Eiswein

      Кожа плотная, матовая, к удивлению, бледная — разве я помнил её другой? — покрывшаяся мурашками, когда я провёл ладонью, вжимая кончики пальцев в упругую плоть, слегка потирая, даже пощипывая её. Еле заметная линия загара тоже была видна, и она застывала перед глазами более красочной картинкой контраста: контраста между белой футболкой и золотистой кожей.       Летом, видимо, солнце особенно его любило.       Я обвёл чужую руку, следуя линии загара, и собрал скатывающиеся капли воды.       Том позволил мне делать это с собой — водить руками по телу. Заново изучать его не только визуально, но и на ощупь. Как будто он мог сказать «нет» и я бы прислушался — сам захотел последовать за мной, а потому и права голоса лишился. Не то чтобы он очень сопротивлялся: стоял под тёплыми ручьями воды, скатывающимися то по его плечам, то по моим, и не двигался. Он сразу прислонился спиной к стене кабинки, и лишь грудь часто вздымалась и опадала, пока я исследовал его тело руками, губами, языком, своим телом, прижимаясь изредка вплотную.       Приходилось помнить о руке, но пластиковый гипс не был таким громоздким и, по правде говоря, если бы не цвет, я бы постоянно забывал, что он вообще на Томе.       Не помнил я, чтобы когда-нибудь делал всё настолько медленно и просто наслаждался каждой секундой. Не помнил также, чтобы настолько наслаждался прикосновениями к кому-то.       — Я кажусь тебе странным? — спросил я и припал губами к чужому плечу, обведя ладонями бока, положив их на поясницу, а затем на ягодицы и слегка сжав их.       Может, я и правда был странным.       Подумалось, что хотелось бы стать солнцем, чтобы ласкать его кожу. Но аналогия лезла совершенно другая… Потому что солнце что делало?       Угу.       Я бы хотел стать солнцем, чтобы жарить тебя.       Очень поэтично.       В оправдание себе скажу, что если и есть в этом моя вина, то она относительно небольшая: огромная её часть лежит на Томе. Кто, если не он, будит во мне все эти чудачества одним своим видом?       — В каком смысле странным? — уточнил Риддл.       Вместо ответа я буквально облизал его, ведя языком от ключицы к уху.       Чужая ладонь легла на бок, слегка пощекотав кожу, и Том прижал меня к себе, будто потворствуя нескончаемой прелюдии.       — Так о чём конкретно ты спрашиваешь? — настоял он на своём.       — Не знаю, — выдохнул я ему на ухо и потёрся полувставшим членом о бедро. — Просто после вернувшихся воспоминаний чувствую себя странно.       Ощущение слегка мозолистой кожи его руки перешло на поясницу.       — Мы можем принять душ и пойти спать, если ты не в настроении, — предложил Том.       И я недовольно глянул на него исподлобья.       — Вот об этом и речь. Я чувствую себя надоедливой собакой, что садку на твоей ноге делает. На что ты с поощрением смотришь. И только.       — И только, — будто бы передразнил он меня.       Том слизал воду с губы, отклонив голову, и без каких-либо предупреждений скользнул рукой ниже, пальцем ведя вдоль расщелины между моих ягодиц. Я вздрогнул, переместив ладони на его бока и вцепившись в них.       — Закрой глаза, — попросил Риддл.       А это ещё зачем?       Но протестовать я не стал — закрыл их, аккуратно прижавшись к нему.       И в голову пришла наиглупейшая из идей.       — Что вы собираетесь со мной делать, дяденька? — прошептал я с притворным испугом.       Не я же заикнулся про незнакомого дядю, в конце концов.       Послышался смешок, а затем рука Тома исчезла, оставив в покое мои полушария. Раздался звук диспенсера, дверцы стеллажа внутри кабинки хлопнули… А затем по щеке мазнули волосы Тома, после чего до меня донёсся шорох рвущейся бумаги — будто он открыл упаковку зубами.       — Держите глаза закрытыми, юноша, — протянул Том и шёпотом добавил: — Я подготовлю вас ко вступлению во взрослую жизнь.       У меня мурашки по коже пробежали.        До ягодиц снова дотронулись, и я замер. Даже дыхание задержал, выдавив из себя:       — Взрослая жизнь немного пугает.       Или много… Судя по виду чужого члена — пугаться там было чего.       — Поэтому следует вас хорошенько подготовить, — дотронулся он губами до моего виска.       — Вы подошли с фантазией к этому делу в первый раз, дяденька, — нервно хмыкнул я.        