17. Лебедь
4 августа 2022 г. в 07:00
Серо-сиреневый сумрак, пронизанный тусклыми серебристыми крапинками. Не мрак и не свет. Реальность перед глазами дребезжит и крутится, то приближается, то отдаляется, всё набирая амплитуду. Вдруг бешеная качка прекращается, и я чувствую, что существую вне этой картины и вижу мир с изнанки. Тело такое лёгкое, будто невесомое, в душу закрадывается по капельке восторг и предвкушение.
Осматриваюсь и вижу свои покои в Валиноре. Капельки радости превращаются в широкий поток счастья. Но одновременно на краю души сворачивается мутное предчувствие. Это всего лишь сон. Один из тех леденящих душу сновидений, где я не могу возжечь огня.
Но дух мой, забывая обо всех странностях и опасностях, слишком рад снова быть здесь. Всё так же, всё как на яву. Предметы не расползаются дымными лентами, они как настоящие. Я касаюсь тонкой резьбы на двери и пальцами повторяю сложный узор, чувствуя гладкие грани деревянных завитков и линий. Без труда можно и прочитать все названия книг на корешках. Сделав два шага, я взмываю в воздух, что стал плотным и тягучим. И парю в этой толще пыльно-сиреневого полумрака, рассматривая и прикасаясь к таким любимым и дорогим сердцу вещам, статуэткам, растениям в горшках, что несмотря на протесты мастеров, всё равно ставит во все комнаты Госпожа Йаванна, моим инструментам, наборам полудрагоценных камней в коробке, которую я в спешке оставил открытой... Я бережно закрываю её и убираю на место. Насладившись этим любованием непривычно тёмной, но до боли в сердце родной огненной обители, я останавливаю свой полёт над ложем.
Под самым потолком я гляжу вниз и вижу самого себя, своё спящее тело, распластанное на простынях, свои волосы, не мерцающие в полутьме, черты собственного лица, отрешённые и безжизненные. Дыхание перехватывает, сердце отколачивает гулкие быстрые удары, словно язык колокола. Мне срочно нужно вернуться! Пока серебристая нить, что тянется ещё от тела к душе не истаяла.
Но я не знаю, как вернуться!
Я опускаюсь вниз и ложусь на своё тело, стремясь слиться с ним воедино. Поднимаюсь, оборачиваюсь и снова вижу себя, раскинутого на постели в неестественной позе. Я повторяю попытку, ещё и ещё. Ложусь, закрываю глаза, встаю. Но тело отделено от души и остаётся на ложе. Внутри, как змеиный клубок, ворочается паника. Среди бесконечного круга тщетных стараний, я ищу призрачным взором серебряную дорожку обратно. Но нити нет. Я не могу проснуться.
Я не сплю. Я умер.
Едва это откровение, словно вложенное кем-то в сознание, обретает завершённость, как картина меняется. Невесть откуда, без всякого источника появляется тусклый свет. Теперь, паря под потолком, я вижу мастера Аулэ и своих друзей, напарников по валинорским мастерским. Лица их полны непонимания и ужаса, друзья то выбегают в двери, то снова бросаются к ложу, припадая на колени. Мастер громко и с надрывом зовёт кого-то, трясёт бесчувственное тело с какой-то почти истерической остервенелостью. Но оно, конечно же, не реагирует. Как жаль мне их! Они испугаются, будут горевать! Ведь никто из нас никогда не умирал!
Айнур же не могут умереть!
Не могут ведь?!
Я падаю с воздушных сфер, в ужасающем рывке стремлюсь к Аулэ, хватаю его за руки.
«Умоляю, услышь меня! Я здесь! Кто-нибудь, услышьте меня!»
Но мои руки проходят сквозь его тело. Мой страшный вопль никто не слышит! Они уходят.
Сваливается на несчастную душу осознание: «Они думают, что я мёртв. Они сожгут мое тело, и мне некуда будет возвращаться! Я так и останусь духом, безмолвным и бессильным! Буду вечно лишь безучастным свидетелем времён. А что дальше? Есть ли край у вечности?!»
Мир предстает лёгким и выпуклым, меня постоянно несёт куда-то вправо. Я осматриваюсь, слышу голоса айнур, стараюсь понять, о чём они говорят, но разобрать речь уже не могу. Страшно закрывать глаза, предчувствуя, что больше не будет сил их открыть.
Я стараюсь сохранить сознание, перемещаю взгляд на разные предметы и получаю долгожданное облегчение. Но ненадолго. Мир перестал кружиться в безумном танце, затрепетал разноцветными бликами, и наступила тьма.
