хотя мы переписывались ежедневно, но они будто боялись меня о чём-либо спрашивать, но постоянно интересовались тем, как я себя чувствую. Словно мне поставили какой-нибудь смертельный диагноз, с которым теперь нужно было как-то сосуществовать.        О том, что происходило между нами с Томом, я не сообщал им. Об этом стоило поговорить с глазу на глаз, если будет такая возможность. Тут парочкой сообщений не обойдёшься. Как и в случае с Ваблатски. У той вообще был третий глаз во лбу: она каким-то образом просекла, что я, где я, с кем я и в каком я состоянии. Я не успевал ответить на её сообщение, как она уже сама на него отвечала.        Касс: Я могу тебя навестить?       Касс: Не, наверно у вас там идиллия.       Касс: Рада я, конешн       Касс: Но если тебе нужна помощь, психологического характера…       Касс: То он тебе наймёт лучших психологов, а я тут по детям       Касс: Не тот профиль       Гарри: А можно мне ответить?       Касс: Лыбишься, да? Понимаю!       Касс: Мало кому выпадает второй шанс       Касс: Облажались вы ребятки, но теперь можете всё исправить       Касс: Топлю за вас!       И смайл кулачков с кучей сердечек.       Всё было в таком стиле.        — Рад, что ты уже не пышешь праведным гневом и не хочешь выбить мне зубы, — раздался над ухом его голос, и я покосился в сторону Тома.       Он потёр челюсть, будто я действительно успел его ударить.       — Ещё не вечер, мистер Риддл, — нарочито медленно напомнил я.        — Снова выкать мне начнёшь? — теперь он слегка толкнул меня плечом.        — К сути, пожалуйста. Что за помощь ей потребовалась?        — Антонина не страдала от недостатка внимания противоположного пола, — хмыкнув, продолжил он, — но семья никогда не была её приоритетом. Ей не нужен был ни муж, ни дети. Поэтому, когда ей понадобился брак, я, скажем так, был идеальным кандидатом на роль. Как и она для меня. Как я уже сказал, мы могли дать друг другу то, в чём нуждался каждый.        — Это что-то типа дружеского брака? — неуверенно спросил я.       — Да, — кивнул Том.       Тут же вспомнились наши отношения с Джинни. Ведь у нас тоже всё шло к этому, и видимая проблема подобных отношений и положила им конец.        — Ты думал, что никого не полюбишь больше? — спросил я, не сдержав смешка.        Он словно к пенсии готовился, когда ему ещё даже сорока не было.        — Мне это и не нужно было.       — А кто спрашивает, Том? Нужно нам это или нет, — в моём голосе послышался явный скепсис. — Сомневаюсь, что мне это нужно было летом. Не после Драко. Но это просто случается. Ты же не маленький, чтобы этого не понимать.       — Не маленький, — согласился он, не сводя с меня взгляда.        Казалось, мои слова пришлись ему по душе.       — Но я устал от подобных отношений, Гарри. Каждые из них превратились в нервотрёпку. И меня всё устраивало до этого: короткие интрижки, где никто никому ничего не был должен.        — Интрижки, Том, или попытки забыть Нотта? — уточнил я, покосившись на него.       — Одно другому не мешало, — пожал он плечами, — пока мы не пришли с Антониной к этому варианту, пусть и по внезапной нужде. Но даже так у нас не было границ и пунктов насчёт сторонних связей. Тогда уже в моём понимании жизнь и правда была распланирована на десятилетие вперёд, поэтому… Хм, поэтому я не хотел с тобой связываться, если честно.        — То есть я выпал на то лето, когда с интрижками ты завязал? — съёрничал я и вновь пихнул его плечом в плечо. Чуть сильнее на этот раз.       — Нет, у меня было предчувствие, что это не будет интрижкой, — повторил он за мной, только ещё и за секунду склонившись, буквально цапнул меня губами за шею и со смешком отстранился. — Нужно было держаться от тебя подальше.        — Похоже, у тебя ничего не получилось, — констатировал я не без самодовольства.       Том же по-театральному сокрушённо кивнул.        — В любом случае её я ограничивать не собирался. В конце концов, наш с ней брак не был приговором.         — И это всё для…       — Мне — для спокойствия, — подытожил он. — Её же нужды отличались: она хотела перевезти престарелых родителей, которые больше не могли заботиться о себе сами, сюда. Сиделка, что она наняла… — Том скривился. — Там были некоторые проблемы. Она не хотела оставлять их больше одних. А для воссоединения в нашей стране необходимо быть её гражданином. И самый быстрый и непыльный способ получить гражданство — через брак. Спустя полгода она бы начала оформлять документы на себя, а с помощью адвоката этот процесс можно было бы ускорить вдвойне.        — Формально ведь это фиктивный брак, — осторожно заметил я.       Что являлось правонарушением, ага.       — Лишь отчасти, — улыбнулся Том. — Поэтому я и был идеальным кандидатом. Сложно доказать, что наши отношения — фиктивные. Мы многое друг о друге знаем, много общих знакомых, Дельфи часто видела Антонину… Сам понимаешь, мы не просто незнакомцы с улицы. Формально, это обычный брак, просто наши отношения не совсем обычные.        — Ладно, — вздохнул я. — Начнём с начала. Почему ты не сказал мне сразу?        — Доверие, Гарри.       И что это за ответ?..       Том дотронулся до волос, зачесав их пятернёй назад. Его взгляд блуждал по стене комнаты, каждые несколько секунд застывая.       — Если ты понимал, что это не будет интрижкой… — помог ему я. — Почему не сказал?        — Для меня не будет, а для тебя? — вновь сфокусировался он на мне, и уголок его рта дёрнулся в слабой улыбке: — Ты делал, что хотел, Гарри. Но я осознавал, что это спугнёт тебя.        — Не понимаю, — озадаченно нахмурился я.        — Ты сделал мою жизнь сумбурной снова. Я не только не смог остаться в стороне, но и побоялся спугнуть тебя. Затем собирался сказать это на этом самом месте, прежде чем мы шагнём за черту, но ты не дал мне. И был прав. Не то время. А потом… Я не встречал столь упрямых людей, как ты.       — Я не упрямый, — упрямо возразил я и неловко кашлянул.       — Ещё: если признаёшь человека виноватым, не даёшь ему вставить ни слова, — добавил Том, наградив меня многозначительным взглядом.       — Я просто знал, что ты собирался мне сказать. Точнее, мне казалось, что я знаю.        — Я понимаю, если бы ты выслушал и не поверил мне, — Том протянул руку и коснулся моего лба, смахнув упавшую на глаза прядь волос. А затем совершенно по-ребячески щёлкнул меня по носу. — Выслушал бы и сказал, что я лапшу на уши тебе вешаю. Но ты сбегал, будто я собирался не поговорить с тобой, а расстрелять в упор.         За первым последовало ещё одно неловкое покашливание.        Мне почему-то вспомнились слова деда:  «…Не даёшь вставить ни слова, если считаешь себя правым, а если обижаешься — молчишь и уходишь, считая, что это лучший способ не «захлебнуться эмоциями»…»        Сев, я оставил его чуть позади себя, чтобы не видеть лица. Не потому, что я не хотел смотреть на Риддла, а потому, что собирался выдать нечто чересчур сопливое, по моему мнению.       Откровенность за откровенность.       — Я пытался сделать вид, Том, что ничего не было. Вариантов разговора было не так уж и много. Я сомневался, что из-за меня ты отменишь свадьбу. Так что… предложений могло быть несколько. Первым были бы извинения, разговоры о том, что мы не обещали друг другу ничего, что просто перепихнулись, типа мальчишник никто не отменял. А за разговорами последовала бы просьба понять. Пусть это как бы правда, но… это было бы больно. Снова,  — голос осип, а я ощущал затылком его взгляд. — Вторым, если бы тебе хватило наглости, было бы предложение продолжить наши отношения до свадьбы, ведь нам охуенно вместе. Третьим — продолжить отношения и после свадьбы. И да, ты мог навешать лапшу мне на уши, что этот брак ничего не значит, что ты женишься… не знаю там, для слияния капиталов. И последние два предложения не просто оказались бы болезненными, но и стали бы огромным разочарованием в тебе. Поэтому… зачем? Зачем мне было слушать то, что ты хотел мне сказать? Разве я ошибаюсь?       — Тогда у тебя есть причина так думать и сейчас, — раздался его голос над плечом. — Я мог обо всём соврать, ведь таким человеком я тебе кажусь.        — Сейчас нет, — обернулся я, оказавшись нос к носу.       — И почему же сейчас нет? — сузил Том глаза.         Его недовольство было ощутимо. Будто потрескивало статическим электричеством в воздухе.       — Всё иначе, и ты это понимаешь. Только вот дуться не надо, — вернул я ему шпильку.       Он приподнял брови и откинулся назад, вновь прислонившись к изголовью.        — Иначе... — повторил Том и недоверчиво хмыкнул. — В больнице я тебе казался каким-то незнакомым дядей, который к тебе прилип и никак не хотел отставать.        — Тебя это всё-таки задело, — не сдержал я улыбки и подполз к Тому, сев ему на ноги.        — Не в этом дело, Гарри. Ты будто утверждаешь, что сейчас знаешь меня лучше, чем летом, поэтому всё иначе. И забываешь, что пару дней назад не хотел, чтобы я забирал тебя из больницы.       — О, так тебе кажется, что всё слишком быстро. Если так, то скажи, мы будем двигаться медленнее, — пересел я на его колени, смещая руки выше, за чем Том внимательно проследил.       — Не для меня: я не забывал тебя, — отвлечённо пробормотал он.        — А я вспоминаю. Чего не было в больнице, — мазнул я взглядом по нему сверху вниз и вновь уставился на лицо.        — Сколько минут прошло с момента, когда ты спросил, спрячу ли я тебя от Антонины? — и он снова приподнял брови.       Что я мог ответить на это?       — Ну… — я поковырял ткань его брюк, — состояние аффекта учитывается? Я теперь знаю, что у тебя с ней. Ну, — повторил я это дурацкое, тянущееся слово, — и хорошо понимаю этот тип отношений.       И почему-то тут же понял, о чём он подумал: что я застрял на грани между срывом и истерикой. А теперь балансирую на ней, рискуя сорваться.       — Я обычно более сдержанный… Это просто воспоминания. Этих было слишком много, и они казались чересчур сильными. Еще и негативными. Понимаешь?       — Я ничего и не говорил.       — Но подумал, — сузил я глаза. — Что я похож на Драко.        — Я не думаю, что ты похож на Драко, Гарри. Я знаю, что это деликатная тема для нас обоих, — понизил он голос. — Тема Трис сейчас для меня стала частью прошлого, но были времена, когда я на многое остро реагировал. И не просто на словах. Поэтому… — он пожал плечами, словно в моей сегодняшней биполярке нет ничего странного.       — Но спрошу снова, — после паузы продолжил я, — не встреться мы на ярмарке, что ты собирался делать?        — Подождать неделю или две.        — Посмотреть, не надоешь ли мне?        — И это тоже.        Я переместился выше и положил руки на его бёдра, ощутив, как он напрягся. Мне нравилась такая реакция.        — Насколько я помню, Том, — поднял я взгляд на его лицо, — Антонина начала переезжать сюда как раз через несколько недель.        — Я бы смог отсрочить это, будь всё иначе. Но ты должен понять, что с тобой этот брак действительно стал бы фиктивным. Понимаешь, что я хочу тебе сказать?       — Ну охуеть просто, — хлопнул я по его бедрам. —  Ты думал, что я остыну и побегу всем рассказывать, что у тебя фиктивный брак?        —  Нет, не совсем…       — Так нет или не совсем? — перебил я.       — Будь это исключительно моим делом, я бы доверился тебе. Но это касалось не только меня, — вздохнул он. — Если бы она не согласилась рассказать, я бы не смог.       — Я понял, — скривившись, — это её секрет, а ты, бедняжка, должен был молчать и молча страдать, — зацепился я пальцами за шлевки брюк и потянул за них без особого результата.        Нет, я язвил, конечно, но почему-то не злился. Злоба будто истлела. Сейчас я скорее просто щетинился на него на автомате. Для профилактики.       — Должен был, но пытался тебе сказать, — задумчиво произнёс он. — Весь август. Ты сам не хотел слушать.        — Ладно, — тряхнул я головой, усмехнувшись. — Я бы выслушал тебя. Что дальше?        — Попросил бы подождать год, — продолжил он, игнорируя мою экспрессию. — Я частый гость в столице. Мы могли бы видеться.       — Как тайные любовники, — просипел я ехидно.       — В этом случае, да. Потом, когда Антонина получила бы гражданство…       — Разве возможно получить гражданство за год? — снова перебил я его.       — Для меня — возможно, — спокойно ответил он, будто разъяснял какие-то банальные истины ребёнку.       Нет, конечно же, я понятия не имел, как всё это делается. Не было нужды, а потому и не интересовало меня это никогда. Но год все равно казался мне ничтожным сроком для таких делишек.       — Тогда почему не обойтись без брака, раз для тебя многое возможно?        — Потому что я не умею ускорять время, Гарри. И стирать прошлое. Антонина уже подавала на гражданство по месту жительства. Сделала это она без меня. И так и не получила заветное письмо. Бумаги её где-то пылились, как и бумаги ещё сотни тысяч людей. Её год назвали потерянным годом. Или ты думаешь, что я об этом не подумал, когда ситуация изменилась? Если процесс уже запущен, то ускорить его — как попытаться превратить болото в пруд. Легче начать сначала.        — Так и подала бы сначала.        — Тем же способом невозможно, — терпеливо сообщил он. — Оставалось по происхождению, по выбору через детей, которых у неё нет, или по браку. По браку — самый быстрый способ. И до этого никаких препятствий не было.        — Но год, о котором ты просил бы, ещё не прошёл, а вы собираетесь разводиться, — напомнил я со скепсисом и переместился на его бёдра.       — У нас у обоих появились непредвиденные обстоятельства, — согласился Том.        — Мой возможный арест — непредвиденное обстоятельство?       — Никто арестовывать тебя не будет, — твёрдо заявил Том. — Но сам ты, да, моё непредвиденное обстоятельство. У неё своё.       — Какое? — с любопытством склонился я.       — Она планирует остаться в России в качестве управляющего директора нашего нового филиала. И,  — усмехнулся он, — кое-кого встретила там. Этому человеку, как и тебе, не нравится, что она замужем.        — Подожди… — я нахмурился. — Гражданство ей уже без надобности?..        — И всё это было напрасно? — словно предугадал он последующий вопрос. — Если так на это смотреть, то да: она останется там, рядом с родителями, а потому ей оно уже не нужно. Но сам процесс запущен. На всякий случай.       — Хорошо, потому что во второй раз одалживать тебя я не собираюсь, — вкрадчиво предупредил я и тряхнул головой, осознав кое-что ещё, что вызвало горький смешок: — Получается, что и все мои страдания тоже напрасны. Прости, но это пиздец какой-то, Том.        — Если бы ты дал мне шанс сказать, — в чужом голосе появилась хрипотца, — то и страдать бы не пришлось. Ни тебе, ни мне.        — Молодец, — кивнул я. — Перевернул всё так, что теперь виноват я.        — Я перевернул всё так, что ты теперь не злишься на меня, — расплылся он в улыбке, а я не стал сдерживаться.       Склонился и поцеловал его в неё. В эту самую улыбку, которая не давала мне покоя. Не видь я её, не поверил бы, что существуют подобные.         — Ладно, — выдохнул я ему в губы. — Сойдёмся на том, что это всё вина твоей фиктивной жены.       — Она и правда чувствует себя виноватой, — продолжал улыбаться он. — Боялась сказать о желании развестись, пока я сам не сказал, — и Том дотронулся до моих губ, рукой сжав затылок и помассировав его.       — А почему об этом сказал ты ей? — просипел я ему в рот между одним коротким поцелуем и другим.       — Подумал, что без точной даты развода ты мне не поверишь. Это был мой весомый аргумент в пользу второго шанса, — скользнул он рукой ниже, проведя вдоль позвонков кончиками пальцев.       — Когда мы снова встретились, — неторопливо потёрся я задом о его бёдра, устраиваясь поудобнее или делая вид, что именно для этого я так нагло вжимаюсь. — Напомни где…       — В ресторане, — прикрыл Том глаза и опустил ладонь мне на поясницу, погладив по круговой.       — Там ты знал уже о дате?       — Нет ещё. Мы обговорили её, когда мне стало известно о дате принесения присяги.        — И что же ты тогда делал? — я мазнул губами по его челюсти и вжался ими в шею, чувствуя, как дёрнулся его кадык.       — Делал когда?        Чужая рука сжала мой зад, заставив сильнее притереться бёдрами.       — Насколько я понимаю, — шепнул я ему на ухо, — после той встречи ты преследовал меня?       — Преследовал… — повторил он за мной и усмехнулся. — Я видел твою реакцию на меня. Мы друг к другу не остыли, и я подумал, что есть шанс всё вернуть. Но ты…       — И снова я виноват? — опередил я его, слегка укусив рядом с кадыком.       — …Был особенно ретивым, — заключил он. — Поэтому пришлось обдумать несколько вариантов, подыскать парочку аргументов и попытаться поймать тебя на крючок, чтобы иметь доступ. А то любишь ты бегать, Гарри. Особенно от меня.       — На какой крючок? — отстранённо спросил я, пытаясь не улечься на его руке.       Как же меня бесила скованность в движениях.        — Деловое предложение.        — Ты хотел купить рецепт штруделя?        — Не только купить, но и чтобы его готовил ты. Я надеялся, что ты дашь слабину и согласишься готовить его прямиком в отеле. В крайнем случае — поставлять его по воскресеньям.        — Дам слабину? Чтобы иметь шанс видеть тебя мельком? Как самонадеянно.       — Чтобы я имел шанс видеть тебя, — поправил он меня.         — И шанс придираться к моей работе, как в августе? Это я помню, кстати, —  сузил я глаза. — Что бы это было, Том? Штрудель слишком сухой? Слишком сырой? Кислый? Солёный?        Он коротко рассмеялся.       — Ты всё забываешь, что я уважаю твою работу и в делах всегда серьёзен. Начни я делать так, и ты бы ушёл. Или я ошибаюсь?       —  Не ошибаешься, —  подтвердил я и тут же вздохнул, приподнявшись на руке и поймав его взгляд. — Хочу вспомнить тот день.        — А если вспомнишь и то, чего не было? — коснулся он костяшками моего виска.       — Разве всё это наше совместное времяпрепровождение не затевалось врачом, чтобы я понял, что те воспоминания нереальны?        — Но они всё равно могут повлиять на твоё состояние, как влияли до этого, — заметил Том.       — Справлюсь. Сейчас ведь у тебя все зубы ещё на месте и я даже в хорошем настроении.        Он хмыкнул, но тут же улыбка рассеялась:       — Хотелось бы верить, — и запустил пальцы в мои волосы, слегка потянув.        — Я… — сглотнув, я нервно облизал губы.       Внутри все перевернулось.         — Ты?        — Мы поговорим же ещё?..       — Мы можем говорить, сколько угодно, — подтвердил Том.       — Но не сейчас?       — Когда хочешь, Гарри, — подался он вперёд и поймал мой выдох. — Дай угадаю, ты не знаешь, как завершить наш разговор.       — Знаю… Но не знаю, правильно ли это.        — Что ж, подтверждаю, это очень даже правильно, так что давай завершим его на приятной ноте, — чмокнул он меня в губы.       И знал ведь, чего я хочу. Об этом говорили появившиеся во взгляде смешинки.        — Ты хотел посмотреть парочку контрактов, не так ли? — напомнил я.        — И ты мне предлагаешь заняться этим сейчас?       — Пока я принимаю душ, — кивнул я. — Развлекайся.       — Я могу развлечься и по-другому, — дёрнул он уголком рта. — В кабинке достаточно места для двоих.        — Без руки есть риск поскользнуться и сломать вторую.       — Не настолько много места, — мягко возразил он.       А я поймал его лицо и дотронулся губами до губ, шепнув:       — Предупреждаю, на этот раз резинок у меня с собой нет.       — На этот счёт волноваться не стоит, — расцвела на чужом лице снисходительно-наглая улыбка. — Ты столько презервативов оставил под своей кроватью в прошлый раз, что нам на год хватит.        М-да.       С этим я так и не разобрался после.        Но краснеть не буду. Не-а, не дождётся.