***
Уже было совсем темно, когда Майрон, плотнее надвигая светлый капюшон, смотрел с балюстрады Барад-Дура на площадь. Ночь была тревожной, наполненной огнями и ветром. В небе едва заметно бледнел круг, словно луну оторвали, и вместо неё остался только отпечаток. В каждом доме горел свет, мелькали быстрые фигуры, будто тени от догорающего очага танцевали таинственный и страшный танец на стене. Люди выходили из домов, выкладывали у порогов жилищ свой скарб, тут же обматывали покрывалами, простынями, перехватывали верёвками. Возле некоторых крылец уже готовились повозки. Значит уже утром кто-то тронется в безопасные пока ещё земли. И Майрон молил валар, чтобы там их не настигла Тень. Во внутреннем дворе башни, скрытом с улицы за каменной стеной, горели факелы. Прошло несколько часов с выступления владыки, но даже сейчас очередь из защитников столицы не стала меньше. Люди в легких туниках и плащах, такие разные, каждый особенный, все заходили в двери, которые были не видны с балкона, и словно пропадали в пасти чудовища. А выходили уже не они, другие, как один похожие друг на друга: в чернёных кожаных доспехах с металлическими пластинами, с короткими штурмовыми мечами в ножнах, луками и набитыми стрелами колчанами, в тяжёлых походных плащах, свёрнутых через плечо, и со шлемами в руках. Майрон перевёл взгляд на ровную площадку поодаль. Там уже строился новый караул дозорных. Среди них были старые воины, видевшие своими глазами отголоски чумы и бывавшие в походах до гор, где помогали дружественным народам прогнать угрожавших приграничным поселениям горных тварей — остатки армии Моргота. Они были крайне серьёзны, пряча за строгостью лиц печаль о мире в родном краю и страх о своих родных. Молодые мужчины, пекари, ремесленники, лекари, не успевшие обзавестись семьёй и хлебнуть крови, оживлённо и с горящими глазами внимали приказам командующего, в свящённом трепете дотрагивались до ножн и рукоятей мечей. Они жаждали битвы. Они видели себя рыцарями, защитниками страны. Для них это всё пока ещё игра и весёлое приключение, повод показать свою отвагу и силу. Майа с печалью увидел среди них девушек, многие были совсем юные, неловко держащие в огромных кожаных перчатках клинки. Они скорее всего умрут первыми. Разве мог майа подумать, что этот прекрасный народ, так бережно охраняемый им, спрятанный за горными грядами, за тяжёлыми вратами, за могучими чарами, окажется в один миг на черте погибели. А виной всему змей, что приняв обличье истинной любви, легко прополз меж всех затворов и капканов и свернулся на его груди. Сам он, Майрон, виноват. А платить невиновным. «О, Эру! Разве это по воле твоей? Это разве справедливо?» Воздушные струи трепали подолы и рукава плаща, но Майрон всё не покидал своего укрытия в тени стены башни, только плотнее кутался в не спасающую от ветра ткань. Келебримбор, возлюбленный, что обернулся зверем, как тот самый оборотень, чья шкура валяется в его покоях. Их любовь — тоже оборотень, что так подло сменила счастье на проклятие. Келебримбор. Майа вспомнил, как писал его имя в письмах, и рука не дрожала, как он говорил это имя перед советом и перед жителями. Он называл его так равнодушно, будто не имел эльф ни тела, ни голоса, а был бесформенным обезличенным врагом. Злом, которому во что бы то ни стало нужно дать отпор, просто чужим и скребущим душу именем, которое он, Майрон, будто никогда и не шептал распухшими от поцелуев губами в горько пахнувшие дымом кузни тёмные пряди. Только сейчас майа осознал всю трагическую глубину этого предательства. И горькие звёзды слёз выступили в уголках безнадежных золотых очей. Огненный дух поднял голову вверх, чтобы капли затекли назад, и посмотрел в бесстрастное серое небо. Мольба его, верится, взлетела бы ввысь, достигла бы далекого надзвёздного предела валар, если бы не разбилась о равнодушные ровно-серые тучи.32. Страшнее беды только ее ожидание
17 ноября 2022 г. в 07:01
Едва путы заклинаний немного ослабли, майа сорвал их и бросился в свои покои. Дверь распахнута настежь, кругом обломки мебели и разбитые статуи, всё перевёрнуто вверх дном. Покрывала сдёрнуты с ложа, гардины с окон. В прозрачные стёкла били яркие солнечные лучи, ослепившие хозяина палат.
Майрон, прикрывая глаза рукой, пробирался к дальней, затемнённой сейчас из-за завалов стене, путаясь в волнах ткани, поскальзываясь на бордовом шёлке и на разбросанных листах пергамента, укрывших пол плотным ковром. Карабкаясь через высокие груды обломков, он достиг очага и упал на колени. Пачкая белые длинные рукава по локоть в золе, кашляя от поднявшегося пепла и запаха гари, чувствуя горьковатый привкус на губах и раня руки вездесущими мраморными осколками, он лихорадочно разгребал чёрную золу. Наконец, майа отыскал шкатулку, кое-как очистил её от изгари, открыл трясущимися пальцами и замер, зажмурив очи и восстанавливая дыхание.
