***
Одним ранним утром Келебримбор подходил к Палатам Огня с опущенными долу глазами в традиционной задумчивости и вдруг наткнулся взглядом на пучок вереска. Нолдо очень удивился. Он, наконец-то, поднял взгляд от земли и посмотрел вдаль. Пылающая заря разрумянила горные гряды. Из-за восточных пиков показался краешек алого диска. Медленно и торжественно выплывающее светило показалось эльфу красной ягодой клюквы, пронзённой светом. Солнце наливалось огнями, меняя цвет с красного на золотой, и бросало лучи на плато. Вместо привычного каменного пейзажа нолдо видел чудо. Вся равнина словно распахнулась, была широкая, чистая и светлая от белых и нежно-фиолетовых соцветий вереска. Солнце искристыми, теперь такими горячими, словно руки любовника, лучами коснулось лика эльфа. Он закрыл глаза, подставил лицо ласковым солнечным прикосновениям и полной грудью вдохнул свежий ветер. «Весна пришла… так таинственно и нежданно».***
Даже уютный и любимый полумрак кузни не смог до конца изгнать из души эльфа впечатления от весенней картины. Он, изменив собственной привычке разговаривать с мастерами исключительно о сплавах и методах ковки, спрашивал много в тот день о природе Мордора, путешествиях, в которых бывали коллеги, и особенно интересовался охотой. А когда рабочий день почти закончился, и все мастера разошлись по домам, Келебримбор подошёл к майа. — Я слышал от мастеров, что пришло время вепрей, — сказал эльф, снимая защитную амуницию. — Да, действительно. Я помню о своём обещании. Я знаю отличное место! — воодушевленно отозвался дух, убирая инструменты. — Не то ли самое, откуда родом та ужасная шкура? — карие глаза эльфа лукаво сверкнули. — Да, я знаю многих охотников из того поселения. И скажу, что они — самые лучшие в Мордоре… во всем Средиземье! Пойдём на вепря с ними. Они не откажут. Мы сдружились, когда ловили Мундо. — Интересно будет побывать в легендарных местах. Так что же… когда отправимся? — Если успеем собраться, то можно прямо завтра, сезон на вепря короткий. Я отправлю письмо, чтобы нас ждали. — Тогда пошли быстрее снаряжаться!***
Вечер и половину ночи майа и эльф отдали сборам. Они подготовили лошадей и упряжь, подобрали в оружейной лёгкие охотничьи луки, сложили в колчаны стрелы с соколиным оперением, проверили и наточили короткие мечи и ножи, сложили в мешки тёплые плащи, карты, манки и чучела, если удастся заодно поохотиться на дичь, веревки, фляжки, котелок, топорики, небольшие лопаты, перевязочные материалы и некоторые зелья. Несколько часов Келебримбор и Майрон посвятили сну, а как только первые лучи прокрались в окна Барад-Дура, уже были у конюшни. Путь всадников лежал на восток, где в каменной чаше скалистых предгорий Эред Литуи раскинулось широкое плато Литлад. Местность удивительнейшим образом менялась с каждым десятком километров. Кончилась плита засушливой вулканической породы Горгорота, укрытого бархатными мхами и извитыми стволами низкорослых деревцов, и началась красивая лесистая равнина. Лошади шагом прошли узкий пролесок с колючими зарослями ежевики, пересекли последнее сухое русло маленькой безымянной речки, заваленное ветками, и вскоре вышли на простор лугов, где, наконец-то почуяв свободу, кони, подстрекаемые всадниками, пустились в полевой галоп. Прекрасная быстроногая лошадка майа мчалась впереди эльфийского коня. Хотя нолдо с ухмылкой подозревал, что в том замешана айнурская сила — то ли чудилось, то ли взаправду, но иногда Келебримбор замечал вылетающие из-под копыт лошади Майрона едва заметные искорки. Однако не эта хитрость привлекала его внимание, а сам наездник. Ножны кинжала, прикреплённые к поясу майа бились металлической оковкой о кожаное седло с негромким и звонким «дзынь-дзынь». Это было безумно красивое движение. Вот в скачке Майрон взлетает вверх, чуть приподнимаясь в стременах, руки крепко и уверенно держат повода, видно как напрягаются красивые мышцы под ездовой одеждой. Волосы взметаются золотым облаком. Он опускается вниз на жёсткое седло, и всё его тело на миг замирает и чуть расслабляется, лицо закрывают опадающие золотые потоки. Келебримбор ловит себя на мысли, что он бы хотел сейчас быть вторым наездником, чтобы обнять со спины эту гибкую фигурку и сжать до хруста в рёбрах, разделяя ритм скачки. Больше. Он хотел бы быть той самой лошадью, на быстрое и мощное тело которой припадает в скачке не замечающий этих взглядов майа, не ведающий про тёмные мысли «друга». Вверх… вниз… дзынь… дзынь…***
