Путешествие Иранон

Я замерла, словно испуганный зайчик, сжавшись и стоя на коленях перед падающим телом своего врага и мучителя. Сознание мое, как и плоть, застыло в ужасе, я не могла поверить в произошедшее. Какие-то доли секунд решили судьбу Сверра, окропив меня его кровью, что текла сейчас по голове, рукам и по шее за воротник дубленки. Горло саднило, подкатила тошнота, но показалось, что едва я шевельнусь, подобная смерть встретит и меня, отделив голову от туловища. Кто-то или что-то было настолько сильно и неожиданно, что я предпочла бы зарыться в снег, спрятаться и не высовываться, пока не увижу, что в зимней метели далеких краев я осталась одна, и кроме холода мне ничего не угрожает. Передо мной мелькнули чьи-то ноги, обтянутые кожаными сапогами с торчащей по голени меховой подкладкой. На плечи что-то упало, закрыв меня и придавив к земле. Вздрогнув, я чуть было не подняла голову, чтобы посмотреть на пришельца, но страх оказался сильнее, заставив меня закрыть шею руками, будто они могли спасти меня от топора. — Эй, маленькая, ты не ушиблась? Уж больно нехорошо ты упала, к тому же на снегу сидишь. Вставай, замерзнешь же. Не бойся, я тебя не трону. Передо мной присел мужчина, крепкий и рослый, как большинство местных жителей, с вытянутым лицом и словно выточенными местными злыми ветрами скулами. Челюсть обрамляла темная щетина, глаза ясные, словно зимнее небо, смотрели на меня лукаво. Губы тонкие, но ярко вычерченные растянулись в добродушной улыбке. Длинные, почти черные волосы рассыпались по плечам, среди них нашлись пара седых прядей. — Кто вы? Это, кажется, единственное, что я могла сейчас сказать. Внутреннее напряжение росло, я перестала чувствовать ноги, тело мелко задрожало то ли действительно от холода, то ли от испуга. — Вильгельм, из Бельсдаля. Меня должны были ждать на празднике, но… послушай, ты видела Хальварда или мою сестру Фригг? Они живы? Они успели укрыться? Я успела дважды кивнуть, прежде чем меня откровенно заколотило, а слезы непрошенным потоком хлынули из глаз. Вновь опустив голову, я попыталась вытереть их, хоть как-то сдержав свои чувства, но не смогла притронуться к лицу багровыми, липкими ладонями. Сдавшись, я в бессилии уронила руки на колени и, не сдержавшись, разрыдалась так, будто мое тело вместе со слезами пыталось избавиться от всех сегодняшних горестей, боли и страха. Бесстыдно и абсолютно открыто, я не плакала так сильно никогда раньше, взвыв во весь голос и не в силах выговорить ни единого внятного слова, да и едва ли они были нужны, едва ли кто-то поймет, какой ужасной была эта ночь и как много я могла потерять. — Тише-тише, маленькая Нанна, все хорошо, тебя никто не обидит, что же ты… Вильгельм покрепче укутал меня в свой плотный, невероятно теплый плащ, что своим немалым весом будто обнимал плечи, и, лишь на мгновение замешкавшись, подхватил на руки, как ребенка, позволив обхватить шею и поливать ее слезами. Просторный капюшон тут же упал на голову, отгораживая меня от окружающего мира. Тихое увещевание оборотня доносилось до меня смутно, словно чья-то невнятная молитва, но я чувствовала, что он старается меня успокоить, то говоря о каких-то глупостях, то обещая всевозможную помощь и защиту. Как мы добрались до храма Труд, я не запомнила. Разум, уставший от потрясений, утянул меня в глубокий, но в тоже время тревожный сон, в котором я запуталась, словно мушка в чужой паутине. Размытые образы, отголоски чувств и смутное ощущение страха сменялись дрожью, жаром и ознобом. В самые тяжелые минуты кто-то ласково гладил меня по голове, приподнимал в постели и поил горьковатым отваром трав, после чего я, не открывая глаз, вновь проваливалась в темноту, расцвеченную лишь искаженными, всплывающими в голове воспоминаниями о жизни в Заре. Отчуждение, что я чувствовала там, и невозможность стать полноправной частью исконных земель словно в кривом зеркале вспоминались