Ощущение скользящих пальцев меж ягодиц заставило меня вжаться в него сильнее.       — Но недостаточно основательно, — возразил он. — Вы, юноша, были напряжены. Боитесь уколов?       — Дяденька, укол дрыном — это не укол, а взятие тараном ворот Бастилии. Ещё бы я не напрягался.       — Эти ворота я уже брал штурмом, — казалось, Том улыбается.       — Только вот за прошедшее время их успели спаять, — возразил я, уходя от давящего прикосновения пальца…       Резинового пальца?       — Очень крепко спаять, — на выдохе добавил я, когда он снова играючи надавил.       — Хорошо, что у меня внутри шпион, — поведал Том доверительным шёпотом, — и он очень хочет, чтобы Бастилия была взята именно мной, — и палец скользнул внутрь, а я сдавленно выдохнул, чувствуя странную текстуру.       Это точно был не презерватив… Что тогда?       Я позволил себе упасть в этот омут неведения — не стал вертеться. Просто прислушался к внутренним ощущениям, которые были весьма спорными. Пока Том не увлёк меня в размеренный, малость ленивый поцелуй, в котором я задыхался из-за стекающей по лицу воды.       К первому пальцу присоединился второй, и я застонал в его рот, вжавшись пахом в чужие бёдра, когда он слегка согнул пальцы внутри меня, развёл их, вынул и вновь протолкнул внутрь почти до костяшек, судя по ощущениям. Странным ощущениям…       — Всё нормально? — уточнил Том и слизал каплю воды с моей губы.       Моим ответом стала рука на его члене. Обхватив ствол пальцами, я двинул кулаком по всей длине, заметив, как затрепетали чужие ноздри от возбуждения и расширились зрачки.       — Если вы будете меня так медленно растягивать, дяденька, то мы не закончим к завтрашнему утру, — с капризной насмешкой на губах протянул я и повторил за ним: слизнул замершую над верхней губой каплю воды.       — Всего пять минут прошло, Поттер, — знакомым откуда-то издалека тоном ответил Том. — А я ко всему подхожу основательно. К подготовке территории для… вспахивания в том числе.       Я обвёл головку большим пальцем, потерев дырочку уретры, и Том выдохнул сквозь зубы.       — Эти аналогии почти так же соблазнительны, как и мои, — это признание далось мне легко. — Но я тоже подхожу основательно… к посеву, — и я завёл руку за спину, накрыв его ладонь своей и проникая в себя третьем пальцем.       — Гарри!       — М?.. — задушено замычал я ему куда-то в щёку.       — Медленнее.       — Куда уж медленнее-то?       — Если хочешь, я вставлю прямо так, а после мы поедем в больницу. Уверен, врач будет счастлив снова видеть тебя в палате.       — В первый раз же не поехали, — возразил я.       — Я тебя два раза растягивал, — хмыкнул Том и прикусил мочку. — И то ты просил не вставлять до конца. Ты куда-то спешишь?       Как мне объяснить ему, что у меня и правда чувство, что сейчас всё сорвётся? Что приедет его номинальная жена или ворвётся — бывшая, вбежит мой дед с криками «горим», из-под раковины вылезет Драко с очередной абсурдной идеей или начнётся какой-нибудь тайфун, и нам нужно будет спрятаться в бункере.       Есть ли тут такой?       В погребе можно будет уединиться. Нальём в чан вино и будем трахаться там.       На мгновение я представил себе подобную ситуацию и задрожал от нервного напряжения.       — Так… Как и в тот раз, стоит нам дойти до главного блюда, как ты становишься напряжённым, — прокомментировал Том. — И что же нам с этим делать?       Он выскользнул пальцами из меня, и я судорожно вздохнул, ощутив пустоту и заметив на его пальцах ребристые насадки.       Вон, даже о моём удовольствии подумал.       — Можно мне вина? — поднял я на него взгляд.       — Нет, нельзя, — хмуро отозвался Том. — Что сказал врач, повторишь?       — Не рекомендуется в течение полугода, — кисло процитировал я.       — И, насколько я помню, ты вообще перестал пить.       Я утаил, что хлебнул днём стопку вермута, эффект которой помог мне не прибить Малфоя на месте. По крайней мере, я так думал.       — Наверное, это было, чтобы не начать строчить тебе всякие глупости. Или ещё хуже — не начать звонить, — не без сарказма предположил я, представляя, как вусмерть пьяный ору ему по телефону, какой он мудак.       А так, скорее всего, я и думал всё это время про Риддла.       