Глубоким вечером они достигли места встречи. На поляне стоял добротный охотничий домик, возле него горел небольшой костерок и сидели люди. Эльф поразился чуткости слуха охотников, ещё издалека они, услышав приближение всадников, встали и зорко всматривались во тьму с луками наготове. Но как только эльф и майа приблизились на дистанцию, с которой их уже можно было разглядеть, то люди сложили луки и приветственно замахали руками. — Владыка! Рады приветствовать! — немолодой мужчина заключил майа в крепкие объятия, как только тот спешился. — Неожиданно! Ты всё-таки полюбил охоту? — Нет, не полюбил, но сменить место и работу тоже иногда надо, Гунд. А вот мой спутник ещё с зимы просил показать ему самые богатые охотничьи наделы и самых лучших охотников. Майа с гордой улыбкой обернулся на эльфа. — Келебримбор, мой ученик, — представил Майрон эльфа, и добавил чуть тише и проникновеннее, — и друг. Нолдо спрыгнул с лошади и подал руку для пожатия. Смуглый темноволосый охотник, который, видно, был главным в отряде, твёрдо сжал ладонь нолдо на мгновение дольше, чем при обычном жесте. Тёмно-карие острые глаза человека выстрелили в него настороженностью: «Албаи». Майрон и нолдо сели возле костра. Келебримбор рассматривал охотников. Как и у главного Гунда, у всех были загорелые, высушенные ветром лица, озорные и блестящие чёрные глаза, чуть вьющиеся волосы до плеч и короткие аккуратные бороды с проседью. В ушах некоторых людей, что помоложе, были мелкие золотые серьги, другие, с сетью морщинок на суровых лицах, улыбаясь, показывали вставные золотые зубы. При внешней тяжеловесности и грубости их обликов, движения охотников были по-эльфийски ловки, уверены и гибки, словно в них жили духи грациозных и быстрых рысей. — Как дела в селении, Гунд? — спросил майа, с благодарностью принимая кружку с утиным бульоном. — Как ты сам поживаешь? Как же я давно вас не навещал. — Слава Эру, все спокойно, старик Гудул всё ещё глава, два года назад разменял столетие. Но по нему и не скажешь, бодр и строг, всех держит в ежовых рукавицах. А я… живу потихоньку, прошлым летом в миры ушла жена, — сказал буднично охотник, но глаза его затуманились пеленой скорби. — О, Эру! Добрая Седара, как же вышло так? Ведь твоя жена так молода была! — Майрон положил руку на плечо человеку. — Не разродилась седьмым. — Горе! Прими мои сожаления, Гунд, чем я помочь могу? Может переедешь в Барад-Дур? Семейство большое, а там и образование детям и… — Благодарю, Владыка. Но мы здесь привыкли. Да и на лад вроде жизнь снова поворачивается. Старшую дочь день на день замуж выдаю — приезжай на свадьбу. А старшего из сыновей уже давно на дичь беру, год-два, и на крупного зверя его обучу — полегче будет. Майрон ласково улыбнулся. Окончив скромный ужин, все пошли в домик и улеглись на низкие топчаны. Засыпая под походным плащом майа думал о несчастье Гунда, представлял, как тот живет один с довольно маленькими детьми, старшей из которых нет и четырнадцати. Думал, о том, что была бы у него дочь, он бы ни за что не отдал бы её какому-то мужчине в столь раннем возрасте, и вообще когда-либо отдал бы с трудом. На этой мысли сердце пробило болью: «Гунд всё-таки очень счастливый, у него вон детки, семья. Скоро и, дай Эру, внуки будут. Отец в совете старейшин, хоть и не особо они дружны, но всё равно родная кровь». С этими раздумьями тело майа обволок сон. Сквозь тьму он видел огненные очи, ласковые, родные.***
По рассветному небу раскинулись лёгкие и безупречно ровные волны облаков. Один за другим просыпались охотники и сразу же выходили наружу, где проверяли своё оружие и снаряжение. Разделились на две команды по четверо. При этом Гунд толково определил плохо знающих местность майа и эльду в разные четвёрки, с чем Келебримбор был категорически не согласен. — Мы хотели поохотиться вместе, а в противном случае придётся расстаться на весь день, — безоговорочно прошептал на ухо Майрона эльф. Майа подумал, что хоть это и не вполне логично, но нолдо прав. Да и ему тоже жаль было расставаться с другом надолго. — Гунд, поменяй меня с Рударом. Я всё-таки был в этих лесах, хоть и давно. А у эльдар лес в крови. Клянусь тебе, с нами ничего не случится. Гунд ещё раз смерил нолдо долгим и холодным до дрожи взглядом, пытаясь угадать их реальные отношения, но ничего уловить не смог. Эльф натянул на себя отстранённый вид, будто разговор его и не касался, а майа был искренним и пылающим, как и раньше. — Ну что же, как пожелаешь, повелитель, — ответил глава