чрезмерно ярко. Дети, что шептались за спиной сбиваясь в маленькие стайки, уже познали первые секреты своей семьи и народа, с благоговением делясь впечатлениями и не подпуская к себе, дабы я не подслушала то, что не предназначалось для моих ушей. Странные речи взрослых, что намеками и уловками обсуждали при чужаках какие-то только им ведомые знания и истории. Со стороны временами казалось, что эти люди знают вообще все на свете, имеют ответ на любой вопрос, но тебе никогда не расскажут его, предпочитая помалкивать и хранить всю суть мира только в своей голове, передавая эти важные и великие секреты только своим непосредственным наследникам: от матриарха к ее собственным детям и внукам. Проходили года, даже десятилетие прошло, песок бесконечной пустыни нес крики азиф, набивался в трещины домов и полировал светлые улочки с аккуратными домами и древними развалинами первого города, но я всё ещё оставалась чужой для жизни в Заре. Всё еще оставалась гостем в таких привычных, но так и не узнанных мной краях, и не могла рассчитывать на возможность полноценной жизни там даже с поддержкой тетушек. Исконные земли приютили меня, взрастили, дали кров, но не стали мне домом, и в моих силах оставалось лишь смириться или попытать шанс в поисках родины. Всё это складывалось, множилось, приумножалось во сне, превращаясь в знакомый, набивший оскомину кошмар, где я бродила по пустынным улицам в поисках хотя бы одной живой души. Песок медленно затягивал дорогу, просачивался под одежду, мешал дышать, забивался в рот, скрипя на зубах, оседал сухой пылью на губах и лез в глаза. Я пыталась укрыться от него, спрятаться, найти приют среди множества окружающих меня домов, но все двери были заперты, дворы закрыты, и ни единого фонтана не встречалось по дороге. В окнах мелькали тени, притаившись на чужом пороге, можно было услышать едва слышный шепот, но я не могла разобрать слов. Хотя, честно говоря, они и не были нужны, я доподлинно знала, что незнакомые мне губы шепчут спрятанные от меня секреты, к коим у меня никогда не будет доступа, как и к жизни в этих домах. Тем временем буря становилась всё сильнее, норовя погрести меня в своих песчаных курганах. Бежать было некуда, море казалось недостижимо далёким, а Руб-эль-хали всё ближе, плавно скрывая под собой исконные земли. «Береги свое время», так сказала ведьма, но это не представлялось мне возможным. Одинокое, бессмысленное существование норовило растянуться на долгие-долгие года, но ни одна душа, ни одна живая плоть не торопились мне помочь, показать путь к родным. Не хотели и не могли понять меня, мою боль и беду, они не видели проблемы, не видели той кровоточащей раны, что наносила мне отчужденность от потерянного когда-то дома. Родины далекой, но такой важной, что без нее всё теряло смысл. В последний раз разлепив глаза, я увидела, как огромная охристая волна подступает к моим ногам, собираясь поглотить мое бренное тело горячим, пыльным вихрем. Прижав руки к груди в молебном жесте, я ощутила, как под курткой дрогнула трубка. Деревянная, резная, с длинным мундштуком, который я настолько часто держала в руках, что могла бы вспомнить каждый ее изгиб и переплетение рисунка на выхолощенной поверхности. Сжав находку в руках и крепко зажмурившись, я напомнила себе о том, кому она принадлежит, заставляя неповоротливый во сне разум сосредоточиться на казалось бы простой вещи. На человеке, что в моем одиночестве был спасительной паутинкой. Точно, трубка, у меня есть трубка, точнее… у меня есть нечто большее. Открыв глаза, я обнаружила над собой каменный свод потолка в отблесках пламени. Тело казалось слабым и немощным, горло саднило, а из груди вырвался кашель, схвативший меня жутким приступом. Кто-то, тихо проскользнув ко мне, осторожно приподнял за плечи и поднес ко рту край металлической кружки с теплым отваром. Мягкий женский голос зашептал почти умоляюще: — Пей, прошу тебя, пей