А ещё ору, как мне херово и как я скучаю. Отличная перспектива вырисовывалась. Особенно если в моём представлении в момент пьяного дебоша рядом с ним дремала жена и могла услышать всё.       — Мог и правда позвонить мне, — мягко заметил Том.       — А чего ж ты сам не позвонил?       — Может, я звонил, а ты не помнишь?       — Но вспомню, так что врать бесполезно.       — Не знаю, почему не позвонил, — после непродолжительной паузы признался Том. — Посчитал, что ты прочёл письмо, не согласен был ждать, не поверил, может, или не хотел иметь со мной ничего общего даже так…       — Да ты просто обиделся на меня, — заметил я с улыбкой.       — С чего бы мне на тебя обижаться? — Том приподнял брови.       — Например, потому что динамил тебя?       Том задумчиво покривил губы, будто не задумывался о такой возможности.       — И насчёт письма… Где оно?       — А вот это тебе стоит спросить у своей подруги, — и Том смыл с волос остатки пены от шампуня.       Но если спросить Гермиону о письме, придётся рассказывать им всё: от а до я. С чем я пока решил повременить.       — Идём спать? — уточнил Том.       — Что? Нет, — замотал я головой. — Просто это как-то всё очень… церемониально, что ли? Мы будто к чему-то грандиозному готовимся.       — Так и знал, что ты любитель экспромтов. Как самый первый, как сегодняшний…       Мыслями я вернулся к произошедшему на кухне.       — Возможно… Интересное открытие, — пробормотал я, покосившись в сторону сауны, и, проведя рукой по пояснице, где ощущались остатки вспенивающегося геля для душа, открыл кабинку.       Том ничего не спросил, просто следил за мной, а я, шлёпая по полу и оставляя за собой мокрые следы, направился к этой громадине, которая со стороны казалась небольшой. На деле же там могло поместиться человек шесть.       Я шлёпнул влажной ладонью по кнопке, и вода хлынула сразу из четырёх кранов, расположенных внутри.       — Сколько она будет набираться?       — Успею проверить, легла ли Дельфи, как обещала, или же до сих пор читает.       — И проверить парочку контрактов? — уточнил я, не оборачиваясь.       За спиной послышался глухой смешок.       — Возможно. Расслабляйся.       — Не присоединишься?       — А ты разве меня приглашал?       Я цокнул языком.       Безусловно, иногда Том был очень странным. Разве не понятно, что я решил туда залезть не просто так, чтобы отмокать в одиночестве весь вечер?       Во-первых, именно с этой точки был чудесный вид на лес: солнце уже село, но виднелась розовая полоска горизонта. Во-вторых, вода расслабляюще действовала на мышцы. В-третьих, это могло быть неудобным для Тома… Наверное. Но он мог просто сидеть, откинувшись, а я бы сделал всё сам. Своего рода очередной экспромт.       Поцелуй в плечо заставил оглянуться.       — Так что: пригласишь меня?       — Если тебе не противопоказано столько ванных… процедур, — и я указал глазами на его руку.       — Отнюдь. Но, пока я отлучаюсь, думаю, это тебе пригодится, — и он вручил мне упаковку, которую я машинально сжал в руках.       А затем Том отстранился и направился к спальне, по пути стянув с полки халат.       Краем глаза я уже увидел, что находится в моих руках, и даже прочёл, но вновь пристально и с толикой веселья уставился на алые буквы, гласящие «Надувной анальный расширитель», а затем и на сурового мужика под ними. С таким выражением лица только такое и рекламировать. Мол, я задницей орехи щёлкаю. И тебе могу что-нибудь прищемить.       Интересно, когда это Том успел купить? Утром? Или вчера? Или у него где-нибудь целая куча подобного добра на всякий случай? Мало ли кому задницу надо растянуть, а судя по изображению того, как эта штука могла раздуваться, растягивала она прямо под обхват Тома.       И водонепроницаемая — кто бы сомневался.       Я хмыкнул, прислушиваясь к бурлению воды за спиной, и сорвал пластик, распечатывая свой подарок. А затем заглянул внутрь коробки, извлекая оттуда протянутую мне руку помощи, которую положил на бортик джакузи.       Дал-то он мне её дал, а смазка где?       Ответ пришёл сразу же, стоило обвести ванную внимательным взглядом. На видном месте стояла бутылка. Похоже, Том решил, что смазки нам понадобится много, и лучше, если та будет стоять рядом с диспенсером мыла — чтоб ни в коем случае не потерять её из виду. Найденное добро я тоже перенёс на край бассейна, заглянув внутрь и заметив, как вода приобретает зеленовато-голубой оттенок.       