Семь колец и Единое сверкали в стальных стенках нетронутые разбойной рукой.
Майрон прижал к груди шкатулку. И тут же широко распахнул вспыхнувшие рыжим янтарем глаза. В голове звенели последние слова милой Артанис: «Он не остановится ни перед чем ради своих целей».
Майа взял Единое с собой, остальные кольца спрятал в тот же тайник, добавив ещё несколько заклятий невидимости. И, не теряя времени, бросился на выход.
Оставив царственную стать, не чуя пола под ногами, он мчался по галерее служебного этажа, небрежно открывал все двери рабочих кабинетов, оставляя на их полотнах алые отпечатки рук, пока не отыскал своего первого помощника Гласа.
— Оповести всех военачальников о срочном совете! Пусть протрубят в боевые роги! Отправь глашатаев — через два часа я выступлю перед жителями! И лучших гонцов в зал советов — это первостепенно!
— Повелитель? — Глас был крайне взбудоражен, наблюдая, как обыкновенно спокойный и рассудительный правитель Мордора тяжело переводит дыхание, как из глаз его сыплются искры и струйки пламени ползут по одеждам.
— Сейчас же! Это война!
Без слов и поклонов они поспешили в разные стороны.
Лестница показалась бесконечной, колоннада, ещё одна лестница, площадка, опять ступени. Майа стрелой влетел в зал советов, дверь громко стукнула о стену, да так и осталась распахнутой. Майрон достал неровную стопку пергамента и бросил на стол, так, что бумага разлетелась по гладкой столешнице и соскользнула на пол. Одним из листов он вытер кровь из царапин на руках и взял перо.
Гонцы и правда были самыми лучшими. Не прошло и десяти минут, как они уже появились в дверях и топтались на пороге, опасаясь зайти внутрь. За это время майа быстро написал короткие записки:
«Келебримбор создал сильнейшие кольца, способные влиять на волю. Он получил огромную мощь и силу, но восемь из двадцати колец спрятаны мною. Без них цепь не замкнётся. Мордор готовится к нападению. Вооружайтесь, будет война!»
Похожие послания он написал всем управителям своих земель, владыкам крупных людских и гномьих царств и всем эльфийским владыкам, каким успел… в послании для Галадриэль он приписал:
«Прости меня, мудрая Артанис. Ты, как и прежде, оказалась права. Зря я ослушался. Молю Эру за тебя и твой народ».
В это время послышались чёткие печатающие шаги военных сапог. В зал начали заходить командиры армии Мордора. Все при личном оружии, в основном с именными мечами, драгоценными фамильными реликвиями, с которыми никогда не расставались.
Майрон быстро передал свёрнутые в свитки письма гонцам, велев вручить их как можно скорее, и встал во главе длинного стола. Он обвёл взглядом своих военачальников, и прекрасный лик его тоже стал суров, словно каждую частичку в его лице заменили на ледышку.
— Нас предали. Келебримбор, которого называл я другом и учеником, обратил магические знания, что я дал ему, против мира, — негромко и льдисто сказал майа. Но голос его прозвенел в абсолютной тишине, как скопище ножей, упавших на камни. Отразился от стен и разбился на осколки где-то под высоким потолком. — Он хочет, чтобы все народы склонились у его ног. И первым в этом списке будет Мордор. Он придёт с войском, о численности которого можно только догадываться. Мне не ведомо, когда это будет. Но в этом нет сомнения. — Он на миг замолчал, собирая разрозненные мысли, коснулся золота волос, тут же отдёрнул руку. — Слушайте мой приказ: на Вратах и перевалах усилить дозоры, собрать всех, кто может держать оружие. Это срочные меры, которые позволят жителям уехать в безопасные районы Нурна. Назначьте сопровождение и сейчас же отправьте ответственных за расположение на месте. Через полтора часа я сам обращусь к людям с просьбой оставить Барад-Дур.
За закрытыми ставнями, что ещё не распахнули служанки после ночи, слышались отдалённые глухие звуки рогов глашатаев и их голоса, возвещающие о скором собрании. Майрон ещё раз смерил взглядом командиров. На их лицах отразился калейдоскоп эмоций. Злость, непонимание, разочарование и решительность. Они замерли без движения, ожидая слов, что поставят последнюю точку, превращая страшный сон в реальность.
— Идите и выполняйте! — жёстко приказал майа.
Воины развернулись, и поток тёмных плащей зашуршал к двери. А Майрон раскатал столе карты в разных масштабах и взял измерительные инструменты.
«Если Келебримбор выйдет сейчас, даже учитывая переход через Морию, он может быть здесь уже через пару недель…
Майрон сел за стол, сложил руки в замок положил на них голову. Ещё несколько раз отмерил расстояние и задумчиво покрутил острыми кончиками измерителя по бумаге.
«Но ему понадобится время на сбор и снаряжение армии, то есть, при плохом раскладе, у нас есть примерно месяц».
Майа приложил холодеющие пальцы ко лбу.
«Как же мало времени! Нет совсем!»