пока можешь. Зубы неприятно щелкнули о металл, отдавшись болью, но я послушно начала пить лекарство, чувствуя, как тепло, разливающееся под ребрами, постепенно смягчает боль в груди. Юва дрожащими руками помогла мне присесть и вновь немного откашляться, аккуратно постукивая меня по спине. — Молодец, Иранон, ты умница, ты хорошо справляешься. Боги, наконец-то твоя температура спала. Мне позволили притулиться к боку оборотницы, я положила голову на ее плечо и с облегчением выдохнула, прикрыв глаза. Смутное сознание вновь клонило в сон, но я упорно пыталась сосредоточиться на происходящем, с некоторым удивлением заметив, что лежу на узкой койке в крохотной келье без окон, укрытая плащом Вильгельма. Шмыгнув, я получила от Ювы еще носовой платок и, перехватив ее прохладную ладонь, положила ее себе на лоб. Несмотря на слова девушки, я всё равно ощущала собственный жар. Хотелось поскорее вылезти из-под мехового укрытия куда-то в прохладу, но едва ли оборотница позволила бы мне это сделать. — Жарко, очень жарко. — Я знаю, знаю, но так нужно, ты еще слаба, и хоть самое худшее позади, тебе предстоит еще долгое лечение. Я хотела было запротестовать, но вновь закашлялась, пригнувшись к ногам. В глазах на миг потемнело, последние крохи сил ушли на то, чтобы остаться в сознании. — Подожди, лекарство сейчас подействует, станет лучше, а я пока принесу бульона. Пока ты лежала в бреду, мы и не знали, как тебя накормить. Аккуратно усадив меня к старому выцветшему гобелену на стене, Юва поднялась и повыше закрыла меня плащом. Ее лицо выглядело напряженным, тонкие шерстинки по линии роста волос то и дело выделялись на коже, в белесых, будто призрачных локонах, мелькнули лисьи уши. — Красивые. Оборотница вздрогнула, ее щеки вмиг покраснели, бледная ладонь тут же пригладила волосы, стараясь унять звериную суть. — Нехорошо это, беспокоюсь вот и… Не договорив, Юва поджала губы, глубоко вдохнув, расправила плечи и уже спокойнее вышла из комнаты, оставив меня одну. Вновь прикрыв глаза, я ощутила, как они болят, будто под веки насыпали песка. Огонь в маленьком камине на противоположной стороне кельи плясал, чуть треща поленьями, за гобеленом и каменной стеной слышался отдаленный вой ветра. В голове стало так мутно и туманно, что я даже не попыталась прислушаться к Мундусу, хоть и чувствовала прикосновение его силы. Едва внятное жужжание на краю сознания убаюкивало не хуже снотворного. — Вот, Иранон, пей, только осторожно, он может быть еще горячим. Юва выдернула меня из дремы, вновь приобняв и придержав передо мной глубокую тарелку наваристого бульона. Мои руки слушались плохо, и я даже не попыталась взять посуду сама, решив, что оборотница справиться с этим лучше, а выпив содержимое, вновь провалилась в сон, едва голова коснулась подушки. Так прошло еще несколько дней, я не знала сколько именно, так как просыпаясь, не видела улицы и не чувствовала течения времени, тратя на лекарства, еду и естественные нужды максимум четверть часа, после чего вновь проваливалась в сон. Тело постепенно побеждало простуду, в краткие пробуждения я ощущала себя всё лучше и лучше, но когда я попыталась побороть сонливость, Юва меня отчитала, сказав, что специально дает мне помимо отвара из тимьяна и корня алтея еще и настойку корня валерианы. — Во сне телу легче бороться с болезнью, в тепле и покое не шатаясь по прохладному замку. Меня чуть было не запеленали в постели, опасаясь, что я всё-таки не послушаюсь и выйду из кельи, усугубив свою болезнь, но я убедила Юву в своем благоразумии. Спать откровенно надоело, сны хоть и не были пугающими и тяжелыми, как в начале, всё равно приносили дискомфорт повторяющимися образами и дурацкими картинками, какие бывают при запоздалом пробуждении. В следующий раз я проснулась уже не по своей воле, а от чужого шепота в келье. Мужчина что-то тихо объяснял Юве. — Из-за непогоды корабли из Бельсдаля пока не могут