Что ж, Том был на все сто процентов прав.       Я был напряжён.       Если сравнивать, то можно сравнить с моментом, когда дорываешься наконец-то до желаемого. Вот оно — в одном шагу от тебя. Красивенькое такое, яркое. Блестит, сверкает — только руку протяни. Конечно же, ты руку и тянешь, чтобы побыстрее схватить, и спотыкаешься — мираж тут же развеивается. Так и сейчас. Сложно оказалось найти причину того, откуда внутри сформировался подобный комок нервов, ведь не впервой же нам… Мне.       Поднявшись по ступенькам, я забрался в полупустую ванну. Тёплая вода приятно защекотала ступни и икры ног.       Какая-то тайна за семью печатями, достойная быть объектом глубоко психоанализа. Врач порекомендовал мне найти специалиста, но ведь тревожность — это совсем другое.       Наверное…       Что могло меня тревожить сейчас? Я почти помнил, что было до секса, помнил какие-то фразы, будто вырванные из контекста, и помнил отрывки того утра. А это уже было достаточно, чтобы ощущать некую уверенность в том, что между нами должно произойти.       Не с парашютом же прыгать собираюсь, чтобы гадать, откроется тот или нет.       Да и какая разница, в какой я буду позиции. Секс есть секс. Снизу, сверху, сбоку, стоя на ушах… Главное в этом — обоюдное удовольствие. Мне оставалось надеяться, что, вопреки словам Драко — а тот всегда любил трепаться о том, о чём понятия не имел, — Том того же мнения.       Капнув смазки, я завёл руку за спину и проник в себя пальцем, покрывшись мурашками от напряжения. Возможно, не стоило включать сейчас мозги. Выключил же на кухне, когда он дрочил мне прямо напротив рагу…       Святотатство-то какое.       Воспоминания тут же окрасились смесью возбуждения и стыда.       Нет, ударяться в анализ ситуации определённо не стоило.       Взяв игрушку, я хорошенько окунул её в смазку и приставил к колечку мышц, плавно надавив. Поддалась та не сразу, а когда я ощутил её полноту внутри, задержал дыхание.       Сам расширитель был чуть толще пальца, но, судя по иллюстрирующему изображению, надувался, мг, достаточно… Даже больше, чем достаточно.        Аккуратно приняв полусидящее положение, я прикрыл глаза и ощутил, как бурлящая вода достигает бёдер, щекоча их.       Теперь стоило расслабиться и привыкнуть к этим «новшествам». Стоило бы…       Я нажал на грушу, стиснутую в руке, заметил, что пальцы слегка подрагивают, и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям.       Странно, не ново — таким было выигрышное комбо. Тело будто помнило, пусть и было это чёрт знает когда… а я сам? Сплошные отрывки и ощущение тревоги. Шло последнее именно оттуда: из прошлого.       Для полного счастья музыки не хватало, но сейчас было поздно вылезать, переться за телефоном и искать что-нибудь расслабляющее: что поможет сфокусироваться на мелодии и прекратить гонять мысли по замкнутому кругу.       И всё же…       Приоткрыв глаза, я оглядел помещение, утопающее в полумраке, — только свет самой ванной рассеивал темноту, — и остановился взглядом на спортивном инвентаре в глубине помещения.       Это была лишь догадка.       Взглядом я наткнулся на небольшую колонку в потолке. А затем — на другую. Всего их нашлось четыре.       Вот только для них тоже возможно нужен был телефон, чтобы подключиться. Или нет?..       Чёрт!       Я снова прикрыл глаза. Вода бурлила и пузырилась, приятно лаская кожу.       — Хм…       Может, устройства просто не видно?       — Алекса, добрый вечер, — произнёс я на пробу.       — Добрый вечер. Запустить сводку новостей? — ответил голосовой помощник.       Вместе со смешком из меня вылетел вздох облегчения.       Это было ожидаемо.       И что он был не только на кухне, и что Том слушал новости, а утром наверняка — прогноз погоды или что-то вроде. Я и сам прошлым летом настраивал рутину для деда, чтобы тот ничего не забывал. Вот только, как оказалось, Альбус отключил голосового помощника — когда я вернулся, нашёл умный динамик, валяющимся в ящике, где он, наверное, и лежит по сей день.       — Алекса, воспроизведи последний проигранный плейлист с самого начала.       