зверобоев и протрубил в рог начало охоты. Они быстро дошли до определённого места на тропинке. Затем Рудар сделал знак, и команда последовала за ним в чащу. Кинули жребий, который определил, что эльф и майа будут первыми загоняющими, а люди сядут на засады. Затем пары поменяются. Старший четвёрки и его напарник так быстро и незаметно исчезли и затаились в зарослях, что нолдо снова удивился их мастерству. Он и Майрон пошли сквозь валежник, примечая по пути знаки присутствия добычи. Они быстро отыскали следы вепря. Вопреки повадкам стадных животных, этот был, к неудовольствию, одиночкой. Зато охотники приметили, что по размеру копыта, этот зверь, должно быть, стоит целых двух или даже целых трёх обычных особей. Следы привели их в дубраву с густым подлеском. Лес стал темнее, рассеянный свет едва пробивался сквозь плотную листву и разливался по огромным стволам деревьев и отвалам камней. Возле одного из них, плоского и мшистого, следопыты увидели ямки от копыт. Ковёр из белёсого мха и ягод брусники был вспорот в нескольких местах, и в этих ранах земля была жирная и свежая, устланная шелухой от желудей. Шаг майа и эльфа стал ещё легче и тише. Если раньше под их лёгкой поступью не сломалась бы и тончайшая веточка, то теперь не смел дрогнуть даже дубовый лист. Они бесшумно зарядили луки и, казалось, даже перестали дышать, прокрадываясь по следам в глубь дубравы. Острый эльфийский слух Келебримбора улавливал шорох каждой травинки, каждого взмаха крыльев кукушки высоко в кроне. Было тихо, очень тихо. Шёпот ветра донёс нолдо, что из кустов на него внимательно смотрят. Мистическим чувством, недоступным людям, он почуял аромат страха. Вот она добыча! Эльда спустил тетиву раньше, чем тень мелькнула в кустах. Но стрела ушла вбок и вонзилась во влажную кору. Келебримбор бросил удивлённый взгляд на майа, чей лук виднелся из-за дерева неподалёку. Почему напарник не выстрелил? Ведь он тоже знает, что зверь в тех кустах! В это время листья подлеска всколыхнулись, тень бросилась прочь. Эльф и майа побежали следом, окружая с двух сторон. Погоне не суждено быть долгой. Охотники, словно призраки проскользнули по опушке. Прыжок через поваленное дерево! И они наставили луки на прекрасного оленя, опрометчиво вышедшего на открытую поляну. Животное замерло между двумя стрелками. Келебримбор плавно подходил все ближе и безотрывно глядел в глаза венчанного короной рогов красавца. Совсем молодой зверь, мясо его сладко, шкура бархатна, рога согревают лучики солнца, пробивающиеся сквозь зелёные шапки дубов, оттого они кажутся золочёными. Олень смотрел на охотника обречёнными глазами, большими, чёрными и влажными, казалось, вот-вот и из них прольются слёзы о погубленной в самом расцвете жизни. Тетива замерла в руке с накопленной мощью смерти. Секунда. И эльф вдруг увидел над головой оленя меж его рогов лицо Майрона. С тем же блестящим взглядом майа сам был похож на прекрасного оленя. Золотые глаза его, нежные с длинными светлыми ресницами, умоляли не губить благородное животное. Келебримбор раздраженно откинул шёлковую прядь, упавшую на лоб. «Что за бред! Мы на охоте, и здесь законы охоты. И он не может мне запретить — сезон в разгаре, все по правилам». Келебримбор отпустил тетиву, стрела разрезала воздух свистом оперения, прошла над левым ухом оленя, и красивый зверь, очнувшись от оцепенения, бросился в чашу. Охотники больше не станут преследовать его. По негласному закону, они свой шанс упустили. Эльда сам не понял, почему вдруг решил в последний момент «промахнуться». А осознал до конца только когда вновь посмотрел на майа. Прекрасный облик его был спокоен, ни одно движение не выдавало эмоций. Но во всём его лучистом лице всё равно сквозил отсвет благодарной счастливой улыбки. Келебримбор мысленно и с лёгким сожалением представил, что несомненно безжалостно выстрелил бы в цель, а потом вспорол бы добыче брюхо, разобрал бы ценные органы и, связав копыта на шее, дотащил бы гордо до домика. Обязательно так бы и сделал, если бы не эти умоляющие и бесконечно очаровательные золотые глаза. Келебримбор вдруг осознал, что больше всего в мире он не хочет, чтобы эти очи грустили. «Майрон», — запретно-притягательное… не из этой реальности. Имя наставника, произнесенное даже мысленно, вдруг забило алмазной пылью лёгкие нолдо, прорезало вены и растворилось в крови невыносимым желанием. Рядом с ним меняется весь мир, и сам Келебримбор тоже меняется… это хорошо или плохо? На радость ли? На беду?