попасть к нам. — Какой ужас… — Придется затянуть пояса, надеюсь, метель уляжется в ближайшие дни, в храме точно нет запасов? — В горах сложно что-то выращивать кроме трав, мы всегда рассчитывали на помощь деревни, обменивая лекарства на провизию, и к тому же нас тут всего несколько человек. — Теперь больше. — Я отдам свою порцию Фригг, мне много ненужно, уж несколько дней я продержусь. — Я, допустим, смогу поделиться с Хальвардом, но помимо них у нас еще есть выжившие. Что будем делать с ними? Высунув нос из-под плаща, я вытянула шею, обнаружив в своем убежище помимо лисицы еще и Вильгельма. Шмыгнув, я неловко присела в постели, чувствуя, как глаза защипало от подступающих слёз. — Я могу помочь. Оба оборотня повернулись ко мне. Юва нервно дернула хвостом и хотела было подойти, но Вильгельм оказался быстрее, присев перед кроватью и приветливо улыбнувшись мне. — Прости, мы тебя разбудили, Нанна? Как ты себя чувствуешь? Послушно кивнув, я закуталась сильнее в плащ, запоздало смутившись и отведя взгляд. Всё это время мне как-то не приходило в голову мысль о том, что оборотень может потребовать свою вещь обратно. — Всё хорошо, правда, я почти выздоровела, Юва подтвердит, но возвращаясь к вашему вопросу, я могу поделиться своими запасами, у меня… мне… — я порывисто всхлипнула, чувствуя, как к лицу прилила кровь, но сдержаться и не разреветься, было выше моих сил. — Тише, Нанна, приляг, мы не настаиваем нам помогать, я уверен, боги не забудут нас и помогут пройти кораблям. Сгорая от стыда, я отчаянно замотала головой, рукавами рубашки вытирая слезы. Не в этом, не в этом было дело, как же они не поймут. — Нет, у меня есть запасы, в моем домике, я рада буду поделиться, и они… они, кажется, для вас. Василий говорил, говорил же, что понадобятся, что пропаду без них, а я… надо было больше, больше брать… а ведь он знал, он спросил у сестры, говорил же… Я окончательно расплакалась, чувствуя, как в благодарности защемило сердце. Юва подошла ближе и приложила ладонь ко лбу, проверяя нет ли у меня жара. Для них я наверно действительно брежу, но как же найти силы рассказать о том, что случилось со мной в ведьмином доме и объяснить ее магию несведущим. — Иранон, посмотри на меня, голова не кружится? Не тошнит? Жара вроде нет, но может съела что-то не то, или лекарства спутали. Осмотрев мое лицо и посмотрев в глаза, Юва в недоумении пыталась понять, что со мной происходит, но Вильгельм быстро вытеснил девушку, поймав мои ладони и положив их на колени. — Нанна, почему ты решила, что припасы твои, для нас? — Мне их дала ведьма, точнее ее фамильяр, из Зачарованного леса, они там… — Тише, маленькая, давай всё по порядку. Лес, ты имеешь в виду за горным хребтом? — Да. — И там живет ведьма? — Именно. — И она передала нам твои припасы? — Ну почти, она сама передала только лекарства, для другого человека, так что провизией меня нагрузил ее брат, сказал, что гостинцы… — Нанна, какой еще брат? — П-прости, это ее фамильяр, он на прощание дал мне часть запасов, сказав, что они понадобятся. Я думала, он лукавит, но ведьма действительно знала, что мне нужна будет помощь. — Но откуда она знала? — Она будущее видит и прошлое, и вообще всё. Живет в деревеньке, побольше вашей, и путникам, приходящим к ней, может дать совет. — Даже так… — Сходите к ней тоже, как всё закончится, она наверняка не откажет и даст наставление, чтобы беду обойти. К концу объяснения я окончательно успокоилась, почувствовав какой-то странный азарт. Хотелось самой привести оборотня к Гекате и узнать, что она ему поведает и как он отреагирует на ее магию. — Что ж, раз ты так считаешь, то может, она и правда знала. Мы, к сожалению, не слишком-то хорошо общаемся с темными, особенно после войны, и путешествие через Зачарованный лес выйдет себе дороже. Я хотела было переубедить Вильгельма и заверить его в безопасности пути, но осеклась, припомнив, какие ужасы ждали меня