…В миг сознание возвращается. Вижу снова неяркий свет вокруг. С глаз потихоньку спадает пелена, мерцание угасает, и я обретаюсь в полутёмном странном помещении. Со стен и потолка, такого низкого, что едва можно стоять прямо, стекает вода, по всему пространству гуляет ветер, но сквозняк не разгоняет стойкий и вязкий запах сырости. Чувствую, что я под землей. Тело сотрясает дрожь, но я заставляю себя сделать шаг, цепляясь за холодные стены, и медленно иду вперёд. Вокруг мерцает странный рассеянный свет, но источника освещения различить невозможно. С трудом преодолеваю первый поворот, за ним открываются новые развилки.
Снова бреду наугад, а подземный лабиринт словно играет со мной в прятки. Бесконечные, неизвестно куда ведущие пути, то расходятся, то тут же сливаются воедино. Внезапно чувствую тепло, немыслимый огонь жжёт лицо. Становится жарко, с ресниц капают слёзы от жжения, и волосы струйками прилипают на лоб. Я уже чётко могу различить вихри далёкого пламени, даже сквозь стены. Я иду на свет, и каждое движение даётся с огромными усилиями. Воздух становится плотным и тягучим, как мёд, со сладковатым удушливым ароматом трав. Тяжело дыша, я выхожу в большой зал с высокими, теряющимися во тьме потолками и останавливаюсь в нескольких шагах от таинственного огня.
В середине зала я вижу огромный мраморный алтарь, озарённый несколькими большими напольными свечами, что стоят молчаливыми стражниками со всех четырёх сторон. Чёрный алтарь весь залит воском. Он стекает с камня причудливыми и страшными узорами, словно лица демонов корчатся и смеются немым смехом. Струи воска застывают у подножья огромными слоновьими ногами. Тяжёлые крупные восковые капли громко падают на каменный пол. Меня поражает этот нереально громкий звук, и не сразу я замечаю звук другой.
Прислушиваюсь и различаю слова погребального пения. Из мрака выступает фигура. Я слышу лишь утробный голос песни, а рассмотреть черное существо не могу. Оно быстро движется по всему пространству зала, и кажется, что одновременно существует в нескольких местах, то исчезая, то появляясь. Я хочу быстрее покинуть мрачную залу, сердце готово выпрыгнуть из груди, дыхание сбилось. Внезапно фигура появляется рядом. Я испуганно застываю.
— Я давно жду тебя. Свечи почти догорели, — звучит хрипловатый голос.
Теперь я вижу перед собой седого сгорбленного старца в черной мантии. Дух рукой направляет мой взгляд на алтарь. И я в панике закрываю лицо руками. Там в обрамлении тоненьких плачущих свечек лежит истерзанное тело нолдо. В его изголовье стоит лебедь, распластав белоснежные крыла. Свечки ещё ниже опустили яркие головки.
— Ему недолго ходить по земле. Он проклят и теперь умрёт. А потом будет мучиться. Страшно.
Я медленно подхожу к алтарю, вижу дорогое лицо ученика, душу переполняют нежность и сочувствие. Лишь сейчас я осознаю свою любовь и вину. Я не могу допустить, чтобы пострадал невинный.
— Прошу вас… пожалуйста… — умоляю я духа сдавленным голосом. Умолкаю, пытаясь подобрать слова. — Он ни в чем не виноват, он не должен расплачиваться за чужой бездумный поступок. Он не желал никому зла! — я не могу сдержать давно подступающие слезы, и они струйками текут по лицу. — Это я проклят! Это мне отвечать!
— Ты желаешь мучиться за этого эльфа. Зачем? Ты уже умер и ничем не сможешь ему помочь. Теперь умрёт и он.
Лебедь замахал крыльями и с жуткими звуками задрал длинную шею, чтобы в этот же миг опустить клюв на собственную грудь, раздирая её ударами.
— Он друг мой! Я люблю его. Я смогу все исправить!
— Что ж попробуй. Я дам тебе немного времени. Ты разделишь с ним проклятие. Иди. Иди и приводи его с собой. А после того как вернёшься, тебя ожидают мучения и погибель.
— Я на всё согласен.
Последнее, что я вижу, это белую птицу, что всё сильнее и сильнее колет свою грудь. Струи алой крови стекают вниз, падают на губы эльфа и превращаются в рубины.
В один момент меня вышвыривает куда-то в сторону. Открыв глаза, я вдруг ошарашено смотрю вперёд. Я вижу свои покои в Барад-Дуре. Вздрогнув всем телом, я подскакиваю на ложе и безумным взглядом блуждаю по новому пространству. Резко встаю и бегу к столу. Я не вижу, но помню — на нём свечи! Вот и подсвечник! Призыв огненной магии, щелчки пальцев. Огня нет.