Мне было интересно, что слушает Том. Но это вполне могла быть классика, кантри, диско… или какая-нибудь латиноамериканская музыка. Или рэпкор. Всё что угодно, в общем-то. Я не знал, но мог предугадать, что ему нравилось. С точностью… в двадцать процентов?       Послышались аккорды.       И, конечно же, я знал её.       «Enter Sandman» Металлики.       — Алекса, далее.        «Last Nite» группы The Stroke. Затем «Highway to Hell» от AC\DC и «Hey Joe» Хендрикса. «Roxanne» — The Police, «Breaking the Law» — Judas Priest, «Dream On» — Aerosmith, «Behind Blue Eyes» — The Who…       — Алекса, стоп.       И музыка стихла.       Безусловно, это было не то… не то настроение, со всем моим уважением.       — Алекса, назови мои плейлисты.       — Любимые, лето.       И всё?..       У меня в спотифае были десятки плейлистов для разного настроения, разной атмосферы, даже для разных блюд. Чтобы готовить рыбу — был один, мясо — другой, десерты — третий, закуски — четвёртый… Пятый для вдохновения, шестой — для херового настроения, седьмой — для расслабления.       Том же, получалось, слушал весь год исключительно «любимое», а летом — «лето»?       — Алекса, включи плейлист «лето».       Меня потряхивало от мыслей, что там могло бы быть.       Или по-другой причине потряхивало — например, потому что я отвлечённо нажал на грушу несколько раз и внутри стало тесно. Настолько, что волна жара накрыла меня с головой и схлынула, сконцентрировавшись в области паха.       Зазвучали биты.       Сглотнув, я подался вперёд, вставая на четвереньки и положив руку на бортик — так было удобнее. Сейчас вода доходила до середины живота.       — God, I wish I never met you (боже, я жалею о встрече с тобой), I, I keep forgetting to forget you (я, я всё время забываю забыть о тебе)…       Твою ж…       Поёрзав, я ткнулся лбом в предплечье и повёл бёдрами по кругу, хорошенько ощутив растяжение, когда сжал кулак ещё несколько раз, вслушиваясь в равномерный шипящий звук: раз, два, три, четыре, пять...       И мне пришлось остановиться.       В мыслях начался какой-то хаос.       Эта чёртова песня будто проникала под кожу, в какой-то дальний уголок памяти, который ещё не ожил, оставаясь туманным. От этого внутри бурлила и всё та же тревога, и смятение, и отчасти ностальгия, и желание большего…       Не то, не так. Не та песня?       Рука сжалась сама в шестой раз, и я глухо замычал, прикусив кожу.       Создалось ощущение, что внутри шарик надувают, который давит и давит. Вроде болезненно, вроде неприятно, а вроде и нормально всё — просто странно.       Я завёл руку за спину и слегка потянул — расширитель нехотя поддался. Тело прошибла дрожь. Не будь рука мокрой, наверное, на ней поднялись бы волоски. Как на затылке.       Пальцы разжались, и пробка вернулась на место, порождая спазм тупого концентрированного удовольствия, тут же рассеивающегося мурашками по телу.       — I'd pay you fortune for amnesia (я бы заплатил бешеные деньги, лишь бы лишиться памяти), and here I'm trying not to jump off the deep end (я пытаюсь не броситься в омут с головой). In every face I see a piece of you (в каждом лице я вижу частичку тебя), and, yeah, I dream of my freedom (и да, я мечтаю о свободе)...       Очередное движение — очередная судорога. Стон просочился меж губ, и я будто по инерции начал слегка раскачиваться, отчего вода волнами расходилась вокруг.       Это было до одури приятно. Но недостаточно ярко. Словно чего-то не хватало.       Опустив руку под воду, я сжал член, на обратном движении толкнувшись в кулак.       Или не чего-то, а скорее кого-то?..        Я едва не поперхнулся собственным стоном, вскинув взгляд, и выдохнул с тихим удивлённым свистом меж зубов, когда встретился глазами с наблюдающим за мной Томом.       — Алекса, далее, — внезапно сипло приказал он.       Я замер. Лишь сжал грушу в кулаке.       Раз, два, три…       И закусил губу, ощущая дикое давление, может, соизмеримое с проникновением трёх пальцев, но не отвёл взгляд, будто не в силах разорвать зрительный контакт с ним.       — Call me what you wanna (называй меня так, как хочешь), I'll be what you wanna (я буду таким, каким ты захочешь), I've been here a thousand times (я проходил через это тысячу раз)…       Мне почудилось, что меня током ёбнуло. Хорошенько так приложило. Мурашки пробежали от затылка до пят, а внутренности свело от вспыхнувшего томления.       