на, казалось бы, пустынной дороге. Поникнув, я решила, что, если нужно, ведьма сама позовет оборотней к себе и без моей помощи, в конце концов пошлет ворона с вестью. — Что ж, говори, где твой домик и что можно взять оттуда. — А он вам не откроется, мне нужно самой идти к нему. Юва тут же встрепенулась и, нахмурившись, прикоснулась к плечу Вильгельма: — Ни в коем случае, ты только пошла на поправку! — И мы еще не всё убрали в деревне, рук мало, и мы пока больше печемся о живых, нежели о мертвых. Боюсь, тебе лучше не видеть, что стало с Бьяргом. Оборотень опустил голову, будто я могла осудить его за нерасторопность, и мягко погладил меня по руке, невольно успокаивая и согревая своим теплом. Мои тонкие пальцы, смешно смотрящиеся в большой мужской ладони, скользнули по огрубевшей коже в ответ на его ласку. — Всё так плохо? Сколько жителей погибло? — Немало, и скорей всего всех, кто остался, я перевезу к себе, в Бельсдале у них будет новая жизнь и защита, а эта деревня если и будет восстановлена, то уже летом. Я поджала губы, не желая разводить еще больше сырости. Никому не будет легче от моих слёз: ни тем, кто выжил, ни тем, кто умер. — Всё равно, домик не откроет двери вам и мой… конь навряд ли сможет втащить его на плато. Мне придется идти. — Тогда я донесу тебя, но пообещай, что ты не станешь крутить головой и будешь смотреть только на меня. Смутившись, я посмотрела на Юву, удостоверившись, что такой вариант ее устроит, и послушно кивнула: — Хорошо, я постараюсь. Всего полчаса потребовалось на то, чтобы собрать вещи, утеплить меня, насколько это было возможно, и позвать двух помощников из выживших в Бьярге. Юва, отыскав мне добротную зимнюю куртку и сапоги, перед выходом оглядела дело рук своих и всё же накинула на меня сверху плащ, с которым я не расставалась уже несколько дней. Посмотрев на свой короткий шлейф, я с сомнением подтянула полы ткани к себе. — Мне бы по-хорошему отдать его надо, а не таскать везде. Закутав меня посильнее, оборотница лукаво улыбнулась и мимолетно бросила взгляд из-под полуопущенных ресниц. — Мала ты еще, Иранон, и ничегошеньки не понимаешь. Мои щеки вспыхнули и наверняка сравнялись по цвету с волосами. Открыв рот, я хотела было объяснить и доказать Юве, что это она ничего не понимает, а я-то уж побольше нее в жизни видала и прочитала немало книг, но меня прервал Вильгельм, вовремя заглянувший в келью. — Готова, маленькая Нанна? — Вообще-то меня зовут иначе. — Я знаю, хоть ты мне так и не представилась, но смею утверждать, что мое имя тебе также хорошо подходит. Ты же храбрая девушка? — Ну да. — Значит, Нанна. С этими словами Вильгельм легко подхватил меня на руки и, дождавшись, пока Юва накроет мою голову капюшоном так, чтобы кроме лица оборотня мне ничего не было видно, понес меня к выходу из храма. Чуть поболтав ногами, я прижала руки к груди, не зная, куда их деть, и постаралась сосредоточиться на золотистой пуговице чужого одеяния. Смотреть в глаза или буравить взглядом линию скул Вильгельма казалось слишком неловко. Фон за спиной оборотня сменился с каменной кладки на серое зимнее небо. Снежинки вихрем пронеслись мимо, холод мимолетом куснул щеки. Скрип снега под ногами доносился совсем глухо. Двое сопровождающих тихо переговаривались рядом, но разобрать суть беседы я не смогла. Стало скучно и оттого еще более неловко. — «Конь» твой все еще у плато сторожит, правда он отчего-то выглядит как самый настоящий волк. Право слово, странно. — Ой… — Не приди ты со стороны темного края, я бы даже удивился, но, насколько я знаю и сам видел не раз, некроманты каких только зверушек не приучают. В лучшие годы, помнится, у каждого уважающего себя мага там был свой помощник, но ты не выглядишь как темная, и не чувствуется в тебе этой магии. — Это подарок, чтобы защищать меня в пути. — Правда? Хорош защитник. — Я сама попросила его остаться и не следовать за мной, чтобы охранять