Я прикладываю тяжёлые ладони к лицу и смотрю сквозь волны полутени. Ткань сна изменилась. Серо-сиреневый сумрак немного развеялся, исчерпав свой тёмный и грязный оттенок. Конечно. Разве может быть всё так легко. Это снова не пробуждение. Очередной виток кошмара, просто на уровень выше, не такой тёмный. Но разве есть разница в сортах этого жуткого не-мира…
…Не успев додумать прошлую мысль, я вновь просыпаюсь на том же самом ложе, на том же самом левом боку.
Который раз я «проснулся»? После череды попыток зажечь огонь, в коих я ещё упорно верил, что «в этот раз точно получится», я начинаю считать круги сновидений. Сколько насчитал? Вроде тридцать семь ложных пробуждений, упорного неверия в собственную смерть и отчаянного стремления вырваться из страшной ловушки.
Все первые пробуждения были похожи, словно я возвращался в прошлое. Ложе, левый бок, подсвечник, нет огня. Свечи, факелы, камин — всё словно мёртвое. На пальцах замирают искры, гораздо более мелкие и блеклые, чем в настоящей жизни. И они не имеют силы разжечь очаги. Призывы огненной магии, замирание сердца надеждой и мольбой: «Прошу, гори!». На какой-то из этих мучительных сфер сна я даже нахожу простое механическое огниво. Всё равно бесполезно.
После сорока пробуждений сон начинает немного изменяться. Привычно не зажглись свечи. Я открываю двери, выхожу в укрытую темнотой галерею, но меня не выкидывает обратно! Это уже огромный успех. Я иду вдоль серых колонн, хорошо различимых на этой ступени видений. Вдруг я вижу, как впереди тускло засиял огонёк. Светлая рыже-жёлтая лента едва заметно обрамляет полотно одной из дверей. В душе вспыхивает радость! Огонь! Значит кошмар закончился! Значит я проснулся! Я распахиваю дверь… за ней только тьма. Я не успеваю поразиться или испугаться. Потому что снова просыпаюсь на своём ложе, на левом боку.
…Я всё блуждаю в этом лабиринте, без огня. Угрюмо плетусь теперь до той самой двери, что так подло обманывает меня надеждой и обещанием света и пламени. Мысли ясные, не спутанные. Я полностью осознаю, что это всё не правда, но не могу выбраться. В одном из фальшивых пробуждений мне удаётся дойти до мастерской. За рабочим столом на фоне рамки окна кто-то сидит. Снаружи явно светлее. В лучах луны по очертаниям силуэта я угадываю Келебримбора, хотя не вижу лица. И прекрасно понимаю, что это не он. Та самая безмолвная Тень, что следует за мной по пятам и следит за мной из каждого тёмного угла. Её взгляд я, бывает, ощущаю даже в самом настоящем реальном мире.
— Свечи не горят. Наверно, отсырели…
Сам не знаю, для чего я затеваю этот разговор. Но внутренний голос подсказывает мне: «Играй с Тенью по правилам Тени». Как будто, если я смогу убедить это неведомое молчаливое нечто, которое притворяется Келебримбором, в том, что ему удался обман, то оно меня не тронет.
Тень ничего не отвечает, остаётся мрачной и замершей без единого движения. И я не могу сказать, что не рад этому.
…Снова виток воронки, снова всё по кругу, будто я заключён в кольцо сна и брожу бессмысленно по холодному металлическом ободу, в который раз пытаясь возжечь любимое, драгоценное, спасительное пламя. Теперь уже просто от упрямства перебороть этот зловещий не-мир.
Тут картина снова меняется. Я снова просыпаюсь в той же самой позе. Только воздушной вибрации и вовсе нет. Кругом стелется сумрак, но он в разы светлее морока. Я встаю с ложа, опасливо продвигаюсь на негнущихся ногах к столу со свечами.
Щелчок.
Огонь!
Вспыхнули настенные факелы. Занялись весёлыми жаркими язычками угли в камине.
Майрон судорожно вздохнул и устало взглянул на часы. Кошмар, ставший для него мучением на целых пару вечностей, длился пятнадцать минут.
Майа снова упал на ложе без сил, глядя на золотые, защищавшие его от Тьмы огоньки, и боялся теперь до леденящего ужаса закрывать глаза.
Примечания:
Вообще алхимический символ птицы, колющей себе грудь - пеликан. Но у меня лебедь, потому что, по мне так, лебедь имеет длинную шею, и увечиться с таким девайсом удобнее. Во-вторых, это просто поэтишнее)
А теперь про «канонного» алхимического пеликана. Пеликан в бестиариях разрывает себе грудь клювом, чтобы напоить птенцов собственной кровью: так и Иисус умер во имя искупления грехов человечества. Образ птицы использовался буквально везде — от декора бытовых изделий до церковных алтарей. В алхимическом же смысле пеликан являлся символом философского камня, который «кормил» собой несовершенные металлы, превращая их в золото.