С улицы послышался нарастающий гул голосов. Майа взглянул на часы на стене — пришла пора выступить перед народом.
«Месяц. Всего месяц. Но я надеюсь, что этого хватит, чтобы переправить все население до последнего человека в Нурн. Дальше Харад. Пока есть, куда отступать. Хотя бы это хорошо!»
Майрон теперь не бежал в горячке, наоборот шёл излишне медленно, чтобы сосредоточиться и успокоить мысли перед покаянным выступлением. На ходу он раздумывал, как лучше построить речь. Но любой вариант выглядел жалко. Он, глупец, не оправдал ни чаяния валар, что поручили ему следить за порядком в Средиземье, хуже того, именно его наивность поставила на грань выживания доверенный ему народ. А самое худшее, он, вечный мудрый майа, ослеплённый пламенной любовью, не углядел угрозу, поверил врагу, да ещё и…
Айну вышел из на балкон нижнего этажа башни. Всю площадь заполонил народ. Человеческие лица сливались в одно расплывчатое серое пятно. Майа почувствовал тошноту и чуть не потерял равновесие. Коснулся рукой стана, так некстати вспомнив, что он, ко всем прочим злоключениям, ещё и в положении.
Огромным усилием воли повелитель Мордора заставил себя переключить мысли о судьбе своего ребёнка на судьбу жителей столицы. Резкость зрения вернулась. Теперь золотые горячие очи могли различить черты и настроения людей в толпе. Увидев владыку, они пытливо ожидали донесение, уже догадываясь, что произошло что-то страшное, то, чего никогда ещё не случалось. Лица мужчин суровы, сосредоточены. Лица женщин испуганы. Люди тихо, с каким-то налётом нетерпения и даже противоестественного интереса, переговаривались. И майа казалось, что он стоит в открытом поле и слышит приглушённые раскаты идущей издалека, но неминуемой бури.
Майрон смотрел, не пряча глаз, в их лица. Он говорил. Принимал свою вину и раскаивался в ней. И с каждым словом лица людей мрачнели, но в глазах вспыхивали пожары. Майа сообщил жителям то же, что и командирам воинов на утреннем внеурочном собрании, но закончил так:
— Ни одна невинная душа не должна пострадать. Поэтому я прошу вас немедля, сегодня же собрать всё самое нужное и отправиться с семьями на восток. Все, женщины и мужчины, старики и молодые. Уходите, пока не поздно! Каждому жителю будет предоставлен отдельный обоз, включая детей. Под защитой войска вы поедите в Нурн, я уже распорядился подготовить для вас жилища. Дальнейшее пока не предопределено. Но я надеюсь, что скоро вы сможете вернуться домой. И сделаю для этого всё!
На Барад-Дур опустилась мертвая тишина: ни движения, ни ветра, ни разговора. Затем молодой мужчина из мастеров-ремесленников, стоявший не столь и близко к башне, сказал громко:
— Повелитель! Значит ли это, что оставляешь ты мастерские без работников, а столицу без воинов, чтобы биться с врагом и вражеской армией в одиночку?
Майрон чуть склонил голову в знак подтверждения, и лёгкие светлые прядки упали на лоб. Но глаз он не отвёл.
— Это верно. Я виноват, я раскаиваюсь. Мне отвечать за свою доверчивость и глупость, — ровно ответил ему Майрон.
— Кто оставит свой дом на разорение врагам, кто предаст свою Родину и повелителя, разве вправе тот подлец жить? — сказал кто-то в толпе и его поддержали гомоном голосов.
— Вы найдёте здесь смерть! — Теперь голос майа дрогнул, выдав его искреннее волнение.
— Могила воина укрыта вечным плащом славы, могила труса завалена дерьмом! — Этот новый возглас встретили всеобщим дружным ликованием.
Майрон обречённо обернулся к глашатаю Гласу за своей спиной.
— Они не уйдут. И я на их месте тоже бы не ушёл, — ответил на его взгляд первый помощник тоном, не предусматривающим возражения. — Мы останемся и будем до последней слезы и капли крови защищать столицу и тебя, Владыка.
«Люди… так привязаны к дому, но настолько же не привязаны к миру. Смертные и не боятся гибели. И я не могу этому помешать. Моему народу дарована свободная воля».
Дождавшись тишины Майрон сказал:
— Выбор ваш. Я его не могу ни поддержать, ни приказать обратного. Хотя и чувствую всей душой благодарность за вашу верность и смелость. — Светлые глаза снова защипало. — Пусть завтра же Барад-Дур оставят женщины и дети. Все, кто готов держать в руках мечи, пусть к сегодняшней ночи придут в башню за вооружением. Остальные получат задачи в мастерских.
Толпа снова зажужжала пчелиным роем и заволновалась, как море. Женщины смотрели на своих мужчин тревожно, хватались трясущимися нервными руками то за их за плащи, то за свои платья. Бурно обсуждая безрадостные новости и переговариваясь, люди оставляли площадь и спешили к своим домам на семейные советы. Сегодня многим придётся принять ответственные решения и вряд ли менее сложные и важные, чем с самого утра пришлось принимать Майрону, отвечающему за них всех.