Фригг. — Что ж, сказал бы я, что поступок твой глупый и необдуманный, но за сестру спасибо и за Хальварда тоже, они еще придут тебя поблагодарить. Смутившись, я вжала голову в плечи, чувствуя, что меня всё-таки мимоходом отчитали, но протестовать не стала. Протянув руку, я покрутила заинтересовавшую меня пуговицу. — А почему Сверр вообще напал? Какой ему толк с уничтоженной деревни? — Никакого, он не для этого сюда пришел, а чтобы склады разворошить и часть жителей увезти как рабов в свои города, поэтому мы сейчас и рискуем столкнуться с голодом. — Зачем же ему рабы, если ему еды не хватает? Их же тоже кормить надо. — Хороший вопрос, и ответ на него лежит в землях этого хэрсира и подобных ему, что сейчас вверх по реке разоряют чужие поселения. Не думал, что они заберутся так далеко, да видно зима оказалась жестокой. Глянув на меня, Вильгельм проследил за рукой, и я быстро отдернула ее от пуговицы. — И что же такого в его происхождении? — А то, что город его лежит в аккурат у границ с эльфийским долом, и сейчас жить там я даже врагу не пожелаю. Уж сколько слухов ходит вокруг Соларии, и не первое десятилетие, но я сам, единожды побывав близ их леса, не захотел бы еще раз туда сунуться. Опасное место и недоброе, шерсть на загривке дыбом встает. — Странно, они, поцелованные светлым божеством, должны быть самыми благостными и чистыми созданиями во всем Арборе. — Едва ли это так в последние три сотни лет. По секрету скажу, Трейн, их нынешний король, закупал себе рабов ничуть не меньше Беллаторцев с их проклятыми главами, но Сверру оборотни нужны не для них, а для собственных граждан, — Вильгельм поджал губы, будто решаясь выдать последнюю свою тайну, и произнес намного тише: — На севере перестают рождаться оборотни. Замерев, я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Вспомнилось чужое наставление не соваться ни в коем случае в эльфийские земли. — Как это? — Не знаю. Хоть убей не знаю и не понимаю, как так получается, но вот уже лет десять-пятнадцать у детей нет звериной стороны, и магией они не обладают, будто Нокс и остальные боги-покровители обделяют их своим вниманием. Говорят, это всё болезнь какая или проклятье, да вот только началось всё как раз с крайних к эльфам деревень и распространяется постепенно к середине страны. — вздохнув, Вильгельм крепче меня обнял и сожалением продолжил: — И сколь бы сильно я не ненавидел Сверра и ему подобных за жестокость, но я, к сожалению, понимаю, что выбора у них особого нет. Слабое человеческое потомство едва переживает суровые зимы, хэрсирам приходится добывать для них намного больше ресурсов и привозить в семьи помощников для рождения полноценных оборотней. — Жуть какая, поэтому они искали Фригг? — Не обязательно, вряд ли они знали, что она ждет дитя, но, увидев, не смогли бы поднять руки, это ее и спасло отчасти. Тошнотворный ком застрял где-то в горле, сделалось неприятно, едва я подумала об участи пленных оборотней на севере, да и я сама чудом избежала такой участи. Если Сверр охотился за особями с магическим потенциалом, то у меня он нашел бы немалый запас, и кто знает, не стала бы я при этом коллективной собственностью и достоянием всего города. Знай лежи в постели привязанная по рукам и ногам, да рожай по наследнику каждый год под благоговейные молитвы жителей. Такая ценность, что и сказать, живёт долго, ест мало, а коли брыкаться начнет, так и пристукнуть можно, чтобы лишний раз не дергалась, а там свыкнется, слюбиться, деваться-то все равно некуда. — Маленькая Нанна, ты выглядишь мрачнее штормовых вод Скай, что ты себе уже надумала? — Н-ничего, просто подумалось, что без твоей помощи и меня бы увезли отсюда. — Я бы такого не допустил и на своем дракаре догнал бы Сверра, чтобы этому подонку одним движением шею свернуть. — Но ты же толком не знаешь, ни кто я, ни откуда. — А мне и не надо знать, ты ради моей родни жизнью рисковала, по мне так этого