Та песня была не той… Но не эта. Эта была правильной.       Свет, жара, ощущения соли и лайма на языке. Алкоголь бурлит в крови. Отчуждение растворяется в толпе на танцполе клуба. Мне плохо и так охуенно, что я готов остаться навсегда в том мгновении. Мысли плавятся параллельно движению рук, скользящему по телу…       Я прикрыл глаза, ощущая, что задыхаюсь от нахлынувших эмоций: смеси отчаяния, желания, печали, злости… Какой-то неотвратимости, на которую наложилась эйфория. Вкус безответной, как мне казалось, любви, от которой я сходил летом с ума.       До губ дотронулись, и я открыл рот, позволяя чужому языку скользнуть внутрь и исследовать его жадным, почти животным вылизыванием. Пальцы запутались в чужих волосах, скользя к затылку, и я сжал тот, притягивая Тома ближе, цепляя зубами то его нижнюю губу, то верхнюю.       — Сейчас, — выдохнул он надрывно мне в рот.       И оторвался. Халат оказался скинут на пол, он сам поднялся по ступенькам и опустился в воду.       — Так удобно? — оседлал я тут же чужие колени, поморщившись от сместившегося давления.       Ответом мне стали кивок, усмешка и ладонь на моей ладони, которая отобрала грушу.       — Хочешь сам?       — Хочу помучить тебя, — сипло ответил Том.       — И когда ты успел приобрести… подобные богатства? — я поёрзал на его коленях, теперь уже прислушиваясь к ощущениям полноты.       Не буду же я пластом лежать, чтобы как можно меньше вникать в происходящее внизу?       — Вчера.       — То есть… — я не сдержал смешка, — ты знал?       — Догадывался, что у нас всё снова выйдет из-под контроля, — пояснил он и сдавил грушу, отчего я сипло выдохнул сквозь зубы.       — И что ты ещё купил? — обхватил я его за плечи и прижался губами к уху, поэтому слово «купил» получилось произнести шёпотом.       — Несколько литров смазки.       — И всё?       — В следующий раз дашь список желаемого, — насмешливо предложил Том.       — Или сам куплю, — губы растянулись в улыбке.       — Например?       — Точно не эрекционное кольцо, — не стал скрытничать я. — Не для тебя, по крайней мере. Для себя, может быть.       — Это какая-то дискриминация?       — Шутишь?       Я притёрся бёдрами ближе и прижался членом к его плоти, ощутив всем телом, как он словно окаменел на долю секунды, а потом вздрогнул. На чужой коже проступили крупные мурашки.       Губы сами прижались к влажной дорожке под кадыком, которую я тут же слизал, опускаясь ниже, к ключицам. И с каждым моим поцелуем его рука сжималась, а внутри напряжение росло и росло, пока я не уткнулся лбом ему в плечо и не застонал, поведя бёдрами по кругу — словно в попытке ослабить давление.       — Я думаю, достаточно растяжки, — прижался я носом к его щеке. — Можно уже.       — Ты снова куда-то спешишь.       — Нет…       Неловко кашлянув, я зацепил губами мочку его уха, покусывая её, и отпустил. Разрядку я получил ещё на кухне. После неё должно было быть легче, но яйца ощущались каменными, словно я пару лет хранил целибат и тут нужны как минимум несколько разрядок подряд.       Том внезапно потянул игрушку из меня, и я невольно вжался в его тело, чувствуя, как самая широкая часть стимулятора растягивает стенки сфинктера почти до самого входа, а вместе с тем и приятно-неприятно давит.       — М-м…       — Ещё?       — Я не знаю, — ткнулся я лбом в его плечо. — В первый раз мы вроде бы обошлись пальцами.       — Люблю разнообразие.       И он отпустил основание, тут же сжав грушу несколько раз. Я дёрнулся, уткнувшись носом в его шею с коротким мычанием.       — Мне кажется, так тебе будет легче, — заметил Том.       — Что же было в первый раз тогда, — нервно хмыкнул я.       — Много чего. Среди прочего мне пришлось говорить разные грязные словечки, — прошептал он мне на ухо.       В голосе чувствовалась улыбка.       Я даже слегка отклонился назад в приступе немого удивления. И зря. Давление стало ощутимее.       — Например?..       — Думаешь, я помню? — и Том действительно улыбался. — Я нёс какую-то чушь, чтобы ты немного расслабился. Видимо, у меня это хорошо получилось: кто-то даже сильнее завёлся.       — И ты не помнишь, — сузил я глаза со скепсисом. — Думается мне, что всё ты прекрасно помнишь, просто не хочешь повторять это. Неужели стыдно?       