вполне достаточно, а если этого мало, то вот еще тебе один факт: я за кораблями северян отправил воинов, поэтому даже тех, кого успели увезти, я обязательно верну, клянусь собственным именем. Для этого же я постепенно объединяю южных хэрсиров, чтобы мы могли защитить наши дома от набегов. Голос Вильгельма звучал настолько уверенно, что я ни на секунду не усомнилась в том, что у него получится отстоять собственные территории. Конечно, защитит и своих, и чужих, и за мной бы погоню отправил, ни за что не отдав в руки врага. Ощущая себя в безопасности, я улыбнулась, закрыв глаза и прижавшись ухом к груди оборотня. Мерный стук сердца дополнил уютом мой маленький кокон. — И всё же, я хотел бы узнать, как ты вообще оказалась в Бьярге? Ты выглядишь как кочевница и говоришь как они. — Нет, я не кочевница, давным-давно уехала из Зара и бываю там редко, к сожалению, я не родилась в исконных землях и попала туда ребенком, поэтому полноправной жительницей стать не могла. Матриархи не дали принять меня в семью, сославшись на волю своей богини, так что мне оставалось лишь отправиться на поиски настоящего дома. — И что же, если не родился в Заре, то ты там и не человек вовсе? — Человек, и даже жить можешь, если какая семья приютит, но работать и купить дом могут только уроженцы исконных земель. — Почему же? — Ни один чужак не знает их секретов. Тайны рода и магия передается от матери к ее детям, создавая какое-то свое мировоззрение. Я пыталась выведать, как это, и Мелисса, моя тетушка, говорила, что это как ключи. Получив определенные знания, ты можешь объяснить себе строение мира, его историю и будущие изменения, но взамен ты не имеешь права делиться секретами с чужаками, только с собственным потомством в границах исконных земель на особых таинствах. — Как же всё сложно, неужели эти тайны так ценны? Почему их еще не украли? — Луна жестко карает болтунов и тех, кто пытается нападать на кочевников, а все знания хранятся только в головах людей. — А тебя посвящать не хотели? — Богиня сказала, что у меня иной путь и мне не стать частью Зара, так как жизнь моя принадлежит Спящему богу. — Ни разу не слышал о народе, что поклоняется ему. — Я тоже, но это не мешает мне искать. За спиной Вильгельма промелькнули первые дома и крыши. Невольно потянувшись, я попыталась понять, где мы находимся, но оборотень не дал мне высунуться из капюшона, предостерегающе цокнув языком. — Нам нужно к дому хэрсира. — Хорошо, но подглядывать я всё равно тебе не дам. Насупившись, я вновь поболтала ногами, заскучав. Взгляд то и дело цеплялся за мелькающие сбоку стены или деревья, казалось, что вот еще чуточку потянись и увидишь всю картину целиком. — Маленькая Нанна, сколько шрамов у меня на лице ты видишь? — Что? — Мне интересно, найдешь ли ты их все. — Но я не полностью тебя вижу. — Хотя бы то, что попадется тебе. — Но зачем? — Это мое тебе задание, посчитай. Оторопев от неожиданности, я похлопала глазами и внимательнее посмотрела на Вильгельма, стараясь разглядеть белёсые царапины на щеках, скулах и подбородке. Задумавшись, я обшарила взглядом каждую черточку его лица, чувствуя, как смущение в моей голове мешается с азартом. — Четыре. — Многовато насчитала, считай еще раз. Я вновь осмотрела его, отметив и нос с легкой горбинкой, и серо-голубые глаза, и чуть дрогнувшие от ухмылки губы. От последних особенно сильно бросило в жар, так что я тут же попыталась отстоять свою правоту. — Четыре, я пересчитала, ни больше ни меньше. — Врешь ведь и не краснеешь. — Ну как же! Протянув руку, я аккуратно прикоснулась кончиком пальца к первому шраму и от него двинулась к остальным, быстро обозначая их на коже Вильгельма. — Вот один рубец на краю брови, вот еще один на скуле, рядом с ухом, вот тут на кончике подбородка третий и самый последний… Коснувшись крыла носа, я ощутила, как губы оборотня быстро поцеловали мою ладонь и растянулись в улыбке, прежде чем я успела ее отдернуть. Сгорая от стыда, я вновь прижала руку к себе и попыталась спрятаться под капюшоном от лукавого взгляда Вильгельма. Сердце забилось встревоженной птицей, щеки запылали от стыда и смущения. — Ой. — Прости, у тебя безумно милые ладошки, я не смог удержаться. — Ты все заранее подстроил. — И для этого подрался с братом в пять лет? — Да, определенно! Оборотень расхохотался, сильнее прижимая меня и поцеловав в макушку. Вслед за ним засмеялась и я, чувствуя, как вся неловкость, что сковывала меня рядом с Вильгельмом, исчезает, словно утренний туман. Своей заботой и открытостью он безоговорочно завоевал мое доверие, позволяя нам обоим стать чуточку ближе друг к другу. — Вот и пришли. Забавный у тебя домик, но поди холодный для гор. — Нет, его делали в Заре, а там умеют сотворить такие вещи, что выдержат любое путешествие. Вильгельм осторожно поставил меня на порог дома и дождался, пока я открою дверь. Двое его помощников, послушно встав рядом, получили первые банки солений, аккуратно складывая их в заплечные мешки. — Этот фамильяр и правда не поскупился, неужели он тебе весь свой погреб сосватал? Высунувшись из дома, я, просияв, кое-как вытащила оборотням небольшой мешок с крупами. — Я тоже самое ему говорила, но меня заверили, что погреб занял бы куда больше места. Помощники быстро освободили меня от тяжести, но Вильгельм, заметив мои затруднения, встал ближе, осторожно поддержав меня и серьезно окинув взглядом. — Так не пойдет, ты еще толком не выздоровела и, если тебе станет хуже, я сам себя не прощу. Позволь мне войти и помочь тебе, если это возможно. Удивленно посмотрев на оборотня, я быстро глянула в дом, удостоверившись, что там не видно бардака или каких-то слишком личных вещей, впрочем, само вторжение в мою маленькую обитель казалось мне крайне интимным. — Хорошо, только с твоим ростом там будет немного неловко. — Ничего, твоя помощь определенно стоит пары шишек. Вильгельм осторожно прошел со мной в дом и послушно принялся выносить всё, на что я указывала, мимоходом оглядывая мой домик. На его лице отразилось явное любопытство. А Давида ты туда запросто пускаешь. Это совершенно другое дело, он сам купил мне этот дом, а тут… это как душу показать. И чего он, прости, мог не видеть? Чем ты его удивлять собралась? Он мальчик немаленький и наверняка не раз видал, что носят девушки под юбкой. Иногда я прям-таки жалею, что могу говорить с тобой. Ну от этого тебе даже в закатном городе было бы не укрыться, заболей ты чуточку больше. Всё было настолько плохо? Ты долго не приходила в себя, я успел испугаться, и Юва, переживая, едва на стену не лезла вместе с Виллом. А ты откуда знаешь? Вместе с тобой были еще пара раненных оборотней, а один из них таки погиб, я смог найти и подсмотреть его память. То-то они так трясутся надо мной. Ты ценность, Иранон, и всегда ей была. За счет волос ли, магии или бездумного желания спасти каждого встречного. Ты так говоришь, будто я делаю что-то плохое. Не делаешь, но поступаешь крайне глупо и беспечно, я говорил тебе это раньше и говорю сейчас, думай о себе в первую очередь, если можешь кому-то помочь — помогай, но не бросайся на меч из-за какой-то трубки, это же чистой воды сумасшествие, как же ты не поймешь. Мундус не ограничился одной тирадой, растянув свое назойливое жужжание на всё время, пока мы были в доме, и, успокоившись, только когда Вильгельм снова подхватил меня на руки. Почувствовав блаженный покой, я едва не застонала, когда голова наконец опустела, а разум заполнили собственные мысли. Вилл, заметив мою расслабленность, понял это по-своему и, проверив лоб, заверил, что постарается идти обратно быстрее, чтобы Юва поскорее вручила мне лекарство. Не в силах препираться, я отдала всё на откуп судьбе и, посильнее запахнувшись в плащ, довольно прижалась к оборотню, вдыхая от него запах костра, леса и кожи, убаюкавщий меня не хуже снадобий лисицы.