Том откинул голову на край, коротко рассмеявшись.       — Я бы возразил… Но сейчас это и правда будет звучать слишком смешно. Не та ситуация.       — Ну намекни хотя бы… Что ты делал? Называл меня… — я запнулся, мысленно листая порнушки из прошлого, — своей развратной сучкой?       Что-то я сильно сомневался, что меня такое бы расслабило.       Раздался ещё один смешок.       — Горячей попкой? — ещё одно предложение. — Тугой… попкой? — почти со священным ужасом спросил я.       В ответ он сипло хохотнул.       — Не скажешь? — обиженно засопел я.       — Обойдёмся без спойлеров на этот раз. Вспомнишь, может, сам, — прошелестел Том и снова сжал грушу, отчего меня тряхнуло.       — Остановись…       — Хорошо, — кивнул он и притянул меня обратно, заставив уткнуться в плечо. — Теперь самое главное, — и Том потянул за игрушку, поворачивая её во мне.       — Вынимай, — невольно поторопил я его, заелозив.       — Ты снова весь напряжён. Как струна. Не понимаю почему.       Он ещё спрашивает.       Вместо ответа я прижался своим членом к его и прикрыл глаза, слегка потираясь, пока хорошенько не прочувствовал широкую часть расширителя, скользящую чужими стараниями туда-сюда.       Меня слегка потряхивало… Но не только от возбуждения.       Казалось, я так сильно хотел его, что… перехотел. Это было странное ощущение: будто нервы и правда натянулись до предела, но сам я не стал одним сплошным оголенным нервом — чувственным комочком. Напротив, превратился в какого-то невротика.       Лучше было отключить все мыслительные процессы. Перезагрузить систему и оставить только сенсорику: только чувствовать. И не понимать, почему внутри живёт какой-то непонятный страх. Как перед операцией. Но меня же не вскрывать собираются.       — Гарри, — позвал Том и одновременно потянул за расширитель.       Словно в трансе я замер, едва слышно выдохнув, когда тот преодолел кольцо мышц самой широкой частью, и обернулся, чтобы увидеть, насколько мои ощущения не соответствовали действительности. Там не было даже половины обхвата.       — Давай сделаем это, — я сглотнул и обхватил его ствол ладонью.       Приподнял бёдра, второй рукой держась за край ванной. Осталось только направить это бревно в себя… насадиться и всё. Чего сложного-то?       — Ты ничего не забыл? — вмешался в мои размышления голос Тома.       Я сжал губы.       — Точно.       Том поднялся, а я невидящем взглядом смотрел, как стекает вода с его тела, как он оставляет на краю игрушку, как тянется за незамеченным мною полотенцем, вытирает им бёдра и берёт там же блестящий квадратик резинки.       — Поможешь? — протянул он.       Я взял его, надорвал угол фольги, замечая, что пальцы мелко вздрагивают, и извлёк презерватив, который раскатал по его члену, задержавшись у основания. Однако вместо возбуждения и покалывающего предвкушения, что бурлило внутри все эти дни, ощутил только панику. Та усилилась, стоило мне заметить, как он потянулся к смазке.       — Не могу, — выдохнул я и резко отошёл.       Словно дрессировщик перед тигром, Том замер передо мной, наблюдая.       Я сглотнул, чувствуя себя идиотом.       Сам вёл себя как сошедший с ума от всплесков гормонов подросток, меняя своё мнение по несколько раз на дню, а когда дело дошло до секса, бегаю от него едва ли не по всему дому.       Стыд закипел внутри, обжигая грудную клетку, а вместе с этим и щёки.       — Прости…       Поднявшись по ступенькам и выйдя из ванны, я схватил на полпути полотенце из стопки и буквально влетел в спальню, едва не поскользнувшись на пороге. Дверь за спиной хлопнула.       Блядство!       Стыдно! Как же это было чертовски стыдно!       Взъерошив волосы полотенцем, я провёл им по телу, едва смахнув влагу, и начал растирать лицо. Кажется, до покраснений. До зуда на щеках. На шее… На плечах. Словно это могло меня отвлечь от произошедшего секундами ранее.       Я словно сбежал.       — За что ты попросил прощения? — послышался голос Тома за спиной.       Конечно же, он последовал за мной.       Оборачиваться не хотелось.       — За то, что обломал тебя, — прозвучало это совсем тихо.       — Почему каждый раз у меня такое ощущение, — хрипло начал Риддл, — что ты будто к казни готовишься? Я бы подумал, что твой первый опыт был травматичным, если бы он не был со мной. Скажи мне, чего ты боишься?        — Не знаю, — покачал я головой и повернулся к нему.       Том тоже успел вытереться. На нём был надет тот же махровый халат, закончивший на стуле в тот момент, когда он забрался в кровать, словно собирался отвернуться и заснуть. Хотя я видел, что он по-прежнему возбуждён.       Не угадал.       Отворачиваться Том не стал и даже прикрываться. Просто остался лежать и смотреть на меня. Полностью обнажённый.       — Если тебя пугаю я, то…       — Не ты, — перебил его я, тряхнув головой.       — Он тогда? — указал он на свои бёдра.       Как будто у меня самого нет члена.       — Нет… не совсем, — замялся я в последний момент.       — Тогда что?       Я сам себе толком не мог объяснить.       Этот страх не был рациональным — ощущался он предчувствием. Будто вместе с сексом на меня надвигается конец света.       Чудно ведь.       — Дело в воспоминаниях, — заключил Том.       Я нахмурился и коснулся лба, потерев его.       — Возможно, — отрицать не имело смысла. — У меня такое ощущение, — поднял я на него взгляд, — что сейчас мы переспим, а завтра я проснусь и начнётся то самое утро.       — Ты не говорил мне, что помнишь его.       — Не целиком. Но когда Драко развалился тут, — я махнул рукой в сторону кровати, — мне оно будто приснилось. Я говорил тебе, что спутал вас во сне. Помню своё дурацкое признание. И помню, как ты ушёл — будто не знал, что с ним делать. А тем вечером, по моим подсчётам, всё и закончилось. Такое ощущение странное.       — Ощущение, что стоит нам переспать, как всё закончится, — заключил за меня Риддл.       Повисла неловкая пауза.       — Иди ко мне, — внезапно похлопал он по подушке.       Ничего не сказав, я принял приглашение, но не стал ложиться рядом — навис над ним, всматриваясь в глаза.       Насколько всё плохо, интересно?       — Ты не проснёшься тем утром, — произнёс Том, не отводя столь же прямого взгляда. — И ничего не закончится. Не спорю, что иногда проскальзывает мысль о том, что хорошо было бы повернуть время вспять, но мы просто… здесь. Сейчас мы с тобой здесь, — улыбнулся он, и у меня вновь сердце сделало кульбит. — И если тебе страшно, то мы можем просто лечь спать. И будем так делать, пока твои тревоги не утихнут. Хочешь?       — Думаешь, это действенный метод избавления? — с сомнением поинтересовался я.       Альбус учил, что своим страхам надо глядеть в лицо.       — Делай только то, чего тебе захочется, Гарри, — будто дал мне карт-бланш Риддл.       И чего же мне хотелось — вот в чём был вопрос.        Я перекинул ногу через его бёдра и оседлал их, потянувшись к ящику прикроватного столика.       На свету блеснули разноцветные обёртки презервативов.       И это всё богатство когда-то принадлежало мне, свидетельствуя о наполеоновских планах насчёт кое-кого. И в то же время… какие странные подарки я ему оставил: игрушку, похожую на меня, и ящик презиков.       Дрочи и плачь — своеобразный намёк.       — Совместных фотографий у нас не было, насколько я понимаю, но… скажи, — улыбнулся я, извлекая одну из резинок, а вместе с ней и тюбик смазки. — Ты часто перебирал их, вспоминая обо мне?       Улыбка Тома из понимающей стала насмешливой. Его рука опустилась мне на бедро, а кончики пальцев слегка потёрли кожу, щекоча.       — Каждый вечер.       — Прям каждый?       — И утром тоже.       — Дельфи спит? — спросил я сипло.       — Крепко-крепко. Тоже хочешь?       — Нет, не думаю, — покачал я головой.       — А что тогда?       Вот именно: а чего я вообще хочу?       Я дотронулся до его губ смазанным поцелуем, раскатывая резинку во второй раз.       — Это ведь не так страшно, да?       — Это совсем не страшно, — прошептал мне в губы Том, установив такой тесный зрительный контакт, что разорвать его оказалось выше моих сил.       Я и не собирался — руки двигались сами.       — Всё будет хорошо ведь?       — Будет, — едва слышно подтвердил он,       — И ты не уйдёшь, — то было утверждение, а не вопрос.       — И тебе не позволю, — дёрнулись уголки его рта.       — Но я всё же отомщу тебе… как-нибудь.       — Отомстишь-отомстишь, — согласился Риддл отвлечённо.       Отвлёкся и я, когда, направляя чужой член в себя, начал медленно опускаться на него.       Вот чёрт.